Текст книги "Сбылась мечта идиота (СИ)"

Автор книги: Елена Гладышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

Железная дверь подъезда оказалась закрытой. Иван переминался с ноги на ногу, пытаясь совладать с памятью, как из подъезда выпорхнули две девчушки, чем очень помогли ему попасть на охраняемую домофоном территорию.

Лифт не работал. На четвёртый этаж по лестнице Иван поднимался медленно, останавливаясь на каждой площадке, и думал: – А надо ли ему вообще ворошить прошлое и туда идти? И вообще что его туда так потянуло?

И замер возле нужной квартиры, ощутив внутри себя мерзкий холодок. Торчать возле двери было глупо и Иван, с трудом поборов незнакомое ему прежде чувство смущения, нажал на кнопку звонка.

От такого неожиданного визита Элеонора застыла в проёме раскрытой двери. Иван осторожно протиснулся мимо неё и, в попавшейся на пути кухне, положил на стол принесённую им коробку дорогих конфет.

– Да ты проходи, – пригласил он ещё не оправившуюся от шока Эллу.

– Спасибо, – входя в кухню, пролепетала она.

Потом быстро взяла себя в руки.

– Чай, кофе?– закрутилась она возле газовой плиты. – Хотя, что я такое спрашиваю. Кофе нет.

Но, глянув на коробку с конфетами, всё же включила кипятиться чайник. И поставила на стол три покоцканных жизнью бокала.

– В аварию попал? – в полголоса спросил Иван, указывая взглядом на выглядывавшего из комнаты парня.

– Инвалид детства, – печально пояснила Элла. – Ему чего – то не хватило, когда я его вынашивала. А теперь у него вот мягкие кости.

– А что отец? – поинтересовался Иван, ища взглядом хоть какой – то намёк на присутствие в жизни Эллы и её сына крепкого мужского плеча.

– Хотя Венцеслав по отчеству Иванович, – опустила глаза в пол Элла, но он Гужвинский.

– А, – протянул Иван, не догоняя смысла услышанных от Эллы слов.

– Не могла же я ребёнка родившегося без отца записать на фамилию Ветров, – не смотря на то, что Элла мысленно прорепетировала эту фразу, голос её дрогнул.

– Так он что, реально мой сын? – перейдя на шёпот, уточнил Ивана.

Прикуренная сигарета полетела на пол из его в изумлении открывшегося рта. Элла сопроводила этот полёт тяжёлым вздохом.

Венцеслав позвал мать. Извинившись, Элла ушла в комнату к сыну, где они какое – то время о чём – то бурно спорили. Из услышанных обрывков фраз, Иван понял, что парень не доволен долгим присутствием в их доме незнакомого мужчины.

– Никакой он мне не отец, – в полголоса возмущался Венцеслав. – Отец не тот, от кого я родился, а тот, который меня воспитал! Да и такого не было! А этого дядю я и вовсе первый раз за семнадцать лет вижу!

Элла что – то возражала сыну шёпотом.

– Ничего, пережуем! – обиделся Иван и хотел было уйти по – английски, не попрощавшись, но тут вернулась Элла с робкой улыбкой на лице. Руки её тряслись мелкой дрожью.

– Извини, – тихо сказала Элла, поняв по его лицу, что он всё слышал.

В ответ Иван попытался выдавить из себя вежливую улыбку.

Они одновременно заметили, что вода в чайнике вскипела. Элла заварила пакетики в трёх бокалах и позвала на кухню сына. Но тот не ответил и не пришёл, выказывая своё негативное отношение к незваному гостю.

– А ты тоже хорош, испитая морда, – мысленно корил себя Иван. – Парень имеет полное право обижаться. Они пьяные пошалили тогда на выпускном, а он теперь мучается. И неизвестно, чем это кончится. Однозначно: у него никогда не будет ни хорошей работы, ни своей семьи. Возможно, у него даже нет друзей. Кому в его возрасте хочется возиться с инвалидом?

– Когда сын ходил в детский садик, было проще. Я работала в его группе нянечкой и всегда была рядом. А в школе на переменах его частенько сшибали с ног оголтелые сверстники, – ответила на его мысли Элла. – Ведь дети – в основном маленькие монстры, обделённые сочувствием.

Хотя и не все взрослые становятся гуманными.

А он постоянно испытывает боль в теле не проходящую и ноющую, к концу дня доводящую до исступления. И с этим ему приходится жить, потому что, несмотря на заверения врачей в его скорой кончине, он до сих пор не умер.

Впоследствии мне удалось уговорить некоторых педагогов, чтобы они доводили Венцеслава от одной классной комнаты в другую. А провожать его в школу и встречать после уроков продолжаю сама. Поэтому мою посуду по вечерам в кафешке напротив нашего дома.

– А это лечится? – прервал Иван Эллу, давно напрашивавшимся вопросом.

– Пробовали, – вздохнула та. – Но ты же знаешь наше отечественное здравоохренение: нет денег, тогда садись в длинную очередь и покорно жди смерти.

– А за деньги лечится? – настойчиво докапывался Иван.

– Как – то можно справиться с этой болезнью?

– Да и не факт, что за деньги тебе помогут, – отрешённо отозвалась Элла. – Ведь, если они всех больных вдруг вылечат, то кто будет потом покупать их дорогущие и бесполезные лекарства? А в фармакологии крутятся миллиарды.

Иван молчал, пытаясь переварить тяжёлый разговор.

– Если и помогут, то только в Германии? Я слышала, что там действенно лечат – с горечью в голосе говорила Элла. – Но для начала нужно диагноз уточнить. А мы не можем себе позволить даже этого.

– Вся беда в том, что денег у нас нет, – как бы извинилась Элеонора.

Сильно хромая и хватаясь за любую опору, Венцеслав прошёл мимо кухни в сторону туалета. У Ивана сердце разрывалось смотреть, как тяжело приходится юноше.

– Ну, а к бабушкам обращались? – поспешил вставить свои пять копеек Иван.

– Обращались. Все швы на штанах рассосались, а в организме улучшений нет.

– Да что я всё о своем, – вдруг спохватилась Элеонора. – Сам – то ты как? Женат? Дети есть?

– Детей нет. А жена была. Разошлись мы, – скомкано охарактеризовал семнадцать пропитых лет Иван.

– Что плохая попалась?

– Да, нет – хорошая, – вздохнул Иван вдогонку своим мыслям. – Правда, хорошая. Хотя один недостаток у неё всё же был – это я.

***

Иван сидел в кресле у горящего камина под уютный треск дров и исходящий от них ароматный дымок и слушал глухие удары ветра в окно. На столе остывала чашка капучино.

– У меня, оказывается, сын есть! И это не только пугает, но и захватывающе интересно! – забытое чувство неловкости вернулось и враз скомкало, начавшую было налаживаться, жизнь. – А я отец! Отец – подлец, – насмешливо показало оно ему язык, вернув его к уже обычному презрению самого себя на трезвую голову.

Иван ясно представил себе Венцеслава, постоянно испытывавшего страшные муки, возможно потому, что родители его зачали, находясь в пьяном угаре. И ему вдруг стало ужасно стыдно. То, что он раньше привык считать безобидным случайным сексом, теперь приобрело совсем другой смысл.

– Ну, что я так в себе закопался? – пытался он успокоить себя. – Даже бог, как отец был не очень: главный смотрящий, а за единственным сыном не доглядел!

Одна разъединая, случайно залетевшая с улицы муха, деловито жужжа, покружила над столом и закончила жизнь самоубийством в чашке с холодным капучино. Иван помянул её матерным словом и вновь вернулся к своим мыслям.

Нервно затушив докуренный бычок в пепельнице, он потянулся за следующей сигаретой. Идея, вчера спонтанно родившая в его сердце, теперь нещадно доставала, упорно ища мозг. Он бесцельно побродил по дому из комнаты в комнату, потом лёг на диван, не прерывая мыслительного процесса в голове.

– Что он сделал хорошего в своей никчёмной жизни? – подала голос нежданно проснувшаяся совесть.

– Ничего! – ответил ей Иван. – Дом не построил, дерево не посадил, сына не родил. Или родил?

Одним рывков он вскочил с дивана, почувствовав, как его щёки становятся пунцовыми. Мысли путались.

– Возможно, тогда на выпускном вечере он неосознанно сделал Элле подарок. И ни разу за семнадцать лет не заплатил алиментов.

