Текст книги "Ба (СИ)"

Автор книги: Елена Рудакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Хватит, Нина, далеко мы нынче от деревни. Возвращаемся, а по пути назад корзинку и доберём.

– Ну как? – капризничает ребёнок. – Мы можем идти и идти до конца леса! А что за концом леса, матушка?

– Там другая деревня, Песочней зовётся, – устало отвечает Алёна.

– А за ней?

– Деревня Барановка.

– А за ней?

– За ней... – задумала Алёна. – За ней город Тверь, стало быть.

– А за городом что? – не унимается девочка, прыгая с кочки на кочку и с пня на пень.

– Не знаю, – начинает злиться Алёна. – Если за Тверь долго-долго идти, то и до Москвы дойдёшь!

– И там царь? – благоговейно спрашивает девочка.

– Говорят, да.

– А ты видела царя?

Алёна берёт упрямую девочку за руку и ведёт её в обратную сторону. Нина не вырывается, но елозит и отвлекается на яркие пятна бабочек или цветов, тормозя мать у каждого дерева.

– Его никто не видел, – устало отвечает Алёна. – Он живёт во дворце в... А, так он в Санкт-Петербурге живёт!

– А Шанкетебург не в Москве? – спрашивает девочка.

– В Москве, не в Москве, почём мне знать! – раздражается Алёна и тянет дочку сильнее. – Спроси у деда, он два класса школ проходил.

– А мы можем посмотреть на царя? – девочка наклоняется, чтобы сорвать ягоду, и мать несёт Нину на одной руке.

– Нет.

– А почему? – девочка, поняв, что с земли теперь ничего не достать, подъедает собранные Алёной ягоды из корзины.

– Неужто не понимаешь? Дворец за тридевять земель, нам не добраться.

– За тридевять земель? – восхищается Нина. – Так царь в сказке живёт? И у него три сына? Но батя говорил, что про всамделишного царя сказки нет...

– Он не в сказке, просто далеко, – вздыхает Алёна.

– Так давай поедем к нему. Иван-дурак приезжал в столицу к царевишне на печке, и мы приедем! И печка есть!

– Всамделишные печки не ездят, – Алёна одергивает руку дочки, когда та доела почти всю землянику. – Младшим братьям оставь!

– Тогда на кобыле Дуньке! Я видела, как барин ездит на лошадях, а наша только пашет! Дуньке тоже хочется скакать, она и до Шанкетербурга может!

– Вот только барину и можно скакать, – раздражённо говорит Алёна. – А нам нельзя. Только на базар в соседнее село по субботам.

– Почему? – недоумевает дочка.

– Судьба такая, – вздыхает Алёна. – Никуда не денешься.

– В Шанкетербург денешься! – радостно кричит Нина. – К царю поедем, скажем, что хотим Москву смотреть и движущиеся печки. У барин они движутся?

– Нет, не движутся. Хотя какой дичи только у них и нет...

– Вот видишь! – воскликает Нина. – Быть может, у барин бывают волшебные печи, а мы не видели! Ну, поехали-поехали!

– Мы себе не хозяйки, никто не отпустит, – строго говорит Алёна. – Да и куда податься в городе?

– Найдём третьего царевича Ивана, он дурак, он нам поможет!

Алёна отвешивает дочке смачный подзатыльник и выводит из леса на тропинку, с которой начался сон. Солнце на закате клонится к горизонту огромным розовым шаром, расплывающимся в глазах родственницы на всё небо. Ей, должно быть, кажется, будто мир стал сделан из яркой спелой малины, на цвет которой сейчас походят все предметы.

– Больше сказки рассказывать не буду, бестолочь!

Глава 7

Итак, благодаря укрывшимся от моего внимания стараниям Алёны, я оказалась по соседству с Лос-Анжелесом, в городе Пасадена, студенткой Калифорнийского Технологического Института. Я оказалась здесь, не зная ни одного человека, не зная языка, на котором предстояло слушать лекции, и не зная предметов, по которым будут эти лекции. Что могло пойти не так?

Я прилетела в августе, стояла адская жара в 106 градусов по Фаренгейту, как гласило табло в аэропорте, и я понятия не имела, сколько это в нормальных градусах.

