Текст книги "Агент нокке, или на войне как на войне"

Автор книги: Елена Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Глава 14. История Дани Гилдорсона.

Дани родился в маленьком приморском городке. Его родственники давно уехали из дома. А его отец долго тянул с отъездом. «У меня здесь миссия». Гилдор Холгардсон числился иностранным консультантом на судостроительном заводике.

Независимо от другого изобретателя Николаса Фламеля, он нашел способ делать алмазы, обладающие удивительными свойствами. Он в шутку называл это "философским камнем". В протоколах это значилось как "алмазы технические, особые N ХХХ". Уже был изготовлен опытный образец принципиально новый вид баржи: груз помещался прямо на воду, внутри проволочной петли. Внутри петли вода сама несла гравий, песок. Однако, когда сломался генератор, весь груз камнем пошел на дно маленького заливчика.

Откуда взялся здесь Гилдор, что он забыл в этом городке, никто толком не знал.

Поговаривали что, что он тут остался с Крымской войны. Ему просто не захотелось возвращаться на родину с теплого моря, с почти вечного лета в холодную и мрачную страну. Еще Гилдор Холгардсон имел советское гражданство. Оно ему было пожаловано за подвиги в гражданскую войну – молодой военный инженер Холгардсон помогал бойцам красной армии уничтожать бандитов, грабивших казачьи станицы и хутора. Друзья называли его "умственным пролетарием" – не было у Гилдора на родине ни собственности, ни титулов. Все его богатство – волшебная сила, унаследованная от предков, да голова, начиненная всякими идеями. И еще драгоценный кортик, подаренный ему друзьями отца на окончание закрытой магической школы.

Многие еще не старые рабочие молодого завода помнили, как инженер Холгардсон, жил вместе с рабочими в холодном бараке, оставаясь интеллигентом в далеко не интеллигентной среде. Парень выглядел тогда, как хрупкий подросток. И только очень немногие знали, насколько ошибочно это впечатление. Рабочие, жившие в этом бараке, относились к нему, как к всеобщему младшему братишке. Гилдору, как большому ребенку, прощали многое из того, за что другим бы не поздоровилось.

Он не напивался в день зарплаты вместе со всеми до безобразного состояния.

Молодые парни сочувственно хлопали по плечу, думали, что у него язва (они были не так уж и далеки от истины – Гилдор заработал эту болячку еще когда учился в закрытой магической школе). Интеллигентный юноша не увлекался азартными играми (хотя постоянно в них выигрывал), и как-то разоблачил наперсточника, который обирал наивных прохожих на набережной. Он просто молча вытащил шарик из рукава обманщика, перевернул все три пустых наперстка и, под восхищенные взгляды проигравшихся наблюдателей, положил в карман честно заработанный выигрыш. Мало того, сумел отбиться от бандитов, охранивших мастера от таких "шибко умных".

Чувствовался в этом хрупком на вид пареньке какой-то стержень, и даже матерые сотрудники спецслужб понимали, что сломать его не так просто. Его магнетизирующего взгляда одинаково боялись и чекисты, и бандиты. Ходил анекдот, в котором хулиганы хотели ограбить чистенького юношу в белом костюме, а вместо этого дали в долг червонец до субботы.

После великих потрясений у парня, родившегося на холодном острове, появился белоснежный домик, на одной из извилистых улочек приморского городка. Вместо сада было несколько одичавших яблонь, слива-дикуша, да выросшие сами по себе ореховые кустики и пожухлая магнолия. Однако вечнозеленая, всегда аккуратно подстриженная лужайка перед домом и выложенная желтым кирпичом извилистая дорожка была объектом зависти соседей.

Отец и сын жили довольно зажиточно – у папы была постоянная работа, им не приходилось летом ютиться в клетушке, чтобы сдавать комнаты приезжим. Инженер Холгардсон, в отличие почти всего населения города, мог позволить себе просто побездельничать летом: перекинутся парой слов с немногими праздно шатающимися по миру путешественниками, неспешно пройтись в светлом костюме и с модной тросточкой по улицам города. Это вызывало множество косых взглядов.

