Текст книги "Концерт для черного колдуна"

Автор книги: Елена Усачева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Глава VIII
Охота на ведьм

– И чего ты здесь сидишь? – спросило Гошкино привидение.

– Я умру, да? – заикаясь, пробормотала Любка.

– Почему умрешь? – нахмурилось привидение.

– Раз ко мне покойники являться стали, значит, умру-у-у… – На этих словах Кондрашова не смогла сдержать рыданий.

– Где покойники? – беспокойно завертел головой призрак.

– Как где? – удивилась Любка. Неужели все мертвецы такие несообразительные? – Ты же помер!

– Сейчас как дам в ухо, – вполне живым голосом ответил Гошка. – Сразу узнаем, кто здесь помер. Кончай реветь и говори, что здесь происходит!

– Георгий, ты жив?! – взвизгнула Любка, теперь уже от счастья. – А разве…

– Чего разве? – снова стал злиться Снежкин. – Вылезаю я из-под шкафа, отряхнулся от нот, а вместо комнаты окно впереди. И больше ничего нет. Куда все делось?

– Это все старик противный, – затараторила Любка. – Специально все подстроил. И скрипку подложил тоже он. Говорит, ей пища нужна. Думал, взрослому она достанется, а тут Валерка подвернулся. И не скрипка это вовсе, а штука черная какая-то. Короче, нет у нее полости и никакую записку сын этот, ну, как его там, оставить не мог. Я только кусочек нот нашла. Обрывок какой-то партитуры. И больше ничего нет. Ни словечка.

– Ну а это средневековье откуда? – кивнул головой Гошка в сторону лестницы. – Я, когда здесь оказался, подумал, что от удара у меня в башке что-то заклинило и мне можно прямиком в психушку топать.

– Скрипка все это проклятая! – снова зарыдала Любка. – Пока Валерка на ней играет, она возвращается к своему первому хозяину, к Юстину, к моменту его смерти. Здесь и Валерку убьют, и нас.

– Что за чертовщина?

– Я пыталась его остановить, – продолжала выть Любка. – Но он упертый. Вцепился в свою скрипку и не выпускает из рук. – Кондрашова замолчала. Тихо всхлипнула. – Гошенька, сделай что-нибудь. Они меня сжечь хотят.

– А фифа эта где? – С каждой секундой лицо Снежкина становилось все мрачнее и мрачнее. – Куда Наташка делась?

– Сбежала она, – вновь зачастила Любка. – Как тебя завалило, так она и сбежала.

– У, кикимора болотная, водокачка дырявая, – сжал кулаки Гошка. – Заварила кашу и в кусты… – Настроение у Снежкина было такое, что, если бы Наташка оказалась рядом, он бы ее точно прибил. Но Цветочницы поблизости не было, поэтому Гошкин воинственный пыл быстренько улетучился. – Короче, – начал Снежкин более миролюбиво, – что нужно сделать? Опять у этого ненормального Гребня скрипку отобрать?

– Нужно, чтобы он перестал играть.

– Ну, это легко сделать, – довольно потер руки Снежкин, словно Валерка стоял уже около него, – А потом-то что? На той бумажке точно ничего такого не написано?

Кондрат покопалась в карманах, достала измятый листок.

– Тут пять нот.

– И что это за тарабарщина? – Гошка бросил взгляд на закорючки.

– Ми, ля, ре, соль, ми.

– Музыканты! – с горечью протянул Гошка. – Вечно у вас все не как у людей! Ладно, постараюсь что-нибудь сделать. А ты не реви! – прикрикнул он на вновь начавшую подвывать Любку. – Мне только твоих слез тут не хватает. Вон, отвлекись, с мышками поиграй, – кивнул он в сторону крыс, вернувшихся после панического бегства.

– Не уходи, – попросила Кондрат, хлюпая носом. – Вдруг они вернутся, – она кивнула в сторону лестницы.

Гошка нервно почесал нос. Не умел он разговаривать с женщинами. Еще эти их слезы, истерики… Ну как объяснить Любке, чтобы она его немного подождала, что он вернется и все будет хорошо.

– Не придут они, – буркнул он. – А даже если и придут, бояться их нечего. Они все призраки.

– Как это? – Кондрашова размазала грязь по лицу. Толкались эти призраки очень больно, поэтому в их нереальность верилось с трудом.

– Да им уже лет по пятьсот, – как можно убедительней стал объяснять Снежкин. – Сейчас у нас какой век?

– Двадцать первый. – Мысль о том, что замок и библиотека находятся в разных веках, Любке и в голову не приходила.

– Ну вот! – обрадовался Гошка. – А они веке в пятнадцатом или четырнадцатом. Их кости не просто сгнили. Их давно слопали червяки, переварили и выплюнули.

– А если они все-таки живые, тогда мы кто? – прошептала Любка.

Снежкин снова потерялся. Вместо того чтобы делом заниматься, она вопросы задает.

– Вселенная, – брякнул он первое, что пришло в голову. – Какая разница? Кого-то из нас нет. Ты есть?

Любка кивнула.

– Значит, их нет. Так что сиди и жди.

Гошка с облегчением развернулся и начал подниматься по лестнице.

– А если Валерка умрет до того, как убьют нас, – ему в спину спросила Кондрашова, – мы сможем вернуться или навсегда останемся здесь?

Снежкин бросил взгляд через плечо.

– Следи за крысками, а то они разбегутся, – коротко бросил он.

Гошкины шаги стихли.

Больше ничего слышно не было. Только крысы деловито шуршали в соломе.

Сколько Кондрашова ни прислушивалась, музыки не было. Любка вытерла слезы.

Возможно, Валерка одумался, понял, что попал куда-то не туда, и хотя бы на время перестал играть. Тогда скоро все закончится.

По ступенькам запрыгали мелкие камешки. Снежкин возвращался.

– Георгий! – обрадовалась Кондрат. Никогда и никому она так не радовалась. – Послушай!..

Но перед Кондрашовой остановился не Гошка. Это был кто-то в длинном сером плаще и с палкой на плече. Вошедший подошел ближе, откинул капюшон, и у Любки перехватило дыхание.

Перед ней стояла Смерть. Грязная седая старуха с изможденным лицом и крючковатым носом. Она поправила на плече железную косу и криво усмехнулась.

– Все умрут, – прошамкала она.

– С чего вы взяли?

– Так заведено. Надо только подождать.

Серый силуэт растаял в подвальном полумраке.

Любка нервно передернула плечами. Становилось холодно.

«Еще немного беготни и волнений, и я похудею», – подумала она машинально.

Очередное появление застало ее врасплох. Шагов она не слышала. Существо в темной шляпе и плаще, сгорбившись, замерло около решетки. Потом оно резко выпрямилось, взмахнуло руками под плащом, расправив их как крылья. Рваные края его одежды просвистели в воздухе. Шляпа съехала на затылок, оголяя треугольное лицо. Клюв раскрылся, выплевывая противное карканье. Превратившись в черную ворону, тварь вылетела из подземелья сквозь потолок.

– Чего они меня пугают? – пожаловалась Любка ближайшей крысе. – Мне и без них плохо. Скорее бы пришел Георгий…

А Гошка в это время крался по коридорам. В голове у него не было ни одной идеи – куда идти, кого искать, что делать. Даже если он найдет Валерку… Ну, не убивать же его в самом деле!

С этой мыслью он Гребешкова и встретил.

Гребень сидел все в той же нише. Скрипка лежала на коленях. Смычок медленно полз со струны на струну, из-за чего получался тягучий противный звук.

– Не устал, сосед? – остановился около приятеля Снежкин.

До этого рассеянный взгляд Гребня вновь стал жестким.

– И ты здесь? – тихо спросил Валерка.

– Дай-ка мне инструментик, – протянул руку Гошка. – Я тоже хочу попробовать.

– Я вас здесь всех убью, – прошипел Гребешков, пряча скрипку за спину.

– Сколько можно пугать – убью, убью? Ты на себя посмотри – без пяти минут покойник.

– Убирайся! – заорал Валерка, складываясь пополам.

В ту же секунду Гошка прыгнул на него, одной рукой обхватил за талию и резко дернул на себя. Другой рукой он потянулся к скрипке. Но на вид совершенно изможденный Гребешков оказался неожиданно сильным. Движением плеча он отбросил насевшего на него противника и вскочил.

– Никто нас больше не разлучит!

За спинами ребят раздался хохот.

Вдоль стены проплыл нечеткий силуэт Смерти.

– Это мы еще посмотрим!

Снежкин боднул Гребешкова головой в живот. Вдвоем они покатились по полу. Валерка откинул руку со скрипкой подальше от цепких Гошкиных пальцев. Они бы еще долго возились на грязном полу, пыхтя и отплевываясь набившейся в рот соломой, если бы Снежкин не загляделся на побелевший от усилия кулак соседа – так сильно тот сжимал скрипку.

В следующую секунду Гошка сбросил с себя противника, перехватил его свободную руку и с силой вывернул ее на пол-оборота.

Валерка взвыл от боли.

– Теперь посмотрим, как ты будешь играть!

– Она сломана! Сломана! – причитал Валерка, отползая в угол.

– Ничего не сломана, – замялся Гошка. – Обыкновенный вывих. Недельку поболит, распухнет, а потом все пройдет. Лед приложить надо.

– Где я тебе здесь лед найду? – Гребешков совсем скис.

– Дома в холодильнике, – отрезал Снежкин. – Заканчивай всю эту чертовщину и пошли по домам.

– Скрипку не отдам! – Здоровой рукой Валерка прижал к себе инструмент.

– Может, тебе и вторую вывернуть? – в задумчивости пробормотал Гошка.

– Ничего, я и без рук сыграю! – Зажав скрипку под мышкой, Гребень на четвереньках пятился по коридору. – Меня уже ничего не остановит! Слышишь? Ничего!

С невероятной прытью Валерка крутанулся на месте и бросился наутек.

– Эй, ненормальный! Стой! Никто ее у тебя не собирается отнимать. Ты передохни только!

– Георгий!

Крик эхом прокатился по коридорам.

– Помогите! Кричала Любка.

– Черт! – в сердцах выругался Гошка, посмотрел вслед убегающему Валерке и повернул в другую сторону.

Что за манера у этой девчонки все время попадать в какие-то неприятности?

«Нет, – как заклинание в сотый раз повторял про себя Снежкин. – С женщинами связываться ни в коем случае нельзя! А то так и будешь их из разных неприятностей вытаскивать».

В подвале уже никого не было. Только потревоженные крысы беспокойно бегали из угла в угол.

– Какие неугомонные покойники, – под нос себе пробормотал Гошка, выбираясь обратно в коридор. – Им уже давно по могилам лежать надо, а они все суетятся.

Идя на крики, Снежкин выбрался к большому залу. Тяжелые темные гардины лениво колыхались на сквозняке – в больших стрельчатых окнах не было стекол. По центру был сложен невысокий костер. Около него сидела потрепанная лохматая личность в порванном нарядном костюме.

Любку уже привязали к шесту в центре костра, и особо шустрый паренек подкладывал под нее солому. Рядом, завернувшись в плащ, стоял высокий молодой мужчина с пышной копной светлых волос, с худым резко очерченным лицом и жестким взглядом. Это был тот самый старик, что пришел в библиотеку посмотреть на скрипку. Только на старика он был совсем не похож.

– Скажите им, что я никакая не ведьма! – кричала со своего возвышения Любка мужчине в плаще.

– Я не могу, – пожал плечами тот. – Им надо выместить на ком-то свою злобу.

– Это издевательство! Детей нельзя жечь! – захлебывалась словами девчонка.

– При чем здесь дети? – лениво протянул мужчина. – Они считают, что несут тебе благо. Очищающий огонь освободит твою душу, и она взлетит на небо.

– Не хочу я на небо! – рыдала Кондрашова, пытаясь освободить руки от веревок. – Мне и здесь хорошо! Забирайте свою скрипку и катитесь ко всем чертям! Что вы ко мне привязались?

– Скрипка? – рассеяно переспросил мужчина. – Ах да! Вообще-то правильнее это назвать неким артефактом… – Мужчина осекся, поняв, что сказал лишнее. Прокашлявшись, он продолжил: – Его предыдущий владелец… скажем так, остался мне должен. Я с превеликим удовольствием поболтал бы с ним о том о сем, задал бы ему пару-тройку вопросов… – Мужчина покосился на человека, сгорбившегося около костра. – Однажды, давно, этот замечательный предмет уже попадал мне в руки, но обстоятельства, имевшие место быть… – Он опять сделал паузу. – Допустим, я его выиграл. Скрипка моя. Но она чертовски привязчива ко всем, кто берет ее в руки. К тому же вы все лишние свидетели. Ты меня понимаешь?

– И не собираюсь понимать!

– Ну ладно, – кивнул мужчина, поворачиваясь к лохматой личности. – Хорошие я в этот раз жертвы привел? – спросил он человека в лохмотьях. В его голосе слышалось удовлетворение потрудившегося на славу человека.

– Но это же еще дети, – слабо качнул головой человек в порванной одежде.

– Значит, их силы хватит надолго. Мы со скрипкой дольше проживем.

– Твоя смерть будет ужасна. – Человек в лохмотьях поднял вверх дрожащий палец. – Как и моя… Умирать каждый раз так мучительно…

– Ничего, потерпи, – «успокоил» его старик, – в следующий раз не будешь делать скрипок.

– Да, – грустно кивнул человек в лохмотьях. – В следующий раз я придумаю что-нибудь другое. Например, бомбу.

– Кто это? – подошел ближе Гошка.

– Это великий магистр Юстин, – торжественно произнес старик. – Его подвела случайность. В его замке жил колдун. Однажды этот колдун творил заклинание, но его перебили. Так Юстин попал в сады Франзеума. Там он взял черный шар желания. И превратил его в скрипку, потому что очень хотел изобрести подобный инструмент. С тех пор из-за этой скрипки все время льется кровь.

– А вы-то чего не померли? – нахмурился Гошка, краем глаза наблюдая, как растет гора хвороста под Любкиными ногами.

– А я на ней не играл, не умею, – усмехнулся старик. – Я ею только владею. И даю ей время от времени прогуляться.

– Значит, вы с ней живете вместе. Сколько она, столько и вы, – догадался Снежкин, с любопытством разглядывая помолодевшее лицо.

– Правильно, – кивнул бывший старик. – Только об этом никто не должен знать. Ведь желающих обрести бессмертие слишком много.

– Не говори с ним, мальчик, – слабо отозвался Юстин. – Его слова яд. Этот яд много лет назад попал мне в уши, и теперь я обречен на тысячелетние мучения. Помнишь, мой бывший друг? – Юстин поднял бледное исцарапанное лицо.

– Хватит разговоров! – отвернулся от него старик. – За дело! Эй, дайте огня!

Гошка оглядел зал. Воинов здесь было немного. Но даже с одним Снежкин не справился бы, с голыми руками против железных мечей не ходят. Если он сейчас кинется освобождать Любку, то его быстренько привяжут к тому же столбу. Юстин сидел безучастный ко всему. Видимо, это не первое в его жизни сожжение.

Что делать? Что делать?!

– Они же призраки, – сам себя уговаривал Гошка. – Их нет. Они пятьсот лет как сгнили в своих могилах…

Слова звучали неубедительно.

Парнишка, что подкладывал под Кондрата дрова, ленивой походкой подошел к стене, вынул из гнезда факел.

– Священника бы им, – произнес один из воинов. – Грехи отпустить.

– На небе им все простится, – отрезал старик. Парень с факелом пошел обратно. Движения его стали заторможенными, словно кадры в замедленном кино. Факел горел так же неспешно.

«Валерка! – мелькнуло в Гошкиной голове. – Если он умрет…»

Этого только не хватало! Видимо, Гребешкову стало совсем плохо, раз «изображение» растягивается.

Издалека раздался длинный протяжный звук скрипки.

«Жив еще!» – обрадовался Гошка, но тут же пожалел о своей радости.

Все вновь задвигались с нормальной скоростью. Пламя в факеле вспыхнуло. Парень бодрой рысцой побежал к костру.

Звук прервался. Реальность снова застопорилась. Парень замер, не добежав до костра двух шагов.

– Я же говорил, – поднял руку Юстин. – Дети – существа непредсказуемые!

Старик недовольно свел брови и быстро пошел из зала.

Гошка бросился к Любке.

– Георгий! – От переживаний этого дня Кондрашова совсем потеряла силы.

– Хватит реветь, – оборвал ее Снежкин, усаживая на пол около стены. – И перестань звать меня Георгием! Гошка я, поняла?

Любка закивала так активно, что казалось, у нее оторвется голова.

– Играй! – послышался раздраженный голос старика.

– Ты не отобрал скрипку? – Руки и ноги у Любки затекли, поэтому Гошке пришлось ее стаскивать на себе.

– Отберешь ее! – Снежкин опустил тяжелую Кондрашову на пол. – Я ему руку вывихнул. Он не должен играть.

Протяжный звук повторился. Парень с факелом добежал до костра и тут остановился, открыв рот.

– Ведьма! – ахнул он, роняя факел в костер. Солома тут же занялась. Веселый огонек пробежал по сухим палочкам, взлетел вверх к поленьям.

Среди воинов раздались одобряющие возгласы.

– Мы сгорим! – От ужаса к Любке вернулись силы. Она вскочила, готовая бежать отсюда подальше.

– Да отстаньте вы от него! Не видите, человеку плохо!

Этот крик перекрыл все другие звуки. В зал вылетел старик и плашмя упал на спину.

– Привязались к человеку! Ему и так плохо!

На пороге зала появилась разгневанная Наташка. Волосы у нее на голове воинственно топорщились во все стороны.

– Кажется, я вас где-то видела, – посмотрела она на старика. – Ну да… – вспомнила девочка свои видения в трамвае. – Так вот откуда все это?

Быстро окинув взглядом помещение, она ушла в коридор, но сразу же вернулась, волоча по полу Валерку. У Гребешкова не было сил идти самому.

– Да отдай ты ее!

Легким движением Наташка отобрала у Гребня скрипку.

– И долго вы тут собираетесь сидеть? – повернулась она к стоящим у костра ребятам.

– Ми, ля, ре, соль, ми, – пробормотала Любка ноты из записки.

– Ты чего? – испугался за нее Гошка. – Совсем с крышей распрощалась?

– Ну? – все еще продолжала бушевать Наташка. – Так и будем на меня смотреть?

– Любка с трудом встала, забрала у Наташки инструмент, подняла с пола смычок.

– Ми, ля, ре, соль, ми, – пробормотала она как заклинание.

– Не надо! – шагнул к ней Снежкин. – Брось ты ее! На фиг тебе сдались эти желания.

– Не слушай его! – перебил Гошку старик. – Только у тебя получится стать великой скрипачкой!

– Ага, – фыркнула Цветочница. – Из нее скрипачка, как из меня балерина.

– А ты бы вообще помолчала, – набросился на нее Гошка. – Посмотрим, кто из тебя выйдет.

– Ой, договоришься ты у меня, Гогочка. Ты хоть знаешь, что эти ноты означают?

Кондрашова посмотрела сначала на Снежкина, потом на разъяренную Наташку и положила скрипку на плечо. Все замерли. Сперва она просто провела смычком по всем струнам. Размяла отбитые пальцы. Когда инструмент стал более послушным, Любка добавила небольшую вариацию.

– Играй, детка, играй, – подполз к ее ногам старик.

Кондрашова повернула к нему голову, музыка прервалась.

– Хочу, чтобы это все закончилось! – громко произнесла Кондрат. – Хочу, чтобы Валерка снова стал нормальным человеком и перестал умирать!

Замок дрогнул. Люди снова замерли. Только костер продолжал гореть.

– Молодец! – вяло зааплодировал Юстин.

– Не-е-еет!

Старик крутанулся на месте. Его тело свело судорогой.

– Проклятые дети! – завопил он. Любка снова провела смычком по струнам.

– Хочу, чтобы эта дурацкая скрипка перестала действовать! Хочу, чтобы все стало, как раньше!

По залу прокатился вздох. Стоящие тесной группой воины исчезли.

Ничего не понимающий Гошка встретился взглядом с Юстином. Тот слабо улыбался.

– Что с ним? – кивнул Снежкин в сторону корчившегося на полу старика.

– Желание… – Юстин отодвинулся подальше от огня. – Скрипка обычно исполняла эгоистичные желания. Ее обладатель хотел чего-то только для себя – славы, богатства, почета. А твоя подруга пожелала для другого человека.

– И что теперь? Эта скрипка обратно превратится в шар?

– Не знаю, – голос Юстина звучал все слабее. – Раньше ее никогда не просили самоуничтожиться.

– Она может обидеться?

Но Юстин уже не ответил. Любка снова заиграла.

Пол под Гошкиными ногами накренился, словно пытался сбросить с себя людей. Гобелены, стены, мебель – все начало тускнеть и терять объем, превращаясь в детали рисунка. Один огонь оставался живым и ярким. Пламя начало стремительно пожирать старую иссушенную бумагу.

– Чего ты стоишь? – прокричали Гошке прямо в ухо.

Снежкин качнулся. Пламя обожгло пальцы. Он выпустил из рук догорающую картинку – темный зал, на окнах тяжелые шторы, каменный пол, одинокий человек, сидящий в кресле с высокой спинкой перед небольшим костром.

Картинка упала в разбросанные по полу ноты. В Гошкиной голове еще шевельнулась мысль, что хорошо бы потушить огонь, но кто-то уже тянул его за собой.

Идем!

Когда с глаз Снежкина спала пелена и он смог оглядеться, то увидел, что за руку его держит Цветочница и вдвоем они бегут по коридору библиотеки.

– Ты чего там замер? – на ходу спрашивала она. – Все уже ушли давно, один ты со своим рисунком остался.

Они выбежали на улицу.

Трамвай!

Было уже совсем темно, и освещенный салон трамвая смотрелся, как спасительный остров среди подступающей темноты.

– Как мы здесь оказались? – Снежкин никак не мог прийти в себя после резкой смены «декораций».

– Где «здесь»? – Наташка выглядела злой и уставшей. – Понятия не имею, откуда ты взялся. Я приехала на трамвае. У меня было дело. А вот какого лешего вас сюда принесло?

– Погоди… – На секунду Гошке показалось, что у него что-то неладное с головой. – А как же замок? А скрипка? Все закончилось?

Цветочница поморщилась.

– Закончилось, не закончилось… Какая разница? Про свои сны кому-нибудь другому рассказывай, – она отвернулась к окну, за которым проплывала темная улица.

– Подожди, – не отставал от нее Гошка. – Ты хочешь сказать, что ничего не помнишь?

– Ой, – скривила свои пухлые губки Наташка. – Хватит! Надоело! Говоришь, непонятно о чем. – Цветочница сделала паузу и выразительно посмотрела на Снежкина. – А ты, Гогочка, ничего, мне нравишься. Только зря ты с Кондратом связался. Потом пожалеешь.

– Чего это я жалеть должен? – насупился Снежкин.

– Нет, вы послушайте, она ему еще будет указывать, с кем общаться!

– Водокачка, – добавил он шепотом. Уж очень это прозвище ей сейчас подходило.

– Не дуйся! – Цветкова решила не обращать внимания на грубость. – Приходи завтра ко мне во двор. Поболтаем. Расскажешь свои сны.

Гошка усмехнулся. Делать ему больше нечего, как бегать за Наташкой.

Решив, что она все сделала правильно и новый кавалер от нее никуда не денется, Цветочница махнула рукой и поднялась с лавки. Она вышла, а Гошка остался сидеть с очень странным чувством в душе. Ему казалось, что все это происходит не с ним. А он, настоящий, остался стоять в зале и все еще слушает, как Любка играет на скрипке.

Снежкин посмотрел на свои руки.

Руки как руки, обыкновенные, в ссадинах и царапинах. Рубашка его, порванная. Джинсы тоже вроде его. И улицы были знакомы. И трамвай как трамвай. Пустой только. Оно и понятно, поздно, нормальные люди по домам сидят, телевизор смотрят. У одного Гошки сногсшибательная способность попадать в разные переделки. Хотя не у одного его. У Любки тоже. Да и Наташка не любит спокойной жизни.