"Примерно сорок один градус по Цельсию, – подсказала Алёна, когда мы выходили из зала прилёта на стоянку такси. – Не переживай, я разбираюсь в американской системе мер".

Пытаясь объясниться с таксистом по-английски, я выдала свой акцент, и водитель спросил на беглом русском:

– В КалТек тебя везти? Как там учиться собираешься с таким произношением?

Он закинул огромный чемодан в багажник и за всю дорогу не произнёс ни слова, заставив меня нервничать ещё больше.

Огромный кампус института, где перемешались здания девятнадцатого века с новомодными стеклянными постройками и высокие пальмы – с сухими стелящимися по земле кактусами, не добавил уверенности в себе. Проходящие мимо студенты или аспиранты, или преподаватели дружелюбно улыбались и что-то говорили. Кажется, они предлагали помощь и куда-то показывали, но я едва дышала от ужаса, не понимая ни слова.

"Они показывают, где международный офис, – перевела Алёна. – Иди туда".

Подсказки привели меня на первый этаж старого, даже старинного здания с высокими колоннами, увитыми плющом. Несколько неуверенно озирающихся по сторонам ребят символизировали близость регистрационного комитета, и я проникла внутрь, найдя кабинет с надписью "For international students".

Внутри нашлось несколько столов, за которыми сидели парни и девушки в оранжевых майках с логотипом института – горящим факелом, поддерживаемым парой рук. Я подсела к ближайшему столу, где молодая африканка с множеством косичек на голове что-то заполняла в компьютере.

"Что мне делать!?" – мысленно заорала я Алёне.

Девушка приветливо улыбнулась и выдала длиннющую фразу, в которой я поняла лишь местоимения и союзы.

"Короче, она рада нас приветствовать в КалТеке и просит дать документы на зачисление и общежитие", – одновременно переводила Алёна.

Завозившись, я так разворотила свой рюкзак, что из него выпал ноутбук, громко хлопнувшись на пол. Девушка бросилась мне помогать, но в итоге нужные документы упали ей на голову.

– Sorry... – прошептала я.

Но незнакомка рассмеялась, произнесла новую длинную фразу и села за компьютер с моими документами, выполняя бюрократические формальности.

"Что она сказала?" – спросила я.

"Ничего важного", – отмахнулась Алёна, и я поняла, что с таким переводчиком буду понимать процентов десять происходящего вокруг, если повезёт.

Девушка ушла в соседнюю комнату и вернулась с коробкой, украшенной логотипом института. Раскрыв её, девушка стала показывать разные ключи, электронные карточки, буклеты, схемы кампуса, какие-то списки литературы... Я с умным видом кивала, крича Алёне:

"Что мне делать!? Что мне делать!?"

"Заткнись, не мешай слушать, – раздражалась родственница. – Потом объясню"

Затем девушка стала махать рукой на окно и показывать на разные здания. В моменты, когда она очевидно хотела моей реакции, я издавала глубокомысленное "О-о-о" или соглашающееся "Ага-ага" или короткое "Окей". По жестам я исключительно смогла понять, где находится столовая, когда при взгляде на один из корпусов, девушка погладила живот и причмокнула.

В конце девушка, судя по интонации, задала вопрос и заинтересованно ждала реакции.

"Скажи: it was an honor to have you as my guide today, Janette, – подумала Алёна. – Would you mind if I ask for another small piece of advice later? Such a happy coincidence we will live in the same Avery house!"

Каким-то чудом я повторила Алёнину бессмыслицу, а девушка с улыбкой ответила, очевидно, поняв каждое слово. Родственница заставила повторить ещё несколько фраз, а я уже была уверена, что она флиртует с незнакомкой, забыв про Свету и, конечно, не вспоминая про Петю.

"Всё, можем идти", – скомандовала Алёна.

– Have a lovely day! – попрощалась девушка, и я вылетела из офиса, расталкивая прочих новеньких студентов раскрытым рюкзаком и необъятным чемоданом.

Присев под высокую пальму, я раскрыла коробку, полученную от девушки, и нашла ключи. На брелоке висела бирка "Avery C-12-09".

