Текст книги "Старцы и предсказатели Оптиной пустыни"

Автор книги: Елена Филякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Книгоиздание в Оптиной пустыни не только привлекло к переводам духовной литературы ряд русских литераторов и ученых, но и укрепило связь между старчеством и русской интеллигенцией. Из писем Ивана Васильевича Киреевского видно, с каким уважением, какой почтительной любовью и в то же время какой внутренней свободой относился он к своему старцу. Иван Васильевич отсылал отцу Макарию на просмотр все свои работы, статьи Алексея Степановича Хомякова, просил его советов и указаний. Благодаря влиянию старца Макария, на учении ранних славянофилов лежит отсвет «оптинского христианства».

После смерти Ивана Васильевича Киреевского (в 1856 году) Алексей Степанович Хомяков писал: «С Киреевским для нас всех как будто порвалась струна с какими-то особенно мягкими звуками, и эта струна была в то же время мыслию». Иван Васильевич Киреевский был похоронен в Оптиной пустыни, возле Введенского собора. Через два года там же был похоронен его брат, а еще через два – старец Макарий. Могилы учителя и ученика оказались рядом.

Иван Васильевич Киреевский открыл для русской интеллигенции Оптину пустынь. Именно он проложил, указал сюда путь приезжавшим к отцу Макарию на исповедь и благословение графу Алексею Константиновичу Толстому, Алексею Степановичу Хомякову и многим другим видным русским деятелям культуры. Огромную роль сыграла Оптина пустынь в судьбе и исканиях Николая Васильевича Гоголя.

Духовные искания Гоголя и Оптина пустынь

Николай Васильевич Гоголь, человек мнительный, боялся холодов, потому на зиму отправлялся в Рим. В 1850 году он решает провести зиму в Одессе. Как ни странно, «на зимовку» Гоголь отправился из Москвы. 13 июня. Возможно, он просто нашел повод отправиться в путешествие. Николай Васильевич любил путешествовать, находиться в дороге. В пути он набирался впечатлений, отдыхал душой.

Вообще Гоголь, по сути, вел бездомную жизнь скитальца. У него не было своего дома, он жил у друзей – сегодня у одного, завтра у другого. Даже собственную долю имения он отказал в пользу матери, оставшись нищим. При этом из своих не очень больших гонораров он оказывал помощь бедным студентам.

После смерти писателя в описи его личного имущества значились книги, немного старых вещей, несколько десятков рублей серебром. В то же время учрежденный им фонд «на вспоможение бедным людям, занимающимся наукой и искусством» составлял более двух с половиной тысяч рублей.

Но это еще будет не скоро. А пока, 13 июня 1850 года, Гоголь в сопровождении друга, Михаила Александровича Максимовича, отправляется в путешествие. Ехали не спеша, на долгих. В первый день путешественники остановились на ночлег в Подольске, встретились с поэтом-славянофилом Алексеем Степановичем Хомяковым и его супругой. С ними и провели вечер в дружеской беседе.

15 июня ночевали в Малоярославце, утром отстояли молебен в Малоярославецком Николаевском монастыре, настоятелем которого был в то время игумен Антоний, брат настоятеля Оптиной пустыни. Игумен Антоний пригласил путешественников на чай, а после чаепития благословил обоих финифтяным образком Николая Чудотворца.

16 июня Гоголь и Максимович добираются до Калуги, где днем обедают у супруги калужского губернатора, Александры Осиповны Смирновой-Россет, «черноокой Россети», давней хорошей знакомой Николая Васильевича по Петербургу. На обеде присутствовал известный поэт и писатель граф Алексей Константинович Толстой. Гоголь пребывает в хорошем настроении, оживлен, много говорит, делится планами.

Первый биограф Гоголя Платон Кулиш записал со слов Максимовича: «Между прочим, путешествие на долгих было для него [Гоголя. – Е. Ф.] уже как бы началом плана, который он предполагал осуществить впоследствии. Ему хотелось совершить путешествие по всей России, от монастыря к монастырю, ездя по проселочным дорогам и останавливаясь отдыхать у помещиков. Это ему было нужно, во-первых, для того, чтобы видеть живописнейшие места в государстве, которые большею частию были избираемы старинными русскими людьми для основания монастырей; во-вторых, для того чтобы изучить проселки Русского царства и жизнь крестьян и помещиков во всем ее разнообразии; в-третьих, наконец, для того чтобы написать географическое сочинение о России самым увлекательным образом. Он хотел написать его так, „чтоб была слышна связь человека с той почвой, на которой он родился"».

Из Калуги Гоголь и Максимович отправились в Оптину пустынь. Был июнь – время цветения трав. Не доезжая две версты до монастыря, Гоголь останавливает бричку, и путешественники, как и положено паломникам, остаток пути проделывают пешком.

По дороге они встретили девочку с миской земляники и хотели купить у нее ягоды. Но девочка отдала ягоды даром со словами: «Как можно брать деньги со странных людей». Называя путешественников странными, она имела в виду странников.

На Гоголя эта встреча и поступок девочки произвели огромное впечатление. Двадцать дней спустя он пишет графу Александру Петровичу Толстому, явно вспоминая и эту встречу: «Я заезжал по дороге в Оптину Пустынь и навсегда унес о ней воспоминание. Я думаю, на самой Афонской Горе не лучше. Благодать видимо там присутствует [слово „видимо", скорее всего, употреблено в смысле „зримо", „наглядно". – Е. Ф.]. Это слышится и в самом наружном служении, хотя и не можем объяснить себе почему. Нигде я не видал таких монахов. С каждым из них, мне казалось, беседует все небесное. Я не расспрашивал, кто из них как живет: их лица сказывали сами все. За несколько верст подъезжая к обители, уже слышишь ее благоуханье: все становятся приветливее, поклоны ниже и участья к человеку больше. Вы постарайтесь побывать в этой обители. <…> Пустынь эта распространяет благочестие в народе. И я не раз замечал подобное влияние таких обителей».

В монастыре Гоголь жил в скиту, в отдельном домике, чудом уцелевшем до наших дней. Писатель пребывал в благостном состоянии духа. Скит изнутри ограды был похож на сплошной цветник из редких, умело рассаженных и с любовью выращенных цветов. Не случайно многие современники в один голос утверждали, что скит в те времена напоминал рай. Очень достоверно живописал скит Федор Михайлович Достоевский в главе «Приехали в монастырь» романа «Братья Карамазовы».

К окружающей красоте добавлялись ветхозаветная тишина, утренний благовест и вечерний звон. Николай Васильевич много гулял по окрестностям, собирал целебные травы, много читал. В Оптиной пустыни им была прочитана в рукописи книга Исаака Сирина, произведшая на него огромное впечатление. И не только впечатление, книга заставила переосмыслить одно из основных его суждений о нравственности, жизни.

Это суждение – одно из главных противоречий христианства как учения, оно заключено в следующем. Христианство, как и другие религии, учит: «Все от Бога», «На все воля Божья», «Бог дал, Бог взял». То есть все в жизни человека предопределено, все вручено воле Всевышнего, и от самого человека ничего не зависит. В то же время христианство, в отличие от большинства религий, побуждает добрую волю человека: человек не может быть пассивен, он должен бороться с собой, грехом, тьмой за чистоту души, ее спасение, человек обязан совершенствоваться. Получается, что Бог – лишь маяк, дающий человеку правильное направление, указывающий, куда плыть, что принимать и что отбрасывать.

