Текст книги "Старцы и предсказатели Оптиной пустыни"

Автор книги: Елена Филякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Глава тринадцатая
Окрест старчества отца Нектария

Нектарий Оптинский

Преподобный иеросхимонах Нектарий, в миру Николай Васильевич Тихонов (1853 – 29 апреля/12 мая 1928)

Человеку дана жизнь на то, чтобы она ему служила, не он ей, то есть человек не должен делаться рабом своих обстоятельств, не должен приносить свое внутреннее в жертву внешнему.

Нектарий Оптинский

Невысокого роста, худощавый, из-под высокой монашеской шапочки-скуфьи выбиваются пряди полуседых волос, в руках неизменные гранатовые четки. Округлое лицо без возраста – «то древнее, суровое, словно тысячелетнее, то молодое по живости и выразительности мысли, то младенческое по тишине и покою». Таким старец Нектарий вошел в вечность на иконах.

«Мне казалось, будто он нес какую-то святую чашу, наполненную драгоценной жидкостью,

и крайне опасался: как бы не пролить ни одной капли из нее, – вспоминал один из современников старца Нектария, – …мне пришла в голову мысль: святые хранят в себе благодать Божию и боятся нарушить ее каким бы то ни было неблагоговейным душевным движением: поспешностью, фальшивой человеческой лаской и др. Отец Нектарий смотрел все время внутрь себя, предстоя сердцем пред Богом».

«Подождите, Николка проспится…»

Николай Васильевич Тихонов, будущий старец Нектарий, родился в городе Ельце в 1853 году в семье рабочего, трудившегося на мельнице. Его родители рано умерли, оставив сына сиротой. Окончив церковно-приходскую школу, с одиннадцати лет мальчик работал в лавке у богатого купца. К семнадцати годам дослужился до младшего приказчика. Пригожий и работящий, Николай Тихонов приглянулся дочери старшего приказчика. Ее отец был не против такого замужества, их хозяин тоже одобрил этот брак. Поскольку родителей у Николая не было, он, по совету добрых людей, отправился в Оптину пустынь за благословением к старцу Амвросию. Была весна 1873 года.

Первое восторженное впечатление от природы в Оптиной пустыни Николай Тихонов сохранил на всю жизнь. Он вообще был склонен коллекционировать впечатления. Больше всего его потрясли цветы – «словно в раю».

В то время приема у старца Амвросия ждали неделями – столько желающих было посоветоваться с ним. Но Николая старец принял сразу же и беседовал с ним два часа. О чем была их беседа, Николай никому никогда не открывал, но навсегда остался в Оптиной.

В унисон праздничному настроению от первой встречи с Оптиной Николаю дали и первое послушание – ухаживать за цветами. Следующее послушание было серьезнее – его назначили пономарем. Со вторым послушанием Николай справлялся с трудом, медленно привыкая к строгому уставу. Утреня в скиту начиналась около часа ночи, а он должен был первым прийти в собор, подготовить алтарь к богослужению. Николай часто опаздывал и ходил с заспанными глазами. Монахи постоянно жаловались на него старцу Амвросию, но тот всегда отвечал: «Подождите, Николка проспится, всем пригодится».

У Николая был красивый сильный голос, и одно время он пел на клиросе. Но, по преданию, однажды испугался, что его, как и всех хороших певчих, заберут из скита в монастырь, и стал фальшивить. Его поселили в келью, дверь которой выходила в сторону церкви. Здесь он прожил почти двадцать пять лет, не разговаривая ни с кем из монахов. По важным случаям ходил к отцу Амвросию, которого считал своим старцем, и к отцу Анатолию – своему духовному отцу.

3 апреля 1876 года Николай был пострижен в рясофор, а 14 марта 1887 года – в мантию. При монашеском постриге ему было дано имя Нектарий в честь преподобного Нектария Киево-Печерского. «Целый год после этого я словно крылышки за плечами чувствовал…» – даже в старости с улыбкой вспоминал старец Нектарий.

После пострига отец Нектарий и вовсе перестал выходить из кельи. Несколько лет окна его кельи были заклеены синей бумагой.

