Текст книги "Практика по фольклору (СИ)"

Автор книги: Елена Саринова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Елена Саринова
Практика по фольклору

Никому не нужная библиографическая справка

«Сказка о Короле-лягушонке или о Железном Генрихе» (Der Froschkönig oder der eiserne Heinrich) – сказка братьев Гримм. Первая история в их сборнике, повествующая об испорченной королевне, которая не держит свои обещания и неблагодарна к лягушонку, который вытащил её золотой мячик, упавший в колодец. Лягушонок же чудесным образом превращается в прекрасного королевича. А его преданный слуга Генрих избавляется от сковывающих сердце металлических обручей. По системе классификации сказочных сюжетов Aарне-Томпсона имеет номер 440.

Глава 1

Студент спал. Студенту снился сон. В общем-то, ничего поразительного. Да и само сновидение тоже, скажем так, не удивило. В основном, обилием в нем воды вкупе с неутоляемой жаждой. Знакомая картина?.. Вот и наш герой ушел с головой в глубокую с щербинами ванну, поразевал там рот в тщетных попытках глотнуть мутной теплой водицы, а потом вынырнул… Прямо напротив, закинув худые руки на борта, восседала профессор словесности, Бонна Мефель. Дама смерила ошеломленного парня взглядом и, скривив узкие губы, гаркнула:

– Пить меньше надо!!!

– А-а-а!.. Мать же твою… альма… матер… – а вот что, действительно поразило, так окружающий пейзаж, возникнувший сразу после экстренного пробуждения.

Хотя, «пейзажем» горы кособоких серых мешков и штабеля колыхающихся на размеренном ходу ящиков наречь смог бы лишь приятель студента, сильно склонный к сюрреализму. Но, в такой ситуации адекватностью блеснуть было сложно, и студент первым делом просто поскреб глаза – на мешках и ящиках тут же «проявились» сургучные печати, штампы и пришлепнутые бумажки с текстом: «Почтовое отделение № 2 г. Барщика», «Прилань, улица Первая, дом 4. Котороге Р. Особо ценное», «Кудищи, Карович Марте». И тому подобный географический разброд, в общей массе которого, как медень в горсти семечек порадовал: «деревня Круторечка, Овражная, 5, Е. Похлост» Парень выдохнул, собрал мозг в волевой кулак и… вскинув руки, завалился на спину. Сверху к нему радостно присоединилась одна из посылок.

– Да мать же…

– Проснулся?!.. Хе-е, сту-дент, – мужик в форменной фуражке, откинувший тент, не то данный факт констатировал, не то диагноз вынес. – Давай ко мне, на кОзлы. А то… сту-дент, – все ж, диагноз.

Парень скривился и, отбросив в сторону «дар свыше», полез на выход, подцепив по дороге за лямку собственную сумку…

Вид вокруг почтовой повозки, приткнутой к обочине тракта, «пейзажем» назвать можно было с уверенностью. Даже в сильно похмельном и не совсем адекватном состоянии. Парень с прищуром обвел глазами гуляющее под ветром васильковое поле, попытался удостовериться в наличии светила меж облак и зацепил взглядом скромный придорожный столб с табличкой. Коренастый почтарь, скрестив руки на груди, с интересом наблюдал за этим созерцательно-опознавательным процессом.

– Двадцать две мили, – вслух подумал студент. – Надеюсь, от Куполграда.

– Точно так, – хмыкнул в ответ мужик. – Что, совсем ничего?

– В смысле? – потер пульсирующий лоб парень. – А-а… Полный обрыв в памяти… Я сам… сюда?

– Неа.

– Нет? А кто меня сюда? И зачем? Просто прокатиться, на спор или по назначению? – огласил он пришедшие на ум версии. На что мужик оскалился уже во весь рот:

– Да-а. Умеют студенты… гулять. Затащили тебя вовнутрь двое, нисколько не краше. Назвали адрес. Деньги совали, но, я не взял.

– Почему?

– Почему? Да у меня у самого такой же… Тебе сколько лет?

– Девятнадцать.

