Текст книги "Квартирный вопрос (СИ)"
Автор книги: Екатерина Риз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Я отвечать не стала, отвернулась к плите. Что он в чайнике увидел, мне неизвестно, но потёр подбородок рукой, поставил чайник на место и снова полез ко мне с вопросами.
– А проявить ответную вежливость?
– Какую?
– Как тебя зовут?
Я помедлила, потом всё же ответила:
– Женя.
– А вот мне очень приятно! Всегда приятно знакомиться с красивой девушкой. Особенно, когда обнаруживаешь её в своей постели.
Он довольно рассмеялся, а я оглянулась на него через плечо и настороженно посмотрела. Глеб тут же скис.
– Ну что ты? У нас ведь теперь общее дело.
– Я о нём ещё подумаю. Не уверена, что тебе стоит доверять.
– Почему? Я очень честный человек, тебе это любой скажет.
– Настолько честный, что собираешься обобрать бедную женщину.
– Кого ты имеешь в виду?
– Жену твою бывшую.
– Вот это ты зря. Галку, после того, как она такое дело провернула, бедной совсем не назовёшь. Миллионерша всё-таки.
– Гнусность какая. – Я всё-таки покачала головой. – Это до чего же нужно довести бедную женщину, чтобы она на такое решилась?
– Она решилась на это, потому что мозгов у неё, как не было, так и нет. По всей видимости.
– Что ж вы женились на женщине без мозгов? – попробовала я поддеть его.
– А мозги в женщине – это не главное. Ты не знала? – Он уставился на меня и мне тут же жарко стало. Его пристальные взгляды начинали беспокоить. Я гордо отвернулась.
На еду Глеб накинулся с такой жадностью, словно до этого не он подъел половину морковного пирога, который, казалось, только его и ждал. Себе же я налила кофе и сделала маленький бутерброд с икрой, решив на этом остановиться. Сидела на высоком табурете и гадала, за что же мне всегда такое счастье выпадает. Только уверишься, что у тебя всё тихо-спокойно и в порядке, как сразу же приключается какая-то пакость.
Глеб посматривал на меня исподлобья, потом усмехнулся.
– Вкусно.
– Это вместо "спасибо"?
– Ну, это само собой. Я умею быть благодарным.
– Я заметила.
– А ты мне так и не ответила.
Я непонимающе посмотрела.
– Муж-то есть?
– А это имеет какое-то значение? – Я взглянула на него сурово.
Глеб дёрнул плечом, даже не стараясь спрятать ухмылку.
– Да так, интересуюсь просто... Вдруг заявится и всё дело нам испортит?
– Не испортит. Лучше бы ты о деле и думал, а не о всяких глупостях.
– Так я и думаю. Кофе у нас ещё есть?
Чужой наглости можно было поражаться, но так как Мартынов с места не двигался и только смотрел на меня, пришлось самой встать и налить ему кофе. Еле удержалась, чтобы кофейником его не огреть. Даже удивительно, никогда раньше не испытывала такой злости по отношению к практически незнакомому человеку. А вот этот просто выводил из себя одним своим видом.
– Значит, мужа нет.
– Что ты пристал?!
– Ну, как... – Он расхохотался. – Как говорится, вы привлекательны, я чертовски привлекателен...
– Это кто тебе сказал? Бывшая жена, у которой мозгов нет?
Смех затих, но улыбаться Глеб не перестал и лишь посетовал:
– Вот ведь язва.
Я вернулась к столу и стукнула по столу чашкой.
– В общем, так, если ты ко мне начнёшь приставать...
– То что?
– То я позвоню в милицию. Тебя сдам, как сексуального маньяка, а заодно расскажу обо всей этой истории.
– И потеряешь квартиру.
– Зато от тебя избавлюсь! – Больше не взглянув на него, я направилась в спальню, только пробормотала себе под нос, но так чтобы Глеб непременно услышал: – Навязался на мою голову, мачо провинциальный!
Он рассмеялся, а я хлопнула дверью.
Спустя час я из спальни выскочила, ликуя и размахивая нужной бумажкой.
– Вот!
Глеб, который как раз с интересом разглядывал мои картины, выстроенные рядком возле стены, оглянулся через плечо.
– Что?