Двадцать пять лет затворничества – срок не малый. Все это время отец Нектарий не только молился и читал духовную литературу, хотя и ставил всю жизнь Священное Писание выше всех других книг. Он учился. То ли благословение оптинских старцев помогло, то ли одарен был отец Нектарий сверх меры, но факт остается фактом: он вышел из затвора высокообразованным человеком. В будущем, став старцем, он поражал искушенную русскую интеллигенцию широтой и глубиной познаний в математике, философии, истории, географии, литературе. Он знал латынь и свободно говорил по-французски. С удовольствием беседовал о последних достижениях науки и техники, интересовался авиацией, говорил, что она – завоевание гения человеческого. И на удивленные вопросы посетителей: «Где ж вы, батюшка, окончили университет?» – всегда отвечал: «Вся наша мудрость от Писания…» Кстати, ссылаясь на Священное Писание, он приводил примеры с такими деталями, как будто сам был участником тех событий.

Пришел к отцу Нектарию один посетитель и покаялся, что никак не может поверить, что на земле был потоп, как это описано в Библии. Тогда старец рассказал ему о данных геологии, которые свидетельствуют о потопе, о том, что на самых высоких горах в песке находят раковины и другие остатки морского дна. Человек ушел от старца успокоенным.

«Я к научности приникаю», – говорил отец Нектарий.

Однажды были у него семинаристы с преподавателем – пришли за «полезным словом». Отец Нектарий посоветовал им жить и учиться так, чтобы ученость не мешала благочестию, а благочестие учености.

Отец Нектарий любил повторять, что «Бог – центр круга, а люди – радиусы. При приближении к центру они сближаются между собой».

В 1912 году отец Нектарий имел длительную беседу с Владимиром Быковым, известным русским спиритом и оккультистом. И не только поразил московскую знаменитость своими познаниями о гипнозе, спиритизме и психологии оккультистов, но и предсказал его будущее. Эта беседа круто изменила жизнь Быкова.

– Науки приближают человека к истинному знанию, однако глубина его не подвластна человеческому разуму, – повторял отец Нектарий.

Кроме наук отец Нектарий серьезно занимался живописью, брал уроки у художника-иеромонаха Даниила, в миру академика Болотова. Разбирался в поэзии, любил Пушкина. Интересовался музыкой. Рассказывали, что одно время у него был граммофон, но потом духовное начальство запретило ему слушать пластинки.

Однажды в Оптину пришло требование откомандировать одного иеромонаха во флот для кругосветного путешествия. Архимандрит предложил это назначение отцу Нектарию, и того охватило острое желание путешествовать, увидеть дальние страны. Впервые в жизни он забыл, что все в Оптиной делается по благословению старца. И когда перед отъездом отец Нектарий зашел за напутственным благословением к старцу Иосифу, тот не благословил. Так и остался отец Нектарий в Оптиной. В последующие годы он не раз повторял, что для монаха есть только два выхода из кельи – в храм да в могилу.

После затвора отец Нектарий получил благословение на подвиг юродства. Наверное, с этого времени начались его предсказания, странные и малопонятные поначалу, как и его поступки. Отец Нектарий стал носить яркие кофты поверх подрясника и цветные платки. Во время трапезы мог все блюда слить в одну тарелку. Нарушал монастырский устав, лакомясь с посетителями любимым молочным шоколадом. Или начинал играть с фонариком, включая и выключая его, приговаривая: «А я молнию поймал». А то соберет мелких камушков, стеклышек, бумажек, сложит в шкафчик и показывает: «Это мой музей». Как тут не вспомнить, что после закрытия Оптиной в скиту устроили музей и дом отдыха? Случалось, накинет рваный халатик и ходит по скиту, сверкая босыми пятками. Блажь или пророчество? В 1920 годы многие студенты и служащие ходили в подобном виде: в пальто, надетом на нижнее белье. А перед революцией старец Нектарий стал носить красный бант на груди.

Он любил игрушки. У него была птичка-свистулька, в которую он заставлял дуть взрослых людей, приходивших с пустыми горестями. Были детские книжки, волчок, машинки: трамвай, автомобиль. Одного из своих духовных детей он как-то попросил привезти ему игрушечную модель аэроплана.

«А мы – малы…»

«Я в новоначалии, я учусь…» – всю жизнь повторял отец Нектарий.

Когда в 1913 году в Оптиной избирали старца, отец Нектарий на собрание не пошел: «И без меня выберут кого надо». Выбрали, действительно, кого надо, – его самого. За отцом Нектарием послали. Он пришел: одна нога в туфле, другая в валенке.

Архимандрит ему торжественно:

– Батюшка, вас избрали духовником нашей обители и старцем.

– Нет, отцы и братья! – решительно отказался Нектарий.

Тогда архимандрит отбросил торжественность и просто сказал:

– Отец Нектарий, прими послушание.

Отказаться от послушания отец Нектарий не мог. Но три дня проплакал. Позже он признавался, что уже предвидел и разгром Оптиной, и тюрьму, и высылку. И не хотел брать все это на себя. Однако выбора у него уже не было. Так он стал старцем.

Многие считали его великим старцем, приравнивали к отцу Амвросию. Сам он великим старцем себя никогда не признавал, говоря так: «Некоторые меня ищут как старца, а я, как бы вам сказать, все равно как пирожок без начинки». Или: «Как могу я быть наследником прежних старцев? Я слаб и немощен. У них благодать была целыми караваями, а у меня – ломтик». Про старца Амвросия говорил: «Это был небесный человек или земной ангел, а я едва лишь поддерживаю славу старчества». Старец Нектарий жил в хибарке старца Амвросия, это позволяло ему отнекиваться, что посетители приходят, собственно, к батюшке Амвросию в его келью, и пусть хибарка говорит вместо него.

Уже будучи опытным духовным наставником, отец Нектарий искренне признавался: «Я наистарейший в обители летами, а наименьший по добродетели» или: «Я мравий, ползаю по земле и вижу все выбоины и ямы, а братия очень высоко, до облаков подымается». В скиту у отца Нектария был кот, который во всем его слушался. Может быть, этот кот напоминал ему короткое детство, когда у него «кроме маменьки и кота никого не было». Отец Нектарий говорил: «Старец Герасим Иорданский был великий старец, потому у него был лев. А мы малы – у нас кот».

Как ни прибеднялся отец Нектарий, а духовными дарами Господь его не обидел. Как и все старцы Оптиной, отец Нектарий читал свою обширную корреспонденцию, не вскрывая писем. Интересные воспоминания оставил Василий Шустин, будущий священник: «В один из моих приездов в Оптину пустынь я видел, как отец Нектарий читал запечатанные письма. Он вышел ко мне с полученными письмами, которых было штук 50, и, не распечатывая, стал их разбирать. Одни письма он откладывал со словами: „Сюда надо ответ дать, а эти письма, благодарственные, можно без ответа оставить". Он их не читал, он видел их содержание. Некоторые из них он благословлял, а некоторые и целовал, а два письма, как бы случайно, дал моей жене и говорит: „Вот, прочти их вслух. Это будет полезно"». Одно из писем было от девушки, которая полюбила священника-обновленца, старого знакомого Шустиных. Он так увлек ее своими зажигательными проповедями, что она бросила все свои занятия.

Василий Шустин был духовным сыном старца Варсонофия и хорошо знал историю одного предсказания. Однажды послушник Павел Плиханков, будущий старец Варсонофий, разминулся на скитской дорожке с отцом Нектарием. И услышал вслед: «Жить тебе осталось ровно двадцать лет». «Великого послушания был человек, – восхищался старцем Варсонофием отец Нектарий, – ни дня лишнего не прожил».

Но чаще старец Нектарий говорил притчами и загадками, любил аллегории и иносказания. Однажды старец сказал Василию Шустину:

– Пойдем, научу самовар ставить. Придет время, у тебя прислуги не будет.

В самовар надо было налить воды, и старец указал ему на большой медный кувшин. Василий попробовал его поднять, но не смог. Тогда он решил сделать наоборот: поднести к кувшину самовар и начерпать воды. Однако старец, увидев это, повторил:

– Ты возьми кувшин и налей воду в самовар.

– Да ведь, батюшка, он слишком тяжелый для меня, я его с места не могу сдвинуть.

Отец Нектарий подошел к кувшину, перекрестил его и снова говорит:

– Возьми.

Теперь дадим слово самому участнику события, Василию Шустину. «Я поднял и с удивлением смотрел на батюшку: кувшин мне почувствовался совершенно легким, как бы ничего не весящим. Я налил воду в самовар и поставил кувшин обратно с выражением изумления на лице. А батюшка меня спрашивает: „Ну что, тяжелый кувшин?" Я был прямо поражен: как он уничтожил силу тяжести одним крестным знамением!»

Одна паломница написала красками картину: вид из монастыря на реку во время заката. Оставив рисунок на открытом балконе, они с мужем пошли прогуляться по лесу. Во время прогулки супруги серьезно поссорились, а возвратившись, с изумлением увидели, что на картине вместо ясного неба нарисованы грозовые тучи и молнии. Они догадались, что это послание старца Нектария, изобразившего их духовное состояние. Гроза с молниями произвела на супругов сильнейшее впечатление, они тут же помирились.

