355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Елена Арсеньева » Отражение в мутной воде » Текст книги (страница 2)
Отражение в мутной воде
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 21:09

Текст книги "Отражение в мутной воде"


Автор книги: Елена Арсеньева



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– И они его еще не похоронили, – сказала с тупой пьяной настойчивостью. – Мачеха боится, что отец этого известия не перенесет.

– Да ладно, брось ты! – сердито махнула своим бутербродом Светка. – Как это так – еще не похоронили?! Что, он у них в холодильнике лежит, что ли? В смысле, стоит?

– Нет, почему в холодильнике? – удивилась Тина. – Зачем? Может, на балконе? Вот у нас проходила одна заметка – еще в прошлом году, но я запомнила. Это такой кошмар! Одна бабка померла и завещала себя кремировать. А это дорого. Ну, кремировали, а денег на сами похороны не осталось. Или жалко стало выкладывать на поминки да на всякое такое. И родня никак не могла между собой договориться, кто же эту несчастную урну хоронить будет. И передавали ее то одному, то другому, а потом сунули к кому-то на балкон – до лучших, мол, времен, и она там чуть ли не год стояла, в этом колумбарии на свежем воздухе. Кошмар, да?

– Тьфу, какая гадость! – передернулась и Света. – Ладно, пей, хватит умничать. Читать надо меньше! И вообще, бросай ты эту газету, сколько раз говорено. Сплошное засирание мозгов… то есть засорение. Наше время такое: чем меньше думаешь, тем лучше. Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу. И что тебе там платят, какие деньги? Давай я тебя лучше в ларек устрою, хочешь? Там за день так нарезвишься, что в голове сплошной вакуум. И все по фигу. Усталость – она, знаешь, лучший транквилизатор. И покрепче этой водяры с ног сшибает… Да что ж это мы сидим, как две дуры? Давай по последней. На помин души новопреставленного раба Божьего Валентина. А ты ничего, ничего, Тиночка, не кисни. Выживешь! А если пойдешь ко мне в напарницы – еще как выживешь! Ну, хлопнули?..

Светка была права: она выживала. А с другой стороны, куда денешься? Первые дни все казалось невыносимым – не ждать его звонков, не спешить на свиданки, не подкарауливать шаги за дверью, не колготиться на кухне в поисках наикратчайшего пути к сердцу мужчины… И какой это дурак сказал, будто работа – лучшее лекарство? На ней ведь еще надо сосредоточиться, заставить себя отрешиться от мыслей, что никогда, никто больше…

Почему же – никто, никогда? То и было самым страшным, что Тина прекрасно понимала: выжить – это не только пережить смерть Валентина, перестать тосковать по нему, но и пустить в свою судьбу кого-то другого. Ей всего двадцать семь, разве проживешь век одна? Как долго еще жить, как все неизвестно, неопределенно, мрачно! Нет – даже думать об этом страшно.

А потом настал тот день…

Тина ждала трамвая. Сегодня ей с самого утра надо было съездить на телевидение, взять там кассету с записью вчерашней пресс-конференции губернатора. Газетенка, в которой зарабатывала на хлеб Тина, была слишком уж мелконькой, чтобы губернаторская пресс-служба затруднила себя приглашением. А редактор просто-напросто зевнул, не подсуетился узнать о событии по другим каналам. Теперь спасение газеты было в том, чтобы сделать не просто обзор, но некое философическое осмысление очередного сотрясения пространства, которое, по большому счету, не вызвало в городе ничего, кроме глубокого раздражения. У нижегородцев в очередной раз челюсти свело при виде физиономии человека, который вечно живет вприпляс.

Тина подумала, что ей повезло с заданием: в том состоянии, в каком она сейчас находится, совершенно невозможно ничем восхищаться, зато милое дело – разделывать под орех всех и всяческих политических Хлестаковых. К тому же только ленивый не вытер еще свое журналистское перо о черную курчавую шевелюру этого пустобреха.

Трамвай все не шел. Вместо него шел дождь. Начавшись еще со вчерашнего вечера, он успел затопить газоны, а близ обочин налил такие лужи, что Тина заранее ужасалась, как будет пробираться к трамваю. Чуть не по колено придется брести, честное слово!