Строгий комиссар не раз вызывал инженера для беседы. Ему очень не нравилось, в частности, что знаменитый инженер не выбрал в спутницы жизни "идеологически подкованную" статную казачку Галю, которая молча сохла по обаятельному красавцу несколько лет, не решаясь открыться в своих чувствах. О ее любви знал весь город, кроме самого объекта девичьих грез.

Гилдор считал, что не достойно офицера обманывать хорошую девушку, вселить в неопытную душу напрасную надежду, а потом грубо разрушать все мечты. И он не умел любить по приказу. И без любви строить семью не мог и не хотел. И вовсе не потому, что плохо относился к влюбленной девушке.

Надо сказать, что о романтичном и обходительном Гилдоре грезили все девушки и женщины городка от восьми лет до восьмидесяти. Он казался им воплощением мечты о заморском принце. Однако, добившись вожделенного свидания, Галя была несколько разочарована: вместо сказочного героя перед ней был живой мужчина, как водиться, со своими достоинствами и недостатками. Галина попалась в ту же самую ловушку, что и все влюбленные артистов, в литературных героев и прочие туманные образы девочки всех времен и народов. Она наделила его теми достоинствами, которых в нем не было и не могло быть.

Многое было совсем не так, как выглядело. И то, что бедная девушка принимала за знаки внимания и признаки влюбленности, оказалось простой любезностью воспитанного человека. Не более того. Выросшие в разных условиях, воспитанные разными культурами они уже при первой встрече почувствовали свою несовместимость.

Красивая темпераментная казачка, открытая, непосредственная, и парень немногословный, неторопливый, временами такой же холодный, как полярные льды окружающие его родину, прячущий свои чувства за маской холодной вежливости, многом не понимали друг-друга. То, что одному казалась простым и естественным – другого приводило недоумение, а то и обижало. Многое из того, что издали восхищало – вблизи немножко раздражало уже на первом свидании.

Вскоре Галя поняла, что восхищалась не молодым инженером, а собственной выдумкой, героем легенды. И этот выдуманный персонаж почти не имел ничего общего с живым парнем. Гилдор доступно объяснил девушке, в чем она заблуждается, и почему была бы несчастной с нелюбящим, да по сути и нелюбимым мужем.

Безумная любовь незаметно сошла на нет, сменившись другой всепоглощающей страстью – бригадиром стропальщиков Иваном, который через годок другой тоже станет инженером. Бывший соседский мальчишка, знакомый с детства, близкий и понятный, подходил ей гораздо больше. Девушка вдруг поняла, почему мать хотела выдать ее "хоть за курицу, да на соседнюю улицу". И вот уже безумно влюбленные друг в друга Галина и Иван кричали "Горько!" на свадьбе своего друга и совсем юной девушки, почти девочки Дези Грант.

Галина с легкой завистью смотрела на молодых – они подходили друг другу, словно были специально рождены на свет для этого дня. Оба неестественно для человека красивые, возвышенные, оба какие-то нездешние. Казалось, что тела не были изготовлены из глины (как учит священное писание) и не произошли от обезьяны (как утверждает некий Дарвин), а из прозрачных струй лесного родничка, сотканы из энергии бешеных горных водопадов и неукротимых морских штормов. Он – воплощение спокойной мужественной силы, она – сама женственность и нежность.

Одно только омрачало радость – какой-то злой шутник подбросил к домику, где молодожены впервые познавали друг друга, пищащую коробку. Там, тыркаясь в холодный бок задушенной доверчивой дворняги Жучки, отчаянно пищал от голода молочно белый щенок. Эта рыжая собачка всюду сопровождала юную волшебницу Дези.

Гилдор отнес щенка к своим знакомым, а молодая Дези успокаивала мужа, у которого тряслись руки от беспокойства (ему казалась это дурным знаком), что это всего лишь дурная шутка.

Гилдор знал, что такое расти без отца и без матери. И когда все вокруг хвастают своим происхождением, богатством и связями папеньки и маменьки. Каково это не находить " не то, что душ родных, – могил". Как тяжело опускать голову и слышать насмешки, как будто ты виноват в том, что твои родители не могут состязаться с этими господами в родовитости и успешности. Гилдору казалось, что его жена относится к черной магии слишком несерьезно.

Молодой муж попытался нейтрализовать удар, но молодая женщина разрушила ответное колдовство своим серебристым смехом – она не верила ни во что плохое. Мужчина выругался в сторону и понесся за своей неугомонной подругой. Он попытался отделать этот подарок, его сердце с тех пор не покидало тревожное предчувствие.

Как бы то ни было, в приморском городке стало одной счастливой парой больше.

Молодожены весело смеялись, как дети. Барахтались в теплом море, слизывая капельки соли с любимых губ. Глядя на влюбленного Гилдора (который уже не степенно прогуливался, а носился сломя голову, как мальчишка) местные мужчины стали одаривать своих благоверных букетами цветов, говорить вечерами ласковые слова, делать романтические глупости. Только вот суровый казак Афанасий неодобрительно качал седыми кудрями:

– Что Гилька наш, что баба его – только бы все резвиться, как дети малые, честное слово. Вот попомните, други, доворкуются голубки до черной кошки. Уж больно он ее любит, слишком бережет. Да и она с него глаз не сводит. "Люблю, – говорит, – больше жизни". Уже второй год живут, а все как вчера поженились. Не к добру.

Никто никогда не слышал и не видел, чтобы они ссорились. Дези только слегка дула губки, когда ее любимый муж уходил на работу. Летний зной сменялся нудными зимними дождями, а в этом доме, все еще звучала вечерами чарующая музыка танго, а за светлыми занавесками сплетались в танце две тени. Весенние солнце разгоняло зимние тучи, благословенный край расцветал удивительными цветами. Щедрая осень баловала чудесными плодами, теплое море приглашала поиграть. И музыка, музыка – не умолкала в этом удивительно светлом и чистом домике. И лишь одно огорчало влюбленных – Дези долго не могла иметь детей. Гилдор от отчаяния обратился к одной знахарке, которая согласилась помочь необычной парочке. И вот в начале марта на руках у очаровательной Дези появился удивительно спокойный мальчишка.

Говорят, что сынишка очень не легко дался матери – Дези оказалась не так юна, как выглядела. Акушерка, принимавшая роды, сказала про необычную роженицу:

– Ох, и отчаянная же она баба! Рожать, да еще и первый раз, в таком возрасте!

Сутки мучилась, но все-таки сама родила. Принимай, папаша, первенца.

Оказывается, Дези была старше Гилдора на несколько лет, хотя смотрелась юной красоткой. В это время "счастливый отец", который очень переживал за любимую женщину, даже не ходил на работу (там ему дали отпуск) – так целые сутки беспокойно мерил шагами больничный садик под окнами родильного дома. Странный парень не разговаривал с другими счастливыми отцами, не отвечал на вопросы.

Просто монотонно мерил шагами небольшой пяточек под окнами роддома. И при каждом натужном крике испуганно вздрагивал, как нашкодивший мальчишка. Однако и мать, и отец очень были рады мальчишке. В доме появилась нянечка – тетя Вера.

Однако, слишком мечтательное, далекое от политики, да и от жизни вообще, казавшееся юным создание не слишком нравилось тем, кто был поставлен следить за нравственностью и моральным обликом сотрудников стратегического кораблестроительного завода. Не такой им виделась спутница жизни ведущего специалиста. Хотя ни сам молодой инженер, ни его жена ничего аморального не делали. Особенно, когда выяснилось, что юная особа, помимо составления венков и букетов и чтения стихов, умеет управлять водой, может бегать по волнам. "Колдовка, – повторяли вслед за строгим замполитом городские сплетницы, – как есть колдовка!

Приворожила!" Оправившись от родов, Дези обучала музыке и танцам городских ребятишек. И еще вела танцевальный кружок в доме культуры, в который брала (к ужасу культмассового сектора комсомольских и партийных комитетов) всех без исключения.

Было бы желание. Не то, чтобы ее как-то допекали сплетни старух. Просто надоело сидеть дома.

По поводу женитьбы Гилдора часто вызывали на комитеты, но эффект от всего был нулевым. Инженер Холгардсон в довольно резких выражениях каждый раз грозился уйти с завода, если не прекратиться травля его жены. Гилдор был героем гражданской войны и всеобщим любимцем. Ему многое прощалось. Простили и жену – домохозяйку (а не домработницу, как принято в "приличных семьях"). Дези начала работать – все вопросы снялись сами собой. А уж когда ансамбль стал занимать места на конкурсах, жена инженера уже сама по себе стала очередной знаменитостью курортного городка. И предметом грез всех скучающих юношей в возрасте от двенадцати до ста лет.

Но однажды музыка в этом доме надолго замолчала, а Гилдор опустился в черную тоску. Милую очаровательную женщину убили среди бела дня. Нитка жемчуга на тонкой лебединой шее и золотой браслет на руке остались на своих местах. Увидев двух молодых людей, свернувших за ней в глухой переулок, Дези не придала этому значения. Она привыкла, что многим нравится. В этом городе ей нечего было боятся.

Жену инженера Холгардсона не трогали даже самые отпетые хулиганы. Доверчивая домашняя женщина лишь лучезарно улыбнулась, когда к ней вплотную подошел огромного роста мужчина.

Мгновение спустя, выбежавший с ружьем на крик дед Афанасий увидел только спины убегавших хулиганов. То, что еще совсем недавно было красивой женщиной, любимой женой, счастливой мамой – безучастно распластано на новом асфальте, а белое воздушное платьице из тонкого кружева, перехваченное серебряным пояском на тонкой талии, залито еще свежей кровью.

В этот самый миг сердце молодого инженера чуть было не остановилось. Друзья с ужасом наблюдали, как молодой, здоровый мужчина резко побледнел, и упал, как покошенный. Когда же перепуганной секретарше удалось привести его в чувство, тот окинул все тоскливым взглядом. И едва слышный шепот громом разорвал мертвую тишину:

– Зачем все? Ее нет, а все зачем?

– Вам больно? – с тревогой спросила какая-то девушка.

– Больно? – бесцветным голосом ответил ей инженер Гилдор – Нет, не больно, девочка. Пусто, вот здесь пусто.

И лишь спустя мгновение молодой милиционер принес страшную весть. После этих слов Гилдора уже ничего не волновало. Он, пошатываясь, как пьяный бесцельно побрел по петляющим улочкам. Парни, прибежавшие к товарищу инженеру со срочным делом, понимающе замолчали. И даже заткнули рот одной активистке, которая начала было развивать бурную деятельность. А Иван побежал вслед обезумевшим вдовцом, чтобы не дать ему шагнуть в никуда с крутого обрыва. Это оказалось не лишним.

Если бы не он, маленький Дани осиротел бы на много лет раньше.

Убийство безобидной молодой волшебницы, которая придавала особенное очарование курортному местечку, всколыхнула весь городок. Поползли сплетни, понаехали ответственные работники, измучившие всех бесконечными допросами.

Несколько дней продержали в следственном изоляторе мужа убитой. Тот с обезумевшими глазами упрямо твердил про какую-то коробку, про подброшенного щенка и мертвую сучку. Этому никто не придавал значения. И бормотал: "Не отделал.

Не смог. Не получилось!" Все думали, что молодой инженер просто сходит с ума от горя. Если уже не сошел. Ему было слишком тяжело выслушивать гадости о Дези: и гуляла-то она на право и налево, и шпионкой-то, оказывается, была, и спекулянткой. Тем более что все это – грязная ложь. Все знали, что Гилдор слишком любил свою жену. И она его слишком любила, чтобы позволять себе такие поступки. Женщины, которые так любят своих мужей, как огня избегают всего, что грозит надолго разлучить ее с любимым супругом.

Убийцы далеко не ушли. Исполнителям на показательном суде дали каждому по "вышке".

Тему заказчиков убийства плавно обошли. "В советской стране не может быть заказных убийств!" – категорично завил прокурор. Убитому горем вдовцу казалось этого мало. За всю боль, за сиротство сына, за разрушенную сказку – эти циничные хулиганы заплатили всего лишь ужасным мгновением. Комиссар, который так не любил "не советскую" Дези, клялся в своей непричастности. Но это уже не имело значения.

Жизнь казалось Гилдору конченой. Все то, что он столько лет создавал и берег, то, чем он так дорожил – теперь раздавлено, растоптано, уничтожено..

Гилдора в последний момент вытащил из петли казак Афанасий.

– Вот дурак-то! Вот дитя малое! А мальчонку твоего на кого бросишь? Реветь и по приютам скитаться? Самому, сладко ли было – без отца и без матери? Хорошо тебе было по чужим углам скитаться, у чужого огня греться? Мало, что у него матери нет, так ты его сейчас и без отца оставить решил, дурья башка, – выговаривал старый казак спасенному соседу, говоря как немой с глухим, – Чудо в перьях! А еще интеллигент, шляпу надел.

– Ее больше нет! – упавшим голосом отвечал ему молодой инженер, которого врачи санатория тщетно пытались вывести из депрессии – Ее больше нет, понимаешь! Моей Дези больше нет! Все остальное не имеет значения. Это не ее нет, это меня нет.

– Мы с моей Катенькой полвека, пятьдесят годков, душа в душу, прожили. И оставила она меня горе мыкать. Но я то ведь а петлю не полез.

– Я не могу жить без нее.

– Должен жить! Ты должен! Ради сынишки своего должен. Ты мужик, в конце концов, или не мужик! Возьми себя в руки!

Гилдор, который превратился в свою тень, физически не мог заниматься ребенком.

Он просто умирал от тоски, от невыносимого одиночество, от пустоты, которая как-то вдруг начала поглощать все цвета, все краски мира. Он как будто ослеп и оглох.

Один вопрос еще волновало молодого инженера – "За что?".

Одинокий казак-бобыль вытаскивал молодого, как ему казалось мужчину, из болота тоски и отчаяния, выхаживал его, как своего сына. Он упрямо твердил совсем расклеившемуся от горя молодому мужчине, который отказался от будущего и позволил болезням разгуляться в ненужном теперь теле:

– Должен жить! Больно, а ты назло живи! Через "не могу". Через "не хочу". Ты должен жить. Ради мальчишки своего должен.

Гилдор сказал одну очень странную фразу:

– Я никому теперь не пожелаю зла.

Не скоро прошла боль. Но все-таки ушла, отпустила. Гилдор выжил, вот уже он снова работает на заводе, вот он ведет за руку сына от своих друзей Галины и Ивана. Жена друга занималась мальчишкой, пока папа приходил в себя. Гилдор всю свою нерастраченную нежность отдавал маленькому сыну, которого очень боялся избаловать. Одинокие дамы, воспрянувшие духом после гибели жены инженера, вскоре снова погрузились в привычную печаль – предмет их мечтаний не обращал внимания на их отчаянные попытки Но этого маленький Дани в то время еще и сам не знал Он узнал это уже став взрослым. Поэтому рассказ мальчика начался вот с чего.

Дани Гилдорсон был здесь своим в доску. Он был с самого рождения пропитан теплым соленым ветром, запахами южных цветов и фруктов, пылью каменных мостовых и рыбного рынка, романтикой дальних странствий и рассказами отставных капитанов.

