Текст книги "Везет как рыжей"

Автор книги: Елена Логунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Дорогой мой, у вас с пунктуацией проблемы, – закончив, злорадно заметила я. – Деепричастные обороты, чтоб вы знали, выделяются запятыми! А слово «шиншилла», между прочим, пишется с двумя «эль». Нет, такую безграмотную чушь я подписывать отказываюсь!

Я сунула исчерканный листок под дверь.

– Перепишу, – виновато сказал мой похититель.

Я прислушалась: шаги удалились прочь от моей тюрьмы и затихли. Так, сумка моя при мне или нет? Я огляделась: на полу вдоль стены сиротливо лежит сломанная швабра, длинной шеренгой стоят пустые винные и водочные бутылки, в углу каморки жалкой кучкой горбится несчастное пончо. Поворошив его, я обнаружила под ним свою сумку, мокрую и грязную. Ну-ка, ну-ка, где-то тут была у меня круглая стеклянная баночка от йогуртницы, а в ней котлетка на обед… Надо же, все цело!

Торопливо затолкав в рот омерзительно холодную котлетку – заодно и пообедала, – я освободила баночку, наскоро протерла ее выуженной из сумки бумажной салфеткой, приставила донышком к двери, приложила к отверстию ухо и прислушалась.

В некотором отдалении раздавалось характерное негромкое клацанье, похожее на цоканье маленьких коготков. О, это очень знакомый мне звук: его издает недорогая, а потому плохая – жесткая – компьютерная клавиатура. Потом натужно, как взлетающий самолет, взвыл матричный принтер, его я прекрасно слышала и без акустического прибора типа «баночка». Переписал, выходит, мое завещание, негодяй, сделал работу над ошибками, теперь распечатывает. Значит, сейчас снова мне на подпись принесет.

Я наклонилась, чтобы убрать стеклянную тару в сумку, и внезапно застыла как истукан: гениальная, хотя и несколько запоздалая мысль пронзила меня, словно приступ радикулита. Дура я, дура! У меня же сотовый телефон в потайном кармашке!

Жутко боясь, что в толчее одного из тех общественных мест, где я то и дело бываю по роду службы, у меня украдут во всех смыслах дорогой для меня телефон, я однажды не поленилась и собственноручно вшила в боковое отделение для складного зонтика маленький эластичный кармашек, в котором очень уютно размещается трубка мобильника. Правда, вытаскивать его оттуда страшно неудобно, и, пока я сражаюсь с тугой тканью, звонящие мне порой теряют терпение и отключаются, так что плюсы мобильной связи подчас теряются.

Трясущимися от волнения руками я расстегнула застежку двойного отделения, нащупала в потайном кармашке трубку мобильника и снова замерла. Надо бы сначала спровадить куда-нибудь моего стража, а то ведь не даст спокойно позвонить, зараза!

– Я все поправил, как вы сказали, подпишите, пожалуйста, – под дверь вползла новая бумажка.

Я профессионально быстро пробежала глазами текст: на этот раз ошибок вроде нет, ни грамматических, ни фактических. Надо же, похоже, все мое имущество перечислено: квартира, компьютер, бытовая техника, мебель, библиотека, даже персидский кот – и тот в списке! К чему бы еще придраться? Ага, придумала!

– Не годится, – громко сказала я. – Не буду я подписывать бумагу, отпечатанную как попало! Сами посудите, картридж в вашем принтере совсем сел, иные буквы едва видны. К примеру, вот тут справа вертикальная полоса, она явно светлее остального текста, и в результате кот персидский, шиншилла моя серебристая, еле-еле читается! Это завещание или что? Извините меня, но такую бумагу раз в жизни пишут, надо же серьезно подойти к процессу! Не хочу матричный принтер, хочу лазерный!

– Но у меня нет лазерного! – По голосу чувствовалось, что мой сатрап растерян и близок к панике.

Ага, то ли еще будет! Не знает мерзкий похититель, с кем связался! Будет ему и паника, и кожная сыпь на нервной почве, и расстройство психики и желудка, и еще какой-нибудь зловредный геморрой, или я не я буду!

– Это ваши проблемы, – стервозно уперлась я. – Лучше готовиться нужно было! Плохая организация губит любое начинание! Нет лазерного принтера – нет и подписи под завещанием!

