Текст книги "Кот, который построил всех"

Автор книги: Елена Каштанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Кажется, я выдохся. Ян слушал мою горячую речь довольно безэмоционально, а потом еще и подождал немного, не добавлю ли я чего.

– Влад, ты извини, но дискутировать на эту тему я зарекся еще года три назад. Меня только одно интересует – какое это все отношение имеет к Мазепе?

– А. Не к Мазепе. В принципе к украинскому характеру. Это, конечно, такое себе обобщение… Но вот я смотрю на то, что сейчас там происходит, и понимаю, что ничего же не изменилось ни со времен Мазепы, ни со времен Тараса Бульбы. Понимаешь, и в том, и в другом случае Маша мне задала вопрос: зачем? Зачем они развязали эти бессмысленные войны? Чего им не хватало? Чего они хотели? И, по моему мнению, у Гоголя ответ дан более явно – не живется чувакам спокойно. И это – единственная причина. Нет никакой независимости, никакой веры, никакой оккупации, просто людям хочется войны. И периодически их этим накрывает. Такое типа серийное маньячество в рамках отдельно взятого народа.

– Напиши это в каком-нибудь блоге. Мне прямо интересно, сколько комментариев такой пост соберет. И сколько из них будет с пожеланием гореть в аду.

– А почему тогда никто Гоголю не желает гореть в аду? Я вообще-то не сам это все придумал, а из умной книжки взял. Которую, между прочим, дети в школе изучают. Вот смотри: есть у Тараса жена, дом, хозяйство, скотина какая-то. Дети из бурсы вернулись. Кстати, знаешь, зачем их учиться посылали? А низачем. Типа мода такая. А потом отучились и поскорее забыли, как страшный сон. Еще и поржал над ними папенька из-за одежек форменных. Так вот – все это у него есть. И два сына еще есть. На радостях выпил наш заглавный герой литра четыре горилки, и его осенило – а чего это мы тут без дела сидим, пойдем-ка лучше воевать. Потому что только порезав десяток-другой иноверцев можно стать реальным пацаном, тьфу, то есть добрым казаком. И как же потом тот же самый заглавный герой удивился, когда иноверцы не порезались смиренно, а – о ужас! – оказали сопротивление, да еще и довольно успешненько, разгромили казаков этих, сына казнили. А чего он ожидал? Олимпийскую медаль за второе место? Он вообще не предполагал такого исхода, что ли? И пошел мстить за сына, как будто и не он его к такому концу привел, как будто не по его указке эта война была развязана. Как становятся национальными героями те, у кого такой мусор в голове? Мне непонятно.

– Ты делаешь выводы о целой нации на основании фантазий двух совершенно посторонних людей. Ни один из них не был даже свидетелем событий, о которых писал.

– Вот и нет. Вывод я сделал уже после событий, которые там происходят сейчас. Да, аппроксимировал накопленные знания, а зачем они тогда нужны, если ими не пользоваться? Просто все сложилось в единую картину. СМИ, конечно, нам тоже те еще фантазии выдают, но ведь должны же быть в голове фильтры. Я никогда не пойму людей, которые среди полного здоровья, когда никто на них не нападает, сознательно развязывают войну.

– Ты говоришь как я года два-три назад.

– А сейчас ты думаешь по-другому?

– Нет, думаю я все то же. Только не говорю больше.

– Почему?

– Потому что я из-за этого всех друзей потерял. Тех, которые были… там.

– Ты пытался их переубедить?

– До этого почти никогда не доходило, они сливались раньше. Некоторые из одноклассников сразу меня удалили из друзей, как только узнали, что мы в Россию переехали. Кое-кто из них написал мне гадость напоследок. Остались самые адекватные, так мне тогда казалось. А потом всякие их друзья или даже родственники начали уходить "на войну", – Ян изобразил в воздухе кавычки, – и почему-то я оказался в этом виноват. В каждой строчке сквозил упрек, что вот ты трусливо сидишь в тепле и достатке там у себя в сытой России, а они гибнут за родину-за правду. И никого не волновало, что не я эту войну развязал, что не я их туда послал, что их вообще никто не послал, это – их собственный выбор. А я вообще против войны – завоевательной, освободительной, пофиг, мои кровожадные амбиции дальше личной мести не простираются, я не могу понять, как можно убивать не за реальные поступки, а за какую-то "идею". – Снова кавычки. – Но у них в головах что-то капитально сдвинулось. Это те же самые люди, которые пели "Полковник Васин приехал на фронт" или "Красная красная кровь", они ни слова не поняли из того, что пели! А теперь у них на войне – "братья"! – Кавычки – И никто не помнит, что до 2014-го они с этими братьями срать на одном поле бы не сели, ведь воевать-то ушли самые больные на голову, те, кого вообще никто всерьез не воспринимал до этого. Но теперь они – национальные герои, по типу твоего Тараса Бульбы. Я даже почти не спорил ни с кем, просто иногда мой здравый смысл не выдерживал, на очередной вопль "Оккупанты кругом!" я спрашивал – а кто и что конкретно у тебя лично оккупировал? И никто мне ни разу не ответил. Зато теперь из добавивших меня в ЧС можно составить город. Под названием Харьков. Блин… Влад, как так получилось, что я опять об этом говорю? Я, кажется уже зарекался…

– И что, неужели все… такие? Неужели ни одного не нашлось, кто думает по-другому?

– Не поймешь. Сейчас для тех, кто остался там, думать "по-другому" не только не модно, но и опасно. Есть несколько человек, у которых я остался в друзьях, но я не знаю – это потому, что они поленились кнопочку нажать, или действительно имеют смелость что-нибудь думать.

– Ну… а если предположить, что это на самом деле хорошо – что ты увидел их настоящее лицо? Ты ведь мог считать их своими друзьями, а потом… нож в спину…

– Предполагал. – Ян усмехнулся. – Более того, я теперь вообще о каждом человеке на всякий случай такое предполагаю, думаю – а каков он окажется, когда какая-нибудь жопа настанет? Вот сегодня он тебе улыбается, чаем поит, кота гладит, а завтра ему скажут, что у меня цвет волос не тот, и как он отреагирует? И я заранее боюсь теперь. Всех.

– Камень в мой огород?

– В твой тоже. На всякий случай. Но вообще… Когда мы уезжали, нас со всех сторон запугивали – типа мы там никому не нужны, мы будем люди второго сорта, что-то типа прислуги, улицы подметать или сортиры мыть… И я заранее готовился к сопротивлению, к отстаиванию своего достоинства. А оказалось, что здесь вообще никому нет дела до нашего происхождения, никто ни разу не поинтересовался моей политической позицией (которой, к слову, вообще не существует), родители совершенно спокойно работают в больнице, в школе у нас тоже никаких проблем не возникло. Единственный раз одна преподавательница в универе обратила внимание на мой харьковский акцент, и я просто офигел – как она догадалась, а она поржала и сказала, что у нее музыкальный слух, и она знакомые говоры на раз определяет. Я погуглил и узнал, что это, оказывается, та еще засада, Гурченко, когда стала актрисой, долго пыталась от этого акцента избавиться. Ну и что? Ни мой акцент, ни происхождение ни разу здесь мне проблем не создали. В отличие от… Там у меня акцент был правильный, но им пофиг… Все, Влад, давай закроем эту тему, я и так наговорил лишнего.

Мы действительно тему закрыли, это был наш единственный разговор о его прошлом. Но из этого разговора я понял, что он очень скучает, и почему-то все мои мысли в последующие дни были заняты только тем, чтобы эту его проблему… не решить, нет, я понимал, что это не в моих силах. Но хоть как-то облегчить то, что его так мучило, мне очень хотелось. Однажды у меня даже получилось что-то близкое к этому, правда, пришлось некоторое время выглядеть полным идиотом, но зато Ян ржал так, что я не очень-то и расстроился. Но случилось это много позже, уже после зимних каникул. А пока лучшее, что я мог сделать, – это не бередить его раны, он ведь и сам не горел желанием делиться со мной. Предательство близких – не та тема, о которой хочется рассуждать бесконечно.

Глава 5. Гагарин и блаттофобия

– Уйди, животное!

Этим стоном начинался теперь каждый мой день. Допускались некоторые вариации – "отстань, сволочь", "отвали, скотина", "сгинь, каналья". А по воскресеньям такое, что и повторить совестно в будний день. Все потому, что соскучившийся за ночь Вонючка минут за пятнадцать до будильника запрыгивал на меня и начинал топтаться по моей расслабленной тушке, аккуратно ввинчивая в меня по четыре булавки с каждой лапы. Ян сказал, что это называется "молочный шаг", типа такими движениями котята молоко из сиськи добывают. Какое это все имеет отношение ко мне, я так и не понял, но так себе удовольствие, если честно. Прогнать его рука не поднималась, потому что вся эта экзекуция сопровождалась громким урчанием и потиранием морды обо все поверхности моего тела, до которых эта морда дотягивалась. И… ну… как ни крути, а это приятно, когда тебя так с утра любят. Наверное, примерно с таким же настроением от минета просыпаются всякие счастливчики, которым такое счастье обламывается. Однако это не отменяет того факта, что спать при этом хочется невыносимо, особенно если до этого полночи с каким-нибудь каталогом трахался. А если этот котоло́г еще и с ошибкой был заказчиком написан, то с утра я ощущал себя несчастным кото́логом, периодически подвывая от особо пронзительных булавок Вонючкиным взмуркиваниям.

В первый раз этот утренний ритуал кончился травмирующе для нас обоих. В самый разгар этих предварительных ласк мой будильник взвыл нечеловеческим голосом Мэнсона "бэбл бэбл бич бич", отчего кот стартовал прямо в космос и прямо с места (а место, напоминаю, было на моей спине), сопровождая свой полет саундтреком утюга с отпаривателем. И даже "поехали" не сказал предварительно. Когда я впоследствии демонстрировал свою спину Яну, он даже дар речи потерял на несколько секунд, а потом проблеял что-то типа "шрамирование нынче в моде", после чего я переименовал Вонючку в Гагарина и пообещал в следующий раз модно разукрасить его шрамами под хохлому, мол, мама не возражает.

– Чего это я мама? – возмутился Ян.

– А разве нет? Принес мне, понимаешь, в подоле…

Впоследствии мы эту проблему решили – каждый со своей стороны, я сменил будильник, а Гагарин научился лишь вздрагивать от мелодичных звуков флейты Джетро Тала. Обычно я спал на животе или на боку "во избежание разных там инцестов", но если вдруг в процессе утреннего… хм… совокупления я оказывался на спине, то каждый раз пугался пристального взгляда желтых глазюк, почему-то они у кота были не традиционные зеленые, а мультяшно-желтые, и я со сна не очень понимал, куда бежать спасаться. И только по воскресеньям, когда будильник был отключен… Впрочем, об этом я уже упоминал.

Что-то долго я про кота. "В моих соцсетях уж год сплошной беспрерывный кот". Наверное, я тоже к такому иду. А вообще-то про душ хотел рассказать. Примерно недели через две после нашей встречи у пухты Ян приперся с "подарочком". Отправил меня на кухню ставить чай, а сам заперся в ванной. Потом позвал меня весь такой гордый и продемонстрировал прекрасно подающую воду душевую лейку. Но, видимо, мой печальный вздох или удрученный вид навели его на какие-то мысли.

– Я сделал что-то не так?

И как вот его не обидеть теперь? Он же от чистого сердца…

– Ты серьезно думаешь, что я не в состоянии поменять шланг?

– Ну… я не знаю… – он смутился. – Я вообще как-то не формулировал, почему ты этого не делаешь. Мало ли, может, просто лень… Ты хочешь сказать, что этому есть какое-то логичное объяснение?

Логичное, как мне казалось, объяснение я предоставил, рассказав, что таким образом избавлялся от постоянного присутствия Светки в моей квартире и особенно в ванной. Ян смотрел на меня как на придурка.

– Влад, ты серьезно? Тебе жалко ванны для твоей девушки? Она должна от тебя уходить вся потная и в сперме?

– Господи, нет, конечно! Не делай из меня чудовище. Просто она душ принимала раз пять в день, не меньше. До секса – в душ, после секса – в душ, перед сном, после сна, перед выходом в свет, после выхода в свет. Представь себе постоянно мокрую ванну и зеркало, и коврик, и пол вокруг, и даже унитаз, и без обуви лучше не входить, все носки мокрые, полотенцесушитель укутан полотенцами в три ряда… Между прочим, твой Гагарин туда усы засунуть бы даже побрезговал, не то что сесть в горшок, в котором уже кто-то до него сделал лужу… И это в том случае, если ему вообще удалось бы туда прорваться. При этом по квартире постоянно шляется полуголая девица в полотенце. Знаешь, даже не возбуждает.

Я не обладаю особым красноречием. И в передаче чувств и эмоций тоже не силен. Поэтому, наверное, мои сбивчивые объяснения не казались хоть сколько-то убедительными.

– Так ты специально, что ли, его сломал? – сделал вывод Ян. Нет, ну он нормальный вообще?

– Мне прямо интересно, каким монстром ты меня видишь. Возвращаясь из универа, топчу пару-тройку бездомных котят, прихожу домой и в порыве ярости вырываю с корнем душевые шланги, потом выкидываю из дома полуодетых девчонок на мороз, так, что ли? На что еще я по-твоему способен? Нет, не специально. Ломал не специально. Да и не я ломал. У любой вещи есть запас прочности, если ей пользоваться пять раз вместо одного, она придет в негодность быстрее. А вот не чинил – да, сознательно. Мне это не критично, я ванну предпочитаю, а не душ. Зато в квартире стало на порядок суше, да и Светка перестала торчать тут целыми днями.

Вывел он меня на эмоции все-таки. И, конечно, со свойственным ему скиллом делать неправильные выводы, он опять попал пальцем в небо.

– Ты просто привык жить один, вот и не можешь подстроиться под другого человека рядом. А этому придется когда-нибудь учиться, появится семья, дети, может, и с родителями придется жить, уживаться нужно будет не только с одной девушкой. Тебе не хватает умения находить компромиссы. А иногда и просто терпения.

Я прямо снисходительно заухмылялся, настолько он был далек от истины.

– Эх, Яник, ничего-то ты обо мне не знаешь. Но рассуждаешь с умным видом и даешь советы. А вдруг все не так, как ты себе представляешь?

– А как все? Расскажи.

– Могу и рассказать. Только это будет очень долгая история, – предупредил я.

– Ничего. Я не тороплюсь.

Он нажал кнопку на чайнике, которым мы так и не успели воспользоваться за всеми этими выяснениями, и приготовился слушать.

– Короче, – начал я. – С самого своего рождения и до семнадцати лет я жил в одной комнате с двумя сестрами. И если старшая – вполне адекватная девочка, к тому же редко бывает дома, то младшая явилась прямиком из преисподней, чтобы подготовить меня к последующему попаданию в ад. После десяти лет в одной комнате с ней сам в этот ад попросишься. Она всегда делала все, чтобы моя жизнь стала хоть чуточку хуже. Если я включал музыку, она просила выключить. Если открывал окно, требовала закрыть. Если включал свет, его немедленно нужно было выключить. И так двадцать четыре на семь. Когда она пошла в школу, у нее начался нейродермит, от любых переживаний она покрывалась пятнами и начинала чесаться. Довольно быстро она просекла, что с помощью этой чудесной особенности можно очень эффективно управлять людьми. Достаточно просто слегка повысить голос и наполнить глазки слезами, чтобы все бросили свои дела и начали заниматься ее проблемами. Да, представь себе, и я тоже, никому не понравится, когда расчесанные язвы на руках кровоточат, а обвиняют в этом тебя. И поверь, я приобрел большой опыт в искусстве терпения и компромиссов, так что теперь мне просто смешно выслушивать от тебя подобные обвинения. Вся моя жизнь была одним огромным компромиссом, который я научился терпеть.

– Ужас какой. А родители не думали как-то решить жилищную проблему? Втроем в одной комнате – это жесть какая-то. Как вы там помещались вообще?

– Трехъярусная кровать. На самом деле, пространство было довольно грамотно организовано, места хватало. Не хватало нервов. Но ты зришь в корень. Однажды нас отвели к психологу, чтобы посторонняя тетя каким-то чудесным образом разрулила наши с Машей накопившиеся проблемы. Тетя дала родителям хороший совет – разведите детей по разным комнатам. Пусть это будет каморка под лестницей или чулан для швабр, но чтобы у каждого свой угол. Родители прониклись и решили поменять нашу двушку на трешку с доплатой, начали копить деньги, даже обратились в какое-то агентство, но никак не получалось подобрать вариант, который бы всех устраивал по деньгам, по расположению и… вообще. Так прошел примерно год, а потом заболела бабушка, которая тогда жила вот в этой самой квартире. У нее диагностировали рак, и в принципе было понятно, что она долго не протянет. Зато потом можно будет обменять две квартиры в одном доме на одну большую. Бабушка протянула два года. Ты еще не устал слушать?

– Да ты пока ничего и не сказал почти.

– К тому времени Ольге уже исполнилось восемнадцать, и родители озаботились новой проблемой – а что если она внезапно выйдет замуж? Ведь ей тогда понадобится отдельное жилье. Ольга, надо сказать, замуж не торопилась, но через некоторое время переселилась к своему парню, и ей вообще была не нужна какая-то страшная однушка, пусть и в центре.

– А что страшного в этой однушке? – удивился Ян.

– Теперь уже ничего. Но ты не видел то убожество, которое здесь осталось после бабушки. Не догадался я сфотографировать для истории. Представь – на стене в комнате висел облезлый ковер, который в последний раз выбивали еще в Советском Союзе, у нас за домом специальные такие конструкции установлены для этой процедуры, на них обычно местные подростки пиво пьют. Под ковром стоял обоссанный диван, бабушкины памперсы иногда не справлялись, и все протекало. Механизм дивана не работал на моей памяти вообще никогда, складывать и раскладывать его нужно было вручную. Напротив стояли два продавленных кресла с облупившимися ручками. Телевизор устарел задолго до эпохи плоских экранов, но, сволочь, работал, и по этой причине его нельзя было заменить. Работал также и холодильник марки ЗИЛ, у него была такая смешная ручка, она нажималась, как у двери. Льда в нем было чуть меньше, чем в Арктике, но кто же позволит заменить работающий девайс? Паркет наполовину почернел, на вторую половину сгнил, вылетающие со своих мест паркетины бабушка возвращала на место с помощью клея "Момент". Вот таким здесь было все. Проще перечислить то, что было относительно приличным, потому что это были только окна. Бабушка отказывалась делать ремонт, потому что ей было некуда деться на это время, мы ведь и так впятером жили. Уболтать ее смогли только на новые окна. Потому что старые… Жаль, что никто не сложит о них песню, как о московских. Или хотя бы эпитафию. В них были щели в палец толщиной. И осенью полагалось проделывать некий бесовский ритуал – бабушка рвала на лоскутки поношенную одежду, которую мы с сестрами ей весь год сносили, и эти лоскутки она специальным ножом затыкивала в щели. А потом сверху заклеивала полосочками бумаги, которую тоже собирала весь год, а клей почему-то нельзя было брать готовый, полагалось варить в кастрюльке из какого-то крахмала. Весной все это проделывалось в обратном порядке. Ты спросишь, откуда я все это знаю в таких подробностях.

– Спрошу, если хочешь, – улыбнулся Ян.

– А потому что "бабушка старенькая, и ей надо помогать". – пропел я писклявым нравоучительным голосом. – И угадай, кто будет это делать? Оля на своих бесконечных репетициях, а Маша еще маленькая, чтобы по подоконникам прыгать. Но однажды случилось чудо – я сломал руку. Правую. Поэтому заклеивать окна вместо меня пришлось родителям. В результате летом они поставили вопрос ребром и установили стеклопакеты. Надо было видеть, как эти беленькие блестящие рамы брезгливо шарахались от кошмарных древних занавесок с наполовину выдернутыми нитками. Так и норовили выпасть на улицу, бедняжки.

– Тебе бы книги писать с такими метафорами, – засмеялся Ян. – Или это не метафора?

– Понятия не имею, что это. Такова была реальность. И с этой реальностью надо было что-то делать. Родители решили ее сдавать, пока кто-нибудь из детей не выйдет замуж или не женится, а потом этот "счастливчик", по их замыслу, должен будет разбираться с этой реальностью самостоятельно. Тут возникла проблема. Сдать объективную реальность можно было только за очень маленькие деньги, потому что в этой квартире все просто кричало "я умерло еще до вашего рождения". Делать ремонт и менять мебель и технику – означало никогда не окупить этих затрат. Решили сдавать как есть. Ну и понятное дело, что снимать такое убожество не хотели даже студенты. Квартиранты менялись постоянно. По курсу "месяц сдаем, два простаиваем". И вот во время очередного простоя прорвало трубу, их ведь тоже не меняли со времен советской власти. Залили соседей снизу, которые, по несчастливой случайности, в это время были на работе. Поэтому залили еще и соседей двумя этажами ниже. Пока те разбирались, вызванивали второй этаж, пока второй приехал и разобрался, что течет не от них… В общем, потоп был страшный, сам Ной бы ужаснулся. Родителям пришлось оплачивать ремонт двух нижних квартир, что перекрыло прибыль от аренды за все время, а на свою уже не хватило ни денег, ни сил, ни нервов. Сработала поговорка "скупой платит дважды". Что здесь творилось после потопа… Ко всем прелестям добавился еще и вздувшийся буграми паркет. Здесь даже ходить было опасно, ноги переломать – нефиг делать.

Я аж передернулся, вспоминая свои первые часы в этом постапокалиптическом пространстве.

– Ага, – глубокомысленно выдал Ян. – Сейчас, наверное, последует трогательная история превращения Золушки в принцессу?

– Кареты в тыкву, – хмыкнул я. – Ничего там трогательного, сплошные скандалы. Посрались с Машей очередной раз, даже не помню из-за чего, помню только, что ушел без шапки в ночь холодную, ноут с собой взял, ключи снял с гвоздика в прихожей и приготовился сгинуть тут, скорбя о своей нелегкой судьбе. Кстати, сгинуть тут было довольно просто, тут даже вода была перекрыта, о еде я уж и вовсе молчу, даже тараканы перестали приходить. Что? – Я заметил, как Яна передернуло. – Тараканов не любишь? Это ты просто не умеешь их готовить. Сидишь бывало вот за этим столом (то есть он тогда другой был, но на этом же месте стоял), так вот ковыряешься вилкой в макаронах, а на тебя таракан падает с потолка.

– Фу, Влад! – вскричал как-то резко сбледнувший с лица Ян.

– И хорошо если на голову или на плечо, хоть стряхнуть можно, – дразня его продолжил я. – А вот если за шиворот…

– Замолчи! – Ян вскочил и забегал по кухне кругами.

– …или в тарелку…

Кажется, это уже был перебор. Я с тревогой прислушивался к шуму воды в ванной. Чего он нежный такой? Подумаешь, таракан. Я забеспокоился еще больше, когда все стихло, а он так и не вышел.

– Ян! – Я застучал в дверь. – Ты живой там? Ответь, пожалуйста! С тобой все в порядке? Ты меня слышишь вообще? Я сейчас дверь нахрен вынесу, если не откроешь!

Угроза подействовала, раздался щелчок замка. Ян сидел на крышке унитаза ссутулившись и занавесив лицо своей пышной челкой.

– Я сейчас… скоро… просто дай мне немного времени… – пробубнил он куда-то в свои колени, по-прежнему не глядя на меня.

– Что с тобой?

– Паническая атака. Сейчас пройдет. Наверное. У меня блаттофобия.

– Боязнь тараканов? – догадался я.

Он кивнул.

– Ты же биолог, – удивился я. – Ты этих тараканов должен вместо семечек щелкать. Или в карманах носить.

– Влад! – простонал он. – Если тебе не нужен мой хладный труп в квартире, лучше заткнись. Я серьезно.

– Хм… Я слышал, в этом сезоне такой дизайн уже не в тренде. Зашквар. – По тому, как дрогнули его плечи, я понял, что он юмор оценил, и ободренный этим попытался разъяснить. – Знаешь, у веб-дизайнеров есть шутка профессиональная: кто-то придумывает фичу, сначала она всем нравится и переходит в тренд, а потом всех бесит и становится зашкваром.

Заценить профессиональную шутку никому не удалось, потому что в этот момент я переступил с ноги на ногу, причем вторая из ног, судя по всему, принадлежала Гагарину, раздался дикий визг, зафыркал отпариватель, по мне снизу вверх прошмыгнуло нечто неопознанное, но очень шустрое, и стартануло с моего плеча куда-то за спину. Я подскочил с лапы, не сообразив, что стою в дверном проеме, ударился макушкой об косяк и взвыл от боли одновременно в голове и в разодранном когтями теле. Ян с перепугу чуть не свалился со своего насеста, но сделать ничего не успел, все мероприятие заняло секунды две, гораздо дольше я потом матерился и обещал Гагарину анальные кары.

– Вы сговорились, что ли? – проворчал Ян. – Я так до вечера с вами точно не доживу.

Он наконец поднял голову, и я, ужаснувшись бледности его физиономии, все же вспомнил, по какому поводу мы все собрались в этом романтичном месте.

– Знаешь что? Пойдем-ка я тебя на диванчик уложу. Там бояться гораздо комфортнее, чем на толчке. А главное – безопаснее.