Текст книги "Звездный дождь (СИ)"

Автор книги: Елена Белова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Ох, как вовремя этот голос! Юноша решительно отвернулся от благостно-алчного лица Лисия, витавшего рядом, как туча жадных мошкунов. Уйдите, отче! Вы сами виноваты…

Клод!

– Кто меня зовет?

– Я… Латка… из Пригорья… Ты мне снился недавно. Помнишь?

Девчушка-землевичка, обожающая цветы. Ну конечно…

– Латка! – обрадовался Клод. – У тебя все нормально? Ты успела уйти?

– Да, мне помог дракон…

– Кто?!

– Дракон. Архант-Ри. – Латка махнула рукой, и вдруг оказалась верхом на драконе. Почему-то с котом на коленях. – Он помогает магам, понимаешь? Мы можем сейчас прилететь к вам! Он знает, где эта Интилья… и эта твоя крепость.

Дракон… дракон, который помогает магам. Невообразимо.

– Он знает и помнит много из прежних времен. Из прошлого, когда маги не ходили в ошейниках! Это такое… – вокруг девчонки замелькали странно высокие дома, фигуры людей и почему-то белая роза… – Но про это потом. Как вас вытащить?

Лиддия. Каменное поле.

Несмотря на сильнейшую усталость, Марита долго не могла уснуть… Она уже привыкла к жесткому ложу и странному месту. Но полное одиночество и абсолютная незащищенность были внове. Раньше она мечтала об одиночестве…

А теперь? Еда скоро кончится, вода тоже. Где брать? Что делать, куда идти? Нет ответа. И не будет.

Зато она свободна. Свободна! Впервые за всю жизнь…

До первого волка?

Водятся ли здесь дикие звери? Костей она не видела…

Дар подсказывал, что беда ей не грозит… по крайней мере в ближайшие несколько ниток. И все же закрыть глаза было страшно.

С неба смотрели звезды. Теплые, цветные… но такие далекие… оказаться бы там.

Стоп! А это что за шум?

Странноватый треск, будто кто-то ломал разом сотни камышинок или сухих веток. Или что-то пересыпал, мелкое, но весомое… Марита никак не могла опознать звук, но почему-то стало тревожно. Это не рычание, не человеческие голоса – на первый взгляд, ничего опасного. И все же, и все же… девушка на всякий случай набросила на голову край одеяла, затенить лицо. Ох, как жаль, что она не знает способы скрываться от чужих глаз! Когда-то один из гостей рассказывал, но она тогда не слушала. Кто знал, что пригодится.

Что это такое? Или кто? Может быть. Ее свобода, кончится сегодня ночью. Сейчас…

Теперь шуршало и справа, и слева – на открытых местах, где не было ни кустика. Только стояли эти странные кам… божья пара, что это?

Ближайший камень в поле зрения внезапно покрылся светящимися точками. Искры сухо прошуршали, неторопливо собрались в бело-синее кольцевое облако поползли вниз. Кольцо-ореол впиталось в землю. А сверху, на округлой верхушке валуна уже закипало второе искрящееся облако…и еще, и дальше…

Марита зачарованно смотрела, как странные камни один за другим одеваются мерцающим ореолом. Будто кто-то невидимый кутает их то в драгоценную сверкающую кисею, то в мерцающий туман… Зрелище было завораживающее, и она как-то пропустила момент, когда макушки валуновстали оплетаться какими-то странными ломкими плетями. А потом, похолодев, поняла, что ей лучше не двигаться пока. Потому что плети эти – молнии.

И они росли.

Словно виноград, они тянулись вверх, поднимали ветви все выше, оплетая какие-то невидимые опоры, они переплетались между собой и росли, росли, росли… Рассыпали искры, порой вспышки, и над странной поляной постепенно формировался голубоватый купол из "ветвей"-молний. Будто кто-то из богов решил устроить себе такую необычную беседку.

Это было опасно. Это было непонятно.

Но, божья пара, как же это было красиво!

Сидеть под сверкающим куполом из бело-голубых вспышек-разрядов, смотреть, как он растет, заслоняя звездное небо. Страх куда-то ушел, вытеснился несказанной красотой, какой не было ни в каком сказании, ни в каких стихах и романсеро. Остался жгучий интерес: а что будет, когда купол достроится весь?

