Текст книги "Зефир в шоколаде (СИ)"

Автор книги: Екатерина Риз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Иногда.

Я спрятала улыбку. Мой взгляд скользил по его плечу, по идеальному крою пиджака, я даже не удержалась и провела рукой по рукаву. Он голову повернул, в лицо мне посмотрел и спросил:

– Как тебе вечер?

– Я себя запугала, – призналась я.

– Я подозревал, но и успокаивать не спешил.

Я вдруг осознала, что мы сидим с ним на диване, нос к носу и шепчемся. Моргнула и поспешила отодвинуться, но опоздала, за нами наблюдали. И если Марина Леонидовна лишь смотрела, хоть и хмуро, то Алиса откровенно злилась.

– Антон! – не удержалась она и позвала его. – Ты обещал со мной выпить.

Он поднял свой бокал.

– Я пью, лисёнок. Без тостов и чоканья, сегодня нельзя.

Я ещё отодвинулась, и Антон глянул на меня, предостерегающе. Отодвигаться я прекратила.

Сергей Владимирович, который единственный пил чай, кашлянул и спросил:

– Валерия Борисовна, я всё-таки хотел бы с вами поговорить. С глазу на глаз, так сказать. Например, завтра, если у вас будет время.

Мне не нужно было этого делать, но я машинально посмотрела на Антона. Тот подбородок потёр, после чего за меня ответил:

– Да не о чем говорить, Сергей Владимирович. Заявление она подаст.

Я никак не могла набраться смелости, чтобы взглянуть на Марину. Та, кажется, руки сцепила, а Антона сверлила негодующим взглядом. Я не смотрела на неё, а она не смотрела на меня. Обстановка накалялась. Только Серафима ела маленькие пирожные с взбитыми сливками, брала одно за другим с большого блюда, и на происходящее в комнате не реагировала, а может так только казалось.

– Это ты решил? – спросила Марина Леонидовна ледяным тоном.

– Нет. Это Лера решила. – И он посмотрел на меня. Во взгляде спокойствие и упорство. – Правда, Лера?

Я даже не поняла, как кивнула. Под его взглядом, или подсознательно согласившись, когда вспомнила разговор с матерью, но я кивнула, и в этот момент решилась моя дальнейшая судьба. И это я осознала в следующую секунду, с опозданием. Услышала, как Марина судорожно втянула в себя воздух, в комнате повисла тишина, не скажу, что Сергей Владимирович насторожился или расстроился, он чай пил, а вот Алиса нахмурилась.

– А о чём речь? О моём наследстве?

– Это не только твоё наследство, дорогая, – сказал ей Антон.

Марина руки в бока упёрла.

– А ты и рад, да?

– Мне чего радоваться? Хотя, – он посмотрел на меня, – такой дочке и я бы обрадовался.

– Вот только смотрит он на неё не как на дочку, – мимоходом заметила Серафима.

– А кто меня в этом упрекнёт?

Алиса топнула ногой.

– Антон!

– Не кричи, – попросил он.

– Ты тоже перестань, – одёрнула я его, недовольная его намёками. Сочла нужным встать, чтобы открыто посмотреть на Марину Леонидовну. – Я так решила, и это моё право. Разве нет? Я законная дочь, и я имею право на часть наследства. По крайней мере, это будет компенсацией моей маме за все прошедшие годы, что она думала и вспоминала об отце. За все неприятности и горести, что он ей причинил.

– Правильно, – поддакнула мне Серафима, продолжая жевать, но на неё никто кроме меня внимания не обратил.

– Но он про тебя даже не вспоминал! – Алиса смотрела на меня с раздражением.

Я, как можно более спокойно, пожала плечами, притворившись, что это замечание меня не задело.

– Я про него тоже не вспоминала. Что не отменяет того факта, что я имею право на свою долю.

