Текст книги "Последний шанс для мажора 2 (СИ)"
Автор книги: Елена Росси
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Глава 10
ОЛЕСЯ
Коридор, лестница, люди – все плыло перед глазами, словно в тумане. Закрывающиеся двери лифта превратились в мутное радужное пятно, и я почувствовала, как мир вокруг меня теряет четкость и ясность. В новом отделении меня с рук на руки передали постовой медсестре, которая, казалось, была поглощена своими мыслями. Она приняла мои документы, мельком глянула на титульный лист истории болезни и коротко бросила:
– Зайцева… в седьмую палату.
Я ощутила, как холодок пробежал по спине. Так я узнала “свою” фамилию, которая теперь казалась мне чужой и незнакомой.
По настоянию отца Клима, меня перевели этажом выше в VIP-палату с розовыми стенами и душем. Уже сам по себе этот факт вселял надежду, ведь яркий и жизнерадостный цвет стен предполагал, что жизнь не всегда такая угрюмая и серая, как сейчас.
Когда я вошла в палату, меня охватило чувство облегчения. В углу стояла удобная кровать с мягкими подушками, а рядом – небольшой столик с вазой свежих цветов. Душевая кабина, сверкающая чистотой, обещала возможность освежиться.
Первым делом я вытащила из сумки пластиковую папку с документами. Мой паспорт… Зайцева Олеся, двадцати трех лет, не замужем. Вот и все, что удалось узнать о себе. Эти сухие строки на бумаге казались такими чужими и далекими от меня. Я внимательно посмотрела на фотографию в паспорте, пытаясь найти в ней хоть что-то знакомое, но лицо на снимке оставалось незнакомым.
Аккуратно сложив документы обратно в папку, я убрала их в сумку. В голове роились мысли о том, кем была эта Олеся Зайцева, какие у нее были мечты и надежды. Возможно, она любила гулять по парку или читать книги в тишине своего дома.
После обеда пришел Клим. Он тихо вошел в палату и сел у кровати, стараясь быть как можно ближе, но при этом не касаться меня. Его присутствие было одновременно успокаивающим и ободряющим. Мы вместе молча смотрели всякие смешные видео на его телефоне, и это было хорошо.
Смех, который вызывали эти видео, был как глоток свежего воздуха в душной комнате. Мы обменивались взглядами, иногда улыбались друг другу, и в эти моменты я чувствовала, что не одна. Клим не задавал вопросов, не пытался меня утешить словами – он просто был рядом, и этого было достаточно.
– Вам туда нельзя! – пятнадцать минут спустя донеслись крики из коридора, сопровождаемые тяжелыми шагами. Дверь распахнулась с такой силой, что казалось, она вот-вот слетит с петель. В моем затуманенном лекарствами сознании – а наверняка лекарств во мне было полно – возникла картинка, как словно вихрь, размахнув занавески, высокий молодой человек влетел в палату.
Мой взгляд сразу же приковали стильные часы на его запястье и узор татуировки, наползающий на его правую руку. Эти детали казались такими яркими и четкими на фоне всего остального, что плыло перед глазами. Молодой человек выглядел решительно и уверенно.
В этот момент я почувствовала, как мое сердце забилось быстрее. Кто он? Почему он здесь?
– Что? Что случилось? – прозвенело на всю палату, словно гром среди ясного неба.
У меня отвисла челюсть. Да что там у меня… даже Клим пару раз ошарашенно моргнул. Мне стало страшно. Внутри все сжалось так, что заболели ребра, и я почувствовала, как холодный пот выступил на лбу. Сердце забилось быстрее, а в голове снова появился странный зуд, который я никак не могла игнорировать.
Интересно, это ощущение происходит из поврежденной части мозга или из той, которая работала вместо нее? Может, он возникает из-за жужжания приборов? Или это просто реакция на стресс и страх, которые захлестнули меня в этот момент?
Пытаясь отдышаться, мужчина всматривался в мое лицо. Бледный, измученный. Он тоже был брюнет, как и Клим. Взгляд, жестко приписывающий меня к месту. Ощупывающий мое взволнованное лицо, сползающий на шею, грудь и замирающий на животе. Хотелось невольно прикрыться. В этот момент я осознала, насколько хрупка моя ситуация и как мало я могу контролировать происходящее вокруг.