"Из всех возможных общежитий КалТека ты зарегистрировала нас в самое скучное, в Эйвери, – пожаловалась Алёна. – Ты могла бы погуглить и узнать, что в институте восемь разных домов-общежитий со своими традициями и обычаями..."

"Как Хогвартс?" – усмехнулась я.

"Не знаю, что это, – презрительно фыркнула Алёна. – И Эйвери, в который ты нас записала – самый скучный. Там вместе со студентами живут профессора".

"Тогда ты могла бы принимать участие в выборе общаги, а не свалить, отказавшись даже переводить анкеты с их сайта! И какая тебе разница до общаги? Весёлую студенческую жизнь тебе всегда успешно заменяла зубрёжка".

Мимо проходили новые студенты, сопровождаемые гидами со старших курсов в майках с логотипами, и восторженно фотографировали кампус.

"Возможно, я была не права... – думала Алёна. – Ты только посмотри, сколько здесь красавиц! Определённо следует перевестись в дом повеселее. Хотя жаль упускать Джанет, она ведь тоже в Эйвери".

"Джанет?" – не поняла я.

"С которой мы говорили в офисе".

"Да что на тебя нашло? – хмурилась я от жары и головной боли. – А как же учёба?"

"Одно другому не мешает, – радостно усмехнулась Ба. – И значительную часть программы я прошла раньше".

"Так ты всё лето учила магистерские предметы?"

"Магистерские? – рассмеялась Алёна. – Ты думаешь мы приехали в магистратуру? Я поступила на первый курс бакалавриата, дорогая!"

"Бакалавриата? – схватилась за голову я, не веря. – То есть... как это... четыре года... опять?"

"Разумеется, – насмехалась надо мной родственница. – Для магистратуры нужно было бы сдавать несколько дополнительных экзаменов, и в прошлом году у нас на это не было времени. Я посчитала, что проще и полезнее заново пройти курс бакалавриата, но теперь на уровне крутейшего вуза мира".

У меня закружилась голова, и я легла на скамейку подложив рюкзак под голову. Никого это не удивляло: студенты валялись на траве, сидели на дорожках и в коридорах зданий.

Но как Алёна могла снова меня подставить! И как я повелась! Четыре года жизни отдать! И снова! Бессмыслица...

"Расслабься, – по-доброму говорила Алёна. – Понимаешь, это необходимый шаг. В магистратуру я ни за что не получила бы стипендию, и мы бы не приехали. И к тому же у нас появится больше свободного времени. Ты сможешь подрабатывать и наконец-то закончишь первый уровень – химию".

Как я в это вляпалась? В такие моменты я мечтала никогда не знать Алёну.

"Где бы ты была без меня? Попала бы в Калифорнию?" – думала Ба.

А зачем мне было бы сюда попадать?.. Но да, Алёна всегда оказывалась права, а я разучилась жить без неё и приучилась слушаться, как блохи из блошиного цирка слушаются огромного человека-дрессировщика. Попала в другую страну – что ж, Алёна поможет. Буду учиться и работать на другом языке – раз Алёна рядом, я справлюсь. Жить не своей жизнью – но другой жизни, кроме Алёниной, у меня и нет.

"Молодец", – а искреннюю похвалу от Ба можно услышать не часто.

***

Из-за языкового барьера я оказалась абсолютно отрезанной от реального мира. Алёна просто командовала, что и когда говорить, а я попугаем повторяла. Зачастую родственница не удостаивала меня чести понимать с кем, и о чём я разговариваю.

Разумеется, ещё в московском универе для меня стало привычным делом не вникать в собственные слова. К выпуску я уже повторяла мысли Алёны с задержкой в долю секунды и преподаватели прекратили делать замечания о том, что я долго думаю.

Но теперь приходилось проделывать те же фокусы на незнакомом языке, и я тупила сильнее, чем в первые дни учёбы в первом вузе. Хотя в старом универе нам преподавали английский, и я как-то сдала экзамен, произнося Алёнины фразы, это не шло в сравнение с настоящей учёбой на незнакомом языке, где мне следовало отвечать перед преподавателями, болтать с сокурсниками, общаться с продавцами и записывать лекции на языке, который казался не понятнее эльфийского из "Властелина Колец".