– Ты даже не понимаешь, что имеешь в виду, когда произносишь это слово – доля. – Марина взмахнула рукой, не скрывая возмущения, после чего ткнула в Антона пальцем. – А вот он имеет. Он тебя для этого на свет Божий и вытащил, чтобы меня и мою дочь ограбить. Конечно, я не Боря, я не махнула бы рукой на происходящее, не позволила бы ему нас грабить дальше! Это только Боря ему доверял. Слеп был, как крот.

Серафима покивала, соглашаясь.

– Слепой был. Дурак. Лет двадцать пять назад ослеп.

– Ты-то хоть помолчи! – прикрикнула на неё Марина Леонидовна.

Я головой покачала.

– Я не хочу больше с вами спорить.

– Ты девчонка, и понятия не имеешь!..

– Хватит! – вдруг рявкнул Антон, и я, признаться, вздрогнула.

Я вздрогнула, а Алиса заплакала, хотя сомневаюсь, что испугавшись. Скорее уж, в попытке разжалобить, хоть кого-нибудь. Неожиданно разжалобилась Серафима, и притянула девочку к своей груди, к которой Алиса благодарно прильнула, заливаясь слезами. Ситуация была дурацкой, а действия присутствующих для меня непонятными, и я всерьёз раздумывала, как уйти. Отношения в этой семье, явно, были странными.

– Хватит, Марина, – повторил Антон, голос понизил, но тон по-прежнему был впечатляющим. – Не поверю, что ты всерьёз надеялась договориться. Спроси Сергея Владимировича, он тебе расскажет о наследовании по закону. Ни о каких договорённостях речи не идёт.

– Зато идёт о совместно нажитом имуществе. Я докажу, что половина его состояния принадлежит мне. А остальное делите!

– И как ты, интересно, заработала половину его состояния?

– При жизни с её матерью он гроши зарабатывал, а благодаря мне в люди выбился. Мой отец ему деньги на первый магазин дал. Он тебе не рассказывал?

– Нет. Но ты можешь попробовать рассказать это в суде. И попробовать доказать. Я с интересом послушаю. – А мне сказал: – Пойдём. Вечер закончился.

– Серёжа, скажи что-нибудь! – потребовала Марина Леонидовна, но Антон уже вывел меня за руку из гостиной. Правда, ответ я услышать успела. Зарубин спокойно ответил:

– По существу я говорю в суде, Марина.

– В суде? – повторила я с ужасом, едва поспевая за Антоном. Мы из дома вышли и спускались по ступенькам. – Антон, они с нами судиться будут?

– Ещё не ясно. – Он шаг сбавил, вздохнул и куда спокойнее ответил: – Это лишь взрыв возмущения был, ничего конкретного. Думаю, мы сумеем договориться. Пройдёт несколько дней, все успокоятся, одумаются, и говорить начнём по существу.

Он за талию меня обнял, я хмурилась, и Антон коснулся пальцем моего подбородка.

– Всё будет хорошо, вот увидишь.

– Очень в этом сомневаюсь.

– Хочешь, я тебя сейчас поцелую?

Я моргнула, отвлекаясь от своих мыслей, перевела взгляд на его лицо и спросила:

– Зачем?

Из его глаз ушёл соблазн, Антон отступил и переспросил:

– Зачем? – Головой качнул. – Лера, ты такая странная.

Я стукнула его по руке, обидевшись.

– Сам ты странный. – Огляделась. – Где твоя машина?

Он рассмеялся и снова взял меня за руку.