Все загорится? Или рухнет? Или запоют дивные голоса, зазвучит музыка божественных обиталищ, и на землю опустится чудесная жемчужная лестница из "Преданий"? Девушка улыбнулась.

Нет, на сошествие богов рассчитывать не стоит, но все-таки, все-таки… Ведь не так просто эта несказанная красота, это зрелище дивное?

Но купол так и не достроился.

В какой-то момент плети перестали расти и виться. И далеко не все из них сошлись в точке над центром.

Когда прошло первое опьянение, Марита заметила, что переплетения во многих местах нарушены. Несимметричные завитки, как бы истаявшие на середине. Кое-где в голубом сиянии зияли неровные дыры… словно кто-то давным-давно (как давно?) бил по куполу из катапульты.

Что произошло?

Балки нарушили узор? Вон их сколько воткнуто в землю. Словно они упали откуда-то с высоты. А может, кто-то сдвинул камни с положенных мест? Неизвестно… Но вряд ли теперь на этой поляне что-то произойдет.

Марита вздохнула и снова легла на одеяла и плотно укуталась. Земля чуть-чуть подрагивала – слегка, еле заметно. Но беспокойства это не вызывало. Только стало странно…

Мир намного шире, чем кажется, и все далеко не так просто, девочка из знати…

Все не просто, в человеке есть и разум, и дикость, и все зависит от того, кого ты в себе кормишь…

Никто не может заставить выбрать судьбу… ни звезды, ни родичи.

Ее ты выбираешь сам. Через свои поступки, свои решения.

Ты станешь жертвой, если сам решишь это для себя. Или станешь кем-то иным. Кем? Выбирать тебе.

Выбирай, человек…

Выбирай…

Аранция. Крепость Сабри.

Миска выскользнула из онемевших пальцев и грохнулась об пол, расколовшись на три крупных осколка. Син с усилием опустил на стол тяжелый поднос, закрыл глаза и застыл, старательно давя в себе отчаяние.

В кухне было тихо. Подносчики, варители и по-варята притихли у своих котлов и мисок и, наверное, смотрели на него. У Сина не было сил проверить.

– Слышь, сынок… – вдруг проговорил старший варитель Илот. – Вот что… Пора б тебе и нам помочь.

– Да… – автоматически ответил Син. А что еще он мог сказать. Им только ленивый сейчас не пользуется.

– Так вот. Иди-ка ты… ну вот скажем, в огороды, за свежим укропом.

– Но мастер? Вот же есть… – по-варенок недоуменно поднял плоскую карзинку, полную тем самым свежим укропом. – Ты забыл?

– Цыть! – буркнул Илот, делая какое-то неуловимое движение рукой. Движение было правильно воспринято – корзинка ловко, будто обретя самостоятельность, порхнула в руках одного из подносчиков, приземлилась на стол и накрылась свежим полотенцем. Варитель довольно кивнул. – Слушай сюда, паренек: у нас нет укропа. Совершенно нет. Поэтому ты пойдешь сейчас вон туда – мясистый палец ткнул в дверь, – и принесешь его, ясно?

– Нет…

– Иди, иди. Сано, покажи ему дорогу. И дай с собой все, что нужно для сборки!

– Угу, – хитроглазый парень, сын Илота, ловко цапнул левой рукой локоть Сина, правой – еще одну корзинку, и подтолкнул зартханца к неприметной двери за угловым шкафом. – Шагай.

Юноша устало двинулся вперед. Ноги гудели, спина болела… эту ночь он не спал, купивший и его "собратья" пировали почти до рассвета, взяв Сина в прислужники. И если бы только еду носить, так нет. То еду, то наноси в купальню травного настоя – три десятка ведер. Из подвала на этажи… То принеси им овечку, то двух гусей, то еще что. Среди ночи им вдруг потребовалось заняться опытами по разведению иблика, так что Син принес в купальню три ящика, потом наполнял их землей с огорода, а потом еще уносил все обратно, когда пьяные орденцы выяснили, что иблик не вырастет до утра. К утру у него ломило все тело. А до вечера еще… страшно подумать, сколько еще.

За дверью выхода на огород не обнаружилось. Там вообще не было ни окон, ни дверей. Небольшая комнатка была сплошь увешана пучками сушеных трав, связками луковиц и низками сушенки. Еще там стояла небольшая лежанка и что-то вроде скамейки. Син растерянно обернулся к Сано. Тот поставил свою корзинку на скамью и кивнул на лежанку.

– Ложись.

Тело выполнило приказ, и только потом Син смог спросить.

– Зачем?

– Затем, что отец так сказал, – улыбнулся парень. – Ему не нравится, когда на кухне бьют миски.

– Я не понимаю.

– Да просто все. Отец уже два дня смотрит, как тебя гоняют. А сегодня ему надоело. Так что ты сейчас собираешь укроп – свечки на две. А потом еще пойдешь срезать перышки у мятника. Еще на пару свечек. Вот прямо на этой лежанке. Вот, кстати, тебе снасть для этого, – он стащил с корзинки легкое полотно, открыв гусиную ногу, миску каши и еще что-то простое… забыл название, но очень вкусное…

Син молча смотрел на корзинку, чувствуя, как в горле толкается непонятно откуда взявшийся комок.

– Так что ешь и спи. Я потом приду разбужу.

– Сано…

– Спи.

Дверь закрылась. Син закрыл глаза.

Судьбина, как же он устал. Купивший – отче Лево, так он велел себя называть – и его собратья как с цепи сорвались в последние несколько дней. Приказы отче Лево, указания отче Титру, распоряжения отстальных живущих в крепости.

Бесконечные поручения с утра до ночи. То обычные, вроде уборки библиотеки и проветривания ряс, то воистину странные. Син еще мог понять, зачем его поставили на крепостном ягоднике вместо пугала, но какой смысл был в переносе мешков с крупами? Сначала из кладовой в коридор, то из коридора обратно в кладовую. В чем смысл? Ведь в кладовой никто ничего не чинил, Син спрашивал. Какой толк в напрасной работе?

Напрасной… вот в чем дело. Это будто иблик сеять в раскаленный песок без всякой воды. Не прорастет. Не будет никакого толку. И это… злит.

Он привык работать, привык и к тому, что за работу не будет награды… хорошо, если не побьют… Раб есть раб, у него нет права на плату. Но у него были и свои радости. Работа в грозди, когда все трудятся вместе, и от этого на сердце как-то спокойнее становится. Еще – поле. Ветер на лице, сначала прохладный, потом теплый, порой жаркий. Синее-синее, почти прозрачное небо. Глянешь в него – и завидуешь птицам.

И настоящий праздник – если идет дождь. Мягкие серые тучи, которые очень хочется потрогать руками. Капли живой прохлады на коже. Это так… так… слов нет передать…

Син открыл глаза. Сероватая стенка, потолок и растрепанные венички сухих трав. Крепость…

А здесь вот иное. Здесь труд бессмысленный. От него только усталость…

Может, он чем-то провинился, и это наказание? Тогда оно странное.

Плети здесь есть, Син видел. Один из пастырей велел ему убрать двор наказаний. Купившему достаточно приказать…

Но этого приказа нет, есть другие… приказы.

Перебрать зерна, вычистить медную посуду, наносить воды, вытереть пыль, вымести двор… и опять наносить, подмести, начистить. Прислуживающие быстро поняли, что он не может отказать свободным, и стали пользоваться. Конечно…У прежних хозяев свободных в прислуге не было, за пределы хозяйских земель начарованных не пускали. Неудивительно, что чары теперь вынуждали его подчиняться каждому свободному. Он попробовал сказать хозяину, но тот ничего исправить не мог. Или не пожелал.

Может, Сину кажется, но купивший даже рад, что чары обернулись такими неприятностями. Говорил, что чары поправят, но втайне был рад, видно было.

Почему только…Почему… почему…

Пусть.

Главное, что не надевают ошейник. Пока его нет, есть какая-то надежда. В ошейнике Син забудет себя, в ошейнике не будет никаких шансов вырваться.

Но если не будет сил, тоже не выбраться.

Так что спать. Пока можно.