С началом лекций Алёна пела и плясала, как птица, улетевшая осенью в тёплые края. Удивительно, что поведение родственницы изменилось кардинально: если в прошлом она запрещала мне общаться с людьми в принципе, запугивая тем, что не станет помогать на докладах или зачётах, то теперь она собралась передружиться со всеми студентами КалТека. Здесь оказалось намного больше девушек, чем в старом вузе, так что в первый же день учёбы Алёна перезнакомилась со всеми ними и, что поразило меня до глубины души, добровольно познакомилась с несколькими парнями.

"Что с тобой случилось?" – удивлялась я, вернувшись в общагу после первых лекций.

"Буду жить, как полагается студентке!" – гордо заявила Алёна и начала напевать деревенскую песню, слишком напоминающую матерные частушки.

"Слушай, это здорово, что ты наконец-то становишься нормальным человеком, но... – вздохнула я, – мне ни черта не понятно. О чём ты болтала в столовой? Что такое у тебя спросил препод в очках, если после твоего ответа, он заржал как истерик? Почему тот..."

"Хватит ныть, – перебила Алёна. – Я не собираюсь вечно с тобой нянчиться, разжёвывая каждое слово на английском и выплёвывая тебе его на русском. Я не мама-пингвин! Прояви хоть каплю самостоятельности! Привыкла, что я всё одна делаю, да? А попробуй прислушиваться, и поймёшь о чём разговор! Между прочим, в этом году нам следует пройти два триместра химии, и я рассчитываю, что их будешь сдавать лично ты".

"Два триместра химии? – не поверила ушам я. – Зачем, Ба, опять надо мной издеваться?.. И почему триместры? Что за странная система?"

"Историческая. Но да, ты будешь сдавать химию. Давным-давно я предупреждала, что для меня жизненно важно твоё знание химии".

"Да почему? – я бросилась на жёсткую подушку. – Почему именно химию?"

"Потом поймёшь. Приготовь нам поесть".

В этом была вся Алёна: я займусь думанием важных дум, а ты приготовь пожрать. Как же она меня достала!

"Я всё слышу", – думала родственница.

Прилетев на общую кухню, я начала агрессивно рыться в холодильнике, ища продукты, купленные утром, и не заметила Джанет, стоящую у плиты и готовящую спагетти.

Джанет, оформляющая нам документы по приезде, действительно оказалась моей соседкой по общежитию. Но в понимании КалТека соседями считались не люди, делившие комнату, а студенты, живущие на одном этаже, так как каждому здесь полагалась собственная меблированная комната.

– Привет! Тебе помочь? Ищешь свою еду? – спросила Джанет, и я её поняла значение слов скорее по жестам, чем по словам.

– Нет, спасибо, – произнесла я с жутким акцентом. Почему-то акцент был слышен намного больше, когда я не повторяла мысли Алёны, а пыталась говорить сама.

Достав из холодильника замороженную пиццу, я подошла к духовке и уставилась на обозначения режимов и непонятные слова, из которых предпочла тыкнуть на самое короткое. Затем я столкнулась с температурной шкалой и поняла, что градусы Фаренгейта не помогут приготовить пиццу при нормальной температуре.

– Выбирай вначале режим разморозки, – пришла на помощь Джанет, пальцем показывая на нужные клавиши, – а через десять минут запрограммируй включение конвекции. И, как я понимаю, ты не ладишь с Фаренгейтом? Смело ставь ровно четыреста градусов. По Цельсию это двести четыре и четыре в периоде.

"Вот видишь, не страшный язык", – думала Алёна.

"Но я не знаю, как ответить!" – паниковала я.

"Повторяй за мной..."

– Спасибо, часто путаюсь в ваших градусах, – повторяла я за Алёной по-английски. – Но, конечно, я знаю, что можно просто вычесть из градусов Фаренгейта тридцать два и умножить на пять девятых, чтобы получить градусы Цельсия.