– Молодой человек, кто она вам? – дежурная медсестра с испуганными глазами и куцым белым хвостиком волос, стянутых на затылке резинкой, влетела в палату практически тут же.
– Моя девушка, – прошептал он.
Вот тут я разволновалась до потных ладошек. Теперь я знаю, как чувствует себя человек, которого "трахнули палкой по голове". Так же, как я в эту секунду.
Облизываю пересохшие губы, покрываясь ярко-бордовым румянцем.
– Лисенок… – как яхта под парусом, раскинув руки, на меня надвигалась крепкая мужская фигура. Выставляю ладони перед собой в знаке “полегче”. Не хотела я обниматься с чужим человеком, которого ни разу не видела! Я бросила затравленный взгляд на Клима, который занял такой же крупной фигурой весь проем. Тот на меня поглядывал украдкой, не прямо, что показалось мне странным – ему тоже неприятно, что ли?
Дикая смесь из солоноватого естественного жара кожи, ноток терпкого цитруса и свежей туалетной воды на мгновение буквально выбила меня из колеи.
– Пустите! – забилась я птахой в чужих объятиях, руками и ногами стараясь высвободиться.
– Ты злишься на меня, да? Злишься? – он разглядывал меня так, будто впервые видел. Его тяжелая аура душила меня, перекрывая кислород. Меня тяготил этот разговор с незнакомым человеком, хотелось быстрее отделаться от него.
– Тим, усмири свои инстинкты, она пока никого не помнит, – наконец вмешался Клим.
– В смысле, не помнит? – черты его лица хищно заострились, и мне неожиданно почудилась угроза.
Яркие глаза возвращаются к моему лицу и смотрят в упор. Стойкий аромат лайма ядовитым гадом проникал в легкие. С каждым вдохом все глубже. Втягивать воздух перестаю окончательно. Мне казалось, или он наклонился ближе, и его лицо в паре сантиметров от моего. Мои глаза замерли на мини-родинке левой щеки чуть выше линии роста щетины.
– Неужели не помнишь меня? – как-то обреченно выдохнул он.
Я нервно жевала нижнюю губу, ощущая, как кровяное давление подскакивает до критических отметок.
– Не помню, – наконец выдавливаю из себя.
– Лисенок… – он попытался перехватить мою кисть, лежащую на покрывале.
– Извините… – я торопливо отдернула руку. Убрала мешающую прядь волос за ухо.
Его челюсть отвисает, так же как и пару минут назад.
– Я отец твоего ребенка! – неожиданно рявкает на меня. – Как такое можно позабыть?!
В ответ разом вспыхиваю термоядерным красным. В груди растеклось неконтролируемое разочарование.
Почему именно он?…
Глава 11
– В смысле, ТЫ НИЧЕГО НЕ ПОМНИШЬ? – любитель-поорать-будущий-отец-моего-ребенка сверлил меня грозным взглядом исподлобья. – Лисенок, твою мать…
– Не выражайся, – в плате появляются родители Клима, как будто они только что вышли из телепорта.
Меня начало потряхивать, тяжело и густо, как будто я только что выпила литр кофе. Пульс стал долбить в виски.
– Я… я просто не понимаю! – брови брюнета были настолько нахмурены, что казалось, будто они вот-вот срастутся в одну линию.
– Мы тоже, знаешь ли, не понимаем, как ты умудрился заделать ей ребенка? Твоя жена, вряд ли будет в восторге.
Втянув шею в плечи мать Клима бросила на меня извиняющийся взгляд, злобно шикая на мужа.
Жена?… Внутренности скручивались с каждым произнесенным словом. Получалось, я разлучница?! Грудину сдавливало словно металлическим обручем. Все туже и туже…
– Какая мне разница, что скажет Ангелина? – будущий папаша повысил голос, словно пытаясь перекричать собственные сомнения. – Я от своего ребенка отказываться не стану. Я, конечно, не планировал, но… так получилось и точка.
– Ты же даже не знаешь, как правильно подгузники надевать! – наконец раздался голос Клима.
– Давай, отъебись, – огрызается на автомате кандидат в отцы.
Отлично, – подумала я, – вот теперь точно все ясно. Если он так реагирует на подгузники, то что будет, когда дело дойдет до бессонных ночей и коликов?