Спасибо тебе, варитель Илот… Син потянулся к нависшему над головой лохматому пучку. Хотел дернуть веточку, но выдернулся весь пучок. Травка с жестким шорохом осыпалась на подголовник, недовольно зашуршала где-то в волосах…и неожиданно юноша улыбнулся. Вот эта травка – меленькая, с пряным запахом, таким знакомым… это ведь аш-эрэ, ручейный перец! Дома, в Зартхэ, он растет по берегам ручьев и мелких речек. У аш-эрэ длинные листочки, мягонькие, и светло-желтые мелкие цветки с нежным-нежным ароматом. Во время цветения его бросают в вазы с водой, дабы наполнить дом свежестью, и девушки спокойно вплетают в волосы душистые соцветья. Но когда ручейник отцветает, он меняется. Мягкие изначально листья становится жесткими, ощетиниваются шипами. Отпадают нежные лепестки, заменяясь на серые твердые коробочки. И даже запах меняется. Новый аромат пряный, очень крепкий, отпугивает и зверей, и птиц. Да и людям собирать аш-эрэ не слишком приятно, Син пробовал.Стебли жесткие, жилистые, шипы колкие, от запаха першит в горле, приходится обвязывать лица мокрыми тряпицами.

Потом непокорное растение высушивают, и оно становится вкуснейшей приправой к мясу. Так Сину говорили. Сам-то он мясо ел всего-то раз пять в жизни, и без особых приправ.

Аш-эрэ, ручейный перец…

Син тронул душистую веточку. Привет из родных краев. Сколько когда-то пришлось сменить рваных рукавиц, сколько раз точить нож, тупившийся о твердые стебли. Кто бы мог подумать, что нежный цветок потом перерастает в такое… непокорное и неломкое. И неистребимое.

Учись, маг. Нельзя все время зависеть от чужой воли… учись сопротивляться. Здесь не убьют, ты ведь ценный. Здесь нет матери, на которой могут отыграться недовольные хозяева. И его грозди рядом нет. Попадешь под наказание только ты, а ты привычный.

Учись бороться. Не можешь, как аш-эрэ, будь как синья. Синья… крохотная плетучая травка, тоненькая, вьющаяся, незаметно врастающая в трещинки на камне. А потом ломающая этот камень. Врать ты ведь можешь? Надо попробовать.

И Син закрывает глаза, отрешаясь от гудящей усталости в теле.

Спать. А там посмотрим.

Аранция. Урочище близ Гнилой топи.

– Вам точно не нужна помощь? – девчонка не замечает, как кот независимо спрыгивает с ее колен и, задрав хвост, гордо шествует по драконьей спине. Какие у нее все-таки странные сны…

– Нет, – Клод врет с легким сердцем. Помощь им нужна, спора нет. Неизвестно, когда восстановятся силы Тира, неизвестно, надолго ли приютили их лесные жители. И дорога в этот Синтарин простой не будет. Между заброшенным городом магов и крохотным лесным поселением медоведов – не одна сотня мерок, да по бездорожью. Но если и срывать с места девчонку с ее (судьбина, да неужли и в самом деле на земле водится такое… вот бы посмотреть!) драконом, то на помощь Марите или Сину. Тем хуже, они ведь совсем одни. Одни, да в лапах Ордена. Если уж помогать, то им. Только опасно… – Нет. У нас все нормально. Ты нас подожди немного, хорошо? Ты же в безопасности?

Можно не спрашивать – Лата явно не под угрозой. Сон у нее мирный и тихий. Вьются вокруг зеленые стебли знакомых и незнакомых растений, шелестят мирно-уютно. От старых развалин – Синтарин? – веет тишиной. Хотя нет, тут не только тишина, тут горечь и ощущение какой-то несправедливости, но давней, очень давней. А в остальном – спокойствие. Даже кот в этом сне спокойно проходится по драконьей спине, свысока поглядывая на время от времени возникающих мышей. Пару раз кот пробовал таки отловить "добычу", но мышки тут же отращивали крылья и улетали, так что домашнему хищнику осталось лишь высокомерно щурить зеленые глаза и игнорировать возможную еду. Из этого сна не хотелось уходить. У Мариты, к примеру, было куда неприятнее. Ее сны обычно поражали то блеском – украшения-платья-посуда, – то беспросветной серостью. И очень часто напоминали знатские платья – блестящие и роскошные, но притом очень жестко стягивающие тело. У Тира в снах интересно и опасно, в них вечно были кони, оружие, разведрейды, войны, стычки, трофеи, дамы… причем дамы тоже воспринимались как награды и трофеи. Сны раба из Зартхэ наполняла то обреченность, то тяжелая усталость… а порой злость. На свою беспомощность и на хозяев. У Дана сны были самые веселые и праздничные – там не было особых балов или празднеств, просто Дан жил так. Ярко и полно, принимая мир целиком как веселую игру. Раньше… сейчас лицо у Дана вроде прежнее, а вот в снах у него огонь и злость.

А вот здесь, у лиддийской землевички, уютно…

– А Син? – тихо спрашивает Латка. – А Марита?

Клод моментально утратил мирный настрой:

– Ты что, одна их спасать собираешься?

Девушка опустила глаза:

– Так я осторожно. Со мной дракон. Он помочь обещал. Мы тихонечко…

– Лата!

– Мррррряу! – послышалось рядом. Кот отвлекся от крылатых мышек, осознал, что на его хозяйку покушаются, и сейчас угрожающе ерошил шерсть, сверкал глазами и всем своим видом показывал, что не мешало б быть повежливей!

– Тихо, Дымушка, – успокоила негаданного защитника Лата. – Ну Клод… так ведь надо. Правда же? Ты ведь и сам не хочешь, чтобы они там оставались. Мы не будем рисковать. Так, присмотримся. Мы осторожно…

Когда-то отец, заслышав про будущую женитьбу сына, вздохнул: "О женщины. В светлых царствах богов им недаром приготовлены шелковые нити и станки-подушки. Кружева они плетут всю жизнь. В том числе и из нас". Тогда Клод почти обиделся, а сейчас невольно почувствовал себя в роли тех самых ниток, которые сплетают нежные девичьи руки. И хоть цепляйся, хоть рвись, ниточка, а все равно место тебе в узоре. Там и окажешься. Как задумано.

– Латка, никто не просит их там оставлять! Нас подожди просто!

– А если Сину за это время ошейник наденут?

Может, проще с драконом поговорить? А то у Клода уже возникло ощущение, будто он общается с травой ругельме – та охотно расступается под нажимом, но чуть отпустишь – и не заметишь, где прижимал. Ругельме расправляется и выглядит совершенно свежей и абсолютно нетронутой. Уф! Пусть с ней Дан разговаривает. У Дана, кажется, талант – уговаривать девушек. Вот пусть и попробует.

Сам Клод попробовал добраться до Сина, но тот, похоже, не спал… Или, может, спал слишком крепко. Юноша попробовал его "позвать" погромче. Но в этот момент его самого кто-то с силой дернул – по крайней мере, так ему показалось, и с силой выволок прочь… из сна.

Растаял странный полупрозрачный дракон, пропала девчонка… насмешливо мявкнул на прощанье кот… и Клода закружила темнота.

Темнота, темнота, лишь две ленты лунного света на полу, запах сена, боль в усталых ногах, шорох, скрип… странное напряжение в прохладной сыром воздухе… и хрип. Что его разбудило?…

– Х-х-х-х…

Хрип!

Клод вскочил. В углу, на куче сена… божья пара! Нет! Две сцепившиеся фигуры, один нависает сверху, упираясь, напрягая руки… второй, на коленях, силился оторвать или ослабить… это веревка? Веревка!

Тир душит Стимия!

– Тир, не смей! – Клод метнулся вперед… и полетел кувырком, наткнувшись на выставленную ногу. Искры брызнули целым фейерверком, и юноша увидел, ясно-ясно, бешеные серые глаза. – Ты с ума сошел… – выдохнул он. – Пусти его!

– Прочь!

Что произошло в следующий миг, он не рассмотрел. Стимий вдруг рванулся назад, прямо на Тира, тот согнулся, получив удар головой в живот, невнятно зарычал, и сцепившиеся фигуры полетели на пол. Кто-то вскрикнул – шум на чердаке разбудил хозяев, скрипнула чердачная дверца, зло грохнула об пол глиняная посуда… Клод попытался вскочить и чуть не заорал от боли в ноге. Вывих. Или перелом… Проклятье! Да что же теперь делать?

– Тир!

Но отозвался не Тир…

– Вы рехнулись! Зиррат ар Зраш! – по-рацейски выругался Дан. Клод пропустил момент, когда он появился. Хвала Дару! Темная фигура рванулась мимо Клода, рука поднялась для удара…

И тут на чердаке полыхнуло.

Веревка на горле Стимия вспыхнула, рассыпалась искрами… погасла. А Тир, лишившись опоры, тяжело грянулся на пол. И застыл…

– Гакерран ур грабыратта аргоп! – Стимий, оказывается, тоже знал рацейский. По крайней мере ту часть, где были "бруды" – в смысле ругательства. – Твою ж…

Он закашлялся, растирая горло, и только с третьей попытки смог выдохнуть что-то про искры и пожар и про то, что не умеет, злиш побери, вбирать огонь… Зиррат ун… маги, чтоб вас… Зиррат, зиррат и зиррат!

Лиддия. Каменное поле.

Огненные узоры ушли за ней и в сон. Они мерцали и переливались, они вились и тянулись дальше, заполняя пустоты.

Там, во сне, узор достроился. Там она, Марита, знала, что делать на странном каменном поле. И лился с небес золотой свет, и отзывались ему цветными лучами камни, и нужно было подойти и встать сначала у одного из сигеров (что за слово?), а потом, если он отзовется, идти к центру.

И неистово билось сердце.

Там, во сне…

А потом она проснулась. И увидела…

Он был как из романсеро (романтическая баллада – прим. автора) об отважном рыцаре Гаго-драконоборце – кусок живой тьмы с горящими глазами. По лицу хлестнуло ветром – он складывал крылья. Он. Дракон… Дракон!

Марита не успела ни спрятаться, ни даже вскочить. Молча – голос отнялся – смотрела, как медленно открывается драконья пасть… как блистают в лунном свете громадные клыки. Она не успевала… сейчас ее съедят… она не успевала…

Что-то дрогнуло внутри, какая-то жгучая волна прошла по телу. Перед внутренним взором мелькнул и пропал огненный узор с ночного неба… Марита рванулась с одеяла, взлетела на ноги, неосознанно подняла руки, точно для защиты. Она сама не зная зачем, но так надо было, надо!

Но она не успела. Резко перехватило дыхание, потемнело в глазах.

Звезды крутнулись вихрем.

Все исчезло…

Что-то шуршало над головой. Резкий запах заставил поморщиться и чихнуть. То ли перец, то ли… и еще запах дыма. Марита молча подивилась столь неподобающим запахам в своих покоях, а потом осторожно приоткрыла ресницы, посмотреть, долго ли еще до подъема…

И вжалась спиной в камень. А может и не в камень – неважно, ничего не важно! Потому что дракон ей не привиделся. Он был здесь, рядом! О Дар, сбереги…

Реальность упала на плечи, будто тяжелая шуба. Орден. Смерть пастыря. Бегство. Каменное поле. Дракон…

– Бравэ, – вдруг проговорил дракон.

Что? Божья пара, что? Марита с усилием глотнула похолодевшими губами воздух… У нее дельер? Бред? Что это…

– Бравэ, Марита! – очень девичьим голосом повторил дракон на ломаном дижю. – Ноэс ойель айтер!

Не бойся, Марита, – машинально отозвалось в сознании девушки. – Мы хотим помочь.

Помочь? Ей… Дракон.

У нее все-таки бред.

И у этого бреда лиддийский акцент. Это уже чересчур даже для дельера. Марита неожиданно успокоилась. Взяла себя в руки.

– Кто вы? – на пробу спросила она. На лиддийском.

Ответ последовал немедленно. И очень неожиданный.

– Мяууууууууууу! – послышался со стороны дракона совершенно кошачий вопль, и не успела бедная девушка-маг уразуметь, как понимать то, что дракон заговорил на кошачьем, как на траву спрыгнуло что-то серое, лохмато-хвостатое, зло сверкнуло зелеными глазами и стрелой умчалось в темноту. А затем по драконьему крылу съехал человек… девушка. Сельчанка. На миг, на какую-то пушинку Марите показалось, что сельчанка ей чем-то знакома. Хотя мысль эта была еще более дикой, чем прилет дракона. Благородная девица даже низшей знати не обязана знать в лицо всяких простолюдинов.

– Ты меня узнаешь? Я Латка, – радостно улыбнулась лиддийка.

Селянка из сна!

Но ведь… Божья пара, я не понимаю!

В мире не все так просто, девочка из знати…

Действительно…дракон принес ее сюда и не съел. На его спине сидел кот. И эта… Латка. А ей, Марите, шестнадцать лет снилась простолюдинка… или кто она все-таки?

– Лата… – хрипло проговорила Марита. – Из селища Пригорки.