– А моему – восемнадцать. И тоже – студент. В Бадуке, в горном лицее. И такой же… – окинул он «отцовским» взглядом помятую фигуру парня. – Так может и его кто-нибудь когда-нибудь подвезет. А ты давай, запрыгивай. Остальное – в пути. Дел еще выше Рудных гор… Имя то хоть свое помнишь? – бросил уже на ходу. – Если что, дружок твой тебя Ванчей называл.

– Ванчей? – замер студент, ухватившись за боковушку сиденья. – Меня так лишь Марат зовет, действительно, друг. Значит, это он меня сюда засунул, – и шлепнулся рядом с почтарем. Тот же вновь хмыкнул:

– Не знаю, он мне не раскланивался. Как и второй. Я уже от главного почтамта отъезжал, как вы мне дорогу перегородили. Хотел кнутом пугануть, да тот, что тебя именовал, пробазлал чего-то про материю где-то витающую. А ты поддакнул, что мол «очень надо» и про жабу какую-то ядовитую добавил.

– Ма-терию?.. – а вот тут парня шандарахнуло во второй раз. И уже не посылкой, а внезапно вернувшейся памятью. – Materia vitae et mortis. «Вопрос жизни и смерти»… Мать же твою, альма матер…

«Альма матер» свою, Куполградский университет, Иван Вичнюк любил. И не сказать, что любовь эта была невзаимной. Хотя, пришла не сразу, а с опозданием примерно в год после зачисления юноши на первый курс историко-филологического факультета этого, самого уважаемого учебного заведения в стране. Просто, он тогда думал исключительно о другом. Точнее, «о другой». Исидора… Белокурая звезда с холодными, как тонкий ледяной хрусталь на воде глазами. Когда-то такое сравнение казалось Ивану даже возвышенным. Пока его приятель, тот, что сильно склонный к сюрреализму, не воссоздал данный «цвет» на бумаге. Полученный результат студента и ошарашил и явил причину выкатывания сиих глаз после оглашения «комплемента». Да, если уж совсем честно, что ничего у них не выйдет, Ваня понял достаточно скоро. И, хоть, благородный прокуратский кадет поначалу нарезал вокруг Исидоры довольно широкие круги, к концу первого курса диаметр их убавился до ярда. С ее снисходительного молчания. А Иван «третьим лишним» между ними так же благородно встревать не стал. А в итоге остался просто студентом историко-филологического факультета. Уже без своей холодной мечты, белокурой Исидоры. Которая кстати, вовсе забросив учебу, вскорости вышла за кадета замуж и укатила с ним, уже прокуратским рыцарем, на другой конец Ладмении. И все бы ничего, если б не… «жаба ядовитая». Профессор словесности, Бонна Мефель. Хотя, если уж, опять откровенно, то… а не надо было даму провоцировать. Или игнорировать. Или… да кто ее вообще разберет? Просто, не надо было и все.

Вот не пошло как-то у парня с древней словесностью. А из совсем уж архаичной латыни он с трудом запоминал лишь ругательства. К тому ж у госпожи Мефель по поводу мужчин было свое принципиальное убеждение (бражники, разгильдяи, ловеласы), которое Иван Вичнюк на протяжении трех лет регулярно подтверждал. Хотя, что касается последнего… Ну, нравился наш студент противоположному полу. Причем, без каких либо с его стороны потуг. В глазах ли его серых было дело, которые при улыбке лучились? Или в дерзком курносом носе? Впрочем, речь теперь совсем не о том… Непреклонная госпожа Мефель.

Апофеозом их с Иваном «принципиального» антагонизма стала фольклорная практика под кураторством вышеупомянутого профессора. Произошла эта оказия год назад, в конце второго курса, и была с предсказуемым блеском студентом Вичнюком завалена. Вот всем прокатило, а ему – нет. А не надо было. Хотя, стоит ли повторяться? Результат же сказался не сразу и поначалу всплыл как «большой вопросительный знак напротив», к середине третьего курса оформившийся таки, в длинный развесистый «хвост». Иван его наличие игнорировал, полагаясь на волю судьбы (несчастный случай с госпожой Мефель или резкую смену принципов). Однако неделю назад данная дама на «хвост» студента Вичнюка наступила своим квадратным каблуком. Момент был выбран стратегически верно – через месяц важный экзамен, открывающий прямой тракт на вожделенный дипломатический специалитет. А тут…

– Господин Вичнюк, вы в курсе, что не допущены до экзамена по политической экономии? – вопросила дама, убрав с оного «хвоста» свою туфлю.

– Уже в курсе, – ощерился студент, пряча оскал под улыбкой. – Госпожа профессор, а может…

– Не получится.

– А если я…

– Ах, не стоит. С вашим-то рвением к знаниям. Sub caelum ascendisse non [1]1
  В переводе с латыни на общеладменский: «Мухе до небес не вознестись».


[Закрыть].

– Ну а если чисто теоретически предположить? – скривился студент на неопознанное сочетание звуков.

– К вам, господин Вичнюк, применима лишь одна теория – «Теория тупикового развития», – не стала она переходить на любимую латынь. После чего удалилась по длинному университетскому коридору.

– Quis vos comederunt talpa cum vestris latine [2]2
  С того же на тот же: «Да чтоб тебя моль съела вместе с твоей латынью».


[Закрыть], – процедил Иван вслед даме.

А что он еще мог поделать? Принципиальный антагонизм. Лечится только кардинально. Забывается лишь в «Хмельной вдовушке»… в течение всей последующей недели. За этот срок студент Вичнюк успел три раза подраться, один раз влюбиться и почти войти в штат корабельной команды не то «Фаворита» не то «Фредерика» из какого-то Шалбинского порта. А потом у него кончились медени. И он ушел в настоящую печаль.

Вот именно из нее Ивана и сунул в почтовую повозку друг Марат, как нельзя вовремя вернувшийся со своей археологической практики. Впрочем, до повозки была еще горячая ванна с травками и студенческий лекарь со вздохами и свинцовыми примочками.

– Жаба?

– Э-э.

– И никак?

– Э-э… Друг, я в плаванье ухожу. Послезавтра.

– Да ты уже… приплыл… Уважаемый Давид, подержите его здесь чуток. Я скоро вернусь, – скосившись на Ивана под примочками, хлопнул лекарской дверью Марат и надолго исчез в университетских просторах…

– … и пишет, что нравится предмет – минералогия. Да это и понятно. Он еще с детства, хе-е, хорошо камушками по окнам попадал. А у вас нет минералогии?

– Что?.. – Иван, глянув на почтаря, вынырнул из своих, изрядно размытых «прощальным вечером» воспоминаний. Хотя, там и «прощальная ночь» была, туманно перетекшая в «прощальный рассвет», а потом и… – Не-ет. Минералогию у нас не преподают, – и, подобрав сумку, занырнул теперь уже в нее…

Вот что такое дружба? Настоящая? В первую очередь – фляжка с нескончаемой и всегда холодной водой. Их общий с Маратом «артефакт», купленный вскладчину у аспиранта с соседнего магического факультета. Но, хоб побери, как же она вовремя. И прямо с самого верха. Вся в прохладной испарине. О-о… Во вторую очередь, настоящая дружба, это – самопожертвование. А иначе как назвать припрятанный в кармане запасных штанов мятый платок с десятком монет? Ведь сам же историк – на «мертвой мели». Это Иван знал точно (на чьи всю ночь пили то?). В третьих же, настоящая дружба, это… Вот это и есть… На самом дне сумки, аккуратно вложенным в картонную папку лежало «Индивидуальное задание на фольклорную практику по курсу „Древняя ладменская словесность“ студента историко-филологического факультета КУ, Вичнюка Ивана»… Вот это она и есть. Оставалось лишь вникнуть в детали. Не того, как Марат заполучил сей бесценный документ (о том он сам, выкатив худую грудь, расскажет). И Иван попытался вчитаться:

– В недельный срок изучить… зафиксировать… подготовить… предоставить… Так. Так. Так… Стоять. А чего изучать то?.. «Лягушка, как хтонический [3]3
  Олицетворяющий собой дикую мощь природы. Среди характерных особенностей хтонических существ исследователи выделяют их звериное начало и сверхъестественные способности.


[Закрыть]символ в фольклорных произведениях разных провинций Ладмении». О-о… Ну, жаба ядовитая. Что ж ты еще могла мне подсунуть? Мало тебя одной, так сейчас «родословные родственников» собирать придется.

– Так вы жаб, что ли изучаете?

– Что?.. А-а. И их тоже, – с остервенением скривился студент, а потом выдохнул. – Скажите, вы ведь мимо Круторечки, через мост поедите? Вам ведь до Барщика?

– Точно так, – качнулся на сиденье почтарь. – Вспомнил, значит, свой конечный адрес?

– Ага. У меня там бабка с дедом живут. Оттуда по жабам и пойду. Тьфу… По лягушкам.

– Хе-е… Сту-дент…

Глава 2

«В стародавние времена, когда заклятья ещё помогали, жил-был на свете король. Все дочери были у него красавицы, но самая младшая была так прекрасна, что даже солнце, много видавшее на своем веку, и то удивлялось, сияя на её лице…»

отрывок из «Сказки о Короле-лягушонке или о Железном Генрихе».

– А исхудал то как.

– М-м-м.

– И чернота под глазами. Ох, ученье это ваше. Говорила твоему отцу: старшие обошлись без него, и младшенький бы тоже… Ешь давай. Еще курочку?

– М-м-м. М-молока, ба, – прожевал, наконец, Иван.

Дед с каминной ступени придирчиво сузил глаза:

– А откуда ж бланш такой?

– Где? – всплеснула пухлыми руками бабка.

Студент вздохнул: уж кто-кто, а бывший наемный воитель «ученую черноту» от полноценного фонаря всегда отличит:

– Ба, все нормально. Дед, у него – больше.

– Ну так… А на шее красная «красота»?.. Вырос, младшенький, – хмыкнул не без гордости старик и вернулся к набиванию своей трубки.

Иван же по детской привычке набычился:

– Я к вам, между прочим, не просто так, а по делу.

– Ну, так, конечно, – тут же заметил дед. – Когда ж ты к нам просто так-то приезжал? Чего на этот раз? За картошкой или девок местных пересчитывать? Так прошлым летом вы с дружком своим подсчет хорошо провели – на трёх убавилось.

– Ты чего городишь?! Все на местах, – хлопнула крынку на стол бабка. – Не слушай его, Ванюша. Они со своими корешами хуже баб сплетни сводят.

– Так я не про количество, а про качество, – внес ясность дед, а потом вздохнул и, дымя трубкой, поковылял на выход. – Пойду в баньку дров подкину… Ванёк! Тебе дубовый готовить или березовый?

– Если веник, то – дубовый! – на всякий случай уточнил со стула внук. – Ба, мне ведь, действительно, помощь нужна.

– Так я тебя слушаю, Ванюша, – присев на соседний стул, явила собой старушка большой неподдельный интерес…

А ведь и правда, в прошлом июне отдохнули они с Маратом в Круторечке занимательно. Только, занимались вместо положенных практик (один – несчастной фольклорной, другой – краеведческой), как раз «подсчетом местных девок». А еще купаньем, рыбалкой и кладокопанием в заброшенном алантском особняке. И лишь в последний день, оккупировав бабкин кухонный стол, кое-как, накропали свои учебные отчеты. Весело было. Хотя, сначала планировалось честно подойти к вопросу. И, кажется, бабка тогда их даже по нужному курсу направила. Да и они, кажется, по нему пошли… Вот странная это вещь, «стереотипность мышления»: ты, вроде, видишь человека, причем, до мельчайших подробностей, а воспринимаешь его, как часть привычного интерьера, что ли. Другой же, глядя на него, переживает совершенно другие эмоции:

– А ничего у вас тут… девушки, – кареглазый Марат с большим интересом оглядел вышедшую навстречу гостям внучку местного «знатока истоков». – Ванча, представь.

Иван в ответ недоуменно хмыкнул: он эту «девушку» знал еще с зеленых соплей через обе щеки:

– Жанка, привет. Бабка дома? Она нам нужна. А, кстати, это мой университетский друг, Марат. А это – Жанка. Жанна… Так бабка то твоя где?

– Ой, а у нас не прибрано. Вы прямо здесь присядьте. Я сейчас за ней сбегаю в огород, – залившись румянцем, взметнула она в развороте своей каштановой косой.

Иван же по-дружески схлопотал локтем в бок:

– Нет, ты видел? Формы какие? Это – не девушка. Это… полнолуние.

– Да что ты? – протянул Иван, усердно пытаясь отделить «полнолунный» Жанкин образ от зеленых детских соплей…

И дальше «подсчет» вышел уже на новый уровень. Студенты против стереотипов!..

