Текст книги "Другая проекция"

Автор книги: Елена Горбачевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Спустя час наша возня стала привлекать всеобщее внимание, и мы приобрели целый штат высококлассных консультантов. Каждый из них прекрасно понимал, что мы все делаем не так. Некоторые шли дальше и авторитетно сообщали, что именно следует делать и в какой последовательности. Оказывается, каждый был в этом деле не просто специалистом, а по меньшей мере экспертом. Никогда не думала, что у нас целая лаборатория потенциальных руководителей. Одно счастье, что Барбосс только заглянул, пару минут полюбовался на наши старания и откланялся, заявив, что его сегодня не будет. Валерка уже начинал тихо звереть, но наступил долгожданный обеденный перерыв, и все наши консультанты отправились принимать пищу.

Мы с Валеркой поняли друг друга без слов. Если упустить это благословенное время, то потом не будет вообще никаких шансов закончить проклятый шкаф. Так что весь перерыв мы не разгибали спины, и к 14-00 посреди лаборатории уже возвышалось некое сооружение, по своим очертаниям напоминающее поставленную на попа кровать. Кривой, кособокий, он держался! Остальное можно было отрегулировать всевозможными стяжками, и с чувством выполненного долга мы отправились в буфет. Валерка как обычно уплел тройную порцию. Про таких, как он говорят, что его легче одеть, чем прокормить. А я лениво поковырялась в салатике. По-прежнему кусок не лез в горло.

Когда мы вернулись в лабораторию, все уже успели обсудить наш шедевр, и поэтому нам почти не мешали. То есть советовали изредка и по одному, а не все сразу, вися над душой, как это было раньше. Наверное, тоже подобрели после обеда.

Вопреки всем мрачным прогнозам и ожиданиям, спустя некоторое время мы все-таки закончили работу, а к моменту вечернего чая шкаф уже был не только установлен на место, но и заполнен всяким жизненно необходимым хламом. Валерка без всякой рисовки утирал пот со лба, его рубашку можно было выжимать, а я с несчастным видом дула на свои стертые ладошки.

Тут кому-то, скорее всего Сержу, пришла в голову светлая мысль. Такое событие! Все вместе, коллективными усилиями, боролись за благоустройство родной лаборатории. В общем, шкаф следует обмыть. Непременно. Это предложение было подхвачено всеми с энтузиазмом, достойным лучшего применения. Тем более, что отсутствовал главный трезвенник – Барбосс. И тут же начался процесс.

Дело в том, что если самым замечательным открытием нашей лаборатории было установление различий между пепси-колой и кока-колой, то самым выдающимся изобретением стал Коктейль №209. Правда, тоже не отмеченный авторским свидетельством и какими-либо официальными наградами.

Рецепт приготовления сего коктейля был чрезвычайно прост. 96-й спирт, который был в изобилии, разбавлялся дистиллированной водой в пропорции 2:3. При отсутствии дистиллированной воды допускалось использование самой обычной, из-под крана. «Для скусу» добавлялся сироп «Мандариновый золотистый», который всегда был в наличии в нашем институтском буфете. Как известно, при размешивании спирта с водой идет значительное выделение тепла, и напиток требует охлаждения. Самый цимус этого коктейля, названного в честь номера комнаты нашей лаборатории, состоял именно в охлаждении. Жидкий азот добавлялся не в общую посудину, а каждому в чашечку, порционно. И полагалось пить его, когда он еще «дымился».

Поскольку с закуской возникла некоторая напряженка, то был совершен набег на буфет и куплено то, что имелось в наличии в этот довольно поздний час: сельдь «Иваси» пряного посола и пара пачек печенья «Василек». Я подумала, что, может быть, впоследствии такая закуска будет считаться самой изысканной и соответствующей этому напитку.

При первой же возможности я постаралась удрать. Во-первых, не могла же я предстать пред светлые очи Сережиных родителей будучи слегка навеселе, а во-вторых, крепкие напитки не очень-то мне по душе, а тем более суррогатные. К тому же я всегда считала, что в извращениях надо знать меру, а селедка с печеньем – это уже слишком.