– Генеральная доверенность, которую ты оставил своей жене на продажу квартиры! – Я снова бумажкой помахала и посмотрела на Мартынова с торжеством. Мол, игра окончена, дальше водить меня за нос у тебя не получится! Но он совершенно не впечатлился, вместо того, чтобы заволноваться и начать просить у меня прощения за дурацкий розыгрыш, кивнул на картины.
– Ты рисуешь?
– Рисуют дети в детском саду. Я пишу.
– Художница, что ли?
– Да. Глеб, ты слышишь меня? Я доверенность нашла!
– Поздравляю тебя. И что там написано?
– Ты издеваешься?
– Даже не думал. Вот эта мне нравится. Это с нашей крыши?
– Не с нашей, а с моей, – тут же поправила я его. – Ты обещал.
– Да помню.
Доверенность его нисколько не заинтересовала. Я из-за этого расстроилась, присела за стол и ещё разок пробежалась глазами по тексту. По мне, так всё выглядит официально и вполне законно. Даже печать стоит в углу. А Глебу всё равно. Я побарабанила пальцами по столу, разглядывая полоску кожи, появившуюся на мужской спине между задравшейся футболкой и поясом джинсов.
– Глеб!
– Ну что?
– Это генеральная доверенность. Это документ.
Он выпрямился и обернулся.
– И что?
– Я тебя сейчас стукну, честное слово.
– Какая же ты настырная женщина, Евгения, – посетовал он. Присел за мой рабочий стол и открыл папку с эскизами. Подобная бесцеремонность и неуёмное любопытство, меня жутко раздражало, но я крепилась, потому что у меня было дело поважнее. – Ну что там может быть написано?
– Всё по делу, – заверила я его, дрожащим от негодования голосом. – Ты разрешил ей продать квартиру, официально.
– Ничего я не разрешал.
– Но тут подпись твоя стоит!
– Я ничего не разрешал и ничего не подписывал.
– Как же так?
Он устало посмотрел.
– Когда доверенность составлена?
Я сунулась в бумагу.
– 28 мая.
– Этого года?
Я кивнула.
– Замечательно, – отозвался Мартынов. – Особенно радует то, что меня в городе не было больше года.
Последняя надежда умерла. Я облокотилась на стол и пустым взглядом упёрлась в эту филькину грамоту. Глеб тем временем с большим интересом проглядывал мои наброски, даже лицом посерьёзнел, и выглядел немного уморительно. Можно подумать, что хоть немного разбирается в том, что видит. Но вдруг его лицо разгладилось, и Глеб разулыбался.
– О! А это тоже ты рисовала?
Я не сразу поняла, о чём он. Привстала на стуле, пытаясь увидеть, что его так удивило, и тут же подскочила, как ужаленная.
– Не трогай!
– Почему? Классные тролли. Вот этот особенно, смотри, какая физиономия хитрющая.
Когда он сказал про троллей, я замерла и на него уставилась. Он не смеялся, не издевался, и, кажется, на самом деле заинтересовался.
– А зачем ты их рисуешь?
Я стояла за плечом Глеба, смотрела на своих троллей и словно сама их впервые видела. Прежде чем ответить, подумала.
– Это иллюстрации к одной детской книжке. Издательство конкурс объявило... Так, дай сюда. Я просто балуюсь.
Папку я у него отобрала и сунула на верхнюю полку стеллажа.
– Так и что?
– Что? – не сразу сообразила я.
– С конкурсом.
– С каким конкурсом? Ты бы лучше о доверенности думал!
– А чего о ней думать? Липа, она и есть липа.
– Глеб, но это же преступление! Подделка документов!
– А я спорю разве?
– Ты как-то подозрительно спокоен, – нахмурилась я. – Где твоя жена живёт? Поехали, выясним всё и...
– Откуда я знаю, где она живёт? Меня больше года здесь не было. Может, её и в городе уже нет.
– Как это? – Я настолько обалдела от такой информации, что надолго застыла посреди комнаты. – А как же мы её искать будем?
– Попытаемся узнать, где она. За два года жизни в этом городе, у неё должны быть здесь какие-то друзья или знакомые.
– Что ж ты за муж такой? Не мудрено, что она с тобой развелась! Ты говоришь о ней, как о чужой!
– А она мне родная, что ли? Поженились по глупости, побаловались да разбежались.
Я лишь головой качнула.