– Ты счастливая, если можешь проделать такое в уме, – вернулась к варке спагетти Джанет. – Я, пока не попала в КалТек, была уверена, что все в мире пользуются Фаренгейтом, а про градусы Цельсия говорят только, чтобы показаться умнее. Но у нас половина студентов из других стран, и оказалось, что только здесь, в США, мы пользуемся древней метрической системой.

– Во многих отношениях ваша система даже полезнее международной системы единиц, – произносила я мысли Алёна. – Она как интуитивно понятный интерфейс.

– Серьёзно? – рассмеялась Джанет и чуть не упустила вываривающиеся макароны. – Впервые вижу, чтобы европейским студентам нравилась наша система! Обычно все проклинают!

Алёна забыла про голод и продолжила болтать с Джанет до готовности пиццы. На удивление она даже не пилила меня за пиццу, хотя обычно и настаивала на питании овощами и отварной куриной грудкой.

Я понимала немногое из диалога, потому что вскоре девушки стали обсуждать якобы научную хрень типа математического предела терпения профессора по специальной теории относительности и экспериментально обоснованной формулы идеальной пиццы.

"И на что вы тратите мозги?" – спародировала я ворчливую интонацию Ба.

"Заткнись", – отозвалась та и продолжила болтать.

К концу бессмысленного разговора голова разбухла, как забытые в стиральной машинке носки, а язык распух, как от укуса пчелы, от бесплодных попыток быстро произносить английские термины. Я уже боялась представить, что меня ждёт на экзаменах.

Однако мне удалось уловить, что Джанет моя ровесница, что она учится на третьем курсе Отделения Технологий и Прикладной Науки, изучая искусственный интеллект. Она из небогатой семьи, которая была вынуждена взять кредит на оплату института дочери, и теперь Джанет зарабатывает, как может. Поднаторев в программировании, она смогла запатентовать несколько алгоритмов, придуманные ей изначально лишь для сдачи экзаменов, и один из таких патентов смогла продать Гуглу, что пока она считала главным достижением жизни.

– Но в будущем я буду делать нейросети для НАСА, – с уверенностью говорила Джанет.

– А в соседнем кабинете я открою, что такое нейросети на самом деле, – с не меньшей уверенностью ответила Алёна.

***

Пока Алёна зубрила лекции, я строила головокружительную карьеру баристы в столовой кампуса. Мне помогла Джанет, работавшая здесь же на первом курсе, а теперь занятая на кафедре информатики. Работа баристы оказалась самой непыльной в столовой, потому что мало кто из бедных студентов подходил к нашему с кофемашиной уголку, чтобы купить капучино за три бакса. За эти же деньги они могли набрать целый поднос зажаренной картошки фри, и поэтому люди на раздаче еды работали, не покладая рук, но и получали в три раза больше меня.

"Говорила бы сносно на инглише – получала бы больше", – недовольно прокомментировала родственница.

Пока не было посетителей, я пялилась в окно, слушая сбивчивые мысли Алёны. Та, начав учиться на чужом языке, стала на нём же думать, и порой я чувствовала языковой барьер не только с чужими людьми, но и с Алёной.

Вдруг в столовую вбежал пожилой мужчина с потным лицом и съехавшими очками.

– Один большой латте и капкейк с вишней, – сказал он, подойдя к моей витрине и начав отсчитывать мелочь из кошелька.

– Пять долларов сорок восемь центов, – посчитала я на кассе.

– О, мисс Кузнецова! – посмотрел на меня мужчина и улыбнулся. – Не замечал, что вы здесь работаете. Давно?

"Кто это?" – спросила я Алёну.

"Твой лектор по химии", – ответила та.

"Ты мне скажи, как его зовут!" – кричала я.

– Добрый день, профессор МакКинсли, – поздоровалась я после подсказки родственницы.

– Да-да, привет, – суетился мужчина, вытряхивая мелочь. – Вот, посчитайте сами, я не силён в складывании центов.

Пришлось разгребать горку монет по пять-десять и меньше центов каждая, пока аппарат готовил кофе.

– Надеюсь, вы не злоупотребляете кофеином? – спросил профессор МакКинсли, чаще, чем это делают спокойные люди, поправляя очки. – Уверен, вы помните из моих лекций, что кофеин является алкалоидом, которые относят к группе психомоторных стимуляторов.