Сглотнула подступивший к горлу ком и с горечью ощутила навернувшиеся на глаза жгучие слезы.
– Ну и как ты себе это представляешь, мм? – густой и очень взрослый голос их отца разносился по палате. – Ты-часть семьи. Семьи с очень традиционными взглядами на жизнь и навязчивой склонностью к тоталитаризму, если уж быть до конца честными. И тут ты, заявляешься к законной жене и говоришь, что у тебя имеется беременная любовница… Как так вышло? Отъебись, дорогая?!!! На ее месте я бы тебя кастрировал.
Тишина. Секунду-другую… И вдруг… Начинается женский плач. Горький и искренний. И слава Богу, не мой! Судорожно всхлипывая, их мать вздрагивала всем своим изящным телом. Закрывая руками лицо и безуспешно пытаясь остановиться.
Ее хрупкие плечи поднимались и опускались в ритме рыданий, будто волны, накатывающие на берег. Слезы катились по ее щекам, оставляя мокрые дорожки, которые она пыталась стереть, но они появлялись вновь и вновь. В палате повисла тяжелая атмосфера, наполненная ее болью и отчаянием. Казалось, что весь мир сжался до размеров этой маленькой комнаты, где ее страдания были единственным звуком, разрывающим тишину.
Я оставалась в стороне, не зная, как помочь. Каждое ее всхлипывание отзывалось эхом в моем сердце, вызывая чувство беспомощности.
Мужчины моментально забыли, о чем вообще говорили. Не понимая, что делать, как себя вести и каким образом это прекратить.
– Мам, ты чего? Мам??? – Клим испуганно хрипел.
– Лара, прекращай истерику! – муж продолжал увещевать ее строгим голосом. – Я ничего такого не сказал!
– Мамуль, может что-нибудь хочешь, а? Воды? На воздух? – в ожидании ответа ”мой бойфренд” обнимал ее за подрагивающие плечи.
Пожалуй, в этом он оказался молодец…
Эти люди из-за тебя страдают, – пронеслось в голове.
– Поче… почему мы не можем жить как нормальная се… семья… лю… любить друг друга… да… что с нами не так… что?
Не жизнь, а дешевый сериал по четвертому каналу. Только там все заканчивается хорошо само собой. Если есть силы – досмотреть до последней серии.
Воспользовавшись возможностью, я на цыпочках выскользнула из палаты. Прозрачно-белый коридор резко переходил в просторную круговую лестницу, совершенно выбивающуюся из нудного больничного интерьера. Две медсестры поднимались мне навстречу, смачно хохоча над каким-то анекдотом или забавной ситуацией. Прошли мимо и скрылись за первым поворотом.
В мозгах стучало…
Около открытого окна, в курилке, стояло двое мужчин. Первый, облокотившись на подоконник, задумчиво пускал густые сизые клубы дыма. Второй, по совместительству мой лечащий врач, сидел на подоконнике, играл с зажигалкой. Подкидывал ее вверх, ловил, опять подкидывал и снова ловил.
– Ну так как? – спросил первый. – В пятницу ты с нами? Попаримся… девочки… кальян…
– До пятницы еще дожить надо, – без интереса ответил доктор, выдыхая очередную порцию серого дыма.
– Как обычно, – фыркнул первый. – Так бы и сказал – забил хрен на все. Вторую неделю собираемся отпраздновать твою днюху.
– Это не от меня зависит, – вздохнул доктор. – Пациентка у меня не простая. За ней серьезные люди стоят. Чем быстрее на ноги ее поставлю, тем лучше.
– Да пошли ты их подальше! Ты не волшебник. Чудес не творишь. Она мож на всю жизнь теперь пришибленная.
Спокойно и максимально медленно наполнила легкие порцией кислорода, взялась за ручку и дернула.
– Андрей Борисович, – с волнением в голосе произнесла я. – Мне нужно с вами поговорить. Медсестра сказала у вас перерыв.
– Зайцева? Одну минуточку. Степ, давай позже обсудим планы на пятницу?
– Угу. Да, да, – собеседник затушил бычок о деревяшку и ловким щелчком отправил его в урну.
Вышел за дверь.
