355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Елена Долгова » Маги и мошенники » Текст книги (страница 10)
Маги и мошенники
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 18:24

Текст книги "Маги и мошенники"


Автор книги: Елена Долгова



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Глава XVI
Беседы и размышления капитана Кунца

Император, капитан Кунц и другие. Военный лагерь, побережье близ Толоссы, Церенская Империя.

Лагерь между тем наполнился суетой. Взвыла труба, грянули литавры и ударил барабан. Поодаль, там, где кончался лагерь наемников и трепетали на ветру флажки рыцарской кавалерии, началось движение. По каменистому склону холма, по пучкам колючих трав уверенно ступали широкие копыта рыжего жеребца. Корпус животного защищала кольчужная попона, голову – налобник, уши прикрывали украшенные травленым узором стальные футляры. Масть коня удавалось рассмотреть разве что по ногам и кончику хвоста, который торчал из шитого золотом зашнурованного мешочка. Верхом на жеребце, в высоком рыцарском седле, ехал сам император Церена – Гаген Справедливый. Полнеющий государь несколько сутулился, бился за плечами лилового пурпура плащ, яростное солнце юга раскалило чеканку шлема. Император обнажил голову и передал стальной колпак оруженосцу. Беглая ведьма с любопытством рассматривала круглое лицо повелителя Империи, его каштановые волосы с нитями ранней седины, выпуклые карие глаза. Вид у правителя был скорее милостивый, чем злой, однако легкие черточки: резкие складки в углах рта, слегка заломленные брови, – все это выдавало подавленное раздражение. Гаген стоял далеко, смотрел в другую сторону, однако знахарка на всякий случай юркнула за широкую спину Ладера.

Капитан гвардии Кунц Лохнер подъехал на игреневой лошади и придержал ее на полкорпуса позади императорского жеребца.

– Вы видите штандарт над фортом, государь?

Император близоруко прищурился. Морской ветер трепал знамя на шпиле башни, там, в ясно-голубой вышине, на шелковом полотнище реял золотой сокол Империи.

– Да, Кунц, это прекрасно. Это флаг Церена, форт держится. Какие вести от капитана Беро?

– Был почтовый голубь. Они ждут нашей помощи, государь.

– И более ничего? Меня интересуют вести о Людвиге.

– Мориц Беро о нем молчит.

– Ты ответил?

Капитан Кунц немного помедлил, опасаясь императорского гнева.

– Нет.

Рыжий конь переступил копытами, Гаген проводил взглядом метнувшуюся за юркой рыбой чайку. Полное лицо императора окаменело, в этот момент в нем проявилось обычно почти незаметное сходство с покойным отцом, скорым на расправу Гизельгером.

– Простите, мой император, – поспешно добавил Кунц. – Но у нас нет подходящего голубя.

– Это все?

Капитан склонил коротко стриженую поседевшую голову.

– Да.

Гаген рванул повод (рыжий конь нервно переступил на месте) и брюзгливо добавил:

– Запомните, Кунц. Что бы ни происходило с проклятым Хронистом, мой друг, фон Фирхоф нужен мне живым. Если его нет в Толоссе – клянусь щитом святого Регинвальда! – я должен лично в этом убедиться. Если он укрылся за стенами форта – я желаю об этом знать. Если же он все еще прячется между мятежниками, мы задержим штурм крепости и…

– Мой император…

– Ты смеешь возражать?

– Помоги мне святые! Я смею лишь отдать вам свой меч и свою жизнь, государь. Но, возможно, фон Фирхоф уже убит. Я не обучен воскрешать покойников.

Император Церена задумался, следя как ленивые волны в пыль разбивается о скалы Толоссы. Громада крепостной стены неприветливо торчала из зеленоватой пучины моря. Над островом едва заметно курились дымки очагов. Кунц Лохнер отметил интерес повелителя и почтительно кивнул:

– Да, негодяи разрушили перешеек. Еретический сброд потрудился на славу, лопатами превратив полуостров в остров. У нас почти нет лодок, не из чего вязать плоты, рощи в округе почти все выжжены. Мы не святые праведники и наша конница не сможет, словно посуху, скакать по волнам.

– Я прикажу подогнать корабли из Лузы.

– Корабли не помогут пробить стен.