– Ванюш, у нас только одна здесь фолькор знает – Димениха-полумагичка. Она почти с самого начала на своем бугре живет, – сметая одной ладонью в другую крошки со стола, изрекла старушка. – Так, я вас к ней в прошлом годе и отправляла. Помнишь, внучка у нее, Жанка? Ты в детстве ей на горке нос нечаянно салазками расквасил?

– А-а-а, – старательно нахмурил Иван лоб. – Вспомнил. Ба, да она… не знает ничего. Тем более, про лягушек. А еще кто-нибудь…

– Про лягушек? – встрепенулась бабка. – Есть, Ванюша. Про лягушек Семен Кривой знает. Он договор с одной ресторацией в Барщике подписал. И в своем пруду теперь как раз лягушек разводит. Тьфу-у. Бывают же поганцы, которые их едят. А живет он все там же, на…

– Ба-а.

– Чего, мой хороший?

– Мне про живых надо. С хтонической точки зрения.

– Да ты что?.. Прости меня, господи – чем детей в этих уни-верси-тетах пичкают, – на всякий случай осенила себя знаменьем старушка…

Грохот обитых жестью тележных колес по доскам моста через Силежу постепенно заглушил и гусиное гоготание на реке, и другие посторонние звуки. А вскоре и сама Круторечка исчезла из виду. С высокими кленами вдоль улиц, которые сажал еще тот самый алант, хозяин заброшенного ныне особняка. И домами под ними с разноцветной глазурью наличников. И когда он теперь увидит своих замечательных предков? Хотя, Иван точно знал, что как только пирог с изюмом и половина жареного гуся исчезнут из его отяжелевшей сумки, он и думать над этим вопросом забудет. Потому как полно других, гораздо более насущных. Vive die hodie, propter sol lucet in saecula [4]4
  В переводе с латыни на общеладменский: «Живи днем сегодняшним, ибо солнце светит вечно».


[Закрыть]. Ого! Ничего себе… «теория тупикового развития».

Кстати, Семен Кривой (на самом деле, кривой) все ж таки, нашему студенту сгодился. Ибо как раз в его телеге, груженой двумя баками с «хтоническими деликатесами», он и выехал на рассвете дня следующего в направлении города Барщик. Так себе городок: не сильно скучно, не очень весело. Зато, музей в нем – знатный. Точнее, музейный архив, в который сто тридцать лет назад перевезли часть ценного хранилища из главного его ладменского «коллеги». Иван бывал в том просторном подвале трижды по разным учебным оказиям. И, на всякий случай, «прикормил» столичными сладостями местного архивариуса. А теперь сильно надеялся, что сию бледную даму никуда подвальным сквозняком не выдуло (и что бабкин румяный пирог не сильно уступит воздушным пирожным из «Фисташковой феи» с Площади двух дворцов).

Так оно и случилось. В смысле, и дама оказалась на месте, за своим огромным столом посреди длинных стеллажей. И бабкина сдоба на продуктивное общение вдохновила. Да только, длилось оное недолго:

– Вот так вот, Иван. И ничем вам помочь не могу.

Студент глянул сначала на ровные стопки папок между ним и бледным архивариусом (кстати, а сколько ей вообще лет?). Потом скосился на стеллажи с тем же содержимым и… расплылся в самой своей искренней улыбке:

– Госпожа Вибрус. Я, конечно, понимаю, что покажусь вам сейчас…

– «Студент» и «наглец» для меня – слова-синонимы. Но, это, не ваш случай, – предупредительно взмахнула та ручкой (так, сколько ж ей лет?) – И вообще, зовите меня просто, Аннет.

– Ага, – отбросил в уме пару десятков Иван. – Уважаемая Аннет, у меня – форс-мажор, магическая воронка и алантский катаклизм в одном сосуде. И вы – моя последняя надежда не оказаться в той же веселой компании. И я понимаю, три дня, – еще раз бросил он взгляд на ряды бесконечных полок. – три дня для поиска нужного материала – не срок. Но, я готов сам здесь все перерыть. Вы мне только пальчиком ткните в нужном направлении.

– Я бы вам ткнула, – скуксилась в ответ дама. – С удовольствием ткнула бы. Но… Понимаете, Иван. Это дело строго конфиденциальное… Вы меня понимаете?

– Конечно, – тут же навострил студент уши.

– Шесть лет назад у нас в архиве над своей научной работой трудилась одна очень… талантливая ученая – краевед, Примула Брэмс. И темой ее были как раз ваши лягушки, как…

– Хтонический символ?

– Совершенно верно. В ее распоряжении находились все наши материалы: сборники сказок еще на исходных языках, отчеты краеведческих экспедиций, уникальные записи от первоисточников вплоть до самых дремучих мест страны. И наш директор был настолько к ней расположен, что даже позволил ей перенести их по месту жительства. А потом там случился пожар. И…

– И что? – сглотнул Ваня слюну.

– И всё. Госпожа Брэмс сама тогда едва успела спастись.

– Мать же тво… Та-ак. Уважаемая Аннет.

– Да, Иван? – замерла дама с куском пирога у рта.

– А работу то свою эта Примула Брэмс закончила?

– Работу? О, да. И даже с успехом по ней защитилась. И вообще, между нами говоря, история с этим пожаром, – сделала уважаемая Аннет скептическую мину. – какая то странная. Как и сама эта ученая. Она после защиты могла бы стать мировой известностью, но предпочла славе полное уединение. Вы, Иван, знаете, что такое «Скользкий путь»?

– Ну, так…

– Я не про нравственность сейчас, а географию.

– А-а. Нет.

– Это место между Склочными болотами и Лазурным лесом – миль пять в ширину сплошной глуши [5]5
  Карту Ладмении см. в первой книге цикла (приложение к гл. 13)


[Закрыть]. Там теперь госпожа ученая живет. И говорят, опять что-то пишет. Не то, биографию нынешнего «главы болот», темного дроу. Не то, летопись племени единорогов. И то и другое для нее – в равной степени реально.

– Все ясно, – поднялся Иван со стула. – Скользкий путь, значит?

– Именно, – с испугом глянула на него из-за своих папок архивариус. – Я надеюсь, вы…

– Отриньте ложные надежды, уважаемая Аннет. Другого пути у меня, к сожалению, нет. Только, последний к вам вопрос: вы не знаете, ученая эта была лично знакома с нашим профессором словесности, госпожой Мефель?

– А как же. Бонна Мефель значилась одним из ее рецензентов, – хотя, мог бы и сам о том догадаться…

Шесть дней, считая этот. Другой конец страны. Глухое небезопасное место и сомнительная тематика для пяти, до сих пор ненайденных сказок. Да, уважаемая профессор, антагонизм у вас со студентом Вичнюком заиграл сейчас совершенно новыми гранями. В которых слово «принципиальный» было единственным из приличных. По крайней мере, наш герой, пока шагал до нужной в городе конторы, совсем другие слова из своего богатого лексикона употреблял. Включая любимую вами латынь.

– Ого! – вывеска с раскрашенным азимутом внизу заставила парня замереть прямо с рукой на дверном кольце. – «Легкая дорожка». Хорошо хоть, не кривая. А, хотя… – и дернул на себя дверь.

Внутри комнатки было сумрачно и неожиданно пусто. Иван обвел взглядом пространство с конторкой по центру, оценивая (по дипломам на противоположной стене и стоимости дерева на панелях) надежность заведения. Хотя, до этого дня никогда услугами «мага-подбросчика» не пользовался. Вот бесплатно – пожалуйста, но, лишь с надежным челове… тьфу, магом. А чтобы за деньги и в чужой «подвал»? Да и дорого это для обычного студента.

В последнюю очередь внимание парня привлекла карта Ладмении на стене слева, вся сплошь утыканная мигающими синими звездочками. Он подошел ближе и, приложив к лощеной бумаге палец, повел им с северо-востока (г. Барщик) на юго-запад (Скользкий путь) между множества маленьких огоньков. Пока не уткнулся в нужное место… Звездочки там отсутствовали.

– Доброго дня! Куда желаете подброситься?.. О-о, – проследил за приткнутым к карте студенческим пальцем мужик. – Один сребень. Без торговли.

– О-о… – мысленно потрёс своим платочком с деньгами Иван. – Хорошо. Но, прямо сейчас…