Текст книги "Кот, который построил всех"

Автор книги: Елена Каштанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Откуда кофе?

 
– когда в постель приносят кофе
возьми его и молча пей
не нужно спрашивать а кто вы
и что вы делаете здесь,
 

– мрачно продекламировал Ян.

– Но у меня его не было! – запротестовал я.

– Уж не знаю, как ты с этим живешь. Вернее, без этого. Но я не исключал такой возможности, поэтому взял банку с собой, чтобы ночью не спать.

– Чудный лайфхак, – хмыкнул я. – По-моему, твой кофе сработал с точностью до наоборот. В следующий раз попробуй не приносить, ни за что не уснешь.

– В следующий раз, – он так подчеркнул голосом эти слова, что даже я сразу сообразил, что сморозил в своем полусне, – в следующий раз принесу будильник.

Наверное, мне лучше было молчать. Еще лучше, конечно, прикидываться спящим, но кофе сам себя не выпьет, хорошо хоть кружку он каким-то чудом угадал именно мою, пришлось сесть и им давиться, пока дверь за моим наваждением не захлопнулась раздраженно, буркнув напоследок, что футболку оно мне вечером занесет. От такой радужной перспективы глаза мои мало того что немедленно открылись, так еще и чуть не вылезли из орбит. Он теперь каждый день здесь вертеться будет, так, что ли? Пока кота не пристроит? В то, что это случится сегодня, как он и обещал, я не верил. Не так-то просто найти хозяина приблудному коту. Кстати, где он?

Кот обнаружился медитирующим над моей толстовкой. Он раскачивал лапой свисающий шнурок с шариком на конце, после чего некоторое время вращал головой из стороны в сторону вслед за этим импровизированным маятником. Когда амплитуда колебаний падала до критического уровня, повторял эту комбинацию сначала. Минут через десять я понял, что медитируем мы уже вдвоем. М-да, крайне интеллектуальное занятие.

В следующий раз Ян появился в моем телефоне, когда я пытался не заснуть на последней паре. В длинной и путаной смс-ке с десятком ошибок и без единого знака препинания он объяснял, что сегодня пристроить кота не удалось, но вот завтра всенепременно и обязательно. Ну, в общем, все как я и предполагал. "Забей, – ответил я ему, – пусть живет у меня". Иначе он так и будет таскаться каждый день, пока не пристроит. А не пристроит он никогда. И все опять будет как три года назад. "Ок", – пришло мне в ответ. Вот я сейчас не понял – просто "Ок" и все?! А поспорить, поуговаривать? Ну или хоть спасибо сказать на худой конец? Я хотел было возмутиться, а потом вспомнил, что именно этого и добивался. Чтобы никаких смс, звонков и родинок. Чтобы как до вчерашнего вечера было – мы никто друг другу. Вздохнул с облегчением и поехал домой кормить кота, я теперь человек семейный. Надо, кстати, погуглить, как его правильно кормить.

Пока ехал, читал френд-ленты и тихо бесился. Вот какого хрена Светка во всех соцсетях хвастается, что на "Лебединое озеро" идет? Ничего, что мы поссорились вчера? Я может не собираюсь с ней никуда идти. Хоть бы помириться попыталась для начала. Да и вообще – зачем об этом писать везде? Показать, какая она культурная, в театры ходит? Что вообще за мода – сначала анонсировать на каждой стене все события своей жизни, а потом еще отчитываться, как все прошло. И фоточки, фоточки не забыть! И еще три дня ревниво лайки считать. Господи, ну и дурь… Я, наверное, какой-то несовременный.

В таком раздражении я подошел к своему, как легенды гласят, "парадному". Или даже "парадной". На самом деле никто так давно не выражается, кроме разных выпендрежников, большая часть петербуржцев уже несколько поколений живет в новостройках типа Третьей улицы строителей без всяких парадных, поэтому у нас такие же подъезды, как и у всех. Так вот у этого самого парадного подъезда на лавочке торчала знакомая серая куртка, которая явно дожидалась меня. А я даже не удивился. Как-то мне сразу не верилось, что он так просто испарится. Нет уж, помучает меня сначала. А и пофиг! Какая-то бесшабашная удаль меня посетила. Какого-то волшебного пенделя мне под зад отвесила и все мое накопившееся раздражение тут же на эту же серую куртку и выплеснула.