Автомобили, проносившиеся мимо, не затрудняли себя такой мелочью, как снижение скорости, и горстка людей, ждущих трамвая, изрядно промокла от разлетавшихся во все стороны брызг. Если бы сбылось хоть одно теплое пожелание в адрес беспардонных водил, на перекрестке уже скопилась бы изрядная куча импортного и отечественного металлолома.

Но вот поток машин иссяк, а шоферам тех, что еще проезжали мимо, похоже, иногда случалось все-таки ходить пешком: они исправно сбавляли ход. Толпа постепенно расслабилась и прихлынула к самой кромке тротуара, люди с нетерпением вглядывались в серую мглу, поджидая невесть куда запропастившуюся «двойку». Поэтому явление темно-бордового, мощного, как броневик, «Ленд-Круизера» показалось им громом среди ясного неба.

На запредельной скорости, разрезая волны и вздымая брызги, он промчался по луже, как амфибия, рвущаяся в бой, чтобы со свистом и скрежетом тотчас затормозить на красный свет. А перекресток от остановки находился метрах в двадцати…

Толпа пассажиров завопила, затрясла кулаками. И вдруг Тина увидела, как два тихих на вид паренька, судя по всему, студентики, перемигнулись, шагнули к груде камней, приготовленных для ремонта бордюра, и, подхватив по паре изрядных булыг, сноровисто запустили их в сторону наглого «Ленд-Круизера», сопроводив свои действия призывом:

– Бей проклятых буржуинов!

Один булыжник прямиком угодил в стекло, а через него – в салон. Другому повезло меньше – он всего лишь расплющил диск запасного колеса. Однако камнеметатель тотчас исправил упущение: подхватил с земли новое оружие пролетариата и без промаха влепил его в самодовольную автомобильную задницу – к удовольствию многочисленных зрителей.

Впрочем, ликующие крики толпы несколько поутихли, когда «Ленд-Круизер» вдруг ринулся задним ходом и резко замер около остановки.

Может быть, если бы водитель ехал помедленней, его кто-нибудь и пожалел бы. Но он, разумеется, снова окатил пассажиров с головы до ног. Право, не стоило ему с такими словами выскакивать из этой роскошной, хоть уже и малость покалеченной тачки!

В одну минуту он не только оказался с ног до головы обрызган мутной водой из лужи, но и заляпан жидкой грязью, щедро скопившейся на размытых газонах. И все-таки он пер напролом, как бык… если только можно себе представить быка, изрыгавшего матерщину и грозившего местью какого-то Серого Папы, который весь этот такой-то и такой-то городишко раком поставит.

Теперь уже не только студенты потянулись к оружию пролетариата. И неизвестно, какой гнусной уголовщиной ознаменовался бы этот день, если бы не выяснилось, что и здесь замешана женщина.

Дверца автомобиля распахнулась, и показалась изящная черная туфелька и тонкое колено, обтянутое черным чулком. А затем на мостовую скользнула высокая черная фигура в блестящем черном дождевичке. Она окинула разъяренных людей весьма недружелюбным взглядом, однако возмущение толпы как-то сразу поуменьшилось. Высокая, худая, небрежным изяществом движений девушка напоминала модель, вышедшую на подиум. Вдобавок была очень хорошенькая: бледное лицо, удлиненные карие глаза, косая черная челка, блестящая, как вороново крыло.

Девушка прямо по луже, высоко поднимая ноги, прошла к орущему водителю, молча взяла его за рукав и потянула за собой.

Из него будто выпустили пар. Повиновение было беспрекословным! Он последовал за своей хорошенькой спутницей, как бы даже сделавшись меньше ростом.

Обе дверцы захлопнулись, и «Ленд-Круизер» изготовился к броску через перекресток, над которым уже мигал желтый свет.

В то же мгновение Тина сорвалась с тротуара и метнулась наперерез какому-то «Москвичу», который неторопливо трюхал к светофору, не вызывая всплесков народного гнева.

– Подвезите! – рванула она дверцу.

– Куда? – осведомился маленький, аккуратненький дяденька, блокируя ручку и лишь слегка приспуская стекло.

Тина увидела его скучное лицо и неприветливые глаза.

– Вон за той машиной! – махнула она рукой вслед «Ленд-Круизеру», который уже миновал перекресток и вовсю набирал скорость.