Как и все старцы, он облегчал чужие страдания, давал утешение и надежду. Но его душа была, вероятно, хрупкой, ранимой, какой-то беззащитной. Его как-то спросили: должен ли он брать на себя страдания и грехи приходящих к нему, чтобы облегчить их и утешить. И он ответил: «Да. Иначе облегчать нельзя. Чувствуешь иногда, что на тебе словно гора камней, – так много греха и боли принесли к тебе, – прямо не можешь снести ее. Тогда приходит благодать и разметывает эту гору камней, как гору сухих листьев; и можешь принимать сначала…»

И тем не менее временами ему было очень тяжело. Однажды он просил одну из монахинь передать игуменье Белевского монастыря, что утратил молитву и просит ее святых молитв.

– Неужели, батюшка, у вас бывает тягота на душе? – искренне удивилась монашка. – Я думала, вы всегда пребываете в радости духовной.

– Случается, иной раз скажешь что от себя, неправильно решишь вопрос чужой жизни, иногда строго взыщешь на исповеди или, наоборот, не дашь епитимьи, как следовало бы дать, – за все это священнику бывает наказание, благодать Божия отступает, мы страдаем.

Бывали, бывали моменты, когда старец Нектарий был страшен и суров. Мог с каменным лицом обронить убийственное: «Это наказание за грехи…» – рыдающей женщине, уставшей хоронить умирающих один за другим детей.

За два месяца до начала Первой мировой войны Оптину пустынь посетила великая княгиня Елизавета Федоровна, родная сестра царствующей императрицы, вдова великого князя Сергея Александровича, настоятельница московской Марфо-Мариинской обители. 29 мая высочайшая гостья причастилась и после литургии посетила Иоанно-Предтеченский скит и скитскую библиотеку, беседовала со старцем Анатолием.

На следующий день великая княгиня выехала в Шамордино, а вернувшись вечером, долго беседовала со старцем Нектарием. Содержание бесед великой княгини со старцами осталось тайной, но можно предположить, что достойные ученики старца Амвросия не разошлись в предсказаниях.

После визита в Оптину от великой княгини пришла телеграмма, в которой она благодарила за прием и просила молиться о ней. Когда началась война, Елизавета Федоровна сформировала санитарный поезд, где по ее желанию было духовенство из числа оптинских отцов. «Россия погибла, но Святая Русь жива», – скажет она осенью 1917 года и откажется выехать за границу, чтобы претерпеть все, что назначено.

«Наши самые страшные скорби, – говорил старец, – подобны укусам насекомых, по сравнению со скорбями будущего века». Старец Нектарий предвидел ближайшее будущее России. Но не любил расспросов на эту тему. «Не надо предугадывать, все в свое время откроется», – пресекал он подобные разговоры. Иногда добавлял: «Это – великая тайна», или более красноречивое: «Есть люди, которые занимаются изысканиями признаков кончины мира, а о душах своих не заботятся».

Однако чем ближе был 1917 год, тем определеннее становились высказывания старца. Он понимал, что «над человечеством нависло предчувствие социальных катастроф, и все это чувствуют инстинктом, как муравьи».

«Пока старчество еще держится в Оптиной, заветы его будут исполняться. Вот когда запечатают старческие хибарки, повесят замки на их двери, тогда всего ожидать можно будет».

«Монашеством держится весь мир. Когда монашества не будет, настанет Страшный суд».

Предсказывал, что Оптину разорят, и однажды, обращаясь к своим духовным детям, закончил рассказ словами: «Тогда примите меня, Христа ради. Некуда мне будет деться».

Между февралем и октябрем 1917 года старец говорил: «Скоро будет духовный книжный голод. Не достанешь духовной книги. Наступает век молчания. Государь теперь сам не свой, сколько унижений он терпит за свои ошибки. 1918 год будет еще тяжелее, государь и вся семья будут убиты, замучены. Да, этот государь будет великомученик. В последнее время он искупил свою жизнь, и если люди не обратятся к Богу, то не только Россия, вся Европа провалится. Наступает время молитв…»

Время молитв

Когда в Вербное воскресенье 1923 года монастырь закрыли, отец Нектарий был арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности и приговорен к расстрелу.

Сохранилось предание, что отец Нектарий встретил пришедших его арестовывать совершенно спокойный, с электрическим фонариком в руках, окруженный своими детскими игрушками. Он сосредоточенно, ни на кого не обращая внимания, то включал, то выключал свой фонарь. Чекисты были обескуражены:

– Что ты? Ребенок, что ли?

– Я – ребенок.

Рассказывают, что от расстрела старца спасла поэтесса Надежда Александровна Павлович, та самая, которая несколько лет назад явилась в скит, якобы с сигаретой в зубах, и потом стала духовной дочерью старца. Павлович обратилась в Наркомпрос с просьбой спасти ее «дедушку», старика-монаха, которого хотят расстрелять. Крупская расценила это как «перегибы на местах», и расстрел заменили ссылкой.

Освобожденному из Козельской тюрьмы старцу предписали выехать за пределы Калужской области. Сначала он поселился на границе Калужской и Брянской областей на хуторе близ села с говорящим названием Плохино у своего духовного сына. Хозяева выделили старцу отдельный домик.

Тут же приехавшие к старцу его духовные дети увидели, что он глубоко потрясен, опечален, чуть ли не сломлен. Он молился и плакал дни на пролет, просил не обращаться к нему ни за какими советами. Его часто заставали перед иконами, к которым он простирал руки жестом ребенка, зовущего мать. Вдруг все изменилось. Однажды утром к духовным детям вышел прежний старец Нектарий, спокойный, приветливый, сильный духом. Позже он рассказал, что в тяжелую минуту душевной борьбы к нему явились все почившие оптинские старцы и предупредили: «Если хочешь быть с нами, не оставляй своих духовных детей».

Согласно предписанию, Калужскую область надо было покинуть, и старец по рекомендациям знакомых переехал в село Холмищи Брянской области. И хотя условия жизни оказались достаточно тяжелыми – старец жил в утепленной летней половине избы у хозяина, который был «себе на уме», – переезжать он отказался: «Сюда меня привел Господь».

Находясь в ссылке, отец Нектарий внимательно следил за событиями в стране. Советы Нектария передавали Святейшему Патриарху Тихону, и многие вопросы решались святителем в соответствии с мнением старца Нектария и по его благословению. Так старец не благословил принимать новый стиль церковного богослужения, и патриарх решительно воспротивился этому.

Даже в ссылке отец Нектарий продолжал принимать посетителей, несмотря на установленную за ним слежку. Актер Михаил Чехов, не раз бывавший в Холмищах, вспоминал: «.до самой смерти посещали его ученики, знавшие его еще в Оптиной пустыни. И не было ни одного несчастного случая с людьми, приезжавшими к нему. Дорога шла через густые леса. От маленькой станции железной дороги до первой деревни было 25 верст. Крестьяне довозили посетителя до этой деревни, держали до темноты. Оставшиеся несколько верст проезжали уже ближе к ночи. Всегда старец был весел, смеялся, шутил и делал счастливыми всех, кто входил к нему. Он конкретно брал на себя грехи и страдания других…»

Рассказывают, что в 1925 году в Холмищи к старцу приезжал двадцатидевятилетний Георгий Жуков. Отец Нектарий благословил молодого офицера и предсказал ему блестящие победы. Многим он помог своим благословением: люди избегали арестов, освобождались из тюрем, находили работу. Он спешил предупредить своих духовных детей о том, что им предстоит, показать пути спасения.

«Раньше благодарили Господа, а теперешнее поколение перестало благодарить, и вот оскудение во всем: плоды плохо родятся, и все какие-то больные», – невзначай замечал он.

«Наступает время молитв. Во время работы говори Иисусову молитву, – наставлял старец. – Сначала губами, потом умом, потом она сама перейдет в сердце».

«Человеку дана жизнь, чтобы она ему служила, а не он ей. Служа жизни, человек потеряет соразмерность, работает без рассудительности и приходит в очень грустное недоразумение. Он и не знает, зачем живет. Это очень вредное недоумение, и оно часто бывает. Он, как лошадь, везет и вдруг останавливается, на него находит такое стихийное препинание».

Однажды в ответ на просьбу дать совет старец одному из посетителей прочитал монолог о потопе, демонстративно не замечая его удивления и недоумения:

– Теперь совершенно необоснованно считают, что эпоха, пережитая родом человеческим в предпотопное время, была безотрадной, дикой и невежественной. На самом же деле культура тогда была весьма высокой. Люди многое что умели делать, предельно остроумное по замыслу и благолепное по виду. Только на это рукотворное достояние они тратили все силы и души. Все способности своей первобытной молодой природы они сосредоточили лишь в одном направлении – всемерном удовлетворении телесных нужд. Беда их в том, что они «стали плотью». Вот Господь и решил исправить эту их однобокость. Он через Ноя объявил о потопе, и Ной сто лет звал людей к исправлению, проповедовал покаяние пред лицем гнева Божия, а в доказательство правых слов строил ковчег. И что же вы думаете? Людям того времени, привыкшим к изящной форме своей цивилизации, было очень странно видеть, как выживший из ума старикашка сколачивает в век великолепной культуры какой-то несуразный ящик громадных размеров да еще проповедует от имени Бога о грядущем потопе. Ной звал всех людей, а пришли одни скоты. Те дни – прообраз наших дней. Ковчег – Церковь. Только те, что будут в ней, спасутся.

Он не давал никакой надежды на изменение общественной обстановки, даже благословлял обучать детей в советской школе. Отныне христианское воспитание они должны получать в семье, через пример отца и матери.

В ссылке пророчества старца Нектария о России смягчились.

«Россия воспрянет и будет материально небогата, но духом богата, и в Оптиной еще будет семь светильников, семь столпов».

«Если в России сохраниться хоть немного верных православных, Бог ее помилует… А у нас такие праведники есть».

Предчувствовал старец Нектарий и свою смерть. Прощаться с близкими он начал еще за два месяца: давал последнее наставление, благословлял. Не велел хоронить себя возле Покровской церкви в Холмищах, говорил, что там будет хуже свиного пастбища. (Когда храм разрушили, на соборной площади устроили ярмарку и танцплощадку.) «Умирал батюшка тихо, только слезы текли из глаз непрерывным потоком», – вспоминал священник, присутствовавший при кончине старца. Скончался старец 29 апреля 1928 года. Похоронили его на сельском кладбище.

«Два или три раза, уже после смерти старца, – вспоминал актер Михаил Чехов, – я видел его во сне, и каждый раз он давал мне советы, выводящие меня из душевных трудностей, из которых я не мог выйти своими силами».

После возрождения Оптиной пустыни 3 июля 1989 года состоялось обретение нетленных мощей старца Нектария. Мощи Нектария Оптинского были возвращены в его родную обитель, в собор во имя Введения во храм Божьей Матери, где уже покоились мощи его наставника старца Амвросия. И говорят, начались от них чудеса исцеления.

Советы и наставления Нектария Оптинского

Человеку дана жизнь на то, чтобы она ему служила, не он ей, то есть человек не должен делаться рабом своих обстоятельств, не должен приносить свое внутреннее в жертву внешнему. Служа жизни, человек теряет соразмерность, работает без рассудительности и приходит в очень грустное недоумение; он и не знает, зачем живет. Это очень вредное недоумение и часто бывает: человек, как лошадь, везет и везет и вдруг на него находит такое… стихийное препинание.

Хорошо, когда Господь долго не слышит молитв, нужно только продолжать молиться и не унывать. Молитва – это капитал. Чем дольше лежит капитал, тем больше процентов приносит. Господь посылает Свою милость тогда, когда Ему это благоугодно: тогда, когда нам полезно принять. Иногда через год Господь исполняет прошение. Пример надо брать с Иоакима и Анны [родителей Девы Марии, матери Христа. – Е.Ф.]. Они всю жизнь молились и не унывали, а все надеялись, и какое Господь послал им утешение!

Жизнь определяется в трех смыслах: мера, время и вес. Самое прекрасное дело, если оно будет выше меры, не будет иметь смысла… Но есть и большое Искусство – слово. Слово убивающее и воскрешающее (псалмы Давида). Но путь к этому искусству лежит через личный подвиг художника. Это путь жертвы. И один из многих тысяч доходит до него.

Нельзя требовать от мухи, чтобы она делала дело пчелы. Каждому человеку надо давать по его мерке, нельзя всем одинаково.

Бог не только разрешает, но и требует от человека, чтобы тот возрастал в познании. В Божественном творчестве нет остановки, все движется, и ангелы не пребывают в одном чине, но восходят со ступени на ступень, получая новые откровения. И хотя бы человек учился сто лет, он должен идти к новым и новым познаниям.

Когда бьют часы, креститесь, чтобы был огражден следующий час.

Всюду нужно терпение и смирение.