Текст книги "Русские легенды и предания"

Автор книги: Елена Грушко

Соавторы: Юрий Медведев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

СТРИБОГ

На Свистун-горе

Однажды ночью налетел на деревню бурный ветер с восточной стороны, крыши с домов снес, хлеба желтеющие побил, мельницу порушил ветряную. Утром подсчитали мужики убыток, почесали затылки, покряхтели… Делать нечего – надо урон восполнять. Засучили рукава – и за работу. А один – шорник Вавила, он по части упряжи большой был мастак, – до того обиделся на ветер, что решил найти на него управу. И нигде иначе, как у верховного владыки всех ветров.

В тот же день выковал Вавила у кузнеца башмаки железные, вырезал клюку дубовую – от зверей отбиваться, положил в котомку нехитрую снедь и пустился в путь-дорогу. Старик-мельник (все они, мельники, говорят, колдуны!) подсказал ему, где искать Стрибога: за горами, за долами, на Свистун-горе.

Целый год шел Вавила – уж и башмаки железные поизносил! – пока не взошел на Свистун-гору. Видит, сидит на камне седой крылатый старец-исполин, дует в рог золоченый, а над головой старца орел парит. Вот он, Стрибог!

Поклонился Вавила в ноги Стибогу, о своей беде поведал.

Выслушал бог, брови нахмурил и трижды протрубил в рог. Тотчас предстал пред ним крылатый великан в зеленых одеждах и с гуслями в руках.

– А ну-ка повтори свою жалобу на ветра Восточного! – приказал Стрибог Вавиле.

Тот все повторил слово в слово.

– Что скажешь? Чем оправдаешься? – грозно поглядел верховный бог на бесчинника. – Разве я учил тебя деревни разорять? Ответствуй, буян!

– Вина моя невелика, о Стрибоже, – молвил тот. – Рассуди сам. В других деревнях меня и в песнях славят, и Ветром-Ветрилою, и Ветром Ветровичем величают, кашку и блины выставляют мне на крыши, бросают с мельницы горстями муку, дабы я крылья мельничные вздымал. А в их деревне, – он указал перстом на Вавилу, – и плюют встречь меня, и злые наговоры по мне пускают, портят людей и скотину, а народ клянет меня, безвинного, на чем свет стоит: дескать, это я нанес ветром хворь-поветрие. Рыбаки там на воде свистят по ветер и накликают бурю. Долго терпел я всяческие обиды, но наконец терпенье мое лопнуло, когда разорили юнцы муравейник, палками его разметали по ветру, а вечером принялись старый веник жечь да искрами на ветру любоваться. А ведь этакое бесчинство старыми людьми от веку заповедано. И я не вынес обиды… Прости меня, Стрибог!

Помолчал, поразмыслил крылатый старец-исполин, да и говорит:

– Слышал, человече? Ступай назад, перескажи ответ Восточного ветра своим неразумным собратьям. Впрочем, нет: ноги в долгом пути собьешь, вон, башмаки-то железные уж продырявил. Сей же час обидчик вашей деревни отнесет тебя в родные края. Надеюсь, впредь вы с ним поладите. Прощай!

…На восходе солнечном косари в Ярилиной долине увидали диво дивное: мужик по небу летит! Пригляделись – да ведь это шорник Вавила к ним спускается, словно бы на невидимом ковре-самолете!

Стал Вавила на траву, поклонился в пояс кому-то незримому, а потом рассказал мужикам о своем хождении к Свистун-горе и о справедливом Стрибоге.

С той поры в деревне все крыши целы, хлеба ветром не сбиваемы, а мельница мелет исправно. И такой почет ветрам, как здесь, вряд ли где еще оказывается!

ТРИГЛАВА

Три невесты

Однажды крестьянскому парню привиделся дивный сон: будто оказался он в подводном царстве. Перед ним, среди чудесных растений, сиял как солнце дворец. Рыбы и удивительные морские существа проплывали сквозь его окна и двери, а еще увидел молодец красавицу. Так она полюбилась пареньку, что обещал ей вечную любовь и посулил прислать из родной деревни сватов.

На другую ночь сон повторился, только на сей раз чудо-дворец плыл по воздуху, словно невесомый. Разноцветные птицы выпархивали из его окон, а еще увидал парень в тереме чудо-девицу красоты неописуемой – и пообещал на ней жениться.

Третьей ночью – уже наяву, возвращаясь в родную деревню с рыбалки, – молодец увидал в лесу дворец, весь из самоцветных каменьев. В окне сияло лицо столь прекрасной девы, что парень забыл двух первых невест и вновь заговорил о сватовстве.