– Сколько? – спросил маленький, и в его тусклых глазах забрезжило некоторое оживление.

– А сколько надо? – снова нетерпеливо дернула дверцу Тина.

– Ты мне ручку не сломай! – сердито сказал водитель. – А то вообще никто никуда не поедет, зато заплатит за ремонт. Сколько надо, говоришь? От двадцати до сотни, в зависимости от расстояния. Ну а если совсем далеко, то мне заправляться надо будет, так что еще за бензин.

– О господи! – Тина в отчаянии вытянула шею: «Ленд-Круизер» растворился в тумане. И тут из этого же самого тумана выплыло видение – трюмо, стоявшее в ее собственной прихожей, а на тумбочке – ее собственный кошелек, забытый сегодня утром дома.

Она еще раз всмотрелась вперед. «Ленд-Круизера» и след простыл…

– Девушка, да плюньте вы на этого жлоба, вон трамвай подошел! – весело сказал кто-то рядом.

Тина тупо оглянулась на одного из давешних народных мстителей, окинула взглядом толпу, штурмовавшую переполненные вагоны, и молча отошла к обочине. Стала, отвернувшись и от трамвая, и от «Москвича», и от людей, и от себя самой – идиотки, а может быть, просто сумасшедшей…

Ее трясло, хотелось закричать во весь голос, чтобы извергнуть из себя черный ком страха.

Какое-то время она стояла, ничего не видя перед собой, потом муть в глазах постепенно рассеялась. Тина попыталась даже усмехнуться: надо же, только обычная забывчивость помешала ей броситься в погоню за призраком! – но тут же нахмурилась.

«Ленд-Круизер» с пробитым стеклом не был призраком. И водитель его, едва не устроивший побоище на остановке, тоже производил впечатление очень даже реального мерзавца. И, значит, не была призраком девушка с длинными карими глазами и волосами, блестевшими, будто вороново крыло…

Тина узнала ее сразу, с первого взгляда. Это была та самая девушка, которая стреляла в Валентина, которая убила Валентина!..

Во сне.

* * *

После серого, дождливого дня и такой же мокрой ночи утро выдалось великолепное, сверкающее. Солнце сияло везде: на небе, в лужах, в капельках, повисших на влажной молоденькой листве…

Тина стояла на набережной и всматривалась в бегущих мимо людей. Половина была с собаками – на таких она и вовсе не обращала внимания. Насколько ей было известно, собаку Виталий не держал. А впрочем, может быть, и держал, Тина ведь вообще ничего не знала о нем, как выяснилось. Ни номера телефона или пейджера, ни адреса. В администрации губернатора сказали, что никаких сведений о московских социологах у них нет. Они вообще появляются как красно солнышко. Выполнили задание, получили деньги – и до свидания.

К тому же Тине была неведома даже фамилия Виталия!

Впрочем, зачем ей нужен Виталий вкупе со своей фамилией? Так она думала раньше. А теперь оказалось, что просто не к кому больше пойти, кроме него, а где найти – неизвестно.

И вдруг, среди ночи, Тина вспомнила! Выплыла случайная фраза Валентина, оброненная примерно месяц спустя после их знакомства:

«Виталька меня поедом ест, говорит, что я все из-за тебя забросил. Раньше мы с ним каждое утро бегали по Верхне-Волжской набережной, а теперь он там в одиночку пространство рассекает».

Она еле дождалась утра, сорвалась с постели, едва взошло солнце, и уже в начале седьмого брела по набережной, бросая по сторонам растерянные взгляды.

Народу было множество, Тина даже представить не могла, что джоггинг – такое массовое увлечение!

Однако время шло, а Виталия все не было. Тина уже часа два ходила туда-сюда по набережной, но все впустую.

Народу поубавилось, а после восьми и вовсе остались считаные единицы.

«Ну с чего я решила, что он непременно окажется здесь? – зло подумала Тина. – Может быть, бросил бегать. Может быть, давным-давно уехал в свою дурацкую Москву!»

И не поверила своим глазам, вдруг увидев в двух шагах от себя Виталия собственной персоной: голого по пояс, с повязкой на голове, в шортах и босого.

Плечи его блестели от пота. Значит, он здесь уже давно, Тина его просто не замечала.

Брови Виталия резко взлетели.

– Привет! Вы тоже бегаете? А почему я вас раньше ни разу не видел?

– Да я вас ищу, – сказала Тина, опуская глаза. Ужасно неловко вдруг стало увидеть его таким… полуголым, с этими влажными от пота волосами, густо покрывающими грудь, в липнущих к телу спортивных трусах.

– Меня? – Виталий был изумлен. – Что-то случилось?

Она молчала. Все приготовленные фразы вдруг вылетели из головы.

– Тиночка, может быть, мы лучше вечером встретимся, если вам охота поговорить? – осторожно, хотя и с ноткой явного нетерпения, сказал Виталий. – А то, боюсь, прохватит сквозняком. И на работу опаздываю.

– Да, может, и правда лучше вечером, – промямлила она, чувствуя себя невыносимо глупо, и вдруг, к собственному изумлению, быстро проговорила, глядя прямо в янтарные глаза Виталия: – Откуда вы узнали, как погиб Валентин?

Он даже отпрянул.

– То есть как?.. Ну, не помню… кто-то из наших сказал. Вроде бы позвонили из Москвы, из нашей фирмы. А что такое?

– А то, что это не так, все было не так, – снова пугаясь и путаясь, забормотала Тина. – Потому что я вчера видела эту девушку. Прямо на улице видела!

– Какую еще девушку? – резко спросил Виталий, и Тина поняла, что он начинает злиться.

Она постаралась взять себя в руки и произнесла так четко и спокойно, как только могла:

– За несколько дней до того, как вы сообщили мне о гибели Валентина, я видела сон…

– Да, да, вы говорили, – перебил Виталий. – И что же?

– А то, – терпеливо продолжала Тина, – что вчера я видела ту самую девушку, которая стреляла в Валентина на холме Сакре-Кер.

– То есть вы снова видели сон? – понимающе кивнул Виталий.

– Да нет! – раздраженно отмахнулась Тина. – Я ее наяву видела, как же вы не понимаете!

– Секундочку, – сказал Виталий как-то очень спокойно. – Но вы сами уверяли, что дело было на холме Сакре-Кер. А это как бы в Париже… Вы что, за ту неделю, что мы не виделись, в Париже успели побывать?

– О господи! – вскричала Тина. – Да при чем тут Париж?! Ни в каком Париже я не была. Я ее вчера видела тут, на улице.

– То есть в Нижнем Новгороде? – уточнил Виталий.

Тина с облегчением кивнула.

Виталий быстро глянул на нее и отвел глаза. Внезапно Тина поняла, о чем он думает. Он думал, что разговор этот до изнеможения напоминает беседу булгаковского Иванушки Бездомного с профессором Стравинским, причем в роли профессора выступает Виталий, а в роли чокнутого Иванушки – она, Тина.

– Послушайте, – зашептала она, схватив Виталия за руку, но тотчас же отдернув пальцы от потного запястья. – Послушайте, мне кажется, вас ввели в заблуждение. Кто-то вам сказал, будто Валентин погиб в катастрофе, а на самом деле он был убит. Я не знаю, за что и почему, но знаю точно, кто это сделал.

Лицо Виталия напряглось, но тут же по губам скользнула снисходительная улыбка.

– Та девушка, конечно?

– Да!

– Слушайте, вы что, ясновидящая? – спросил Виталий, зябко поводя широкими плечами.

Хорошенький вопросик. Знать бы, что отвечать…

Не ответила ничего.

– Значит, нет, – констатировал Виталий. – А эту девушку вы видели вчера на улице… Тина, ну как же вы не понимаете, что получается? Вы ее видели не в первый раз!

– Конечно, не в первый, – обрадовалась Тина. Ну наконец-то до него дошло! – Я ее во сне видела, я же вам говорила!

Виталий прикрыл глаза и постоял так несколько мгновений. Плечи его медленно покрывались гусиной кожей.

– Тина, вы послушайте, только не перебивайте меня, хорошо? – сказал он наконец очень спокойно. – На самом деле все просто, архипросто. Эта девушка действительно живет в Нижнем Новгороде. Вы ее видели и вчера, и еще раньше… не во сне, не во сне! – предостерегающе выставил он ладонь. – Гораздо раньше – где-то на улице, так же, как и вчера. И она вам чем-то запомнилась. Ну, запала в память – такое бывает. А потом вы просто почувствовали, что с Валентином беда случилась. И увидели тот сон… Вы в Париже вообще-то бывали?

Тина кивнула.

– И на Сакре-Кер, конечно?.. Ну вот. Вам приснилось все знакомое. И образ этой девушки, на которую вы раньше и внимания-то не обратили, выплыл из подсознания и сыграл свою роль. А когда вы встретились с ней вчера, вам показалось, будто это оживший сон. Я понятно говорю?

Тина медленно кивнула.

Как это там сказал Стравинский Иванушке?.. «Теперь я скажу вам, что, собственно, с вами произошло. Вчера вас кто-то сильно напугал и расстроил рассказом про Понтия Пилата. И вот вы, нанервничавшийся, издерганный человек, пошли по городу, рассказывая про Понтия Пилата. Совершенно естественно, что вас принимают за сумасшедшего. Ваше спасение сейчас только в одном: в полном покое. И вам непременно нужно остаться здесь…»

Тина невольно оглянулась через плечо. В двух кварталах отсюда – улица Ульянова. А там – голубенький домик, нарядный, будто теремок: психушка Нижегородского района…

– Тина, вы как? – послышался встревоженный голос Виталия, и он, чуть снизу, заглянул ей в глаза. – Давайте я вас провожу, а?

– Господи, как все глупо, глупо до посинения! – пробормотала Тина, прижимая ладони к горящим щекам. Ладони показались ледяными. – Не надо меня провожать. Извините! Это все из-за… из-за…

– Я понимаю, – тихо сказал Виталий. – Я все прекрасно понимаю. Валентин вас любил, вы его тоже. Но жизнь идет, Тиночка, и единственный способ выжить – это все забыть. Как можно скорее.

Она кивнула.

– Может быть. Только пока не очень получается.

– Господи, Тина, вы только не плачьте, – с ужасом сказал Виталий. – Это я, скотина, вас расстроил. Не надо ничего забывать, все пройдет само. Тиночка, ну пожалуйста… – Голос его стал жалобным. – И я, главное, на вас накинулся, прямо как зверь. Простите, я ведь ничего не понял сначала…

– Да ладно, – отмахнулась Тина. – Сама виновата. Я вас только об одном прошу: вы можете уточнить – ну, насчет Валентина? Еще раз спросить – как это было? Потому что такие сны зря не снятся, вы это должны понимать!

– Хо-ро-шо, – с запинкой выговорил Виталий. – Сделаем так… скажем, в пять я вас буду ждать на площади Горького, возле «Макдоналдса». Помнится, Валька говорил, что вы любите там бывать. Я тоже, кстати. Вот и поужинаем вместе, а я вам расскажу все, что удастся разузнать. Договорились?

– Договорились, – слабо улыбнулась Тина. – Виталий, вы… спасибо вам. Вы просто чудо!

– На самом деле это вы – чудо, – очень серьезно сказал Виталий. – Пожалуйста, не опаздывайте сегодня, хорошо? Вы даже не представляете, как я вас буду ждать!

* * *

Сказать, что она опоздала, – значит ничего не сказать.

Точнее, она вообще не пришла на свидание, потому что не существует мужчины, который даже и любимую-то женщину, тем паче – случайную знакомую, да еще по такому неприятному поводу, ждал бы на условленном месте пять часов!

Да-да, пять часов. Потому что шанс оказаться на площади Горького у Тины выпал только в десять вечера…

Нет, она вовсе не собиралась опаздывать! И если бы пошла с работы пешком, то явилась бы к «Макдоналдсу» даже раньше времени. Однако едва она вышла из редакции, как начал накрапывать дождь. Сразу резко похолодало, а Тина, разнежившись поутру на солнышке, не взяла ни зонта, ни плаща.

Небо было сплошь серое, набухшее сыростью. Нечего и надеяться, что дождь скоро утихнет. Пока она дойдет до площади через всю Покровку, промокнет до нитки.

Тина растерянно огляделась. К остановке на площади Минина один за другим шли автобусы, троллейбусы, маршрутные такси. «Идея! – подумала Тина. – Заеду-ка я переодеться. И зонтик возьму. Времени-то еще вагон и маленькая тележка. В крайнем случае, если буду опаздывать, схвачу попутку».

