Текст книги "Браслет с колокольчиками (СИ)"

Автор книги: Екатерина Суркова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

========== Жвачка в петлице ==========

– Антон, если ты уже закончил, сдавай работу… – говорит молодая учительница.

Она маленького роста, худенькая, с короткой стрижкой. Яркая цветастая блузка и джинсы ей очень идут, однако делают ещё моложе. Темноволосый мальчик лет одиннадцати встаёт с предпоследней парты и, пощёлкивая автоматической ручкой, несёт тетрадь. Он невысок, однако крепок и уверен в движениях. Его тёмные волосы сверху густые и пышные, а на висках и затылке коротко острижены. Глаза карие, выразительные – почти красавчик. Он был бы весьма обаятелен, если бы совсем не детское, высокомерное и нахальное выражение лица.

– Теперь можешь идти домой, оценку узнаешь позже… – Голос Натальи Петровны до неестественности тих и спокоен.

– А я не хочу домой, – вызывающе отвечает Антон.

Наталья Петровна, желая направить упрямство в полезное русло, вежливо просит:

– Тогда, пожалуйста, вымой доску.

Ученик убегает и через полминуты возвращается с мокрой тряпкой. Наталья Петровна молча наблюдает, как исчезают с доски её цифры – аккуратные, остренькие, с наклоном вправо. Девочки-близняшки, забыв о самостоятельной работе, глядят на Антона чёрными, блестящими как пуговки, глазами. Толстый белобрысый мальчишка в футболке с надписью «Роналдо – супер»! показывает ему «класс», подняв большой палец вверх. Однако Антон не замечает никого, он смотрит на учительницу в упор, не отрываясь. Она открывает сумочку, стоящую на столе, однако ничего оттуда не достаёт.

– Теперь, возьми листочек и решай задачу номер восемьдесят пять.

Антон – самый непредсказуемый из всех ребят: на одном уроке он пишет контрольную быстрее всех, на другом – не справляется с самой простой задачей. Полностью собраться с мыслями он может лишь на олимпиадах: там есть шанс стать победителем. Он любит сознавать своё превосходство. Везде и во всём.

Антон возвращается на место, открывает новенький учебник математики и начинает шелестеть страницами. Однако через минуту он откладывает его в сторону, поворачивается к задней парте и, сидя вполоборота, начинает шептать:

– Привет, Разбежкин. Бегаешь хорошо, а с математикой проблемы? Может, помочь с задачей, а?

Мальчик, к которому он обращается, пыхтит над исчёрканным вдоль и поперёк черновиком и комкает в грязном кулаке лист бумаги. Его короткие каштановые волосы торчат в разные стороны, одет он в мешковатый свитер с потёртыми на локтях рукавами. Скорее всего, достался от старшего брата. Из-под штанин видны полосатые носки: он уже начал вырастать из брюк.

– Классный у тебя свитер… Предпочитаешь стиль «а-ля бомже»? Или у твоей мамаши детей больше, чем денег?

Разбежкин делает вид, что не слышит, однако его ухо начинает краснеть. Его сосед по парте бегло переписывает работу с черновика на чистовик. Небольшие тёмные глаза – немного раскосые – придают ему сходство с корейцем. Серый костюмчик идеально выглажен, руки чистые, с коротко подстриженными ногтями. «Кореец», сразу принявший сторону недотёпы-одноклассника, время от времени сердито косится на Антона.

– У тебя проблемы не только с мозгами, но и со слухом? Слыш, Кисель, наш Толик-отстолик оглох.

Кисель, тот самый мальчишка в футболке – верный «оруженосец» Антона – толкает приятеля локтем. Оба услужливо ухмыляются.

– В чём дело, Антон? – В голосе Натальи Петровны проскальзывают нотки раздражения. – Я дала тебе задание. Пожалуйста, не мешай тем, кто ещё не закончил.

Она пытается придать голосу как можно больше строгости, но он начинает звучать неуверенно и даже как-то по-детски. Она знает, что этот мальчик не услышит её. Антон развит физически, неглуп и остёр на язык. Его лидерство держится на двух краеугольных камнях: девчонки влюбляются – мальчишки боятся. Год, потраченный Натальей Петровной на его перевоспитание, не прошёл даром: разноцветные вымпелы, завоёванные им на олимпиадах, красуются на стене. Однако Доставалов продолжает оставаться гордостью и бедой пятого «Б».