"Что он говорит?" – кричала я Алёне, сохраняя улыбку на лице.

"Умничает, – фыркнула Ба. – Повторяй за мной..."

– Но он блокирует аденозиновые рецепторы головного мозга, – повторяла я вслух, – и не даёт аденозину стимулировать сонное состояние.

– Вижу, вы уже готовы перейти к лекциям по биологии, – улыбнулся профессор, а я продолжала отсчитывать монетки, мало следя за их с Алёной разговором.

– Жду не дождусь перейти на следующий уровень, – повторяла я за родственницей.

– Не стоит считать, что биология превосходит химию, – говорил мужчина. – Они рассматривают материю в разных масштабах, давая происходящему разные объяснения, которые не могут существовать одно без другого.

– Я это и имела в виду, – произносила я мысли Алёны. – Тем не менее, я считаю, что мир стоит изучать по мере изменения масштаба, от малого к крупному или наоборот.

– Но, если не ошибаюсь... – нахмурился МакКинсли, – ваше основное направление – это физика, верно?

– Верно, – кивнула я за Алёну, не отрываясь от монет.

– Тогда по вашей логике, вы не сможете начать изучение химии или биологии или, не дай бог, психологии, пока не изучите всю физику, в том числе такую загадочную её отрасль, как квантовая механика? – снисходительно улыбался профессор.

– Не совсем так, – повторяла я за Алёной. – Я сказала, что можно начать от самых маленьких частиц к самым крупным, но и наоборот сработает. Проблема в том, что никто не знает, какая структура самая малая и какая – самая большая. Может быть, ничего меньше кварка не существует, а может и существует. И как бы ни был высок соблазн начать с самого низу, это невозможно...

– Продолжайте, – заинтересованно поправил очки профессор.

– И я решила принять за начала координат наш уровень, – я пыталась сделать вдумчивый взгляд, понимая, что Алёна начинает выпендриваться перед преподавателем в надежде на сданный экзамен. – Тот, что принято называть макроуровнем. Там, где можно ронять ядра с Пизанских башен, чтобы оценить скорость свободного падения, и можно следить как быстро холодное молоко смешивается с горячим кофе.

– То есть начать с законов физики, законов классической механики, и пойти... куда? – развёл руками профессор. – Вверх или вниз?

– В обе стороны, – загадочно улыбнулась я, чувствуя настроение Алёны.

– Не понял.

– Одновременно и вверх, и вниз. От законов классической механики открыт путь и наверх к, как вы сказали, не дай бог, психологии, и вниз, к квантовой механике.

– Считаете, что путь занимает одинаковое... – профессор вращал руками, пытаясь сформулировать, – расстояние... время?..

– Зависит от интеллектуальных способностей, – усмехнулась Алёна, и я почувствовала, как её мерзкая усмешка проявилась на моём лице.

– Тут вы правы, – рассмеялся МакКинсли. – Не хочу вас обидеть, но боюсь, что никому из людей не под силу в одиночку пройти такой путь.

– А вдвоём?

– Хоть втроём, хоть вчетвером, хоть семью миллиардами. Мы делаем это всем миром, мисс Кузнецова, и пока не преуспели. Хотя, если вы всего лишь говорите о занятном упражнении для разума, и не о том, чтобы всерьёз заняться всеми науками сразу...

– Я просто имела в виду... – засомневалась Алёна, – да, упражнение для ума... конечно.

– Вот и славно, – улыбнулся профессор. – Всеми науками заниматься бессмысленно. Разве будет толк в объяснении эффекта кофеина, если мы попытаемся проследить путь каждого электрона в этом танце атомов углерода, кислорода, натрия и водорода? Получится занятная задачка для компьютера, но в ответе смысла будет меньше, чем в обыкновенных формулах химических реакций теина или в простой фразе "кофе помогает мне проснуться". Синергия! Целое не равняется сумме своих частей... Хочу сказать, что каждая наука хорошая в своём масштабе. Физика должна объяснять электроны. Химия пусть объяснит кофеин. А бариста пусть выяснит, как продажи кофе коррелируют с успеваемостью студентов.