Каждая местная собака знала его в лицо. Местная стая дельфинов знала точное время, когда Дани вместе с отцом выходил на прогулку по набережной. Их черные спинки, приглашающие поиграть, мелькали среди волн. Дельфины помнили его маму – эмоциональную и непосредственную Дези, бегущую по волнам.

Маленький хельве до войны жил, так же как и тысячи как сверстников в приморском городке. Утром душный автобус уносил его в школу с углубленным изучением английского языка. Буквально в нескольких метрах от их с отцом домика была самая обычная школа. Через дом жила одинокая пожилая учительница, которой отец и сын помогали. Мальчик и пожилая женщина дружили, как могли бы дружить бабушка с внуком. Мальчишка очень хотел пойти в ту, близкую школу.

Но папа хотел, что сын мог хотя бы объясниться на родном языке. Потому что это было желанием Дези, мамы Дани. Гилдор, как и многие исландские эльфы, работавшие в Англии, очень посредственно знал государственный язык. Молоденькая женщина смешно морщила носик и фыркала что-то, про "жуткий эльфхольмский акцент".

По этой причине Дани был отдан в специальную "школу для юных джентльменов". В этих мрачных серых стенах царил дух "старой доброй английской школы". Отважный Гилдор Холгардсон – гроза бандитов, победивший в рукопашной схватке самого Пана Атамана Демьяна Приморского, превращался в нервозного подростка, стоило ему перешагнуть порог этого заведения.

Бывший офицер разве что не заикался, увидев огромную, запакованную в монашеского вида платье классную даму своего сына. Злобная, сизо-багровая физиономия учительницы с узенькими поросячьими глазками была обрамлена жидкими седыми волосами, собранными в тугой пучок, повергала в полное замешательство. Какой-то шутник (вероятно, из старшеклассников) преподнес строгой даме красивое блюдо собственного изготовления. Каждый вечер на фоне изумительного морского пейзажа неоновой рекламой светились строчки, посвященные первой учительнице:

Очень скромный педагог

Старого уклада

Быстро гнет в бараний рог

Вверенные чада.

Похожие на нее бесчисленные "мисс" и "миссис" обучали юного Гилдора премудростям магии с чуткостью и терпением тюремных надзирателей. Не даром на его кортике написано "С освобождением, Гилдор!".

"Нет бога, кроме КПСС! А НКВД – пророк его!" – затверживали на двух языках вслед за суровой седовласой дамой мальчишки и девчонки, склонившиеся над партой. В классах, в которых стояла гробовая тишина, Дани постигал премудрости начальной школы. В этой школе царствовала огромная тетка с противным голосом и очень отвратительными манерами.

Она то и дело прохаживалась по рядам с тяжелой линейкой, которой била по пальцам нерадивых учеников.

Кому доставалось больше всех – не трудно догадаться. Первое время мальчишка очень пугался, и, превозмогая боль, старательно выводил закорючки. Потом мальчишка стал отвечать на удар отвечал каким-нибудь неприличным словом типа "Дура!",

"Ведьма!". В классе сами собой начинали хлопать крышки парт, переворачивались чернильницы, из громоздких шкафов вылетали толстые книги в старинных переплетах.

– Дани Гилдорсон! Немедленно покиньте класс! – ровным спокойным голосом произносила классная дама, хотя с большим удовольствием высекла бы до полусмерти этого дерзкого мальчишку, скрывающего под длинными волосами свое уродство.

– С большим удовольствием! Премного благодарен! – с ехидной улыбкой отвечал ей ученик и, схватив неудобный портфель, с достоинством аристократа медленно шествовал из класса.

– Быстрее Гилдорсон, – теряла терпение оттого, что эта ошибка природы мешает вверенным ей ученикам решать ее гениальную не решаемую в принципе задачу. Ее окрик действовал на мальчика с точностью наоборот. Казалось, что еще не много замедлить темп, и юный хельве, злостный нарушитель дисциплины пойдет назад.