В одиннадцатой главе «Мертвых душ» Гоголь рассуждает: «Бесчисленны как морские пески человеческе страсти, и все не похожи одна на другую, и все они, низкие и прекрасные, вначале покорны человеку и потом уже становятся страшными властелинами его. Блажен, избравший себе из всех прекраснейшую страсть; растет и десятерится с каждым часом и минутой безмерное его блаженство, и входит он глубже и глубже в бесконечный рай своей души. Но есть страсти, которых избрание не от человека. Уже родились они с ним в минуту рождения его в свет, и не дано ему сил отклониться от них. Высшими начертаньями они ведутся, и есть в них что-то вечно зовущее, неумолкающее во всю жизнь. Земное великое поприще суждено совершить им: все равно в мрачном ли образе, или пронестись светлым явлением, возрадующим мир, – одинаково вызваны они для неведомого человеку блага».

После прочтения в Оптиной пустыни рукописной книги Исаака Сирина, Николай Васильевич на странице первого издания «Мертвых душ», напротив этого места в тексте, написал карандашом: «Это я писал в „прелести", это вздор; прирожденные страсти – зло, и все усилия разумной воли человека должны быть устремлены для искоренения их. Только дымное надмение человеческой гордости могло внушить мне мысль о высоком значении прирожденных страстей. Теперь, когда я стал умнее, глубоко сожалею о „гнилых словах", здесь написанных. Мне чуялось, когда я печатал эту главу, что я путаюсь, вопрос о значении прирожденных страстей много и долго занимал меня и тормозил продолжение „Мертвых душ". Жалею, что поздно узнал книгу Исаака Сирина, великого душеведа и прозорливого инока. Здоровая психология и не кривое, а прямое понимание души встречаем лишь у подвижников-отшельников. То, что говорят о душе запутавшиеся в хитросплетенной немецкой диалектике молодые люди, – не более как призрачный обман. Человеку, сидящему по уши в житейской тине, не дано понимание природы души».

Экземпляр этого издания принадлежал графу Александру Петровичу Толстому, а после его смерти был передан отцу Клименту (Зедергольму) и хранился в монастырской библиотеке.

17 июня Гоголь и Максимович присутствовали на всенощном бдении, во время которого Гоголь, по воспоминаниям иноков, «молился весьма усердно и с сердечным умилением».

На следующий день Николай Васильевич посетил старцев, познакомился с игуменом Моисеем и старцем Макарием. Существует предание, что старец Макарий предчувствовал приезд писателя. Старец Варсонофий рассказывал своим духовным детям об этом так: «Говорят, он был в то время в своей келье (кто знает, не в этой ли самой, так как пришел Гоголь прямо сюда) и, быстро ходя взад и вперед, говорил бывшему с ним иноку: „Волнуется у меня что-то сердце. Точно что необыкновенное должно совершиться, точно ждет оно кого-то". В это время докладывают, что пришел Николай Васильевич Гоголь».

Беседа со старцами произвела на Гоголя сильное впечатление. С отцом Макарием у него устанавливаются особо доверительные отношения. Составитель жития преподобного Макария писал: «Достоверно известно, что батюшка отец Макарий не одобрял его светскую литературную деятельность и советовал ему оставить писательство в этом роде и начать новую жизнь во Христе, по заповедям евангельским. И Гоголь со всем согласился, приняв близко к сердцу наставления старца Макария. После того Гоголь еще два раза приезжал в Оптину пустынь к батюшке отцу Макарию и во время своего пребывания в монастырской гостинице усердно посещал церковные службы в скиту».

Скорее всего, в беседе старца с писателем говорилось и о «Выбранных местах из переписки с друзьями». В библиотеке Оптиной пустыни хранился экземпляр книги с вложенным в нее отзывом святителя Игнатия Брянчанинова, переписанный рукой старца Макария. Святитель Игнатий, духовный ученик старца Льва, отнесся к книге критически: «Она издает из себя свет и тьму. Религиозные его понятия неопределенны, движутся по направлению сердечного вдохновения неясного, безотчетливого, душевного, а не духовного. Книга Гоголя не может быть принята целиком и за чистые глаголы истины. Тут смешение, тут между многими правильными мыслями много неправильных. Желательно, чтобы этот человек, в котором заметно самоотвержение, причалил к пристанищу истины, где начало всех духовных благ…»

Несомненно, беседа со старцем Макарием была для Гоголя очень непростой. Писатель переживал трудные времена напряженных духовных поисков. В середине 1845 года он всерьез собирался оставить литературную деятельность и уйти в монастырь. Уже в «Выбранных местах…», в письме к графу Александру Петровичу Толстому «Нужно проездиться по России», Гоголь писал: «Нет выше званья, как монашеское, и да сподобит нас Бог надеть когда-нибудь простую ризу чернеца, так желанную душе моей, о которой уже и помышление мне в радость. Но без зова Божьего этого не сделать. Чтобы приобрести право удалиться из мира, нужно уметь распроститься с миром. Нет, для вас, так же, как и для меня, заперты двери желанной обители. Монастырь наш – Россия!»

Мудрый старец сумел выстроить беседу с впечатлительным, часто излишне мнительным и легко ранимым писателем так, что Гоголь остался доволен встречей. Он проникся советами старца, многое для него открылось. У Николая Васильевича установилась тесная духовная связь с Оптиной пустынью. И хотя приезжал он сюда всего трижды, но пребывал в постоянной переписке с монахами и старцами пустыни.

Особо духовно-дружеские и доверительные отношения и оживленная переписка сложились у него с отцом Порфирием. Это был человек яркой судьбы.

Петр Александрович Григоров, так звали в миру отца Порфирия, был некогда гвардейским офицером, служил в артиллерии. Он был большой поклонник русской литературы, из-за чего произошел с ним однажды забавный случай. На батарею Григорова приехал неизвестный молодой человек, в котором не сразу узнали Пушкина. Когда же поэт был узнан, от избытка чувств его горячий поклонник Григоров приказал произвести в честь приезда поэта артиллерийский салют. За что и был после посажен на гауптвахту.

Иноческую жизнь Петр Григоров начал у знаменитого Задонского затворника Георгия, духовную близость которому сохранил и перейдя в Оптину пустынь.

Познакомил его с Гоголем игумен Моисей. В первый приезд писателя в пустынь он поручил отцу Порфирию, тогда еще послушнику Петру, познакомить писателя с обителью. Несмотря на краткость встречи, Гоголю полюбился послушник. Позже он написал о нем такие слова: «Он славный человек и настоящий христианин; душа его такая детская, светлая, прозрачная! Он вовсе не пасмурный монах, бегающий от людей, не любящий беседы. Нет, он, напротив того, любит всех людей как братьев; он всегда весел, всегда снисходителен. Это высшая степень совершенства, до которой только может дойти истинный христианин».

Гоголь и послушник Петр много беседовали, в частности, писатель рассказал послушнику о чуде у мощей святителя Спиридона Тримифунтского, которому он сам был свидетель. В Оптиной пустыни сохранилось записанное старцем Амвросием предание: «С IV века и доныне Греческая Церковь хвалится целокупными мощами угодника Божия святого Спиридона Тримифунтского, которые не только нетленны, но в продолжение пятнадцати веков сохранили мягкость. Николай Васильевич Гоголь, бывши в Оптиной пустыни, передавал издателю жития и писем затворника Задонского Георгия (отцу Порфирию Григорову), что он сам видел мощи святого Спиридона и был свидетелем чуда от оных. При нем мощи обносились около города, как это ежегодно совершается 12 декабря с большим торжеством. Все бывшие тут прикладывались к мощам, а один английский путешественник не хотел оказать им должного почтения, говоря, что спина угодника будто бы прорезана и тело набальзамировано, потом, однако, решился подойти, и мощи сами обратились к нему спиною. Англичанин в ужасе пал на землю пред святыней. Этому были свидетелями многие зрители, в том числе и Гоголь, на которого сильно подействовал этот случай».

Гоголь оказался под сильнейшим воздействием от поездки в Оптину пустынь. 19 июня, покинув обитель, Гоголь и Максимович уехали в имение Киреевских Долбино. И уже на следующий день Николай Васильевич пишет письмо иеромонаху Оптиной пустыни Филарету, бывшему наместнику московского Новоспасского монастыря, с 1843 года проживавшему на покое в Оптиной пустыни: «Ради Самого Христа, молитесь обо мне, отец Филарет. Просите вашего достойного настоятеля, просите всю братию, просите всех, кто у вас усерднее молится и любит молиться, просите молитв обо мне. Путь мой труден, дело мое такого рода, что без ежеминутной, без ежечасной и без явной помощи Божией не может двинуться мое перо. Мне нужно ежеминутно, говорю вам, быть мыслями выше житейского дрязгу и на всяком месте своего странствия быть в Оптинской пустыни».

Дух Оптиной пустыни стал жизненно необходим писателю. Об этом же говорит еще одно письмо, отправленное им уже из родового имения Васильевки Петру Григорову, в котором Гоголь вспоминает посещение монастыря: «Ваша близкая к небесам пустыня и радушный прием ваш оставили в душе моей самое благодатное воспоминанье». В этом же письме он просит молитв «в особенности отца игумена», передает десять рублей серебром на молебен о благополучном путешествии к святым местам и о благополучном окончании «Мертвых душ» – «на истинную пользу другим и на спасенье собственной души».

Оптина пустынь навсегда вошла в жизнь и духовное сознание Гоголя. А о его отношениях с отцом Макарием Д. П. Богданов в опубликованной в октябре 1910 года в «Историческом вестнике» статье «Оптинская пустынь и паломничество в нее русских писателей» пишет: «Старец, поразивший душу Гоголя, Макарий, был иноком высокой духовной жизни. Его советами и указаниями пользовалась вся монастырская братия, для которой он был неустанным наставником на пути к христианскому совершенствованию. Высокий подвижнический ум старца Макария более всего привлекал к себе душу Гоголя. По воспоминаниям современников, отношения между Гоголем и старцем были самые искренние. Все запросы и сомнения своей души Гоголь нес на разрешение инока, который с дружеской готовностью выслушивал их и давал советы и указания».

Оживленную переписку вел писатель с отцом Порфирием (Григоровым). 6 марта 1851 года Гоголь писал отцу Порфирию из Одессы: «Много благодарю вас и за письмо и за книгу Затворника. Как она пришлась мне кстати в наступивший Великий пост!.. Как мне не ценить братских молитв обо мне, когда без них я бы давно, может быть, погиб. Путь мой очень скользок, и только тогда я могу им пройти, когда будут со всех сторон поддерживать меня молитвами». В приписке писатель передавал душевный поклон настоятелю, отцу Филарету и всей братии. Письмо это отец Порфирий, к сожалению, получить уже не успел. Он скончался 15 марта 1851 года сорока семи лет от роду. Смерть свою он предсказал за неделю.

Второе посещение Гоголем Оптиной пустыни произошло в июне 1851 года, когда он возвращался из Одессы.

В дневнике оптинского иеромонаха Евфимия (Трунова) 2 июня 1851 года сделана запись: «Пополудни прибыл проездом из Одессы в Петербург [на самом деле в Москву. – Е. Ф.] известный писатель Николай Васильевич Гоголь. С особенным чувством благоговения отслушал вечерню, панихиду на могиле своего духовного друга, монаха Порфирия Григорова, потом всенощное бдение в соборе. Утром в воскресенье 3-го числа он отстоял в скиту литургию и во время поздней обедни отправился в Калугу, поспешая по какому-то делу. Гоголь оставил в памяти нашей обители примерный образец благочестия».

В этот приезд Гоголь беседовал со старцами, а вернувшись в Москву сразу же написал письма игумену Моисею и старцу Макарию. В письмах он благодарил за гостеприимство, просил молитв и высылал деньги на обитель – двадцать пять рублей серебром. Так же он испрашивал благословения у отца Макария на написание книги по географии России для юношества.

Этот замысел писатель вынашивал давно, с этим замыслом связаны и планы его о поездках по монастырям России. Каким представлял себе Гоголь этот труд и какие задачи перед собой ставил, видно из набросков его официального письма высокопоставленному лицу, в котором он испрашивает материальную помощь на три года для написания этой книги. «Нам нужно живое, а не мертвое изображенье России, та существенная, говорящая ее география, начертанная сильным, живым слогом, которая поставила бы русского лицом к России еще в то первоначальное время его жизни, когда он отдается во власть гувернеров-иностранцев. Книга эта составляла давно предмет моих размышлений. Она зреет вместе с нынешним моим трудом и, может быть, в одно время с ним будет готова. В успехе ее я надеюсь не столько на свои силы, сколько на любовь к России, слава Богу, беспрестанно во мне увеличивающуюся, на споспешество всех истинно знающих ее людей, которым дорога ее будущая участь и воспитанье собственных детей, а пуще всего на милость и помощь Божью, без которой ничто не совершится…»

Старцы в ответных письмах благодарили писателя, а отец Макарий благословил его на написание книги. Но при этом считал нужным предупредить писателя, что благое дело никогда не дается просто и нужно быть готовым преодолеть неизбежные препятствия: «.пожеланию вашему не смею отказать и только тем могу служить, что, взяв перо, простираю мою грешную руку на сию хартию, а вера ваша да будет ходатайством у Господа внушить мне слово к вашему утешению. В благом вашем намерении об издании полезной книги Бог силен даровать вам свою помощь, когда будет на сие Его святая воля. Но, как пишут святые отцы, что всякому святому делу или предыдет, или последует искушение, то и вам предложится в сем деле искус, требующий понуждения».

К сожалению, юношество российское такой замечательной книги по географии не получило. Гоголь не успел осуществить свой благородный замысел.

Третья, последняя, поездка Гоголя в Оптину пустынь, пожалуй, самая загадочная. Писатель посетил Оптину в сентябре 1851 года – он ехал в Васильевку на свадьбу сестры, Елизаветы Васильевны, собираясь оттуда проследовать в Крым, чтобы остаться там на зиму. Но случилось непонятное: проехав двести верст по осенним российским дорогам, доехав до Калуги, Гоголь свернул в Оптину пустынь. Пробыв там несколько дней, он, неожиданно для многих, отправился. обратно в Москву. Среди знакомых писателя эта поездка породила самые разнообразные слухи и толки.

Что же произошло в Оптиной пустыни?

Предваряя хронику событий, стоит заметить, что Николай Васильевич характер имел инфантильный, был подвержен хандре, постоянно нуждался в моральной и житейской поддержке, не любил принимать самостоятельные решения. Часто он пытался переложить бытовые хлопоты на плечи других. Так, однажды в Риме, когда пришло время возвращаться в Россию, Гоголь впал в тяжелую депрессию из-за необходимости решать множество бытовых вопросов. Он написал письмо, в котором совершенно серьезно просил, чтобы за ним из Москвы приехали друзья – Михаил Щепкин и Константин Аксаков, – чтобы освободить его от мелких и нудных дорожных забот, связанных с переездом. Гоголь писал: «Мне тягостно и почти невозможно теперь заняться дорожными мелочами и хлопотами. Меня теперь нужно беречь и лелеять».

О последнем приезде Гоголя в Оптину пустынь доподлинно известно следующее. По всей вероятности, ему очень не хотелось ехать на свадьбу сестры, но самостоятельно принять такое решение он не мог, потому обратился за советом к отцу Макарию. Старец принял писателя в скиту. На вопрос Гоголя, ехать ли ему на свадьбу сестры, старец разумно ответил, что на свадьбе побывать нужно. Возможно, в тот же день между ними состоялся и более важный разговор, но содержание его осталось тайной. Есть смутные намеки на то, что Гоголь изъявлял желание остаться в монастыре. Старец Варсонофий рассказывал: «Есть предание, что незадолго до смерти Гоголь говорил своему близкому другу: „Ах, как я много потерял, как ужасно много потерял…" – „Чего? Отчего потеряли вы?" – „Оттого, что не поступил в монахи. Ах, отчего батюшка Макарий не взял меня к себе в скит?"»

Сестра писателя, Анна Васильевна, писала позже Владимиру Шенроку, биографу Гоголя, что брат ее «мечтал поселиться в Оптиной пустыни». Но, как известно, мечтать – не делать. Тот же старец Варсонофий говорил, что старец Макарий к высказанному пожеланию Гоголя отнесся очень осторожно: «Неизвестно, заходил ли раньше у Гоголя с батюшкой Макарием разговор о монашестве, неизвестно, предлагал ли ему старец поступить в монастырь. Очень возможно, что батюшка Макарий и не звал его, видя, что он не понесет трудностей нашей жизни».

Удрученный вежливым отказом старца, писатель продолжал хандрить. Ехать на свадьбу ему, судя по всему, расхотелось вовсе, и на следующий день он пришел к старцу с тем же вопросом: ехать или не ехать? Рассказал, что видел сон, который против дороги, и чувствует он себя скверно, и, вообще, когда думает о Москве, на душе спокойней, чем когда думает о Васильевке. Обескураженный старец вынес писателю образок Сергия Радонежского, благословил его этим образком и разумно предоставил право выбора ему самому. Гоголь, поколебавшись, выбрал Москву. Макарий вздохнул:

– Ну, если сон. и душе спокойнее – возвращайтесь.

Казалось бы, вопрос решен в пользу вопрошающего. Но писатель и на следующий день отправился к старцу. Когда он явился вопрошать о поездке в четвертый раз, старец Макарий всерьез рассердился и пригрозил впредь не принимать докучного посетителя.

Скорее всего, так и поступил. Но Гоголь, как истинный человек письменного слова, вступил со старцем в переписку: «Еще одно слово, душе и сердцу близкий отец Макарий. После первого решения, которое имел я в душе, подъезжая к обители, было на сердце спокойно и тишина. После второго как-то неловко и смутно, и душа неспокойна. Отчего вы, прощаясь со мной, сказали: „В последний раз"? Может быть, все это происходит от того, что нервы мои взволнованы; в таком случае боюсь сильно, чтобы дорога меня не расколебала. Очутиться больным посреди далекой дороги – меня несколько страшит. Особенно, когда будет съедать мысль, что оставил Москву, где бы меня не оставили в хандре».

Старец Макарий ответил на обороте этого письма: «Мне очень жаль вас, что вы находитесь в такой нерешимости и волнении. Конечно, когда бы знать это, то лучше бы не выезжать из Москвы. Вчерашнее слово о мире при взгляде на Москву было мне по сердцу, и я мирно вам сказал об обращении туда, но как вы паки волновались, то уж и недоумевал о сем. Теперь вы должны решить сами свой вояж, при мысли о возвращении в Москву, когда ощутите спокойствие, то будет знаком воли Божией на сие…»

Писатель все же вернулся в Москву, был грустен, расстроен, особенно 1 октября, в день свадьбы сестры, совпавшей с днем рождения матери. Через несколько месяцев, 21 февраля 1852 года, его не стало. Сразу после смерти писателя граф Толстой послал в Оптину извещение и пятнадцать рублей серебром на помин души новопреставленного.

В 1852 году Василий Андреевич Жуковский писал Петру Александровичу Плетневу: «Я уверен, что если бы он не начал свои „Мертвые души", которых окончание лежало на его совести и все ему не давалось, то он был бы монахом и был успокоен совершенно, вступив в ту атмосферу, в которой бы душа его дышала легко и свободно».