Профессор засмеялся, а Алёне явно не понравилась его шутка. Когда она снова готова была выдать что-то заумное, я закончила подсчёт горки монет и сказала, сгружая центы в кассу:

– Пять долларов сорок восемь центов. Ваши кофе и капкейк.

– Вкуснятина! – профессор улыбнулся, вдыхая аромат кофе из стакана, который я ему только что вручила. – Желаю хорошо закончить рабочий день. И не переживайте о всяких уровнях, масштабах... Ко второму курсу у всех студентов пропадает желание понять смысл жизни и стать докторами всех наук.

– Хорошего дня, – улыбнулась я, чувствуя недоговорённые слова Алёны внутри.

Когда профессор ушёл, а я стала промывать кофемашину, родственницу прорвало:

"Напыщенный индюк! Станет учить меня, как думать! Если он тупой и не хочет ничего знать, кроме химии, кроме реакций серы с аммиаком, то не я в этом виновата!"

"Он вроде сказал, что преподаёт не только химию, но и биологию..." – подумала я.

"Заткнись! Я видела список его научных публикаций. Проплаченные банальности для фармацевтических компаний! И лекции он ведёт, потому что за них платят, козёл!"

"Да что он тебе сделал? – не понимала я. – По-моему, милый дружелюбный преподаватель. Вот если бы все такими были..."

"То человечество бы давно погибло", – злобно фыркала родственница.

Но работая рядом с витриной сладостей, я заметила тенденцию, что Алёна становится намного добрее, стоит мне надкусить пирожное с корицей.

***

– Как ты оказалась на первом курсе?

Мы впервые созванивались втроём по Скайпу с Петей и Светой, и последняя, услышав, что я решила второй раз пойти на бакалавриат, мягко говоря, удивилась. Но едва ли кто-то мог удивляться произошедшему сильнее меня.

– Это оказался единственный вариант получить стипендию, – говорила я в ноутбук.

– Жестоко, – сказал искажённым голосом Петя. Я видела за его спиной освещённое солнцем окно, а у меня на улице стояла ночь.

– Ты всегда любила учиться, – весело рассмеялась Света. За ней виднелись фотообои морского побережья. Однажды я была у Светы в гостях и помнила эти потрёпанные обои над её диваном.

– Ты правильно сделала, потому что в магистратуре повеситься можно, – вздохнул Петя. – Завтра я должен сдать проект по физике нейтронов в космических лучах, а у меня готова только половина.

"Так какого чёрта этот идиот треплется по Скайпу? – раздражённо думала Алёна. – Ему не хватит соображалки нарисовать банальный график дифференциального энергетического спектра космических лучей".

– Боже, что это за хрень? – ужаснулась Света, услышав, какой предмет проходит Петя. – Хотя я делаю курсач по нелинейной оптике, и он тоже та ещё штучка!

"Она вылетит после первой же сессии без моей помощи", – без сочувствия думала Алёна.

– Илона, я тут подумала... тебе не интересна... – Света мило улыбнулась и посмотрела в учебник, проверяя название, – генерация второй оптической гармоники?

"Пусть и не рассчитывает на помощь, – думала Алёна. – У меня здесь новая жизнь. Хотя было бы интересно изучить образование вторичных электромагнитных волн".

– Прости, нет времени, – улыбнулась я, счастливая от того, что Алёна не мчалась помогать.

– Свет, ну это просто неприлично! – сказал Петя. – Илона должна справляться с программой КалТека, а ты её отвлекаешь!

– Да она всё и так знает! – убеждала парня Света. – Лучше скажи, Илона, ты уже видела Голливудских звёзд в Лос-Анджелесе?

– Ну, я ещё и не была в Лос-Анджелесе нигде, кроме аэропорта, – призналась я.

– Как? – воскликнула Света. – Это же город мечты! Я с детства мечтала там жить!

– Времени всё нет... – замялась я, умалчивая, что времени у нас с Алёной больше, чем ожидалось, но родственница тратит его на вечеринки в кампусе.

– Понимаю, – сказал Петя. – Всё-таки учёба на другом языке – это ад. Но я уже видел профессоров, которые работали в Чилийских обсерваториях!