Иван отвернулся к окну. Там своим чередом шла жизнь: На росшей у самого забора берёзе продолжали желтеть листья. Кабысдоша гоняла воробьёв. Но Иван ничего не замечал. По его лицу блуждала тень мучительного раздумья.

– Так, стоп! Почему ты веришь ей на слово? Может, стоит сначала сделать тест на отцовство? – терзался сомнениями Иван. – Хотя вряд ли кто – то ещё решился повторить его подвиг. Как баба, она никакая! Мышь серая!

Иван неосознанно нарезал круги по комнате. Ничего не понимавшая Кабысдошка, занявшая освободившееся кресло, не поспевала крутить головой, пытаясь не выпустить из поля зрения чем – то взволнованного хозяина.

– У Дориана Грея был портрет, который портился, собирая на себя всё зло, совершённое его владельцем, – мучил себя Иван. – А за мои грехи, похоже, мой сын платит своим здоровьем!

От всех этих мыслей у него ужасно разболелась голова. Он сейчас исполнял самое глупое то, до чего может додуматься человек – без помощи специалиста начать новую жизнь. Особенно, когда он находился в уже зрелом возрасте, когда в его мозгу уже сформировалась определённая матрица стандартов, он шёл по жизни накатанным путём, наступая на одни и те же грабли.

И, если вдруг начинал делать нечто не соответствующее, то рассогласование в действиях приводило к мукам совести и душевному расстройству.

Иван не знал премудростей организации человеческого сознания, но на инстинктивном уровне уже ощущал сильную дисгармонию.

Он распахнул окно и долго жадно вдыхал свежий прохладный воздух. У него совсем было испортилось настроение, но дальнейшие размышления внесли немого оптимизма: – Пусть всё случилось, как случилось! Пусть не совсем правильно, но всё же у него есть сын и он – Венцеслав, а не какой – то там Гришка!

Ивана проняло от мыслей, что Элла так трогательно отнеслась к их ребёнку.

– Хотя, из – за длинных, девичьих ресниц другое имя ему просто не подошло бы.

А, может, это она о своём?

Он ощутил, как запылало лицо. Сердце в груди колотилось мощным молотом. Голова разрывалась от наплыва различных версий и идей.

В результате получасовых прений, мысли, наконец, пришли к консенсусу. Минуты неуверенности и раздумья закончились. Иван упёрся лицом в ладони, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть только что родившуюся в его голове мысль: он должен помочь своему сыну. Просто обязан это сделать!

***

Тусклый сырой рассвет неслышно вполз в приоткрытое окно. Иван проснулся раньше будильника и лежал, тупо наблюдая за колыхавшейся от ветра не свежей занавеской. Лицо чесалось. Иван провёл по щеке рукой. Щетины ещё не было, да и не могло быть. Перед сном он тщательно побрился, потому, как ещё с вечера настроил себя на ранний подъём. Поднялся и побрёл в ванную комнату. Взглянул на себя в зеркало. Лицо сплошь было покрыто красными прыщами.

– Комары – гады! – сообразил Иван. – Ночью налетели группой и попортили всё лицо! Вот, как вредно не пить. Прежде комары его никогда не кусали, мало того, они облетали его стороной.

Сегодня ему предстояли встречи с покупателями и оформление вороха бумаг. Хотелось выглядеть как можно респектабельнее, чтобы не продешевить. А эти мелкие зловредные твари, как нарочно, покрыли его морду лица хохломской росписью!

Принятое накануне решение позволило стряхнуть состояние неопределённости и, как следствия, душевного оцепенения. Но бодрости и лёгкости и желания что – либо делать почему – то не было. Хотелось опять завалиться в кровать и проспать до самого вечера. Но, взглянув на часы, Иван прыснул на себя дорогим парфюмом, поставил на охрану дом и вышел во двор.

Пасмурное утро пахнуло влагой и сладковатым запахом последних цветов на заросших травой клумбах. Осенняя свежесть бодрила. На воздухе сонливость прошла.

Поначалу Иван хотел продать только дом. Потенциальный покупатель нашёлся быстро и так же быстро исчез. Вместо него на приём у нотариуса нарисовался полицейский полковник. Такая оперативность полиции Ивана слегка обескуражила.

– Или я беру твой дом в половину заявленной цены, или продать его тебе не судьба, – заявил он.

