Текст книги "Любовные игры по Интернету"

Автор книги: Елена Логунова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Пристрелю! – орал бессонный дядька.

Ларочка поспешно сунула мобильник в карман и спрыгнула с ветки в лопухи.

– Уяу! – дико взвыл придавленный черный кот.

– Стреляй, Вася! – отчаянно скомандовал высокий женский голос.

Ларочка схватила в охапку кота и в два прыжка унеслась из клумбы, попавшей под обстрел.

Ба-бах! – грохнуло наверху: Вася с Маней открыли огонь.

Однако они совершенно напрасно полагали, что после этого смогут спокойно уснуть. Выстрел разбудил и тех жильцов, которые умудрялись почивать под кошачьи песнопения. В доме одно за другим загорались окна, со стуком распахивались рамы, слышались возмущенные и встревоженные голоса.

– Все из-за тебя! – со злостью сказала Ларочка вырывающемуся черному коту.

Она выпустила его, с болезненным шипением потерла расцарапанную руку, отошла на безопасное расстояние от дома, населенного гневливыми и хорошо вооруженными гражданами, достала мобильник и позвонила Агате Григорьевне, чтобы закончить оборванный на полуслове разговор.

– Опоздали мы со знакомством! У вашего сына уже есть женщина! – обиженно сообщила она маме Серенечки.

– Да откуда она взялась? – Агата Григорьевна изумилась так глубоко и искренне, словно ее сын был космонавтом, отбывающим одиночное заключение на околоземной орбите. – Что еще за женщина? Тоже рыжая?

– Представьте себе, нет! Седая! – нервно хихикнула Ларочка.

– Платиновая блондинка, что ли? Неужели ее женское обаяние больше, чем твое? – недоверчиво спросила Агата Григорьевна.

– О нет, обаяние у нее так себе, но зато у нее есть другое преимущество, – желчно сказала Ларочка. – Богатейший опыт прожитых лет! Подруга вашего Серенечки – пенсионерка со стажем, на глазок ей лет семьдесят!

– Этого не может быть! Я своего сына знаю! – завела старую песню Агата Григорьевна. – Ты наверняка ошиблась. Вероятно, это соседская старушка зашла к Серенечке за солью.

– А также за хлебом и зрелищами! – ехидно поддакнула разочарованная Ларочка. – У вашего сына ночует большая компания, они веселились до полуночи, только-только улеглись.

– Ах, батюшки, опять топтали мой ковер «Кубанские узоры», он на полу в гостиной лежит! – Агата Григорьевна всплеснула руками, но тут же забыла о ковре, воспользовавшись возможностью обелить репутацию сына. – Значит, старушка с другими гостями пришла! Кто-то из Серенечкиных друзей привел с собой старенькую бабушку, которая боится оставаться дома одна. Поверь мне, пожилые люди часто испытывают страх одиночества.

– Старенькая бабушка пришла гораздо раньше других! – парировала Ларочка. – Сидя на лавочке во дворе, я прекрасно разглядела ее, когда она дышала свежим воздухом на балконе. Очень представительная старуха, прямо королева, мать ее так! Маргарет Тэтчер рядом с ней показалась бы замарашкой!

– Я знаю своего сына, – снова начала Агата Григорьевна.

– Еще не было семи часов вечера, как сын, которого вы знаете, вместе с бабкой, которую вы не знаете, уединились в спальне! – оборвала ее Ларочка. – Расположение комнат я знаю, вы сами мне планчик нарисовали! Шторы были не задернуты, свет в комнате горел, и я прекрасно видела, как ваш Серенечка на руках отнес бабку в постель!

– И что? – ахнула старшая подруга.

– И то! Свет погас! – Ларочка многозначительно помолчала. – Не спать же они легли, правда? В семь часов вечера!

– Да-а-а… – протянула Агата Григорьевна.

Впрочем, растерянность ее длилась недолго. Через пару секунд она вновь обрела командный тон и велела младшей подруге:

– Хватай такси и птичкой лети ко мне! Будем думать, как отбить Серенечку у этой бабки! Еще чего удумал, со старухой шуры-муры крутить, извращенец!

– Геронтофил! – злорадно поддакнула Ларочка, вспомнив соответствующее слово.

И поспешила выключить мобильник, прежде чем обиженная мама Серенечки начала уверять, что знает своего сына, он не такой…

Глава 6

Во сне я стояла в дверях редакторской и наблюдала, как по коридору телекомпании длинной вереницей идут старушки с зонтиками и узелками на палочках. Они поднимались по парадной лестнице и без остановок следовали прямиком к черному ходу.

– С бабками всегда так! Как приходят, так и уходят! – смутно знакомым голосом говорил кто-то за моей спиной. – Раз, два, три, четыре!

Старушек в коридоре было бесконечно много, но голос за спиной считал только до четырех, а потом сбивался и начинал сначала. Потом он вдруг сделался жалобным и спросил:

– Кыся, у тебя не найдется таблеточки от головной боли? Или даже двух таблеточек?

– А лучше трех! – слабо протянул еще один хорошо знакомый голос.

Я открыла глаза, мужественно преодолела порыв вновь зажмуриться, да покрепче, села и огляделась. Рядом со мной на диване лежал Колян. Поскольку он с головой укрылся простыней, я узнала его по носкам. Второй знакомый голос доносился из-под дивана. Преодолевая головокружение, я свесилась вниз и увидела Ирку и Моржика, распластавшихся на большом надувном матрасе. Подружка с кроткой мольбой смотрела на меня глазами, до краев наполненными страданием и обведенными синими тенями. Одну руку она уже сложила ковшиком, видимо, клянча у меня таблетку от головы. Моржик лежал неподвижно, навытяжку, как упавший навзничь оловянный солдатик. Он помалкивал и вообще производил впечатление человека, который свое уже отговорил.

– Все живы? – спросила я, спуская ноги с дивана.

Ирка и Колян ответили мне слабыми стонами с нотками отрицания, а Моржик неожиданно ясно и очень искренне произнес:

– «Панасунгиху» убить мало! Споила нас, зараза японская!

– А самой небось хоть бы хны! – плаксиво поддакнул Колян. – Дура железная!

Тут только я вспомнила, что коварный холодильник вчера подсунул нам добытый в Интернете рецепт экзотического коктейля из саке с сиропом манго, корицей и лакрицей, и мы имели дерзость его приготовить. Правда, в несколько измененном виде. Вместо саке взяли самую обыкновенную водку, вместо сиропа манго – жидкое тыквенное повидло, корицу заменили красным перцем, а за лакрицу, так как никто из нас наверняка не знал, что это такое, с грехом пополам сошла вареная сгущенка. Получившийся коктейль мы выпили до капли, но вкуса его я не помнила. Я вообще мало что помнила.

К примеру, я не помнила, кому принадлежит доносящийся с балкона женский голос, приговаривающий:

– И раз! Два! Три! Четыре!

А вот радостный детский смех, сопровождающий размеренный счет, я забыть никак не могла! Хохотал и взвизгивал Масянька.

Я на цыпочках подкралась к лоджии, поглядела сквозь тюлевую занавеску и увидела своего сынишку. В компании Татьяны Лариной он весело и с явным удовольствием делал утреннюю зарядку.

Лишняя одежда физкультурников не стесняла: на Масяне были только трусики, а на бабушке Лариной – шортики и маечка. Фигура у нее была отличная, со спины бабушку легко можно было принять за девушку. Осанка, посадка головы, разворот плеч, красивые и точные движения – все выдавало в Татьяне гимнастку со стажем.

Я уважительно пробормотала: «Да-а-а!» – и тихонько отступила, пока спортсмены меня не заметили. Судя по всему, Масе было весело и хорошо, поэтому я сначала сбегала в ванную, пока туда не образовалась очередь из желающих перейти к водным процедурам сразу после сна, минуя утреннюю гимнастику.

Когда я вышла из ванной, физкультурники уже перебрались в кухню. Они открыли новый холодильник и внимательно изучали его нутро, каждый на своем уровне. Невысокому Масяне досталась морозилка, в которой вообще ничего не было, а Татьяне повезло больше, она высмотрела в верхнем отсеке одинокое сырое яйцо и небольшую гроздь бананов.

– Есть совсем нечего, да? – сокрушенно спросила я. – Доброе утро, ничего не скажешь!

– Доброе утро, Леночка! – ласково откликнулась Татьяна, не заметив моего сарказма.

Вчера мы досадно не рассчитали и явно купили меньше еды, чем следовало. Все, что мы привезли с собой вечером, ночью было съедено. Вероятно, хитрый японский коктейль усилил аппетит, на который и так никто не жаловался. Бананы уцелели только потому, что лежали в непрозрачном овощном ящике, так что мы про них просто забыли.

– О «Панасунгиха», душа моя! – вкрадчиво воззвал к холодильнику Лазарчук, появившийся в кухне следом за мной. – Рекомендуй нам завтрак, пожалуйста!

Левой рукой он ласково погладил сияющий холодильный агрегат по огруглому золотистому боку, а правой нажал нужную кнопку. «Панасунгиха» задумчиво поморгала цветными лампочками и с большим апломбом сообщила:

– Свежие бананы вкусны и питательны!

– Бананы! – Лазарчук скривился, демонстрируя отвращение к вкусному и питательному фрукту.

– В бананах содержится много калия! – настаивала эрудированная «Панасунгиха».

Я протянула руку над плечом Лазарчука и сняла с верхней полки банановую гроздь. Холодильник недовольно цыкнул, провел ревизию оставшегося содержимого и после небольшой паузы сказал:

– Яйца – незаменимый источник белков.

– Яйцо! – внес поправку недовольный капитан. – Одно! А нас тут семеро с ложками!

Тем не менее он все-таки вынул из гнездышка на боковой полочке упомянутое яйцо. Холодильник печально щелкнул, траурно помолчал и не без грусти сказал:

– Сегодня у вас разгрузочный день.

– Ах, да ничего подобного! – красиво отмахнулась от пессимистично настроенного агрегата Татьяна Ларина.

Пока я плескалась в ванне, она успела переодеться в длиннополое коричневое платье с белым воротничком и снова смотрелась благородной институткой позднего бальзаковского возраста.

– Сейчас мы быстренько приготовим восхитительные блинчики, банановые, по роскошному рецепту моего собственного изобретения, – захлопотала деятельная старушка.

– У меня муки нет, – сурово шмыгнул носом Лазарчук.

– И не надо муки, в бананах очень много крахмала, – успокоила его Татьяна.

– И калия, – зачем-то напомнила я, с интересом наблюдая за кулинарными манипуляциями старушки.

С деятельной помощью Масяни она очистила бананы, размяла их вилкой, вбила в пюре яичко, добавила соду, несколько ложек несоленых панировочных сухарей, хорошенько все перемешала и переместилась к плите. Я зажгла огонь и поставила на него сковородку. Татьяна поблагодарила меня кивком, налила на сковороду масло и принялась жарить блинчики.

– У-м-м-м, как вкусно пахнет! – на два голоса подхалимски запели Колян и Моржик, просунув в дверной проем всклокоченные головы.

Всего через десять минут наша компания теснилась за кухонным столом, посередине которого стояло большое блюдо с горой аппетитных румяных блинчиков.

– Очень вкусно! – сказал Лазарчук, самозабвенно облизывая пальцы. – Должен признаться, я прежде недооценивал бананы!

– И домовитых старушек! – шепнула я ему на ушко. – Ты все-таки приглядись к Татьяне, иметь в хозяйстве такую бабушку, которая может сварить кашу из топора, большая удача!

Серега тут же сильно построжал и стал всех поторапливать, а в первую очередь – меня. Спешить, действительно было нужно, часы показывали восемь с минутами, а встречу любящим родственникам Татьяны мы назначили на девять утра.

Ирка с Моржиком и Колян с Масяней уехали на «Пежо», а нас с Татьяной Лазарчук повез на вокзал на своем драндулете, нахально претендующем на принадлежность к благородному семейству «Опелей».

Без пяти девять мы уже стояли на мраморном крыльце здания, увенчанного большими буквами, складывающимися в слова «железнодорожный вокзал», и с понятным волнением оглядывались по сторонам. То есть это мы с Лазарчуком нервно оглядывались и искусственно улыбались, а бабушка Ларина была, по своему обыкновению, невозмутима и величава.

– Тебе следовало уточнить место встречи, – попеняла я Лазарчуку. – Вокзал большой! Что, если любящие родственники нетерпеливо ожидают встречи где-то в другом месте?

– Позвони им, – признав справедливость моего замечания, попросил Серега.

Я послушно достала мобильник, нашла в памяти номер Татьяниного зятя, позвонила ему, но телефон вызываемого абонента был выключен. А ее сестра, номер которой тоже сохранился в памяти моего аппарата, просто не брала трубку.

– Делать нечего, стоим и ждем, – решил Лазарчук.

Улыбаться он перестал, а оглядывался теперь даже чаще прежнего, но это ничего не изменило. И в девять ноль-ноль, и в девять десять, и в девять пятнадцать мы по-прежнему стояли на крыльце втроем.

– Черт! – в сердцах выругался Серега. – Похоже, продинамили нас любящие родственнички! Вот негодяи!

– Мне на работу надо, – напомнила я. – Можно, я уже пойду?

– Да иди ты! – сердито отмахнулся грубый Лазарчук.

– А вы куда? – полюбопытствовала я.

– Я на службу, а бабушку придется домой отвезти, – с нескрываемым сожалением сказал Серега. – Придется вам, Татьяна Батьковна, коротать денек в компании «Панасунгихи»!

– Они найдут общий язык, – пробормотала я. – Будут обмениваться рецептами! Кстати…

Я посмотрела на Ларину, задумчиво потерла переносицу, перевела взгляд на Лазарчука и попросила:

– Позвони мне, когда будешь в управлении. Есть один интересный вопрос…

– По поводу? – сообразительный Серега незаметно показал глазами на Татьяну.

– Да-да, точно, – я кивнула, попрощалась с ними и заторопилась на работу.

Могла бы и не уходить! Мамай срочно погнал нас с Вадиком снять для «Криминального вестника» репортаж о трагическом ЧП, случившемся на железнодорожном вокзале меньше часа назад. Все та же линейная милиция скрепя сердце дала нам официальное разрешение вести съемку на стратегическом объекте, каким является вокзал, но перемещались мы по нему только в сопровождении хмурого квадратного дядьки-милиционера, похожего на большой несгораемый шкаф. Как и положено сейфу, секреты он хранил надежно, на мои вопросы отвечал лаконично, сквозь зубы и с таким выражением лица, что менее любопытный человек на моем месте потерял бы всякий интерес к происходящему, а менее терпеливый полез бы в драку.

Впрочем, ситуация была более или менее ясна и особых комментариев не требовала. На территории вокзала произошел несчастный случай. Какая-то женщина упала с моста над путями и насмерть разбилась о бетон платформы номер два.

– Вот тут она стояла! – быстро сориентировался на злополучном мосту мой оператор.

На крючке вычурной чугунной балясины ограждения флажком трепетал клочок ситцевой ткани в веселый цветочек.

– Она слишком далеко перегнулась через перила, не удержала равновесия и перекинулась вниз, – рассудил Вадик. – Уже в падении юбкой зацепилась за это декоративное безобразие, но все равно не удержалась и упала на перрон. Спрашивается, какого черта ей нужно было высовываться за борт?

Я живо вспомнила, как сама только вчера высматривала с моста Татьяну Ларину, и объяснила:

– Наверное, она кого-то искала. Понимаешь, с этого самого места можно охватить взглядом все платформы, но высота-то большая, хорошенько разглядеть кого-то внизу трудно, особенно в вокзальной суматохе. Погибшая машинально наклонялась и вытягивала шею, пока не грохнулась.

– Кстати, ей еще солнце глаза слепило, – сообщил Вадик, который и сам столкнулся с этой трудностью. Ситцевый флажок на чугунной загогулине он вынужден был снимать против света. – Сдается мне, это натуральный несчастный случай.

– Или самоубийство, – сказала я.

Не потому что так думала, а лишь для того, чтобы понервировать неразговорчивого дядьку-мента. Он сердито засопел и соизволил язвительно заметить:

– На самоубийство обычно не идут с полной кошелкой скоропортящихся продуктов!

– А что у нее было? – быстро спросил ненасытный обжора Вадик, непроизвольно сглотнув слюну.

– Домашняя сметана в банке, молоко, творог, корзинка малины, – добросовестно перечислил дядя-сейф.

– И еще, похоже, сырые яйца, не меньше десятка, – заметил Вадик, рассмотрев сверху подозрительные разноцветные пятна на перроне под мостом.

– Ты бы не перегибался через перила! – предупредила я.

Он поспешно отпрыгнул подальше от ограждения и, заметив мою усмешку, сказал:

– Здесь я уже все снял, можем идти вниз.

Мы спустились с моста, поснимали еще немного перрон, с которого уже убрали тело погибшей, и записали несколько интервью с гражданами. Все они единодушно требовали от вокзального начальства создать для пассажиров более безопасные и комфортные условия. Наш сопровождающий хмурился и кусал усы.

В линейном отделении милиции, как водится, желающих сделать программное заявление в объектив не нашлось, высокие чины отделались ритуальным закадровым обещанием разобраться и навести порядок. Верить им не стоило, потому что всего пару дней назад на том же самом вокзале произошла другая трагедия – мужчина угодил под поезд, упав с платформы.

– Этак, если каждую неделю по паре пассажиров грохать, за год до сотни покойников наберется! – ворчал Вадик уже по дороге в телекомпанию. – Придется вокзальному начальству свое кладбище на территории открывать!

Мне эти мрачные прогнозы очень не понравились, и я постаралась отвлечь напарника от безрадостных мыслей. Ничего лучшего мне в голову не пришло, и, чтобы круто сменить тему, я сказала:

– Вадька, ты не забыл, что у меня осталась та газета с бураховской мисс в знойных подсолнухах?

– У тебя?! – Оператор, как и следовало ожидать, моментально забыл о трагедии, оживился и заблестел глазами. – А Зинка сказала, что она ее в мусорку выбросила!

– Зинка соврала, бураховская газета у меня в столе лежит. Не хочешь ее забрать?

– Спрашиваешь!

Обогнав меня, пылкий поклонник станичной красотки первым ворвался в редакторскую и бесцеремонно полез в мой стол. Нахально обшарил ящики, нашел свою газету и попутно прихватизировал подвернувшуюся под руку пачку печенья. К печенью сама собой просилась чашечка чаю, поэтому Вадик не ушел из редакторской, а устроился с газеткой на диване. Ожидая, пока закипит электрочайник, он любовался портретом мисс «БС» на последней полосе и сокрушался, что у нас не бывает выездных съемок. Моего напарника вдруг со страшной силой потянуло из городских джунглей на природу, причем не куда попало, а строго на северо-запад – в станицу Бураховскую.

Насмешливо поглядывая на Вадика, закрывшегося газеткой, я невольно посматривала на первую полосу «Бураховского слова», где имелся ударный материал под названием: «Надои растут: буренки МТФ-14 идут на рекорд!».

Статью иллюстрировала фотография унылой коровьей морды с печальными глазами и губами-шлепанцами. Фотограф по каким-то своим соображениям оставил за кадром то место коровьего организма, которое имело прямое отношение к надоям. По портрету трудно было понять, шла ли конкретная буренка на рекорд непосредственно в момент фотосъемки. Однако по выражению морды чувствовалось, что большого спортивного азарта корова чужда и на трудовые подвиги ее тянет не личный героизм, а аппарат машинного доения.

Вдоволь налюбовавшись фотографией буренки с МТФ-14, я переключилась на другие материалы первой полосы. В подвале помещались сразу две заметки. Одна имела убойный заголовок: «После клинической смерти морская свинка стала ясновидящей!», другая называлась просто и без затей: «Школе искусств – быть!» К первой статье прилагалось фото упитанного хомяка, стоящего на перевернутом стакане на задних лапках, с воздетыми вверх передними конечностями и вдохновенной мордой, выражение которой позволяло предположить, что животное находится в глубоком трансе. Под снимком имелась подпись: «Теперь Хомку зовут Нострадамусом». Поскольку продолжение статьи было на второй странице, мне не удалось узнать, какого рода предсказания делает ясновидящая морская свинка. Зато маленькую заметочку про открытие станичной школы искусств я прочитала целиком, а заодно и рассмотрела фотографию с места события.

Это было хорошее репортажное фото, не постановочное, живое и очень эмоциональное. Толстяк в душной пиджачной паре с напряженным выражением лица кромсал явно тупыми ножницами красную ленточку, натянутую между столбами деревянного крыльца. Хорошо видна была вывеска «Бураховская школа искусств им. Л.Ф. Шишкаревой» и лицо дамы в кружевной шляпе и с букетом, терпеливо ожидающей возможности шагнуть на ступеньки. Толстяка с ножницами я не знала, а дамой с букетом была самозваная подружка суровых дней Сереги Лазарчука – Татьяна Ларина.

– Дай сюда! – я перегнулась через стол и вырвала из рук удивленного Вадика «Бураховское слово».

К сожалению, под заинтересовавшей меня фотографией подписи не было, но я была уверена, что не ошиблась. На снимке точно была Татьяна Ларина! Шикарная кружевная шляпа придавала ей особенно царственный вид.

– Отличная газета это «Бураховское слово»! – совершенно искренне похвалила я станичное печатное издание, ускоренно накручивая телефонный диск.

– А я что говорю! – поддакнул Вадик, продолжая любоваться красавицей в цветочном бюстгальтере.

– Капитан Лазарчук! – пробасила телефонная трубка.

– Серега, пляши! – радостно сказала я. – У меня для тебя хорошая новость!

– Какая, интересно? – безнадежно поинтересовался он.

По голосу чувствовалось, что он не ждет ничего хорошего ни от жизни вообще, ни от меня в частности.

– Я знаю, откуда приехала Татьяна Ларина! – торжествующе сообщила я. – Из Бураховской! Это станица такая в семидесяти километрах от города, районный центр, там есть своя газета, называется «Бураховское слово», и во вчерашнем номере я случайно нашла фотографию твоей старой доброй подруги!

– Лазарчук с ней знаком?! – подслушивающий Вадик вытаращил глаза и потыкал пальцем в фото мисс «БС», рискуя продырявить страницу. – Попроси, пусть и меня представит!

– Ты у меня сейчас сам преставишься! – прикрыв трубку ладошкой, пригрозила я напарнику. – Не мешай!

– В станичной газете помещена фотография Татьяны Лариной? – заинтересовался Серега. – А с какой стати?

– Она присутствовала на открытии станичной школы искусств, – объяснила я. – Стояла в роскошной шляпе и с букетом, похожим на банный веник, в первом ряду. Надо полагать, она не последний человек в своей станице.

– Ладно, я перезвоню, – с этими словами Лазарчук отключился.

Даже спасибо не сказал, неблагодарный!

– Т-с-с! – сказала я Вадику, увидев, что он открыл рот для нового вопроса. – Потом поговорим, ладно? Я жду звонка.

Долго ждать не пришлось, мой мобильник тренькнул на второй минуте молчания, но звонил вовсе не Лазарчук.

– Тетенька! – хнычущим голосом сказал какой-то представитель поколения пепси. – Я по ошибке на ваш телефонный счет деньги положил, сто пятьдесят рублей. Верните мне их, пожалуйста!

– Какие деньги, мальчик? – удивилась я.

И тут же вспомнила того юного вымогателя с дефектами речи, который вчера выжал стольник из малодушной Ирки. Впрочем, похоже было, что то был другой мальчик. Мой нынешний собеседник не картавил, не пришепетывал и не подсвистывал. Кроме того, этот второй малец заявил, что пополнил мой счет не на сто, а на сто пятьдесят рублей.

– Слышь, пацан, у вас там в школе эпидемия инфекционного склероза, что ли? – сердито спросила я.

– В школе у нас каникулы, – ответил беспамятный младенец. – Так вы вернете мне мои деньги?

– Не раньше, чем увижу, что они действительно поступили на мой счет! – отрезала я и выключила трубку.

Но телефон словно прорвало, звонки пошли один за другим.

Дзинь!

– Привет, у тебя есть свободное время? – скороговоркой спросила Ирка. – Хочу попросить тебя сходить со мной в интим-магазин.

– Куда?!

– В интим-магазин, – как ни в чем не бывало повторила подружка.

– Что, опять будем покупать одноразовую надувную женщину? – спросила я.

Был такой случай в нашей с Иркой общей истории, нам катастрофически не хватало для одной военной кампании третьей подруги, так мы купили в секс-шопе резиновую деваху, и она отвлекала внимание прохожих, пока мы с подружкой лезли в сумасшедший дом, а потом выводили оттуда пациента[1]1
  Читайте об этом в романе Е. Логуновой «Принц в неглиже», издательство «Эксмо».


[Закрыть].

– Нет-нет, женщиной буду я сама! – категорически возразила Ирка. – Просто хочу прикупить каких-нибудь необыкновенных вещичек, чтобы оживить нашу с Моржиком интимную жизнь. В свете того, что землю стремительно заполоняют говорящие бытовые агрегаты, я намерена сосредоточиться на добросовестном и творческом выполнении супружеских обязанностей. Так ты пойдешь со мной в секс-шоп или мне одной позориться?

– Ладно, заезжай за мной к концу рабочего дня, займемся секс-шопингом, – согласилась я и отключилась.

Дзинь!

– Кыся, ты только не сердись, я спросить хочу. Ты случайно не знаешь, где мой мобильник? – робко спросил Колян.

– Ты опять где-то забыл телефон? – огорчилась я. – Попробуй позвони на него.

– Звонил, – признался муж. – Трубку взяла какая-то женщина. Я спросил у нее, куда я попал, а она говорит, что и сама хотела бы это знать. Похоже, какая-то сумасшедшая. Ты не помнишь, мы вчера, по пьяному делу, случайно к Топорковичу в гости не заходили?

Логику рассуждения супруга я поняла без объяснений. Наш добрый знакомый профессор Топоркович – главврач городской психиатрической больницы. Если бы Колян забыл свой сотовый в его заведении, у него был бы реальный шанс поговорить по телефону с Наполеоном, Клеопатрой и Александром Македонским.

– Вчера мы были только у Лазарчука, – напомнила я. – Думаю, ты сейчас общался с Татьяной Лариной, она как раз сидит у Сереги в квартире. Не волнуйся, я попрошу капитана привезти твой мобильник.

Дзинь!

– Тетенька! Верните мне сто пять…

– Брысь! – рявкнула я.

Дзинь!

– Ленка, ты не нашла ту бабульку, Татьяну Ларину? – озабоченно спросил наш режиссер Слава. – Представляешь, старушенция нам неправильный телефон оставила, я позвонил, а там какой-то сердитый мужик матом ругается!

– Это он умеет, – согласилась я, без дополнительных объяснений узнав в «сердитом мужике» капитана Лазарчука. – А зачем тебе понадобилась бабулька Ларина?

– Так ведь клиент выбрал на роль мамзель Маргариты именно ее! Ролик горит, снимать надо с разбегу, в студии все готово, а главной героини нет как нет! – Слава был близок к отчаянию.

– Отобьешь меня у Мамая от новостных съемок на вторую половину дня – привезу тебе бабульку Ларину! – быстро предложила я.

– Считай, уже отбил! – Слава легко согласился на простую бартерную сделку. – Машина с водителем в твоем распоряжении, только поторопись, у нас времени в обрез, ролик завтра уже в эфир идти должен!

– Мы теперь предлагаем клиентам суперскоростное изготовление рекламной продукции? – поинтересовалась я, свободной от телефонной трубки рукой сгребая в сумку разбросанное по столу мелкое барахло. – А что за ролик? Игровой?

– Геморрой! – простонал не в меру эмоциональный Слава. – Мне уже заранее плохо от этой работы!

Тут голос его неожиданно помягчел и сделался мечтательным:

– Вот, помню, делали мы рекламный ролик шубному магазину, вот это была работа! Длинноногие манекенщицы, роскошные меха! А тут старые бабки и жирный крем в поллитровых банках!

– Ролики – это не только ценный мех! – наставительно сказала я, искаженно цитируя известную юмореску. – Но и три-четыре килограмма высококачественного сала! В нашем случае – крема. Все, я поехала за бабкой! Жди меня, и я вернусь!