– Ты во вторник вечером свободен? У меня есть два билета в Мариинку на "Лебедей", пойдешь со мной?

– Пойду, – просто и без лишних вопросов кивнул Ян. – Класса с пятого на балете не был. Да и тогда меня выгнали оттуда.

– Как это – выгнали? Кто посмел?

– Так классная наша. Там балерины такие выбегают на сцену, целая толпа, и как загрохотали копытами своими по сцене, как будто они на конях, а не на пуантах, ну я и заржал над ними на весь зал. Очень некультурно получилось. Все еще хочешь, чтобы я с тобой пошел?

– Ну, по крайней мере, скучно не будет.

– А зачем ты вообще туда идешь, если скучно?

– Э-э-э… Я как-то не так выразился, наверное… Там не столько скучно, сколько… стандартно, что ли. Всегда одно и то же. Это же классический балет, не какое-нибудь современное искусство. А если ты начнешь ржать, будет нестандартно. Оскорбишь чье-нибудь чувство прекрасного, на тебя нашипят, закидают презрительными взглядами… Как-то так. Обычно так бывает, когда кто-нибудь засыпает и храпеть начинает.

– Ты, судя по всему, там часто бываешь?

– У меня там сестра танцует, подкидывает билеты периодически.

– Вот эта мелкая? – удивился Ян.

– Разве она мелкая? – удивился и я в ответ. – А! Ты, наверное, младшую имеешь в виду. Это не она, у меня еще старшая есть.

Надо же, помнит мою сестру. Странно, что вообще знает о ее существовании, она младше на пять лет училась, да и не ладили мы в то время, делали вид, что вообще друг с дружкой незнакомы.

– Значит, ты сэндвич, – глубокомысленно заключил он.

– Сэндвич? Это ты меня куда сейчас послал?

– У нас так называли мальчиков, которым не посчастливилось родиться между двумя девочками.

– Ах-ах, какая образная метафора! – саркастически съязвил я.

Я предпочел не задумываться о том, почему он так быстро и без дополнительных вопросов согласился. И раз уж все равно своими руками нарушил данное себе же обещание не общаться с ним больше, кивком головы позвал его к себе, хоть кота покормит. "Это все Светка виновата", – мрачно думал я, поднимаясь по лестнице. "Не перекладывай ответственность на ни в чем не повинную девушку", – ехидно ответил мне мой Демон.

Глава 3. Лебединое озеро

Поход в театр оказался тем еще цирком. Я не помню, когда мне было так весело на балете. Нет, начиналось все вполне пристойно, некоторое время Ян завороженно пялился на сцену, но потом как-то забеспокоился, завозился, осторожно посмотрел на меня. Потом еще раз.

– Что? – не выдержал я.

– Я стесняюсь спросить, кто все эти люди? – прошептал он, и что-то не очень похоже было на то, что он стесняется, судя по его ехидной ухмылке.

– Это принц Зигфрид, – показал я. – Он главный герой. Остальные – просто всякие родственники и знакомые кролика. Ты чего программку-то не купил, если сюжета не знаешь?

– Я думал, будет понятно все по ходу действия, а тут вообще полный ноль, – оправдывался он.

– Нет, ты что, балет так не смотрят, надо либретто читать, иначе ничего не поймешь. Смотри пока молча и запоминай, в антракте все расскажу.

Однако молча – это был не наш случай. Он не затыкался ни на секунду, честное слово! Комментировал все, что происходило на сцене, и щедро разбавлял своими впечатлениями. Хорошо, что вокруг нас по какому-то странному стечению обстоятельств сидели одни китайцы, видимо, у них в Китае внезапно случился День русской культуры. Они вряд ли были в курсе, как смирно полагается вести себя в театре, а если и подозревали что-то, то были слишком воспитанны, чтобы делать замечания. Ну и русского языка, конечно, не знали, до кучи. Тут им не очень повезло, потому что у понимающих русский язык был отдельный локальный спектакль.

– О, а этого шута я помню! Это единственное, что я запомнил с того спектакля, откуда меня выгнали. А кто этот чувак в черном? Учитель? Да ладно! Он на главного злодея похож. А почему они все время что-то пьют? У кого День рождения? Ах, у Зигфрида… Господи, их все больше становится, они же сейчас перестанут помещаться! Опять пьют? Алкоголики! Надо мне в антракте тоже чем-нибудь закинуться. Да точно тебе говорю – это злодей, смотри, он что-то замышляет! А это еще кто? И что за конструкция у нее на голове? Да ладно, это не похоже на корону! А почему День рождения у него, а цветы все дарят ей? Ну и что, что мать, пусть свой День рождения устраивает и там подарки получает! А это что за "арфы нет, возьмите бубен"? Какой нафиг арбалет, это не похоже на арбалет! Я думал, это музыкальный инструмент какой-то. А это лебедь? А кто тогда? А когда лебеди будут? А почему этот Зигфрид то с одной танцует, то с другой? Он еще не определился? И как он их различает? Как – не Зигфрид, а кто тогда? А, точно, вот же Зигфрид сидит. Блин, нафига они такие одинаковые, как их различать-то? Эй, а что он там с шутом мутит? Что это еще за авангардистская постановка? Ах вы ж, заразы, опять пьют, ты посмотри на них! Слушай, а эту музыку я знаю, видимо, я еще не совсем отсталый!

И правда, скучно мне не было ни секунды. Проблема была в другом – как бы не заржать в голос. Когда все захлопали, он удивленно покосился на меня и прошептал:

– Что, уже антракт? Так быстро?

– Нет, – снисходительно ответил я. – Они просто свой номер закончили.

– А…

На вторых поклонах повторилось все то же самое.

– А теперь уже антракт?

В третий раз я уже с трудом сдерживал смех, вспоминая осла из "Шрека".

– Я скажу тебе, когда будет антракт. До того просто сиди и хлопай, когда начнут кричать "Браво!".

– А если кричать не будут, а просто молча захлопают?

– Пофиг. Делай то, что остальные, тут для этого сидят специально обученные клакёры, они сами знают, когда кричать, когда аплодировать, работа у них такая.

В результате в антракте мне пришлось объяснять эту балетную систему, к которой я сам привык с детства, но которая оказалась совершенно непонятна постороннему человеку.

– Но послушай, – растерянно возразил он. – Это же очень мешает… Я смотрю историю, погружаюсь в нее, начинаю сопереживать героям, а они вдруг все резко выходят из образов и начинают делать свои реверансы… Или книксены… Как это у них называется? И эти еще орут и хлопают. Меня это сбивает. Разве нельзя это сделать в конце спектакля?

Честно говоря, я не нашел, что на это ответить. А и правда – нафига столько поклонов во время спектакля? Как будто им не хватает самоутверждения, надо непременно потребовать оваций десять раз во время вместо одного в конце. Надо будет у Ольги спросить. А пока купил ему программку, пусть изучает и не пристает с вопросами.

– А твоя сестра – Одетта или Одиллия?

Ага, как же "не пристает".

– Хм, ну, во-первых, партию Одетты и Одиллии танцует одна и та же балерина.

– Правда, что ли? А как она успевает переодеваться?

– Ну так специально постановка сделана, чтобы они не пересекались.

– Шайтан! А во-вторых?

– А во-вторых, Ольга в кордебалете танцует, до главных партий не доросла еще.

– Кордебалет – это что?

– Это вся вот эта массовка на заднем плане.

– Покажешь ее?

– Не-а, я понятия не имею, где она там. Они все такие одинаковые, я их различить не могу. Только ей не говори, пожалуйста.

– Как я ей скажу, интересно? Если даже ты ее не можешь от других отличить, что уж говорить обо мне, я ее вообще никогда не видел.

Ну и, в общем, дальше было все то же самое, Яна интересовало все от "почему эти чуваки на каблуках, а не на пуантах" до "нафига этот Ротбарт ее заколдовал и кем она была до этого". Последний акт вообще окрестил "салфеточницей", чем сломал напрочь мне всю картину мира, потому что я тоже ясно увидел вместо лебедей красиво разложенные на скатерти салфетки. Я точно теперь не смогу смотреть этот балет по-прежнему. Но я тоже в долгу не остался, троллил его всю дорогу – мол, неграмотный ты и некультурный. Типа спрашивает он:

– Это и есть умирающий лебедь?

– Нет, – говорю. – Умирающий лебедь – вообще не отсюда, деревня.

