Текст книги "Коллекция китайской императрицы. Письмо французской королевы (сборник)"

Автор книги: Елена Арсеньева

Начало 20-х годов XX века, Россия

Из дневников и писем графа Эдуара Талле

Мне хочется вспомнить, как все было. То есть мне не хочется вспоминать, но я стал бояться, что с нами что-нибудь случится в России, и тогда никто ничего не узнает. А так… Быть может, хоть эти бумаги попадут Альберу. Нет, само собой, я от души надеюсь на лучшее, однако больше не верю стране, в которой был так счастлив на протяжении десяти лет, с тех пор как уехал из Маньчжурии…

Там осталось только самое страшное. А начиналось все чудесно. Воистину чудесно, ибо это страна чудес. Такая красота… такие поэтичные легенды… В Маньчжурии очень многое связано с именем небесной красавицы, Серебряной Фей, и считается, что все ее пылкие встречи с земными мужчинами, в том числе с возлюбленным Чжу, происходили именно в Маньчжурии.

Не передать, как я был увлечен своей новой жизнью. Все навевало нам с Шарлотт мысли о любви, о неистовой страсти. Признаюсь, тогда я, наверное, несколько манкировал своими служебными обязанностями: супружеские обязанности влекли меня куда больше! На меня так действовала эта странная земля, что я думал только об одном.

И тут нам потребовалось ехать в Пекин в составе протестной делегации иностранных дипломатов, возмущенных обращением императрицы Цыси со своим племянником.

Я уже видел государыню раньше, когда вручал ей свои верительные грамоты. Шарлотт тогда тоже была со мной и, в числе жен других иностранных консулов и сотрудников посольств, была удостоена приема императрицы. И потом взахлеб рассказывала мне о том, как их провели по приватным покоям и показали наряды государыни… в некотором роде национальные реликвии, вещи огромной ценности.

Шарлотт записала свои впечатления, и я очень любил перечитывать ее записи, потому что ни одному мужчине не удавалось увидеть то, что императрица показала женщинам. Не могу удержаться и приведу их здесь.

«О, ее наряды! Мне казалось, я брежу… Ничего подобного просто нельзя было увидеть в реальности!

Для повседневной носки у императрицы имелось триста платьев-халатов, которые хранились в лакированных коробках, обвязанных желтым шелком. Каждый халат отделывался жемчугами и нефритом. Мы не смогли посмотреть их все, на это потребовался бы целый день. Чаще всего государыня надевала халат из бледно-зеленого атласа, расшитого иероглифом «долголетие» и покрытого драгоценными камнями. Поверх набрасывала накидку в виде сетки, сшитую из жемчугов и отделанную кисточками из нефрита. Накидка затягивалась двумя нефритовыми пряжками. На правом плече с верхней пуговицы свисал шнурок с восемнадцатью большими жемчужинами, отделенными друг от друга плоскими кусочками прозрачного зеленого нефрита. Возле же пуговицы был прикреплен огромный рубин, от которого спускалась желтая шелковая кисточка, увенчанная двумя крупными жемчугами.

Придворная дама, которая показывала нам наряды, рассказала, что государыня, готовясь к встрече с иностранными дипломатами и их женами, придирчиво перебрала тридцать халатов. Но сочла, что ни один из них не годится, и велела принести еще несколько. Наконец выбрала то, в чем мы ее видели: голубой халат, на котором было вышито сто драгоценных бабочек. Ее руки украшали два браслета: один из жемчуга, другой – из нефрита. На пальцах было несколько нефритовых колец. На браслетах и кольцах тоже были изображены бабочки.

Меня поразила длина ее ногтей: в добрых три дюйма или даже чуть больше. Оказывается, чтобы предохранить длинные ногти на средних пальцах и мизинцах обеих рук, Цыси надевала драгоценные наконечники – этакие футляры длиною до восьми сантиметров.

А потом нас ввели в комнату, где показали драгоценности императрицы. С трех сторон помещение от пола до потолка было заставлено полками, на которых находилось большое количество коробок из черного лака – в них и лежат всевозможные драгоценности. Фрейлина, указывая на один из рядов коробок, расположенных с правой стороны комнаты, сказала: «Здесь императрица хранит самые любимые украшения – их она носит ежедневно. А в остальных коробках находятся украшения, которые она надевает только в особых случаях. В этой комнате около трех тысяч коробок с драгоценностями. Еще больше коробок находится в другой комнате, которая строго охраняется».

Придворная дама приказала служанке принести пять коробок из первого ряда одной из полок и поставить на стол. Открыла первую, и все увидели необычайной красоты пион, сделанный из коралла и нефрита. Его лепестки дрожали, словно у живого цветка. Пион нужно прикреплять к наколке на голове. Затем фрейлина открыла другую коробку и вынула из нее великолепную бабочку, тоже из коралла и нефрита. В двух коробках находились золотые браслеты и кольца, отделанные жемчугом и нефритом. В последних двух коробках были ожерелья из жемчуга. Таких изумительных вещей я никогда не видела!

Одна из фрейлин принесла несколько платьев-халатов. Я поразилась их совершенной красоте, удивительной расцветке и красочной вышивке.

Затем мы увидели жемчужного аиста, обрамленного серебром, которого нужно прикалывать к волосам…

Мои воспоминания смешались. Это было такое чудо, столько впечатлений!

Еще, помню, нам показали знаменитый головной убор Цыси, украшенный 3500 жемчугами, различными по размеру и по форме, изумительного цвета. Когда ее величество полностью облачалась в свои наряды, прикалывала все броши и надевала туфли, расшитые жемчужными аистами, она выглядела словно «дама-аист»!

Потом нам показывали роскошные фарфоровые изделия и ковры. Некоторым из них несколько сотен лет. Например, уверяют, что фарфоровые статуэтки (их целая коллекция), изображающие пары, слившиеся в любовных объятиях, изготовлены более тысячи лет назад. О, я ничуть не сомневаюсь! Дворец императрицы – собрание чудес… изумительных чудес!»

Именно тогда Шарлотт впервые увидела то, что стало проклятием нашей жизни и чуть не стало причиной нашей смерти.

Это прозвучит странно, но с каждым днем я чувствую все большее облегчение от того, что мы лишились коллекции статуэток.

Ее никто не ищет. Возможно, она уже была найдена, но приглянулась кому-нибудь из власть имущих? Я слышал, в России сейчас грабят все, у кого есть хоть самая малейшая возможность. Что там какие-то статуэтки, если в руках новой власти баснословные сокровища всех музеев и хранилищ!

Думаю, мы не найдем ничего. Да и времени остается все меньше – тут ходят слухи о поезде, на котором в Европу поедет группа русских дипломатов и на который, возможно, удастся попасть и нам с Шарлотт. Вот что теперь волнует меня больше всего!

Иногда я верю в это. А иногда мне кажется, что мы погибнем здесь.

Неужели мы наконец-то вернемся в Талле?!

Наши дни, Франция

Информация, что по радио, что по телевидению, оказалась довольно скудной:

– Знаменитый замок Талле, в отличие от многих прочих старинных поместий Франции, никогда не был связан ни с каким скандалом. Он являл собой чудо архитектуры и внутреннего убранства благодаря семейным коллекциям графов де Талле и знаменитым Башне Лиги и Большой Галерее. Однако отныне его история обогатится загадочным происшествием, случившимся в конюшне замка. Как мы уже передавали, там позавчера было обнаружено мертвое тело некоего посетителя. По словам одного из гидов, тот господин был на экскурсии днем, однако труп нашли только вечером, когда одна из графских собак забрела в конюшню и начала лаять. Удивительно, что спутница погибшего (а по словам гида, мужчина был не один, а с дамой), не подняв тревоги, уехала без него. Впрочем, гид не исключает, что ошибается и они просто стояли рядом. В карманах умершего обнаружены документы на имя жителя Болоньи Карло Витали. Согласно информации, которую дал прессе лейтенант окружной жандармерии Жоэль Ле Пёпль, синьор Витали скончался от внезапного сердечного приступа, так что нет оснований предполагать в происшествии нечто большее, чем несчастный случай. А теперь вы можете увидеть несколько кадров, которые успел сделать своим мобильным телефоном один из туристов, оказавшийся вблизи конюшни в это время…

Алёна едва сдержалась, чтобы не ахнуть, увидев на экране ту самую дверь конюшни, в которую она позавчера вбежала, чтобы застегнуть брюки. Из нее четыре человека выносили пятого. Алёна успела увидеть темноволосую голову, но лица не разглядела, лишь смятую белую рубашку, джинсы – и нелепо повисшую ногу в коричневом мокасине.

– Бог ты мой… – пробормотала она.

Ее никто не услышал: дети были заняты чипсами, а взрослые слушали, что говорил дальше знаменитый диктор Жан-Пьер Перно, кумир французских пенсионерок и домохозяек:

– Сегодня мы можем уточнить некоторые детали случившегося. Из осведомленных источников стало известно, что Карло Витали состоял в некоей противозаконной организации, которая ответственна за ввоз нелегальных китайских эмигрантов в страны Евросоюза. Как удалось выяснить, спутницей его в замке была китаянка. Однако комиссар Ле Пёпль сообщил, что ни личность, ни местонахождение этой дамы не установлены.

– Бог ты мой! – повторила Алёна.

– Да, и не говори, – кивнула стоявшая рядом Марина. – Ты их не видела случайно?

Наша героиня пожала плечами. Она и в самом деле не знала, что ответить. Совпадение? Но ведь та красивая китаянка, которую Алёна неплохо рассмотрела, была в компании именно с итальянцем. С этим? С другим? В замке она совершенно не обратила внимания, во что был обут спутник экзотической красотки, а в конюшне заметила только башмак. На видео же разглядеть мертвого не смогла. Вроде у того итальянца была белая рубашка… Или нет? Да, на нем был легкий синий пиджак, очень мятый, льняной, наверное, а под ним… кажется, в самом деле белая рубашка. Китаянку Алёна помнила очень хорошо – ее изящную фигуру, прелестное лицо, ее зеленое платье, тоже, видимо, льняное, потому что опять же очень мятое.

И что получается? Получается, что этот Карло Витали (почему-то знакомая фамилия, кстати… а, был в девятнадцатом веке в России скульптор такой итальянского происхождения Иван Витали) почувствовал себя плохо, зашел в конюшню посидеть в тишине, да и умер? Был ли мужчина еще жив, когда она заметила его ботинок? И если бы Алёна подняла крик, а итальянец сказал, что ему плохо, она позвала бы на помощь и человек остался бы жив? Хм, неизвестно, может, турист уже умер к тому времени.

Странно… Почему после экскурсии он пошел не врача искать, а отправился в конюшню? Прошло минут пятнадцать после окончания осмотра замка, Алёна успела поговорить с гидом и искала место, где бы заняться своими брюками. А Карло Витали сидел в тот момент за тюками с сеном и умирал…

Но китаянка-то что же? Или она была сама по себе? Только если Витали занимался организацией нелегальной эмиграции из Китая, присутствие рядом с ним китаянки более чем объяснимо.

С другой стороны, элемент случайности тоже нельзя исключать. Ведь упомянутые элементы иногда такое вытворяют! Не далее как минувшей зимой Алёна могла в этом убедиться, свернув не в ту сторону на бульваре Мальзерб в Париже и оказавшись объектом преследования одновременно французской полиции и русских разбойников с большой дороги[15]15
  Читайте роман Елены Арсеньевой «Письмо королевы», издательство «Эксмо».


[Закрыть].

– Что-то они об ограблении молчат… – пробормотал тут Морис.

– О каком ограблении? – изумленно уставились на него Марина и Алёна.

– А я не говорил? По радио упомянули, что… Погодите, вот. Слушайте!

Диктор Перно продолжал:

– Нам также стали известны некоторые подробности ограбления шато Талле, случившегося также позавчера. Одна из уборщиц оставила открытым окно в выставочной комнате, пока нельзя сказать точно, случайно или намеренно. Эта девушка приезжала в замок на работу из Троншуа, где снимала жилье, однако до сих пор найти ее не удалось, и полиция лишена возможности задать ей необходимые вопросы. Что же касается похищенных предметов, то любителям осматривать уникальные коллекции Талле нет причин беспокоиться. Видимо, грабители не слишком хорошо ориентировались в коллекциях, потому что украденной оказалась лишь коллекция китайских фарфоровых статуэток весьма сомнительного содержания и сомнительной ценности, в большинстве своем – копии уже нашего времени. А теперь переходим к новостям, поступившим из Парижа, где сейчас идет очередная забастовка…

– Вот и доказательство того, что уборщица ни при чем, – прокомментировала услышанное Марина. – Если бы она устроилась в Талле с целью выяснить, как подобраться к ценностям замка, наверное, пропало бы что-нибудь в самом деле ценное, а не какие-то там копии.

– Однако девушку не нашли, – возразил Морис. – Такое ощущение, что она ударилась в бега. А если бы была ни при чем, с чего бы ей скрываться?

– Да она небось на уик-энд уехала, – усмехнулась Марина. – Никто же не говорит, что уборщица сбежала, ее просто не могут найти.

Тут оба супруга искательно уставились на нашу героиню, так что Алёна сразу поняла: друзья заразились от нее страстью к расследовательской деятельности.

Она не знала, что сказать. Хотя бы потому, что в памяти возникли слова гида, который показывал на статуэтки в туалетной комнате: «Вы видите здесь копии, изготовленные лет десять назад, когда во Франции воскрес интерес к Китаю вообще и ко времени правления императрицы Цыси в частности. Граф Талле счел, что семейные реликвии могут быть интересны посетителям шато, но все же их надо оберегать. Сама же коллекция хранится в выставочной комнате, однако вам не удастся ее увидеть, к сожалению».

Так кто говорил правду, гид или диктор? Возможно, гид нарочно отводил глаза посетителям, чтобы ни у кого из них не возник нездоровый интерес к статуэткам?

А красивая китаянка тогда очень огорчилась…

Впрочем, при чем здесь китаянка? Она, если была связана с Карло Витали, занимается нелегальной эмиграцией, а не статуэтками сомнительной ценности и сомнительного содержания, как деликатно выразился диктор Жан-Пьер Перно.

Что еще говорил гид про выставочную комнату? Нечто вроде: там внезапно возникли небольшие неполадки… потребовалась уборка… разбилось окно… на сегодня доступ туда закрыт.

Видимо, в то время ограбление уже было обнаружено. Странно, конечно, что в шато не мелькнуло ни единого полицейского. А впрочем, может быть, все они тусовались в выставочной комнате и Алёна их просто не заметила? Небось старались особо не высовываться, чтобы посетителей не распугать.

Кстати, интересно, громогласное извещение о смерти Карло Витали и об ограблении Талле сделает рекламу старому шато? Или наоборот – поток экскурсантов станет меньше?

– Ма, так куда же мы поедем? – начали канючить Лиза и Таня, которым, понятное дело, телевизионные новости и разговоры взрослых были совершенно ни к чему. – Домой? Или на какие-нибудь vide-greniers? Помните, каких мы там кукол покупали? И маленькие велосипедики нам с Таней…

– Между прочим, – не без лукавства сказал Морис, – отсюда не очень далеко до упомянутого в полицейской хронике Троншуа. И сегодня там как раз vide-greniers. Сколько я помню, очень много народу на него собирается, а нам пора подумать уже не о велосипедиках, а о велосипедах… Ну как? Едем туда?

– Да! – вскричали Лиза и Таня.

Алёна с Мариной переглянулись, и наша героиня подумала: «Троншуа… Где-то я уже слышала это название! Точно слышала, причем еще до телепередачи. Или опять что-то уже насочиняла? Нет, не вспомнить…»

– Конечно, едем, – сказала она.

А Марина вздохнула и усмехнулась:

– О, уже загорелись серые глаза! Опять потом будешь мне из России звонить, чтобы я из-под земли тебе вырыла полицейского агента Диего Малгастадора?[16]16
  Эта история рассказывается в романе Елены Арсеньевой «Письмо королевы», издательство «Эксмо».


[Закрыть] Вижу, ты уже готова начать новую авантюру!

– Знаешь, Мариночка, – пожала плечами писательница Дмитриева, – если я буду во все авантюры ввязываться, то долго не проживу. Нынешнее происшествие не имеет ко мне никакого личного отношения, да и Диего Малгастадор все же в Париже служит, а не в жандармерии[17]17
  Полиция во Франции занимается раскрытием преступлений, совершаемых в городах, жандармерия – в сельской местности.


[Закрыть]. Так что все будет тихо и спокойно, клянусь.

«Нет, Шуйский, не клянись!» – мог бы выразиться в тему великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин, да вот беда – его поблизости на сю пору не случилось.

Вторая половина XIX века, Китай

Итак, Лан Эр изрисовала стены своего павильона орхидеями, посадила вокруг цветы, а потом остатками своего годового жалованья подкупила двух евнухов – носильщиков императорского паланкина…

Когда императору приходила охота заняться любовью средь бела дня, его несли из дворца в «Павильон воды, деревьев и чистого цветения». Путь пролегал по запутанным дорожкам Запретного двора. Только от евнухов-носильщиков зависело, какой дорожкой нести паланкин. И вот однажды они, словно невзначай, выбрали обходной путь и двинулись к «Тени платанов».

Император удивился: дом был расписан цветами! Рядом покачивались под ветерком чудесные орхидеи, а на пороге стояла красавица в платье цвета зари и напевала прелестным голоском:

 
Я скучаю одна.
Почему он не приходит?
Неужели не знает,
Что мой цветок
Цветет для него?
Пройдет много дней.
Цветок отцветет и засохнет.
Кому я буду нужна?
 

И тут Сянфэн узнал певицу: да ведь это та маньчжурская девчонка, у которой слишком тесное лоно! Но как изменилась, похорошела! Нюх опытного распутника подсказывал, что изменилась она не только внешне – девушка бросала такие взгляды, принимала такие позы… Император решил, что до «Павильона воды, деревьев и чистого цветения» еще слишком далеко, а Лан Эр близко. Он спустился из паланкина и вошел в ее домик.

И остался здесь до вечера.

Однако не успела ошеломленная Лан Эр привести себя в порядок после высочайшего – и очень пламенного – визита, как явился Главноуправляющий Палаты Важных дел в сопровождении евнуха и объявил, что государь дарует ей титул сожительницы – «бинь» – и повелевает явиться к нему на ночь.

Лан Эр вымыли, умастили, завернули в пух цапли…

На сей раз возглас «Время пришло!» раздавался у дверей императорской опочивальни трижды, прежде чем дверь открылась, и на вопрос: «Оставить или нет?» – был дан ответ: «Оставить…»

Ответ оказался правильным! Сын Неба, у которого не было наследника, вскоре узнал, что Лан Эр беременна, а спустя девять месяцев она родила ему сына, которого назвали Тунчжи.

Произошло чудо, которого ожидали годами!

Все свершилось, как в стихах:

 
Женщина – чаша для колдовства.
В ней – киноварь.
Семя мужчины, словно капля свинца,
Упадает в ту чашу.
 
 
Словно кузнец, мужчина мехи раздувает и воздымает огонь.
Чаша нагрета, раскалена наслажденьем!
 
 
Смешались свинец и киноварь.
Они кипят, они бурлят —
Они обращаются в ртуть.
Она подвижна, она жива,
 
 
Она текуча, она быстра.
Мир начался —
Ребенок зачат.
 

Конечно, престиж Лан Эр во дворце взлетел теперь до небес. С ней носились, ей угождали, и даже сама императрица Цициан удостоила ее своим расположением. Лан Эр с невероятной скоростью прошла оставшиеся три стадии возвышения – Фей, гуй Фей, хуан гуй Фей. Однако, как ни назови воробья, он соловьем не станет. Лан Эр по-прежнему оставалась не более чем наложницей. В любую минуту император мог предпочесть ей другую. Их же вон сколько – не счесть! И каждый год во дворец привозят новых и новых юных красавиц. А она… А для нее он был единственным. Может быть, дело было в том, что Лан Эр расцвела для любви, а во дворце больше не в кого было влюбиться… не в евнухов же. Вот она и влюбилась в императора Сянфэна, вернее, в его власть, в его могущество, и мечтала, чтобы он со своим могуществом принадлежал только ей. Женщина не может быть властительницей, но добивается своего через мужчину, которым научается управлять.

О, как желала этого Лан Эр! Мучительная жажда власти изгрызала ее изнутри, словно крыса, которую сажают на живот приговоренного к смерти, покрыв сверху крепко привязанным глиняным горшком, – чтобы выбраться, крыса должна прогрызть себе выход через тело человека, через его внутренности. Такова была одна из самых жестоких казней, и раньше, когда Лан Эр слышала о ней, у нее мурашками покрывалось тело. Теперь же ей казалось, что те мучения – ничто по сравнению с муками, которые терзали ее. Причем она понимала, что сделать ничего не сможет, не ей поколебать вековые узаконения, которые требовали: у императора должны быть наложницы, и чем больше, тем лучше. Но если Лан Эр не способна поколебать узаконений, она способна избавляться от тех, кто может стать опасными соперницами к обладанию единственным для нее мужчиной и на пути к власти!

Однако, чтобы добиться своего, нужно знать не только способы вызывать желание, страсть. Нужно знать нечто иное!

С тех пор Лан Эр стала наведываться в дворцовое книгохранилище, и скоро в ее дом (о, теперь ей принадлежал не жалкий домишко «Тень платанов», а был просторный и светлый «Узор листвы на дорожке ветер колеблет» – чем длиннее название, тем выше престиж наложницы!) перекочевали трактаты о растениях, сочинения о взаимодействии веществ, именуемом химией, и Лан Эр читала их так же внимательно и вдумчиво, как некогда стихи. Но от них, крепко надеялась она, ей будет побольше пользы, чем от стихов.

А еще Лан Эр иногда доставала из тайника белый шелковый мешочек, который некогда вынула из мертвых пальцев Сливы Мэйхуа, заглядывала в него, смотрела на фарфоровую статуэтку, которая изображала любовную позу «Летящий белый тигр», – и снова затягивала завязки мешочка.

И думала, думала, думала…