Она вихрем пролетела мимо длинного ряда цветочниц, на разные голоса расхваливавших свой товар, в который раз озадачившись, куда же девают непроданные розы, гвоздики, лилии – неужто выбрасывают? – и вскочила в «маршрутку» за секунду до того, как водитель закрыл дверцу. На номер Тина даже не взглянула: отсюда, с этой остановки, транспорт шел только через площадь Свободы, а потом по длинной-предлинной улице Ванеева – то есть в нужном Тине направлении.

Она заплатила за проезд и, как всегда, не стала брать билета. Это было среди интеллигентных и довольно-таки безденежных нижегородцев особым шиком: оставлять билеты бедным, замотанным жизнью кавказцам, которые постепенно прибирали к рукам одну городскую «маршрутку» за другой. Ну да, у них же там, на Кавказе, войны-войнушки, а мы тут, в России, как сыры в масле катаемся…

«Маршрутка» споро добежала до площади Свободы, сделала традиционный круг и… вместо того, чтобы выехать на Ванеева, свернула в боковую улицу. Какое-то время Тина сидела спокойно, надеясь, что это временный объезд из-за какого-то очередного ремонта, однако машинка бодро перла вперед, явно не собираясь ни останавливаться, ни сворачивать.

– Слушайте, – растерянно обратилась Тина в пространство, – а куда мы едем? Это номер какой?

– Сороковой, – сказала ее соседка. – Идет в Верхние Печеры.

– Через Сенную площадь? – ужаснулась Тина и ринулась к дверце: – Ой, откройте, пожалуйста, я сойду!

Водитель, видимо, не расслышал.

– Остановите, а? – нагнулась к нему Тина. – Я не знала, что вы через Сенную едете, остановите, пожалуйста!

– Толко что был остановка, – огрызнулся водила, и от его акцента, с которым, кажется, говорили теперь девяносто процентов так называемых россиян, Тину, как всегда, передернуло.

– Стойте, вы что, не слышали! – запальчиво потребовала она.

– Гдэ я тебе тут остановлу? – не оборачиваясь, зло спросил шофер. – Останови, останови, а потом ГАИ придет, кто штраф платить будет? Ехай до Сенной, да?

– Ну и ехай сам, – обиделась Тина. – А мне выйти надо.

– Приспичил, да? – нагло ухмыльнулась в зеркало физиономия. – Ничэго, потэрпишь.

– Девушка, да плюньте вы, – посоветовал добродушный дяденька. – Остановка через три минуты, какая разница?

Тина только сверкнула на него глазами и снова повернулась к водителю.

Строго говоря, она и сама не могла понять, с чего завелась. Ее улица осталась так далеко, что это не принципиально: выйти сейчас или через три минуты. Более того, ехать до Сенной даже лучше, там можно на что-нибудь пересесть и успеть-таки вовремя и домой, и на встречу с Виталием, а если она сойдет сейчас, то придется долго-долго идти пешком, наверняка опоздает…

И все-таки ей словно вожжа под хвост попала. Тина сама не понимала, почему талдычит свое, одно знала наверняка: из такси надо выйти, надо, надо! Хотя бы для того, чтобы взять верх над этой наглой рожей. Вот именно!

– Останови сейчас же! – яростно выкрикнула Тина. – Я ведь даже билета не взяла, ну как не стыдно?!

– А, ты бэз билета? – обрадовался водитель. – Плати сэйчас же. Нэмэдленно плати, пока нэ будешь платить, никто нэ будет выходит, да?

Ну… ну, это уже был просто предел всему!

Тина растерянно оглянулась:

– Как это – без билета? Я ведь заплатила, просто не взяла его…

– Ну и дура, – спокойно информировала тетка, одна занимавшая переднее сиденье: рядом мог поместиться разве что йог, голодавший не менее года. – Нашла бедненьких, подавать им! Да они знаешь как живут? Наши русские балды на рынках на них горбатятся, торгуют, а они знай стоят, надзирают. У нас в Доскине один такой себе фазенду отгрохал, с ума сойти! Там тебе и дом, и подворье, и гаражи, и для баранов целый дворец, и для сына отдельный дом, и коровы у него, и овцы, и теплицы, и три автомобиля, а дети в школу не ходят, только знай по хозяйству суетятся!