– Вообще не понимаю, что ты мне говоришь. Почему-то мне кажется, что ты мне врёшь.
Он вытаращился на меня, изображая оскорблённую невинность.
– Да я вообще никогда не вру. Кого хочешь спроси!
– Интересно – кого? Жена, и та от тебя сбежала.
Когда я отвернулась, мне послышался смешок. Я быстренько оглянулась через плечо, Глеб был вполне серьёзен и даже не улыбался.
Чтобы хоть как-то успокоиться, я открыла холодильник, придирчиво оглядела полки, полные продуктов и принялась доставать нужное. Мои действия Мартынова заинтересовали.
– Что у нас на обед? – невинно поинтересовался он.
– Не знаю... Греческий салат и ростбиф. – Я вздохнула. – И тесто поставлю. Сил моих нет всё это выносить.
Глеб наблюдал, как я подвязываю фартук, расправляю его, чтобы каждый цветочек был хорошо виден, поправляю бантик, потом выбираю нож. Ножи у меня дорогущие, фирменные, в специальной подставке, дядя мне их из Германии в прошлом году привёз в подарок. Я их обожала, особенно за ярко-оранжевый цвет ручек. Каждый раз перебирала, вытаскивала по очереди, словно не знала, где какой торчит. Знаю, конечно, просто мне процесс нравится.
Сонька как-то сказала, что решила психологом стать, насмотревшись на меня на кухне. Говорит, у меня явные проблемы с психикой. А я неожиданно поняла, что мне даже возразить нечего. Да и страшно, если честно. Разозлишь Соньку, а она потом опыты на мне ставить будет.
– Что ты собираешься делать?
Я посмотрела на Мартынова, который внимательно за мной наблюдал.
– Мясо резать буду, а что?
– Уж больно уверенно ты нож держишь. Не по себе мне как-то.
Я обворожительно улыбнулась.
– Ещё слово – и обедать будешь за дверью этого дома.
Он ухмыльнулся.
– Понял, не дурак.
Я привычно расправилась с вырезкой, украдкой наблюдая за чужим мужчиной в своём доме. Он расхаживал по комнате, с любопытством разглядывал мои вещи, фотографии, добрался до книжного шкафа и провёл пальцем по корешкам книг. Мне отчего-то смешно стало.
– И нечего фыркать, – мгновенно отреагировал Мартынов. – Книги я читаю.
– Да я и не сомневаюсь! У тебя очень богатый лексикон, я заметила.
Он обернулся и весело глянул на меня.
– Я употребляю только литературные слова. Хочешь, поспорим?
– На что? – не подумавши, брякнула я.
Глеб сунул руки в задние карманы джинсов и посмотрел на меня со значением.
– Ну, я не знаю...
Я вспыхнула и из-за этого разозлилась.
– Шёл бы ты отсюда.
– Куда?
– В магазин за хлебом. У меня в доме хлеба нет, так и знай.
– Почему это? Хлеб – всему голова, забыла? Ах да, ты же действительно забыла, – он ехидно
улыбнулся, – и вляпалась в такую историю. На диете, что ли, сидишь, Евгения? У баб от диет крыша едет.
Я упёрла руку, в которой держала нож, в бок.
– Если ты сейчас не уйдёшь, я в тебя чем-нибудь кину. И тебе очень повезёт, если это будет тарелка, а не нож.
Он хохотнул, но прежде чем скрыться с моих глаз, заметил:
– В этом фартуке в цветочек ты выглядишь премиленько.
Дверь хлопнула, и я далеко не сразу поняла, что улыбаюсь. Спохватилась, даже нахмурилась, разозлившись на саму себя. Вот чего, спрашивается, я улыбаюсь? Вместо того, чтобы задуматься. У меня вообще сегодня такое чувство, что я утром не проснулась. Вижу какой-то глупый, дурацкий сон, потому что только во сне я могла бы впустить в дом чужого мужика, разговаривать с ним в таком лёгком тоне, да ещё и за хлебом его посылать. Я с самой юности, когда все подружки заводили себе мальчиков, страдали от несчастной любви, постоянно ввязывались в какие-то авантюры от любви же, ну и по глупости конечно, проявляла завидную осторожность. До появления Димки в моей жизни не влюблялась даже и всегда считала, что общаться с мужчинами не умею. Не получалось у меня вести с ними интимные беседы и зазывно улыбаться. Сонька как-то попыталась научить меня правильно стрелять глазками, но я при этом себя такой дурой чувствовала, что хохотать начинала прежде, чем объект моих стараний замечал моё "косоглазие". А вот мой новый знакомый меня злил и пугал в какой-то степени и, наверное, поэтому у меня рот практически не закрывался, от страха и волнения. Болтала какие-то глупости, смешила его своими высказываниями и чтобы чуточку реабилитироваться хотя бы в собственных глазах, мне оставалось надеяться, что терпение Глеба скоро закончится, и он исчезнет так же внезапно, как и появился в моём доме. А пока придётся его терпеть и играть по его правилам. Другого выхода я не видела.
Я резала помидоры на салат, в задумчивости осматривала комнату, а взгляд вдруг наткнулся на приоткрытую дверь спальни. Я вытянула шею, разглядывая спортивную сумку, оставшуюся на полу перед моим шкафом, посомневалась немного, а потом отложила нож, вытерла руки о полотенце и прошла в спальню. Конечно, лазить по чужим вещам – это плохо. Неприлично, даже низко. Но какой у меня выбор? С колотящимся сердцем, я расстегнула молнию и заглянула в сумку. Внутри ни денег, ни оружия, ни наркотиков. Одежда, какие-то личные вещи, в общем, ничего интересного. Я молнию застегнула и сунула свой любопытный нос в маленькое отделение на боку сумки. Там нашёлся паспорт и ещё какие-то бумажки.
– Ага, – довольно выдохнула я и села прямо на пол, по-турецки сложив ноги. Открыла паспорт. – Мартынов Глеб Степанович. Степанович, надо же... – Пролистала на страницу прописки. Удивлённо приподняла брови. Вот так так. Но, по крайней мере, о моей квартире ни слова.
Любопытство моё было вполне удовлетворено, но прежде чем паспорт закрыть, я перевернула ещё несколько страничек. Штамп о браке и штамп о разводе. Хоть по одному, а не по пять, от такого типа, что угодно ожидать можно.
Вдруг стало стыдно, я чужой паспорт убрала, провела по сумке рукой, чтобы не было заметно характерных примятостей, и вскочила. Чувствовала себя преступницей. Вот только виновата в своём чрезмерном любопытстве совсем не я, а Мартынов Глеб Степанович. Появился, туману напустил, небылиц порассказал... Правда, все небылицы очень похожи на правду, но всё равно... Напугал девушку, а сам только нагло ухмыляется.
Кстати, где его носит? Магазин в соседнем доме.
От звонка телефона вздрогнула. Сердце подскочило, а я напомнила себе, что все следы преступления я уже уничтожила. Надеюсь, по крайней мере, что это так.
Удивительно, как настоящие преступники на свете живут, это ведь такие переживания, никаких нервов не хватит. От каждого шороха вздрагивай, а ведь ещё муки совести существуют... говорят.
Звонила Сонька, счастливая до неприличия.
– Мы прямо у океана! – прокричала она мне в ухо. – Хочешь послушать шум волн?
– Мечтаю. Сонь, чего ты дразнишь меня?
– Тебе тоже в отпуск надо, – уверенно заявила подружка. – Знаешь, как тут здорово? Красота такая!.. Вот хорошо, что мы не в Италию поехали, а сюда.
Я услышала ворчание дяди где-то совсем рядом и рассмеялась.
– Он тебе привет передаёт, – сказала Сонька. Секундное молчание, а потом подружка продолжила, понизив голос. Я так поняла, что она от дяди отошла, чтобы он не слышал наш дальнейший разговор. – Димка звонил?
– Не звонил, – вздохнула я расстроено. – Мне кажется, он и не позвонит уже.
– Димка и не позвонит? Отстать, Жень. Объявится. Он тебя специально маринует, чтобы ты вину свою прочувствовала. А ты чувствуешь?
Я с ответом медлила, и Сонька удовлетворённо хмыкнула.
– И правильно. Пусть хоть раз он к тебе на коленях приползёт. А ты его сапогом по наглой роже.
– Соня, каким сапогом? Лето на улице.
– Я бы на твоём месте специально надела. И со шпилькой, чтобы мало не показалось.
– Какая ты кровожадная. В кого только не понятно.
– Почему это непонятно? У меня дедушка хирургом был, забыла?
– А бабушка медсестрой. Добрее надо быть к людям, Соня.
– Ну да, а они на шею потом садятся. Чем ты занимаешься одна?
– Я? – У меня возник соблазн взять и Соньке всё рассказать. Про проблемы с квартирой, про всю эту афёру, а главное, про Глеба, который, в данный момент, за хлебом в магазин отправился. Вот это обстоятельство меня больше всего и смущало. Я расскажу, а подружка завопит, через секунду в унисон с дядей: "Вызывай милицию! Где он сейчас? Далеко от тебя?", а я что скажу? За хлебом пошёл?
Закрыла глаза и соврала подружке, надеясь, что мне не придётся вскоре об этом пожалеть:
– Картину заканчиваю. В блаженной тишине.
– Ну-ну, – хмыкнула Сонька, а на прощание довольно грозно добавила: – И не смей ему звонить! Хоть в этот раз первой не звони!
– Слушаюсь и повинуюсь, – пробормотала я, а когда передо мной, как по волшебству, в воздухе возник шуршащий пакет из соседнего супермаркета, натурально схватилась за сердце. – О Господи!.. Ты что? Я чуть не умерла!
– Испугалась? – довольно радостно рассмеялся Глеб. – С кем болтала? Кому ты повинуешься?
– А тебе всё знать надо!.. – Я пихнула его локтем. Он отошёл, конечно, сразу, а мне вдруг жарко так стало, заволновалась неожиданно и быстренько на Мартынова оглянулась через плечо. Он пакет с хлебом оставил на столе, а сам развалился на диване. С хрустом потянулся и зевнул. Наблюдать за ним было очень странно, просто видеть его и то странно, а уж наблюдать, как он потягивается, как у себя дома...
– И что ты с ними делаешь? – спросил он, и я отвлеклась от своих мыслей.
– С кем?
– С картинами.
Я пожала плечами.
– Продаю.
– И покупают?
– Иногда.
– Хороший бизнес?
– Это не бизнес, это искусство.
Глеб недоверчиво усмехнулся.
– Искусства без бизнеса уже давно не бывает, детка.
– Я тебе не детка. А вот чем занимаешь ты, мне интересно?
Он откинул голову назад, чтобы видеть меня и широко улыбнулся.
– Правда, интересно?
Я нахмурилась.
– Почему-то мне не нравится, как ты улыбаешься.
– Что очень и очень странно. Обычно женщины от меня в восторге.
Я фыркнула.
– Так я тебе и поверила.
– А почему нет? Я очень даже милый... бываю иногда.
– Рада за всех твоих женщин. А на вопрос ты мой так и не ответил. Чем занимаетесь, Глеб Степанович?
Он даже сел и уставился на меня с неподдельным любопытством. Я под его взглядом занервничала.
– Что ты смотришь?
Мартынов хмыкнул.
– Не стыдно по чужим сумкам лазить?
Вся краска бросилась мне в лицо, я чуть нож не выронила. Уткнулась взглядом в тарелку с салатом, нервно повела плечами, а потом совершенно фальшивым и от того противным голосом, проговорила:
– Не понимаю, о чём ты говоришь.
Глеб разулыбался.
– Конечно. Что ещё ты вычитала в моём паспорте?
Я перестала притворяться и прямо взглянула на него, правда, щёки так и пылали, но с этим ничего невозможно было поделать.
– Ты прописан в Москве! Вот и отправляйся по месту прописки!
– А где прописана ты? Здесь?
Я замолчала. Прописана я здесь не была, по крайней мере, пока. Но это не даёт ему права...
– Ты же москвич! Здесь-то тебе что надо?
– Я не москвич, просто там у меня есть жильё. Какое – никакое. А как появилась возможность, я решил перебраться туда, где потише. А в этом городе мне нравится. Старинный город, красивый, уютный. Надо думать о старости.
Я пренебрежительно фыркнула.
– Тебе всего тридцать три, какая старость.
Глеб вдруг расхохотался.
– Кажется, ты проявила большой интерес к моей скромной персоне.
– Просто мне нужно знать, что за тип появился в моей квартире. Может, ты маньяк?
Он почесал кончик носа.
– Такое мне говорили.
– Ой, замолчи. Хвастун.
– Вот уж чего нет, того нет! Ничего не придумываю, только правду говорю.
Обедать мы сели через час. Всё это время я гордо отмалчивалась, обидевшись на прозорливость Глеба и на то, что он не упускал возможности меня смутить. Мартынов с аппетитом поедал ростбиф и непонимающе посматривал на меня, пока я гоняла по тарелке два листика салата и четвертинку помидоры. В итоге, даже головой качнул и подложил себе мяса.
– Что ты над собой издеваешься? – поинтересовался он.
– Почему это я издеваюсь?
– Не знаю почему. – И пакостно улыбнулся. – Знаешь, как вкусно?
Я не потрудилась ответить. Глеб доел, поднялся и отнёс тарелку в раковину. Я проследила за ним взглядом.
– Никогда не понимал эту привычку худеть, – заявил он, ставя чайник на газ. – И ладно бы что-то лишнее убирали. А то всё нужное исчезает. Я вот думаю...
– А вот я думаю, – невежливо перебила я его, – что ты думаешь о чём угодно, только не о деле!
– Почему? Я всегда о деле думаю. Только это не всегда заметно с первого взгляда.
Я недоверчиво хмыкнула.
– И что же ты думаешь?
– Что нужно найти одну Галкину подружку. Я видел её пару раз, кажется, её зовут Наташа.
– Кажется?
– Ну, или Надя. Что-то на Н.
– Что-то мне нехорошо.
– Это от голода, – авторитетно заявил Глеб. – Я купил курабье, я обожаю курабье. Сейчас мы его с тобой...
– Ты хоть знаешь, сколько в нём калорий?
– Я не предлагаю тебе калории, я предлагаю тебе курабье. Ты знаешь, что это такое? Сладкое, рассыпчатое, тает во рту, а сверху капелька джема...
– Прекрати, – застонала я.
Он рассмеялся.
– Я не понимаю, если ты не ешь, то зачем пироги печёшь?
– Потому что я люблю готовить. Почти так же, как и рисовать. Меня это успокаивает. Это тоже искусство.
Глеб кивнул, соглашаясь. Налил чаю себе и мне, высыпал из пакета в вазочку печенье и снова сел за стол.
– Так где мы будем её искать? – напомнила я ему о сути.
– Она работала в казино. Вот и съездим туда. Только завтра.
– В казино? – Я неприлично на него вытаращилась. – Кем она там работала?
– Жень, ну откуда я знаю? Помню, что работала, говорила мне об этом, а кем – я что-то не поинтересовался.
– Как-то всё это странно. Что-то ты темнишь, Глеб.
– Тебе следует мне доверять. – Он обворожительно улыбнулся.
– С какой стати?
– Потому что другого выхода у тебя нет.
– Есть. И ты это прекрасно знаешь.
– Ты так говоришь, потому что никогда не имела дел с нашей многоуважаемой милицией.
Я в упор посмотрела на него.
– А ты имел?
Он усмехнулся и глаза отвёл.
– Ты на самом деле хочешь знать правду?
Я сникла.
– Что-то мне подсказывает, что нет.
– Вот и правильно. Меньше знаешь, крепче спишь.
Он сказал "спишь", и я тут же разволновалась. До вечера было далеко, а я уже озаботилась вопросом о предстоящей ночи. В моём доме только одна кровать, на которой реально можно спать.
– Господи, я надеялась, что мне вчерашний день приснился...
В ответ на моё заявление послышался смешок.
– И тебе доброе утро.
Я уставилась на унылое, серое небо. Ни одного солнечного лучика не пробивалось через тяжёлые свинцовые тучи, природа хмурилась и я была с ней солидарна. Утро совсем не доброе. А уж глядя на Мартынова, который стоял на крыше, обдуваемый всеми ветрами, и смотрел на город, тоска накатывала с двойной силой. О чём думал – не ясно, но выглядел обеспокоенным. По крайней мере, мне так показалось и ещё больше насторожило.
– Глеб, – позвала я.
Он слегка повернул голову.
– Что-то не так?
Мартынов покачал головой.
– Да нет.
Я разозлилась не на шутку.
– Тогда прекрати меня нервировать!
– Чем это?
– Стоишь тут и строишь из себя злого гения!
Я ушла на кухню, не взглянув больше на Глеба, только пробурчала себе под нос что-то о том, как нахальны бывают незваные гости, перешагнула через диванные подушки, сваленные горой на полу, и отправилась заваривать себе чай.
– Диван у тебя ужасный, – пожаловался Глеб, как только появился на кухне. Я посмотрела на него и поняла, что он больше не хмурится. Но вместо того, чтобы успокоиться, я только больше насторожилась, появилось чёткое ощущение, что он притворяется.
Я пожала плечами.
– Извини, ты меня о своём появлении не предупредил заранее. А то бы я тебе кровать купила с ортопедическим матрасом. Обязательно.
– Ты с утра в дурном настроении или это твоё обычное состояние?
– Иди к чёрту.
– Ясно, гадкий характер. – Он уселся за стол и совершенно неприлично на меня уставился.
– Что? – не выдержала я.
– Думаю.
– Обо мне?
Он усмехнулся.
– А ты хочешь, чтобы я о тебе думал?
– У тебя есть план?
– Даже два. Но я пока их не придумал.
– Замечательно. Всегда мечтала встретить мужчину, который способен лишить любую проблему. И опять не повезло.
– Жень, ты чего?
Я остановилась и вздохнула, злясь на саму себя.
– Извини меня. Так что ты там говорил про план?
На душе было так паршиво, нехорошее предчувствие какое-то, до такой степени меня смущавшее, что даже готовить не хотелось. Посмотрела на хмурого Мартынова на крыше и предчувствие только усилилось. Какая-то пакость должна была случиться, просто уверена в этом, и в ожидании неё просто руки опускались.
– План у нас простой, – начал Глеб, – попытаемся найти эту Надю или Наташу.
– Где?
Мартынов почесал затылок.
– Где, где... Работала она в "Пескаре", полтора года назад работала, а уж сейчас, – он только руками развёл.
Я задумалась.
– "Пескарь"... Название чудное какое-то. И знакомое.
– Ресторан, в центре у вас. – Глеб приглядывался ко мне довольно странно. – В самом центре. У музея.
– Краеведческого? – уточнила я.
Он вполне натурально фыркнул.
– Вот уж понятия не имею!
– И, между прочим, зря. Там потрясающая экспозиция...
– Красный такой, – перебил Мартынов.
– Краеведческий, – кивнула я.
– Ну, пусть так. Вот там ресторан, съездим туда, поспрашиваем...
– Я вспомнила! У них ещё вывеска такая отвратительная, в виде дохлой рыбы.
Глеб долго на меня смотрел, потом качнул головой и поднялся.
– Что? – удивилась я. – Что я такого сказала? Вывеска на самом деле отвратительная, да ещё в самом центре города, где столько памятников арх...
– Жень, не тараторь!
Я обиженно замолчала.
– С ума с тобой сойти можно, – пожаловался он, правда, уже вполне миролюбиво.
– С тобой тоже, – не осталась я в долгу. – Убирай подушки с пола! Или весь день о них спотыкаться будем?
Как раз в тот момент, когда я уже вошла в раж и даже ножом, которым резала сыр, взмахнула достаточно воинственно, ожил телефон и возвестил сладким голосом:
– Солнышко, возьми трубку! – Я замерла в нелепой позе, а когда встретила развесёлый взгляд Мартынова, покраснела до корней волос. – Солнышко, – продолжал дурацкий аппарат, видимо, за что-то меня возненавидев, – солнышко! Возьми трубку!
– Да чтоб тебя, – пробормотала я себе под нос, кинувшись в спальню, а Глеб, конечно, возможности не упустил и выкрикнул мне вслед:
– Солнышко, не торопись так, шею себе свернёшь!
Я снова выскочила из спальни и продемонстрировала Мартынову кулак.
– Вот только попробуй слово сказать!..
Он сделал страшные глаза и рассмеялся, нахал.
Телефон продолжал источать нежности, я схватила его, вздохнула поглубже и в трубку проговорила уже довольно ровным тоном:
– Я тебя слушаю, Дима.
– Здравствуй.
Я закатила глаза, оценив его тон, но послушно ответила:
– Здравствуй.
– Как у тебя дела?
– Всё хорошо.
Я не сразу сообразила, что это был совсем не тот ответ, которого он ждал, и, судя по Димкиному молчанию, он был не в восторге.
– Хоть у тебя хорошо, я рад.
– А у тебя что-то не так?
Димка начал не то чтобы жаловаться, но изливать на меня своё недовольство и как-то так у него ловко получалось, что виновата в его неприятностях была я. Я не поехала, я разрушила его планы, я должна быть в Москве и так далее. Вот если бы я поехала с ним, если бы принимала посильное участие в обустройстве нашего совместного будущего, если бы он чувствовал мою поддержку, то проблем бы вовсе никаких не возникало. Но я его подвела.
– Дима, Дима, в чём ты меня пытаешься обвинить?
– Я? Тебя? Что ты говоришь такое?
– А ты не думаешь, что у меня здесь тоже могут быть проблемы? Тебе не интересно, что со мной происходит?
– Я же спросил – как у тебя дела, ты сказала – хорошо, – удивился Димка. Спорить с ним было бесполезно, и поэтому я решила разговор заканчивать, чтобы не наговорить чего-нибудь лишнего.
– У меня всё хорошо, Дима. Ты прости, но я, кажется, сегодня не с той ноги встала.
– Кажется, да, – сухо согласился Калинин, и мы быстренько распрощались.
В кухне я появилась спустя минут пять, после того, как удалось хоть немного успокоиться, встретила любопытный взгляд Глеба и предостерегающе взмахнула рукой.
– Молчи.
Он пожал плечами.
– Как скажешь. – Правда, усмешки не сдержал, но это я стерпела.
– Какого цвета твоя машина? – поинтересовалась я, когда мы через час вышли на улицу и Мартынов уверенно направился к огромному пропылённому джипу. Глеб приостановился, автомобиль свой с интересом оглядел, потом ткнул пальцем в малюсенькое пятнышко на капоте.
– Синяя. А что, это принципиально?
– Принципиально, чтобы ты её помыл.
Мартынов нахально усмехнулся.
– Грязь оскорбляет твои чувства художника?
– Просто на нас будут показывать пальцем. Не знаю, что это за машина, но она больше напоминает танк.
Глеб головой мотнул и посмотрел на меня загадочно. Мне почему-то показалось, что гадость про меня подумал. Рывком открыла дверь и полезла в огромный автомобиль.
– Знаешь, Евгения, – решил поделиться со мной Мартынов, устраиваясь за рулём, – ты ужасная женщина.
– Почему это?
– Ты скандальная, ты въедливая, умная и слишком много говоришь. – Получил кулаком по плечу, поморщился и добавил: – И дерёшься к тому же.
– Мы поедем или нет? – Помолчала немного, пока он выезжал со двора, и всё-таки не удержалась и сказала: – Никогда не знала, что ум – это недостаток.
– Женский – огромный.
– Что б ты понимал, – разозлилась я и отвернулась к окну.
Найти место для стоянки в центре – дело практически невозможное. Даже не смотря на то, что город у нас не такой большой и переполненный, но туристы – наше счастье и горе одновременно. Мы покружили немного по улицам, свернули в запущенный переулок, которых у нас тоже не мало, к сожалению, приткнули машину у покосившегося палисадника и к центру города возвращались пешком. Глеб оглядывался, но без особого интереса. Когда мы проходили мимо музея, я по привычке свернула к крыльцу, но опомнилась и кинулась догонять Мартынова, а этот гад открыто расхохотался. А я даже не обиделась в этот раз, почему-то рядом с этим человеком я чувствовала себя не просто глупой, а какой-то недоразвитой, словно до его появления в пещере жила, не понимая для чего на небе солнце светит, и самое страшное, привыкать начала к этому чувству.
Ресторан "Пескарь" встретил нас запертой дверью. Глеб пару раз дёрнул за массивную ручку, а я уставилась на вывеску с дохлой рыбой. То есть, дохлой она не была, вечером, когда зажигались огни, даже особый спецэффект проявлялся – рыба начинала открывать и закрывать глаза. Но от этого становилось совсем жутко, если честно. В ресторане этом я никогда не была, он не был самым шикарным в городе, которые предпочитали как дядя, так и Димка, да и пользовался скандальной славой. Говорили, что однажды здесь даже перестрелку один возмущённый посетитель устроил. Чем уж ему не угодили, я не знала, слухи разные ходили, от банальных до абсурдных, но лично у меня после таких сообщений не было желания данное заведение посещать, но люди разные, и после того инцидента народ сюда валом повалил.