Антон отворачивается к учебнику, но вскоре снова возвращается к своему содержательному монологу. Учительница нехотя встаёт и идёт к его парте. Видя, что она отвлеклась, обрадованные ученики начинают возиться: по классу пробегает шорох, кто-то перебрасывает через парту записку, кто-то хватает просунутую между чёрными мягкими стульями тетрадь, из чьей-то спортивной сумки выкатывается новенький теннисный мячик. Наталья Петровна, в глубине души довольная тем, что её отвлекли от Антона, поднимает мячик и произносит коронную фразу всех учителей:

– Какая прелесть! После уроков отдам. Ребята, тише…

Правда, улыбка выходит натянутой. Постучав ручкой по одной из парт, учительница возвращается на своё место и начинает сосредоточенно проверять тетрадь. Краем глаза она наблюдает за Антоном: он продолжает сидеть вполоборота. Классная руководительница ждёт спасительного звонка, однако до конца урока ещё целых десять минут. Выгнать Антона из класса она не может: уж очень не хочется в очередной раз услышать любимое изречение директора: «Удаление учащегося из аудитории говорит о вашем педагогическом бессилии». Он любит умные фразы и всегда говорит их с открытой, весёлой улыбкой. Как и полагается истинному монарху, директор не любит инакомыслящих. Наталья Петровна считает, что на олимпиады нужно посылать не только отличников, но и середнячков, за что и расплачивается на каждом педсовете. Её обвиняют и в неаккуратном ведении документации, журят за несвоевременную сдачу журнала и упрекают за вульгарный внешний вид.

Наталья Петровна сутулится, но тут же выпрямляет спину, снова стараясь придать лицу беззаботное, приветливое выражение. Она всегда расправляет плечи, если внутри у неё всё сжимается. Чтобы никто не увидел её слабых мест. Проверив тетрадь, она делает последнюю попытку отвлечь упрямого ученика.

– Антон, у тебя четвёрка. Хочешь узнать, почему?

– Нет! – Он кричит с места, даже не поворачиваясь. – Толик-отстолик, у тебя опилки вместо мозгов, – шепчет он.

Толик Разбежкин опускает руку, якобы для того, чтобы опереться на сиденье стула. Ухо пылает словно мак. «Кореец» откладывает тетрадки в сторону. Он сидит, стиснув зубы, его худенькая рука, лежащая на парте, сжимается в кулак.

– У твоей мамаши тоже. И у братьев, – продолжает Антон, – это братья-близнецы, только разные отцы… Гы-гы…

Разбежкин медленно достаёт из кармана жёлтую кругленькую коробочку из-под киндер сюрприза.

– Когда я вырасту, – не унимается Антон, – я куплю себе машину, вишневый БМW, как у папы. Тебе такой и не снился…

Толик кладёт ручку и, не глядя на Антона, открывает коробочку.

– Что у тебя под партой? Шпаргалка? Тебя и шпаргалка не спасёт! Ты увидишь мою машину и упадёшь!

Фото вишнёвого БМW красуются на черновой тетрадке и на дневнике бессменного лидера. Даже к сумке приколот круглый значок с красной машиной.

Антон открывает рот, чтобы ещё что-то сказать, и вдруг Разбежкин выбрасывает руку вперёд, однако вовсе не для удара… Ученики как по команде поднимают головы. По классу, словно мелкий зверёк, пробегает шорох… Он быстро растёт и превращается в пучеглазого смехомонстра с тремя белозубыми ртами. Кто-то вскрикивает, кто-то выскакивает с места.

– Тише! Замолчите! – командует учительница.

Она умеет быть твёрдой, когда нужно, однако, пучеглазый смехомонстр уже ощутил свою силу и бегает по классу, перепрыгивая с парты на парту.

Антон пытается выплюнуть ластик, заткнувший его открытый рот, но канцелярская принадлежность повисает на дальновидно прилепленной к ней яркой жвачке. «Поверженный диктатор» пытается избавиться от неё, но изо рта тянется длинная ядовито-розовая резинка… Девочки-близняшки громко хохочут. Белобрысый Кисель, трясясь от смеха, помогает встать упавшему на пол приятелю.

