Текст книги "Отражение в мутной воде"
Автор книги: Елена Арсеньева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Да уж… Воистину: ряд волшебных изменений милого лица!
Не так-то легко будет привыкнуть не шарахаться от собственного отражения. Ну и прекрасно! Если Тина сама себя не узнает, то уж точно собьет со следа кого угодно. Эта короткая стрижка не шла ей до изнеможения: какая-то обитательница тифозных бараков времен Гражданской войны! Неужели у нее и раньше был такой непомерно высокий лоб, и толстый нос, и разные глаза? В дамских романах пишут, будто разные глаза – примета людей, подверженных безумствам страстей. Ну, насчет страстей – это ладно, а вот что касается безумств – в самое яблочко!
Неприкрытый идиотизм читался в испуганном лице, обрамленном клочковатыми прядками цвета мореного дуба. Так было написано на коробочке с краской, однако наяву проявилось нечто рыже-буро-малиновое.
А впрочем, какая разница? Чем хуже, тем лучше. Надо радоваться этим «волшебным изменениям». И Бога благодарить, что, во-первых, в кассе оказались билеты и не пришлось давать взятку проводнице, а значит, светиться; во-вторых, что еще работала вокзальная парикмахерская. Толстушка, которая там томилась, так отчаянно хотела спать, что ей было глубоко плевать на причуды клиентки, решившей на ночь глядя обкорнать свои чудные темно-русые локоны и перекрасить их в немыслимый цвет.
Да на здоровье! Хоть наголо! Хоть в кисточку!
«А может, и правда лучше было наголо? – в сомнении спросила себя Тина, вглядываясь в свое отражение. – Тогда бы хоть красить не пришлось…»
Ничего, это лишь до первого мытья головы. Странно, почему-то стало легче на душе оттого, что не придется слишком долго ходить такой вывихнутой уродиной.
Чуть не плача от злости, она предъявила в кассе паспорт на имя Светланы Владимировны Болотовой, который кассирша так и не открыла, заплатила, взяв деньги из толстенной пачки… Ее трясло: казалось, мародерствует, грабит убитую. Но кому сейчас станет легче, если она отправится вслед за своей соседкой? Да она же первая назовет Тину на том свете дурой!
Вдруг вспомнилось, как они смеялись, что фамилия Светланы идеально подходит Тине. Тина Болотова – в этом что-то есть… свежо и оригинально! Ну вот, теперь ей довелось носить эту замечательную фамилию. Правда, в сочетании с именем убитой Светки…
Кажется, краткий период иллюзорного спокойствия, собранности, четких действий кончился. Тина оперлась о стену, которая плясала под руками (поезд набирал ход), и тяжело, давясь, зарыдала. Слезы капали в грязную раковину. Одиночество и безысходность молча и безучастно стояли с обеих сторон, с третьей подпирал страх. А с четвертой – ничего, кроме опухшего от слез, отупевшего от усталости лица под жестким ежиком мутно-рыжих волос…
Может быть, сама по себе мысль ринуться в Москву, кануть «в толпу, в человечий муравейник, в желе социальное, в студень, в сырковую массу», как писал один великий фантаст, была и хороша. Москва – то самое место, где очень легко затеряться, так залечь на дно, что никакой Виталий, никакая Зоя не отыщут. Но по мере того как начинал брезжить за окнами рассвет, сменяя бессонную ночь, Тина все отчетливее понимала: мало придумать – надо еще и осуществить. Трудновато выжить в городе, который, мягко говоря, не любишь. А она Москву не то что не любила – ненавидела глухой, затаенной ненавистью провинциалки, живущей в небольшом городе, где в принципе от дома куда угодно можно дойти пешком. Москва, чудилось Тине, вообще не город, не цельный организм улиц и домов, а некие разрозненные куски, прикрепленные к выходам из метро. Все остальное, чуть отойдешь, – клубящаяся, рычащая мгла, которая растворяет людей без остатка, как знаменитый «Фэйри» – жир на посуде.