"Нашёл, чем гордиться", – фыркала Алёна.

– Здорово! – обрадовалась я, что по крайней мере один из нас занимается любимым делом. – На шаг ближе к мечте!

– Да! – расплылся в улыбке Петя, давая возможность мне любоваться его лицом под недовольное шипение Алёны.

– Нашёл себе, наконец, девушку? – спросила Света, и моё сердце ёкнуло.

– Ну... – замелся Петя. – У меня нет времени, даже чтобы за продуктами зайти иногда.

– Отговорки! – махнула рукой Света. – Мог бы давно признаться, что ты гей.

– Что!? – обалдел Петя, как и я.

– Это всем понятно, – заговорчески подмигнула Света. – Ты общался со мной и Илоной четыре года, и знаешь... даже ни разу не посмотрел на мою грудь! Ну, Илонину ты мог и не заметить, конечно. Без обид, подруга. Но мою... Либо у тебя бомбических размеров комплексы, либо ты гей!

"А-ха-ха", – ржала внутри Алёна.

– Просто... – Петя покраснел, как помидор, и я, судя по маленькому окошечку на экране с моим изображением, тоже.

– Расслабься, ты же теперь живёшь в Европе, там все такие! – рассмеялась Света.

– Света, ну хватит, – попросила я.

– Я всех вижу насквозь! – гордо заявила Света.

"Дура", – злобно думала Алёна.

– Давайте не будем ссориться, – примиряюще улыбнулась я.

– Да кто тут ссорится? Говорю как есть, – подмигнула Света. – По какой ещё причине парень будет общаться с двумя девушками и за четыре года не переспит ни с одной из них?

"Меня сейчас стошнит", – думала Ба.

– Света, замолчи, – просил Петя, закрывая руками лицо.

– Да хватит тебе стесняться! – смеялась Света.

Тут Петя не выдержал и закрыл ноутбук, оборвав связь. Его окошко погасло, и изображение Светы растянулось на весь мой дисплей.

– Зачем ты это сделала? – спрашивала я.

– Уверена, он не обиделся! – улыбнулась Света. – Лучше я тебе расскажу, что делают сейчас ребята с потока...

"Избавь нас от её тупых сплетен", – приказала родственница.

– Прости, пора ложиться спать, – показала я на темноту за окном. – Завтра рано лекции. Пока!

Несмотря на возмущение Светы, я завершила звонок.

"По крайней мере, в этом ты не сможешь меня обвинить", – подумала Алёна.

"Иди к чёрту, – я чувствовала, как подступают слёзы. – Кажется, у меня опять не осталось друзей..."

"Но у меня их полно! – гордо сказала Алёна. – Завтра пойдём на пати, расслабимся. Хочешь, парня тебе найдём?"

"Иди к чёрту".

Я закрыла ноутбук и рухнула на кровать, надеясь впасть в кому и проснуться через сто лет.

***

В русском Контакте я нашла новую страницу путешественника Вадима, которую он стал вести от другого имени, написав в закреплённой верхней записи, что скрывается от полиции Эфиопии, боясь депортации и пожизненного запрета выезда из России.

Как Вадим оказался в Эфиопии? История умалчивала, но, очевидно, что он всё же не вернулся в тюрьму ЮАРа и почему-то продолжил путешествие по Африке. На фотографиях лицо моего ровесника казалось лицом сорокапятилетнего повидавшего виды мужчины, и я даже проверила своё отражение, опасаясь увидеть там глубокие морщины, как у Вадима.

По фотографиям и записям было понятно, что Вадима приняли в организацию Красного Креста, и теперь он ездил по беднейшим деревням Эфиопии и делал местным жителям вакцины, если рядом не оказывалось квалифицированного медика, или просто давал таблетки.

Вадим на снимках радостно улыбался худощавым детям с кровавыми волдырями. Он так сильно загорел, что мало отличался от местного темнокожего населения. На паре фотографий он был одет в национальную одежду народа амхара и украшен несколькими нитками бус. За его спиной всегда висел ранец с большим красным крестом, в котором он носил не только медикаменты, но и простую воду, которая тоже оказалась дефицитом в Африке.