Когда дева нежданно-негаданно вышла на крыльцо из своих покоев, легкомысленный молодец едва не утратил дара речи: красавица оказалась трехглавою, и он узнал лица каждой из своих невест.

– Подтверждаешь ли свое обещание, ветреный жених? – спросили головы хором.

– Да, да, подтверждаю! – ответствовал насмерть перепуганный парень. – Подтверждаю – и завтра пришлю сватов. Только какой вам от меня прок: летать я, бескрылый, все равно не научусь, да и под водой жить не могу. Придется мне поселиться с одной из вас в лесу.

Тут три невесты улыбнулись – и все вдруг пропало. Парень снова очутился на знакомой охотничьей тропе. Но с той поры стал ему внятен язык и птиц, и зверей, и рыб. Он прослыл великим мудрецом, прожил долгую счастливую жизнь, не забывая приносить дары загадочной богине Триглаве.

Триглава или Тригла – богиня земли у древних славян. Храмов ее не ставили в городах и селениях, а только посреди чистого поля: ведь не место владычице земли среди человеческих жилищ! Как видно из ее имени, богиня сия трехглава, и три эти главы означают три начала, из которых состоит земной шар: земля, то есть почва, вода и воздух. А еще они обозначали горы, долины и леса.

Также слово Триглава имело несколько иное значение, соответствуя понятию Тримурти в ведической религии и Троице – в христианской. Божества были как бы триединым существом, например, Перун сначала олицетворялся как бог грома и молний, ветра и воды, а потом сохранил за собою только славу громовержца, предоставив владычество над ветрами Стрибогу, а над водяным миром – Морскому Царю и водяным.

Соответствуют друг другу по первоначальным представлениям о плодородной силе Хорс, Ярило и Купало; Дажьбог, Святовид и Солнце.

ХОВАЛА

Волчьей падью, на Стожар-горе

Приехал стрелец из дальних краев наведать свояка, а в деревне бабы голосят.

– О чем печаль? – стрелец спрашивает.

– Да ночью опять, как о прошлогодье, по деревне Ховала бродил со своими слугами – разбойными молодцами. Унесли все, что плохо лежит. Сети рыболовные с шестов для просушки, упряжь конскую, что в конюшню убрать забыли. Мельницу-крупорушку ручную, что в амбар забыли отнести. Телят-жеребят-козлят увели, которых в хлев не заперли. Уволокли все подчистую!

– А каков он, этот Ховала?

– Да старик седобородый с клюкою. На голове корона, вокруг нее двенадцать глаз огненных: ничто от них не скроется.

– Что ж мужики-то ваши деревенские за добро свое не вступились?

– Поди вступись, – свояк отвечает. – Лучами из глаз своих Ховала так ослепит – потом три дня будешь незрячим ходить, молочком козьим глаза протирать. Нет управы на Ховалу, нет. Хоромы его за Волчьей падью, на Стожар-горе. Туда ни пройти, ни проехать. Днем птицы с железными клювами заклевывают неосторожного путника до смерти, ночью волки рыщут, добычу себе кровавую ищут.

– Нам, стрельцам, бояться грех. Ладно, утро вечера мудренее. А к утру приготовь мне, свояк, три дюжины факелов смоляных, да шкуру толстую бычью в чане размочи, да латы железные со шлемом стальным кузнец пусть выкует.

Утром облачился в доспехи стрелец, коня вместо попоны шкурою покрыл.

…Вот подъезжает уже на закате дня к Волчьей пади. А в небесах-то темным-темно от страшных птиц, каких стрелец и видом не видывал. Кричат они, клюют чужаков носами железными, а поделать с ними ничего не могут: конь бычачьей кожей защищен, а на латах и шлеме стрельца клювы ломаются.

Ночь настала. Волки вышли на охоту, глазами люто во тьме сверкают. Поджег стрелец огнивом факел – звери-то и отпрянули: боятся огня, как черт ладана.

Утром добрались до Стожар-горы, тут, у своих хором, встречает их сам Ховала.

– Отдай добро, кое в позавчерашнюю ночь награбил, – говорит стрелец, с коня не сходя. – По-хорошему отдай. Не то саблей порублю, конем потопчу.

Усмехнулся старик, заиграли, зажмурились двенадцать глаз вокруг его короны – и помутился в глазах стрелецких белый свет. А конь рухнул как подкошенный.

Очнулся стрелец в горнице. Поднялся, выглянул в окно – батюшки-светы, на дворе уж осень, листья желтеют. Тут входит в горницу Ховала и говорит с улыбкою:

– Теперь ты понял, гость непрошеныый, каково хозяину честь не оказывать?

– Прости, старче, за горячность. Больно уж людишек жалко мне стало!

– Кого ты жалеешь, лихой молодец, жизнью своей понапрасну рискуя? Нерадивых, да нерачительных, да неосмотрительных, да непамятливых, да нехозяйственных. У хорошего-то хозяина все под присмотром, все под замком. А плохо лежащее – моя добыча. Вот я ее и ховаю, прячу. Так предначертано небесами. Ладно, повинную голову меч не сечет, – сказал Ховала мирно. – Верну пожитки деревенские тебе, храброму стрельцу – лихому молодцу.

Вернулся стрелец в деревню с целым обозом разного добра. А деревенские уж и не чаяли увидеть его живым!

ХОРС

Почему волки на луну воют

Однажды отец свет-небо Сварог собрал всех богов и провозгласил:

– Приносят мне жалобы Святобор, бог лесов, и его жена Зевана, богиня охоты. Оказывается, с недавних лет, когда вольным вожаком стал рыжий волчище Чубарс, его подчиненные вышли из повиновения богам. Волки губят зверей безмерно и понапрасну, режут скот безоглядно, всем скопом стали кидаться на людей. Тем самым нарушается извечный закон равновесия диких сил. Не сумев справиться со смутьянами, Святобор и Зевана взывают ко мне, Сварогу. О боги и богини, напомните, кто из вас может преобращаться в волка?

Тут вперед выступил Хорс – бог лунного света.

– О отец наш Сварог, – молвил Хорс, – я могу обращаться в Белого Волка.

– Раз так, предуказую тебе еще до наступления полуночи навести божественный порядок среди волков. Прощай же!

…Рыжего волчищу Чубарса в окружении множества свирепых собратьев Хорс застал во время пиршества на поляне, залитой лунным светом. Волки пожирали убиенных животных.

Представ перед Чубарсом, Белый Волк сказал:

– От имени бога богов Сварога спрашиваю тебя, вожак: зачем губишь зверье понапрасну и безмерно? На какую потребу режешь скот безоглядно? Для каких надобностей нападаешь даже на людей?

– Затем, что мы, волки и волчицы, должны стать царями природы и установить повсеместно свои нравы, – прорычал Чубарс, разъедая жирный кусище оленины. – А всех, кто посмеет встать на нашем пути, мы будем грызть. Вечно грызть, грызть, грызть!

И тогда Белый Волк вновь преобразился в бога лунного света. Он сказал:

– Да будет так. Желание твое исполнится. Отныне ты будешь вечно грызть – но не живую плоть, а безжизненную Луну.

По мановению руки Хорса от Луны протянулась к земле узкая белая дорожка. Хорс легонечко ударил своим волшебным жезлом с восемью звездами рыжего волчищу Чубарса. Тот съежился, будто шелудивый пес, заскулил жалобно и ступил на лунную дорожку. Она стала укорачиваться, унося смутьяна в небесные выси.

Хорс тут же назначил волкам нового вожака – серого Путяту, и вскоре извечный порядок в лесах восторжествовал.

Но с той поры светлыми ночами волки иногда воют на луну. Они видят на ней изгнанного с земли рыжего волчищу Чубарса, вечно грызущего лунные камни и вечно воющего от тоски. И сами отвечают ему унылым воем, тоскуя по тем временам, когда держали в страхе весь мир.

Хорс – божество света, родственное Дажьбогу. Например, в «Слове о полку Игореве» о князе Всеславе сказано, что он ночью рыскал волком, пробегая из Киева до Тмутаракани прежде Хорса, то есть восхода светозарного Солнца.

Но если Дажьбог – воплощение солнечного сияния, то Хорс – владыка света белого, солнечного или лунного, независимого от источника, противостоящего хаосу, тьме, небытию. Хорс – это небесное око: всезнающее, всеведающее, всеблагое.

ЦАРИ и ЦАРИЦЫ

Сказка про богатыря Еруслана

В некотором царстве, в некотором государстве жили-были царь Картаус с царицею, и было у царя на службе двенадцать богатырей. У одного из них родился сын Еруслан.

Много земель объехал богатырь, много подвигов ратных свершил, но вот встретился ему в чистом поле калека-старик и говорит:

– Стой, Еруслан! Едешь ты на коне ретивом, а не знаешь: едва ты покинул нас, как подошел к нашей земле Царь Огненный Щит-Пламенное Копье с несметным воинством. Всю нашу рать перебил, матушку твою лютой смерти предал, а царю и его двенадцати богатырям глаза выколол, бросил всех в темницу.

Выслушал Еруслан старика и спрашивает:

– Скажи, отче, где раздобыть живой воды, коя исцеляет все раны и язвы?

– У Царя Огненного Щита-Пламенного Копья, который в огне не горит и в воде не тонет, есть источник живой воды. Но чтобы победить того царя, нужен волшебный меч-кладенец, а добыть его невозможно.

– Эх, двум смертям не бывать, а одной не миновать! – вскричал богатырь и пустил коня вскачь.

Долго ли ехал, коротко ли, вдруг видит: стоит в поле холм и колышется, будто дышит. Подъехал ближе Еруслан, а пред ним голова богатырская.

– Скажи, воин, откуда, куда и зачем путь держишь? – спрашивает голова.

Рассказал Еруслан, кто он и куда едет. Тут голова и говорит:

– Меня зовут Рослан-бей, я тоже богатырь. В былые времена меж глаз моих калена стрела помещалась, меж лопаток – косая сажень. Но однажды Царь Огненный Щит-Пламенное Копье пришел в мое царство, города разрушил, людей в полон взял. Меня в ту пору дома не было, воротился – все разорено. Хотел пойти на насильника войною, но брат мой Карло Черномор, маленький-маленький такой, с бородою предлинной – ее ни одна бритва, ни один нож, ни один топор не берет! – мне и говорит: «Огненного Щита ничем не возьмешь, кроме меча-кладенца. Добыть сей меч можно лишь на острове Буяне, что морем окружен. Лежит он там под столетним дубом». Добрались мы с Черномором до острова Буяна, раскачал я столетний дуб, добыл себе меч-кладенец и пошел войной на обидчика. Сошлись наши рати в чистом поле, стали мы с Огненным Щитом единоборствовать. Тут я ему голову и снес. Только меч опустил, подбегают его богатыри и кричат: «Руби-секи еще разок, не то оживет!» Размахнулся я, рассек его тулово пополам… а он возьми да и оживи. Нарочно его богатыри меня подзуживали, знали, что господин их – злой колдун. Навалились они на меня всем скопом – тут уж и моя головушка с плеч покатилась. Под ней-то после битвы и спрятал волшебный меч-кладенец мой брат Черномор. Вдохнул он чародейным снадобьем жизнь в мою голову, но никому не велел о том кладенце говорить, не то немедля испущу последний дух… Но тебе, богатырь Еруслан, я меч-кладенец отдам. Отомсти за меня злодею Пламенному Копью, тому, что ездит на восьминогом коне. Но запомни: сразив его одним ударом, вдругорядь не бей!

Доехал до источника живой воды, набрал сколько надо было и отправился обратно домой. Спустился в темницу, намазал глаза у всех узников живой водой и вывел страдальцев на белый свет.

ЧЕРНОБОГ

Книга Чернобога

Издревле каждого человека незримо опекают, преследуют, сопровождают два брата: Белбог и Чернобог. Они ненавидят друг друга, но неразделимы, как добро и зло, как свет и тень, день и ночь, жизнь и смерть. Идут они каждый со своей книгой, занося туда поступки человека. Если деяние дурное, но грешник в нем искренне покаялся и сделал все, чтобы его загладить, запись выцветает.

После смерти братья начинают пересчет всех злых и добрых дел, но только Белбог норовит вступиться за душу, а Чернобог – уничтожить ее своими обвинениями. К каждому маломальскому грешку норовит он прицепиться, словно и не помнит, что сам искусил человека при жизни на очень многие грехи, ибо он – покровитель зла.

День за днем всю жизнь прочтут братья, и душа сама увидит, куда ей направиться – в Ирий-сад или Пекло, в рай или в ад.

Чернобог – ужасное божество древних славян, олицетворение всех злоключений и бед. Это воплощение земного мрака, вечной вселенской тьмы. В одной из старинных хроник сказано:

«Удивительно суеверие славян, ибо они на своих празднествах и пирах обносят круговую чашу, возглашая над ней слова во имя богов доброго и злого. Они ожидают от доброго бога счастливой доли, а от злого – несчастливой, поэтому злого бога даже называют на своем языке черным богом – Чернобогом».

В сказках и преданиях упоминается злой волхв Чернобог, ему подчинены Черногор-птицы. Наши предки верили, что, когда чаша людских пороков переполнится, на земле по воле Чернобога вырастет ядовитая черная трава – чернобыль.

Чернобога изображали закованным в крепкую броню, да и сам истукан его был железный, с лицом, исполненным ярости. В руке он держал копье, готовое к нанесению всяких зол.

Храм Чернобога был построен из черного камня, а перед статуей стоял жертвенник, всегда обагренный кровью, как и ступени храма, на которых приносили ему в жертву животных, а порою и злодеев либо пленников. Сие страшное божество услаждалось кровопролитием и неистовством, а потому хоть и мог он отвратить войны и всяческие бедствия, молились ему, не испытывая никакой благодарности и любви, а один только страх.

Называли его также Потьма, Темновид, Тамолихо. Именно волхвы-чернобожники и приносили кровавые жертвы.

У западных славян Чернобог был богом-львом. Иногда его изображали в виде фантастического зверя с рунической надписью на лбу.

Какие же силы и стихии были ему подвластны? Черным в народе и посейчас зовут нечистого, дьявола. В самом слове «черт» слышен отзвук этого имени. Слово «черный» – непременный спутник зла и страха. Черная болезнь – падучая, черная немочь – скотская чума. Черная наука – чернокнижие, злое волхвование, колдовство. Черный глаз – завистливый, наводящий порчу. Черный день – тяжелый, исполненный беды. Черное платье – траурное, печальное. Черная душа – человек злой, бессовестный. Чернить, очернять – клеветать, злословить. До сих пор некоторые славянские народы называют дьявола Чернобогом. На Украине живо проклятие: «Чтоб тебя черный бог побил!» По всему славянскому миру до сих пор рассеяны географические названия, связанные с именем этого грозного бога: гора Чернобог, камень Чернобог, урочище Черные боги.

ЧУР

«Чур, мне! Чур, мое!»

Когда великий Дый создал землю, повелел он одному из богов – его звали Чур – наделить людей угодьями. Вот прилетает Чур в какую-то местность к жилью человеческому, ведет толпу людей к роще или долине и вопрошает:

– Эти угодья – кому?

А в ответ ему наперебой раздаются десятки голосов:

– Чур, мне! Чур, мое!

Тогда велит бог вытесывать чурбаки и вбивать их в землю на границах владений, дабы не было впредь споров и междоусобиц.

С той поры мы и говорим, подобно нашим предкам:

– Чур, мне! Чур, мое!

У наших предков-язычников был Чур божеством не самого высокого ранга, однако имя его до сих пор повсюду знают и чествуют. Он почитался покровителем и оберегателем границ поземельных владений. На межах своих участков земледельцы насыпали бугры, огораживая их частоколом, и такого бугра никто не смел разрыть из опасения разгневать божество. Порубежная полоса считалась неприкосновенной, никто не мог переступить ее своевольно. В определенные дни глава семейства обходил владения по этой черте, гоня перед собою жертвенных животных, пел гимны и приносил дары божеству; здесь же, на некотором расстоянии друг от друга, ставились крупные камни или древесные стволы, носившие названия термов. В яму, в которой утверждался терм, клали горячие угли, хлебные зерна, караваи, плоды, лили мед и вино. Здесь все было подвластно Чуру, и место, где он главенствовал, а порою и показывался, получало таинственное освящение, и потому за черту родовых владений не дерзали переступить враждебные духи.

Позднее на межах начали ставить изображение самого Чура.

Несмотря на грубость работы и ничтожность того материала, из которого вырубались, они, почитались священными и неприкосновенными. На полях, отвоеванных у дремучих лесов и необозримых степей, Чур оберегал границы владений разных хозяев, удерживал дерзких и своевольных нарушителей, останавливал чужую разгулявшуюся соху, тупил расходившийся топор.

Олицетворяли Чура в деревянном изображении, имевшем форму кругляша, короткого обрубочка толщиной в руку. На нем вырезались условные знаки, обозначающие владельцев того или иного участка земли. Такие обрубки сохранили древнее название свое в известных словах, уцелевших до нашего времени: чурбак, чурбан, чурка, чурбашка.

Также Чур охранял человека и все его добро от нечистой силы: как житель проезжих-прохожих дорог, он имел более всех власти над чертями. Поэтому при опасности до сих пор советуют вспомнить этого бога и зачураться, сказав: «Чур меня!», то есть попросить: «Чур, побереги меня!» Даже тайны мыслей человека он охраняет. Если кто-то скажет тебе что-то неприятное, зачурай его: «Чур тебе на язык!» – и злое пожелание не сбудется. Ну а найдешь что-то ценное и не захочешь ни с кем делиться, тут же взмолись: «Чур, мое!» – и добрый древний божок побережет твою находку только для тебя одного.