– Что за шум?

В класс входит мужчина лет тридцати пяти. Смуглый и красивый, в белой рубашке и чёрном, идеально скроенном костюме. Он очень похож на персонажа с рекламного фото, которые часто клеят на оконные стёкла, прикрепляют к столбам и даже вешают на деревья. Судя по всему, этому солидному гражданину надоело рекламировать страховую компанию или Альфабанк, и он сбежал с дерева.

Ребята, сидевшие на первых партах и увидевшие его сразу, подавляя остатки смеха, встают навытяжку и виновато глядят в пол. Шквал смеха, достигший своего апогея, начинает мало помалу стихать. Белозубый монстр, словно хищник, увидевший дрессировщика с хлыстом, рыча для проформы, пятится к клетке, чтобы поджав хвост, прошмыгнуть в неё. По классу ползут шепотки: «Директор… Директор…»

– Снова ваш класс, Наталья Петровна…

– Вы правы, Вячеслав Николаевич… – Наталья Петровна улыбается, однако нос её предательски краснеет. – Те же на манеже.

Директор подходит к задней парте, за которой Антон всё ещё пытается отлепить жвачку от губ. Наконец, ему это удаётся и ластик летит на пол.

– Что ж, я жду объяснений.

– Антон сорвал самостоятельную работу, он оскорбил одноклассника и получил по заслугам… – Голос молодой учительницы звучит тихо, но уверенно.

– Что ж, оба виновника получат наказание. Но учтите, что отсутствие психологического контакта с учеником говорит о вашей некомпетентности… – Директор снова улыбается. Безусловно, его без кастинга приняла бы любая американская киностудия.

Тут «кореец» встаёт и отлепляет от пола знаменитый ластик. Тишина. Слышно, как упал чей-то карандаш. Все не отрываясь глядят на мальчика. Он подходит к Вячеславу Николаевичу и пристально смотрит на него снизу вверх. Смотрит открыто, без страха, с торжествующей усмешкой. В самодовольном взгляде директора проскальзывает растерянность, однако сразу овладев собой, он спрашивает:

– В чём дело?

– А вот в чём!

Едва дотягиваясь, «кореец» толкает директора в грудь так, как толкают старых приятелей. Ластик, прилепленный к чёрному пиджаку, выглядит очень эффектно: не хуже розочки в петлице жениха.

Слышатся робкие смешки. Наталья Петровна, забыв о педсоветах, больше походивших на инквизиторские суды, о том, что последнее время из последних сил старается казаться весёлой, вдруг начинает искренне, звонко смеяться. Смеяться как человек, который принял решение и которому уже нечего бояться, а значит, не о чем и горевать. Смех у неё очень приятный – нежный и заливистый, как звон колокольчика. Смехомонстр, до этого момента притворявшийся паинькой, выскакивает из клетки и хохочет в три огромных белозубых пасти…

========== Любимец Фортуны ==========

«– Если захочешь кому-либо отомстить, сделай так, чтобы его мечта сбылась у тебя!» – прочёл Антон Фартунин, молодой человек лет двадцати. Он никогда не терял времени даром. Его вишнёвый БМВ, купленный в кредит, застрял в утренней пробке, поэтому Антон читал книгу популярного писателя фэнтези Ивана Ятаганкина. От философских размышлений его отвлекла нежная композиция Стинга, зазвучавшая из смартфона.

– Что? Почему вы решили расторгнуть договор с нашим Пенсионным Фондом? – спросил Фартунин.

Антон был всегда элегантен, спокоен и выбрит до синевы. Он говорил приятным баритоном, обладал великолепной дикцией и умел найти подход к любому клиенту.

– Что вы хотите сказать? Послушайте…

Однако собеседник слушать не хотел, он хотел срочно расторгнуть договор. Дорога, словно река во время ледохода, медленно ожила. Сонные машины по-черепашьи тяжело двинулись вперёд.

– Что? Простите, я за рулём, не могли бы вы перезвонить позже? – Антон был примерным водителем и никогда не отвлекался на звонки клиентов.

Благодаря визиту президента небольшой промышленный город сиял, будто начищенный медный таз: обнажившийся после зимы мусор и серые, битком набитые урны убрали. Вместо них на остановках, словно бессменные часовые в оранжевых мундирах, стояли чистенькие цилиндрические солдатики. Озорной, тёплый май подкрался к городу незаметно: небо сияло, нахальные жёлтые одуванчики уже успели оккупировать все газоны, кругленькие, аккуратно подстриженные кроны деревьев были окутаны нежным облаком первой листвы, и лишь тяжелый ватный дым заводских труб – неотъемлемая часть городского пейзажа – добавлял в яркую весеннюю палитру серой краски. Антон не любил весну: она напоминала ему о печальном эпизоде из детства.

Увидев красный круг с цифровой «пятьдесят», Антон снизил скорость. Гаишников он не боялся: штрафовать его было не за что.

Фартунин остановил машину в маленьком, тесном дворике и потянулся за лежащим на заднем сидении коричневым чемоданчиком. Песочница, покрытая выцветшей облупившейся краской, и сломанные качели ухитрились втиснуться между выходцами из прошлого века – обшарпанными серыми пятиэтажками: торжественная подготовка к приезду президента не коснулась этого далёкого от центра местечка.

Поднимаясь по высоким бетонным ступеням, Антон приоткрыл чемоданчик и проверил, в порядке ли смартфон, удостоверение и папка с бумагами.

Фартунин нажал звонок. Из-за деревянной двери с наполовину стёршимися цифрами выглянула старушка. Впрочем, слово «старушка» совсем не подходило этой женщине. Это была старая леди или, в крайнем случае, пожилая дама. Если бы мисс Марпл сняла элегантную шляпку и для конспирации облачилась в домашний халат и красный фартук в белый горошек, она выглядела бы именно так, только густые волосы были не гладко зачёсаны назад, а спускались на плечи седыми локонами. Ясные голубые глаза выражали лёгкое любопытство.

– Здравствуйте, вы на пенсии? – спросил Фартунин, показывая удостоверение.

– Я получаю пенсию… – Она сделала акцент на слове «получаю». – Но продолжаю преподавать в Академии. Не могу оставить любимую работу, знаете ли…

Тут железная дверь напротив распахнулась, и на лестничную клетку вышла строгая полная дама в бигуди.

– Правда Ивановна! – воскликнула она, – вы опять впускаете кого попало!

– Не волнуйся, Танюша… – Она вдруг заговорила голосом матери, пытающейся успокоить капризное дитя. – Это сотрудник Пенсионного Фонда, я видела удостоверение. Проходите на кухню, молодой человек.

– Вы очень тактичны, – сказала Правда Ивановна, закрывая за собой дверь, – совсем не удивились, услышав моё имя. Хотите узнать, почему меня так зовут?

– Конечно, хочу! – Антон всегда был очень вежлив и обходителен. – Скажите, в каком Пенсионном Фонде вы состоите?

– Ох, прошу прощения, – вздохнула пожилая дама, – я не ответила на ваш вопрос. Сейчас принесу документы.

Фартунин разглядывал небольшую чистую кухонку. На обоях пестрели разноцветные яблоки, бананы и бублики. Здесь всё было очень маленьким: и заварной чайничек, и вазочка с конфетами, и пузатенькие чайные чашки, и блюдо, на котором лежали витиеватые булочки. В воздухе пахло корицей, за раскрытым окном нэповских времён два воробья громко делили хлебную корку. В проёме двери был виден шкаф – огромный, от пола до потолка, битком набитый книгами. Антон слегка помрачнел, вспоминая квартиру матери, которую знакомые называли «государственной библиотекой». Когда-то книги были его единственными друзьями.

Вошла Правда Ивановна. Она принесла не только паспорт, пенсионное страховое свидетельство и заполненный бланк договора, но и старое пожелтевшее фото. Её жилистые руки были сплошь покрыты морщинами, однако на аккуратно подпиленных ногтях поблёскивал неброский прозрачный лак.

– Вот мой договор. Ко мне уже приходил молодой человек из Пенсионного Фонда «Рубин», он говорил, что накопительная часть пенсии скоро будет отменена, но я смогу обезопасить себя, вовремя заключив договор. Это было… – Правда Ивановна нахмурилась, вспоминая. – Было примерно год назад, впрочем, в договоре стоит дата. Что делать, склероз даёт о себе знать. Я, представьте себе, начинаю забывать учение великого Иммануила Канта. Но, к счастью, я преподаю литературу, а не философию. – При слове «преподаю» в тёмных глазах Фартунина промелькнула лёгкая грусть, однако он не отвлёкся от цели своего визита.

– Дело в том, что… – Фартунин вынул из чемоданчика чистый бланк договора. – Пенсионный Фонд «Рубин» лишился лицензии, поэтому вам лучше заключить договор с Пенсионным Фондом «Алмаз», сотрудником которого я являюсь.

– Ох, – вздохнула пожилая дама, не глядя подписывая протянутый ей бланк, – старикам трудно угнаться за временем…

Правда Ивановна отодвинула раскрытую коробку, в которой лежали серебристые упаковки с разноцветными таблетками, и разложила на белой, вышитой васильками скатерти открытый паспорт и СНИЛС, чтобы гостю было удобнее их сфотографировать.

– Видите эту фотографию?

Это был небольшой портрет темноволосого мужчины. Небольшая острая бородка, галстук и круглые очки делали его похожим на учёного.

– Это мой отец: профессор, воевал, побывал в плену. Был настолько предан партии, что назвал меня Правдой. В детстве моё имя звучало очень забавно, например: «Правда получила двойку» или «Правда сидит на горшке». Не хотите ли чаю? Ведь вы, как в фильме Гайдая, удачно зашли. Я испекла булочки для моего внука. Он часто забегает ко мне после школы. Представляете, он всё время напоминает мне, что доброта и здравый смысл должны дружить. Ох и начитанная нынче молодежь… А вы как думаете, молодой человек, разве доброта должна иметь границы?

Но Фартунин ничего не думал, он очень спешил.

– Благодарю вас за то, что стали нашим клиентом, – скороговоркой проговорил он. – Примерно через час вам позвонят.

– Простите, что задерживаю вас, – вздохнула Правда Ивановна, – я по-стариковски болтлива…

Антон обошёл почти весь дом. Всё складывалось удачно: лишь в пяти квартирах ему не открыли, в одной подвыпивший мужичок подписал договор не глядя, во второй – прямо перед носом захлопнули дверь.

Наконец он позвонил в квартиру на самом верхнем этаже. Из-за двери доносился глухой шум. Фартунин нажал звонок, послышались шаги, и на пороге показалась худенькая женщина лет тридцати. Большеглазая, с круглым лицом и маленьким острым подбородком – миловидная, но неухоженная: жидкие белокурые волосы были наскоро собраны в пучок на затылке, на измятом голубом халате виднелись свежие жирные пятна.

– Здравствуйте. Я сотрудник Пенсионного Фонда «Алмаз», вы слышали о новых пенсионных реформах? – Антон вынул из чемоданчика удостоверение – солидную красную корочку с гербом и золотыми буквами.

Женщина нахмурилась и покачала головой. Антон заметил следы бессонницы на её лице: тени под глазами, усталый, почти безразличный взгляд. Работа с такими клиентами не требовала больших усилий. Из комнаты послышался детский плач и ласковое бормотание.

– Светлана, кто там? – Голос явно принадлежал старушке.

– Вы в декретном отпуске? – с улыбкой спросил Фортунин.

– Нет, – поспешила ответить Светлана, – работаю уборщицей, но это временно, по профессии я медсестра.

Эти слова были сказаны ею не незваному гостю, а скорее самой себе: молодая женщина ждала, когда ребёнок подрастёт, и она сможет поручить его бабушке. Тогда каждодневная беготня в соседнее здание наконец прекратится, не нужно будет выуживать из-за батареи сплющенные пластиковые бутылки, окурки, грязные бумажки, Светлана больше не коснётся швабры, вонючих банок из-под пива и выбросит в мусоропровод ядовито-жёлтые резиновые перчатки.

Антон бросил беглый взгляд на маленькую прихожую. Свежевымытый пол, весёлая расцветка обоев и блестящий кафель на кухне создавали уют. Квартира была настолько чистой, что потрескавшаяся полировка на тумбочке и местами облупившаяся штукатурка не могли испортить впечатление, лишь куцый провод, торчащий из потолка вместо люстры, красноречиво говорил об отсутствии мужчины в доме.

– Какие ещё реформы? – Детский плач плавно перешёл во всхлипывания и вскоре затих. – Я могу лично обратиться в Пенсионный Фонд и всё выяснить. Мне не нужны ваши услуги.

Раздался щелчок – шум стиральной машины прекратился. Светлана уже хотела было захлопнуть дверь, но Антон заговорил тихо и невнятно, едва открывая рот, словно чувство, толк и расстановка внезапно покинули его, бросив на произвол судьбы.

– Сообщаем, что государство отменяет накопительную часть пенсии на основании статьи 351 Закона, и вы можете лишиться шести процентов своих накоплений, однако став клиентом нашего Пенсионного Фонда, вы не только обезопасите себя, но и получите возможность пользоваться льготами… Средняя доходность нашей организации составляет тридцать процентов годовых…

– Что? Я не понимаю, о чём вы говорите, – рассеянно переспросила Светлана.

– Я представитель Негосударственного Пенсионного Фонда «Алмаз». – Антон услужливо поднёс удостоверение к её лицу. – Командирован из Москвы для того, чтобы информировать граждан о новых пенсионных реформах…

Фартунин повторил уже сказанное. Его речь была тихой и монотонной, Антон глотал окончания слов и бубнил себе под нос, как опохмелившийся лектор девятого марта.

– Для того, чтобы стать клиентом Пенсионного Фонда «Алмаз», вам необходимо заключить договор, для этого нужно…

Невнятная речь застала Светлану врасплох. Она напрягала слух, пытаясь понять сказанное, но смысл непрерывно текущих слов туманился и ускользал. Позже она не могла вспомнить, в какой момент её сознание, словно утомившийся турист, бросило битком набитый проблемами рюкзак и задремало под кустом волчьих ягод. В её уставшую голову просочилась мысль о том, что она только что допустила крайнюю бестактность, совершила непростительный поступок – поступок, за который кого-либо другого жестоко осудила бы. Она терпеть не могла добрую половину своих коллег – тупых, вечно раздражённых врачих и медсестер, и теперь – о, ужас! – она, тихая, тактичная Светлана, им уподобилась. Нет, люди совсем не виноваты в её временных трудностях, поэтому она не станет, ни за что на свете не станет срывать на них свою злобу на жизнь.

– Можно войти? – спросил Фортунин. Его голос снова стал звонким и отчётливым.

Молодая женщина кивнула и сделала шаг назад. Антон вытер ноги о подстеленную влажную тряпку и вошёл. Из комнаты выглянула упитанная старушка с крашеными коротко остриженными волосами и, увидев представителя серьёзной организации, кивнула и поспешила назад к ребёнку.

– Для того, чтобы заключить договор с нашим Пенсионным Фондом, вам необходимо подписать бланк… – Фартунин вынул из чемоданчика чёрную кожаную папку и плотный лист бумаги.

Светлана взглянула на договор и близоруко прищурилась: шрифт был бледен и очень мелок. Фартунин снова заговорил голосом профессионального рэпера, но Светлана уже не пыталась разобрать слов, ей хотелось одного: чтобы незваный благодетель скорее ушёл. Тогда она сможет подремать хоть чуть-чуть, отвоевав у быта полчаса сладкого отдыха. Гость совсем не проявлял интереса к шкафу, где деньги лежат, поэтому молодая женщина успокоилась и была готова сделать всё, чего он требует.

– Теперь, дайте пожалуйста ваш паспорт и пенсионное страховое свидетельство…

Светлана прошла в комнату и открыла откидную дверцу шкафа. Её тонкие пальцы с облупившимся лаком на ногтях вынули из коробки паспорт и СНИЛС – аккуратный светло-зелёный прямоугольник. Происходящее было явью, но комната с цветастыми обоями и прозрачными шторами словно плыла в белом тумане.

Фартунин достал смартфон и перелистал фото. На экране замелькали СНИЛС и фотографии людей на страницах паспортов. Добавив в коллекцию документы Светланы, Фортунин очень вежливо произнёс:

– Сфотографируйте моё удостоверение…

– Мама, принеси телефон, – попросила Светлана, – слышишь?

Старушка с несвойственной её возрасту резвостью принесла старенький, красный «SAMSUNG» с трещиной на экране.

– Спасибо вам, теперь по домам ходите, как врачи. Чайку с пирожками не хотите?

Фартунин покачал головой и скороговоркой произнёс:

– Благодарю вас за то, что стали нашим клиентом. Через час вам позвонит сотрудник нашей организации и подтвердит ваш переход.

Дверь захлопнулась. В руках Светланы остался подписанный ею бланк и рекламка – белый глянцевый листочек, согнутый пополам. С фотографии улыбалась девушка в нежно-голубом костюмчике. «Пенсионный Фонд «Алмаз» позаботится о вас!» – гласила крупная надпись.

Заводя мотор, Фартунин мысленно прикидывал, сколько денег он заработал и заработает сегодня. За каждого привлечённого клиента фирма выплачивала ему по пятьсот рублей. В бумажнике уже лежали накопленные за короткое время пятьдесят тысяч. Антон собирался погасить кредит и стать полноправным владельцем вишнёвого БМВ. Он уже видел свою фотографию в ленте новостей: стёкла машины поблёскивали, отражая деревья и он, как всегда эффектный и элегантный, стоял рядом, слегка облокотившись на дверцу. Однако у Антона была тайна: новенький BMW был для него не только транспортным средством.

Над городом висело свинцовое небо. Вскоре первые капли коснулись лобового стекла. Обнаглевшая бежевая «Лада» со встречной полосы плюнула в него грязными брызгами – стеклоочистители, словно два бравых дворника, принялись наводить порядок. За окнами проплывали белые новостройки, витрины магазинов и огромные рекламные щиты с мерцающими, меняющимися словно облачный замок фата-морганы изображениями. Полоса вдоль шоссе тянулась тонкой грязно-белой лентой, сквозь приоткрытое окно в машину проникал влажный воздух: лёгкие весенние запахи стремились заглушить ядовитые бензиновые пары. Из чемоданчика снова запел Стинг. Звонил утренний клиент, точнее, его мать.

– Послушайте, – очень вежливо проговорил Фартунин, – ваш сын заключил договор по собственному желанию без какого-либо давления с моей стороны. Какие незаконные методы? Простите, но я вас не понимаю.

На перекрёстке Фартунин остановился, повинуясь сигналу светофора. Когда зелёный свет разрешил ехать дальше, Антон отпустил ручной тормоз и свернул направо. Вдруг он вздрогнул: низенькая старушка в цветастом платье выскочила прямо на дорогу. Тормоза взвизгнули, Антона швырнуло вперёд и отбросило. Смартфон выскользнул из пальцев и шлёпнулся на переднее сиденье. Фартунин почувствовал холод в солнечном сплетении, будто его желудок покрывался изнутри серебристой изморозью. Услужливое воображение уже рисовало ему белый полицейский фургон с синей полосой, наручники, серьёзных людей в формах и дождливое небо, глядящее сквозь прутья решётки.

С трудом приходя в себя, Антон покосился на обочину. На остановке стояла та самая бабка: щупленькая, сгорбленная, с увесистым рюкзаком за плечами и пустым ведром – целёхонькая. Когда к остановке подъехал автобус с табличкой «Аэропорт – Малышево», толпа садоводов ринулась к дверям. Даже средневековые воины, штурмовавшие крепость, не сравнились бы в отваге с этими вооружёнными лопатами и граблями людьми. Бабка-экстремалка, оттолкнув обнаглевшего детину в бейсболке, победоносно шмыгнула внутрь и заняла место у окна.

Тут из смартфона Фартунина раздался женский голос; очень громкий, настолько громкий, что его мог бы услышать водитель остановившейся рядом забрызганной грязью белой «Волги»:

– Вы правы, мой сын поступил необдуманно, заключив с вами договор, но учтите: не все в мире так доверчивы и легкомысленны, как он.

Голос не угрожал, а сообщал. Фартунин почувствовал, что его подмышки стали мокрыми, по боку потекла струйка пота. Вдруг экран смартфона потемнел: он сам собой отключился, хотя аккумулятор был заряжен на семьдесят процентов. Задние машины громко сигналили. Водитель «Волги» опустил стекло и крикнул:

– Чё встал, сопляк? – Он швырнул на асфальт дымящийся окурок.

Тут Антон наконец понял, что сигналят именно ему. Вишнёвый БМW тронулся с места, за окнами замелькали серые здания и рекламные щиты. Фартунин с опаской покосился на смартфон и вдруг понял, что причиной его паники была всего лишь громкая связь, включившаяся от встряски. Всё в порядке. Опасность миновала, и Антон вновь устремился вперёд, к своей заветной цели.

========== Семейная реликвия ==========

– Я поняла, не ты разбил Венеру, а подлое твоё второе я, – проворчала в трубку сотового Ангелина, – Высоцкого знаешь? Алло, Саш…

Продолжая трудиться над акварельным пейзажем, она ополоснула кисть и крепче прижала телефон к уху. Ультрамариновые разводы завертелись и превратили прозрачную ярко-жёлтую воду в зелёную. Брат не отвечал. Она была Ангелиной Петровной для учеников художественной школы, в которой подрабатывала, видеоблогером Геллой на Ютубе, Линой в колледже, и Гелькой для Сашки. Недавно он поступил в Питерскую Академию художеств и уехал. Ангелина скучала по нему, хотя с раннего детства брат соскучиться ей не давал: они часто ссорились и даже дрались, однако не могли друг без друга.

Сашка порою поддавался дурному влиянию и попадал в истории. Конечно, это случалось с ним редко, он умел держать себя в узде, подрабатывал и, как мог, помогал сестре: писал за неё рефераты и клал деньги на телефон. Но когда тёмная сущность перегрызала ошейник и побеждала светлую, разговор по сотовому начинался со слов: «Гелька, а Гелька, выручай а…» Сейчас Ангелине хотелось пнуть этюдник и отругать непутёвого братца, и она не поскупилась бы на слова, если б в его телефоне не сел аккумулятор. Всё началось с того, что сокурсники подбили его отметить первое мая в кабинете живописи. Подвыпившему Сашке вздумалось сделать селфи с гипсовой статуей Венеры Милосской. В результате он не удержался на ногах, и многострадальная безрукая богиня лишилась и головы. Непутёвый студент клятвенно пообещал возместить стоимость звезды Лувра. Все деньги Ангелины ушли в общую копилку – на благоустройство дачи. Поэтому она была на мели и ломала голову, не зная, как решить проблему брата тайком от родителей.

За окном громко скрипели качели. Художница была рада, что выбрала не масляные краски, а акварель: её прозрачность больше подходила для воплощения на бумаге этой шумной и свежей городской весны. Май уже успел нарядить тихий дворик в ярко-зелёный ситец. Сирень в этом году зацвела рано. У ободранной скамьи, рядом с синим турником и теннисным столом без сетки зажглись её душистые нежно-лиловые свечи. Рядом с соседней девятиэтажкой высилась куча свежей глинистой земли. Экскаватор – рыжий, неповоротливый гигант на мощных гусеницах – черпал из кучи смесь глины и комьев и пересыпал её в кузов грузовика.

Толстая неформалка Лэкси с фиолетовыми волосами и кольцом в носу выгуливала трёх дворняг. Одна из них – коротколапая Кини, весьма склочная особа с приплюснутой мордочкой пекинеса и телом таксы, явно была плодом запретной любви. Поскольку шустрые короткие лапы вечно несли её не туда, куда нужно, хозяйка дала ей длинное аристократическое имя «Фу-Кинька-бомжам-скормлю». Сама Лэкси в миру звалась Александрой, работала ветеринаром и несла на своих мощных плечах тяжкое бремя зоозащиты. Она жила в соседней квартире и часто просила у Ангелины денег взаймы, и та не отказывала ей, поскольку Лэкси всегда возвращала долги вовремя, никогда не клянчила пожертвований и не пыталась пристроить ей искалеченных кошек и собак. Спасённым животным требовались дорогие лекарства и корма, и Лэкси с маниакальной щедростью опустошала свой карман.