Слова чужого языка выговорились трудно. Не потому, что она плохо усвоила лиддийский, а потому… потому. Селище. Ночной бред. Сельчанка из сна верхом на драконе. С ума сойти можно. Простолюдинка засияла.

– Узнала! Ой, ты понимаешь наш язык! А мы с Архантом сначала поволновались, ты в этом беспамятстве и в беспамятстве… а потом мы посмотрели, какая ты замученная, и поняли, что ты просто слишком устала. Вот и спишь без просыпу. Я тебе взвару приготовила и еды горячей. Будешь?

Марита не отвечала, сосредоточив взгляд на драконе, которого, оказывается, звали Архант. Тот молчал, но девушку не оставляла мысль, что заговорить должен именно он. Ну не Латка же должна все объяснять! Марита знала, что жизнь не баллада, но все же… Девушка неосознанно выпрямилась, гордо вскинув подбородок. Орден повыбил из нее гордость… но тем ревнивее она цеплялась за оставшееся.

– Сначала ответьте, зачем я здесь?

Простолюдинка огорченно приоткрыла губы, но тут наконец подал голос именно дракон.

– Мне пора на охоту, – глухо вымолвил он. – А расскажет пока обо всем деяница… Лата.

Объяснения затянулись почти до рассвета. Латка рассказывала довольно путано, поэтому Марита наконец прервала горячее, но довольно бестолковое повествование (да уж, простолюдинов риторике не обучают).

– Мне надо подумать. Давай свой взвар. Кстати, ты его на спине дракона готовила?

– Н-нет, – озадаченно сказала девчонка. – Я оттуда навес закрепляла. Нам же крышу надо какую-никакую.

А… ну да. Навес получился. Именно что какой-никакой. Из переплетенной зелени. Вполне достойно. В отличие от посуды.

Марита с неприязнью покосилась на грубую чашку – глина, кое-как расписанная. Ну да что возьмешь с сельчанки. Пахнет, правда, неплохо. Она отхлебнула глоток. Довольно вкусно.

– Лакомо? – с надеждой спросила простолюдинка. – Знаешь, я туда положила…

– Этого мне знать не нужно. – перебила Марита. – Вот что. Я сейчас подумаю, а ты пока простирни мои вещи. Есть здесь вода?

Аранция. Крепость Сабри.

Поспать все-таки удалось мало. Отче Лево и его собратья продрали глаза удивительно быстро. И сразу потребовали свою живую игрушку. Син туда, Син сюда. Подай-принеси-убери-очисти. Сильно болела голова, порой перед глазами все расплывалось. Так что про свое решение попробовать воспротивиться Син забыл.

Все его силы уходили на то, чтобы молча приносить блюда, чаши и кувшины, расставлять их по столу или разливать…

Тем временем, состоящие в Ордене веселились вовсю.

– А я ему говорю: вы, мол, из богопротивной Рацеи, так какой еще справедливый суд?

– Рацейцев давить. Давииииииить… как они свое треклятое яблочное вино.

– А у нее, скажу я вам, братья, такие бедра…

– А налейте! Син, где ты, бездельник! Горячего вина! Горячего!

– Во, видали? На цыпочках ходит!

– А вы правда думаете, что от переутомления у него скорей проснутся новые способ… что ты делаешь, скотина?!

Крик резанул по ушам, прояснил зрение, и Син увидел, что его дрогнувшие некстати руки выливают горячее вино прямо на плечо отче Титру.

Нет! Перепуганный юноша резко отдернул кувшин. Слишком резко. Почти кипящее вино плеснуло на колени отче Хансу и купившему.

Орденец взвыл. Син попятился. Голова болела до ужаса… орденцы двоились и расплывались. Но глаза он видел четко. И в этих глазах было такое…

Не просто плети, не просто ошейник… что-то похуже.

– Ты, – прорычал купивший. – Ты…

Комната расплылась, странно крутнулась… и Син обнаружил, что стоит на коленях у противоположной стены, за бассейном.

Что за злишевы проделки? Как он сюда…

– Перенос! У него прорезался перенос! – на миг притихшие, голоса буквально взвыли.

– Держи его!

– Хватай! Охрана!

Боль стала слепящей.

Комната снова расплылась…и Син, задыхаясь, повалился на странно бугристый пол. Пол? От удивления боль отступила. Пол…

Это был не пол. Под животом, под локтями и ногами был песок и мелкие камни. Чуть дальше шумно пенилась вода со странным соленым запахом. И никакого потолка, никакого бассейна… никаких орденцев. Берег, деревья, закатное небо.

Где он?

И как сюда попал?..

Аранция. Урочище близ Гнилой топи.

Залив последние подозрительные места, Дан подошел к остальным…

– И что это значит? Тир, ты спятил?

Алтиец бешено сверкнул глазами, но промолчал. Только дышал, будто загнанный.

– Злиш дернул? Мозги в болоте утопил? – кажется, Дан собрался высказать что-то еще такое же ядовитое, но в это мгновение в пол чердака постучали. Хозяева наконец набрались решимости узнать, что происходит у них под крышей:

– Что-то случилось? – послышалось два голоса. Старшие. Ганна дракой не заинтересовалась. Ну да, вряд ли ее сейчас заинтересует что-нибудь, кроме подушки.

Стимий открыл рот, собираясь как-то объяснить непорядок, но ему не дали. Ошпарив Тира негодующим взглядом, Дан бухнулся на колени, просунул голову в дыру и, судя по голосу, снова осветил хозяев своей улыбочкой.

– Все в порядке, наш друг просто боится мышей. А тут, понимаете ли, крысу увидал. Вот с перепугу и подскочил…

Что? Клод не поверил своим ушам. Остальные тоже, кажется, были в шоке. Алтиец прожег спину сотоварища ненавидящим взглядом, глаза Стимия широко раскрылись. Внизу воцарилось молчание. Судя по всему, в мышебоязнь у здоровых парней хозяевам дома верилось слабо.

– Крысу? И… который это у вас крыс робеет? – недоверчиво осведомился мужик.

– А у которого волосы светлые, – охотно поведал Дан. – Он их с детства видеть не может. Одна, понимаете ли, у него когда-то кусок сахару утащила и укусила вдобавок в такое место, что вслух не скажешь. Вот он на них и ярится, сил нет. Чуть какую увидит, так себя не помнит, на стенку лезет, кидается чем не попадя. Может и ногами затопать. Прямо несчастье.

Клод онемело вслушивался в этот бредовый разговор. Что Дан такое несет?

– Кхе, – наконец прокомментировал хозяин чудную историю о злосчастье одного из гостей. – А далее-то что?

– А ничего, хозяин! Мы ему счас того… колыбельную споем… или сказочку расскажем он и угомонится!

– И молитву прочитаем! Богу Дару, во исцеление! – вставил Стимий все еще довольно сдавленным голосом.

– Ага. А он там не вздумает мышей огнем гонять? Вы там дом мне не спалите, случайно?

– Что вы!

– Ну и ладненько, – сделал вывод хозяин. – Тогда давайте спать. А то и заря недалече. Туши лучину, жена.

– Да вправду ли… – растерянно молвила хозяйка.

– Парни бают, так, – приструнил ее муж. – А им лучше знать.

– Да откель же у нас крысы… – все еще не могла опомниться женщина. – Мы же…

– Спать давай! Спать.

Золотая щель в полу, не конопаченная по летнему времени, потухла. Хозяева задули лучину и, судя по молчанию, вскоре сменившемуся матерым храпом, постарались забыть и про крыс, и про мышебоязливого гостя.

Гости наконец получили возможность высказать что накипело на душе. Правда, Дана вынужденное молчание не смущало и раньше – выразительно глядя на Тира, он оживленно жестикулировал обеими руками, будто лицедей-мим или мачтовый сигнальщик на галере. Похоже, это была какая-то разновидность языка жестов, причем очень доходчивая, так что даже неопытный Клод уловил кое-что. Во всяком случае, сравнение умственного уровня алтийца с интеллектом быка. Причем именно мясного быка – пахотных, тех кое-чему обучали, и они, по слухам, были самую малость поумнее. Впрочем, Клод особо и не присматривался – он был занят. Стимия подлечивал. Хвала Дару, тот не слишком пострадал. Бывает так, что у человека даже от несильного, казалось бы, давления ломается подъязычная кость… так что существовала такая опасность. А кости лечить Клоду давалось куда сложнее, чем странные точки в крови.

– …по шлему мечом настучали! Или палицей?! – уже вслух закончил лиддиец – под аккомпанемент зазвучавшего храпа. – Придурок…