Текст книги "Страсти у вулкана"

Автор книги: Элен Алекс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

К тому времени как я выросла, я открыла в себе огромную вселенную. И в этой вселенной было место и истинам, и знаниям, и человеческим эмоциям, и смене природных явлений, и окружающим людям, и нескончаемой любви.

– Все ищут Бога где-то там, за горизонтом, – сказал как-то Марк Роснан нам всем по телевизору, – а он внутри каждого из нас.

И, к тому времени как мы все выросли, мы пришли к этому сами.

5

Как-то в самый разгар лета, в одно жаркое воскресенье мама сказала:

– У задней ограды на желтые розы напал вьюнок, а я уже пирог затеяла.

Анна сказала:

– Ну и что?

Мина сказала, что у нее с утра живот болел.

Глава семьи накрыл голову свежей газетой и сказал:

– Но ведь вьюнок напал на твои розы задолго до того, как ты пирог затеяла?

Мама сказала:

– На что ты намекаешь?

Глава семьи сказал, что он ни на что не намекает, но мама все равно обиженно ушла на кухню.

Солнце жарило как ненормальное, когда послушная дочь своих родителей объясняла вьюнку у задней ограды, что ему не следовало нападать на розы посреди недели, а сегодняшнее воскресенье вообще не его день. Но ничего, мы пересадим его за ограду, поближе к реке, и там будет только его, вьюнкова, набережная. Желтые розы в знак благодарности искололи мне руки.

Много еще чего интересного хотела бы я рассказать окружающим меня вещам, предметам и явлениям, пока окончательно не поняла, что за мной кто-то внимательно наблюдает.

– Сегодня же воскресенье, – сказал мне кто-то, – все отдыхают.

– Какой отдых, – сказала я кому-то, – когда вся жизнь – борьба.

– И что, много с кем приходится бороться?

– Это с кем дружить порой не хватает, – сказала я, – а уж с кем бороться найдется всегда.

Он улыбнулся. Я наконец-то разогнула спину и подняла глаза.

Он облокотился о нашу ограду и действительно улыбался. Одной рукой он подпер подбородок.

– В мире такая жара, – сказал он мне, – пойдем лучше купаться.

– В этой заводи? – в ужасе сказала я.

Внучатый племянник Гельхиадихи громко рассмеялся.

– Ага, именно вот в этой заколдованной заводи.

Я молчала и не могла произнести ни звука. Ему хорошо, он не жил тут все эти годы под страшным гнетом осознания пребывания самой настоящей колдуньи вот так запросто, по соседству.

– Ты же видишь, – сказал тем временем племянник Гельхиадихи, – я тут каждый день купаюсь и еще ни в кого не превратился.

Я не стала ему объяснять, что племянники колдуний вообще-то застрахованы от всех напастей, он все равно бы этого не понял. Я просто сказала, что сейчас схожу за купальником и приду к заводи чуть позже.

Дома я поостыла и пожалела о своем опрометчивом обещании. Но делать было нечего, я надела купальник, завернулась в полотенце и осторожно вышла к дороге позади нашего дома.

Племянник Гельхиадихи ждал меня у реки. Он растянул на песке полотенце, сидел на нем и напевал какую-то песенку.

Я спиной чувствовала, что у моей сестры Мины уже не болит живот и она радостно наблюдает за нами из окна. Впрочем, сестра Анна тоже от нее не отставала.

Я осторожно прошла по колючей земле и ступила на мягкий песок у самой реки. Странно, но нам с Миной никогда не приходило в голову, что купаться можно здесь, а не ехать на городской пляж. В своем родном районе мы всегда жили как бы в гостях, часть территории была для нас как запретная зона.

Племянника Гельхиадихи наш народ прозвал просто – доктор Олсен. Я осторожно села на песок рядом с ним и стала изучать его вид сбоку.

Он был действительно симпатичным мужчиной «в возрасте». И если бы не печать «племянника Гельхиадихи», я бы не относилась к нему предвзято и могла сказать, что он действительно интересный человек.

Парни с телестудии как-то брали у него интервью, так что, скажу вам, с внутренним миром у доктора Олсена тоже было все в порядке. Он много путешествовал и увлекался самыми разнообразными вещами.

Этот человек любил менять свою жизнь каждую секунду, и лишь профессия врача для него была неприкосновенна. Он открыл в ней то, что было в самой сути этой профессии, и уже не мог отказаться от этого знания.

Когда же мы с ним заговорили, я поразилась, насколько с этим человеком легко разговаривать. А мне всегда было трудно общаться с новыми людьми. Мне всегда надо долго приспосабливаться к богатому внутреннему миру другого человека и при этом не расплескать собственный внутренний мир или, не дай бог, быть кем-то не так понятой. Такие вещи я плохо переносила.

Мои претензии к окружающему миру были очень велики, у меня всегда были большие требования к реальной жизни и к реальным людям. Они были несоизмеримы ни с этой жизнью, ни с этими людьми.

Реальные люди всегда меня мало привлекали, меня больше интересовал вымысел. И мне всегда трудно отрываться от своих фантазий и возвращаться в наш реальный мир, и потому большей частью я с удивлением разговариваю с людьми, что-то толкующими мне о какой-то ерунде.

Но племянник Гельхиадихи заинтересовал меня с самых первых слов.

– Есть люди, которые обожают одиночество и могут годами жить одни, и им никто не нужен, – сказал он мне. – Есть люди, которые жить не могут без общества и просто погибают от одиночества. Ты же из тех людей, которым в этой жизни нужен только один человек, ты растворишься в этом человеке без остатка, но только так ты обретешь саму себя.

Я стала рассматривать племянника Гельхиадихи с неподдельным интересом. И в течение долгих следующих мгновений терпеливо приходила в себя и перестраивалась от ожидаемой общепринятой болтовни о простых материальных ценностях к неожиданно глубокому разговору по душам.

– Но только ты ждешь кого-то нереального и идеального, – сказал мне племянник Гельхиадихи, – человека, который понимал бы тебя с первого слова и с первого взгляда.

– Все реально, – сказала я, – всю жизнь мыть полы во дворце – и однажды войти в него королевой.

И мы с доктором Олсеном внимательно посмотрели друг на друга.

– Надо только уметь ждать, – сказала я.

Доктор Олсен кивнул.

– Может, в чем-то ты и права. Мне тоже иногда кажется, что вот-вот осуществятся абсолютно все мои желания. Но большей частью я исполняю их сам.

– Мужчинам легче. В этой жизни мужчины всегда на первых ролях, и они все решают сами.

– Зато женщины терпеливее, – сказал доктор Олсен. – Они могут ждать столь долго, что однажды все их мечты исполняются.

И мы с ним понимающе улыбнулись друг другу. Вот такой произошел между нами неожиданно занимательный разговор.

А солнце тем временем уже до такой степени прожарило нам спины, что мне стало абсолютно все равно, в Гельхиадихину я сейчас полезу заводь или в какую-нибудь другую, но мне надо было сейчас как-то охладиться. И от наших неожиданных откровенностей, и от этой всепроникающей жары.

Но как только мы с доктором Олсеном ступили в реку, я тут же напоролась на что-то острое и вскрикнула от неожиданности.

– Кажется, я порезалась о речную ракушку.

– Черт возьми, но кто накидал тут речных ракушек?! – вскричал доктор Олсен.

Он помог мне выйти на берег, и мы с ним стали дружно рассматривать мою ногу. Из раны полила кровь.

– Да, действительно, все очень серьезно, – сказал доктор Олсен, – надо обработать рану.

Я прекрасно могла ковылять сама, но он завернул меня в полотенце, подхватил на руки и куда-то понес. Я и слова вымолвить не успела, но, когда увидела, куда именно он меня поволок, громко запротестовала.

– Нет, только не туда, у меня в доме тоже есть бинт и зеленка! – кричала я.

– Я доктор, мне виднее, куда тебя нести.

Я спиной чувствовала, что Мина и Анна у своих наблюдательных пунктов еле живы от ужаса. Но вряд ли они представляли, каково мне, ведь внучатый племянник Гельхиадихи как ни в чем не бывало нес меня в дом к самой Гельхиадихе.

Сопротивляться было бесполезно, мне пришлось смириться с ситуацией. Доктор Олсен открыл ногой дверь и занес меня в дом.

В доме было темно и страшно, я затаила дыхание и прислушалась. Какие-то странные звуки наполняли дом снизу доверху, от страха я даже не сразу смогла определить, что это был всего-навсего включенный на полную громкость телевизор.

После столь яркого солнца глаза мои, тем не менее, быстро привыкли к темноте. Видимо, их подстегивал стресс данной ситуации.

И я увидела перед телевизором Гельхиадиху, которая преспокойно услаждала старческий слух последними мировыми новостями. От такой милой картины мне захотелось так же просто и мило хлопнуться в затяжной обморок, да доктор Олсен крепко держал меня в руках.

И тут Гельхиадиха нас заприметила. Она сделала потише звук телевизора, а я в знак приветствия бессильно кивнула ей головой.

– Мне уже сто лет. И на этот раз я что-то задержалась, – сказала Гельхиадиха.

– Что?! – в ужасе сказала я.

– Бабушка верит в реинкарнацию, – просто объяснил доктор Олсен.

И представьте, в такой весьма неожиданной ситуации я еще успела от души умилиться, что он называл Гельхиадиху просто и со вкусом – бабушкой. Вот уж не думала и не ожидала испытывать в такой момент какие-то положительные и жизнеутверждающие эмоции.

Короче, не успела я ничего толком сообразить и насладиться переживаниями, а он уже понес меня на второй этаж. На втором этаже, то есть в своей комнате доктор Олсен усадил меня на большую кровать, а потом принес из ванной аптечку, обработал и перевязал мою рану.

Но я к тому моменту была уже в таких разнообразных и противоречивых чувствах, что никакой боли давно не чувствовала.

– Что там за истории у вас в городе рассказывают про мою бабушку? – спросил меня доктор Олсен.

– Ну… – Я задумалась. – О том, что каждые сто лет просыпается вулкан. – И я надолго замолчала.

– А дальше? – с интересом спросил он.

– И о том, что выживает только ваша бабушка.

Доктор Олсен от души расхохотался.

– Ну вы же все прекрасно знаете, что это неправда, – сказал он.

– Знаем, – вздохнула я, – и что великаны не ночуют на покрывале наших лесов, и что на вершине вулкана нельзя увидеть их огромные следы.

– Ну а это еще надо проверить, – сказал доктор Олсен.

6

Марк Роснан и Даниэль. Они начинали свою историю с чистого листа и делали новые шаги навстречу друг другу.

Даниэль ожила и похорошела. Она вновь обрела себя и смысл своего существования. Марк Роснан носил Даниэль на руках и готовил ей горячие завтраки.

– Однажды откроется дверь, и войдет в эту дверь принцесса, – сказал Марк Роснан.

– Женишься на принцессе, сделаешь ее домохозяйкой и будешь ругаться с ней как с самой обыкновенной женой, – сказала Даниэль.

– О нет, у нас все будет по-другому! – сказал Марк Роснан.

– Ты знаешь об этом мире гораздо больше меня, – сказала Даниэль, – я мало что нового могу тебе сказать.

– Счастье не в том, получаешь ты от человека какую-то информацию или нет, – сказал Марк Роснан, – любой информацией и так заполнен весь мир. Счастье в том, что ты просто хочешь быть рядом с этим человеком. И все.

Город неадекватно реагировал на отношения Марка Роснана и Даниэль. Женская половина города привыкла считать Марка Роснана своим достоянием и теперь плохо спала по ночам.

Но все равно все прекрасно понимали, что если два человека не могут быть друг без друга, то они, разумеется, должны быть вместе.

А еще город был в шоке от того, что Марк Роснан перестал писать. Всем казалось это шуткой. Все были уверены, что Марк Роснан просто припрятал свои романы, которые он должен был преданно написать за время отсутствия, и вот-вот все вновь смогут насладиться его интересными мыслями.

Но этого не происходило. По городу поползли слухи, что Марк Роснан за время отсутствия действительно не написал ни строчки. Город плохо представлял, как такое может быть.

Мало того что Марк Роснан и сам не мог прожить ни дня без своих рукописей, он еще был в ответе перед своими читателями. Это было выше общественного понимания.

А Марк Роснан действительно не написал за это время ни одного романа. Нет, он так же вставал рано утром, выкуривал сигарету, открывал ноутбук, читал свои записи, но его работа стояла на месте и не продвигалась ни на шаг.

– Почему ты не пишешь? – осторожно спросила его Даниэль.

Марк Роснан задумался.

– Я не знаю. Может, я просто сильно устал. Я устал месяцами обдумывать сюжетные линии и характеры героев. Устал вставать, не помня самого себя, посреди ночи, чтобы записать какую-нибудь приснившуюся идеальную фразу, потому что утром эта фраза растает как сон и туман. Ты знаешь, что самые ценные мысли приходят на ум, когда у тебя нет никакой возможности их записать? Или когда ты куда-то должен срочно ехать, и не можешь остановиться и выпустить руль из рук, и думаешь, что вот-вот минут через пять у тебя будет возможность остановиться и ты все запомнишь. Но по каким-то странным законам ты забываешь все напрочь. И потом это гнетет тебя весь оставшийся день, если не целую неделю. Или ты уже почти заснул и не поймешь, снится тебе все это или не снится, и ты видишь, что ты встал и все записал. Но потом понимаешь, что тебе все это приснилось, и ты ничего не записал, и ты опять забыл все те мысли, от которых тебя бросило в жар. И это чувство нереализованности, оно тяжелее всего. Тяжелее того, что тебе не нужны все мирские радости и заботы, что ты не понимаешь бытовых проблем окружающих людей, не приходишь в восторг от того, что твои соседи поделились с тобой новым рецептом выпекания домашнего пирога. Не идешь вечером в какой-нибудь клуб для поддержания радости существования крепким напитком, потому что твоя радость и смысл твоего существования и так постоянно с тобой, это твое творчество, от которого ты уже так смертельно устал. И когда тебя, как огромные осьминоги, опутывают твои произведения и тебе кажется, что, написав один роман, ты сможешь выпутаться и хоть немного вздохнуть, тебя уже незаметно опутал другой роман или даже несколько. И тебе уже никуда не деться, а придется начинать всю эту историю с постоянным записыванием бесконечных мыслей заново, и этому не будет никакого конца, и ты уже не видишь никакой другой жизни, кроме этой. А ведь это не так. Другая жизнь тоже есть, она давно манит тебя и ждет за окном. Но у тебя даже нет времени подойти к этому окну.

– Но это была твоя жизнь, – сказала Даниэль, – ты не мог без этого жить.

– А я и сейчас не могу без этого жить.

– Это как?

– Я не чувствую, что не пишу. Каждую секунду мне кажется, что в следующую секунду я начну что-то писать.

– Может, встретив меня, ты стал писать историю своей жизни и перестал писать истории на бумаге?

– Когда пишешь прозу, в любом случае пишешь историю своей жизни. Но, наверное, наша история действительно стала значить для меня гораздо больше, чем все эти истории на бумаге.

– Но писать – это твое предназначение.

– Значит, можно прекрасно жить и без предназначения, – сказал Марк Роснан.

– Да, но так можно жить тем людям, которые не нашли своего предназначения. А ты его нашел.

– Я думаю, когда наши отношения обрастут банальностями, я смогу снова писать.

– Но мы же не хотим, чтобы наши отношения обрастали банальностями? – улыбнулась Даниэль.

– О да, я знаю, – сказал Марк Роснан, – в том-то и суть.

7

К середине лета мы с Миной уже частенько посещали пляж у заколдованной заводи Гельхиадихи. И даже, не поверите, совершенно спокойно купались в этой заводи.

Соседи Барлинги наблюдали за нами со второго этажа своего дома. Они терпеливо ждали того светлого часа, когда над нашими с Миной головами разразятся молнии небесные за такое непочтение к городским страхам и реликвиям.

– Мне кажется, что Гельхиадиха и сама все эти годы поддерживала миф о том, что она колдунья, – сказала я Мине.

– Но зачем ей это было нужно? – спросила Мина.

– Видимо, она тоже любит одиночество.

– Гельхиадиха любит одиночество? Не смеши меня. И что она делала с этим своим любимым одиночеством все эти годы?

– Просто наслаждалась жизнью.

– Как можно наслаждаться жизнью, не будучи окруженным близкими людьми?

– Не всех в этом мире окружают близкие люди. А что ты скажешь о душевном одиночестве человека, находящегося в окружении своих многочисленных суетливых родственников?

Мина недоверчиво покосилась на меня.

– Да, конечно, можно быть одиноким и в толпе, – сказала она, – но зачем идти на одиночество сознательно?

Я не стала выкладывать ей все то, что было у меня в голове. Ее не всегда устраивали мои мысли. В отличие от меня она тверже стояла ногами на земле, не творила себе идеалы и не понимала, как все годы жизни можно быть привязанной к одному человеку однажды и навсегда.

Есть люди, внутренняя жизнь которых идет совсем в другом направлении, чем их внешняя жизнь. И никто из окружающих даже и не догадывается о том, как тяжело таким людям жить.

Так и в моей жизни, внутри меня всегда кипел вулкан историй, происшествий и событий, а внешне – была тишь да благодать. Но придумать нечто особенное, что перевернуло бы мою жизнь с ног на голову, я пока не могла.

Итак, время шло, а моя жизнь не обрастала глобальными переменами. Но все равно каждый новый день сокровища вселенной преданно лежали у моих ног, я это ясно чувствовала. И в любой момент я могла протянуть руку и прикоснуться к тайнам тайн и загадкам загадок, и быть на пороге любого ответа и открытия.

Хотеть чего-то иного – удел всех людей на этой земле. Каждый человек мечтает сам написать свою судьбу. Всю жизнь человек старается не сойти с ума, вышивает крестиком, снимает фильмы, строит дома, пишет книги, пытается учить других людей. А по сути – каждый пытается открыть в себе самого себя.

Но это в глобальном смысле. А что делать, если и в мелочах ничего не удается? Вы не замечали, почему обычно все происходит совсем не так, как было задумано с самого начала?

Почему, например, идешь куда-то в гости, надеешься славно провести время, а получается наоборот. Вечер проходит неудачно, а потом еще всю неделю жалеешь, что вообще вышел на улицу.

Или рассказываешь что-то человеку, который тебя якобы понимает. А потом хватаешься за голову: зачем ты ему все это рассказал?

Или вообще, кто-то тебе кажется прямо-таки кладезем благородства… Ну дальше лучше вообще не продолжать.

Флибустьер в душе мечтает стать фермером. А фермер спит и видит себя вольным флибустьером. Всем всегда хочется быть в другом месте, а не там, где они находятся сейчас.

И все люди делают вид, что где-то в других местах их ждут какие-нибудь ужасно умные дела. А там, где люди находятся в настоящий момент, они находятся ненадолго, понарошку и как бы на черновик.

Я много думала о своих писателях и хирургах. Но чем больше я о них думала, тем больше ничего не понимала.

Пока я точно осознавала только одно: все люди в мире живут как живется, не задумываясь о неизбежном.

Об этом думают только писатели. И только хирурги держат это неизбежное в своих руках.

С доктором Олсеном мы иногда встречались у реки возле бывшей заколдованной заводи и вели умные разговоры.

– Не живи мечтами, – сказал мне как-то доктор Олсен, – живи настоящим. Попытайся сама управлять вселенной.

– Но вселенная создана не мною, – сказала я. – Как же я могу ею управлять?

– А ты попробуй, – сказал доктор Олсен. – Если по-другому взглянуть на этот мир, увидишь много того, чего еще не видела. Неинтересных людей нет, каждый человек по-своему своеобразен. И скучных событий тоже нет, в каждом скучном событии нужно увидеть рациональное зерно. И ненужных природных явлений тоже не существует. Разрушение во имя созидания, расставания ради новых встреч, нежелательные перемены в жизни к новым более интересным событиям.

Я с восторгом смотрела на доктора Олсена и трепетно внимала его речам. Я всегда обожала такие речи, когда кажется, что вот только руку протяни, и твоя жизнь изменится в ту сторону, в которую ты желаешь ее переменить.

– Внутри каждого из нас вертится вселенная, – сказал доктор Олсен, – связь времен, смена поколений, загадки всех цивилизаций, все это не просто так существует в абсолютно каждом из нас.

– Ну спасибо, утешили, – сказала я. – А теперь докажите на собственном примере, как ваша жизнь вдруг может перемениться в ту сторону, в которую вы хотите ее переменить.

Доктор Олсен улыбнулся.

– Скоро закончится лето, и я уеду в свой город. И я уеду не один.

– Ну конечно, – сказала я, – вы увезете с собой свою ненаглядную бабушку.

– Э нет, – сказал задумчиво доктор Олсен, – я чувствую, со мной что-то еще произойдет.

Я только искоса оглядела его на предмет, нет ли у него сегодня температуры. Но доктор Олсен выглядел вполне бодрым и жизнерадостным. И я не стала вдаваться в дальнейшие подробности скорого изменения его жизни.

Раз внучатый племянник колдуньи говорит, что с ним что-то непременно должно произойти, значит, так тому и быть.

Часть четвертая

1

К концу лета наша Анна в очередной раз засобиралась замуж.

– Как тяжела свобода, когда ее не с кем разделить, – сказала она нам с Миной.

– Ты бы хоть что-то новенькое сочинила, – сказали ей мы, – а то эти речи мы уже слышали.

– Все истины лежат на поверхности, – сказала Анна, – человеку даже незачем что-то сочинять.

– Да что ты говоришь, – сказали мы с Миной, – какие свежие мысли!

Как-то я встретила Люси Надсен в центре города.

– Ты представляешь, – вскричала на весь центр города Люси Надсен, – Марк Роснан стал обыкновенным человеком!

– Ну и что? – спросила я.

Люси Надсен даже опешила.

– Но это же трагедия! – Она развела руками.

– Трагедия – быть человеком? – уточнила я.

– Быть обыкновенным человеком – трагедия для Марка Роснана, – сказала Люси Надсен.

– Хорошо, уговорила, я обдумаю эти твои мудрые мысли сегодня перед сном, – сказала я и пошла своей дорогой.

Люси Надсен еще долго стояла посреди улицы и задумчиво смотрела мне вслед. Я не поддержала ее мнения о трагедии, для Люси это было неумно и непонятно. И она теперь и сама не знала, как к этому относиться.

Марк Роснан и Даниэль жили в своем собственном замкнутом мире. Но мало кто из окружающих людей подозревал, что проблемы уже начинают потихоньку стучаться в их плотно запертую дверь.

Так получилось, что с некоего неопределенного времени Даниэль была в растерянных чувствах. Она была рядом с богом, спустившимся с небес, но что-то было не так в этой прекрасной картине мира.

Бог кашлял по ночам, пил слишком крепкий кофе, полюбил смотреть по телевизору футбол и новости, готовил божественные обеды, но он совсем не писал свою прозу.

А еще к концу лета на нашей телестудии собрались снимать очередное шоу. В студию были приглашены Марк Роснан и доктор Олсен.

Все понимали, что эти люди, каждый по-своему, интересны. Но не все понимали, как ведущий найдет общие точки в разговоре с этими двумя людьми.

И вот в один прекрасный вечер мы все с подозрением собрались около телевизора.

Ведущий шоу хорошо выглядел и тщательно подготовился к такой ответственной передаче. Ведь он собирался весь вечер блистать остроумием, затмить своих гостей и тактично намекнуть всем и вся, что вообще-то самый интересный человек на этой планете, разумеется, он сам.

Ведущий шоу, сверкая улыбкой, сказал, что представлять гостей не имеет смысла, так как их все и так знают, но он все же их представит. Так вот, это известный на весь мир писатель Марк Роснан и теперь известный у нас в городе доктор Олсен.

Ведущий сказал, что эти двое людей – представители таких очень разных профессий, что он даже не знает, какую бы он мог провести параллель между этими людьми. Потом, немного подумав, ведущий сказал, что вообще-то он подозревает, что между профессиями писателя и хирурга существует какая-то связь, но только он пока не определил, что это за связь.

Марк Роснан и доктор Олсен вышли на сцену и сели по правую и левую руку от ведущего. Зрители в зале приготовились к интересному разговору.

Даниэль сидела в первом ряду на стороне Марка Роснана. Она пристально смотрела на Марка Роснана и подозрительно на доктора Олсена.

Самым интересным человеком на земле для нее был Марк Роснан, даже несмотря на затянувшийся творческий перерыв. И вряд ли его мог затмить какой-то приезжий хирург.

Ведущим подобных шоу обычно несвойственны вежливость и чувство такта, а потому ведущий с ходу набросился на Марка Роснана.

– Почему вы больше ничего не пишете? Почему вы не написали ничего за последние два года? Вы думаете, что это все? Крах? Поражение? Вы больше никогда и ничего не напишете?

Зрительный зал трагически ахнул.

Марк Роснан привык быть честным с людьми. А потому он вздохнул и сказал:

– Не знаю.

– Как это – «не знаю», как это – «не знаю»?! – воскликнул ведущий. – А ответственность перед читателями?

– Пока ничего не могу поделать, – сказал Марк Роснан.

Даниэль возмущенно показала Марку Роснану глазами, что не надо было сюда сегодня приходить. Марк Роснан показал Даниэль глазами, что все в полном порядке.

– Но это же безответственно, – вдохновенно продолжал ведущий.

Кажется, ему удастся сегодня устроить большой скандал.

Как ни странно, выручил Марка Роснана доктор Олсен.

– Может, у человека – отпуск, – сказал доктор Олсен.

Вся студия удивленно посмотрела на него.

– Может же быть у человека, в конце концов, отпуск, – сказал доктор Олсен, – если он писал столько лет без перерыва? В жизни все сбалансировано, вы представьте, что вы годами живете только работой и никогда не меняете свой образ жизни.

– Но писать прозу, это не работа, – возразил ему ведущий.

– А что это? – спросил доктор Олсен.

– Писать прозу – это страсть! – с энтузиазмом пояснил ведущий.

– А-а, ну тогда тем более, – спокойно сказал доктор Олсен.

– Что – тем более? – не понял ведущий, но чутко уловил подвох.

– Любая страсть может погаснуть. Или временно, или навсегда.

– Да, но только не писательская страсть!

– А что вы знаете о писательской страсти? – спросил доктор Олсен.

– Я знаю, что обычно все писатели не могут прожить без своего творчества ни дня, – сказал ведущий.

– В этой жизни ни за что нельзя ручаться, – сказал доктор Олсен.

Ведущий шоу подумал, что зря он сегодня пригласил сюда этого хирурга. Студия посмотрела на доктора Олсена более заинтересованно.

– И он что, больше никогда ничего не напишет? – с ужасом спросил ведущий у доктора Олсена.

– Ну почему же, – спокойно сказал доктор Олсен, – конечно, напишет, и даже еще больше и лучше того, что он написал до этого.

Ведущий шоу и гости в студии облегченно вздохнули. Ну раз доктор сказал, что Марк Роснан еще напишет, и даже больше и лучше, то можно больше не волноваться.

Марк Роснан с интересом наблюдал за происходящим.

– Да, но я хотел бы, как обычно, задать ему любимые всеми нами вопросы о творчестве, о писательстве, – сказал ведущий.

– Так задавайте, – спокойно сказал ведущему доктор Олсен, – если у него сейчас творческий перерыв, то это совсем не значит, что он ни черта не помнит, как пишется проза.

– Да, действительно, – сказал ведущий.

В зале заколыхался смех. Ведущий посмотрел на Марка Роснана.

Марк Роснан откинулся на спинку кресла и слегка прищурился. Да, этот мужчина все так же таил в себе некую тайну, и никто не мог у него этого отнять.

Ведущий шоу вплотную занялся Марком Роснаном.

– Как вы думаете, вы еще когда-нибудь будете писать?

– Непременно, – сказал Марк Роснан.

– Когда?

– Совсем скоро.

– Совсем скоро! – повторил, повернувшись к зрительному залу, ведущий.

Зрительный зал горячо зааплодировал.

– И о чем будет ваш новый роман? – спросил ведущий Марка Роснана.

Марка Роснана разобрал смех, но он сдержался.

– Этого не знает даже Господь Бог.

Гостей студии тоже потихоньку разобрал смех. Действительно, откуда писатель, переставший писать, мог об этом знать.

Ведущий почесал в затылке. Да, действительно, о каких любимых всеми зрителями вопросах о творчестве и писательстве могла идти речь, если писатель неожиданно для всех перестал писать, и теперь никому не известно, когда он вновь соберется это делать.

И ведущий попытался перестроиться.

– Чем же все-таки ваши профессии отличаются друг от друга? – дружески спросил он Марка Роснана и доктора Олсена.

Марк Роснан и доктор Олсен вежливо предоставили друг другу первенство ответа. То есть они дружно промолчали.

– Вы когда-то говорили, что есть профессии, которым посвящаешь только свой рабочий день, а есть профессии, которым посвящаешь жизнь, – напомнил Марку Роснану ведущий.

– Теперь я вижу, что хирурги тоже посвящают своей профессии всю свою жизнь, – сказал Марк Роснан.

Ведущий кивнул.

– А вы что скажете? – спросил он у доктора Олсена.

– Даже не знаю. Думаю, профессия врача ничем не отличается от любой другой профессии. Артист выходит на сцену и играет придуманные чувства, оставляя истинные эмоции и проблемы за кулисами. Люди пришли на шоу. Они заплатили за зрелище, и они хотят увидеть профессионализм.

– Но дело ведь не только в профессионализме, – сказал ведущий.

– Нет, конечно, – сказал доктор Олсен, – в любую профессию непременно приходится вкладывать всю свою душу.

– Может, вы устали вкладывать в свою профессию душу? – сочувствующе обернулся ведущий к Марку Роснану.

Марк Роснан улыбнулся.

– Может быть.

– Нет-нет, – запротестовал доктор Олсен, – мы же договорились, что человек просто взял небольшой отпуск.

В студии засмеялись.

– Ничего себе – небольшой отпуск, – возмутился ведущий, – мы уже год сидим без его романов!

– Ну почитайте пока какие-нибудь другие романы, – предложил доктор Олсен.

Ведущий едва ли не оскорбился. Еще никто не мог заменить городу Марка Роснана.

– Так чем же еще отличаются ваши профессии? – спросил ведущий у Марка Роснана.

– Я могу сказать только, что писатель может сидеть дома и сам сочинять свой мир, в котором он живет, – сказал Марк Роснан, – и ему даже необязательно выходить на улицу.

Ведущему пришлось повернуться к доктору Олсену для продолжения захватывающей темы беседы, хотя он и был еще немного обижен.

– А хирург? – спросил ведущий.

– А хирург должен постоянно быть в эпицентре всех событий, на дне океана, в кратере вулкана, – сказал доктор Олсен. – Хирург должен весь этот мир потрогать своими собственными руками.

В студии раздались аплодисменты. Публика с умилением взирала то на одного, то на другого гостя студии и была рада любым их ответам.

Ведущий шоу восторженно сказал, что все это очень интересно, славно и замечательно. И что он тоже рад, что у него такая нужная людям профессия – ведущий телевизионных шоу.

Марк Роснан посмотрел в ряды публики и нашел глазами Даниэль. И он увидел, что Даниэль внимательно смотрит на доктора Олсена. И что доктор Олсен тоже остановил свой взгляд на Даниэль.

Как сказала после шоу моя сестра Мина:

– На примере доктора Олсена все в городе увидели, что Марк Роснан – не единственный интересный человек в нашей галактике.

2

К своей любви и к своему счастью надо идти осторожно. Шаг за шагом. Год за годом. Только так познается вся сладость, вся горечь и вся суть любви.