– Да, деваться от них некуда! – подхватил кто-то еще, и все пассажиры мигом открыли оживленную дискуссию «Руки прочь от России!». То, что это происходило в пределах слышимости водителя, никого особенно не смущало, в том числе и его. Он крутил себе баранку и мчался к Сенной!

Это было выше ее сил. Тина вдавила палец в кнопку над дверью. Водитель так и подскочил, когда сирена – несомненно, близкая родственница той, которая звучит на учениях по гражданской обороне! – взревела у него над головой.

Возможно, в иной ситуации этот звук и ласкал бы его слух, но сейчас он оказался той соломинкой, которая сломала спину верблюда.

Громко выругавшись, шофер внезапно свернул и ринулся по какой-то боковой улочке, среди старых домиков, крича на всю «маршрутку»:

– Ах так, да? Гудеть, да? Ну и ладно! На Сенную нэ едем! Нэ будет остановка!

– Как это?! – вскричала Тина.

– Кататься едем, да? – мстительно хохотнул водитель, делая новый, совсем уж лихой вираж… и перегораживая путь «Волге», которая пылила с горки на полной скорости.

Тине показалось, что зеленая морда машины – оскаленная и перекошенная – летит прямо на нее. Она слабо, отстраняюще махнула рукой – и в следующее мгновение страшный удар опрокинул ее на спину.

Очнулась Тина от боли – кто-то с силой пнул ее в живот. С криком рванулась, открыла глаза, но сначала ничего не увидела в шевелящейся, кричащей тьме. Тотчас мрак перед глазами рассеялся, и Тина с необыкновенной ясностью поняла, что произошло: «Волга» опрокинула «маршрутку», пассажиров швырнуло друг на друга…

Какая-то тяжесть давила на грудь, на лицо.

«Задохнусь ведь!» – испугалась она и попыталась сдвинуть навалившийся груз.

Это удалось с превеликим трудом, но сразу стало легче. Тина попыталась сесть, машинально прикрывая лицо, чтобы кто-нибудь из людей, шевелившихся, кричавших рядом, не угодил ненароком каблуком или локтем.

Прислушалась к себе – похоже, ничего не сломано. Удивительно – ей совсем не было страшно. Может, сотрясение мозга? Даже странно – такое спокойствие. Ведь только что готова была хоть в окошко прыгать, только бы выбраться из «маршрутки»! А теперь, после аварии…

Впрочем, авария уже произошла, теперь-то чего бояться?

Вот оно что! Значит, Тина собачилась с водителем не просто из общей стервозности натуры. Чувствовала, стало быть, аварию, которую в какой-то степени сама же и спровоцировала. Забавно…

– Эй! – послышался сверху перепуганный голос. – Живые есть?

Похоже, этот вопрос был воспринят как оскорбление, такой крик поднялся кругом. В том, что он умер, не хотелось сознаваться никому. Сверху послышались тяжелые удары, потом железный скрежет, потом тот же голос проорал:

– Все, двери мы открыли. Можете вылезать! Кто может!

Вокруг снова раздались крики, исполненные боли. Кричали в основном женщины, которых топтали мужчины, пытающиеся выбраться наружу: дверцы-то теперь были наверху.

Тина сжалась в комок, защищая голову. Наконец сверху скомандовали:

– Женщины! Давайте руки! Будем вас тянуть.

Тина, как могла, выпрямилась. Женщины всхлипывали, кто-то громко стонал.

Завыла сирена – милиция, что ли, прибыла? А может, «Скорая»?

– Эй, руки давай, руки! – заорал кто-то в ухо Тине. – Соображаешь, нет?

Она покорно вытянула вверх руки, и через некоторое время, едва не выломав их, ее выволокли через двери и опустили на асфальт.

Бледные, перепуганные люди толпились вокруг. Кто-то лежал на земле, неуклюже скособочив голову. Кто-то стонал, кто-то ругался. На борту «пазика» и на земле виднелась кровь.

На подгибающихся ногах Тина шагнула в сторону. Тошнило невыносимо.

– Эй, вы там как? – Четырехугольный мужик в белом халате со злым лицом подскочил к ней, схватил за голову и пристально вгляделся в глаза: – Руки-ноги целы? Это хорошо! Сотрясения вроде бы тоже нет, но точнее скажут в больнице.

– В какой больнице? – испугалась Тина. – Мне некогда, вы что?

Доктор скривился:

– Давай-давай! Тетя Тоня, возьмите эту дурочку!

Женщина, вроде бы похожая на доктора, без разговоров затолкала Тину в белый с красной полосой фургончик, где уже жались друг к другу пять или шесть бледных, перепуганных женщин. Вроде бы Тина видела их в злополучной «маршрутке».

– Уберите ее отсюда! – истерически взвизгнула одна, едва завидев Тину. – Это из-за нее мы перевернулись!

– Да будет тебе, молодка! – тяжело вздохнула тетя Тоня, втискиваясь в фургончик последней. – Живы – и ладно.

– А шофер? – кричала женщина.

– Да что ему сделается? – поджала плечами медсестра. – Нос разбил, и все. Ничего, будет думать, куда ехать. Мужики рассказывали, как он кататься собрался. А вот тот парень из «Волги» – его… – Она махнула рукой.

Гомон в «Скорой» мигом стих. Кто-то всхлипнул…

Тина откинулась к трясущейся стенке, закрыла глаза. Может быть, у нее и правда сотрясение мозга? Уж очень ноют виски. В левый будто иголочка воткнулась. И опять нарастает страх… Не от этой машины, не от больницы, в которую ее везут. Почему-то страшна наступающая ночь.

Ну вот, глупости! До ночи еще часов пять-шесть.

Однако тягостное предчувствие так никуда и не ушло. Не помог успокаивающий укол, не помогло и резюме доктора, подтвердившего, что никакого сотрясения у Тины все-таки нет, а дрожь, которая ее бьет, – это вполне естественная реакция после пережитого потрясения. И когда Тина вышла в блеклые сумерки, поглядела на тоненький, добела раскаленный серпик молодого месяца, на только что проклюнувшуюся нарядную звездочку слева от него, – она едва не повернула назад, на больничное крыльцо. Ночь подступила-таки, а вместе с ней – неопределенные, смутные страхи.

До дрожи не хотелось идти домой!

Нет, все-таки странно. Всегда ее дом был ее крепостью, с тех самых пор, как два года назад Тина узнала о смерти тети и о том, что ей была завещана квартира в далеком городе Нижнем Новгороде. Тогда она восприняла это как знак свыше, как дар небес, как выход из неразрешимо, казалось бы, запутавшейся жизни. Она была так счастлива, что даже не находила в себе сил изображать приличную случаю печаль. Из-за этого Тина в очередной раз смертельно поссорилась с матерью и, неся на челе клеймо безжалостной, расчетливой эгоистки, убежала сломя голову из родного города Хабаровска, твердо решив никогда-никогда туда не возвращаться. «Туда» – это означало к маме, в газету «Молодой дальневосточник» и к мужу Мише Шевелеву. Бывшему мужу, разумеется.

Она поселилась в Нижнем, мгновенно полюбив этот чудный провинциально-столичный город, и чувствовала себя как дома и в нем, и в тихой квартире на первом этаже симпатичной «хрущевки» из красного кирпича, стоявшей в тихом, тенистом дворике. Потом появился Валентин…

Теперь Валентин исчез. А вдобавок Тина поняла, что ей страшно возвращаться домой…

Но куда, в самом деле, податься? Больше идти некуда. Разве что в «Макдоналдс»… но Виталия давным-давно и след небось простыл. Да и забираться снова в какой-нибудь автобус, троллейбус, «маршрутку» (!!!) – нет, уж только не это!

Поэтому она собрала остатки сил и побрела от областной «Скорой помощи» через Ковалиху на Провиантскую улицу, а потом – на свою Ижорскую, которая еще утром была родной и любимой, а теперь чудилась исполненной опасных и зловещих теней.

Тина не сдержала сдавленного крика, когда одна из таких теней вдруг отделилась от скамейки, стоящей возле ее подъезда, и встревоженным голосом произнесла:

– Ну наконец-то. Я уж тут в розыск собрался подавать, честное слово!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю