Текст книги "Просто первая любовь (СИ)"
Автор книги: Елена Другая
Жанры:
Исторические любовные романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
У церкви толпился народ, здесь собралась вся деревня, все, кто мог ходить. Женщины были в ярких платках, наброшенных на полушубки. Мужчины нетерпеливо притоптывали на ступеньках в предвкушении грандиозной пьянки со всеми вытекающими последствиями: плясками, песнями, флиртом, и хорошей, традиционной, дракой.
Отец Дика выделялся среди них особо красным лицом и буйным желанием плясать и петь немедленно. Матушка, печальная, еще не старая женщина, пыталась удержать его и призывала к приличному поведению. В церковь набилась толпа, но люди расступались, пропуская меня и моего спутника.
Молодая пара уже стояла у алтаря, оба облаченные в белое. Дик мой был просто прекрасен, высокая и стройная девушка тоже хорошо смотрелась рядом с ним. Я так же был в белом, на зло Дику, этой проклятой судьбе и самому себе. Молодые не видели меня, так как стояли спиной ко всем. Священник совершал обряд. Пел хор ангелов. Гаврила держался рядом, оберегая, чтобы меня не толкнули, так как народ напирал, желая лучше рассмотреть жениха и невесту.
По кругу пустили поднос, на него все присутствующие бросали монеты. Я тоже положил на него свой шелковый тяжелый мешочек. Вдруг мне захотелось уйти. Я не имел права здесь находиться. Неожиданно я понял, что зря пришел, так как осквернял этот святой обряд своим присутствием.
Но в этот момент молодожены повернулись к нам лицом. Я обмер, они оба смотрели на меня. Взгляд Дика неожиданно просиял, и он улыбнулся мне, даже слегка кивнул, приветствуя. У меня от души отлегло. Я перевел взгляд на Кристину. У девушки было миловидное и простоватое лицо, которое не выражало ни злости, ни ревности, глаза ее светились счастьем. Через секунду она уже про меня забыла.
Я вместе с толпой вышел из церкви вслед за новобрачными. Народ приветствовал их, бросал под ноги зерно. У меня закружилась голова от шума и свежего, морозного воздуха. Я потерял их из виду. Все рассаживались в телеги.
– Гаврила, – я дернул старика за рукав. – Я хочу на свадьбу!
– Нет, – решительно отрезал старик. – Это не возможно, Эмиль, я и церковь-то не хотел тебя вести. Мы едем домой.
Он отвернулся от меня и повел к нашей повозке. В полной тоске я возвращался домой.
– Не живи одним днем, – говорил мне Гаврила. – Завтра будет новый, он принесет солнечный свет. Не может быть постоянно плохо, будет и хорошо.
– Боюсь, что хорошо уже было, – печально ответил я. – Сейчас я живу в мире, в который не проникают солнечные лучи.
Дома я закрылся в своей комнате и достал нож, которым убил Мориса. Драгоценный подарок Дика, единственное, что у меня от него было. Я долго любовался им, а потом бережно прибрал назад, в секретное место. Я не стал ни обедать, ни ужинать. От волнения и перенесенного стресса меня тошнило.
Ближе к ночи я расположился читать учебники по анатомии человека. Эта тема меня очень интересовала, но я не находил ответа даже из книги. Меня интересовало как в теле человека появляется жизнь и куда потом исчезает. И где же в этом теле размещается душа? В какой его части? В голове или в сердце? Про это тоже ничего не было сказано.
Уже стало светать, и мне, наконец, захотелось спать. Я ставил свои учебники на полку. Услышав странный звук я вздрогнул. Звук повторился и я посмотрел в сторону окна, по стеклу которого звонко ударили маленькие камушки. Я бросился к окну. Под моим окном стоял сын скотника и махал мне рукой. Я заметался по комнате, всунул ноги в тапки, накинул куртку и бросился во двор, обежав наш дом. За изгородью, со стороны скотного двора, меня ждал Дик. Он был на лошади, ресницы и волосы припорошены снегом. Мне казалось, что я вижу сон.
– Дик! – пораженно вскрикнул я. – Ты? Как ты смог?
– Люблю тебя, поэтому и смог! – хрипло ответил мне Дик, отбрасывая с лица прядь волос.
Он спрыгнул на землю. Я открыл калитку и упал ему на грудь, прижимаясь всем телом. Потом проявил находчивость, схватил парня за руку и, пока нас никто не заметил, увлек его за собой. Нужно было срочно найти нам надежный приют. Баня! В ней было еще тепло, с вечера она не выстудилась.
Мы срывали друг с друга одежду и страстно целовались. Дик с глухим рычанием навалился на меня, и я зажмурился, полностью ему отдаваясь, обвив руками и ногами его крепкое тело. Мне было больновато, ведь мы так давно не были вместе, но я был готов терпеть боль в сто раз более адскую, лишь бы он был рядом и не переставал меня желать.
Барахтаясь в полной темноте, на деревянном полу, мы случайно задели табуретку и перевернули на себя ведро с холодной водой, которая окатила нас в самый момент кульминации. Раздался жуткий грохот, я взвизгнул нечеловеческим голосом, во дворе тут же взвыли и залаяли собаки, они рвались с цепи. Мы услышали крики и топот. Это, наверняка, сюда бежал Гаврила.
Мы вскочили с пола и быстро одевались. Нас обоих трясло от безудержного хохота.
– Смотри не простудись, – предостерег я Дика, приподнимаясь на цыпочки и целуя на прощание.
Дик поспешно покинул баню через окно. И почти тут же ворвался Гаврила с лампой в одной руке и ружьем в другой.
– Эмиль? – изумился он, растерянно оглядываясь. – Что ты здесь делаешь?
– А… Я решил помыться. Но, передумал.
Я невозмутимо повел бровью. Гаврила хмуро и озадаченно смотрел на меня. Тем временем, я, бочком, проскользнул мимо него и уже через минуту был в своей комнате. Замирая от счастья, я зарылся в теплую постель. Все мои прежние страдания казались теперь полной ерундой и бессмысленным занятием. Ничто в этом мире не могло нас разлучить. И никто. Сегодня Дик доказал мне это.
========== Глава 12 ==========
Утро было солнечное и, не смотря на то, что снега за ночь навалило много, но он уже подтаивал. Я играл во дворе со своей любимой собакой, кидал ей кусочки сахара и заставлял проделывать разные штуки, дрессировал, иными словами. Пес был умный, он быстро научился давать лапу и лаять по команде. Это меня забавляло.
Неожиданно, со стороны ограды, раздался свист. Я обернулся и очень удивился. Это был младший брат Дика, которому недавно исполнилось двенадцать лет. Он отчаянно жестикулировал, чтобы я подошел. Что-то с Диком? В волнении, я бросился к нему.
– Что случилось? Как ты здесь оказался?
– Дика забирают в армию! – восторженно сообщил мне пацан, шмыгая носом. – Он пойдет на настоящую войну! Его и других парней собрали на базарной площади, даже форму уже выдали! Представляешь, Эмиль? Я просил, чтобы меня тоже взяли и дали ружье, но мне сказали, что я еще мал.
– А Дик что говорит? – спросил я, переваривая услышанную новость.
– Он очень доволен! Уже собирает вещи, завтра их отправляют!
Я едва не расхохотался. Он доволен! Придурок! Собрался на войну, где могут убить, решил бросить меня, свою семью, родные края и отправиться помирать на чужой земле. Я кивнул пацану.
– Хорошо, беги домой, передавай ему привет и удачи на войне. Не сомневаюсь, что он вернется домой лет через десять или двадцать в чине генерала.
Пацан побежал по дороге в сторону села и скоро скрылся из вида. Я стоял, словно каменный, пытаясь собраться мыслями. Выход был очевиден. Придется обратиться к отцу и попросить его вмешаться. Ни на какую войну Дик, разумеется, не пойдет, для этого ему сначала придется убить меня.
Отец был дома, взял выходной день и проводил время в своем кабинете, где читал научные книги, смешивал лекарства, ставил какие-то лабораторные опыты. Впервые я шел к нему в кабинет без страха, постучал в дверь и получил разрешение войти.
– Отец, – почтительно обратился я. – Ты же помнишь Дика, сына пастуха, который осенью упал с лошади, и мы его лечили?
Отец кивнул, не отрывая взгляда от пламени спиртовки, на которой что-то плавил.
– В селе идет набор рекрутов в армию, – продолжал я. – Дика тоже призвали и завтра отправляют на войну. Но… Он не может служить! Во-первых, он единственный кормилец в большой семье, во-вторых, его нога так и не зажила до конца, и он хромает…
– А в-третьих, – продолжил за меня отец, – Кристина в положении, у них будет ребенок.
Этого я не знал, у меня даже рот приоткрылся от изумления. Вот так. Отлично, но, может и это сыграет нам на руку, хотя было до слез обидно, и я в очередной раз испытал прилив ревности. Отец потушил спиртовку, вытер руки полотенцем и повернулся ко мне. Взгляд у него был тяжелый. Я невольно оробел. Отец жестом велел мне сесть. Я покорно опустился на стул, не понимая, чем он может быть недоволен.
– Куда вы дели тело Мориса? Он пропал в ту ночь, когда Дик упал с лошади, и ты, не понятно, как оказался за пределами усадьбы. Впрочем, мне все давно понятно, и твой интерес к сыну пастуха тоже, – тихо говорил отец. – Вы его убили. Мужчина прознал про ваши встречи, пытался им помешать, а вы, боясь разоблачения, его грохнули.
Взгляд мой застыл, мысли заметались. Я решил молчать, как партизан, но отцу, в общем-то, мои ответы и не требовались.
– До чего я дожил! – его голос дрожал от негодования. – Мой сын – мужеложец, да еще и оказался убийцей!
– Это была самооборона, – медленно проговорил я. – Морис подстроил нам ловушку, покалечил Дика, а потом набросился и на меня. Выбора никакого не оставалось, пришлось защищаться.
– Этот грех ты будешь нести на своей душе всю свою жизнь, так же, как и тот, что ты совратил бедного парня с истинного пути и принимал у себя. Но, я намерен положить этому конец.
Я молчал и, не мигая, смотрел в стену напротив. Наверное, я был сейчас белее отцовского халата. Самое удивительное, что не было в моей душе ни стыда, ни раскаяния.
– И, вот, что я решил! – торжественно объявил он, повысив тон.
Я напряженно замер. Решения моего отца обсуждению не подлежали, мы все его боялись и уважали.
– Разумеется, Дик не отправится на войну. Нога его, действительно, болит, он хромает, да и семье его придется без него не сладко. Мало того, я решил забрать парня и его жену сюда, к нам в усадьбу, и он поселится с ней в сторожке, так как Гаврила уже стар, его давно пора перевести на другую, более легкую работу.
Взгляд мой просиял, и я расцвел улыбкой, приоткрыв рот, чтобы высказать слова благодарности. Дик будет жить здесь, рядом со мной! О таком счастье я даже и мечтать не смел! Но отец сделал жест, который прервал меня.
– А ты… Тебя я завтра же отправляю в город к моему брату. Ты будешь жить у него в доме под присмотром Гаврилы и поступишь в медицинскую академию. И не смей здесь появляться. Я сам буду навещать тебя, когда сочту нужным.
– Но… – опешил я.
– И не смей мне перечить, щенок, иначе я лишу тебя наследства и выгоню из дома на совсем, – выкрикнул мне рассвирепевший отец. – А теперь иди в свою комнату и начинай собирать вещи, времени у тебя не много. Завтра на рассвете ты выезжаешь. Что смотришь? Пошел вон!!!
Я вскочил и пулей вылетел из кабинета, меня колотило. Все происходящее казалось страшным сном. Итак, мой отец обо всем догадался и отсылал меня подальше от Дика. Но, я понимал, что на этом жизнь не заканчивалась. Мы все равно найдем способ, чтобы видеться. Главное, чтобы Дик остался в безопасности и не погиб на фронте.
Я вышел из дома и побрел по дороге в сторону села, почти не разбирая пути. Очень скоро я понял, что промахнулся с выбором обуви. Мои замшевые сапожки быстро промокли, пропитавшись талым снегом. Я ускорил шаг, а завидев село, уже почти бежал. Дом Дика располагался на окраине. Своего друга я увидел во дворе, отгребающим лопатой снег от крыльца.
– Дик! – крикнул я, подбегая к нему.
– Эмиль! – обрадовался он и сжал мои ледяные руки в своих горячих ладонях. – Как хорошо, что ты пришел! Ты знаешь последние новости? Я завербовался в рекруты! Завтра мы уезжаем на фронт.
От вида его счастливой рожи на меня накатила дикая ярость.
– Да, сейчас, – заорал я так громко, что взвыла соседская собака и заплакал чей-то ребенок, – далеко собрался? Никуда ты не уедешь. Мой отец дает тебе мед-отвод от армии из-за твоей ноги и берет тебя на работу к нам в усадьбу.
– Что? – он уронил лопату. – Что ты сказал? Это твоих рук дело?
Я кивнул.
– Какого черта? – вспылил Дик. – Зачем ты лезешь в мою жизнь? Я хотел воевать!
– А женился ты зачем? – крикнул в ответ я. – А теперь хочешь уехать и всех бросить? Ничего не выйдет. Забудь об армии. И пригласил бы меня в дом, у меня ноги замерзли, и руки тоже.
Для убедительности я кашлянул. Дик смотрел мимо меня и потрясенно качал головой, бормоча в мой адрес нелестные слова, которые я не слушал. Мне было все равно, что он говорил, главное, чтобы он остался цел и невредим, и здесь, а не у черта на рогах.
На крыльце стояла Кристина, которая, услышав наши крики, выбежала из дома и услышала часть разговора. Лицо ее было бледным, но она уже улыбалась, поняв, что случилось чудо, и война не отнимет у нее мужа. Я скользнул взглядом по ее стану. Беременности еще пока не было заметно, срок слишком мал.
– Давай, заходи, Эмиль, – стала горячо приглашать она. – Дик, не стой, принеси еще дрова, нужно подбросить в печку.
– Ну, спасибо тебе, – пробормотал Дик, прожигая меня взглядом черных глаз, – ты разбил все мои мечты.
Он, прихрамывая, направился в дровник. Я злорадно хмыкнул ему вслед. Кристина, сияя, словно солнце, смотрела на меня с обожанием. Мне было даже смешно, но все же радовала ее доброжелательность ко мне, и что жена моего любовника не оказалась мегерой.
Комнаты их доме оказались теплыми, уютными и прибранными, демонстрируя старания Кристины. Отец его беззаботно храпел на печке, у этого человека никогда не было никаких проблем, кроме, где бы достать выпивку. Матушка ушла проведать подругу, а младшие дети где-то носились. Кристина растопила самовар и поставила на стол ватрушки с вареньем. Я с трудом стянул с ног мокрые сапоги и поставил их к печке сушиться.
Вошел Дик, с грохотом опустил на пол корзину с дровами и вновь вызверился на меня:
– Что же скажут люди? Все идут на фронт, а я нет! Как я это объясню?
– Сиди дома, инвалид, – сказал я и улыбнулся ему очаровательно и невозмутимо.
Дик вышел, в сердцах громко хлопнув дверью. Очевидно, отправился к своим более удачливым друзьям, которые под громкий плач и вопли своих родных собирались на верную смерть.
– Спасибо тебе, Эмиль, – растроганно сказала Кристина. – Я не могла его удержать, отправляла к твоему отцу за справкой, но он не захотел меня слушать. Тогда и послала брата сообщить тебе эту жуткую новость.
Я кивал. Но ведь Дик знал еще не все. Я не успел сообщить ему о своем отъезде. В душе стала подниматься обида на него. Ему было совсем не интересно, как я живу. И он был готов пойти в солдаты и бросить меня!
Я просидел в гостях около часа, пока моя обувь не высохла, съел пару ватрушек и напился горячего чаю. С Кристиной говорить было не о чем, да и в моем случае, не совсем прилично. Вскоре я засобирался и вышел во двор. На скамейке со стороны улицы, на бревне, сидел Дик и курил самокрутку. Я невольно залюбовался им, его осанкой, широкими плечами, длинными ногами, лицом, таким красивым и родным, и робко к нему приблизился. Парень мой улыбнулся. Вроде, он уже отошел от своего гнева.
– Ты прав, – сказал он. – Мне нельзя на войну. Но, блин, так хотелось!
– Я уезжаю завтра, – поспешил сообщить я, пока он вновь не убежал, или что-то не случилось.
– Надеюсь, не на фронт? – пошутил Дик.
– Нет, в город. Отец мой так решил.
И я пересказал ему всю утреннюю беседу с отцом. Дик постепенно менялся в лице.
– Как же так? – пробормотал он в смятении. – Значит, он обо всем догадался, и о нашей связи, и про убийство. Ох, Эмиль. И что же теперь делать?
– Ничего не сделать, – сказал я со слезами в голосе. – Мне придется уехать.
Я жадно смотрел на него, стараясь сохранить в памяти каждую черточку такого любимого лица. Мне надо было спешить. Отец был дома, и наверняка уже заметил, что меня нет в усадьбе. Учитывая нашу ссору, испытывать его терпение было опасно.
– Я провожу тебя, – вызвался Дик.
Мы шли по дороге.
– Как же я буду без тебя? – убито бормотал он. – Для меня разлука с тобой хуже смерти.
– А как бы ты на войне без меня был? – с едким сарказмом спросил я. – Ты даже не спросил моего мнения. Решил просто сделать ноги из деревни и начать новую жизнь в другом месте.
Дик неожиданно схватил меня за руку и увлек в сторону от дороги. Укрывшись в лесу, мы прислонились к толстому стволу ветвистого дерева. Дик быстро расстегнул мой полушубок и свой тулуп. Еще момент, и мы слились в жадном поцелуе. Его руки страстно шарили по моему телу, мяли и гладили его. Я постанывал от неожиданной ласки и удовольствия. Сегодня нашим приютом было дерево в лесу. Больше не было места для нашей любви в этом мире. Я просунул руку ему в штаны и стал ласкать его член своими тонкими пальцами, ощущая, как напряглись мышцы его железного пресса. Дик тоже стал стонать и двигаться навстречу ласкам моей ладони. Нас окружал холодный воздух и обдувал ледяной ветер, но нам было жарко в пламени нашей страсти. Он кончил, прижимаясь ко мне и вдавливая меня в ствол, от чего я слабо пискнул.
– Я буду приезжать, – сказал Дик, застегиваясь и приводя свою и мою одежду в порядок. – Я тебе клянусь, что приеду, как только предоставится возможность. Я люблю тебя.
Мы подошли к усадьбе. Дику надо было возвращаться, пока нас не увидели. И вдруг меня охватил безудержный страх на грани истерики. Меня окутало предчувствие чего-то ужасного. Я схватил его за руку, не давая покинуть меня.
– Дик, погоди. У меня такое чувство, будто мы больше никогда не увидимся!
Он некоторое время внимательно смотрел на меня, а потом улыбнулся и произнес с нежностью:
– Глупенький мой. Не бойся. Все будет хорошо. Мы встретимся еще не раз и будем счастливы, ведь по-другому и быть не может.
– Да… – печально согласился я.
Дик уходил. Я стоял на дороге и смотрел, как он удалялся. Слезы застилали мои глаза, а грудь разрывала необъяснимая, щемящая тоска.
– Дик! – в каком-то отчаянном порыве крикнул ему вслед.
Он обернулся и помахал мне рукой на прощание.
========== Глава 13 ==========
Мой переезд в город был печальный. Всю дорогу я молчал. Гаврила, который сидел напротив в экипаже, не тревожил меня разговорами. Но от печальных мыслей меня отвлекли дети. Когда мы проезжали мимо какой-то деревни, стайка оборванных сорванцов помчалась с воплями за нашей каретой.
– Подайте, барин! – кричали они. – Хлеба! Дай монетку!
– Неужели у них нет хлеба? – ужаснулся я. – Гаврила, достань из корзины конфеты.
Я бросил им горсть конфет из окошка. Дети бросились собирать их с земли и отстали. С того момента я стал проявлять интерес к тому, что происходило за окном, особенно когда мы поехали по городским улицам. У дяди я гостил лишь один раз, в далеком детстве, и, как рассказывали, блевал всю дорогу и туда, и обратно. С тех пор больше меня не брали. Меня и сейчас подташнивало, но я списывал это на голод, так как кусок в горло не лез. Еда, которую мы взяли в дорогу, осталась нетронутой. Я подумал, что надо было детям из деревни отдать всю корзину, но было поздно.
Дом у дяди был каменный и большой. Нам с Гаврилой отвели две смежные комнаты со своей печкой. От того, что старик сопровождал меня, на душе моей становилось теплее, словно я увез кусочек детства из своего дома. Мой слуга тут же развел бурную деятельность, затопил печь, принес воды для того, чтобы я помылся.
Ужинал я с дядей и его большой, приветливой семьей. Они все были мне, как будто, рады. Через пару дней, уже вполне освоившись, я посетил медицинскую академию и записался на курс хирургии. Резать людей мне уже приходилось, один Морис чего стоил. Крови, как оказалось, я не боялся, а специальность эта в наше время была редкая и востребованная.
Я начал посещать занятия в самой начальной группе, где, в основном, обучались юноши из семей медиков. Надо сказать, учеба меня захватила, особенно увлекли муляжи человеческий органов, плакаты и другие наглядные пособия. Учителя тут же стали меня хвалить и поощрять, так как я достаточно много знал. Спустя пару месяцев, я стал первым учеником на своем курсе. Два раза в неделю мы с однокурсниками бывали в больнице, где смотрели, как проводятся настоящие операции опытными хирургами. Мне самому не терпелось взять в руки скальпель, но на первом курсе это было еще не положено.
Конечно, дня не проходило, чтобы я не вспоминал Дика, особенно по вечерам, когда оставался в тишине, один в своей комнате. Я тосковал. Так хотелось получить от него весточку или написать самому. Но что толку, ведь Дик не умел ни читать, ни писать. Я сто раз пожалел, что мы так безалаберно и без пользы провели с ним время, когда он лежал со сломанной ногой. В поместье мне появляться было запрещено, вот и приходилось жить воспоминаниями и надеждами на чудесную встречу.
Дни я проводил в учебе, а в единственный выходной, с утра, ходил в церковь, а потом вместе с другими студентами отправлялся развлекаться. Мы шатались по базару, глазели на выступления бродячих артистов и трюкачей, а потом шли в кабачок, где пили разбавленное вино, ели пироги и слушали игру скрипача. Гаврила ворчал на меня, ругался, когда я приходил поздно и слегка нетрезвый, но в общем-то он понимал, что я вел нормальную жизнь, которая положена юноше моего возраста.
В один из выходных дней я пришел домой достаточно поздно. Гаврила ждал меня у ворот с фонарем и тут же стал на меня браниться.
– Я все глаза проглядел, Эмиль! Ужин уже остыл. Иди же в дом, а я, с твоего позволения, зайду к сторожу, поиграю с ним в карты.
Я благодушно махнул рукой, разрешив ему пойти. У бедного старика тоже должен был быть какой-то досуг.
Придя в свои комнаты, я снял сапоги, ополоснул лицо водой, съел кусочек пирога с приготовленного для меня блюда. Неожиданно в дверь постучали. Это оказалась горничная хозяйки.
– Эмиль, там к вам пришли и ждут на улице.
Дик!!! Словно на крыльях я слетел по лестницам и бросился к черному входу, а потом в недоумении уставился на фигуру, возникшую передо мной. Не Дик. Это была какая-то женщина, одетая в темные и бесформенные одежды. Лицо ее было бледным, одутловатым и нездорового оттенка. Я едва не застонал от жестокого разочарования, а потом вдруг в ужасе признал в этой женщине Кристину.
– Кристина? – ахнул я.
Не такой я ее запомнил. Куда девалась ее стройность, гибкость, здоровый цвет лица? Я ничего не мог понять. От былой ее миловидности и грации не осталось и следа.
– Заходи же! – стал приглашать я. – Как ты здесь оказалась? Что случилось? Где Дик?
Она стояла передо мной и молчала, сцепив пальцы рук, судорожно сжимая в них платок. Наконец, я услышал ее тихий голос.
– Эмиль. Ты должен мужаться. Дик…
Перед моими глазами все поплыло. Я понял, что вот сейчас вся жизнь моя закончится, через момент все рухнет.
– Нет, – покачал головой я. – Не может быть, молчи!
– Да. Дик… Дети бегали по замерзшему озеру, а он шел мимо. И… Лед проломился. Дик спасал детей и сам ушел под воду. Он не смог выбраться.
Я зажал себе рот ладонью. Вдруг мне вспомнились дети, что бежали вслед за моим экипажем, и я понял, что их ненавижу. Всех. И Кристину тоже, и весь этот мир.
– Он погиб? – бестолково уточнил я.
Она кивнула, а потом прижала платок к глазам, вытирая слезы, которые уже много дней текли из ее глаз безудержным и бесконечным потоком.
– Когда это произошло? – сдавленно спросил я.
– Две недели назад.
Она повернулась и стала удаляться, ступая неуклюже, как все беременные. Я тупо смотрел ей вслед, а потом захлопнул дверь. Вернувшись в свою спальню, я некоторое время лежал на кровати, беззвучно корчился и кричал, задыхаясь, кусал подушку, бил себя по лицу и тянул за волосы. Это было невозможно. Это было невыносимо. Я поднялся с койки. Надо было спешить, пока Гаврила не пришел.
Я налил в таз воды и достал свой нож. Вскрытые руки нужно будет опустить в воду, чтобы кровь не свернулась. Я проверил остроту лезвия пальцем. Отлично. Ну, что ж. Мы клялись не расставаться и быть вместе. Получилось так, что Дик ушел, и я должен был следовать за ним, чтобы исполнить нашу клятву. Я не мог представить его мертвым. В голове не укладывалось, что его больше не было. Мысли об этом причиняли мне такую адскую душевную боль, что я не мог ее выдержать.
Я распахнул окно, чтобы в последний раз в этой жизни глотнуть свежего воздуха и взглянуть на мир, в котором не было и, уже, никогда не будет Дика. Несмотря на позднее время, жизнь на улицах города кипела, проехал конный экипаж, прогуливалась влюбленная парочка, пробежала ватага мальчишек в сопровождении лающей собаки. Мне стало тошно. Все было, как всегда, вокруг все наслаждались жизнью. Я застонал и впился зубами в свою руку, потом закрыл окошко и задернул шторы. Развернувшись к столу, я вздрогнул. Передо мной стоял Гаврила.
– Положи нож, Эмиль, – приказал он.
– Нет, – затряс головой я, – мы дали клятву. И мне… Мне так больно, что я не могу жить.
– Что ты обещал ему? – медленно спросил старик, – Что именно, Эмиль?
– Что мы будем вместе. Я не останусь. Выйди и не мешай мне.
– Вы не будете вместе, Эмиль, – продолжал Гаврила. – А знаешь, почему? Дик не был грешником. Единственный его грех – это связь с тобой. Он умер как герой, спасая невинные жизни, и душа его сейчас блаженствует в раю. А ты, совершив самоубийство, никогда не попадешь в рай, и вы окажетесь разлучены навечно.
Я потрясенно уставился на Гаврилу. Эти слова отрезвили меня! Ведь он был прав! Я чуть не совершил ужасную ошибку.
– А как же мне попасть в рай? – жалко всхлипывая, спросил я у мудрого старика.
– Учитывая, что ты мужеложец и, хоть невольный, но убийца, только благородными поступками, спасая человеческие жизни и смиренно дожидаясь своей естественной смерти, – твердо ответил старик. – Отдай мне нож, мальчик. Не делай этого.
Клинок выпал из моих ослабевших пальцев, а ноги подкосились. Я не выдержал и разрыдался во весь голос. Где же ты, мой Дик? А я ведь даже и умереть теперь не мог, чтобы последовать за ним! Гаврила, разделяя мое горе, прижал меня к своей груди.
========== Глава 14 ==========
Все дни мои слились в один серый, безрадостный и бесконечный поток. Как можно больше времени я старался проводить в больнице, где практиковался, часто даже ночевал в ней. Я вырезал опухоли, вычищал гной из ран, делал перевязки, доставляя людям страдания, во имя их спасения, а сам страдал так люто, так неистово, вот только меня ничто не могло спасти. Рана в моей душе кровоточила и не заживала, покоя мне не было. Я весь измучился, не помогали ни молитвы, ни утешения Гаврилы, ни будничная рутина.
Бесчисленное число раз, в своих воспоминаниях, я принимал из рук Дика лукошко с земляникой, перелезал через ограду, шел за ним по лесу, держась за его крепкую руку. Сотни раз я сидел у костра, смотрел на разлетающиеся искры, и мой любимый друг опрокидывал меня на лоскутное одеяло. И ни на миг меня не переставал терзать всего один вопрос – почему? Почему погиб именно мой парень, которого я любил, а тысячи остальных живы? Почему?
Я задал этот вопрос Гавриле, и правильно сделал, так как получил от него ответ, который меня, пусть и не успокоил, но внес хоть какую-то ясность в произошедшее.
– Видишь ли, Эмиль, мы не живем просто так и сколько хотим. Каждый человек приходит в этот мир ровно на столько, чтобы выполнить определенную миссию. Скорее всего, Дик ее выполнил. Он подарил тебе свою любовь, сделал ребенка жене и спас детей.
– Но почему он умер! – негодующей вскричал я. – Почему нельзя просто жить, не выполняя миссию?
– Очевидно, творец решил наградить его. Могло бы быть так, что дальнейшая жизнь Дика оказалась бы хуже смерти.
– Как так? – я захлопал глазами. – Любая жизнь лучше смерти!
– Не скажи. В моей жизни был случай, когда мальчик упал в холодную воду зимой. Его вытащили, но он потом долго болел. В результате он ослеп, стал слабоумным, мучился головными болями и этим принес много горя своей семье. Ты хотел бы такую судьбу своему другу? Или другую девушку вытащили из горящего дома с сильными ожогами, которые ее обезобразили и лишили здоровья. Она прожила сорок лет и ни разу за эти годы не вышла из дома, чтобы людей не пугать. Творец забрал твоего Дика потому, что сильно его полюбил и избавил от дальнейших страданий, не просто так же! Смотри на смерть Дика с таких позиций. А вот ты пока не должен умереть, твоя миссия на земле еще не выполнена и, очевидно, судьба твоя тесно связана с судьбами других людей, поэтому придется терпеть и жить.
Я печально молчал, сжав губы. Аргументы были железными. Сказать в ответ было него.
После этого разговора я отослал своего слугу в усадьбу, чтобы он проведал Кристину и передал ей деньги. Ведь она должна была скоро родить. Старик привез нерадостные вести. Матушка Дика скончалась, она не перенесла смерти любимого старшего сына, отец тоже умер, шел ночью пьяный, свалился в овраг и сломал шею. Родитель Дика выполнил, блин, свою миссию на земле.
Кристина осталась одна, на сносях, обремененная заботами о братьях и сестричках Дика. Успокоило меня лишь то, что ей срочно подыскали мужа, человека работящего, доброго и заботливого, правда, имеющего недостаток. Он был глухонемой, но, учитывая то, что все здоровые мужчины были на войне, этот вариант оказался не плохим. По словам Гаврилы, бедная женщина смирилась со своей судьбой, чего никак не мог сделать я.
Гаврила уговаривал меня съездить в усадьбу самому и посетить могилу Дика. Он убеждал меня, что душа моя тогда успокоится, и мне станет легче.
Как-то ночью меня вдруг посетила мысль, что зря я, пожалуй, отговорил Дика от похода на фронт. Возможно, он предчувствовал, что дома его ожидала смерть, вот и стремился покинуть родные края. Эта мысль настолько потрясла меня, что я прорыдал до рассвета. Гаврила слышал, как я надрываю свое сердце, и не находил слов, чтобы меня утешить.
Следующей вестью было то, что Кристина родила мальчика. Узнав это, мне вдруг стало немного легче. Родился сын Дика! Все же, он ушел, но оставив свой след на этой земле. Малыш будет жить, расти, носить имя отца, превратится в мужчину и влюбится, тоже испытает свое горе и свое счастье, ведь все на этой земле имело начало и конец.
Закончился учебный год и наступили каникулы. Летняя пора будоражила душу, навевала воспоминания. Неожиданно меня безудержно потянуло в усадьбу. В самом деле, нужно было навестить маму, посетить могилу Дика, да и на ребенка его хотелось взглянуть. Когда я представлял рыженького и темноглазого малыша, то на душе моей теплело.
Однажды я сообщил Гавриле о своем решении съездить домой. Старик очень обрадовался, стал бодро собираться, но на кануне нашего отъезда ему вдруг вступило в спину, и он даже не смог подняться с постели.