– Что за кидалово? – вскипел Иван на такую наглость. – А вам не кажется господин полковник, что ты охренел?

– Ты чо, кипишуешь? – галантно ответил на вопрос полицейский полковник. – Видишь ли, есть такие граждане, которые, если вдруг пропадают, то ничего страшного!

И со словами "попрошу ртом матерно не шевелить" доходчиво стукнул кулаком Ивану в плечо.

Нотариус сделал Ивану знак лицом, что ему лучше согласиться. Иван расстроился. Выученные за дом деньги не покрывали его планы. Ведь Венцеславу нужна точная диагностика, потом лечение, затем реабилитация. И квартире не помешал бы евроремонт.

А через год он закончит школу и, хотелось бы, чтобы он учился дальше. Парень он не глупый. Но, как говориться: умная голова хорошо, а с телом лучше. Поэтому машину надо. Хорошую. Даже если ему укрепят кости, то вряд ли он быстро накачает мышцы. Значит, необходимо будет кости поберечь.

К тому же Иван помнил, как бывшая жена не раз упрекала его в излишней чёрствости. Да и свою вину хотелось загладить хотя бы материально.

У него самого, как говориться, родословная шла от пьяной дворняги. Рос отцом. Мать их бросила, конкретно на них забив и оставив в жутком игноре. Сам не понял, как выжил. Сызмальства недоедал, недопивал, не докладывал в штаны. В одном углу стоял, о другой его били.

Потом, когда отец пропал без вести, вернулась мать. Но и тогда жизнь его была до ужаса однообразной: и вчера денег не было и всегда. Так пусть его сыну будет легче!

И он решил ради сына не мелочиться и продать и магазин. Его бухгалтерша с удовольствием согласилась магазин выкупить. Не продешевил ли он в этот раз, Иван не понял, потому, как не владел о своём магазине никакой информацией.

– За бугор решил свалить? – вскользь поинтересовалась бухгалтерша.

– Нет.

– А что так резко подорвался с распродажей?

– Да, тут такое дело, – замялся Иван, боясь быть не понятым в лучших чувствах. – Сын у меня болеет.

– Что всё так серьёзно? – не вдаваясь в подробности того, откуда вдруг у Ивана взялся сын, продолжила допрос Роза Львовна.

Иван пожал плечами.

– А сам – то на что жить собираешься?

Иван не мог понять: сочувствуют ему, или издеваются?

– Я так поняла, что ты не из трудоголиков, – не отставала бухгалтерша. – Ну, было в твоей жизни что – то такое, что ты делал с удовольствием?

– С удовольствием? – разозлился Иван на то, что она так нагло лезла в его душу. – Прикалываться любил, и так, чтоб с удовольствием!

Первый раз за время диалога бухгалтерша подняла на Ивана близорукие глаза.

– Ну и как? Тебе это запросто с рук сходило?

– Да, не помню я, – отмахнулся Иван. – Постоянно пьяный был, или с похмелья. Кажется, пару раз менты приложили. Потом участковый приходил. Но с ним всё проще. Мужик был свой в доску. Посидим, бывало, весёлой компанией, накатим, посмеёмся и разойдёмся.

– А мой зятёк – гад такой же, за свои подлянки условный срок имел, – вздохнула бухгалтерша. – Я под него дурака и магазин открывала и директором автобазы он работал. Ничего ему не интересно было. Только, чтобы поиздеваться над кем!

А сейчас на телевидении в программу розыгрыш каким – то ассистентом пристроился. Приработался изверг, третий год держится, хотя и пьёт.

– Так, что ж вы его не закодируете? – ехидно поинтересовался Иван.

– От пьянства закодировать не сложно, а вот от подлости – невозможно.

Бухгалтерша вздохнула своим воспоминаниям.

– Он даже решил новую машину брать, – продолжила она, немного помолчав. – Так, что, если уж край будет, звони – перетру я с ним. Глядишь, трудоустроит тебя.

– Не знаю, – тупил Иван. – Раньше я чморил по пьяни, на кураже. А по трезвому – не в кайф.

Подписав все бумаги и загрузив деньги в кейс, он направился прямиком к Элле и сыну.

– Только не налажай! – настраивал он себя по дороге, впервые исполняя родительские обязанности.

На улице потемнело. Собирался дождь.

Ивану открыли быстро, будто его ждали.

– Вот, – Иван открыл кейс.

Он был набит валютой с изображением гордоого профиля английской королевы. – Надеюсь, что этого хватит, чтобы твёрдо поставить Венцеслава на ноги. Оформляйте загранпаспорта и в путь!

У Эллы вспыхнули щёки. Она долго и внимательно смотрела на Ивана, вгоняя его в смущение. Потом закрыла кейс и придавила крышку рукой.

– Ты, хоть подскажи с чего начинать. Сам – то наверняка за границей был и всё, что нужно оформлял, – деловито спросила она.

В её интонациях Иван не расслышал ни капли благодарности. Было обидно. Хотя, конечно, это он должен быть ей признателен за то, что она столько лет одна растила их сына – инвалида.

– Да, я сам ничего не оформлял, – замялся Иван, вспоминая свою поездку в Таиланд и последующие путешествия с Вероникой.

Промотавшийся весь день, проголодавшийся Иван, помечтал хотя бы о чашке чая, но ему не предложили. Элла сочла, что спитый чай в их чайнике не понравится заевшемуся богачу и подумала, глядя на него: – Дураком был, дураком и помрёшь!

Выйдя от Гужвинских, Иван долго стоял под дождём, подставив лицо его тугим струям. Он видел, что Элла наблюдала за ним в окно из – за шторы.

– Наверняка считает меня дураком, – с безразличием думал он. – Ну и пусть!

Лишь, когда по спине потекли прохладные ручейки, он очнулся и направился к машине.

***

– У тебя ведь завтра день рожденья? – спросил Венцеслав у матери, допивая густой ароматный кофе из красивой чашки нового кофейного сервиза. И получив в ответ утвердительный кивок, предложил: – Может, отца пригласим?

– Какого отца? – оглянулась на сына Элеонора, занятая мытьём посуды.

– Какого? Мам, ну, ты и даёшь! – искренне удивился Венцеслав. – Этого – новоиспечённого!

Или что – то не так? – насторожился он.

– Послушай сынок, – мать заметно пребывала в замешательстве, но врать дальше не было смысла. Она отложила недомытую тарелку и вытерла руки о фартук. – Давай так: мухи отдельно, котлеты отдельно!

Короче, Ветров не твой отец.

– Не, ну нормально а? Вчера был отец, а сегодня уже нет! – не врубился сын. – Мам, ты чего – то темнишь!

– Не хотела я тебе говорить всё, но видно придётся.

Элла тяжело опустилась на стул.

– Твой отец – Иван, но не Ветров, а наш сосед.

В глазах юноши застыл ужас.

– Дядя Ваня Расхлабыстин – наш сосед, этот слесарь – алкаш? – Венцеслав едва смог выговорить эти слова, не чувствуя своего лица. Губы ему не повиновались, словно он находился под сильным наркозом.

– Да. Слесарь – алкаш, – скороговоркой произнесла Элла, опустив глаза в пол. И немного помолчав, продолжила: – Мама тогда только в ночную смену ушла, а на кухне кран сорвало. ЖЕК уже закрылся, ну я и кинулась к соседу Ивану. Он починил и... Задержался немного. Я тогда была очень одинока, а он сильно пьян.

Элла вдруг умолкла и помрачнела. А Венцеслав вдруг почувствовал, ка привычный мир расползается на клочки. Голос матери доносился откуда – то издалека.

– И он знает обо мне? – поперхнулся Венцеслав.

– О тебе, конечно, знает, – подтвердила мать. – Никак рядом живём. Можно подумать, что требуются ещё какие – то уточнения.

Но то, что ты его кровиночка – нет!

Зачем он нам, алкоголик этот? У него и без тебя пятеро по лавкам!

Элла нервно повернулась к мойке, включила воду и снова загремела посудой.

– А как же Ветров? – недоверчиво переспросил сын. – Что – то я вообще ничего не понимаю!

– Ничего личного, – равнодушно ответила Элла. – Просто я сумела правильно распределить своё тело в пространстве. Через месяц на школьном выпускном вечере, когда все сильно перебрали алкоголя, я постаралась остаться наедине с Ванькой Ветровым.

– А почему с ним – то? – не понимал сын.

– Ну, потому,– замялась мать. – Потому, что он оказался пьянее остальных.

Да и какая теперь разница? Тебя сейчас должны волновать совсем другие проблемы!

– Мам, как то подленько это! – недоумевал Венцеслав. Он честно пытался осознать, то всё это происходит действительно с ним. И, что всю эту кашу заварила его мать! Лишь пару минут спустя он кое – как смог поверить в реальность её слов.

– А кто без греха? – Элла резко отвернулась к окну. – И не могла же я рассказать матери про Расхлабыстина! У него тогда уже были жена и двое детей.

– Мам, а люди в нашем роду были? – уточнил сын упавшим голосом.

Элла промолчала, обиженно поджав губы.

– А, если Ветров поймёт, что ты его обманула? – Венцеславу поведения матери казалось диким.

– Не поймет, – усмехнулась мать.

– Почему ты так думаешь?

– Потому, что он – дурак, – отмахнулась от вопросов Элла.

– Почему дурак? – не отставал сын.

– По жизни, – неопределённо ответила Элла. – Вернее сказать – идиот. Если бы был нормальный, то сам понял бы уже. Он со своей женой почти десять лет прожил, а детей – то так и нет.

Элла подошла сзади к сидящему на стуле сыну и положила ладони ему на плечи. Сын вздрогнул.

– Знаешь, некоторые действия легче совершить, чем понять. Да и, что я сделала плохого?

Думаешь, он честным трудом разбогател? Сколько помню, всегда простым таксистом работал. А сейчас, вдруг, такими деньжищами швыряет! И мы у него ничего не украли! Он сам на благое дело пожертвовал.

– Ну, мать, ты и даёшь! – протянул Винцеслав. – Всё же не правильно как то всё это.

Он отчаянно замотал головой.

– Не ты ли меня учила, что нужно людей понимать и уважать чужие чувства?

– Бывает, что обстоятельства сильнее понимания. И тебе, что болеть не надоело? – сорвалась на фальцет Элла. – Если бы не моя ситуационно обусловленная ложь – хрен бы он нам помог! Эти буржуи прямо так и разбежались всем помогать! А так, может ему и зачтётся?

– Элеонора Гужвинская, а ты у меня случаем не еврейка? Может я ещё чего – то не знаю? – съехидничал Венцеслав.

– К сожалению не еврейка, – резко ответила Элла. – И что – то мне стало муторно от наших разговоров!

На какое – то время в кухне повисла гнетущая тишина.

– И как мне теперь к Ветрову относиться? – первым заговорил Венцеслав.

Элла пожала плечами.

– Поступай так, как посчитаешь нужным! Только не бросайся очертя голову в пустоту.

Мать беспомощно поморщилась, расплакалась и ушла в свою комнату.

– Ладно, давай мать, крепись! – пожалел её сын.

***

Холодное осеннее солнце лениво скатилось за старую котельную, когда Иван подъехал к родной коммуналке. Несмотря на стылый ветер, из заросшей кустарником и травой беседки доносилась пьяное веселье. Рядом на пустыре пацаны играли в футбол, азартно подгоняя особо ленивых на своеобразном местном диалекте. Возле зловонных мусорных баков сварливо что – то делили вороны. А в заболоченном пруду заросшего парка, пытаясь их перекричать, истошно квакали лягушки.

Обогнув свежие траншеи, подтверждавшие, что начался отопительный сезон, а вместе с ним и ремонтный, Иван добрался до родового гнезда. Облезлый, вонючий подъезд хрустел под ногами стёклами от битых бутылок и прочим мусором. Входная дверь в коммунальное волчье логово, донашивавшая ободранный дерматин, не поддалась. Видимо после бурно проведённых выходных жильцам опять пришлось сменить замок.

После настойчивого звонка, послышалось несколько замочных щелчков и на пороге возник сосед Глебас в наспех накинутом халате, под которым не угадывалось ничего кроме введённых в рабочий режим производственных мощностей.

Иван отметил, что у Глебаса в гостях баба, а он нагло прервал их общение на самом интересном месте.

– Новый ключ возьмёшь у Пани, – оглядев с головы до ног прилизанного и правильного Ивана, наспех объяснил Глеб и поспешно направился к своей комнате.

– Хотя бы поздоровался. Сто лет не виделись, -

беззлобно оговорил соседа Иван.

– Да пошёл ты, – не останавливаясь, неприязненно отозвался Глебас.

– Далеко? – не врубился Иван.

– Смотря на чём добираться, – огрызнулся Глеб.

– Как неприлично, – попытался разрядить обстановку Иван. – Человек только зашёл, а ты его уже на улицу посылаешь!

Глеб сплюнул и, ничего не ответив, скрылся за своей дверью.

– Завидует, – дошло до Ивана. – Или о моём слабоумии уже ходят легенды?!

Хотя Иван никогда не пытался превратить свою жизнь в компот, в котором плавали бы страшные тайны и невнятные поступки, сейчас ему совсем не хотелось, чтобы в его сугубо личном копались чужие люди и заботливо засирали его мозг всякими полезными советами. Он направился к своей комнате, ворчанием себе под нос, уведомляя реальность, что не вполне доволен её поведением.

– Жива? – приветствовал Иван Ядвигу, мельтешившую в полутёмном коридоре.

– Как видишь. И помереть в ближайшее время, похоже, не получится, – миролюбиво заверила его бабка.

– Что так?

– Я ж одинокая, вздохнула Паня. – Денег на похороны нет. Вот, ежели, пенсию прибавят, так я сразу.

Бабка внимательно посмотрела на Ивана. В её глазах читался вопрос, а не намерен ли Иван принять посильное материальное участие в её жизни?

Иван смерил бабку скорбным взглядом и пошёл дальше по полутёмному, длиннющему коридору. Паня шаркала следом за ним по каким – то, лишь ей ведомым делам. Вдруг дверь комнаты, мимо которой они проходили, содрогнулась от мощного удара пришедшего изнутри.

– Матка Боска! – по своему перекрестилась пани Ядвига.

– Опять? – кивнул на избитую дверь Иван.

– Второй день воюет! – сказала Паня шёпотом, жестом показав, что военные действия развернулись вследствие очередного запоя.

На этих словах дверь с треском распахнулась. Сосед Антон – прошедший воинскую службу по контракту в Чечне, чтобы скопить на отдельную квартиру и не заработавший ничего, кроме контузии, буквально вывалился в коридор, едва не зашибив растерявшуюся бабку. Со словами: "врёшь, не возьмёшь!" он бросился на Ивана и, свалив его на пол, скрутил ему руки за спиной. Паня в ужасе вскрикнула.

– Не ссы, прорвёмся! – прохрипел Антон в её сторону, сверкнув безумными глазами.

– Тоха, ты чего? – взвыл Иван. – Я же свой!

Знакомый голос подействовал отрезвляюще и Антон немного ослабил захват. Иван поднял голову, посмотрел в растерянное лицо соседа и понял, что сейчас ему просто необходимо улыбнуться.

– Патроны кончились, – посетовал бывший контрактник. Потом с опаской покрутил лохматой головой по сторонам.

– А "чехи" где?

– Нет их тут, – Иван высвободил руку из захвата. – Отошли они.

– Подкрепление подошло? – недоверчиво уточнил бывший контрактник.

– Вертушкой, – кивнул Иван.

– Успели, – облегчённо выдохнул Антон.

Он устало опустился на несвежий пол коридор, прислонился спиной к обшарпанной стене и попросил закурить.

– Нам всё нипочём. Через левое плечо

Плюнем и пойдём через туман, – призывно орал с диска из комнатушки Антона Виктор Клинских, он же Хой.

Затянувшись пару раз, Антон поднял глаза на Ивана.

– Заваливай ко мне, – позвал он соседа. – Я спиртягой разжился. Посидим культурно, за жизнь поговорим.

Не смотря на большой стаж алкаша, избавиться от похмельного синдрома Антон никак не мог. И его очередное похмелье циклично переходило в новый запой.

Внутри Ивана вдруг всколыхнулось что – то тёплое: Тоха продолжал считать его другом. Но между ними теперь преградой стояла непреодолимая стена.

– Прости, друг, не могу. Подшился я, – огорошил соседа Иван. – Да и ты бы завязывал! А то так и до психушки недалеко.

***

Разбудил Ивана солнечный луч, пробивавшийся сквозь неплотно прикрытую линялую штору. В нём столбом кружилась пыль. Она же толстым слоем укрывала то, что когда – то считалось мебелью. Зевая, Иван подошёл к окну и дёрнул штору. Она соскочила с двух прищепок, но раздвинулась.

За окном стояло солнечное утро. Небо было высоким и чистым. Ветер расшвырял облака и теперь играл опавшей листвой. Выхлопные газы от проезжавших машин проникали свозь гнилые рамы и били в нос. Под окном на солнце отсвечивал его " Гелендваген", оставленный под присмотром сигнализации. В борсетке лежало сто тысяч деревянных рублей. Всё, что осталось от царской жизни.

Всё шло хорошо, только опять мимо.

Иван тоскливо посмотрел на машину, задёрнул штору и, рухнув на продавленный диванчик, невидящими глазами уставился в потолок. Лежал и слушал, как по длинному коридору коммуналки как всегда кто – то ходил и что – то вонял. Когда стало немного тише, вспомнил Веронику. Его влюблённость и стрёмные отношения с ней показались ему бесконечно далёкими, словно всё это было в какой – то другой жизни.

Сколько он так пролежал, он не осознавал. Через какое – то время он понял, что все трещины в потолке на месте и, принял положение сидя.

– Не жили хорошо и начинать не стоило! Как раньше не получалось, так и сейчас не получилось Видимо не моё это!

Иван долго сидел с видом просветлённого. Понял, что проголодался. В ободранном, отключенном от сети холодильнике нашёл две пачки каши быстрого приготовления.

– Овсянка, сэр, – предложил он сам себе и сильно поморщился. Степень возмущения зашкаливала.

– Желаешь хавать колбасу, изволь трудоустроиться! – оговорил он сам себя, понимая, что рассуждает о чём – то абстрактном.

Потом осмотрелся по сторонам. Понял, что жить ему в коммуналке будет сложно. Он уже успел отвыкнуть от прежней жизни, когда обычно искал три важных вещи: полный стакан, дверь и туалет. А теперь, где и в ком искать поддержки он не знал.

Нашёл сигареты, прикурил, затянулся. Кадык на его худой шее нервно дёрнулся вверх – вниз.

Попытался проанализировать свои ощущения. Особого веселья в душе не обнаружил. Сделав пару затяжек, сломал сигарету в консервной банке долгое время служившей пепельницей.

Поняв, что с природой долго не поспоришь, отправился в места общего пользования. В коридоре вдохнул едкий запах лекарств. К кому то из жильцов приехала "Скорая помощь".

Потом в комнате до жути захотелось накатить рюмочку коньячку. Поискал глазами, но понял, что не найдёт.

– Да, чё я так раскис? Один, что ли я такой? Больше полстраны так же живут. Вернее сказать – выживают, – поправил Иван самого себя. – Авось не пропаду. Пускай полковник рисует новые права – таксовать пойду!

От последней позитивной мысли он несколько успокоился и решил немедленно начать новую жизнь.

– Как же здесь засрано! – впервые ужаснулся Иван своему быту. – И домашних питомцев – тараканов заметно прибавилось. Наверняка соседи своих травили, а они сбежали и, уплотнив здешних, укрылись в разнообразном тряпье в его пустующей комнате, пригодной лишь для их проживания.

Он, резко поднялся и начал лихорадочно собирать пылившиеся по углам пустые бутылки. Набив стеклотарой четыре видавших виды пакета, понёс их на кухню.

С кухни шёл чад. Глебас жарил картошку на свинине в большой сковороде без крышки. На его лице неторопливо проступали капельки пота. Он периодически стирал их рукой, а руку потом – о старые тренировочные штаны сильно растянутые на коленках. На соседней комфорке, добавляя вони, Паня кипятила постельное бельё. В мутное стекло кухонного окна бились мухи, огромные и наглые, как вороньё. По треснутому в нескольких местах транзисторному приёмнику скрипачка Ванесса Мей с оркестром Братиславского радио исполняла Токкату Баха.

– Опохмелиться собрался? – язвительно поинтересовалась бабка, кивнув на набитые доверху пакеты.

– Нет, Ядвига Степановна, это тебе презент.

Иван щедрым жестом поставил к ногам соседки полные пакеты, отозвавшиеся жалобным звоном, и попросил: – Я это, возьму твоё ведро?