Император закованной в стальную перчатку рукой ткнул в золотого сокола над шпилем форта:

– Там сражаются люди Империи, Кунц. Там сражаются мои солдаты. Пока подданный верен мне, он может надеяться на защиту своего императора.

Гаген ужалил скакуна шпорой, посылая его вперед, на самую вершину холма. Отсюда, с возвышенности, он некоторое время с неудовольствием рассматривал непокорную крепость.

– Гнездо измены и мятежа…

– Сухие камни и мистраль, государь. Эти места всегда обильно рождали сумасшедших, – охотно согласился простодушный капитан.

Император помрачнел и сухо добавил:

– Соберите совет, Кунц. Мне нужен план штурма Толоссы. Неважно, защищает ли еретиков море – с нами Бог, и я не позволю беглому аббату-расстриге и кучке мужиков глумиться над властью Священной Империи… И еще. Найдите верного человека, найдите его, Кунц. Пусть этот человек тайно проберется в Толоссу. Древние уверяли, что золото способно отворять любые ворота – я не пожалею для смельчака ни своей милости, ни имперских марок, ваш шпион получит награду.

– Чего я должен потребовать от него?

– Пусть отыщет фон Фирхофа и вернет его ко мне. Если Людвиг нашел Хрониста – прекрасно. Если нет… Что ж, я более не требую невозможного. Пусть возвращается один, без возражений – я дам гонцу письменный приказ.

– Как скажете, мой император.

– И еще…

– Да, государь?

– Я обдумал все обстоятельства. Если фон Фирхофу удалось добраться до Хрониста, пусть убьет его на месте.

Кунц Лохнер склонил по-солдатски стриженую голову.

– Повинуюсь. Я могу посвятить лазутчика во все подробности?

– Ни в коем случае. Свиток будет запечатан, а еще лучше – пусть ваш гонец окажется неграмотным.

Капитан гвардии довольно ухмыльнулся:

– За этим дело не станет, парни не жалуют книжную пыль, у солдата иные развлечения, все, что надо, ему растолковывают капелланы. Только…

– Что?

– Как он опознает фон Фирхофа в Толоссе?

Император задумался, наблюдая за бойкой суетой чаек.

– Людвига видели многие. Отыщи того, кто узнает его в лицо. Меня не волнует ни знатность, ни доблесть гонца, если он не вернется из крепости, мы смиримся с подобной утратой. Пусть только найдет и вернет фон Фирхофа – мне нужен именно он.

Лохнер молча поклонился церенскому государю.

Спешившийся широкоплечий латник почтительно подошел, держа на весу испачканный землею сверток.

– Святые и Империя, государь!

Гаген Справедливый склонился с высокого рыцарского седла, пластины доспехов на груди императора пронзительно сверкнули.

– В чем дело?

– Мои люди выкопали этот предмет на побережье.

Распластанная на траве тряпка наполовину развернулась, обнажив грань прозрачного кристалла. Император бросил на талисман мимолетный взгляд:

– Не сметь нагибаться! Всем приказываю покинуть нашу персону. Ты, Кунц, останься.

Опешивший от внезапной ярости повелителя, латник попятился и чуть не упал. Лохнер ошеломленно рассматривал находку.

– Это кристалл Людвига, – утвердительно кивнул Гаген. – Наш друг закопал его на берегу, отправляясь в Толоссу по следам Адальберта, мы на правильном пути.

– А если глянуть в этот кристалл?

– Крупица этого минерала зашита в плащ ведьмы, возможно, мы увидим, что происходит с Адальбертом, а это поможет отыскать Людвига. Возьмите эту вещь, Кунц.

Гвардеец спешился и с опасливой осторожностью подобрал кристалл. Закутанный в полу плаща, тот утратил свое тревожное свечение, оно потускнело, увяло, затаилось где-то в самой глубине талисмана.

– Вернемся в лагерь.

Игреневый конь капитана и рыжий скакун императора легко понесли своих всадников прочь. Шатер Гагена, разбитый на северной стороне возвышенности, охраняла стража – в любом случае, даже если он пустовал. Гвардейцы расступились, почтительно пропуская государя Церена и капитана Кунца. Гаген опустился в резное деревянное кресло, на низком столике, покрытом расшитой тканью, с вечера осталась груда свитков и пара книг в тяжелых переплетах – император охотно читал древних. Один из томов оказался открытым на середине. Лохнер из любопытства присмотрелся к тексту, и, от напряжения чуть шевеля губами, с удивлением прочел:

«Когда множатся законы и приказы, растет число воров и разбойников»[15]15
  Афоризм принадлежит Лао-Цзы.


[Закрыть]
.

– Прикажете приступить прямо сейчас, государь?

Гаген кивнул и смахнул свитки в ларец, в другой, побольше, аккуратно убрал книги. Обнаженный кристалл слабо опалесцировал мутно-голубоватым отливом, казалось, за тонкими прозрачными гранями, в самом сердце минерала, холодно кипит жемчужная пена.

– Красиво, – задумчиво произнес Гаген. – Это творение Людвига трогает душу и будит воображение. Почему вещи, созданные волшебством, имеющие в самой сущности своей некий отпечаток сомнительного греха, так прекрасны? Верно, капитан?

– О да! То есть, о нет. Как скажете, государь, – заявил изрядно смущенный непривычными материями Кунц Лохнер.

Император осторожно установил кристалл на железный поставец.

– Подойдите ближе. Я приказываю вам присутствовать.

Кунц склонился над камнем. На загорелом до медной красноты лице гвардейца заплясали жемчужные блики.

Некоторое время не происходило ничего, потом сердце талисмана беззвучно вспенилось мелкими пузырьками и посветлело. Гаген завороженно смотрел в самую середину, туда, где свет, преломленный гранями, рисовал странную, но довольно ясную картину.

– Клянусь святым щитом! Вот это сюрприз.

Кристалл показывал небольшую комнату с грубо сложенным камином. На простом столе, поверх чистого платка блестел серебром священный символ треугольника. На табурете у самого стола сидел человек – на его правильном, умном, красивом, холодноватом, как у статуи, лице был заметен след той особой усталости, которая создается затянувшимся нервным напряжением. Незнакомец был одет в полусолдатскую одежду темных тонов, на простой перевязи висел ничем не украшенный меч.

– Смотрите внимательно, смотрите, Кунц. Это Бретон.

По-видимому, ересиарх с кем-то беседовал – кристалл позволял увидеть, но не давал подслушать разговор. Собеседник мятежного священника сидел спиной к наблюдателям, его узкие плечи, укрытые плащом, слегка подались вперед. Губы Бретона шевелились, беззвучно роняя слова, брови гневно сошлись к переносице.

– Хорош. Изменник, еретик и расстрига, отринувший все обеты до единого – и это в одном человеке, – хмуро бросил император. Кунц Лохнер недоверчиво тронул собственные глаза – ему показалось, что при последних словах Гагена внутренность волшебного кристалла испуганно вспыхнула.

– А где же ведьма, государь?

– Ах, если бы я знал! Похоже, колдунья потеряла свой плащ, сейчас он надет на этого щуплого мятежника, благодаря крошке кристалла мы можем наблюдать эту сцену.

– Как же быть с фон Фирхофом и Адальбертом?

Император молчал, завороженно глядя на близкого, ясно различимого и такого недосягаемого врага.

– …что?

– Как мы найдем фон Фирхофа, государь? Как мой человек проникнет в город?

– Последнее будет не сложно.

Гаген отстранился от кристалла и набросил на него плотную ткань.

– Сержант!

Гвардеец мгновенно появился на пороге палатки.

– Приведите Бенинка, постарайтесь сделать это осторожно, не мозоля глаза половине лагеря. Вы хорошо поняли меня?

– Да, мой император!

– Не беспокойтесь, Кунц, – добавил Гаген, оборачиваясь к озадаченному Лохнеру. – Вашего лазутчика поведет мой человек, такой слуга – это просто находка, он умен, отважен и надежен, но, к сожалению, никогда не видел фон Фирхофа.

– Кто он?

– Альвис… И не делайте постного лица вдовы-святоши, капитан, государственные интересы превыше всего.

…Бенинк поклонился императору, он оказался человеком лет тридцати, длинные черные волосы альвиса, зачесанные назад, спадали на воротник неровными прядями. Лохнер постарался не показывать неприязни, совершенно не подозревая, что она ясно читается на его простоватом солдатском лице – банды таких, как Бенинк, еще тринадцать лет назад были истинным проклятием для властей Империи.

Гаген как ни в чем ни бывало милостиво кивнул, отвечая на приветствие подданного.

– Говори.

– Я знаю, как безопасно попасть на мятежный остров, государь…

Император слушал, Лохнер подергал ус и несколько улучшил собственное мнение об альвисах. Отпустив Бенинка, Гаген убрал кристалл в ларец и еще раз напутствовал капитана:

– Найдите мне верного человека, Кунц. И помните – он должен знать фон Фирхофа в лицо. Он не должен представлять особой ценности.

Лохнер отсалютовал повелителю, вышел из палатки и крепко задумался. Лагерь курился витыми струйками дыма, возле рыцарских палаток возились оруженосцы, ржали кони, кто-то довольно скверно играл на флейте, поодаль, за небрежно выкопанным рвом, устроилась наемная пехота. Капитан императорской гвардии заметил знакомое лицо и тронул игреневого жеребца, подъезжая поближе к командиру наемников.

– Это ты, бродяга Конрад?!

– А кто же еще? Ты не веришь зрению, старина Кунц?!

Кунц спешился и старые приятели обнялись. Беседа, сопровождаемая умеренными возлияниями, продолжилась в конрадовой палатке.

Темно-синим вечером, когда растворились в сумерках тени, когда каменистые холмы озарились россыпью многочисленных огней, когда засияла начищенная эльфами луна и свежий морской ветер принес от мятежной крепости звуки псалмов, загрустивший Лохнер коснулся животрепещущей темы:

– Ты, дружище, счастлив как честный солдат, над тобою не висят два меча, имя которым – интриги пройдохи-советника и гнев императора-капеллана.

Конрад (который не отличался бритвенной остротой мысли, с успехом компенсируя ее отсутствие тяжестью слов) на всякий случай ответил сложно составленным богохульством.

Лохнер грубо отставил кубок и подвинул ближе мясной пирог.

– Император не ценит простой и честной преданности. Я слишком понятен и неинтересен для него.

– Тебя обошел советник?

– Меня? Я солдат, а не интриган из Канцелярии Короны.

– Так в чем же твоя беда, приятель?

– Фон Фирхоф мне друг, но душе противна мысль о том, что простой барон, даже не граф, выскочка, книжник, который едва может отличить клинок от рукояти, управляет Цереном.

– Он настолько не владеет мечом?

– Ну, я сболтнул, преувеличив. При случае и он кое-что умеет.

– Умен?

– …Как лиса, и опасен, как рысь.

– Маг?

– Был когда-то, но потерял свои способности. Бывший маг и бывший инквизитор в одном лице – как тебе такое?

– Он в чести у императора?

– Три года назад Святоша едва не казнил его, но Фирхоф ловко вышел сухим из воды. Теперь мне приказано найти добровольца для того, чтобы спасти, вытащив из Толоссы, зарвавшегося любимца императора. Где прикажешь взять такого дурака? В Империи стало бы проще и честнее, потеряйся Фирхоф совсем…

Конрад наполовину обнажил меч с снова с лязгом бросил его в ножны.

– Небесный Гром и задница дьявола! Будь я на твоем месте, я бы знал, что делать…

– Ну уж нет, я честно служил еще покойному Гизельгеру…

– И все-таки…

– Нет.

Рубаки помолчали. Капитан Конрад искоса посмотрел на капитана Кунца и всерьез пожалел о поспешной откровенности.

– Я могу тебе помочь. У меня под началом служит один человек…

– Я же сказал – нет, – ощерился капитан императорских гвардейцев. – Никакой измены, и, к тому же, Фирхоф – мой приятель.

– Ты не понял меня, Кунц. У меня под началом служит человек, который хвастался, будто некогда лично прислуживал советнику фон Фирхофу. У парня широкая спина и крепкий череп, он глуп как осел и здоров как теленок. Ради такого дела я уступаю тебе своего негодяя…

Лохнер задумался.

– Он точно неграмотен?

– Точнехонько! Неграмотен, словно странствующий проповедник. Как, впрочем, и я сам.

Довольный Лохнер крепко ударил друга по плечу.

– Отменно! За эту услугу я готов на все – я упомяну тебя в своем завещании.

Рубаки неистово захохотали.

Хайни Ладер уже устроился на ночлег неподалеку от палатки капитана, он слышал этот раскатистый смех, но по неосведомленности не придал ему ни малейшего значения…

Глава XVII
Схватка

Людвиг фон Фирхоф. Толосса, Церенская Империя.

Багровые щупальца огня – отсветы факелов – шарили по стенам сонных домов, грохот подкованных сапог метался в тесноте кривых переулков. Заспанные жители Толоссы нехотя отнимали головы от подушек, с тревогой прислушиваясь к топоту погони: «спасите святые и сохраните от ярости людской…»

– Держи его! – доносилось с улицы в ответ.

– Не упускай!

– Заходи слева!

Кольцо преследователей сжималось. Призрачный силуэт беглеца временами двоился.

– Их двое или как? – прильнув к щели окна, спросил у своей тощей остроглазой супруги один из любопытных горожан.

Достойная женщина оторвалась от точно такой же щели во второй половине ставни, и авторитетно ответила:

– Двое. Один повыше, другой – пониже, и оба несутся как угорелые.

Двое беглецов, невольно толкая друг друга, свернули в узкий переулок, нагроможденный возле скрещения улиц скарб рухнул, образовав за их спиною живописный завал, прямо из-под ног с визгом брызнули в стороны худые, гладкошерстные, местной породы кошки.

– Где вы, Ренгер?

– Я здесь, Вольф, держитесь за меня. Тут темно, но я немного вижу в темноте.

– Я не могу понять, что случилось, почему мы вдруг оказались в такой немилости у бретонистов.

– Обсудим это позже, Россенхель. Скорее всего, здесь не обошлось без вашей покинутой пассии, той дамы, что наградила вас ударом стилета и дозой яда.

– Молчите, злоязычный Людвиг! Не накликайте на меня любовь ведьмы-феминистки.

– Какой-какой ведьмы? Я вас плохо понял.

– Не важно. Куда теперь?

– Здесь есть подвальная дверь. Я склонен немного поковыряться в замке, но мне фатально не хватает света.

Полная луна заглянула в прореху туч, словно выполняя желание бывшего волшебника. Фон Фирхоф сунул в замочную скважину острие кинжала, клацнуло слегка заржавевшее железо.

– Нам повезло, замок без секрета. Живо спускайтесь вниз, Россенхель.

Оставшись в одиночестве, Людвиг принял кое-какие меры предосторожности. Он сгреб в кучку камни и пристроил их на пороге, стараясь придать пути отступления нетронутый и заброшенный вид. Затем вошел в подвал, осторожно затворил за собою дверь и подпер ее изнутри подвернувшимся под руку бочонком.

Хронист впотьмах отыскал огарок свечи, щелкнул огнивом, бледное пламя высветило осунувшиеся лица беглецов, ряды бочонков вдоль стен, мертвенно-бледную и темно-зеленую плесень по углам подвала, груду досок и мерзость запустения.

– Как они раскрыли меня, Ренгер?

– Я уверен, вас предала ведьма. О природе ее проницательности я мало осведомлен – такие интуитивные маги способны на все. Должно быть, она невольно или по собственной воле донесла на вас Бретону. Вы слишком ценный приз, Вольф, на вас пошла загонная охота.

Хронист еще сильнее побледнел в желтоватых отблесках свечи, он сплюнул под ноги и попытался унять струйку крови из разбитого носа.

– С этим пора кончать. Я не на шутку зол. У вас есть пергамент, Ренгер?

– Ни клочка.

– Значит, придется снова поранить руку. Я скорее соглашусь на это, чем…

– Не торопитесь. Вам не кажется, что это крайне опасно?

– Пустяки. Лезвие почти стерильно, я не собираюсь резать глубоко…

– Я не вполне вас понял, и, к тому же, имел в виду не опасность раны, а кое-что иное. Вы знаете что-нибудь о магии крови?

– Практически ничего.

– Меня беспокоит ваша кровь. Человек с такими способностями может слишком серьезно изменить события, направо-налево проливая эту жидкость. Один раз вмешательство сошло вам с рук, но не надейтесь на будущее – удача переменчива.

– Но…

– Никаких «но», я знаю, о чем говорю, друг Россенхель.

– То, что я делаю, не имеет ничего общего с традиционным колдовством.

– Это вам так кажется. Некоторые философы утверждают, что кровь – обиталище души. Не знаю, так ли это, их трактаты слишком уж часто жжет инквизиция. Но я не дам вам рисковать – не хотелось бы, выбравшись из этого подземелья, нечаянно обнаружить Толоссу в развалинах, а то и того лучше – на дне морском.

Хронист выругался сквозь зубы, добавив несколько слов на непонятном фон Фирхофу языке.

– Бездна ада! Что же мне делать?

– Прятаться и ждать.

– Поймите, Людвиг, я не могу – мне надо выбраться отсюда как можно скорее.

– Из Толоссы?

– Из Церена.

– Одно равно другому. Выберетесь из мятежного города, найдете лошадей, граница далеко, но рано или поздно вы до нее доберетесь. Или столкуетесь с каким-нибудь сговорчивым кормчим, купите место на корабле…

– Нет!

– Почему?

– Вы не понимаете… У меня другие пути. Мне нужно попасть в форт, друг мой Ренгер. Там есть нечто… Во всяком случае, оно должно там быть… Это…

– Портал? – поинтересовался Людвиг, старательно избегая показывать крайнее любопытство ученого.

– Можно назвать и так, – устало согласился Россенхель. – Во всяком случае, это единственный путь, который мне подходит, чтобы убраться отсюда поскорее и как раз в нужном направлении.

Свеча коптила, косые тени мерно колыхались по углам подземелья, кто-то снаружи осторожно царапнул подпертую бочонком дверь. Фирхоф поспешно задул огонь, прислушался, дернул Хрониста за рукав:

– Ради всего святого – помолчите пока.

Царапанье когтей перешло в скрежет, жесткая шкура грубо шаркнула по доскам запертой двери. Смазанный, но сильный удар, нанесенный плашмя, заставил задрожать дубовые доски.

«Собака?» – почти беззвучно прошептал Адальберт.

«Не знаю» – в тон ему ответил обеспокоенный фон Фирхоф.

Повеяло сыростью, плесенью и сладковатым запахом тлена. Незримое существо тяжело дышало в темноте, потом, с шумом фыркнув, развернулось и пошло прочь – Людвиг слышал его мягкие и одновременно тяжелые, постепенно удаляющиеся шаги.

Фон Фирхоф зажег свечу. Адальберт побледнел еще сильнее, пальцы Хрониста дрожали, заметив взгляд приятеля, он сунул руки под плащ.

– Кто это был?

– Не знаю, – с некоторым сомнением ответил бывший инквизитор. – Я не буду пугать вас предположениями.

– Хорошо, что дверь выдержала и оно ушло, в этом шелесте и скрипе было нечто отвратительное.

– Теперь вы поняли?

– Что именно?

– Не стоило бездумно экспериментировать с кровью, доверчивый вы простак.

Запах сырости и тлена ослабел и почти исчез – почти, но не совсем, свеча трещала, пламя умирало, корчась на фитиле.

– Оно может вернуться?

– Понятия не имею. Вы верите в демонов, Россенхель?

– Естественно верить в ничтожество демонов, если не сомневаешься в величии Бога, – осторожно ответил Адальберт.

Бывший инквизитор на донышке души фон Фирхофа восхитился ловкостью ответа.

– За вами нет э-э-э… демономанских грешков?

Хронист замялся с ответом, породив у Людвига вполне определенные подозрения.

– Нет.

– Как знаете. Не сомневайтесь, вы можете открыться мне без малейшего опасения.

– Мне не нравятся имперские законы против колдовства – от них слишком несет паленым мясом.

– Да полно. Чтобы оказаться на костре, нужно очень постараться. У первично прогрешившихся принимается простое отречение с покаянием, если вы не фанатик, дело можно при желании и помощи адвоката свести к простому штрафу.

– Скажите это тем, кто сгорает заживо. Ведьмам.

Фирхоф печально покачал головой:

– Девять из десяти чародеек – обычные истерички. К сожалению, в руки Трибунала первыми попадают именно эти несчастные. Зато остальные… Вы не слышали о деле фробургской секты отравителей? Хотя – откуда? Не слышали наверняка. Так вот, был там след раздвоенного копыта или нет, но трупы несчастных, отравленных ради свершения ритуала, вывозили телегой.

– А вы откуда знаете? – заметно насторожился Адальберт.

– Вы забыли? Я медикус, – как ни в чем ни бывало отпарировал фон Фирхоф.

Хронист кивнул, успокоившись.

– От таких суеверий не помогает огонь – только время и просвещение.

– Как скажете, друг Россенхель. А по-моему, убийство демонического суеверия ради ничуть не приятнее для убитого, чем дорожный разбой с перерезанием глоток.

Мигнуло и погасло пламя свечи. Дверь подвала содрогнулась под тяжелым ударом, чье-то грузное тело навалилось на дубовые доски, ломая дерево с коротким, сухим хрустом.

– Вольф! Запалите свет!

Фон Фирхоф слышал, как тяжело дышит, тихо ругается и щелкает кремнем, пытаясь добыть огонь, Адальберт.

– Господи боже! Я потерял свечу.

Людвиг опустился на колени и пошарил, отыскивая огарок. Дверь хрястнула и сорвалась с петель, на мгновение сверкнул лунным светом дверной проем, и тут же грузная туша загородила его.

– И это, по-вашему, тоже суеверие?! – яростно прошептал Хронист.

Запах нечистот заполнил подвал. Людвиг наконец нащупал огарок под ногами.

– Высекайте огонь. Вы знаете какие-нибудь молитвы?

Адальберт смущенно промолчал. Щелкнуло огниво, вспыхнуло пламя, Хронист стоял, держа на весу горящий клочок пакли, фон Фирхоф подпалил свечу. Выход загораживала клубящаяся тьма. Сине-черные, блестящие, словно бы жирные струи туманной субстанции извивались, слагая грузный корпус демона. Полыхала злобой рубиновая точка единственного глаза.

– А где второй глаз?

– Понятия не имею! Ренгер! Вы хорошо разбираетесь в подобных материях… Спасите меня!

Второй глаз демона вынырнул из клубящейся черноты, подплыл и присоединился к первому. Клистерет попытался сфокусировать зрение на Адальберте. Неприязненный взгляд заметно косил.

– Он пришел за мною по следу крови. Помогите, Ренгер!

– Тоже мне, нашли экзорциста. Как вы умудрились впутаться в такую грязную историю?

Чудовище утробно хрюкнуло и принялось втекать в подвал.

Людвиг дотронулся до священного символа, висящего на цепочке на шее.

– Заклинаю вас, Клистерет, именем Бога живого, победившего василиска, властью и именем твоего короля, его семи корон и семи цепей, в воздухе и на земле, в каменных ущельях и под небом, в огне и во всех местах и землях, где вы ни находились, не исключая никакого места – оставьте в покое этого человека.

Фигура демона преобразилась, он словно бы присел на корточки, оперся руками о землю, получив сходство с огромной толстой собакой. Широкая лягушачья пасть широко улыбнулась, голос у беса оказался ворчливым и глуховатым:

– Ах это ты, Людвиг. На этот раз вежливость тебе не изменила, ты, против ожидания, соблюдаешь формулы и правила.

– Раз все формальности соблюдены, почему бы не уйти подобру-поздорову, не дожидаясь, пока честные бретонисты проснутся и грянут тебе вслед свои унылые псалмы?

Собакоподобный черт смущенно почесался:

– Вообще-то, ты мне не особо нужен, богослов. Я не размениваюсь на мелочную мстительность по идейным соображениям… У меня личное, можно сказать, семейное дело.

Людвиг мог бы поклясться – поддельный Вольф Россенхель напрягся душой в тоскливом ожидании. Демон полированным когтем почесал острое волосатое ухо.

– Ах, Фирхоф, Фирхоф… Ну, зачем ты вмешиваешься в судьбу грешника? Твой приятель принадлежит мне с потрохами на совершенно законном основании – он наставил мне рога.

– Рога, как и копыта, тебе полагаются по статусу, чертяка.

Демон возмущенно зашипел, утратил сходство с псом, на секунду принял образ жирного черного кота, потом расползся струями черного дыма. Струи воссоединились, из бесформенной субстанции вылепился стройный контур девичьего тела. Красотка села, поджав ноги, ничуть не смущаясь ни наготы, ни иссиня-черного цвета кожи. На смуглой круглой мордашке рубиново горели голодные глаза беса.

– Так лучше?

– Мне безразлична любая твоя личина. Все они едино ложны, Клистерет.

– А ты, до чего же ты пошл и традиционен, инквизитор! У тебя напрочь отсутствует воображение. Кстати… Ты еще не забыл Бруно? Тебе привет от мертвого близнеца. Ты ведь убил собственного брата, не правда ли, праведный Людвиг? На твоей шкуре не чешется каинова печать?

Фон Фирхоф слышал, как охнул, не сдержавшись, насмерть перепуганный Адальберт.

– Ты опять врешь, демон. Мой брат умер, потому что верил таким, как ты. От него мало что осталось под конец, едва ли можно было назвать это человеком, но я еще поквитаюсь за Бруно с адом.

Демон в образе девушки неистово захохотал, запрокинул голову, демонстрируя ямочку под подбородком и пародийно преувеличенную грудь.

– Ух, боюсь! Ух, напугал! Ух, святой Людвиг сокрушает ад! Лучше расскажи своему истекающему страхом приятелю, на каких делишках ты потерял свой магический талант.

– При каких бы ни потерял, ты и твой Маальфас ничем не разжились от этого.

– Он хамит, – печально заявил демон, обращаясь к Адальберту, – твой друг мне хамит. Впрочем, чего еще можно ожидать от денунцианта инквизиции?

– Он говорит правду, Ренгер?!

– Сейчас его зовут фон Фирхоф. Когда-то его звали Людвиг д’Ороско. Ко всему прочему, он такой же Ренгер, как я – праведный и целомудренный монах-девственник, – ехидно добавил бес.

Людвиг отступил на шаг, светя огарком и встал так, чтобы одновременно видеть и беса, и Адальберта. Поддельная девушка вильнула бедром и призывно подмигнула. Хронист молча переживал шок, игра света и теней придавала его простодушному лицу трагическое выражение – глазницы словно провалились, щеки запали, спутанные волосы упали на лоб.

– Ты сказал, все, что хотел, Клистерет. А раз так – убирайся. Я мог бы еще раз прочитать формулу экзорцизма, но для твоего ничтожества хватит и одного раза.

Демон нехотя встал, бесстыдно потянулся девичьим телом.

– Ладно, я пойду, братец нашего славного Бруно. Там, в аду, я передам твоему близнецу привет.

Красавица безобразно раздулась, конечности ее истончились, голова сплющилась, рот разъехался до ушей, кисти и ступни ног приобрели сходство с лягушачьими лапами. Жаба церемонно откланялась и на задних ногах побрела к выходу.

На пороге бес оглянулся и показал длинный язык:

– А с тобою, Вольф Россенхель, мы еще встретимся.

Дверь с шумом захлопнулась, запоздало взвилось и опало облако серного дыма. Людвиг и Адальберт закашлялись, отплевывая вонючую горечь и вытирая глаза.

– Он сказал правду?

– И да, и нет, друг Россенхель. Я, действительно, служил некогда в инквизиции, фон Фирхоф – мое прежнее имя, которым я пользуюсь наряду с новым.

– Кто вас заставлял пускаться на такие ухищрения?

– Это мода. Не исключаю, что вы тоже не Вольф, – отпарировал советник императора. («Будь проклят выдавший меня болтливый бес-рогоносец!»).

Адальберт Россенхель понурился.

– Пропади пропадом моя пьяная доверчивость! Ну и как я могу вам теперь верить?! Стоит теперь выбраться из Толоссы, и вы донесете на меня Трибуналу. Тем более, теперь я должен попасть в форт. Если следовать закону жанра, я обязан попытаться вас убить, но не надеюсь справиться с этим делом, да и не убийца я по натуре. Как мы теперь устроим наши дела, Фирхоф-Ренгер?

– Не преувеличивайте препятствий, любезный Вольф. Я, как вам уже сказал, давно оставил инквизиторскую практику. Если я бывший инквизитор, тем лучше для вас, следовательно, я не стану выдавать вас еретикам-бретонистам ни при каких обстоятельствах. В конце концов, я и сам не прочь отсидеться за толстыми стенами форта…

Адальберт опустился на корточки, прислонился спиной к бочке и задумался, вид у него был самый что ни на есть печальный. В эту минуту Людвигу стало жаль обманутого Хрониста.

– Пропади пропадом этот болтливый охотничий бес. Вам не следовало пускать себе кровь…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю