Текст книги "Замок для двоих"

Автор книги: Элеанор Фарнс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Это, должно быть, и есть Фернанда де Трастамара, о которой Венеция так много слышала и которая теперь поразила ее своей красотой.

Она была выше дочерей сеньоры, с прекрасно сформированной стройной фигурой. Черные, густые, блестящие волосы были уложены в великолепную прическу, темные глаза, окаймленные длинными, густыми ресницами, сияли и светились внутренним светом. Ее макияж был безукоризненным, но Венеция подумала, что при таких ярких природных красках она не нуждалась в нем. Красавица выглядела необыкновенно ухоженной даже для страны, где так много женщин казались самим совершенством. Хоакина была права: Фернанда необыкновенно красива и обаятельна. Она обладала той красотой, при взгляде на которую любая женщина впадает в уныние, чувствуя себя серой мышкой.

Когда Венеция вошла в sala, все повернулись в ее сторону, и она невольно оказалась в центре внимания. Дон Андре подошел к девушке, чтобы подвести к гостям и представить тем, кого она не знала. Так Венеция оказалась лицом к лицу с сеньоритой Фернандой де Трастамара.

Девушки улыбнулись друг другу. В выражении глаз обеих светилось искреннее любопытство. Фернанда – настоящая красавица, подумала Венеция. Они сразу разговорились с искренностью и живостью, отсутствующей у других девушек, на смеси английского и испанского, которая их очень забавляла и заставляла смеяться. Они не замечали дона Андре, внимательно наблюдающего за ними с другого конца комнаты, и не сознавали, какой контраст представляют собой: одна – жгучая брюнетка, другая – блондинка с золотистыми волосами, и обе излучают сияние юности.

По испанской традиции разговор продолжался долго, Венеции показалось, много часов, прежде чем подали ужин. Слуги зорко следили за порядком, наполняли стаканы, подавали закуски. Гости говорили быстро и не всегда разборчиво. Но Венеция рада была слушать и старалась понять. И вообще, наблюдала за происходящим с искренним интересом.

Больше всего ее поразило очевидное высокомерие и самодовольство мужчин и безусловное соблюдение этикета женщинами. В их манерах присутствовали сдержанность, обходительность и желание казаться обворожительными. Венеция попыталась припомнить, где она читала о том, что каждый испанец думает о себе как о доне или о гранде. Безусловно, здесь она наблюдала все это в полной мере. Самым привлекательным из мужчин был дон Андре, непринужденно и превосходно исполняющий роль хозяина. А самой очаровательной из женщин, несомненно, была Фернанда. Венеция отметила, что Фернанда в совершенстве владела всеми женскими уловками, описанными в книгах, – ее улыбка, то, как загорались ее глаза, когда она разговаривала с мужчиной, то, как она пользовалась веером, неотъемлемой частью туалета испанок…

Увидев, что Венеция на минуту осталась одна, Фернанда пересекла комнату и села возле нее.

– Аннина сказала, что вы учите ее говорить по-английски.

– Я учу всех сестер, – улыбнулась Венеция.

– Думаю, они злоупотребляют добротой своей гостьи.

– Нисколько. Я с удовольствием делаю это.

– Они говорят по-английски лучше меня! Мне кажется, если мне позволят, нужно приходить к вам почаще и совершенствовать язык.

– Ваш английский не нуждается в совершенствовании, сеньорита. Он очень хороший и очаровательный.

– Но мое произношение не совсем правильное. Как долго вы пробудете в castillo, сеньорита?

– До тех пор, пока Хоакина не уедет в Англию.

– А…

«Может, она хотела выяснить именно это», – вдруг подумала Венеция.

– Надеюсь, вы навестите нас до отъезда, сеньорита, – широко улыбнулась Фернанда.

– С удовольствием.

– Как хорошо опять вернуться в Испанию! Нам с мамой очень нравилось жить в Южной Америке, но не терпелось вернуться. Нет ничего лучше Испании.

– Это естественно, я полагаю. Для меня нет ничего лучше Англии.

Болтая, они не заметили, как дон Андре пересек комнату и, улыбаясь, подошел к ним.

– Так много красоты на таком маленьком пространстве, – шутливо возмутился он, поклонившись.

– Я говорила сеньорите, Андре, как рада возвратиться в Испанию, а она сказала, что не может жить без Англии.

– В самом деле? – Он бросил на Венецию изучающий взгляд из-под темных бровей.

– Не совсем. – Она не желала позволить Фернанде выиграть состязание. – На самом деле я сказала, что для меня нет ничего лучше Англии.

– Разве это не одно и то же? – усмехнулся он.

– Не совсем, сеньор. – Их взгляды встретились, и Венеция отвела глаза, только заметив, что Фернанда наблюдает за ними, слегка озадаченная.

Они втроем направились к столу. Традиционное испанское застолье продолжалось долго. Только за полночь перешли к кофе. К тому времени Венеция поняла, что между этими семействами существовали определенные матримониальные планы. Хоакина правильно предположила, что между Рамоном и Эмилией возможен брак. Венеция решила, что эти двое вполне подходят друг другу – Рамон показался ей таким же скучным, как Эмилия, и столь же верным заведенным порядкам. Но больше всего ее заинтересовало открытие, что очарование Фернанды определенно было направлено на дона Андре и что снисходительные улыбки, коими обменивались обе сеньоры, казались благословением возможной помолвки Фернанды и дона Андре. Венеция не думала, что кто-то может сосватать его. Он наверняка поступит так, как захочет или как спланировал сам. Но все, что смогут сделать для сближения Фернанды и дона Андре члены их семей, без сомнения, будет сделано.

По его поведению невозможно было определить серьезность намерений, хотя он не остался равнодушным к красоте и живости Фернанды. Хоакина сравнила ее с цветком, и Венеция понимала, что девушка имела в виду: Фернанда потрясающая, думала Венеция, и, конечно, от добра добра не ищут.

Казалось нелогичным, чтобы мысль об этом расстроила девушку, но, призналась в душе Венеция, она омрачила ее. Очевидно, что дон Андре и Фернанда так же подходили друг другу, как Рамон и Эмилия. Они были одной национальности и религии, одинакового социального происхождения. Фернанда в точности знала свое место в жизни вообще и в супружестве в частности. Да, конечно, их брак был бы идеальным. Тогда почему, признав это, Венеция почувствовала себя опустошенной, даже отверженной? Чисто женская глупость, решила она.

После кофе девушка извинилась и пожелала собравшимся спокойной ночи, подумав, что гостям, возможно, будет спокойнее без иностранки. Дон Андре проводил ее до дверей и, к удивлению Венеции, провел по коридору и по мраморной лестнице до верхнего этажа.

– Извините, сеньорита. Разговор сегодня шел по-испански… Надеюсь, вы не посчитали себя забытой?

– Конечно нет, сеньор. Было бы странно ожидать, что такое большое количество людей станет говорить по-английски ради меня. А для меня это была очень хорошая практика.

– Я провожу вас до вашей комнаты, – сказал он, продолжая идти рядом.

Ощутил ли он, что Венеция действительно почувствовала себя лишней и теперь старается утешить ее?

– Я должен сделать вам комплимент. Вы сегодня замечательно выглядите. – В его голосе не слышалось обычной официальности, и Венеция поняла, что сеньор и в самом деле утешает ее. – Золотоволосая девушка среди такого количества темноволосых испанцев… Я уверен, что вы имели большой успех у моих друзей, сеньорита.

У мужчин, наверное, имела, подумала Венеция, но только не у Фернанды, ее матери и сеньоры де лос Реес. Они наверняка ждут не дождутся, когда она вернется в Англию.

У двери в ее комнату они остановились.

– Buenas noches, дон Андре. – Венеция протянула ему руку.

Вместо того чтобы небрежно поклониться, он задержал ее в своих руках. Венеция в удивлении подняла на него глаза. Они долго смотрели друг другу в глаза, словно говорили на языке, которого совсем не понимали. Воздух казался наэлектризованным бурей чувств, сдерживаемых здравым смыслом. Но тонкая ниточка, связавшая их на мгновение, оборвалась.

Поцеловав ее руку, дон Андре тихо произнес:

– Buenas noches, Венеция, приятных снов.

Сеньор подождал, пока она войдет в комнату. Девушка услышала, как он закрыл дверь, и, вздохнув, подошла к зеркалу. Она долго смотрела на свое отражение, на «золотоволосую девушку». Да, горько усмехнулась Венеция, даже он признал, что она была на званом ужине чужой.

Возвращение Трастамаров внесло большое оживление в жизнь двух семейств. Теперь они часто ездили друг к другу в гости. Обе семьи жили на расстоянии двадцати миль, что было сущей ерундой при их быстроходных машинах, и они часто встречались для совместных купаний, обедов, которые затягивались на большую часть дня, и ужинов, продолжавшихся за полночь, или ездили на корриду. Венецию всегда приглашали, но она частенько отказывалась, не желая мешать им. Аннина также не всегда участвовала в общих поездках, поскольку дон Андре считал ее слишком юной для некоторых мероприятий или некоторых людей.

Когда Венеция не составляла компанию остальным, она отправлялась в деревню с альбомом для эскизов. Она уже зарисовала интересные архитектурные детали замка и теперь хотела сделать наброски деревенских строений.

В этот день девушка оставила машину возле гостиницы, поскольку большинство улиц были слишком узкими для проезда, расположилась в одном из тихих уголков улочки и начала рисовать. Она пробыла минут двадцать, когда услышала знакомый голос. Оторвавшись от своего занятия, Венеция увидела парочку, бредущую по улице взявшись за руки. Она узнала Аннину и того юношу с кудрявыми черными волосами и ослепительной белозубой улыбкой. Молодые люди тоже заметили ее и, поколебавшись, подошли, не зная, что делать дальше.

Венеция думала, что Аннина приехала с матерью и сестрами. Она приветливо улыбнулась им, а Аннина взглянула на рисунок и похвалила. Ее голос и умоляющий взгляд выдавали смятение девушки.

– Я как раз собиралась сделать перерыв и выпить кофе, – соврала Венеция. – Не хотите присоединиться ко мне?

– Боюсь, у Феликса нет времени, – ответила Аннина по-английски.

– У меня есть время, – возразил он по-испански, обворожительно улыбаясь. Она поняла, почему парень вскружил головку юной Аннины.

Они пошли в гостиницу и вместе выпили по чашечке кофе. Венеция отметила про себя, что Феликс и в самом деле очарователен и умен. Аннина могла стать легкой добычей. Но она ничем не выдала своей тревоги. Только спросила:

– Ты как приехала сюда, Аннина? Хочешь вернуться со мной?

Оказывается, Аннина приехала верхом. Конечно, подумала Венеция, только так она могла сделать это втайне. Интересно, как далеко зашли их отношения? Наверняка пока они невинны, но что дальше?

Она решила, что не покинет деревню до тех пор, пока не уедет Аннина.

– У нас будет время перед ленчем, чтобы позаниматься английским, – сказала она ей. – Встретимся возле бассейна.

Девушка действительно пришла к бассейну, и Венеция продолжала расспрашивать ее о Феликсе и о том, как часто они встречаются.

– Ты ведь знаешь, что дон Андре не одобрил бы ваши свидания, Аннина. Так почему ты это делаешь?

– Потому что Феликс мой друг. Он мне очень нравится, и я ему нравлюсь. Я не понимаю, почему не должна с ним встречаться.

– В таком случае почему бы тебе не попросить разрешения у дона Андре привезти его сюда и позволить твоим близким познакомиться с ним?

– Я не могу этого сделать, – печально призналась Аннина.

– Почему?

– Потому что он деревенский житель. Он не нашего круга. Дон Андре не даст своего разрешения. – Внезапно девушка топнула ногой, и ее глаза сверкнули гневом. – Но он не хуже нас!

– Аннина, моя дорогая, ты еще слишком молода, чтобы встречаться с людьми, которых не одобряет твоя семья.

– На следующей неделе мне будет пятнадцать лет. В наше время в пятнадцать лет девушки уже взрослые.

– Еще не взрослые, – возразила Венеция твердо, – хотя они и могут так думать. А Феликс намного старше тебя.

– Ему девятнадцать. Он очень разумный и ведет себя со мной корректно. И я буду встречаться с ним.

– А что, если я расскажу дону Андре?

– Но ведь вы этого не сделаете, Венеция.

– Боюсь, мне придется, Аннина. С моей стороны будет неправильно, если я не поставлю его в известность. Если с тобой что-нибудь случится…

– Что может со мной случиться? Все, что мы делаем, это встречаемся и разговариваем или гуляем по деревне и иногда в лесу.

«Иногда в лесу», – повторила про себя Венеция. Это сразу восстановит дона Андре против юноши.

– А ты не думаешь, Аннина, что жители деревни видят, как вы гуляете взявшись за руки? Разве ты не знаешь, как быстро распространяются сплетни?

Аннина немного смутилась, но не собиралась сдаваться.

– Если ты пообещаешь больше не встречаться с этим молодым человеком, я не скажу дону Андре.

– Я должна возвращаться в школу, – уклонилась от прямого ответа Аннина, – так что у меня не будет возможности с ним встречаться.

Слава богу, подумала Венеция, разрываясь между тем, что она считала своим долгом, и симпатией к Аннине.

Вечером в распоряжении Венеции оказался весь замок. Хозяева уехали в гости к Трастамара, слугам разрешили навестить своих родственников в деревне. Кухарка, дворецкий и младшая горничная остались в доме, но их не было заметно. Из окон дома Квеведо, прилегающего к castillo, лился свет, но супругов тоже не было видно.

«Странно и довольно жутко», – поежилась Венеция. Перед обедом, проходя через величественный сводчатый зал, девушка словно ощущала над собой тяжесть столетий. Из окна своей комнаты она видела эти древние стены такими, какими мавританцы оставили их в давние времена. Она будто чувствовала присутствие многих поколений предков дона Андре – высоких, темноволосых мужчин, испанцев Эль Греко или Веласкеса со всей их надменностью и склонностью к размышлениям.

Ей не хотелось садиться за стол одной в огромном пустом зале, и Венеция пообедала в своей комнате. Но потом какая-то смутная тревога погнала ее в сад. Сильный аромат ударил в нос – возможно, это лилии… Девушка побродила среди деревьев и кустарников, немного посидела у пруда, прислушиваясь к стрекоту цикад. Она думала о двух испанских семействах, с которыми ей довелось познакомиться, о Рамоне и Эмилии, но главным образом о доне Андре и Фернанде. Ах, прекрасная Фернанда с ее уверенностью в своей неотразимости! По сравнению с ней Венеция чувствовала себя гадким утенком и остро ощутила неуместность своего присутствия здесь, в этом темном, тихом саду и в древнем испанском замке.

Возвращаясь к дому, девушка услышала за собой чьи-то шаги. Возможно, слуга спешил запереть павильон. Ей стало не по себе одной в кромешной тьме… Она не успела отойти в сторону, в тень дерева, и столкнулась с каким-то мужчиной. Венеция вскрикнула от неожиданности. Она почувствовала, как мужчина крепко схватил ее за руку, и уже собиралась закричать, но услышала голос дона Андре:

– Кто здесь? Это вы, Венеция?

Девушка думала, что он уехал с остальными. Почувствовав огромное облегчение, она тихонько рассмеялась.

– Я вас напугал? Венеция?

Он произнес ее имя с нежностью и вдруг притянул к себе. Они стояли, прижавшись друг к другу в темноте ночи, напоенной ароматами цветов, забыв обо всем на свете от переполнявшей их радости быть вдвоем.

Венеция не знала, сколько времени они так стояли. Она уловила вздох, вырвавшийся словно из глубины его сердца. И затрепетала от произнесенных еле слышно слов:

– У меня не будет покоя, пока вы с нами.

Ей не хотелось нарушать тишину, и она ответила не сразу:

– Тогда мне лучше уехать.

Он крепче прижал ее к себе и коснулся щекой ее волос.

– Боюсь, и тогда мне не будет покоя.

Он немного отстранил девушку, но не отпускал ее рук. В смятении от этой новой близости, рождающейся в эти мгновения, от его объятий и летней дурманящей ночи Венеция нашла в себе силы проговорить:

– Бедный дон Андре. Вы уже сказали однажды, что я нарушительница покоя.

По ее голосу мужчина понял, что она улыбается.

– Так и есть, Венеция. – Девушка отметила, что он называл ее по имени, только когда они были наедине. – Так и есть.

Они пошли вместе к главной двери sala.

– Я думала, что вы уехали со всеми.

– Мне нужно было раньше вернуться.

Венеция вопросительно взглянула на него, но дон Андре не сказал почему.

– Вы здесь не скучали одна? – ласково поинтересовался он.

– Немного, – призналась девушка. – У меня было странное ощущение. Я думала о поколениях ваших предков…

– Да. Возможно, эти поколения налагают на меня ответственность, устанавливают нормы поведения. Традиция, которая у нас в крови… – Он остановился и быстро обернулся к ней. – О, Венеция! – Дон Андре вновь прижал девушку к себе с неожиданностью и страстностью, поразившими ее. Чудесные мгновения обратились в вечность… но внезапно, словно вспомнив о благоразумии, сеньор ослабил объятия, нежно поцеловал ее в щеку, а потом медленно отпустил.

Они стояли молча, но вдруг его лицо исказилось как от боли. Дон Андре сжал кулаки, словно гневаясь на себя.

– Господи, что со мной! Неужели я все время буду извиняться перед вами? Неужели завтра опять оставлю для вас письмо с извинениями?

– Дон Андре, вам не нужно извиняться. – Голос Венеции был тих и нежен. – Я не обижаюсь на вас за то, что иногда вас тянет ко мне. Я не пойму вас неправильно.

– Вы слишком добры, – выдавил он через силу, – но я не имею права обращаться с вами таким образом. Да, конечно, меня тянет к вам. Вы привлекательны, вы красивы, но я не должен забывать, что вы скоро уедете. И должен помнить, что из этого не может ничего получиться.

Он пошел впереди, и Венеция едва поспевала за ним. Они вошли в зал. Дон Андре первым нарушил неловкое молчание.

– Вы, наверное, устали, – сказал он официальным тоном – видимо, злился на себя за грехопадение. – Я иду в свой кабинет. Ложитесь спать, Венеция. И пожалуйста, постарайтесь забыть о том, что произошло.

– Нет. Я не забуду, – твердо возразила Венеция. – Я не сделала ничего, о чем бы хотела забыть. Мне не мешают поколения строгих предков. Спокойной ночи, сеньор Аревало.

Она и не пыталась забыть. Лежала в постели и вспоминала, наслаждаясь каждой пережитой недавно минутой близости с ним. Она знала – в нем есть нечто очень привлекательное, магнетическая аура, создаваемая его высокомерной замкнутостью и духом аристократа средневекового феодального мира. Венеция понимала, что были минуты, когда он находил ее неотразимой. Но физическое влечение – одно из опаснейших заблуждений в мире, бросающее людей в объятия друг друга в порыве гнева или во вспышке желания. Этим моментам нельзя придавать значения больше, чем они того заслуживают. Как он сам сказал, «из этого не может ничего получиться». Сеньор имел в виду, что отношения между ними ни к чему не приведут, какими бы приятными ни были мгновения в объятиях друг друга.

Девушка опять отдалась воспоминаниям о сладостных минутах, прежде чем попыталась понять, почему их отношения обречены. Но сон сковал веки, прежде чем она успела разобраться в этих причинах, и Венеция погрузилась в легкий мир сновидений, где пребывала до тех пор, пока Паскуала не появилась утром с подносом в руках.

На нем таки лежал твердый белый конверт с красной монограммой в углу. Заинтригованная, Венеция вскрыла его. На этот раз там было не извинение, а официальное приглашение выпить с ним кофе в его кабинете в одиннадцать тридцать.

Она вошла в кабинет спокойная, элегантная, в платье из джерси лимонного цвета, с высоко зачесанными волосами, подчеркивающими нежный изгиб длинной шеи. Дон Андре немедленно поднялся из-за письменного стола ей навстречу, усадил Венецию на кожаный диван и пододвинул к ней поднос.

– Будьте добры, разлейте кофе, сеньорита. – Он сел напротив нее и смотрел, как девушка наливает кофе – сначала ему, потом себе… – Я попросил вас прийти сюда сегодня утром, сеньорита, поскольку считаю своим долгом объясниться.

– Вы мне ничего не должны, сеньор. – Венеция протянула ему чашку и присела на диван.

– Я не хочу, чтобы вы думали, будто я оказываю такие знаки внимания всем моим гостьям.

– Надеюсь. Пусть эти знаки внимания останутся в прошлом. Но я уверена, что испанские дамы могут увидеть в них намного больше, чем я.

– Потому что в Англии это считается нормальными отношениями между мужчиной и женщиной?

– Скажем, не необычными. И только дурочка начнет думать о свадьбе из-за них.

– В этом-то и кроется различие между нами.

– Если вас беспокоит то, что я вижу слишком много в ваших действиях, о которых вы так сожалеете, дон Андре, – он быстро взглянул на нее, подозревая, что она поддразнивает его, и нашел подтверждение своему предположению в блеске ее глаз, – то должна заверить вас – это не так. Как вы сами сказали вчера вечером, из этого не может ничего получиться.

– Но это, Венеция, никак не связано с вами. Вы очаровательны. А как вы сами думаете, почему у нас не может ничего получиться?

– Мы принадлежим к разным национальностям. Но, по-моему, это не является непреодолимым препятствием. У нас разные религии, – что важнее. Мы по-разному судим о тысяче вещей, это важно. Я целиком за свободу мыслей и действий, а вы, сеньор, хотите, чтобы люди ходили по рельсам. – Венеция увидела, как он нахмурился. – Простите меня, но это правда, а я страстно привержена правде…

– А я нет? – В его голосе звучала обида.

– Я этого не сказала, дон Андре. Я могла бы продолжать, сеньор, но думаю, что сказала достаточно. Может быть, теперь вы объясните свои слова.

– Вы все сказали за меня, Венеция. У меня есть определенные обязательства и убеждения, и я чувствую, что англичанка, особенно вашего темперамента, не будет им соответствовать.

На мгновение Венеция испугалась, что их разговор зашел дальше, чем она хотела.

– Чем вас не устраивает мой темперамент, дон Андре?

– Мне кажется, вы бы ставили под сомнение все, что делает мужчина.

– Только из любопытства, не ради критики.

– И вы бы навязывали свою волю – то, чего не делают испанские женщины.

– Я могла бы высказывать свое мнение. Это не значит навязывать свою волю. А вы действительно думаете, что испанки этого не делают?

– Они знают, где остановиться, где начертить границу, как вы бы сказали.

– Иными словами, где изящно сдаться, – усмехнулась Венеция, и в ее голосе прозвучал сарказм. – Где склониться перед властью мужчины.

– Да. – Он посмотрел на нее исподлобья. – А вы, сеньорита, не признаете власти мужчины?

– Не признаю. Власть. Я не люблю этого слова. Это создает в браке диктатуру.

– В следующий раз вы скажете, – продолжал сеньор, – что это делает женщин гражданами второго сорта. Разве не об этом сегодня кричат женщины в вашей стране и в Соединенных Штатах? Вы считаете, что здесь женщины – граждане второго сорта?

– Вы хотите, чтобы я была откровенной? Или тактичной?

– Давайте говорить правду, которой вы так страстно привержены.

Венеция решила проигнорировать насмешку, прозвучавшую в его словах.

– В таком случае – да, до некоторой степени. Я так считаю. Их жизнь ограничена детьми, домом и кухней. И небольшими светскими развлечениями, когда они собираются вместе, чтобы посплетничать друг с другом. Они наряжаются и холят себя ради своих мужчин, чтобы дождаться их одобрительного похлопывания, если те их вообще заметят.

– Вы просто дурочка, – снисходительно перебил он. – Я считал, что у вас больше ума и наблюдательности. Вы смотрите на вещи поверхностно и не даете себе труда заглянуть глубже. Вы не поняли, что наши женщины счастливы. Да, счастливы! Они имеют то, за что ваши женщины борются. Они довольны и счастливы, потому что делают то, что для них естественно. В Испании говорят, что женщина смотрит на мужчину, видя в нем мужа и восьмерых детей. И мужья обожают их.

– И пренебрегают ими, – добавила Венеция.

Он покачал головой, глядя на нее со снисходительной улыбкой.

– И если я дурочка, – вспыхнула девушка, – то вы – надменный феодал!

Она вскочила и прошлась по комнате, не в силах больше усидеть на месте, негодуя на его способность разозлить. Дон Андре наблюдал за ней с отстраненным интересом исследователя.

– То, чего я хочу, – она наконец остановилась, – партнерства, когда между мужчиной и женщиной отношения свободны и открыты. Я хочу быть частью того, что он делает, и чтобы он был частью меня. Хочу быть уверенной, что, когда ему надо обсудить проблему, он прежде всего думает обо мне. Хочу со временем становиться ближе к нему, не только в физическом смысле, но и во всем, что касается общих занятий и интересов. Хочу, чтобы мы вместе растили детей, а не я одна.

– Вы говорите как в скучной газетной статье.

– Видите, вы находите убежище в презрении, сеньор, – сердито бросила девушка, подойдя к его столу. – Вы видите невозможность примирения наших взглядов. Я бы не хотела сделаться балованной игрушкой для мужчины, которую он наряжает и увешивает драгоценностями, чтобы взять или бросить, когда ему вздумается.

Сеньор поднялся и встал возле нее. Венецию всегда немного раздражал его высокий рост, потому что приходилось смотреть на него снизу вверх.

– Балованная игрушка! Какие глупые слова вы употребляете, Венеция. Вас когда-нибудь кто-нибудь по-настоящему баловал? Имеете ли вы представление о том, что значит баловать? – Он нежно дотронулся до ее плеча. – Знаете ли вы, что такое отдавать любимому человеку всего себя безраздельно, не заботясь о том, кто над кем доминирует?

Он был совсем близко, и его темные глаза завораживали, манили… Его руки нежно-нежно обняли ее. Дон Андре притянул к себе девушку и не отпускал, пока она не успокоилась. Строптивый испанец поглаживал ее плечи, шею. Когда Венеция замерла, умиротворенная, он ласково приподнял ей подбородок. Чуть дотронулся губами до лба, затем покрыл поцелуями глаза и медленно, сладостно-медленно приник к губам. Время остановилось, и Венеции вдруг захотелось, чтобы так было всегда. Он заставил себя оторваться от ее неискушенных губ, прижал ее голову к своему плечу и стал слегка покачивать девушка в объятиях, словно укачивал ребенка.

Наконец она смогла перевести дух.

– Это было чудесно, Венеция, – тихо сказал дон Андре.

– Блаженство, – отозвалась она, не открывая глаз.

– Ты счастлива?

– Мм…

Они помолчали, затем мужчина нарушил блаженную тишину:

– Видите, как хорошо, когда вас балуют, сеньорита.

Секунду-другую Венеция оставалась совершенно неподвижной в его объятиях, затем он почувствовал, как ее тело напряглось. Порывисто высвободившись, она встала перед ним, сверкая глазами:

– О! Вы – дьявол! Это было искушением!

Он улыбнулся, но продолжал наблюдать за ней.

– Да, это было искушением, Венеция. Мне кажется, в этом вы не очень отличаетесь от испанских женщин.

Ей захотелось влепить ему пощечину, но девушка знала, что ей это не поможет. Она пыталась прийти в себя. Но это было трудно, ведь она все еще находилась во власти его нежных объятий и поцелуев. Наконец ее дыхание пришло в норму и гнев улегся.

– И вы думаете, это что-нибудь доказывает? – Венеция старалась, чтобы голос звучал твердо и холодно.

– Я думаю, сегодня утром мы доказали то, что раньше только предполагали. Что мы никогда не сможем пожениться. Что жизнь бы была полна трудностей.

Она пошла к двери, затем резко обернулась и сделала «прощальный выстрел»:

– По крайней мере, она не была бы скучной.

Выражение его лица изменилось, но Венеция больше не стала ждать. Она открыла дверь, вышла и осторожно закрыла ее за собой.