Тюремщик, видно, всерьез призадумался, по ту сторону двери стало тихо. Похоже, я немного перестаралась. Вот не уйдет он из дому – и не смогу я спокойно позвонить…

– Ну ладно, подскажу вам, – я сделала вид, будто сжалилась над несчастным негодяем. – На Новом рынке, как раз там, где вы меня давили, есть контора, в которой делают ксерокопии и распечатки. Цены у них умеренные, качество меня вполне устроит, работают они… – я посмотрела на часы, – … до пяти. Если поспешите, еще успеете!

– Я быстро туда и обратно! – обрадовался негодяй.

Так, где моя акустическая баночка? Слушаем… Громко хлопнула дверь, очередью щелкнули замки – один, второй, третий. Ничего себе система безопасности! А, ладно, прорвемся! Подождав еще минуту – вдруг враг надумает вернуться, – я извлекла из тайного вместилища заветный сотовый и разочарованно охнула: трубка помаргивала красным. Разрядилась, зараза, хорошо, если хоть на один звонок хватит!

Коляну звонить рискованно, у него в отделе на одном служебном телефоне два кабинета, дюжина вечно замороченных граждан, пока разберутся, кого спрашивают, пока позовут, моя трубка и окочурится. Позвоню Ирке. Минутку, а что я ей скажу? «Привет, Ира, меня похитили, пойди туда, не знаю куда и спаси меня, будь так любезна»?

Нет, видно, пришла пора решительных действий! Я положила телефон на пол, отошла к стене, разбежалась, насколько позволили скромные размеры помещения, и ударила плечом в дверь. Плечо хрустнуло, дверь скрипнула. Я повторила процедуру, поменяв плечо. Ба-бах! В вихре пыли мы вырвались на оперативный простор коридора – я и дверь кладовки. Подхватив с пола сумку и вооружившись на всякий случай обломком швабры, я крадучись обошла двухкомнатную квартиру. Зачем крадучись, сама не знаю, ведь, если и был в доме кто живой, уже прибежал бы на шум!

Одна комната стандартной двушки-хрущевки была совершенно пуста, в другой имелась старая продавленная кровать, да еще прямо на полу стоял довольно древний компьютер – «тройка» с принтером. Так я и знала, совершенно допотопный агрегат!

– Компьютеризация на марше, – пробормотала я, легонько пошевелив носком туфли «мышь», обморочно – кверху пузом – валяющуюся прямо на несвежем линолеуме.

С телефонизацией дела обстояли еще хуже: соответствующего аппарата в интерьере не было. Вот это крайне огорчительно, хотя и вполне предусмотрительно со стороны моего стража!

Признаков жизни в квартире не обнаруживалось, за ее пределами что-то, конечно, было, но – увы! – я очень быстро выяснила, что входная дверь крепко-накрепко закрыта.

– Ну что же, в таком случае мы пойдем другим путем, – поразмыслив, постановила я.

Подергав шпингалет, открыла двойную застекленную дверь и вышла на открытый балкон. Нет, если уж не везет, так не везет: пятый этаж! Выше только крыша.

А, собственно, где я? Пора подытожить результаты беглого осмотра территории.

Итак, я нахожусь в малосимпатичной двухкомнатной квартире на верхнем этаже старой кирпичной пятиэтажки (общая площадь – около сорока квадратов, жилая – двадцать восемь, карликовая кухня, микроскопическая прихожая, санузел, правда, раздельный, да и кладовка ничего, довольно удобная, в этом я могла убедиться). Балкон, как уже было сказано, незастеклен, но в моей ситуации это скорее плюс, чем минус: проще будет покинуть негостеприимные апартаменты, если надумаю прыгать. Но хорошо бы, однако, и с районом определиться… А заодно и с парашютом…

Я цепко посмотрела по сторонам, потом стала на цыпочки, по-жирафьи вытянула шею и углядела впереди за домами вращающееся око глазной клиники. Замечательный ориентир! Теперь мне все ясно! Пора звонить в мою персональную службу спасения.

Я привычно набрала шестизначный номер.

– Алло-у-о-у? – сонным голосом, переходящим в зевок, сказала моя лучшая подруга.

– Спишь, соня? – упрекнула ее я. – А меня тем временем какая-то сволочь украла и взаперти держит!

– Какая сволочь? – не поняла Ирка.

– Редкая! – рявкнула я. – Не перебивай, слушай внимательно, у меня сотовый на последнем издыхании. Значит так, сейчас же приезжай к глазной клинике, повернешься к ней задом, к микрорайону передом, по левую руку впереди не то третий, не то четвертый дом. Подъезд или второй, или четвертый, не знаю, откуда считать, я на пятом этаже, стою на балконе, как Джульетта. Давай, спасай меня, пока не поздно!

– Ты только прыгать не вздумай, Джульетта, – предупредила Ирка. – Я тебя знаю! Сиди там, я тебя вытащу.

– Живее давай, негодяй может вернуться раньше!

Ничего больше я сказать не успела, потому что телефон отрубился.

Сева Панчуков по прозвищу Пончик сидел на полу и методично рвал на себе волосы.

– Не психуй, – сердито сказала ему жена Люся, торопливо перелистывающая страницы толстого журнала с надписью на обложке «Домовая книга-94». Возле распахнутого нижнего ящика мебельной стенки громоздилась большая куча подобных журналов с номерами от 85 до 02. – Мы найдем его. Их в основном кастрировали, так что к девяносто четвертому году пока есть только одна непресекшаяся линия.

– Я идиот, – в десятый раз скорбно объявил Пончик, но прореживать шевелюру перестал, выудил из коробки под диваном жесткую щетку и попытался ею причесаться.

– Идиот! – воскликнула Люся, отнимая у мужа щетку. – Сдурел, что ли? Это же кошачья!

Супруги Люся и Сева Панчуковы занимались разведением породистых кошек уже больше пятнадцати лет, руководствуясь сначала собственными вкусами Люси, а потом, когда хобби неожиданно стало довольно прибыльным бизнесом, уже рыночным спросом на четвероногих друзей. Сначала их питомцами были худосочные сиамские кошки, потом в моду надолго вошли мордастые персы – этих Сева тайно ненавидел, будучи вынужден регулярно пылесосить мебель и ковры, а также дважды в день по двадцать минут причесывать каждую меховую тварь специальной проволочной щеткой. Кошкам парикмахерские упражнения Севы нравились не больше, чем ему самому, они шипели, рычали, вырывались и царапались, нанося Севе увечья, иногда довольно серьезные. Поэтому появление кошек-сфинксов, более известных в народе как «лысые кошки», Пончик благословлял: голенькие зверьки практически не линяли и не нуждались в причесывании, так что осточертевшие кошачьи щетки с загнутыми металлическими коготками, деревянные гребни и коробочки с тальком ушли в прошлое, точнее – в отсек под диваном.

– Вот! – почти торжествующе произнес Пончик, вскакивая на ноги. – Я так и знал! Кошки тебе дороже, чем я!

Люся холодно посмотрела на супруга.

– Конечно, дороже! Котята Маргариты Сильфиды по пятьсот баксов за голову влет уходят!

– Да на черта мне твои летающие котята! – обиженно заорал Пончик, в сердцах сильно пиная коробку с кошачьими прибамбасами.

Промахнулся, угодил ногой в деревянную диванную ножку, пискнул и громко зашипел от боли.

– М-мя? – из своей комнаты заинтересованно откликнулась на шипение лупоглазая Маргарита Сильфида, откровенно скучающая в обществе пары подрощенных котят.

– Маргошечка, девочка моя милая, все хорошо, – повысив голос, ласково сказала Люся кошке и сердито посмотрела на приплясывающего на одной ноге Пончика. – Всеволод, сейчас же прекрати истерику! Ты пугаешь животное! Если бы не твоя собственная глупость, он уже был бы у нас! Ну скажи, зачем нужно было давать этим людям телефон клуба? Ты же прекрасно знаешь, что у меня там вся документация, полный учет и контроль! Боже мой, да не будь ты таким услужливым идиотом, мы могли бы найти его первыми! Да что там, только мы бы его и нашли, больше никто!

– Люсенька, ну не начинай все сначала, – сменив тон, кротко попросил Пончик. – Говорю же, я хотел как лучше. Тебя беспокоить не хотел, в этих талмудах копаться… Откуда я мог знать, что тут такие бабки завязаны?

– Зато теперь знаешь, – сердито буркнула Люся.

– Я идиот, – покаянно проговорил Сева.

– Эврика!

– Не издевайся, пожалуйста, – попросил Пончик, обиженно сопя. – Я уже признал, что я идиот.

– Это-то само собой, – отмахнулась супруга. – Эврика, потому что я нашла нужную запись! Вот, смотри сюда: в девяносто четвертом году их у нас было трое, все мальчики – Кир, Клавдий и Конфуций. Все ушли по полторы сотни баксов, всех зарегистрировали в клубе, всем сделали прививки, выдали паспорта и родословные. А вот тут у меня отмечено, что Кира и Конфуция хозяева кастрировали еще до года, а Клавдия – нет, но насчет его потомства никаких записей! И что это значит? Либо он, бедняга, так и остался неразвязанным, либо его котята не были зарегистрированы. А раз так, то в любом случае именно он последний дееспособный представитель рода с документами!

– Наследник Клавдий, – медленно произнес Пончик.

– Да нет, скорее всего, он вовсе и не Клавдий, – досадливо поправила его Люся. – Помнится, я, как обычно, сразу предупредила покупателей, что будет лучше называть котенка не той кличкой, которая записана в паспорте, а как-нибудь совсем иначе. Ну, чтобы он не подходил к посторонним, чтобы его не обидели, не украли. Так что на Клавдия этот кот наверняка не откликается, да и на «кис-кис» не реагирует.

– А на что же он реагирует? – Пончик на мгновение задумался, потом коварно улыбнулся: – Говоришь, некастрированный?

Люся кивнула, не отрывая глаз от толстой домовой книги.

– Дорогая, ты не будешь возражать, если мы с Маргаритой Сильфидой немножко прокатимся? – уже из прихожей спросил Пончик, торопливо напяливая куртку.

– Катись, катись, – рассеянно ответила Люся, снова закапываясь в бумажные развалы.

В ожидании Ирки я не дремала, наоборот, проводила время очень весело и с пользой. При повторном, более тщательном осмотре на колченогом столе в кухне, в целом такой же пустой, как вся квартира, обнаружился нехитрый продовольственный набор. В него входили надкушенный батон, непочатая бутылка лимонада, ломтик голландского сыра в пластиковой упаковке, целлофановый мешочек с корейской морковкой и небольшая бутылочка кетчупа. Батоном я побрезговала, сыр съела, а лимонад открыла, но не выпила, осененная блестящей идеей.

Скажите, кто, по-вашему, может войти в квартиру, не имея ключа? Ответ очевиден: или воры, или, наоборот, милиция. Криминальный мир беспокоить не будем, пока не поймем, с кем уже имеем дело, стало быть, остаются стражи порядка. Но поскольку сама я их вызвать не могу, за меня это должны сделать соседи!

Я посмотрела на часы: всего-навсего половина пятого, пенсионеры еще бодры и не приникли к экранам телевизоров.

– Дорогие мои старики, дайте я вас сейчас расцелую, – негромко запела я, сгребая со стола в охапку недоеденный провиант в ассортименте и вынося его на балкон.

Этажом ниже на веревках сохло свежевыстиранное белье. Господи, прости! Ну, приступим! Я аккуратной струйкой вылила на белые простыни лимонад, и на влажной ткани тотчас расплылись омерзительные желтые пятна – рекламную тетю Асю хватила бы кондрашка. Снизу до меня донесся глубокий прерывистый вздох. Отлично!

– Что это вы там делаете?! – возмущенно закричала невидимая мне женщина. – Эй вы, сдурели, что ли, с балкона гадить?!

Ага, ей же меня тоже не видно! Я совершенно анонимный вандал! Ну-с, тогда продолжим.

Развязав узелок на целлофановом мешочке с острой корейской морковкой, я зачерпнула пригоршню истекающей соком оранжевой стружки и с большим вкусом покрошила ее на сохнущее белье, переставшее быть белым окончательно и бесповоротно. Ладно, если спасусь – подарю этой тетке новый комплект, не простой, а золотой…

– Ты, с-сволочь, я тебе глаза выцарапаю! – донеслось снизу.

Не дрогнув, я зачерпнула еще морковки и размашисто швырнула ее на лавочку у подъезда, в классическом стиле сеятеля, разбрасывающего облигации выигрышного займа.

Уже через минуту в дверь заколотили, а во дворе раздался возмущенный ропот. Чутким ухом я уловила первый неуверенный выкрик «Милиция!» и закрепила достигнутый успех, неприцельно вытряхнув на головы гуляющим внизу густой ароматный кетчуп. Пустая стеклянная бутылочка тоже сгодилась в дело: ее я шумно разбила о ствол ближайшего дерева. Вниз посыпались осколки, вверх понеслись ругательства. Не сомневаюсь, теперь добропорядочные граждане уж точно вызовут милицию!

Удовлетворенно кивнув своим мыслям, я прошла в ванную и тщательно вымыла руки, а потом вернулась в комнату, устроилась на полу перед компьютером и включила его. Пока дожидаюсь милиции, может, узнаю что-нибудь о моем похитителе?

– Вот гад, пароль поставил! – я почесала в затылке и отчаянно заколотила по клавиатуре, наугад набирая комбинации из четырех знаков.

Стоп-стоп, попробую сначала слова. Что мне приходит в голову? «Мама», «папа», «дядя», «бяка», «бука», «Тоха»… Ура! Заработало! Компьютер скушал очередное слово и соизволил загрузиться, и тут что-то обожгло мне ухо, экран с глухим «пых!» разбился, гудящий процессор заткнулся, и запахло паленым. Неужто пожар? Ой! А я тут взаперти!

Я мгновенно выдернула вилку из розетки, быстро метнулась в кладовку, подхватила с пола еще влажное пончо и набросила его на дымящийся разбитый монитор. Хорошее все-таки было пончо, такое многофункциональное, царство ему небесное…

А теперь разберемся, кто помешал моему общению с компьютером, царство небесное и ему тоже.

Возмущенная, я вышла на балкон, уперла руки в бока и грозно посмотрела во двор.

– Ленуська, привет! – громогласно заорала Ирка, при виде меня начиная размахивать руками, как ветряная мельница крыльями. – Ты жива еще, моя старушка? Слава богу! А где этот? Говорят, у вас там драка? Кто кого? Помощь нужна?

– Разве что неотложная медицинская, – хмуро сообщила я. – Представляешь, какая-то паскуда снизу заехала мне кирпичом по уху, боюсь, опухнет теперь, как вареник.

– Прости, – виновато сказала Ирка. – Я хотела всего лишь привлечь твое внимание.

– Это у тебя получилось, – желчно заметила я. – Мое внимание – твое внимание. И что мне теперь делать?

– Поберегись! – завопила подруга, судорожно семафоря руками.

– Не поняла, повтори? – я нагнулась, стараясь получше разглядеть Ирку и ее жесты, и чуть не вывалилась за перила: сверху, слегка промахнувшись мимо моей спины, на балкон свалился альпинист!

– Руки! – истерично завопила я, боясь, что это очередной гангстер.

Нет, не позволю к себе прикасаться, хватит с меня чреватых обмороками контактов!

«Гангстер» поспешно вздернул руки вверх.

– Ленка, не выбрасывай его, он хороший! – упреждая мои дальнейшие действия, закричала снизу Ирка. – Это спасатель!

– Да, знаем мы таких спасателей, – недоверчиво пробормотала я, плотно забиваясь в угол балкона, заставленный пустыми стеклянными банками и бутылками. Прекрасные метательные снаряды, если что – закидаю бандюгу стеклотарой!

– Конечно, знаете, – проворчал спасатель, снимая с головы вязаную шапочку и открывая взору ярко-рыжую шевелюру. – И я вас знаю. Вы Лена, да? С телевидения? А я Стас, помните, я вам интервью давал на открытии службы спасения в Екатеринодаре?

– А, это когда я, не выпуская микрофона, показательно поднималась по веревкам на дерево и перепутала все ваши помочи? Меня потом Женька, мой оператор, две недели называл не иначе как «человек-паук»! – Я невольно развеселилась. – Точно, теперь я вас вспомнила, здравствуйте, Стас! Зачем пожаловали?

Рыжий выпутался из своей упряжи и шагнул в комнату, что-то отыскивая взглядом.

– Позвонила какая-то женщина, сообщила, что ребенок заперт в доме один, изнутри дверь открыть не может, надо спасать. Чей ребенок-то? – он оглянулся на меня.

– Ребенок-то? Моей мамы, – ответила я, спешно заталкивая в сумку скомканное пончо и поудобнее пристраивая распухшую торбу под мышкой. – Послушай, Стас, тут ошибочка вышла. Дверь закрыта снаружи, изнутри мы ее не откроем. Поэтому твоя задача – вытащить меня отсюда, хоть вверх, хоть вниз, это ты сам решай. Справишься?

Я поглядела вниз: поруганное белье снято, веревки притянуты ближе к балкону. Это очень хорошо, не хотелось мне влипнуть в эту паутину, страшно представить, что сделала бы со мной разгневанная хозяйка испорченного белья, попадись я ей в руки!

Рыжий нахмурил брови, потом что-то сообразил, просветлел лицом и подмигнул мне:

– Это съемка, да? А где камера?

– Там, – я неопределенно махнула рукой куда-то в сторону противоположного дома.

– Скрытая? – с тихим восторгом спросил Стас.

– Как государственная тайна, – подтвердила я. – Так что, Тарзан, ты вытащишь меня или нет?

– Спустим вниз, это легко, – кивнул спасатель. – Тем более кое-какой опыт у вас уже есть.

– Даже больше, чем ты думаешь, – вполголоса проговорила я.

Однажды в ранней юности я пыталась прыгнуть с парашютом с вышки, но оказалась слишком легкой и повисла на полпути между небом и землей, не одолев противовес. Как выяснилось, чтобы совершить не только прыжок, но и приземление, нужно весить не менее пятидесяти кило. Я обманула инструктора, и высшие силы меня немедленно покарали, заставив марионеткой болтаться в воздухе. Помнится, очень мне было неуютно! И тогда меня тоже спускали вниз, причем круглый парашютный купол над головой закрывал от меня общую суету на вышке, и создавалось крайне неприятное впечатление, будто я покинута всеми на произвол судьбы.

На этот раз я прекрасно видела все происходящее. То есть вполне могла бы видеть, если бы не зажмурилась крепко-накрепко.

– Все, можешь открывать глаза, альпинистка моя, скалолазка моя, – сказала Ирка, принимая меня в объятия.

Я настороженно поморгала: рядом с подругой топтались два рослых парня с хмурыми мордами.

– Кто такие? – с подозрением спросила я.

Эх, меняется, меняется характер: сколько себя помню, я всегда была веселым и общительным персонажем, но еще чуть-чуть – и начну шарахаться от людей, как снежный человек!

– Чип и Дейл, – ответила Ирка, успокаивающе поглаживая меня по плечу. – В смысле, тоже спасатели.

– А где же девочка? – обеспокоенно спросил Чип.

Дейл, задрав голову, смотрел на балкон пятого этажа. Должно быть, ждал спуска ребенка.

– Кто скажет, что это мальчик, пусть первым бросит в меня камень! – вполголоса заявила Ирка, уводя меня в сторону от дома, к припаркованному неподалеку автомобилю.

И мы по-английски, не прощаясь, удалились со сцены.

Вован подошел к дому со стороны гаражей, один из которых со вчерашнего дня стал его летней резиденцией: машины там отродясь не бывало, гараж Вован купил в нагрузку к двухкомнатной квартире на пятом этаже кирпичной хрущевки в те далекие времена, когда у него были постоянная работа и стабильный доход, а тяги к спиртному еще не появилось. Строго говоря, Вован и сейчас не был пропащим алкашом, пил он только по выходным, но так, что после каждого уик-энда долго – аккурат всю рабочую неделю – маялся беспросветной амнезией. Ни личному счастью, ни карьерному росту дурная привычка не способствовала, но Вован предпочитал не замечать очевидного и нашел своим жизненным неудачам другое, весьма оригинальное объяснение.

Началось все с того, что, развернув как-то бульварную газетку, содержавшую в себе сочащуюся жиром янтарную таранку, Вован в промежутке между первой и второй кружечкой пива от нечего делать пробежал глазами интервью популярного певца Мутузова, осчастливившего своих фанатов изречением «Это наша жизнь, и мы ее живем!» Мысль Вовану понравилась глубиной и универсальностью формулировки, допускающей варианты, как то: «Это наша еда, и мы ее едим!», «Это наше пиво, и мы его пьем!» и «Эта наша мысль, и мы ее мыслим!» И вот, неспешно обдумывая эту самую мысль, Вован закономерно закручинился: а всегда ли именно мы живем нашу жизнь? И если уж на то пошло, то жизнь, которую мы живем, наша?!

В разгар Вовановых алкогольно-философских бдений неподалеку объявился интеллигентный забулдыга Эдуард Петрович, регулярно собирающий вблизи гаражей бесхозную стеклотару. Благодарно допив слитые ему остатки пива, Петрович мимоходом просветил Вована насчет теории существования параллельных миров. И Вован нутром почувствовал: истина где-то рядом! А тут еще собственный Вованов сыночек-подросток, умничая в укор папаше-простофиле, зачем-то поведал, что параллельные прямые, оказывается, очень даже пересекаются – где-то в бесконечности, что, мол, успешно доказал ученый математик Лобачевский!

Лобачевский оказался последней каплей. Вован прозрел: параллельные миры, для большинства сограждан пребывающие в состоянии нейтралитета, оказывается, то и дело пересекались непосредственно в жизни Вована! Обидно, конечно, но никто, кроме него, явных признаков пересечения параллелей не замечал.

Жить, впрочем, приходилось все больше в общей с народом реальности: в первую очередь так или иначе зарабатывать деньги на пропитание и пропивание. А поскольку работать Вован никогда не любил и не хотел, нужно было искать варианты.

Сдать на все лето свою двухкомнатную квартиру он решился не вдруг, а когда все же решился, потребовал от жильца рекомендаций и деньги вперед, но оставлять родные пенаты без чуткого хозяйского присмотра не собирался, понимая, что всегда найдется повод заглянуть на огонек. Сегодня, к примеру, Вован решил принять ванну, а уж после нее слегка принять на чисто вымытую грудь. Глядишь, и жилец поздравит хозяина с легким паром, завяжется непринужденная беседа, а поговорить Вован всегда любил. В подпитии он становился изумительно красноречив.

С мужской компанией, правда, не сложилось: еще только сворачивая к соседнему продовольственному магазину за выпивкой и закуской, Вован заметил красивый синий автомобиль своего жильца. Машина быстро удалялась в сторону центра.

– Куда денется? Вернется, – успокоил себя Вован и спокойно осуществил нехитрый шопинг.

Получасом позже, помахивая пакетом с сосисками, с игриво топорщившейся в брючном кармане бутылочкой кетчупа и плоской поллитровкой водки за пазухой, он подошел к своему подъезду и остановился, терпеливо ожидая, пока его пропустят на крыльцо две возбужденные бабы в цветастых халатах. Соседки оживленно разговаривали, пересыпая приличные слова родной речи неприличными в пропорции один к одному.

– И эти тра-та-ташные тра-та-та своей тра-та-ташной морковкой, тра-та-та ее в тра-та-та, тра-та-тахнули мое белье к тра-та-ташной матери! – брызгаясь слюной, сообщила одна баба другой.

– Круто, – уважительно сказал Вован, не только с ходу оценив виртуозное владение родным словом, но и моментально ухватив суть душераздирающего конфликта.

Говорливая баба замолчала и медленно, со скрежетом, повернулась к Вовану, как танковая башня.

– Ты, – без выражения произнесла она.

– Я, – вполне дружелюбно подтвердил Вован, с детским интересом ожидая продолжения.

Баба посмотрела на его прозрачный пакет с сосисками и уперла руки в боки.

– Что в кармане?

– Кетчуп, – простодушно ответил Вован.

– Кетчуп, значит, – зловеще повторила баба, мрачнея пуще прежнего. – Опять, значит…

– Валька, Валька, ты не горячись, сейчас милиция приедет, разберется, – дернула ее за рукав баба номер два. – Слышь, Валька, не надо, не связывайся, не марай руки!

– А я замараю, – с вызовом сказала Валька, вздымая распаренные красные кулаки и нависая над сжавшимся Вованом, как кариатида. – Ему, значит, можно марать, а мне, значит, нельзя? Ты каким дерьмом, сволочь такая, белье мне загадил?!

Гадить на соседское белье из Вовановой квартиры мог только жилец, которого, впрочем, как раз не было дома. Опять параллельный мир проявился, сразу понял Вован. Где-то там его непутевое второе «я» что-то напортачило, а прорвало, как обычно, сюда.

– Да это же не я, – покрутив головой, попытался объяснить Вован разъяренной бабе. – Меня и дома-то не было! Это, наверное, опять напортачило мое параллельное альтер эго!

– Ты свое дерьмо хоть как назови, пятна все одно останутся! – не дослушав, завопила соседка.

Вован невольно попятился. Дородная Валька размахнулась и неловко, но чувствительно двинула его в ухо.

– Милиция! – неуверенно воскликнул Вован, отталкивая от себя разъяренную бабу.

– Милиция! – басом заревела Валька, с размаху шлепнувшись пышным задом на крыльцо.

– Милиция! – молодцевато рявкнул над ухом Вована участковый Василь Михалыч, вызванный еще с полчаса назад, но удивительным образом подоспевший вовремя.

– Милиция, – встревоженно прошептал себе под нос водитель незаметно подкатившей к дому синей «десятки».

Машина неуверенно притормозила у подъезда, помедлила и проехала мимо гомонящих участников конфликта, набирая скорость.

Черный «Мерседес» Севы Панчукова мирно катил в потоке машин, следующих по оживленной городской магистрали в сторону Грушевского моста.

В душе самого Севы мира не было. Хотя бы потому, что он не знал, за каким чертом катится на улицу Гагарина, являющуюся, согласно Люсиным записям, последним местом жительства кота Клавдия и его хозяйки. Хотя нет, за каким именно чертом – это как раз было ясно: за тем самым Клавдием, в мохнатые персидские лапы которого само собой, как спелая груша, свалилось заокеанское наследство. Но совершать налет на квартиру и с криком «Кот или жизнь!» вырывать четвероногого наследника из рук любящих хозяев Пончик не собирался. Впрочем, теплилась в Севиной смятенной душе смутная надежда на то, что кота иногда выпускают погулять на улицу. И если это так, то лупоглазая Маргарита Сильфида с формами изможденной топ-модели, мирно дремлющая на заднем сиденье «мерса», может пригодиться как приманка.

Впрочем, могло бы получиться и лучше. Сева мечтательно прищурился, воображая персидского очаровашку, с самым сиротливым видом восседающего на крышке канализационного люка посреди бескрайней грязной лужи. Конечно, в этой ситуации Сева не будет раздумывать, как не раздумывал простой русский дед Мазай, выручая из беды простых русских зайцев. Разумеется, Пончик просто обязан будет спасти несчастное животное. Подобрать, обогреть… Подогреть, обобрать…

Тут мечтателю пришлось срочно раскрыть глаза: впереди длинно скрипнули тормоза, и Сева вспомнил, что он за рулем. Так и в аварию попасть недолго, и самому покалечиться, и «мерс» помять!

Между тем «Мерседес» был единственным четвероногим другом, к которому Пончик питал искреннюю привязанность. В пропахшем табаком уютном салоне верного «мерса» Сева не раз находил прибежище, спешно унося ноги из квартиры – эпицентра разрушительных семейных скандалов.

Своевременно перестроившись в другой ряд – благо там как раз образовалось свободное местечко, – Сева злобно покосился на «шестерку», в чей топорный белый зад он едва не въехал. Ну, разумеется, баба за рулем! Чего еще ждать, какого соблюдения правил дорожного движения! А рядом с бабой-водилой сидит баба-пассажирка, это уже почти катастрофа: небось всю дорогу точат лясы, перемывая кости своим несчастным мужикам!

Сева снова вспомнил законную супругу Люсю и еще больше помрачнел. На примере этого экземпляра женской породы Пончик считал всех представительниц слабого пола существами крайне вредными. Для мужчин, во всяком случае.