Текст книги "Особое задание. Повесть о разведчиках"

Автор книги: Елена Ржевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

– Начнём! – сказал он сапёрам.

И по всему городу, по пунктирам плана, смертельно опутавшим Ржев, растеклись сапёры и разведчики, ставшие сапёрами. Лихорадочно закипела работа.

Стрелка плана уводит в южную часть города к железной дороге. Предотвратить разрушение!

По железной дороге бесперебойно двинутся поезда, сюда придут армейские грузы, здесь разместятся армейские склады.

Здание городского совета, Дом пионеров, центральная улица! Идут сапёры, обезвреживают мины – простое солдатское дело, и мало кто обращает на них внимание, но сколько несчастных было бы сегодня среди этих радующихся людей, если бы дом за домом, улицу за улицей не отвоевали разведчики и сапёры у смерти и разрушения.

Вот они, гадины в деревянных коробках, они ручные теперь, бездыханные, обезвреженные…

Можно передохнуть минуту, подумать о всех тех усилиях, из которых слагается этот счастливый день. О мужественном суровом труде «Брата», о подвиге Дубяги, Хасымкули, Бутина, Белоухова, Любы и многих, многих советских людей.

* * *

Бутин отпросился из санбата на пятые сутки. Он шёл через Ржев, жадно и радостно озираясь вокруг.

Со всех крыш – капель. Если вслушаться в её многотактовые переборы, услышишь наступление весны, она дружно идёт на город. Оживлённо на улицах, много жителей уже возвратилось из деревень, гулко разносится говор – так звучат голоса только ранней весной.

Санный обоз растянулся по улице – под рогожей мешки с мукой, дуги увиты лентами.

– Эй, парень!

Бутин оглянулся.

Путаясь в полах длинного тулупа, спешил к нему старик-колхозник, обрадовался Бутину как старому знакомому. Он хлопнул большими рукавицами одна о другую и, сняв их, поздоровался.

– Жив? – спросил он, указывая на забинтованную руку Бутина.

– А что же мне сделается?

Бутину кажется – он в первый раз видит старика. Да так ли? Не всех же, с кем приходилось спать под одной крышей, есть из одного котелка, сумел запомнить он.

– Закурим? – предложил он старику, протягивая здоровой рукой кисет.

Пока старик крутил ему цыгарку, Бутин расспрашивал его:

– Ну, а ты-то как? Председателем работаешь или бригадиром?

Старик лизнул языком бумагу – цыгарка готова, подал Бутину и принялся крутить себе.

– Пока еще бригадиром. – Он показал рукой вдоль улицы. – Гляди, какой обоз привели в помощь освобождённым жителям.

Скрипнули полозья, это передняя лошадь медленно перетянула сани, а за ней всё пришло в движение, заскрипело.

– Э-эй! – крикнул старик и заспешил к саням.

На площади было многолюдно. Сюда стекались жители города, партизаны, люди, освобождённые из фашистского лагеря.

На маленькую трибуну, увитую кумачёвыми полотнищами, поднялись двое – секретарь горкома Конюхов и с ним председатель горсовета, пять дней назад вошедший в город с партизанским отрядом.

Бутин прошёл мимо однорукого завгороно. Красивое лицо его озабоченно, наверное, задумался о школе: вчера только открыли первую, а может быть, просто соображает, что скажет сейчас народу.

На краю города у свежей братской могилы Бутин остановился. Здесь похоронены жертвы фашистской оккупации. Среди них Хасымкули и неизвестный пленный, их повесили фашисты за попытку бежать из лагеря. Бутин постоял у могилы. По другую сторону Ржева, на Речной улице, остался маленький холмик, там лежит капитан Дубяга.

Бутин оглянулся на город, покалеченный, исстрадавшийся. «На обратном пути придём отстраивать город», – убеждённо подумал Бутин. Там, где остались могилы товарищей, поднимется новый город – памятником их прекрасной жизни.

Солнце садилось. Впереди расстилалась дорога. На перекрёстке стояла девушка-регулировщица с флажком.

Бутин закричал ей издали:

– Что пост свой вперёд не переносишь? Поспеши, красавица, войска далеко ушли. Не догонишь!

Она засмеялась и поправила ремень винтовки. Он уставился на её ноги в обмотках и толстых больших ботинках.

– Чего глаза разинул? – крикнула она ему.

Он смолчал, а когда поравнялся с ней, сказал тихо:

– Стоит, стоит, бедняжечка, как рекрут на часах.

– Проваливай! – ответила она, взмахнула флажочком перед выскочившим из-за поворота «вездеходом» и взяла под козырёк.

Бутин во-время отскочил от машины на обочину дороги и крикнул регулировщице на прощанье:

– Ловко у тебя получается. С войны пойду – поучусь.

У дороги стоял уцелевший дом. Бутин зашёл, попросил напиться. Молодая хозяйка подала ему воды в кружке и спросила про дела на фронте. Он присел, сдвинув поудобней винтовку, пил медленными глотками и рассказывал всё по порядку. Подперев кулаками лицо, она внимательно слушала его и вдруг прервала:

– Скажи, а что фашисты не придут, а?

Он решительно покачал головой.

– Однако же страху вы от них набрались.

Он поднялся и простился было, но хозяйка поставила на стол чугунок с картошкой, пригласила его присесть.

– Сам-то дальний? – спросила она. – А служишь где?

– Как где? – спросил Бутин.

– На передовой? – голос у хозяйки суровый, а лицо белое, и взгляд карих глаз мягкий, добрый.

– Где придётся, – отвечал Бутик. Он улыбнулся. – Где придётся, – повторил он, – когда километров за десять, а то и дальше от линии фронта в своём тылу находишься, а надо – так вперёд уйдёшь. Впереди всех.

– Это как, впереди всех?

– А так вот, – и думая о том, как сам уходил в разведку, как уходили с заданием через линию фронта его товарищи, он сказал приподнято: – впереди всего фронта.

Было в его словах что-то непонятное и значительное и хотелось верить ему.

– Кто же ты?

– Кто я? Кто? – он разволновался от досады, что не мог, не имел права объяснить ей, похвастать. – Вот что, – сказал он, махнув здоровой рукой, – был у меня друг, капитан Дубяга. Так вот его женщины никогда попусту не расспрашивали, как увидят его, так и обомлеют, языком забывают чесать.

– Видать, дружок твой красивей тебя будет, – лукаво прищурилась она и засмеялась от души, громко и не обидно.

Она вышла на крыльцо проводить его.

– Дорога теперь стала, – сокрушённо сказала она, глядя на буксующие невдалеке машины.

– Стала, это верно, – подтвердил Бутин.

– Не пройти, не проехать. Теперь пока весь снег сойдёт, да пока подсохнет, много времени понадобится. А вам ведь еду подвозить надо.

– Надо. Без табаку туго.

Мимо по дороге вели раненых лошадей в ветеринарный батальон. Большие артиллерийские лошади одичали с голоду. Перед канавой они останавливались, пятились назад, не решаясь переступить.

– До лета не дотянут, – глядя на них, сказала женщина, – а овса нет. Резали бы их да армию кормили. Если поварить дольше, не жёстко.

– Нельзя, – объяснил Бутин, – строжайший приказ беречь их до последнего – для вас ведь бережём.

Он пошел, высокий, больная рука на перевязи.

_ Вот и ты пострадал, а пешком идёшь, – сказала она ему вслед и покачала головой.

– Ничего, не печалься, – крикнул ей Бутин и здоровой рукой помахал на прощанье, – от пешки нет замешки.

Он шёл дальше к фронту. Завтра к утру Бутин придёт в свою часть, доложит подполковнику Яру ни ну: «Прибыл из санбата…»

* * *

Тихо в лесу на ночном привале, только окрик часового, только хруст ветки, обломившейся под напором ветра, да громкое чавканье сапога в топкой лесной чаще.

Не попрощавшись ни с кем, незаметно ушла Никитична. Старым, изведанным путём через рвы и окопы, через проволочное заграждение пробирается она на запад в районный центр к руководителю подпольной группы.

Где-нибудь на той стороне фронта её задержит гитлеровец, обыщет и, не найдя ничего подозрительного, швырнёт ей обратно мешок с сухарями и грязные, долго служившие карты. И пока она будет прятать карты в обвисший чулок, фашист разглядев её, поспешно надвинет пониже на лоб ей ветхий шерстяной платок, отбежит назад и щёлкнет аппаратом, В письме своей родне «мит Грус унд Кус фон вайтен Остен» [2]2
  С приветом и поцелуем с далекого Востока


[Закрыть]он пошлёт фотографию Никитичны, на которой из-под платка внимательно и враждебно будут смотреть её маленькие глазки, и подпишет под снимком: «Руссише Типе».

Еще зарево обжигает родное небо, но путь Никитичны стал короче – Красная Армия подходит к её родным местам.

А в урочный час по приказу подполковника Ярунина разведчики седлают коней. Фашистские диверсанты высадятся в лесу севернее Чертелина, и отряд разведчиков уходит в засаду.

Коротки стали ночи. Спят полки перед боем, на рассвете снова наступление.

Накинув на плечи шинель, подполковник Ярунин обходит расположение штаба.

Разведчики в войсках и в стане врага бесщадно, кропотливо и незаметно творят своё дело, они обезвредят врага, обезопасят продвижение частей.

Высоко в небе гудит самолёт противника. Часовой кричит, надрываясь:

– Палатка младшего лейтенанта Белоухова! Окошко неплотно прикрыто! Эй, кто там, демаскируете!

Подполковник раздвигает дверцы, согнувшись заходит в палатку. На топчане, укрытая одеялом и шинелью, спит помощница Белоухова – Люба. Белоухов в наушниках сидит на ящике из-под патронов возле большого аппарата.

– Приём. Прием, – устало твердит он, не замечая вошедшего подполковника.

И вдруг голос его дрогнул, зазвенел:

«Брат», «Брат», «Брат», – взволнованно повторяет он. – Я ракета. Слышу вас…