Текст книги "Жена из прошлого (СИ)"
Автор книги: Екатерина Янова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)
Глава 24
Дни полетели, как птицы. Это когда душа болит и тоска съедает, каждый день, как каторга. А счастье потому и быстротечно, что несется вприпрыжку, не дает оглянуться, счастливые дни пролетают, оставляя только картинки воспоминаний: вот мы готовим вместе на кухне Егора, и у нас сгорает ужин, вот мы гуляем по аллее в парке, сидим в дорогом ресторане, вот мы вместе на рыбалке, и я как маленькая бегаю с Заиром, не хватает только Антоши. Я по сыну страшно соскучилась. Телефонные звонки не помогали, я уже не могла дождаться, когда смогу обнять его снова. Неделя пролетела как один день, пошла вторая. Егор все это время отдыхал от работы, а вчера сказал, что есть несколько срочных вопросов и придется возвращаться в рабочее русло. Последние дни он ездил в офис, но уже через два-три часа возвращался.
За это время квартиру мою привели в порядок, сделали косметический ремонт в прихожей и навели чистоту. Сегодня я приехала к себе на такси, а Егор должен был подъехать попозже. Я соскучилась по своему дому и хотела побыть здесь.
Виктора отпустили из отделения, но я его больше не видела. Может, вернулся к своей Инге и успокоился?
Еще я собиралась сегодня забрать свою машину, у Егора в гараже есть место, а здесь она стоит под подъездом, как еще колёса не поснимали.
Я вошла в квартиру и с удовольствием втянула запах. Пахло новыми обоями, немного клеем и освежителем воздуха. Чистота кругом радовала глаз. Все было готово, оставалось только повесить новые шторы на кухню, которые я купила. И сделать это я хотела непременно сама.
Егор должен был приехать с работы, поэтому я решила приготовить ужин здесь. Я соскучилась по своей кухне, по своей духовке. У Егора духовка какая-то навороченная с кучей режимов, в итоге в ней я испортила пирог. Нет. Сейчас не собиралась готовить что-то сложное. Я решила обжарить картофель с мясом. Достала все необходимые продукты, почистила, помыла. Когда уже заканчивала готовить, раздался звонок в дверь. Наверное, Егор. Побежала открывать.
Распахнула дверь с радостной улыбкой и обомлела. Передо мной стоял Виктор. Господи, Гордеева, ты же опять в глазок не глянула. Как можно быть такой беспечной дурой?
– Привет, – произносит Виктор.
– Привет.
– Меня ждала?
– Нет. Что тебе нужно? – только сейчас рассмотрела, что лицо у него в синяках. Так тебе и надо, козлина.
– Вероника, давай поговорим.
– Нам не о чем. Иди к своей Инге, разговаривай. И живи там. Там же твоя квартира, что тебе от меня надо?
Он тяжело вздыхает и отводит взгляд.
– Не моя. Эта сука обвела меня вокруг пальца, – это кое-что объясняет, и все же.
– Сочувствую. А я здесь причем?
– Ника, ты же не выгонишь на улицу отца своего ребенка? – нормально заговорил!
– А, то есть ты мог выкинуть меня из квартиры, как паршивую собачонку, а я должна тебя пожалеть? – меня начинала захлестывать злость.
– Прости меня за тот случай. Ты меня уже достаточно наказала, – показывает на свое лицо, – знаешь, что мне пришлось пережить в тюрьме? Это твой хахаль постарался? Сама бы ты не решилась на такое, – как хорошо ты меня знаешь! Сволочь!
– Решилась тогда и решусь еще раз! – уверенно заявляю я.
– Ладно, Ника, давай забудем все это. Мне жить негде. Понимаешь?
– Понимаю. Только после того притона алкашни, который ты тут устроил, об этом не может быть и речи.
– Я не буду больше пить, обещаю. И вообще, я многое понял за это время. Ты – это лучшее, что было в моей жизни. Давай поговорим спокойно. Не на пороге.