Пересечь пространство, отделявшее третью парту последнего ряда от двери, ему удавалось за минут пятнадцать, а когда и за двадцать.

После чего Дани и уединялся в закутке под лестницей, раскрывал старенькую потрепанную книжку с замысловатыми рисунками. Старинные буквы уносили мальчишку в волшебный мир приключений. Маленький Дани уносился на палубе юркой бригантины вместе с бесстрашной командой грозного пирата Хаки Баркариса. Вот уж кого злая учительница не посмела бить линейкой по пальцам. Агриппина Дормидонтовна постоянно придиралась к мальчику с необычной фамилией. Он выводил ее из себя, казалось самим фактом своего существования.

– "Дани Гилдорсон – неисправимый хулиган, к тому же лентяй и полная бездарность!" – на каждом родительском собрании твердила классная дама. Особенно после того, как отец мальчика прилюдно объяснил ей, что путать уши чужих детей с ручками своих чемоданов нехорошо. Чревато неприятностями. Привычку за них чуть что хвататься надо изживать.

Мальчишка там откровенно томился и не мог дождаться последнего звонка. К счастью, в этом городке лето начиналось рано. Третья четверть не успевала приблизится к своей середине, как солнце и расцветающая земля совсем не оставляла место мрачным мыслям. После школы начиналась жизнь. Вместе с друзьями Мишкой, Васькой, Давидом и Ривазом после утомительного сидения в душных стенах, они мчались на перегонки к еще плохо прогретому морю, чтобы обжигающие волны смыли тяжелый взгляд старой ведьмы. А если холодно, или море штормит, то можно навестить старого капитана и поговорить с ним о жизни. Пожаловаться на погоду, на Гриппующего Мастодонта (Агриппина Дормидонтовна напоминала вставшего на задние лапы злобного мамонта) или на то, что папа опять где-то задержался. И поесть слегка подгоревшей пересоленной каши (дома все равно есть нечего – папа придет очень поздно). Можно подняться на маяк, послушать байки старого лоцмана. Или пойти на набережную, поглядеть на курортников, и, пристроившись к группе туристов, бесплатно проскользнуть в экскурсионный автобус.

А еще Дани ждал первого сентября. Потому что с этого дня все в его жизни будет по-другому. Не надо будет больше задыхаться в переполненном автобусе, чтобы добраться до школы. И не будет больше по утрам плохого настроения. И тяжелая линейка больше никогда со свистом не ударит его по пальцам в самый неожиданный момент. В это время ни мальчик, ни его отец еще не знали, что не придется юному хельве учится в ближней школе вместе со своими друзьями. Что мирной размеренной жизни курортного местечка, напоминающего приезжим райский уголок, вскоре придет конец. Никто не знал, что скоро многих не станет, что по уютным платановым аллеям и в удивительной красоты парке, будут маршировать чужие солдаты. Что темная сила вытопчет жизнь вместе с цветниками, оставляя взамен страх и отчаяние.

В конце мая Дани успешно сдал экзамены по всем предметам комиссии, которая решала, как поступить с ребенком. Собрать эту комиссию пришло в голову папиному другу после того, как на завод пришло письмо. В нем очень живописно расписаны все художества Дани Гилдорсона, и обращено внимание руководства, что научный консультант совершенно не занимается своим сыном.

Гилдор ничего не мог сказать в свою защиту. Его собственное детство и юность прошло под знаком холодного карцера, свиста розги, мрака и беспросветной тоски закрытой магической школы, затерянной где-то в Исландии, голодного и холодного студенчества. Гилдор и сам не мог понять, почему оценки его сына носят характер "от слабого до умеренного". И еще отцу пришлось открыть неприглядную тайну.

Мальчишка начал слегка заикаться на уроках, замирал в нервном испуге, едва увидев грозную фигуру школьной мучительницы. И то, что они с папой или с отставным капитаном Василием Васильевичем накануне вечером, и что было так понятно и просто, на уроке напрочь вылетало из головы, стоило грузной фигуре приблизиться к мальчику.

– Вот стерва! – не сдержавшись, выругался в кулак пожилой учитель математики, и директор школы, которая находилась рядом с их домом. Приглашенный психолог подробно объяснил, чем вызвана подобная реакция мальчишки, и почему он, имея все необходимое для успешной учебы – живой пытливый ум, усидчивость и активность, к тому очень богатую фантазию и развитое воображение (все эти качества почему-то проявлялись вне школы), далеко не преуспевает. Было решено проверить все оценки маленького Дани.

Отец проводил его до дверей. Он обнял сына и тихонько прошептал: "удачи, сынок!" и уселся на одну из парт в коридоре, как только массивные двери высокого кабинета захлопнулись, он напряженно замолчал.

То ли Дани наконец-то собрался (ему надоело, что папа из-за него все время расстраивается), то ли спокойный экзаменатор не давил своим авторитетом. Да и задания казались мальчишке на удивления простыми. Мальчишка справился со всем на удивление быстро – не успели экзаменаторы удалиться в особую комнату для чаепития, как мальчишка нетерпеливо позвонил в колокольчик. Как бы то ни было, произошло чудо – "хулиган и лодырь" Дани Гилдорсон заработал первую в своей жизни пятерку. Чудо повторилось и на следующий день, и через день и еще через день. Гилдор не верил своим глазам, не доверял ушам. Но табель, за восемью подписями – подтверждал все услышанное. Казалось, что отец радовался больше сына.

А вот Агриппине Дормидонтовне повезло несколько меньше. Подвело ее полное отсутствие педагогического образования. Да и дача взятки должностному лицу (который давно скрылся в неизвестном направлении) разрешившей полуграмотной тетке открыть спецшколу не прибавляла ей очков в борьбе с признанными педагогами и психологами.

Это не перепуганные мальчишки, на них орать и топать ногами бесполезно.

Иногда вечерами Дани вместе с отцом проводил в одном их многочисленных ресторанчиков и кафе. С ними всегда были папины друзья дядя Ваня и тетя Галя.

Там было очень весело, много вкусной еды, и всегда выступали настоящие артисты.

Иногда папа и сам пел красивые песни, поражая всех своих чудесным голосом.

Восхищенные курортницы недоумевали:

– Что он делает на заводе? Его место – на сцене!

Мальчишка, еще не понимая до конца смысла, подтягивал вслед за папой:

– Самое синее в мире, черное море мое…

По субботам папа брал мальчишку и приводил на какие-то развалины. Папа долго молчал, потом оставлял на плитах кусочек хлеба и родниковую воду в старой походной фляжке. Кроме них двоих никто не знал, где находилось кладбище, где хоронили умерших в госпиталях во время Крымской войны. Дани почему-то не хотелось там резвиться и прыгать, полазить по развалинам. Пока папа о чем-то напряженно думал, мальчишка собирал яркие и красивые цветочки (названия которых он еще не знал), а потом украшал разрушенные стены получившимися букетиками. Об этих прогулках мальчишка никому не рассказывал – эта была их с папой тайна.

Хельве, жившие в городе один за другим тихо покидали его. Гилдор почти уже договорился с одним капитаном, который должен был отвезти сынишку в Лебяжьи Гавани. Но неожиданно появился чиновник миграционной службы, который едва не выкинул Дани за борт, несмотря на возмущения как самого капитана и его команды.

У него ребенка, видите ли, не было бумажки, где было бы указано, что он – чистокровный волшебник. Мальчика запретили брать на борт без соответствующих документов.

– Эти ужасные теллери и норовят проскочить без пропуска, да еще и втиснуть на бот своих сомнительных отпрысков, не известно от кого нажитых! – объяснял напыщенный чиновник хмурому капитану, который перестал с ним здороваться – Думают, что наша страна резиновая! Не выйдет, господа проходимцы! Не на того напали! А вы, господин капитан, если будете пререкаться со мной, лишитесь своего корабля!