– Ну, так о чем вы хотели со мной поговорить? Я слушаю.
– Андрей Борисович, можно будет сделать искусственное прерывание беременности?
– Вы хотите сделать аборт, Зайцева?!
– Да, совершенно верно…
Глава 12
Нужно ли мне говорить, что я провела ужасную ночь? На самом деле, я сидела и вообще не ложилась спать.
Утром больничный душ был под строгим контролем санитарки, которая внимательно следила за тем, чтобы вода не попала на швы и не вызвала осложнений. Мне давно следовало помыться, но из-за предосторожностей, связанных со свежей раной на голове, которой требовалось как следует зажить, я не могла этого сделать.
После того как я завершила купание, меня сопроводили обратно в палату. Я отказалась от дальнейшей помощи, предпочитая справляться сама. Пожилая женщина, чтобы не смущать меня лишний раз, на время удалилась, пообещав вернуться примерно через полчаса, чтобы сопроводить меня в процедурную. Поблагодарив, я подождала, пока за ней закроется входная дверь, и только после этого смогла немного расслабиться.
В голове крутились слова доктора. "От 10 до 15 % абортов дают различные осложнения, 7–8 % женщин после них становятся бесплодными…"
Хотелось проснуться в иной реальности и чтобы все это оказалось страшным сном. Но чувство давящей бетонной плиты давало мне четкое осознание, что это не сон. И из этого ужаса надо было как-то выбираться. Между мной и моей прошлой жизнью теперь пропасть. Между мной и моими воспоминаниями огромная непреодолимая чернота размером со Вселенную.
Так я и простояла какое-то время рядом с кроватью, сжимая в руках плотную ткань полотенца, в которое обмоталась. Мучительно обдумывая будущее, которое становилось все более расплывчатым и непонятным. Ощущение мягкой ткани немного успокаивало. Чистого халата мне не выдали, да и не так уж он был и нужен, ведь я собиралась переодеться в свои вещи.
В палате был постоянно включен телевизор, где без перерыва крутили комедийные шоу. Хи-хи, да ха-ха… от этих звуков меня тошнило, но еще больше я боялась тишины. Мне очень нужно было хоть что-то, что отвлекало бы меня.
В конце концов, избавившись от ткани, прячущей за собой мое нагое, покрытое гусиной кожей, тело, повесила полотенце на изножье кровати. И уж было потянулась рукой к сумке, когда услышала тяжелый звук шагов. Сгребла обратно влажное полотенце и снова стала в него закутываться. Но, как по закону подлости, руки плохо слушались, из-за чего получалось у меня плохо. А тем временем тот, кто так сильно меня напугал, ворвался в палату.
Раздалось мое слабое перепуганное “Ой!”
Опять ОН?… Только этого мне еще и не хватало! Что же теперь делать?
Одной рукой судорожно поправила волосы, напоминающие наверняка стог сена.
– Чего тебе надо? – без какого-либо намека на дружелюбие, выдыхаю, прижимая руку к своей груди, где в бешеном ритме колотилось сердце.
А без дорогой одежды, растрепанный, с примятым после сна лицом отец моего нежеланного ребенка даже был похож на человека…
– Очешуела что ли?! – прошипел он, и от холода, сквозившего в его голосе, меня передернуло.
Я молча смотрела на него, не сводя настороженного взгляда. Вся моя решимость испарилась куда-то без следа.
Мое молчание он понял по-своему. С яростью ударив кулаком в косяк, он заявил:
– Мозгов у тебя нет!
– Поэтому я здесь. Зачем ты пришел? – я виновато покосилась на разгневанного мужчину. – Уходи, немедленно, – неуверенно произнесла, чувствуя себя неловко.
– Я зачем пришел?! – недовольно поджав губы, он осмотрел мой “скромный” наряд. Вверх-вниз по моей фигуре, заметно дергая кадыком. Его взгляд казался осязаемым. Он прошелся по груди, и остановился на ногах. Я покраснела от такого внимания. Мне было стыдно, что он видел меня в таком состоянии. – Чтобы в глаза твои посмотреть… – его слова как ушат ледяной воды. Я тут же теряюсь и не знаю, куда себя деть.
Все словно застыло в этот момент, я видела только его светлые глаза, которые во мне что-то затронули, что-то очень далекое, знакомое…
– Мое тело – мое дело! – сказала я, возмущенно глядя в его лицо. – Этот ребенок мне не нужен! И ты тоже!
Глубокий мужской смех вырвался как будто из глубины. Он отстранился и посмотрел мне в глаза. В его взгляде было что-то большее, чем огонь, чем жар. Перемена в его взгляде испугала меня, но я не решилась закричать, позвать на помощь. Мне не хотелось будить других пациентов. Наверное, я их постеснялась.
– Да ну? Серьезно что ли? – вздрагиваю от его тона. Мне казалось, я побледнела и покраснела одновременно, хотя теоретически, это невозможно. Отшатнулась и вроде как в последний момент подхватила скользнувшее вниз полотенце. Тимур рывком дернул мокрую тряпку из моих рук, но я удержала ее неожиданно крепко.
– Уходи, я серьезно. Тебе здесь быть права никто не давал, и уж тем более никто не давал тебе права на меня пялиться!
– Вот как?! – замахнулся рукой, но сразу же отступил в сторону.
– Так будет лучше, – я сделала несколько неуверенных шагов, борясь с желанием закричать в истерике, но тут же вскрикнула от боли. Он все же наклонился надо мной, запуская руки в мои волосы и крепко сжимая их. – Больно, больно… – шипела я.
– Ты должна все вспомнить! Иначе я сдохну… – зубы сталкиваются. Его влажный напряженный язык сплетается с моим, мешает вздохнуть.
– Нет! – иногда вскрикиваю и отчаянно вырываюсь. – Прекрати!
Он навалился на меня, своим весом пригвоздив к кровати. Я даже пошевелиться не могла, не то что отстраниться и разорвать этот болезненный контакт. Тяжесть пышущего жаром мужского тела давила сверху. Горячие губы оставляли влажные следы на моей шее, лице. Первое желание было сжаться, закрыться от него. Но никак. Я была раздавлена на кровати, придавлена будто бревном.
– Пусти, – шепчу.
– Никогда… поняла?! Никогда не проси меня об этом!
Не дав даже осознать суть сказанного, выпрямился и перевернул меня, впечатывая грудью в матрас.
Сжал, поставил на колени. Грубый толчок.
– Мм… – вскрикнула в подушку, когда ворвался в меня. Не вошел, не скользнул. Ворвался.
Глава 13
ТИМУР
Сжимаю ее колени подмышками, не давая двигаться навстречу, вколачиваясь в нее с такой силой, что кровать скрежетала ножками по полу. Лисенок стонала. Дыхание очень быстро трансформировалось в тихие, будто хныкающие стоны. Почувствовал, как ее мышцы дико сокращаются, жарко захватывая мой член. Меняю угол, чтобы быть в ней глубже. Пульс орет в ушах. Ловим взгляды друг друга.
Не могууу…. Умираю…
Уверенно сжав стояк у основания вышел из нее чтобы обжечь каплями ее лобок и лоно, а после кончил в полыхающую киску. Еще несколько медленных, почти ленивых движений, и я остановился, прижимаясь влажным лбом к ее плечу. Чувствуя, как течет по ее коже моя метка. Тело неспешно остывало, в воздухе стояло марево от секса.
Рвано дышим через раз. В мышцах вата, в мозгах туман, яйцах пусто – и это гребаный кайф. Упираюсь локтями в матрас, обхватываю ладонями ее лицо и целую куда-то под линию челюсти. Со вздохом отпускаю ее ноги, позволяя отстраниться.
– Охренел? – выпалила она, глядя на засос у себя на плече.
– Тебе не идет выражаться, Лисенок. Не твое это.
Она подхватила полотенце, методично стирая мои следы. Растерянно оглянулась, раздумывая, куда его деть. Зло скривилась и швырнула его в урну, стоящую у входа.
Я выпрямился и огляделся в поисках заброшенной куда-то футболки. Нашел ее у кровати и тихо хмыкнул. Наклонился за ней, поправил джинсы. Мы одевались молча, кидая друг на друга короткие взгляды. И только когда привели одежду в порядок, посмотрели прямо в глаза.
– Ты оставишь ребенка.
Она зажмурилась, помотала головой.
– Уйди вон!
– Я без тебя не могу, – прорычал, стремительно переместившись к ней и хватая за локоть, чтобы резко развернуть. – Дышать без тебя не могу, – потянулся к ней, бережно обхватил лицо руками, мазнул ресницами по щеке.
– Ты… Да какое право ты… Да как ты… Ненавижу тебя, – черные горошинки ее глаз по-прежнему пылали. – Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Если бы ты только знал, как!
Пять ударов сердца я молчал, потом медленно выпрямился. Спина уперлась в стену, не будь ее – я давно сполз бы прямо на пол. Горела каждая клетка, каждая мышца и каждая кость.
– Я не дам от него избавиться!
– Мне надо подумать, – с нажимом произнесла она.
Внутри меня бушевала буря эмоций – боль, отчаяние, гнев. Но больше всего я чувствовал пустоту. Пустоту, которая заполнила все мое существо, оставив меня без сил, без надежды.
– Твою мать!… Нехрен тут думать.
– ТЫ меня слышишь?! Ничего не изменилось. Наши проблемы никуда не делись. И секс… он ничего не решает. Я тебя не люблю!
И вот тут я умер во второй раз. Я не мог поверить, что это происходит на самом деле.
– Неправда, ты души во мне не чаешь! – кадык дрогнул у меня в горле, голос предательски задрожал. Я пытался найти в ее глазах хоть каплю тепла, но там была только холодная ненависть.
– Ты… Ты мне отвратителен! – ее слова были как удар молота, разбивающий мои последние надежды. Я чувствовал, как мир вокруг меня рушится, как все, что было важно, теряет смысл.
Видя ее состояние, я впервые осознал суть фразы “трястись, как осиновый лист на ветру”.
В груди все сжалось. Хотелось вместе с ней разрыдаться. Обнимаю своего Лисенка крепче, словно пытаясь удержать ее, оставить рядом с собой, провожу носом от макушки к виску. Какая же она все-таки… Как наркотик… Как я мог так опростоволоситься?! Господи… Мозг начал просыпаться. Что натворил?
– Иди сюда. Ну все, не реви, для ребенка вредно, – в груди так больно покалывало. Наверное, легче позволить красным муравьям искусать себя до смерти, лишь бы перебить эту боль.
Она в ответ всхлипывала как-то особенно пронзительно и долго, тыкаясь носом мне в грудь.
– Я думал, все немного по-другому будет, веришь? Думал… – шумно выдыхаю ей в волосы. Слова жгли язык, но я не знал, что именно сказать и с чего начать. Абсолютно все, что с нами происходило, давным-давно перевалило за границу нормы. Она меня не хочет… Не могу ее мучить, пусть улыбается лучше. Ей так идет. – Я повел себя, как сволочь… отрицать не стану. Ты никогда меня не простишь. Я понимаю это и принимаю. И готов все исправить! Я готов… убраться с твоей дороги, если это сделает тебя счастливой, – хмурюсь, не понимая, она рада или нет? Только сердце стучало так громко, гулко, ломая ребра у обоих изнутри. Ее глаза были полны эмоций, но я не мог прочитать их. Она молчала, и это молчание разрывало меня на части. – Ты только это… – сбиваюсь, сглатывая ком в горле и теряя дыхание, словно после удара в солнечное сплетение. Давно у меня таких сложных бесед не было. Я чувствовал себя так, будто стою на берегу, а волны уносят прочь самые заветные мои мечты. Однако я тряхнул головой, отбрасывая эту мешающую горечь. – Позволь мне помогать, быть рядом, видеть нашего ребенка, – говорю, стараясь донести свои чувства. – Я не тот козел, каким ты меня обрисовала. Этот ребенок желанный, и я хочу быть частью его жизни.
Тело моментально деревенеет, я готов был отпрянуть при первом же ее слове.
Ее пшеничная бровь выгнулась, словно говоря: “Ты серьезно?”. Пушистые ресницы затрепетали в каком-то бешеном ритме, и вдруг у нее началась истерика, совершенно неконтролируемая.
– Тише, родная, тише… – слезы все катились. – Лисенок, блядь!!! Ну я же вроде сказал, как ТЕБЕ надо! Или нет?!
То, что мне не дано понять женщин и девушек, я понял еще в младшей школе, ну а теперь уверился лишний раз.