* * *

На автобусной остановке я увидела Колю, чему немало обрадовалась. Ехать нам в одну сторону, он живет где-то совсем неподалеку от меня, только не знаю точно, где. Мы ни разу еще вместе не возвращались с работы, потому что я каждый раз убегала либо на тренировку, либо на встречу с Сережей.

– Привет! Как дела? Закончил уже точить свои трубочки? – поинтересовалась я.

– Какое там! Такие твердые, что ничего не получается. Даже у одной краешек сломал. Представляешь, как шеф буйствовал?

– А как там Анна? Больше не кормил ее корундом?

– Ей того раза хватило. Теперь каждую чашку проверяет. Даже ситечко из дому принесла, чтобы чай процеживать, – улыбался Коля.

Тут подошел наш автобус. Даже странно, почти совершенно пустой. Повезло! Мы уселись поудобнее и продолжили разговор.

– Я теперь у Анны – враг номер два. После Кренделя, разумеется. Наверное, никогда мне не простит кардиналов с толчеными изумрудами.

– Да, странная она у нас несколько. Если не сказать больше. Не от мира сего. Шуток она не понимает вообще. И откуда такое чудо взялось?

– Она – продукт собственного упрощенного мировосприятия. От него, от мировосприятия, зависит и поведение человека. Каждый человек имеет свое собственное мироощущение, как бы модель мира. Психологи используют термин «разделяемая реальность». Чем более гибкое мышление у человека, тем шире его «разделяемая реальность», тем большее количество различных моделей поведения он может воспринимать, понимать и демонстрировать. Если же его восприятие не отличается особой гибкостью, то его «разделяемая реальность» состоит только в одной-единственной, его собственной модели поведения. В этом случае он не способен понять, почему другие действуют или мыслят иначе. Вот и получается такой клинический случай, как наша Анна. Все остальные, чье поведение отличается от ее собственного, кажутся ей психами.

– Откуда такие познания в психологии? – поинтересовалась я.

– Да так, почитывал кое-какую литературу, – заскромничал он.

– А неразделяемые реальности бывают?

– Конечно. Например, наши братья-физики. Или сумасшедшие. Только с одним отличием: физика можно переубедить насчет неразделяемости его модели, а сумасшедшего нельзя.

Тем временем я чуть не проворонила свою остановку. В последний момент подхватившись, я бросила Коле:

– Ты тоже здесь выходишь, или тебе дальше ближе?

Коля уставился на меня круглыми глазами и только молча кивнул, а уже на улице задал вопрос:

– Лена, поясни, пожалуйста, что значит «дальше ближе»?

– Ну как? Дальше ехать, чтобы ближе было домой идти!

– Да, надо расширять круг разделяемых реальностей! – улыбнулся на прощание Коля.

Я шла домой и пыталась все сопоставить. Разделяемые реальности… Модели поведения… Системы координат, как сказал Сережа. Как ни крути, все это – проекции мира на сознание человека. И чем их больше, тем богаче человек, тем больше он способен понять и объяснить. Точно так же, как и с проекциями бесконечной Вселенной на три привычных измерения, подумала я, вспомнив о желтой и розовой стране.

* * *

Я пришла домой, и мандраж навалился на меня с новой силой. Мамуля трогательно уговаривала меня хотя бы немножко покушать, но я по-прежнему не могла заставить себя запихать вовнутрь хоть кусочек. Поскольку дома я не курю принципиально, то приходилось совсем худо. Я дергалась взад-вперед, пытаясь помогать мамуле и только успешно путалась у нее под ногами.

Родители по пунктуальности не уступали Сереже, точнее, сразу стало понятно, в кого он такой дисциплинированный, поскольку практически ровно в семь прозвонил дверной звонок.

Вопреки моим ожиданиям страшного ничего не произошло. Меня не съели, не растоптали в грязи, а даже совсем наоборот. Будущая свекровь оказалась не только чрезвычайно милой и обаятельной женщиной, но и попросту очень красивой. А будущий свекор очень быстро нашел общий язык с моим папой – еще бы, два офицера. Правда, мой папа давно уже в запасе, а Сережин еще служит.

В общем, как пишут в газетах, встреча проходила в теплой и дружественной обстановке. Папы обсуждали военные округа, в которых им довелось служить, а мамы уже вскоре болтали, словно давние подружки.

Спустя полчаса мой мандраж приказал долго жить, зато проснулся зверский аппетит. Мои глаза готовы были сжевать все, что видели на обильно уставленном столе, но реализовать сие желание я не могла по одной простой причине. Мое место находилось как раз напротив Сережиной мамы, а в моей в общем-то пустой на данный момент голове гвоздем засела одна-единственная мысль: «Вот, будущая свекровь сейчас посмотрит, как я тут жру, будто слон, придет от этого в ужас, и наша помолвка нафиг расстроится!» Я не находила себе места, исходя слюной и дурными мыслями. Только соберусь ткнуть вилку в какой-нибудь аппетитный кусочек мяса, как к горлу подкатывает какой-то спазм страха. Так и сидела, дура-дурой, лениво ковыряясь в тарелке.

По счастью мое Солнышко слишком хорошо уже меня знало. Поэтому, предварительно хорошенько насытившись, Сережа взглянул на мою несчастную физиономию, на которой словно в зеркале отражались раздиравшие меня противоречивые чувства, и взял инициативу на себя:

– Ну, вы, я вижу, уже познакомились, освоились, так что разговаривайте, общайтесь, а мы немного прогуляемся.

Я при этом налепила на кислую физиономию самую обаятельную улыбку и пулей вылетела вслед за ним.

– Жевачка у тебя есть? – первое, что я спросила у него, едва мы вышли на улицу.

– Жевачка?! Ну да, есть, – недоумевал Сережа.

– Очень хорошо! Тогда закурить можно.

Я с наслаждением затянулась сигаретой.

– Ну, как ты считаешь? Как твои отреагировали?

– Да что ты себе голову забиваешь, сама ведь видишь, что все нормально. Кстати, я что-то не понял, почему это ты сидела с таким несчастным видом, словно Жанна Д'Арк на костре?

– Я очень есть хочу. Целый день не ела, потому что нервничала, – буркнула я.

– А что тебе мешало сейчас покушать? Твоя мама так замечательно все приготовила…

– А то, что твоя мама сидела как раз напротив. Я как начну жрать, словно саблезубый тигр, а она возьмет и подумает, что будущая невестка слишком прожорлива и по этой причине не подходит.

Сережа только молча пальцем у виска покрутил.

Спустя часок мы оба замерзшие и я успокоенная вернулись домой, как раз к чаю. Поскольку к всевозможным сладостям я отношусь совершенно равнодушно, то тут уже я еле ковырялась без всяких душевных мук. Надо сказать, что одно из моих глубочайших убеждений состоит в том, что самое лучшее пирожное – это помидор и хороший кусок мяса.

Оказывается, за время нашего отсутствия родители не только окончательно зазнакомились, но и обговорили основные детали предстоящего мероприятия.

Дело в том, что и раньше Сережу совсем не устраивало тянуть со свадьбой до самой осени, и он убедил своих родителей, что лучше всего это сделать в июле, когда на улице тепло и хорошо, погода прекрасная. К тому же в августе у меня будет отпуск, а у него еще не закончатся каникулы, и мы сможем поехать куда-нибудь вместе. Совсем как большие. Так сказать, свадебное путешествие. Мечта любого цивилизованного обывателя. Сережа постарался просто на славу и полностью убедил своих родителей. До такой степени, что они не только сами прониклись, но и без особого труда убедили моих. А как же могло быть иначе? Мотивация была достаточно серьезной, аргументация – просто железной, да и я даром времени не теряла и достойным образом подготовила их, так что все четверо практически сразу пришли к соглашению относительно сроков мероприятия. Так сказать, был подписан меморандум. Под мысленные рукоплескания присутствующей публики в лице нас с Сережкой.

В общем, все сложилось как нельзя лучше. Настолько хорошо, что я просто не могла в это поверить.

В начале десятого они откланялись, усиленно приглашая моих в гости, а Сережа поехал на вокзал их провожать.

– Лена, иди, наконец, поешь нормально, ты же целый день голодная, – заботилась моя мамочка.

И правда. Я мела, все подряд, словно Кадавр – человек, неудовлетворенный желудочно. Поскольку почти все меню состояло из того, что для меня практически подходит под категорию пирожного.

* * *

Это было похоже на сказку. Или на чудесный сон наяву. Совсем скоро мы сможем быть вместе. Все время. Навсегда. Нам так хотелось, чтобы все произошло еще скорее, что мы даже совершили развед-поход по ЗАГСам, пытаясь совсем уж заранее подать заявление. Но были в корне обломаны нашей социалистической действительностью. Во Дворце бракосочетаний нам вообще сказали, что предвидится грандиозный ремонт, и поэтому в ближайшие несколько месяцев никакие заявления приниматься не будут. А в районном ЗАГСе нам доходчиво объяснили, что раз хотите пожениться в июле, то приходите в апреле, ровно за три месяца до назначенной даты. И нечего тут делать заранее и мешать серьезным людям работать.

Ладно, в апреле, так в апреле. Подумаешь, каких-то пару недель осталось.

Практически все свободное время мы проводили вместе. Казалось, сама природа за нас радуется и улыбается. Потому что в соответствии с последним постановлением Партии наконец-то наступила настоящая весна.

То есть снег растаял уже давным-давно, но было очень холодно, пыльно и грязно. Каждый день дул промозглый ветер, а теплое весеннее солнышко никак не могло пробиться сквозь бетонный потолок туч. Голые деревья сиротливо протягивали свои ветви-руки к безрадостному небу, словно умоляя послать долгожданное тепло.

И вот, наконец, в воздухе повеяло каким-то особым ароматом. Такой бывает только тогда, когда весна окончательно и бесповоротно вступает в свои права. Когда проснувшаяся земля выпускает из-под своего гостеприимного крова мириады букашек и червячков. Когда даже вечером воздух остается теплым. Буквально за один день все лужайки словно кто-то покрасил в зеленый цвет, а на деревьях начали лопаться почки, обещая через пару дней набросить на город светло-зеленую дымку ранней листвы.

И мы бродили по городу, по паркам и скверам, растворяясь в этой весне. Уже давно прилетели птицы, но из-за холода они все время прятались, и только сейчас стали разноситься переливчатые трели зябликов и замысловатое щелканье скворцов. Все были словно в предвкушении праздника, а особенно мы с Сережей.

Наше воображение рисовало сказку со счастливым концом, прекрасную свадьбу, чудесный праздник, где сказочным Принцем будет Сережа, а я стану Принцессой в изящном белом платье. Море цветов, счастливые улыбки друзей…

Мы еле дождались дня, когда нужно было идти подавать заявление.

* * *

Мы отстояли довольно приличную очередь в коридоре, где вместе толпились пары, желающие вступить в брак и наоборот, разводящиеся. Они составляли довольно забавный контраст между собой. Будущие новобрачные теснились к своим половинкам, не сводя друг с друга влюбленных глаз, а вторые наоборот старались сесть как можно дальше друг от друга и даже смотреть в разные стороны, глядя на первых со смесью презрения и сочувствия: год назад они вели себя точно так же. Любителей просто получить талоны в салон «Счастье» было немного, потому что для этой цели можно подавать заявление на регистрацию на любой день недели, не обязательно на пятницу или субботу, так что совершенно не имеет смысла торчать в очереди.

Наконец мы вместе с еще двумя парами вошли в заветный кабинетик, и хмурая тетка метнула нам какие-то бумажки для заполнения. Нужно было уплатить пошлину – 5 рублей.

Так забавно выглядел один незадачливый женишок, у которого не оказалось этой суммы. Маленькие поросячьи глазки на его пухлой физиономии смотрели совершенно растерянно. Вместе со своей невестой он отошел в уголок, надеясь по-видимому терпеливо высидеть заветную патеру, а у хмурой тетки так и не поднялась рука указать ему на дверь.

Через каких-то часа полтора или два мы выбрались на свежий воздух. Как говорится, тили-тили-тесто, жених и невеста.

* * *

С этого дня все закрутилось совершенно по сумасшедшему. Я уже сама не знала, куда я бегу и что делаю. Спустя некоторое время наше ожидание сказки нам самим уже казалось глупым и наивным. Оказывается, свадьба не происходит сама по себе, как наступление весны. Это мероприятие нужно долго и тщательно готовить. Или плюнуть на все, заскочить в ЗАГС, а потом немножко покутить в компании друзей. Надо сказать, этот вариант устраивал нас с Сереже максимально, но обе пары родителей были категорически против. Для поддержания собственного имиджа среди многочисленных родственников требовалась свадьба по полной программе, со всеми присущими ей атрибутами.

Хорошо еще, хоть никто не заставлял меня напяливать на голову эту гардину, называемую фатой. По моему разумению, эта деталь призвана исключительно для того, чтобы гостей не шокировал внешний вид невесты, а жених, взглянув, не упал в обморок в самый ответственный момент. Потому что когда кричат «Горько!» можно ведь и глаза закрыть. А все остальное время незачем портить себе аппетит. Я, конечно, далеко не красавица, но все ж таки не настолько страшненькая!

Радовало также, что никто не настаивал на таком непременном атрибуте события, как дурацкая кукла на капоте машины. Надо сказать, наблюдала я как-то совершенно бесподобную картинку. Очередная делегация молодоженов и сопровождающих лиц прибыла на площадь Победы, оставив машины неподалеку. На капоте одной из них как раз красовалась именно такая кукла, в подвенечном наряде с фатой. Только, похоже, прикреплена она была плохо, за время поездки съехала и в настоящее время лежала на спине. К ясному небу задрались раскоряченные ноги, а подол платья встречный ветерок задрал прямо на глупую пластиковую физиономию. Ничего более пошлого я в жизни не видела!

Ладно, кукла куклой, надо было думать о том, что мне одеть-обуть! Требовалось ведь соответствовать!

Естественно, приличных белых туфель у меня не было. Как, впрочем, и каких-нибудь других для продолжения праздника на второй день. А разбитые кроссовки, моя любимая обувь, для этого слабо подходили. Хотя, говорят, был у нас в Минске случай на самой заре кроссовочной моды, когда одна невеста гордо шествовала к памятнику Победы в белом платье с фатой и в кроссовках «Адидас» московского производства. Когда у нее спросили, чем обусловлен сей странный выбор, она ответила с явным недоумением: «Так они же красивые! Поэтому и называются «красовки». Нет, при всей моей любви к этому виду обуви, я считаю, что марш Мендельсона лучше слушать в чем-нибудь более изящном.

Только где ее взять, эту изящную обувь? А в идеале еще и такую, чтобы не было мучительно больно во время всей торжественной церемонии и последующего банкета? Достать что-либо подобное без невероятного блата было практически невозможно. А с блатом дело обстояло еще хуже, чем с туфлями. Лучиком надежды были только талоны в салон «Счастье», которые мы с Сережей получили, подав заявление в ЗАГС. Достойная компенсация за пятирублевую пошлину.

А еще же платье, а еще же какой-то веник или венок надо в голову воткнуть, изобразив из ежика клумбу. А костюм, туфли и рубашка для Сережи! После первых двух недель беготни в нашем активе из его туалетов был в наличии только галстук.

А кафе, в котором должно быть уютно, дешево и сердито. Хорошо хоть, что решение самой главной проблемы – поиска и закупки спиртного с выстаиванием бесконечных очередей – взял на себя папуля. Ко всему прочему родители, будучи людьми трезвомыслящими и лишенными всяческих иллюзий, здраво рассудили, что по ритму жизни парочка молодых слегка чокнутых физиков будет слабо сочетаться с пожилыми степенными пенсионерами, и решили разменять квартиру.

При этом никто не освобождал меня и от служебных обязанностей. А их, этих обязанностей, вдруг сделалась огромная куча. Комлев не ограничился моим литобзором, ему понадобились конкретные исследования в различных режимах работы. При этом остальные тоже были заняты своими кусками этого договора, а единственный человек, которого я могла бы припахать, Олежка, как назло закончил преддипломную практику и сейчас лениво пописывал диплом, сидя в библиотеке и лишь изредка наведываясь в лабораторию.

Целыми днями я что-то мерила, записывала, меняла параметры. Включала, выключала, чем-то щелкала, фотографировала, регистрировала. А потом снова все меняла и повторяла уже с другим кристаллом. Когда ничего не получалось, а случалось такое сплошь и рядом, я изредка как-то отстраненно вспоминала о своих способностях к энергетическому восприятию, пользовалась ими и тут же снова напрочь забывала и о них, и обо всем, с ними связанном. И снова бросалась щелкать, двигать и записывать.

Каждый вечер после очередной нашей совместной пробежки по магазинам, кафе и квартирам, предлагаемым для обмена, я падала в постель полнейшим трупом, а перед глазами продолжала кружиться карусель из туфель, квадратных метров, кристаллов, цветочков на обоях и самих по себе, бутылок и осциллографов. В общем, дурдом полнейший.

Мы не успели оглянуться, как закончился апрель. И правда, в этой суете дни скакали, словно обезумевшие кенгуру. Срочно нужно было ехать в Москву к Комлеву для отчета и дальнейшего продолжения сотрудничества. Появилась возможность хотя бы на немного вырваться из этой сумасшедшей гонки.

* * *

Я вот как считаю. Не только необходимость подавать заявление в ЗАГС за три месяца до свадьбы является средством, с помощью которого будущие супруги могут проверить свои чувства на прочность и устойчивость. На нее, на эту проверку, направлена вся наша социалистическая, а тем более перестроечная система.

Какое же взаимопонимание, взаимодействие, взаимовыручку и прочие взаимо– должны проявить будущие молодожены, чтобы добиться всех атрибутов нормальной свадьбы, а именно: регистрации не просто в районном ЗАГСе, а во дворце бракосочетаний, и в такое время, чтобы после торжественной церемонии еще и на банкет часок-другой остался. И в то же время не слишком рано, чтобы жениху успеть проснуться, побриться и вспомнить, что на сегодняшний день намечены некоторые мероприятия, и не забыть заехать за невестой, которая вообще может спать не ложиться, потому что иначе помнет прическу. Какую же силу воли и настойчивость нужно проявить, уговаривая неприступного администратора кафе принять заказ не на те блюда, которые самые дорогие, а на те, которые производят впечатление наиболее съедобных. Какую же нечеловеческую выдержку и толерантность, так необходимые в последующей семейной жизни, воспитают в себе будущие молодожены, уговаривая отстраненных и неприступных служительниц муз торговли, наших недосягаемых продавщиц, подать для примерки другой костюмчик, мотивируя такой мелочью, что брюки достигают только щиколоток – «Отпустите!», а в поясе вовсе не застегиваются – «Похудеете! К свадьбе все худеют!» Что ни говори, а наша система о нас заботится. Правда, как-то слишком уж по-своему, но все-таки.

Такие вот мысли вертелись у меня в голове, в то время как я курила в тамбуре поезда, направляясь в стольный град Москву пред светлые очи профессора Комлева. Необходимо было отвезти ему наши предварительные результаты, а у него забрать новые кристаллы, да в добавок кучу всякой документации. Правда, цель моей командировки занимала меня меньше всего. У меня были еще гораздо более важные задачи. Я заблаговременно предупредила Комлева, что появлюсь у него во второй половине дня, планируя первую провести в стайерском забеге по магазинам. И даже вынужденная разлука с Сережей не сильно расстраивала, потому что мы решили, что на обратном пути я заеду в Смоленск, и мы прекрасно проведем там майские праздники вместе.

С утречка и налегке я успешно совершила пробежку по основным московским магазинам. Надо сказать, небезрезультатно. Прекрасные беленькие туфельки, изящные лодочки на небольшом каблучке, радовали душу и взгляд. К тому же удалось купить рубашку для Сережи и еще кучу всяких нужных мелочей. Так что к Комлеву я заявилась уставшая, изрядно помятая в давке, но довольная.

– Здравствуйте, здравствуйте, коллега! – приветствовало меня мировое светило. – Как Ваши дела?

– Спасибо, неплохо. Мы сделали измерения практически по всем кристаллам, которые Вас интересовали. В инфракрасной области… – и я начала его грузить нашими результатами.

Надо сказать, Комлев остался очень доволен нашей работой. Даже за чашечкой кофе с сигаретой (мне было позволено курить в его личном кабинете!) рассказал забавную байку про профессора Бонч-Бруевича, сына того самого соратника дедушки Ленина.

Когда-то давно Бонч-Бруевич купил себе новый автомобиль и относился к нему слишком ревностно, что вызвало некий нездоровый ажиотаж среди остальных сотрудников ГОИ, Государственного оптического института. Коллеги-юмористы воткнули в выхлопную трубу его новенького лимузина милицейский свисток, и весь коллектив института с замиранием сердца собрался у окон, когда шеф отправился домой. Только стоило ему надавить педаль газа, как раздавалась пронзительная трель, слишком хорошо знакомая каждому автолюбителю. Озадаченный академик глушил мотор и усиленно оглядывался. Никого. Снова на газ – и снова советская милиция что-то имеет против. Дело едва не закончилось печально, поскольку один из весельчаков в пароксизме смеха чуть не вывалился из окна.

Вскоре я была загружена под завязку – в прямом и в переносном смысле. В объемистую сумку еле поместилось все, что мне необходимо было увезти в Минск, а голова просто распухла от идей и теорий, которые следовало проверить.

До отхода поезда оставалось еще часа два. Что ж, прекрасно, сказала я себе. Есть время купить какой-нибудь презент Сережиным родителям. Я решила сдать неподъемную сумку в камеру хранения на вокзале и налегке пробежаться по кондитерским магазинам, купить хороших московских конфет. Но не тут-то было. Во-первых, очередь в камеру хранения была такая, что я достоялась бы только к окончанию майских праздников. Во-вторых, во всех известных мне кондитерских магазинах было шаром покати. Не считая, конечно, плотной толпы страждущих покупателей. Праздник как-никак на носу! С трудом пропихиваясь сквозь сумасшедшую московскую толкучку, заякоренная своей непомерной сумкой, я пару раз чуть намертво не застряла в дверях. Так что когда в кафетерии ресторана «Прага» я увидела в продаже настоящий пражский торт, я долго не раздумывала.

Теперь дело было за маленьким. Довезти покупку в целости и сохранности. Пересаживаясь с линии на линию, я закрывала торт грудью, спасая от броуновского движения несметной толпы, берегла пуще глаза. Вот, наконец, и перрон. Мой третий вагон совсем рядом. Нумерация с хвоста, так что идти мне пришлось всего ничего. Я счастливо и облегченно вздохнула, примостила коробку на сумку и полезла в кармашек за билетом. Отвлеклась я не более, чем секунд на тридцать, и в этот момент какая-то полуслепая бабка размашисто наподдала ногой мою сумку. Сумка-то что, она тяжелая, только чуть колыхнулась. Зато коробка с тортом совершила двойное сальто и шлепнулась на крышку. Сюрприз!

Ну у какой женщины, даже напрочь равнодушной к сладкому, поднимется рука выбросить торт, даже если он до безобразия расплющен! Так и везла его с собой, всю дорогу гадая, что за месиво там внутри.

На Смоленский перрон поезд прибыл около одиннадцати вечера. И изо всего поезда выходила только я. Вышла и стою. Одна-одинешенька на перроне. На всем белом свете. Кругом темнотища. Никто меня не встречает, не ждет! Я же звонила Сереже, даже номер вагона сказала! А поезд уже отправился! Стоянка только полторы минуты. Но тут я увидела во весь дух мчащуюся вдалеке человеческую фигурку. Сережа!

– Здравствуй, милая! – сказал он, поцеловав меня и забрав сумку.

– Привет! А я уже думала, что ты не пришел меня встретить, чуть дальше в Минск не уехала!

– Ты же сказала, что у тебя третий вагон, так я и пошел туда, где он должен быть. А этот твой дурацкий поезд – весь наоборот!

Как же мне хорошо с ним, таким чудесным, добрым и немного бестолковым!

Но наши приключения еще не закончились. Его родители совсем недавно получили новую квартиру, и он, постоянно живя в Минске и лишь изредка к ним наведываясь, толком не знал район. В кромешной тьме мы перебирались через какие-то свалки и котлованы, рискуя насмерть утонуть в грязи или, в лучшем случае, переломать себе все конечности. Пока мне Смоленск активно не нравился. Я уже стала подозревать, что в городе нет ничего, кроме новостроек и разбитых одиноких фонарей. К тому же погода резко испортилась, стало очень холодно, и в своей легкой ветровочке я ужасно замерзла. Так что перед родителями предстала не невеста их сына в благородном смысле этого слова, а невесть что, замерзшее, растрепанное, извазюканное в грязи по самые уши и до предела несчастное. С расквашенным тортом в руках.

Сережина мама только взглянула на меня и тут же исчезла. Вернулась через пол минуты с теплыми носочками и тапочками:

– На, Лена, быстренько одень, согрейся. Ты же совсем замерзла!

И такой заботой веяло от этих простых слов, что я уже сама не могла понять, как еще совсем недавно я могла бояться встречи с этой доброй и замечательной женщиной.

Самое смешное, что торт пострадал очень незначительно. Дело в том, что его верх был украшен вылитыми из шоколада листочками и обсыпан шоколадной же крошкой. Никаких цветочков из крема. Так что хотя крошка и немного обсыпалась, он был вполне съедобным и даже очень вкусным.

По поводу приезда столь важной гостьи, каковой являлась моя персона, ужин был накрыт не на кухне, а в гостиной. Меня здесь действительно ждали!

* * *

Буквально на следующий день славный город Смоленск понравился мне значительно больше. Оказывается, кроме котлованов с грязью и разнообразных колдобин в нем имеется много чего хорошего и даже, прямо скажем, симпатичного. Особенно мне понравился старый центр.

Древние башни, покрытые шрамами времени и войн, сурово взирали на суету черными провалами бойниц. Словно сказочные богатыри, окаменевшие в своем вечном дозоре и вросшие в землю, они продолжали уже которое столетие охранять мир и покой. Старинные памятники, сверкая бронзой, мудро и терпеливо взирали на суету у своего подножия. А над всем этим, прямо в ясном небе, сверкали золотые купола Собора.

Древний, гордый, величественный город. Немного смешными и неуместными выглядят в нем трамвайчики, которые, пробираясь по старинным улочкам, терпеливо карабкаются с холма на холм, а всего их, холмов, в Смоленске семь. Как в Риме. Впрочем, может быть как раз наоборот: в Риме как в Смоленске.

– Кофе хочешь? – спросил меня Сережа.

– Разве тебе известны случаи, когда я отказывалась?