В этом безумном мегаполисе, хочешь не хочешь, придется к кому-то обратиться за помощью. Она теперь не вынесет одиночества! Надо с кем-то посоветоваться, кому-то поплакаться. В конце концов, у кого-то пожить, потому что при нынешних ценах на гостиницы она очень скоро по миру пойдет. Светкины деньги не бесконечны все-таки… Да, надо где-то перекантоваться, пока Тина не придет в себя, не устроится на работу. Но больше никаких газет, там ее запросто вычислят не в меру ушлые смертоносные ребята!
Ладно. Все это они обсудят с Тамарой. Есть, слава богу, и в кошмарной Москве человек, который узнает ее в любом обличье, которому можно верить, а главное – который поверит, что Тина не спятила. Что она осталась жива чудом. Света, царство ей небесное, похоже, так этого и не поняла, разве только уже перед самым концом…
Тина содрогнулась.
В купе уже царила предприездная суматоха, пассажиры сдавали белье, собирали вещи, а она все лежала, свернувшись, на своей верхней полке и грезила, хорошо бы вовсе не слезать с нее. Поезд опустеет, его угонят на запасные пути, а Тина останется здесь. Потом, вечером, состав вновь подадут на первый путь Курского вокзала, вновь отправят в Нижний… Так и поведется: запасные пути, вокзал, дорога, Москва, запасные пути, вокзал, дорога, Нижний Новгород… А Тина останется лежать на верхней полке в двадцатом вагоне, забившись в уголок, угревшись после изнурительного, непроходящего озноба, и все страхи останутся за пределом спасительной дремоты, которая покрывает ее подобно теплому, неброскому одеялу…
– Девушка, вы что это тут залегли?! Пассажиры все давно сошли, а она!..
* * *
Телефон Тамары не отвечал так долго, что Тина совсем отчаялась и решила перезвонить позднее. Конечно, Томка выключила его по случаю выходного дня и уникальной возможности выспаться. Дичь, если подумать: звонить москвичке в семь утра в воскресенье! Тина уже потянулась повесить трубку – и вдруг та ожила:
– Ал-ле?..
Одно из двух: либо Тамарка по-прежнему выкуривает по две пачки в день, подобно Жану Маре, который таким замечательным образом решил в молодости приобрести хриплый голос, либо в ее квартире завелось существо мужского пола!
– Ал-ле? Кой хрен звонит в такую рань и молчит?
Пожалуй, все-таки мужик. А поскольку способа убивать людей по телефону, как верно подмечено в одном классическом детективе, еще не придумано, Тина осмелилась-таки вступить в разговор:
– Извините за ранний звонок, пожалуйста, вы не могли бы позвать Тамару, если не затруднит, конечно?
– Затруднит, – прохрипел голос. – Нету здесь никаких Тамар!
Тина просто-таки воочию увидала, как он тянется бросить трубку, и испуганно залепетала:
– Подождите, подождите! Это 292-92-40? Такой номер?
– Номер такой, а Тамары все равно нету, – с жутким подвывом зевнув, сообщил незримый собеседник.
– Ой, подождите, ради бога, не бросайте трубку! – заверещала Тина. – Почему нет Тамары? Это ведь ее телефон, Тамары Голландской. Улица…
– Я и сам знаю, на какой улице живу, – перебил обладатель хриплого голоса. – А твоя Тамара квартиру продала и смоталась в Израиль, понятно?
– Ка-ак? – выдохнула Тина.
Однако разговорчивость утреннего собеседника имела свой предел: после короткого раздраженного: «За хорошие башли!» – в трубке зазвучали короткие гудки.
Томка уехала в Израиль… С ума сойти! Уехала – и даже ничего не сообщила подруге! Неужели до сих пор в обиде на Тину после их последнего разговора? Тина тогда ляпнула что-то вроде: Израиль, мол, это совершенно искусственное государственное образование, вроде жутковатой (по способу возникновения) Еврейской автономной области, ну а историческая судьба евреев – растворяться во всяком другом народе…
– Много ты понимаешь в исторических судьбах евреев! – обиделась Тома, которая после переезда в Москву будто с печки упала – столь остро начала ощущать свою национальную принадлежность и все разговоры теперь сводила к тому, что коричневая чума в России подымает голову. Конечно, это были чисто столичные модные слоганы, однако Тина по-глупому обижалась, напоминала Томке про Хабаровск, где живут самые что ни на есть щирые интернационалисты (дальневосточная специфика!), та огрызалась… И вот вам – нате! Уехала!
– Девушка, вы уже поговорили? Разрешите!
Кто-то вынул из ее рук телефонную трубку.
Тина затравленно огляделась, постепенно начиная постигать, что, собственно, произошло. Тамары больше нет в Москве, а это автоматически означает, что у Тины больше нет в Москве приюта. Она здесь одна, совершенно одна!
Одиночество навалилось, как тяжелый, душный мешок, закрывший весь мир. Тина физически ощущала грубую холстину, липнущую к лицу и отнимающую дыхание. Так и чудилось, что мешок вот-вот будет перехвачен у щиколоток, потом Тину схватят чьи-то грубые, немилосердные руки, куда-то поволокут, и очень скоро она ощутит, как расступится студеная вода Москвы-реки под тяжестью ее тела…
Тина вздрогнула так, что чуть не упала. Какая-то семейная пара испуганно шарахнулась в сторону вместе со своими сумками.
– Ломка небось! – донеслось испуганное.
Да, пожалуй, и правда. Ломка всей жизни, всех надежд!
Ну, ничего-ничего, попыталась успокоить себя Тина. Самое разумное – пойти в гостиницу. Хотя бы на сутки: помыться, отоспаться, немного прийти в себя. Попроситься в двух-, а лучше в трехместный номер, чтобы не оставаться в этом гнетущем одиночестве. Болтовня соседок успокоит ее…
О господи, всю жизнь Тина предпочитала собственное общество любому другому, а теперь… фонарик, что ли, купить вон в том киоске, включить его и восклицать, подобно Диогену: «Ищу человека!»
И внезапно ее осенило. Есть, есть у нее знакомые в Москве! Это муж и жена. Правда, знакомство с ними очень даже шапочное, вернее, телефонное. С этой самой женой Тина говорила раза два-три, когда та звонила в Нижний. И это была Людмила Ивановна, мачеха Валентина!
Тину передернуло. То ли привычный озноб, то ли и впрямь могильным холодом повеяло при воспоминании об этом имени. Ладно, не надо преувеличивать. Они с Людмилой Ивановной всегда так мило беседовали, та считала, что Тина должна ей звонить и даже наведываться, если вдруг окажется в Москве.
Ну вот и оказалась. А денег за спрос по-прежнему не берут. Почему не попытать счастья?
Вот только номер бы вспомнить… А он был элементарный: 145-45-45. Просто грех не позвонить по такому телефону!
Только не сейчас. Хотя бы часик, а то и два надо еще потерпеть. Люди спят. Первое побуждение в таких ситуациях – поскорее избавиться от абонента и отправиться досыпать. Нет, уж лучше Тина как-нибудь проведет время… скажем, сходит в душ. Есть ведь здесь где-нибудь душ, на этом вокзале!
«Цивилизация портит человека», – подумала Тина спустя час, когда, с ног до головы вымытая, с подновленно-рыжими волосами, она вновь подходила к ряду телефонов-автоматов. Это же надо, чтобы на душе так полегчало после обыкновенного душа, принятого, прямо скажем, в экстремальных условиях!
Или цивилизация здесь как раз ни при чем? Вода извеку была целительницей, смывала хвори действительные и мнимые, сглаз, порчу, притку и уруки, относ и призор.
Ох, дал бы Бог, чтобы и с Тининой жизни она смыла наконец это мрачное, липкое, будто кровь, наваждение!
Веря в лучшее, Тина набрала номер – и сердце ее упало, когда вместо акающего, медлительного говора Людмилы Ивановны в трубке зазвучал торопливый мужской голос:
– Алло! Вас слушают!
Это не мог быть отец Валентина: он ведь прикован к постели. К тому же голос молодой.
«Наверное, ошиблась номером», – приободрила себя Тина и молча повесила трубку. Перевела дух – и снова набрала 145-45-45, до боли вдавливая пальцы в кнопочки. Однако голос от этого не изменился:
– Да, слушаю. Кто это?
– Извините, – пискнула Тина. – Позовите, пожалуйста, Людмилу Ивановну…
– Не могу, к сожалению, – приветливо сказал мужчина. – Ее дома нет.
О господи! Неужто и она уехала в Израиль?!
– Извините, а когда она будет? Я перезвоню, если можно…
– Вряд ли вы ее застанете. – Голос не утратил беспечной приветливости. – Мужа Людмилы Ивановны позавчера увезли в больницу, она тоже там.
– Ох, боже ты мой… Что с ним?
– С легкими что-то. От неподвижного положения. Но я с Людмилой Ивановной каждый день общаюсь и могу ей передать все, что вы скажете.
Тина замялась. Эх, да что толку приветы передавать! Разве Людмиле Ивановне теперь до ее приветов? Хотя…
– А вы кто? – отважилась спросить.
– Я? Ну, как бы это объяснить попроще… У ее мужа был сын, а я – его двоюродный брат. По матери.
– Двоюродный брат Валентина?! – недоверчиво воскликнула Тина. – Не может быть!
– Почему это? – Собеседник вроде бы даже обиделся. – Что, Валька хуже других, что ли? А вы сами, собственно, кто?
Что ответить?
– Н-ну… знакомая.
– Чья? Людмилы Ивановны?
Мужик, похоже, большой любитель потрепаться! Сразу видно, что до столицы еще не дополз нижегородский эксперимент по установке счетчиков на телефоны.
– Нет. Скорее Валентина. Но это неважно. Вы не могли бы передать Людмиле Ивановне, что звонила Тина? Я… понимаете, я сейчас в Москве… ну, я звоню с вокзала, думала, может…
– Ти-на? – недоверчиво переспросил мужчина. – Нет, правда?
– Да, а что такое? – озадачилась она, не совсем понимая, чем вызвано изумление: самим фактом звонка или ее дурацким именем.
– Это просто мистика какая-то, – пробормотал он. – Людмила Ивановна почему-то так и знала, что вы появитесь! Она из-за вас очень переживала, в смысле, из-за Валькиной гибели. Несколько раз даже попыталась до вас дозвониться, но все без толку. И вчера мне сказала: «Славик, если вдруг позвонит Тина, скажи, что я ее всегда буду рада видеть, а если она окажется в Москве…» Вы сейчас в Москве, я правильно понял? – перебил Славик свою патетическую речь.
– Да. На Курском вокзале.
– И вам негде остановиться?
– Н-ну… негде! – решилась признаться.
– Так давайте сюда! – радостно закричал Славик. – Четырехкомнатная огромная квартирища, живите где хотите! А меня вы не бойтесь, я, во-первых, тихий и скромный, а во-вторых, мгновенно свалю отсюда, как только вы появитесь. Меня Людмила Ивановна попросила за этими хоромами приглядеть: знаете, в наше время… Но у меня куча всяких своих проблем, и если бы вы приехали, я бы просто-таки улетел их решать. Тина, вы для меня настоящий подарок судьбы. Приезжайте, Христа ради!
Тина услышала какие-то странные, отрывистые звуки и не сразу поняла, что это она, оказывается, смеется. Вот это да! Похоже, пошел процесс реабилитации.
– Да куда ехать-то? – спросила нерешительно. – Я ведь адреса не знаю.
– Есть такая улица – Хабаровская, – темпераментно начал Славик, но Тина его перебила:
– Быть того не может!
– Почему?!
– Да потому, что я сама родом из Хабаровска! У меня там мама до сих пор живет, всякие друзья-подружки и даже бывший муж.
– А, так Хабаровск – это город, что ли, такой? – удивился Славик. – Ну надо же! Буду знать. Где-нибудь у черта на куличках, конечно? На Урале, да?
– Почти, – вежливо согласилась Тина.
О господи, эти москвичи… пупы земли!
– К счастью, улица Хабаровская гораздо ближе. Садитесь на метро – прямо на Курском вокзале – на радиальную линию – и езжайте до «Щелковской». Там пройдете мимо автовокзала к остановке. Автобусов оттуда отправляется куча, только внимательно смотрите на номера, а то завезут в другую сторону. Спрашивайте магазин «Ганга», после него – буквально две остановки – и будет такой спальный район. Сойдете на площади, с одной стороны – почта, с другой – магазин «Океан».
– Ну надо же, почти как на Дальнем Востоке, – усмехнулась Тина. – Там тоже с одной стороны океан… Но сам Хабаровск, ей-богу, найти легче, чем эту вашу улицу. Лучше я возьму такси, вы скажите номер дома – и все.
– О, я придурок! – вскричал Славик. – Такси! Ну конечно! У меня же машина у подъезда стоит. Я сам за вами приеду, всего-то и делов. Ничего тут с хоромами за час не случится. Вы на Курском… значит, так, в этой каше мы потеряемся. Поезжайте-ка на Арбат, у вас там прямая линия. Встретимся возле кинотеатра «Художественный». Знаете, где это?
– Да уж конечно, кто его не знает. А как мы с вами найдемся?
– Я буду в белой куртке. Рост средний, волосы такие… ну, обыкновенные. А вы?
– Я высокая, волосы темно-русые, до плеч, глаза серые. Одета в джинсы…
– Отлично! – обрадовался Славик. – Если волосы до плеч и одета только в джинсы – это кайф! Ну, сговорились? Ровно в десять. Кинотеатр «Художественный», белая куртка. До встречи!
– До встречи, – невольно улыбнулась Тина, вешая трубку.
Ну, слава богу! Кажется, ее скитания довольно бодро двинулись к концу!
Она сделала от телефона не меньше десяти шагов, прежде чем сообразила, что такая примета, как темно-русые волосы до плеч, со вчерашнего вечера морально устарела.
Черт! Заболтавшись, она совсем забыла, как выглядит теперь! С этой-то малиново-рыжей головой Славик отыщет ее хоть в центре всероссийского митинга по поводу отставки президента.
Тина рванулась к телефону, чтобы перезвонить, однако работающие автоматы (три из десяти) оказались уже заняты, вдобавок к каждому выстроилась очередь.
Она потопталась растерянно, потом махнула рукой. Славик наверняка уже уехал. Да и ладно, ей ведь известна его основная примета – белая куртка. Уж как-нибудь не потеряются.
Через час она уже так не думала.
* * *
Да, Москва – слишком большой город… И людей в ней просто-таки непотребно много! И даже на сравнительно малом пространстве между кинотеатром «Художественный» и рыжим теремком – выходом из метро – их собралось какое-то нечеловеческое количество. Причем вся эта масса, разумеется, не стояла на месте, а толклась, двигалась, перетекала, меняла формы, очертания и состав.
Конечно, встречу следовало бы назначить в каком-то другом месте. Ведь в одиннадцать в «Художественном» начиналась премьера какого-то кинематографического шедевра, и народ брал входы с бою. Премьера, похоже, была настолько престижная, что милиция рукой махнула на порядок и правила, запрещающие стоянку автомобилей. Теперь несколько несусветных иномарок сверкали боками неподалеку от входа в метро. Они да милиционеры были наиболее стабильными фигурами в этой светской тусовке, в которой Тина, как ни тщилась, не могла рассмотреть ни одной белой куртки.
В основном публика была одета парадно, то есть в черное. Или траурно – это уж в зависимости от восприятия жизни. Тоже неплохой тест на общий настрой организма, пессимистический или оптимистический, не хуже канонических коньяка и клопов! Тине, например, казалось, что она находится на грандиозных похоронах.
Название фильма – «Сердце президента» – тоже изрядно отдавало прозекторской. Хотя, судя по анонсу, трупов вскрывать в фильме не предполагалось. Просто некая ушлая парочка невзначай выяснила (так, мимоходом!), что еще во время своей знаменитой операции первый законно избранный президент всех россиян оказался на грани смерти, которая может наступить в любую минуту. А может и не наступить. Однако, чтобы не рисковать, не утратить власть, заработанную кровью и потом (чужими, но это не суть важно), семейство быстренько сыскало хорошо натасканного двойника, затолкало его в апартаменты, а чуть живой оригинал тайком импортировало в некое карманное королевство.
Жуть, словом. Двойники, двойники… Тридцать пять тысяч одних двойников!
Тина, которой делать было решительно нечего, прочла анонс раз восемьдесят – и все более исполнялась смутного раздражения. В конце концов она определила его причину. Дело было даже не в теме, навязшей в зубах. Тина, хоть тресни, не верила, что двое самых обычных людей, случайно брошенные в объятия друг другу превратностями судьбы, способны спасти Россию! А судя по аннотации, в конце фильма происходило именно это. Чтобы двое русских нашли и силы, и деньги, а главное – преодолели первейшее национальное свойство – лень… Сомнительно! По мнению Тины, общероссийский тридцатилетний период сидения сиднем еще не кончился, а потому фильм обещал быть недостоверным исторически и психологически.
Тина отвернулась от афиши. Ее уже не держали ноги, она перестала мотаться между кинотеатром и метро, как «челнок» между Россией и Турцией, и села на ограждение подземного перехода, безнадежно вглядываясь в мельтешение лиц.
Конечно, здесь были не только любители «жареных» киношек, но и вполне нормальные люди. Некоторые из них явно кого-то ждали. Высокая изящная блондинка, увешанная хорошенькими щеночками красного ирландского сеттера, ждала покупателей. Красивый энергичный мужик с волчьими ушами, похожий одновременно на Цезаря и Калигулу, но державший в руках почему-то не меч, а футляр виолончели, наверное, поджидал ту, которой он смог бы сыграть лирический пассаж для виолончели и сердца… Или вон тот невысокий худощавый парень в черной куртке, который непрестанно с кем-то переговаривался по сотовому телефону, впиваясь глазами в толпу, – он тоже ждал… Кого?
Тина от нечего делать, вдобавок подстегнутая нестандартными обстоятельствами жизни, ударилась немножко в детектив: он был милицейским опером и ждал преступника. Выслеживал его! Подстерегал! И при этом информировал по сотовому какого-то полковника с усталыми, но добрыми глазами о том, как идет операция.
А как она, интересно, идет? Тина отклеилась от парапета и прошла мимо приглянувшегося ей «опера», услышав обрывок фразы:
– …кинуть нас, как последних лохов! У меня просто руки чешутся пулю влепить!
Во рту сразу стало кисло. Эта лексика была ей уже слишком хорошо знакома. Никакой он, конечно, не «опер», а, пожалуй, киллер!
Тина разочарованно вернулась на парапет. Окинула местность взглядом профессионала. Нет, здесь никудышная диспозиция для заказного убийства. На стройплощадке, к примеру, или возле одинокого коммерческого ларька куда удобнее. Зато здесь убийце легко скрыться. Затерялся в людской массе, шмыгнул в метро – только его и видели.
Беглецу тоже удобно скрываться – такому, как она, например.
Тина даже согнулась, вдруг вспомнив, кто она, где и почему. Бесприютная, загнанная беглянка ждет чужого человека, который посулил ей приют…
Уж не случилось ли беды со Славиком? Тина ждет его два часа. Может быть, она что-нибудь перепутала? Не имелась ли в виду другая арбатская станция – их ведь три? Нет, «Художественный»-то один.
А вдруг на Славика напали те, кто ищет Тину?!
Ну, это уже мания преследования. Кому может прийти в голову, что она будет искать приюта у мачехи Валентина?!
Скорее, все проще. О господи, ну почему это ей раньше в голову не пришло?! Славик, конечно, уже был здесь – просто они с Тиной не узнали друг друга. Предположим, он испачкал свою знаменитую белую куртку – ну, кофе на нее вылил, например. Или зацепился, порвал… Оделся иначе в полной уверенности, что это не имеет особого значения, потому что он будет подходить ко всем сероглазым шатенкам, спрашивая: «Девушка, извините, вы не Тина?»
Возможно, и подходил. Но обошел своим вниманием странную фигуру, съежившуюся на парапете и увенчанную огненным ежиком нелепо стриженных волос…
Потоптался тут, потом плюнул – и поехал домой. Может быть, уже и доехал. И если Тина позвонит…
Она сорвалась с места и, вылавливая в кармане карточку, купленную еще на вокзале, бросилась к ряду грибков-автоматов.
Надо позвонить, извиниться. Может быть, Славик повторит приглашение. Больше-то ей некуда податься!
Тина набрала номер и взволнованно припала к трубке. Гудок, еще гудок… Как странно резонирует звук – такое впечатление, будто сигналы раздаются не только из трубки, но и за спиной.
Обернулась – а, вон в чем дело! Это зазвонил сотовый телефон «опера» (или «киллера»).
– Алло?
Он дома, дома!!!
– Славик! – завопила Тина и краем глаза заметила, как «киллер» («опер») сморщился и отвел трубку от уха: наверное, его собеседник тоже оказался криклив. – Слава богу!
Ее вдруг разобрал неуместный смех: Славик, слава богу… как в том анекдоте: «Карл Маркс и Фридрих Энгельс – это не муж и жена, а четыре разных человека, а Слава Капээсэс – вовсе не мужик».
На лице у «опера» выразилась досада: похоже, позвонивший его чем-то огорчил.
– Тина, что случилось? – почти испуганно спросил Славик. – Я там чуть ли не час отирался, возле этого «Сердца президента». Уж отчаялся и вернулся домой. Только ворвался – и ваш звонок. Вы что, перепутали что-нибудь?
– Да нет, я… – замялась Тина, не зная, как приступить к описанию своих метаморфоз, и отворачиваясь от «опера», которого, очевидно, очень разволновали телефонные переговоры, потому что по его лицу пробежала целая гамма чувств, свидетельствующая в основном о патологической жестокости. Смотреть на него было противно, вдобавок голос Славика резонировал так же странно, как до этого – гудок.
– Я просто забыла вам сказать…
– Что? – быстро, жадно спросил Славик, и Тина услыхала его настороженное дыхание. Похоже, что он так и замер у телефона.
Тина почему-то опять взглянула на своего соседа. Тот припал к трубке, ловя каждый звук.
Да нет, не может быть… этого быть не может!
– Славик, я вас ужасно плохо слышу, – как можно невнятнее проговорила она. – Тут что-то ужасно трещит. Сейчас перезвоню.
И нажала на рычаг прежде, чем Славик успел что-то сказать.
«Опер» смотрел на свой сотовый с таким видом, словно готов был немедленно сокрушить его зубами.
Тине вдруг стало смешно. Глупости! Такого совпадения небось не будет даже в супербоевике «Сердце президента»…
А проверить все-таки не мешает. Так, на всякий случай. Чтоб не думалось!
И набрала номер.
Славик схватил трубку посередине первого гудка. Зуммер соседского сотового прервался на полузвуке.
– Тина!.. – В голосе нескрываемое облегчение.
Напряженные складки на лице соседа мгновенно разгладились.
– Я и сам виноват, что мы не нашли друг друга, – размягченно каялся Славик. – Понимаете, допивал на ходу кофе – и облился. Спереди на куртке образовалось жуткое пятно. Ладно, думаю, мелочи. И тут зацепился за дверь! К пятну прибавилась така-ая прореха! Ну полное впечатление, что мне нанесли в грудь ножевое ранение и кровь уже запеклась!
Славик захихикал.
Человек с сотовым растянул губы в ухмылке.
– Пришлось переодеться. Напялил черную куртку, приехал. Искал вас, ждал…
«Ищу, жду», – мысленно поправила Тина, глядя на человека с сотовым телефоном, облаченного в черную куртку…
Приветливо улыбаясь невидимому собеседнику, он энергично махал рукой. В ответ на этот призывный жест распахнулась дверца черного «Гранд-Шевроле», нагло ставшего как раз под знаком «Стоянка запрещена», и два высоких молодчика подскочили к «оперу». Нет, пожалуй, все-таки к «киллеру»!
– Но как же я вас-то не нашел? – спросил он голосом Славика. – Волосы русые, глаза серые, джинсы…
– Да я эти арбатские станции перепутала, – сообщила Тина, изо всех сил вцепившись в край пластикового навеса.
Чтобы унять дрожь во всем теле. Чтобы не дать ей прорваться в голосе. Чтобы удержаться на месте, не сорваться с трусливым заячьим визгом, мгновенно выдав себя этим трем волкам, хищникам, правые лапы которых юркнули под куртки и застряли там, словно всех вдруг дружно одолела чесотка.
– Вообще-то, Славик, я сейчас возле Ленинки. Что дальше нам делать? Может, вы мне подскажете адрес, и я все-таки приеду сама?
Никто не знает, чего стоили ей эти спокойные интонации, этот тихий голос. Славик не должен понять, отчего «резонирует» его сотовый!
– Ни в коем случае! – резко выдохнул он. – Никуда не уходите! Никуда не уезжайте! Станьте на крыльце библиотеки, чтобы я вас сразу увидел! Выезжаю немедленно!
В трубке послышались гудки.
Человек в кожаной куртке сунул в карман сотовый, ассистенты перестали «чесаться», и все трое в мгновение ока очутились в «Гранд-Шевроле», который сорвался с места так стремительно, словно был не бегемотом, а легконогой газелью.
Бензиновое облачко коснулось лица Тины, и она бессильно привалилась головой к прохладному пластику.
Да… Москва-то, как выяснилось, не столь уж большой город! Скорее маленький. Настолько маленький, что Тине не сыскать в нем укрытия. Кто знает, где еще натыканы ловушки. Очевидно, в самых неожиданных местах. Ничего не скажешь, Виталий и его команда – головастые ребята! Еще ночью Тина и не представляла, что позвонит Людмиле Ивановне, а там уже ждала засада. Можно только ужасаться, представив себе судьбу родных Валентина… Наверное, такая же, как у сына. И та, что ждала бы Тину.
Как это там сказал Славик? Встань на крылечко Ленинки, да? И руки сложи на груди, и читай отходную? И волосы убери со лба, чтоб не мешали влепить тебе пулю?
Ждите ответа! Ждите ответа!
Дышать стало чуть легче. Судороги отпустили, удалось поднять голову, потом сделать несколько шагов. Потом и побежать.
Тина ворвалась в метро. Скорее… Вот схема линий. Станция «Речной вокзал». Оттуда ходят автобусы и автолайны в Шереметьево. Из Шереметьева летают самолеты в Хабаровск. Деньги у нее есть. Паспорт тоже – Светкин.
Тина быстро открыла его. Еще раз вгляделась в свое новое лицо.
Болотова Светлана Владимировна.
– Светик, приветик! – шепнула дрожащими губами.
Коротко стриженные темные волосы, массивные очки. Последнее время Света носила линзы, но на фото еще в очках. Это не проблема, их можно купить на каждом углу. И цвет волос сменить с рыжего на черный. А потом…
А потом – в Хабаровск. Но глубоко ошибутся те, кто начнет ее там искать. В Хабаровске она пробудет ровно столько, сколько потребуется, чтобы переехать из аэропорта до речного вокзала. И первым же «Метеором» – вниз по Амуру до Тамбовки!
Худощавое смуглое лицо, всегда печальное выражение темных миндалевидных глаз, мягкий, словно бы нерешительный голос… Михаил Шевелев, ее бывший муж! Что это он сказал на прощание («промямлил», раздраженно подумала она тогда!): «Тина, ты должна знать – я тебя простил. Мы оба друг в друге обманулись! Я не сержусь, ты так и знай. И если тебе вдруг потребуется помощь…»
Какие глупости, подумала Тина в ту минуту. Да она скорее умрет, чем попросит помощи у Михаила!
Ну что же, обстоятельства изменились. Михаил теперь живет в Тамбовке. Такая глушь, что просто ужас! Там-то Тину уж точно никто искать не станет: это ведь надо рехнуться, чтобы скрываться не у матери, не у подруг, не у родни какой-нибудь, а у бывшего мужа!
Нет, ее не найдут в Тамбовке, не найдут!
Просто вспомнить смешно, как она была в этом уверена…
* * *
– …А вот как у меня с одним сомом получилось. Поставил закидушку, прихожу утром – на каждой по две-три рыбины! Иду к последней – леска на берегу. Ну, думаю, кто-то поживился моей добычей. Ругаюсь, сматываю леску, а она меня сначала в траву ведет, а потом к деревьям. Подхожу, а в дупле… сом спит, посапывает тихонько.
– Посапывает?! – истерически взвизгнула Тина.
– А как же, – спокойно кивнул Данилушка. – Небось утомился, с лески срываючись. Она толстая была – ого! Ну и блесна соответствующая. Да, еще что сказать забыл. Тот сом вообще был весь блеснами утыкан. Не раз, видать, с удочки уходил. Сверкал на солнышке, будто боевой генерал медалями. Я потом чуть ли не год новых блесен не покупал, трофейными пользовался!