В 1853 году, на Радоницу, когда совершается поминовение усопших, мать Гоголя, Мария Ивановна, послала в Оптину пустынь письмо и деньги. 30 мая игумен Моисей ответил ей: «Почтеннейшее ваше письмо от 19-го сего мая и при оном пятьдесят рублей серебром от усердия вашего имел честь получить, согласно христианскому желанию вашему на приношение в обители нашей при Божественной литургии выниманием частей о упокоении незабвенного и достойного памяти сына вашего Николая Васильевича. Благочестивые его посещения обители нашей носим в памяти неизгладимо. По получении нами из Москвы печального известия о кончине Николая Васильевича, с февраля прошлого 1852 года исполняется по душе его поминовение в обители нашей на службах Божиих и навсегда продолжаемо будет с общебратственным усердием нашим и молением премилосердого Господа: да упокоит душу раба Своего Николая во Царствии Небесном со святыми, а вам да ниспослет свыше благословение, здравие и небесное утешение в огорчительном лишении единственного сына».

Мария Ивановна побывала в Оптиной пустыни на Пасху 1857 года с внуком Николаем. Духовная связь Гоголя с благословенной Оптиной пустынью продолжалась.

Летописец обители, иеромонах Евфимий, так подытожил его земное странствие: «Трудно представить человеку непосвященному всю бездну сердечного горя и муки, которую узрел под ногами своими Гоголь, когда вновь открылись затуманенные его духовные очи и он ясно, лицом к лицу, увидал, что бездна эта выкопана его собственными руками, что в нее уже погружены многие, им, его дарованием соблазненные люди и что сам он стремится в ту же бездну, очертя свою бедную голову. Кто изобразит всю силу происшедшей отсюда душевной борьбы писателя и с самим собою, и с тем внутренним его врагом, который извратил божественный талант и направил его на свои разрушительные цели? Но борьба эта для Гоголя была победоносна, и он, насмерть израненный боец, с честью вышел из нее в царство незаходимого Света, искупив свой грех покаянием, злоречием мира и тесным соединением со спасающею Церковию. Да упокоит душу его милосердый Господь в селениях праведных!»

Николай Васильевич первым из русских писателей искал в Оптиной пустыни ответы на многие, важные для себя вопросы. И находил. Во многом, благодаря старцу Макарию и его мудрым наставлениям.

Конец земного пути

Старец Макарий за два года до своей кончины принял великую схиму. Время своей смерти старец предсказал заранее. За неделю до кончины его соборовали. Народ стекался со всех концов России, старец до последнего часа принимал духовных чад и паломников, наставлял и благословлял их, прощался, раздавал свои вещи. Все посетители не успевали пройти к старцу, многие мечтали хотя бы посмотреть на него через окно.

7 сентября 1860 года около полуночи старец потребовал к себе духовника и после получасовой беседы с ним попросил читать отходную.

«Слава Тебе, Царю мой и Боже мой! – восклицал отец Макарий при чтении отходной. – Матерь Божия помози мне!» Ночь была очень тяжелой для умирающего, но все же он пожатием рук, благословением, взглядами выражал свою благодарность ухаживающим за ним. В 6 часов утра, будучи в полном сознании, он приобщился Христовых Тайн, а через час мирно отошел к Господу.

Так завершил свой земной путь великий старец Оптиной пустыни, отец Макарий.

Вход в Иоанно-Предтеченский скит был строго запрещен женщинам. Но в день смерти старца Макария было сделано исключение, чтобы проститься с великим старцем могли все желающие. В память об отце Макарии в день его поминовения это повторялось ежегодно вплоть до 1898 года, когда доступ в скит окончательно прекратился.

Советы и наставления Макария Оптинского

Свойство милостыни есть сердце, сгорающее любовью о всякой твари и желающее ей блага. Милостыня состоит не в одном подаянии, но в сострадании, когда видим человека страдающего, и если можем в чем-то помочь ему, помогаем.