– Нет. Нам разговаривать не о чем.
– Это из-за того мужика, да? Быстро же ты меня забыла.
– Я о тебе и не вспоминала.
– Врешь. Мне рассказывали соседи, что ты меня забыть не можешь. Ты ведь любила меня.
– Это было заблуждение молодости. Только вот ты меня никогда не любил!
– Неправда. Я и сейчас люблю тебя, – Боже! Что он несет! Раньше, может быть, я бы растаяла, Виктор видимо на это и рассчитывал. Только сейчас у меня как будто пелена с глаз спала. Я отчетливо вижу – это все вранье, очередная лапша.
– Я что похожа на такую дуру, которая в это поверит? Уходи по-хорошему!
– А то что, опять в тюрьму меня упечет твой ёбырь? – неожиданно зло говорит Виктор, лицо его резко меняется. В них видна злость, и даже ненависть. Вот сейчас он говорит искренне, показывая истинные эмоции! Я пытаюсь закрыть дверь, но он не дает. Продолжает:
– Ты что думаешь, ты ему нужна? Да кому ты вообще нужна! – когда-то мне отчаянно хотелось доказать ему обратное, а сейчас все равно. Потому что я смотрю и понимаю, что это он никому не нужен. Поэтому и бесится. Доказывать ничего не хочу.
– Уходи! Я прямо сейчас ментов вызову! – ору я. Виктор не унимается, продолжает.
– У него таких как ты – вагон! Он устал, видимо, от шикарных задниц, на экзотику потянуло! Но скоро ему надоест такая серая мышь! Будет тоже жить с тобой, чтобы ты борщи варила, а сам трахать всех подряд! – я снова пытаюсь закрыть дверь, Виктор не дает. От его слов становится больно. Знает, сука, куда бить. Озвучивает мой тайный страх.
Вдруг слышу со стороны лестницы.
– А ты по себе судишь? – вижу Егора. Лицо у него злое, брови нахмурены. – Съебись отсюда, пока я тебя не прибил!
– А, так ты собралась в нашу квартиру этого упыря привести? Жить с ним здесь, трахаться в нашей кровати, где мы с тобой…
Договорить он не успевает, потому что Егор резко бьет его в челюсть, потом хватает за шкирку и тащит к лестнице. Виктор скулит, сыплет матами, пытается вырваться, но сделать ничего не может. Егор спускает его с лестницы, также как недавно этот козел спустил меня. Он считает ступеньки, причитает, я стараюсь не слушать.
– Еще раз появишься возле Вероники, сгниешь в тюряге! Если доживешь до неё! Понял? – выплевывает Егор. Потом разворачивается, идет ко мне. Заходит, закрывает дверь, обнимает меня. Я прижимаюсь к его груди, чувствую, что меня начинает трясти.
– Все! Успокойся! Он тебя не обидел? – отстраняется и обеспокоено оглядывает меня. Я отрицательно мотаю головой. Он прижимает к себе снова. Зарывается носом в мои волосы.
– Спасибо тебе, – вздыхаю я, – что бы я делала без тебя, страшно подумать, – это правда. Если бы не Егор, никто не защитил бы меня, и ничего бы я Виктору не смогла сделать. Трепал бы он мне нервы, как хотел.
– А что это за запах? У тебя что-то горит?
– Чёрт! Картошка!
Бегу на кухню. Гадство! Все сгорело! Я с отчаяньем смотрю на то, что осталось от нашего ужина.
– Я люблю позажаристей! – говорит Егор.
– Я тоже. Только позажаристей – это не угли, которые тут остались. Черт! Я так старалась! Теперь ты будешь думать, что я всегда все палю!
– Не буду. Сейчас закажем пиццу. Пока повесим твою штору, как раз привезут. А еще у меня в машине есть бутылка вина. Сейчас принесу. Тебе явно нужно успокоительное.
– Но я же хотела машину забрать. Я не собиралась пить.
– Я тоже. Но что делать. Давай переночуем здесь. Завтра я на работу поеду, а ты ко мне домой.
– Хорошо. Я с утра хотела по магазинам прошвырнуться. Как раз вместе поедем.
– Вот и решили!
Егор прижимается губами к моим, и мы сливаемся в долгом поцелуе.
Проснулись рано. Мы так уже привыкли. Вылезать из постели и объятий Егора совсем не хотелось. Но время бежит неумолимо. Утренний секс меня не взбодрил, наоборот. Теперь мне хотелось, как кошке, тереться о бок любимого мужчины и мурлыкать, расслаблено потягиваться и зевать.
– Что ты со мной делаешь? Я превратился в ленивого тюленя, – говорит Егор. – Раньше я начинал день с пробежки.
– А теперь с секса, – улыбаюсь я, – согласись, это лучше любых пробежек.
– Это да. И калорий уходит не меньше. Только вставать совсем не хочется.
– Согласна. Мне тоже скоро на работу возвращаться, если, конечно, меня не уволят после такого наглого больничного.
– Пусть только попробуют. Я с ними контракт расторгну! А вообще подумай, нужна ли тебе эта работа?
– А ты что, хочешь превратить меня в домохозяйку? Нет уж. Я не согласна.
– Дело твоё. Я настаивать не буду. Кстати, я тебе уже предлагал пожениться? – У меня пропадает дар речи. Ничего себе переход.
Не дожидаясь ответа, Егор продолжает.
– По твоему лицу вижу, что не предлагал. Ну ладно. Я сделаю это в соответствующей обстановке, с кольцом и цветами. Попозже. Но тогда я хочу слышать ответ сразу. Никакие "я подумаю" не прокатят!
Я отвожу глаза. На них наворачиваются слезы. Это то, о чем я тайно мечтала и боялась. Это сейчас все хорошо и легко. Пока мы встречаемся. А когда начнутся будни, бытовые проблемы?
– Вижу, ты уже задумалась. Рано. До вечера у тебя полно времени!
– До вечера? Ты что?
– У тебя есть сомнения? Я тебя люблю безумно, люблю и твоего сына тоже. Ты знаешь, я тебе скажу сейчас одну вещь. Не знаю, как ты к ней отнесешься, но все же, – взгляд Егора становится грустным, глубоким. Я уже знаю, о ком пойдет речь. – Это касается моей жены. Мы не сразу узнали, что у Алены рак. Сначала узнали о том, что она беременна, – я замираю. О боже! Егор продолжает:
– Мы много лет мечтали о ребенке, я мечтал о мальчике, но у нас не получалось. А тут такое, – он тяжело вздыхает, потом продолжает. – Беременность пришлось прервать. Алене предстояло слишком тяжелое лечение, – он делает паузу. Потом поднимает глаза на меня и смотрит так пронзительно, – я знаю, ты переживаешь из-за того, что напоминаешь мне жену. Мне и самому так вначале показалось. Но сейчас я думаю по-другому. Мне кажется, что это Алена так подсказала мне, указала на мою судьбу. Потому что она хотела, чтобы я отпустил ее, чтобы был счастлив снова. Я больше не вижу вашего сходства, я вообще давно не вспоминал о ней. Все мои мысли теперь занимаешь ты. И Антон. Знаешь, если бы тогда мой ребенок выжил, он сейчас был бы примерно такого же возраста. Поэтому я хочу, чтобы Антон был моим. Я понимаю, что у него есть родной отец, какой бы он ни был. Но я уже люблю твоего сына тоже. Поэтому хочу стать ему родным человеком! Слышишь? Я люблю вас обоих.
Я хочу сказать, что тоже безумно люблю его. Что жизни больше не представляю без него. Только горло перекрывает ком. Слезы поступают к глазам, кажется, я сейчас опять устрою истерику. Поэтому просто прижимаюсь к Егору. Делаю несколько судорожных вздохов, а потом целую его, пытаясь так передать все свои мысли.
После всех утренних признаний я все еще в растрепанных чувствах. Только Егор опаздывает на работу. Поэтому приходится быстро собираться. Мы успеваем выпить кофе и бежим по своим машинам. Выезжаем на дорогу. Мне нужно дотянуть до ближайшей заправки, ведь бак у меня по-прежнему почти пустой. Я живу в новом районе, который расположен на окраине города. Я расслаблено веду машину, скорость небольшая. В зеркале заднего вида вижу машину Егора. Мы проезжаем пустырь. Дорога идет на спуск. Я притормаживаю, но педаль тормоза вдруг проваливается, и машина под гору катится, набирая скорость. Впереди меня автомобиль, на встречке тоже машины, меня охватывает паника. Я пытаюсь выкрутить руль, чтобы объехать по обочине, машину заносит, я слышу свист, шум, уже не понимаю ничего, куда-то лечу, потом удар, еще один, и я проваливаюсь в темноту.
Чувствую боль. Не пойму где. Вообще ничего не пойму. Слышу голос. Он зовет меня. Отчаянно громко. Пытаюсь открыть глаза и не могу. Делаю усилие. С трудом разлепляю веки. Вижу лицо Егора. Он что-то говорит мне. Я не слышу. Мне трудно дышать. Закрываю глаза. В памяти всплывает наше утро. «Я тебя люблю безумно, люблю и твоего сына тоже». А ведь я ему так и не сказала, о своих чувствах. А теперь могу не успеть. Он должен знать. Эта мысль придает мне сил. Я открываю глаза. Егор гладит меня по щеке и целует. У него кровь на лице. Или это моя? Я вздыхаю. Пытаюсь сказать. Но получаются только булькающие звуки. У меня изо рта что-то течет.
– Тише, Ника, тише. Сейчас прибудет помощь. Все будет хорошо, – шепчет Егор. Мне надо сказать, как он не понимает!
Я чувствую слезы. Он вытирает их. По его щекам они тоже текут. Я собираю все силы и выдыхаю:
– Я люблю тебя…
А потом меня накрывает темнота и приходит покой. Я сказала. Пусть знает. Теперь не страшно.
Глава 25
Когда машина Вероники начала вилять по дороге, я даже испугаться не успел. Все произошло так быстро, ужас охватил меня, но я еще ничего не понял. Все происходило как будто не со мной. Вот только мы лежим в постели, я чувствую ее губы и податливое тело, а сейчас вижу, как ее машина летит в кювет, переворачивается и врезается в дерево. Не помню, как я остановился, как добежал до изувеченного автомобиля. Где-то мелькнула мысль, хорошо, что машина влетела в дерево правой стороной. Сейчас она стояла на колесах. Я подскочил к двери машины. Через разбитое окно увидел Веронику. Она была без сознания, по виску стекала кровь, кругом битое стекло. Дальше все было, как в тумане. Я не помню точно, как вытаскивал ее. Остались какие-то обрывки. Помню, что дверь заела. Не открывалась сначала. Пришлось залезть через разбитое лобовое стекло, открыть изнутри. Потом уже помню, что унес её от машины подальше. Положил на мокрую траву. Помню, как звал ее, целовал, прижимал к себе. Подошли какие-то люди. Что-то спрашивали. Говорили, что скорая помощь уже в пути. А я понимал и не понимал. Что это? Как это случилось? Мы же должны были сегодня в ресторан идти. У меня в кармане кольцо лежит. Почему опять у меня судьба пытается отнять самое дорогое? Зову Веронику. Она не может меня оставить. Ника открывает глаза. Она жива. Жива. Пытается что-то сказать. У нее изо рта течет кровь, она сглатывает тяжело. Я прижимаюсь губами к ее щеке. Не оставляй меня, пожалуйста. Второй раз этого я не переживу.
Она снова открывает глаза. Смотрит на меня пронзительно. Как будто прощается. Потом тихо произносит:
– Я люблю тебя…
В этот момент ее глаза закатываются, а у меня все обрывается внутри. Как будто взрыв происходит, ломаются кости, разрываются внутренности. С этого момента я почти ничего не помню. Знаю только, что прижимал ее крепко к груди и рыдал, уткнувшись в окровавленные волосы. Пытался вдохнуть свою жизнь, потому что без нее жить бы смог.
Сейчас я сижу в больнице, не знаю столько времени. Ко мне периодически подходят врачи, многие меня знают, приходил и мой хороший знакомый зав отделением травматологии Иван Борисыч. Когда Антон сломал ногу, я именно его просил о помощи. Мне сделали какой-то укол, наверное, поэтому я впал в такое состояние. В голове главной была лишь одна мысль. Операция. Сейчас идет операция. Сейчас моя любимая женщина снова находится между жизнью и смертью. А я опять ничего не могу сделать. Я так боялся этой боли. Я клялся себе, что не полюблю больше никогда. Мысленно обращаюсь к жене: «Алена, если нашу встречу с Вероникой устроила ты, не забирай ее к себе. Оставь. Мне. Её».
Из этих мыслей меня вырывает Борисыч. Он тяжело садится рядом со мной. Я замираю. Не дышу. Сейчас он объявит приговор. Или подарит надежду, или отправит в бездну боли, откуда не будет возврата. Он говорит только одно слово:
– Жива, – это дарит мне вздох, потом еще один, – надежда есть.
Я боюсь спрашивать дальше. Он молчит, я тоже.
Потом он тяжело опускает руку на мое плечо.
– Остается ждать. Она молодая, сильная. Должна выжить. Держись, Егор. Ты ей очень нужен, – потом наклоняется, чтобы заглянуть мне в глаза, и добавляет, – нам всем ты очень нужен!
Продолжает:
– Она в реанимации. Немного позже пущу тебя к ней, слышишь? Это запрещено, но для тебя будет исключение.
Я киваю, говорить не могу. Надежда есть. Есть. Держусь за эту мысль. Иначе сойду с ума.
Глава 26
В палате пикают приборы. На лице Вероники кислородная маска. Я держу ее за руку. Сжимаю холодные пальцы, пытаясь согреть. Прошло уже два дня с момента аварии. Она без сознания. Но я не теряю надежду. Это все, что у меня есть. Ника знает это. Я уверен. Я разговариваю с ней. Мысленно и вслух.
Мне пришлось сообщить о произошедшем ее родным. Это было еще одно испытание. Ведь это я не уберег ее. Нельзя было позволять ей садиться за эту рухлядь. Мама Вероники приехала вместе с Антоном. Их бы не пустили сюда, но я договорился. Они побыли здесь несколько часов. Сейчас уехали в квартиру Вероники. Антон был очень подавлен. Молчал. Ничего не говорил. Только в глазах я видел страх. Это чувство объединило нас всех.
Врачи не спешили с прогнозами. По словам Борисыча, операция прошла успешно. Внутреннее кровотечение остановлено. Повреждена печень и селезенка, переломы ребер и ключицы. Сильное сотрясение, большая кровопотеря. Что-то еще. Я не запомнил. Я сосредотачиваюсь на одном. Надежда есть. Она не может уйти вот так. Мы еще столько должны успеть, столько попробовать, узнать друг о друге.
Я подношу ее руку к губам. Целую каждый палец, зарываюсь лицом в ее ладонь. Пытаюсь почувствовать ее запах. Он такой родной, он дает мне силы бороться с отчаяньем. Вдруг чувствую, ее рука вздрагивает. Поднимаю голову. Смотрю на Веронику. Лицо ничего не выражает, но пальцы снова легонько сжимают мои. Я вскакиваю.
– Вероника! Вероника! Ты слышишь меня?
Приборы начинают пищать чаще. Это приводит меня в панику. Я выскакиваю в коридор и зову медсестру, забыв, что это реанимация и шуметь нельзя. Молоденькая девушка входит в палату:
– Что случилось? – сосредоточенно смотрит на приборы, подходит к Веронике, осматривает ее. Потом говорит, что позовет доктора и уходит. А я растерянно стою возле кровати, снова боясь вздохнуть. Вдруг веки Вероники вздрагивают, я хочу позвать ее, но у меня пропал голос. Наклоняюсь, глажу ее по щеке трясущейся рукой. Наконец, она открывает глаза. Я смотрю в омут родных глаз и не могу поверить. Чувства снова разрывают меня изнутри. Но теперь это похоже на радость. Она открыла глаза, она вернулась ко мне. Наконец-то.
Входят доктор и медсестра, просят меня покинуть палату. Я хочу возразить, только медсестра не хуже бронетранспортера выпихивает меня из палаты, даже не позволив ойкнуть. А я стою и улыбаюсь, как дурак. Раз она открыла глаза, значит она снова со мной.
***
Я блуждала в какой-то липкой темноте, как мне казалось, бесконечно долго. Здесь была лишь боль и темнота. Я пыталась из нее выбраться, но у меня ничего не получалось. Хотелось сдаться, но меня держал голос. Он звал, не отпускал, вытягивал на поверхность из темной пучины боли, он был ориентиром. Это был голос мужчины. Моего любимого мужчины. Только в какой-то момент он стал совсем тих. Я почти перестала его слышать. Тогда я начала погружаться в бездну и чувствовала, что силы покидают меня. Только в момент, когда уже казалось, ничего не сможет помочь, меня как будто вытолкнуло на поверхность. И в голове очень громко взорвался другой голос. Женский. Красивый. Передо мной возник образ женщины. Я не то чтобы видела ее, но я знала, как она выглядит. Это его жена. «Ты нужна ему там! – сказала она. – К нему иди! – тон ее был жесткий, требовательный. – Борись! Ему нужна сильная женщина! Я не могла в тебе ошибиться! Он должен быть счастлив!» Она говорила что-то еще. Я не могла разобрать, слова ее звенели в голове, от них становилось очень больно. Но каждое слово наполняло меня новой силой. Потом ее голос пропал. А я начала чувствовать свое тело. Оно болело. Но я смогла пошевелить пальцами, услышала другие голоса и звуки. Я с трудом открыла глаза и увидела его! Того, ради которого меня вернули назад. Теперь я точно знаю, что наша встреча не случайна!
С того момента прошло около недели. Первые дни были самыми тяжелыми. Я, то приходила в себя, то снова проваливалась в небытие. Нет, это была не та жуткая темнота. Это уже больше проходило на сон.
Егор почти все время был рядом. Каждый раз, когда открывала глаза, я искала взглядом именно его. Если не находила, во мне поднималась паника. Видимо, это поняли и врачи, поэтому перестали выпроваживать его из палаты. Бывало, мне даже не нужно было открывать глаза, потому что я чувствовала – он держит меня за руку. Это придавало сил. Сейчас мне уже немного лучше, хотя отвратительная слабость чувствуется все время. Я не могу даже поднять здоровую руку. Левая сторона от шеи до кисти вся в гипсе из-за перелома ключицы. Я вообще вся в бинтах и повязках. Любое движение доставляет дикую боль. Не могу даже самостоятельно есть и пить. Во всем этом мне помогает Егор или молоденькая медсестра. Но она приходит редко. Чаще я ее зову для тех вещей, которые стесняюсь делать при Егоре.
Моя мама и Антон тоже проведывают нас, но я от них быстро устаю. Мама и сейчас умудряется поучить меня жизни. Хотя она успела сказать, что Егор ее приятно поразил, и на него можно положиться. Я и сама это знаю. После всего что случилось, особенно. Как так может быть? Еще пару месяцев назад мы были даже не знакомы, а теперь он стал самым близким и дорогим человеком. Если он не бросил меня даже сейчас, значит его любовь настоящая. Хотя я в этом уже перестала сомневаться.
Сейчас пришла Натаха. Меня уже перевели в палату, видимо вип, потому что я здесь была одна, еще в палате был телевизор, стол, холодильник и диван, на котором спал Егор. Натаха даже в палату ворвалась шумно, неся в руках пакет с фруктами. Егор как раз заканчивал мою кормежку. Я это именно так называла. Потому что аппетита у меня не было совсем, и ему приходилось уговаривать меня есть, как маленькую.
– Привет всем! – ворвалась Натаха, притормозила только у моей кровати. – Как дела?
– Нормально, – говорю я, – если бы еще кое-кто не заставлял меня есть, как слона, да еще и всякую гадость.
Егор всовывает в меня последнюю ложку, я с недовольным лицом проглатываю овсянку. Он вытирает меня салфеткой и подносит к губам остывший чай. Сделав несколько глотков, отворачиваюсь. Не могу больше.
Егор смеется:
– Видишь, Натали, не хочет она кашу есть. Может тебе пиццу заказать?
– Было бы здорово! – говорю я. Егор поправляет мне подушки и опускает немного изголовье кровати. Находиться в полусидящем положении долго мне тяжело.
– Вот хотела я шоколадный торт захватить, да побоялась, что Егор его мне на голову наденет. Да и Костя теперь шоколадные торты недолюбливает.
Натаха моя все-таки окрутила друга Егора, и теперь они, вроде как, встречаются.
Как будто услышав, что вспомнили о нем, в палату заглядывает Костя.
– Можно? Всем привет! – спрашивает он.
– Заходи, – говорит Егор. – Меня тут опять шоколадным тортом пугают.
– Бойся, раз пугают. Натали шутить не любит.
Потом Костя подходит к Егору, говорит ему что-то на ухо. Мужчины оставляют нас одних, посекретничать.
Натаха садится рядом.
– Ну а теперь серьезно. Как ты, Никуля? – она с беспокойством смотрит на меня.
– Уже получше, – тяжело вздыхаю я.
– Господи! Как ты всех напугала! Особенно Егора. Ты не представляешь, что с ним творилось первые дни, – она грустно смотрит на меня. Я киваю. Я могу только догадываться. Ведь это был его тайный страх. Страх потери.
– Ты береги его. Он очень хороший. И тебя правда любит.
– Я знаю. И я его.
– Ты знаешь о его жене? – Я киваю. – Мне Костя рассказал. А еще он сказал, что ты первая за все эти годы, к кому он привязался. Понимаешь?
– Это я тоже знаю. Поэтому понимаю, каково ему пришлось. И все равно я ему очень благодарна. Я бы на его месте испугалась страданий и все бросила.
– Не бросила бы.
Я молчу. Потом перевожу тему:
– А как у Вас с Костей? Все гуд?
– Д-а-а-а! – довольно тянет Натаха. – Хотя он тот еще кобель.
– Ты про всех так говоришь.
– Вот и этот не лучше. Хотя, – задумчиво чешет нос, – время покажет.
В палату возвращаются мужчины, Егор какой-то напряженный, странно. А Натаха громко говорит:
– Короче, вижу ты хорошо тут устроилась! Все у нее есть, Егор все желания исполняет, как джин. Понятно, почему ты на работу не торопишься. Там Гном тебе такого не обеспечит!
– Не напоминай. А то у меня совсем аппетит пропадет.
Немного посидев ещё, гости прощаются и уходят. Я хочу спросить у Егора, что его расстроило, но чувствую дикую усталость. Егор это видит, поэтому без слов поправляет мою подушку, укрывает одеялом, целует в губы и говорит:
– Отдыхай, – я только киваю и быстро проваливаюсь в сон.