– А откуда?

– Ниоткуда. Вернее, из Сен-Санса, но это отдельный танец. Учи матчасть.

И нет, мы не обижались друг на друга. Нам было весело. Мне. Было. Весело. Впервые в жизни – на балете. И даже после. Препирались всю дорогу до дома. Было не по-ноябрьски тепло, погода радовала нас каким-то даже не бабьим, а уже прабабьим летом, мы шли вдоль канала Грибоедова, и Ян читал мне лекцию на тему проблем с сюжетом в этой постановке. Оказалось, что:

– практически ни у кого из героев нет внятной цели, ну кроме Одетты, конечно, цель которой – тупо расколдоваться;

– у главного злодея нет ни мотива, ни идеологии, поэтому совершенно непонятно, в чем и у кого с ним конфликт;

– как-то неубедительно выглядит необходимость немедленно именно на этом балу выбрать Зигфриду невесту, а если не выберет, то что? он превратится в тыкву? кончатся невесты в королевстве? наступит конец света?;

– много лишних персонажей, которые никак не участвуют в действии, не двигают сюжет, не раскрывают других персонажей, а посему вовсе не нужны;

– не объясняется, как на озере оказались остальные лебеди, если Ротбарт заколдовал только Одетту;

– неясно, откуда взялась тема про белого и черного лебедя, если Одиллия никогда не лебедь, а всегда девушка;

– конфликт разрешается слишком тупо, оказывается, надо было не Одетту всем сердцем полюбить, а всего лишь грохнуть Ротбарта, странно, что никто до этого раньше не додумался;

– висящие на стене ружья не стреляют, нафига так демонстративно дарить арбалет, если им потом никто так и не воспользовался.

На этом месте Ян продекламировал стишок-пирожок:

 
– висит на сцене в первом акте
бензопила ведро и ёж
заинтригован станиславский
боится выйти в туалет
 

И все, я умер от смеха. Хотя до этого пытался ему возражать.

– Зато теперь я понимаю, почему тебя выгнали из театра, – сказал я отсмеявшись. – Зачем ты вообще со мной пошел, если тебе не нравится?

– Как это – не нравится? С чего ты так решил? Как это вообще может не нравиться? Это же… восторг просто! Волшебство! Ты видел, как они двигаются? Это же не люди, это механизм какой-то! Там полсотни девчонок на сцене, а двигаются как одна! Я даже не представляю, как такого можно добиться… Это же, наверное, репетиции с утра до ночи. Это же такое мастерство! И к тому же красиво нереально просто. Скажешь тоже – не нравится! На самом деле все это вполне можно пережить, сюжет в балете – не главное. Вот только финал какой-то мутный, причем что на сцене, что в программке, я так и не понял, что там за лучи добра торжествуют над силами зла. Я всегда считал, что все умерли в конце.

– А, ну это именно наша постановка этим отличается. Я поэтому и сказал, что нужно программку читать, все балеты немножко разные. Например, в Большом театре вообще нет Ротбарта, этот персонаж там называется Злой гений и является таким своеобразным доппельгангером самого Зигфрида. Принц борется по сути с самим собой, а не с каким-то сторонним злодеем, поэтому и проигрывает сам себе, как только предает Одетту. Естественно, в таком прочтении не может быть хэппи-энда. А у нас, как ты верно заметил, Ротбарта убили и все колдовство кончилось. За это, кстати, многие балетоманы не любят "Озеро" по-Мариински. Типа слишком мало драмы.

– Страсти какие. Я думал, в классическом балете уже лет двести ничего не менялось.

– Ну двести – это ты хватил. С 1950-го года у нас постановка. А в Большом и того позже, 1969-й, по-моему. Хотя… Да, ты прав. Если вдуматься, дофига же времени прошло, семьдесят лет почти этой хореографии, это же три поколения сменилось.

– Ну и хорошо. Хорошо, что мы имеем возможность до сих пор это смотреть. Театр – это ведь искусство "здесь и сейчас", оно очень недолговечное, тем и ценно. Если ты не увидел какой-то особо удачный спектакль, то никогда и не увидишь, повторить один в один никогда не смогут. Я, например, очень жалею, что никогда не увижу вживую Раневскую. Или Высоцкого.

– А я бы хотел Нижинского посмотреть – его знаменитый прыжок, когда он зависает в воздухе и нарушает все законы гравитации.

– Нижинский – это… балерун такой?

– Не говори это слово, – поморщился я. – А лучше вообще его забудь. Нет такого термина. Про мужчин говорят "танцовщик" или просто "артист балета". Но те, кто танцует первые партии, – премьеры. А уж Нижинский – всем премьерам премьер, до него балет вообще был женским.

– А вторые партии кто танцует?

– О, там у них такая иерархия – хуже, чем в армии. Первые солисты, вторые солисты, корифеи. Ольга вот кордебалет, я уже говорил, это самые лохушки. Правда, есть еще миманс, но этим вообще уметь танцевать не обязательно, это совсем уж статисты. И не дай бог какую-нибудь простую солистку балериной назвать, все примы смертельно оскорбятся.

– Фигасе. Слушай, я с тобой сегодня столько нового узнал, как будто четыре пары в универе отсидел. Прямо чувствую себя в долгу.

– Ну какие еще долги, – буркнул я, и может кто-нибудь мне объяснит, почему внутри так все всколыхнулось после этого "я с тобой"?

– Ну такие… – он покрутил в воздухе рукой. – Нематериальные. Просто хочется тоже что-нибудь для тебя сделать. Знаешь, Влад… Я не знаю, почему ты меня пригласил. Обычно первых встречных не зовут в таких случаях, даже если правда есть лишний билет. Но все равно – спасибо тебе. Я бы сам никогда не сходил, у нас в семье нет таких денег.

А он, оказывается, не так уж прост. Не очень-то поверил в мою байку. Но и докапываться не стал, просто принял ситуацию такой, какая есть.

– Ты – не первый встречный, – смущенно пробормотал я.

– Ну да, ну да, у нас же с тобой даже общий ребенок есть, – съехидничал он.

Глава 4. Национальный вопрос

«Как ты его назвал»

«А его еще и назвать надо? Я его вообще не звал так-то».

«Тебе все равно придется как то к нему обращатся»

«Хм. Ну я не знаю. Вонючка?»

«Че он вонючка то не наговаривай на бедного котика он уже давно не воняет»

«Зато он с этим хорошо ассоциируется».

«Хотя знаеш пусть будет вонючка вырастит будет табаки»

«Что, прости, он вырастИт?»

«Это из дома в котором там был персонаж который в детстве был вонючка а потом стал табаки»

«А больше тебя в этой фразе ничего не смущает?».

«Не понял вопроса»

«Забей. А ты уверен, что из Вонючки получится Табаки? Бывали случаи, когда Теон Грейджой получался».

«Ты его собираешся кастрировать варвар»

Вот этим я занимался на паре с таким длинным названием, что к концу предложения его начало уже забывается, в просторечии именуемой просто "Основы". Мой телефон сегодня был однозначно интереснее основ чего бы там ни было. Полное отсутствие знаков препинания и заглавных букв придавало неповторимый шарм этим коротким сообщениям. Я вдруг понял, зачем эти закорючки вообще существуют, – они, оказывается, создают интонацию в письменной речи. А если их нет, то, соответственно, не создают. И сидишь как дурак, пытаешься самостоятельно эту интонацию извлечь из сплошного потока слов.

Когда я уже подходил к дому, привычно поискал глазами тощую фигурку в серой куртке, расстроился, когда не обнаружил ее на лавочке, а потом как-то слишком избыточно обрадовался, когда обнаружил под козырьком подъезда. Ян там прятался от дождя и ветра, которые наконец взяли верх над хлипким осенним солнышком.

– Замерз? Пойдем, я тебя отогрею, – двусмысленно пошутил я, протягивая ему руку.

– Хорошо хоть не "взгрею", – мрачно ответил он и продолжил бурчать, поднимаясь по лестнице. – Просто какие-то хляби небесные разверзлись. Казни египетские настигли. Саранчи летом не бывает случайно? Или нашествия жаб? Как тут жить вообще? Все ветер и дождь, и всегда все одно и то ж. Не пойму, за что вы все так любите свой Питер? Он же весь темный… И серый.

– Ну, во-первых, это спорное утверждение, основанное на субъективном ощущении. Например, у Достоевского Петербург, как известно, желтый.

– Ах ты ж моя радость! А во-вторых?

Нет, это он не мне, и даже не Достоевскому, это Вонючка мне под ноги кинулся и попытался убить, радость-то какая.

– А во-вторых – что плохого в сером? Знающие люди утверждают, что у него как минимум пятьдесят оттенков. – Кота я проигнорировал, когда рядом был Ян, я с радостью передавал ему все эти прелести возни и сюсюканья с домашним питомцем. – Я, между прочим, реку больше всего обожаю именно когда она серая, когда все небо в тучах, и они в воде отражаются. И волны такие мелкие от ветра. И все это сверкает как сталь. Как ртуть. Или даже как серебро. И ты стоишь на набережной, мерзнешь, в лицо дождь колючий бьет, капюшон с головы срывает, руки заледенели, а все равно от ограждения отойти не можешь, все стоишь и любуешься. А потом заваливаешься в какую-нибудь кафешку, берешь глинтвейн и чувствуешь, как в тебе рождается тепло, где-то в груди или в животе, и постепенно разливается по всему телу, доходит до кончиков пальцев. И тогда понимаешь, зачем нужна на свете такая мерзкая погода, потому что ты никогда такого кайфа не почувствуешь, если придешь в ту же кафешку по солнышку или приедешь на машине.

Ян стиснул Вонючку обеими руками, поднял перед собой и рассказал ему, пристально глядя в глаза:

 
– в такую дивную погоду
в холодный дождь и грязный снег
становится вкуснее кофе
теплее кот и мягче плед
 

Вонючка проникся. Я с ним был совершенно согласен.

– Вот именно. Но особенно – глинтвейн. Кстати, запомни: лучший глинтвейн в "Маркетплейсе" на Техноложке, а самый отстойный – в "Музыке кофе" на Фонтанке.

Все это я докладывал, пристраивая мокрые куртки и прочие перчатки на батарее в кухне, а Ян как-то странно улыбался, с интересом меня разглядывая.

– Запомню. Только я вообще по алкашке не очень, я выпечку хорошую ищу.

– Глинтвейн – не алкашка, это неотъемлемая часть нашей мерзкой погоды – такой, как сегодня. А выпечка-то у нас вообще на каждом шагу, чего ее искать? И булочные, и кондитерские, и в кофейнях почти везде. И да, тебе бы не помешало, одни мослы.

– А я вкусную не могу найти. У меня бабушка знаешь какие пироги пекла! И маковки, и слойки, и булочки с корицей. У нас дома все мои друзья паслись, она почти каждое утро тесто ставила. Когда мы сюда переехали, я первое время все по булочным шлялся, покупал всякие ваши… крендели… кренделя… как блин они называются? И вот знаешь – я не понял, нафига столько булочных, если ни в одной не могут пироги по-человечески испечь?

– Наверняка где-то могут, ты же не все проверил. Но по кренделям я не спец, я вообще долгое время одними бэпэшками питался, мне не до пирогов было.

– Ты и вдруг бэпэшками? Что, карманных денег тебя лишили?

– Никто меня не лишал, – насупился я, не желая продолжать эту тему.

Он совершенно случайно ткнул в больное место – когда я научился более-менее сносно пользоваться Фотошопом, родители как-то плавно забыли о том, что я еще студент и что у меня ни диплома, ни профессии, ни вагона свободного времени на подработку. Это не было лишением как таковым, то есть никто не декларировал, что с завтрашнего дня мы тебя ссаживаем с нашей шеи, обеспечивай себя сам, как хочешь. Более того, я даже уверен, что мне не откажут, если попрошу. Просто с какого-то момента стало западло просить, а когда они просекли, что я все же выкручиваюсь без их помощи, вся помощь и кончилась. Я, конечно, знал, что рано или поздно это произойдет, поэтому не обижался на них. По крайней мере, я так думал до сегодняшнего дня. А сегодня оказалось, что я не готов говорить об этом, равнодушия немного не хватает. Все же слегка болит. Ну и еще, конечно, не хотелось выглядеть нытиком. Поэтому я напустил на себя беспечный вид и вернулся к предыдущей теме.

– Ну кончится же это все когда-нибудь. Вернешься в свой Харьков, там тебе ни ветра, ни дождя, одни пироги. Там небось тепло?

– Ага. Тепло. – Он поднял на руки кота и спрятал лицо в его тощем тельце.

– Я что-то не то сказал? – Мне показалось, что теперь я задел болевую точку.

– Там тепло. И пироги. Каштаны цветут по весне. Абрикосы. Там их называют "абрикоса" – в женском роде. Так и говорят: абрикоса цветет… Но я туда не вернусь.

– Почему?

– У меня там никого не осталось.

– А что с ними случилось?

– Я бы тоже хотел это знать, – задумчиво проговорил он. Вроде спокойно сказал, а рука наглаживала кота так, как будто то самое бабушкино тесто замешивала. Кот, кстати, не возражал.

– Слушай, если там что-то слишком личное, просто скажи об этом, я не буду лезть.

– Да чего уж там личного, если целой нации касается… – вздохнул Ян. – Понимаешь, Влад, все дело в том, что я русский.

– Ну и что? Ты же там родился?

– Я там родился. Учился. Вырос. Я там жизнь прожить собирался. Моя мама – украинка. Но все равно я оккупант и захватчик. Ну ладно – я, я ничего полезного для страны не успел сделать. Но папа – врач, он десятки жизней спас, если не сотни. Только он все равно москаль, хоть и из Питера, но им пофиг. А у мамы русская фамилия и русский муж, поэтому она тоже интервент и узурпатор. И это говорят те же самые люди, которые еще вчера обнимали и родными считали. Им там так промыли мозги…

– Поэтому вы уехали?

– Страшно стало, что война и до нас дойдет. Да и вообще неспокойно. Всякие слухи ходили о каких-то драках, погромах. На Москалевке дом сгорел, говорили – потому что там русская семья жила. А у нас трое детей, мне на тот момент только четырнадцать было, братьям еще меньше. Родители решили, что так безопаснее. Мы там дом собирались строить, но начать не успели, вот на эти деньги и купили здесь квартиру. У папы здесь все родственники, несколько поколений древних петербуржцев, знаешь, из тех, которые говорят "Петербург", а не "Питер". Но вообще… Думаю, и поэтому тоже, наверное. Родители там пятнадцать лет прожили, все было нормально, а потом вдруг… Бабушка и дедушка стали гнать на русских, родители пытались их защищать, типа разборки политиков – это одно дело, а мирные жители тут совсем ни при чем, и не надо в это влезать. Ну и… все. Оккупанты и прочее. Ругались постоянно. Дед однажды выдал – вы типа в нашем доме живете, у вас ничего своего нет, разве не захватчики после этого? Мама плакала. Я впервые в жизни видел, как она плачет, и мне деда хотелось убить. И мы с братьями сразу перестали быть любимыми внуками, а мы ведь вообще дети были! Но никого это не спасло, даже Ваську, младшего, ему семь лет было! За что? Вот что мы сделали?

– Знаешь, я не специалист по русско-украинским отношениям, я вообще в это не влезал никогда. Всегда старался дистанцироваться от этих проблем, и позиции оформившейся у меня по этому вопросу нет. Но иногда обстоятельства так поворачиваются, что просто необходимо иметь какое-то мнение, а я понятия не имею, как реагировать. Однажды Маша, это сестра младшая, как-то пришла к родителям с "Полтавой" Пушкина и сказала – читала, но не поняла ни одной буквы, кто-нибудь перескажите мне это русским языком. Родители, естественно, тоже еще в школе читали, послали ее ко мне за разъяснениями. И вот мы с ней начали разбирать построчно, вроде все перевели на человеческий язык, смысл стал ясен, и вдруг мне вопрос прилетает – а что, собственно, этого Мазепу не устраивало, с чего вдруг он все эти интриги плести начал? Ведь он и так был типа главным, чего еще он хотел добиться? А я не знаю ответа. И мы с сестрой пошли по Википедиям и прочим источникам, но, честно говоря, так и не поняли. Он уже старый, ему под семьдесят, у него власть, богатство, у него молодая красавица жена, а и правда – что ему было нужно?

– Я не очень силен в истории. Кажется, независимости Украины или чего-то типа того.

– Какой блин независимости? От кого? И главное – зачем? Все равно ни одна страна в этом мире не может творить все, что в голову взбредет, по-любому нужно будет считаться с соседями, не с Россией, так со Швецией или с Речью Посполитой какой. Никакой независимости не существует, это миф! Ну вот воссоединились они с Россией, между прочим, по собственной инициативе, никто не заставлял, так и что дальше такого плохого произошло, что обратно независимость потребовалась? Их обижал кто-то? Голодом морил? Пытал, бил, убивал? Имущество отбирал? Из дома выгонял? Что конкретно Мазепу не устраивало? Захотелось быть "владычицей морскою"? Ну так у него получилось. В смысле – у разбитого корыта оказаться. И ты знаешь, ответ я нашел в другой книге. История повторяется дважды – один раз в виде трагедии, другой раз… в виде еще одной трагедии, ничему людей жизнь не учит. То есть хронологически, конечно, все наоборот было, Тарас Бульба жил раньше, чем Мазепа, но это ничего не меняет, люди все равно у своих предков не учатся, как показывают нынешние события… Причем, мы-то не изучали эту книгу, а у Маши почему-то она появилась в программе, хотя мы в одной школе учились. И знаешь, я просто в шоке был, когда прочитал. Я удивляюсь, как эту книгу не запретили еще тогда, в девятнадцатом веке, а уж как потом она стала героической сагой – для меня вообще загадка. У меня всю дорогу было ощущение, что Гоголь над нами всеми просто поиздевался. Что на самом деле он не героев образы рисовал, а раздолбаев.

– Почему?

– Ну ты вот хорошо помнишь сюжет?

– Я не читал. У нас училка русофобкой была, она всех русских авторов по максимуму стороной обходила.

– А разве Гоголь русский? – удивился я, лихорадочно вспоминая биографию писателя. Почему-то мне казалось, что он родом откуда-то как раз из Украины.

– По-моему, она так и не определилась, чьим его считать, но из программы на всякий случай исключила, он все же на русском языке писал. Причем в Харькове-то вся эта тема с украинским языком – вообще профанация, там все на русском говорят. У нас в школе уроки на украинском вели, когда какая-нибудь комиссия приезжала. Но теперь-то все не так, конечно, после всех этих "вооруженных конфликтов" все резко мову выучили. Те, кто двух слов связать не мог, теперь вообще разучились русский понимать. Но ты вроде что-то там почерпнул героическое из "Тараса Бульбы", может поделишься?

– Наоборот. В том-то и дело, что все наоборот. Все, что я почерпнул, – казаки были алкоголики, воры, бандиты и вообще гопники, в стиле "есть че? а если найду?" Типа сидят такие запорожцы и рассуждают – мы вот тут султану турецкому сдуру клялись своей верой, обещали мир. Вера для нас – святое! Но как бы так хитро сделать, чтобы и клятву не нарушить, и шашкой рубануть? Что? Кошевой говорит – так не получится? Так давайте сменим кошевого! Трус какой-то, ей-богу. Что говорит новый кошевой? Если нельзя, но очень хочется, то можно? Вот это он дело говорит, вот так давайте и поступим. Занимались они исключительно пьянством или войной. Хотя почему "или"? Пьянство на войне тоже вполне процветало. Однажды во время осады города скучно стало, перепились все. Пока пьяные валялись, их перебили. Так ты думаешь, они какие-нибудь выводы сделали? Они сказали – как же можно было на безделье и не напиться? Это ж всякий нормальный человек должен понять! А вовсе не нападать на безвинных людей. Безвинными, на минуточку, назывались те, которые город осаждали. Я уж молчу про то, как они с мирным населением развлекались, как резали женщин и убивали младенцев. Да они даже сидя дома умудрялись провороваться или в долгах погрязнуть! И этих людей литература преподносит как национальных героев! Вот что-то мне не верится совсем, что Гоголь именно это имел в виду. А еще в Википедии написано, что якобы поляки были крайне недовольны тем, как их писатель в повести изобразил. Кровожадными, агрессивными и жестокими. Недовольны настолько, что даже не издавали ее у себя до недавнего времени. А евреи считают повесть антисемитской, жиды там больно уж непривлекательны типа. Я бы на их месте вообще не парился – казаков в этой повести по долбоебизму никому не переплюнуть. Поляков и евреев наоборот жалко, и выглядят они там овечками на фоне этих беспредельщиков.