В машине я переживала. Молчала, смотрела в окно, а Антон, видимо, почувствовав моё состояние, даже радио не рискнул включить. А я всё думала о прошедшем вечере. Рано себя надеждой тешила, что смогу наладить с родственниками отца нормальные отношения. Но виноватой себя не чувствовала. Неделю назад, только при упоминании наследства, у меня появлялась мысль о том, что я его не заслуживаю. Я не была любящей дочерью, он не был хорошим отцом, и когда сколачивал своё состояние, обо мне и маме точно не думал, то есть на наше благополучие эти деньги рассчитаны не были, но сейчас… сегодня, многое изменилось. И дело даже не в тоне и обвинениях Марины Леонидовны, не в её упрёках, а в том разговоре между мной и Серафимой, чудаковатой старушкой, которая наверняка и понятия не имела, что сумела найти ту болевую точку в моей душе, надавив на которую, я приняла решение. Неожиданно и молниеносно. Когда она сказала мне, что моя мама, «бедная Оля», так и не вышла больше замуж, и все эти годы вспоминала моего отца – а ведь на самом деле вспоминала и совсем не с ненавистью, как я думала все эти годы, – всё встало на свои места. Я хочу это наследство, чёрт возьми. Я хочу эти деньги, и когда я их получу… Я куплю маме дом. Не такой, как у Марины Леонидовны, нет. Я куплю ей дом, как у Антона, и поселю их там с бабушкой, и они будут жить в комфорте, не думая больше о хлебе насущном. Будут думать только о варенье из вишни и фирменном лечо, которое так любит вся наша многочисленная семья. И которое папа так и не попробовал.

– О чём ты думаешь, Снежинка?

Я вдруг очнулась от своих мыслей, моргнула, поняла, что за стеклом машины уже город в огнях, а у меня в горле горький комок. И я никак не могу его сглотнуть. Задыхаюсь, облизываю губы, а на глазах слёзы выступили. И слёзы эти совсем не от нехватки воздуха.

– Лера.

Я головой покачала, потом подняла руку, чтобы слёзы вытереть. А когда слёзы вытираешь, избавиться от них уже не так просто, они начинают течь непрерывным потоком.

– Малыш.

Я всё-таки сумела сделать вдох.

– Я хочу это наследство, Антон, – проговорила я, глядя за окно, а не на него.

Он руку протянул, но не для того, чтобы дружески похлопать меня по плечу или даже по коленке. Его ладонь легла на мою шею и пригнула мою голову к его плечу. Губы прижались к моему лбу.

– Оно у тебя будет. Обещаю.

7

Конечно же, просто так этот ужасный вечер закончиться не мог. Нужна была ещё неприятность, оплеуха, так сказать, чтобы у меня в голове зазвенело. Поначалу от поцелуя Антона, который я всё-таки получила после долгих обещаний, а затем ещё сильнее зазвенело, когда я заметила машину Стаса у соседнего подъезда своего дома. Как я не заметила её раньше? Антон вышел из машины, чтобы проводить меня до подъезда, как он выразился, отвлёк моё внимание, и после пары минут бессмысленных уговоров, а точнее, волнующего шёпота мне на ухо, я сдалась, и он меня поцеловал. Как можно было отказаться, когда он обнимал и по спине меня успокаивающе гладил? Правда, по моему убеждению, спина – это та часть моего тела, которая находилась несколько выше, но кто считает, да? И он меня поцеловал, и я растаяла, и, если совсем честно, у меня на душе немного полегчало. Но не настолько, чтобы я пропустила мимо ушей его предложение, поехать к нему. Я тогда отстранилась, посмотрела с укором, а Антон широко улыбнулся и даже рассмеялся под моим взглядом.

– Просто в гости, – заверял он меня, а я недоверчиво прищурилась.

И вот когда голову повернула, почувствовав прикосновение его губ к своей шее, и приметила машину Станислава Витальевича. От Антона отшатнулась, и даже застонала сквозь зубы.

– И что? – спросил он, удивлённый моей реакцией. Тоже посмотрел, а я призналась еле слышно:

– Стас.

Стас, видимо, осознал, что я, точнее, мы его заметили, завёл мотор, и машина стала задним ходом со двора выезжать. Антон хмыкнул, наблюдая.

– Деликатный парень. Вот что значит, интеллигенция. Я бы вышел и по морде дал.

Я лицо рукой закрыла.

– Ужасный день.

– А я?

– И ты ужасный. Когда так себя ведёшь.

– Обычно девушкам нравится.

– Я не обычная девушка, – заявила я, и направилась к подъезду.

– Снежинка!

– Не зови меня Снежинкой! – Я открыла подъездную дверь ключом от домофона и дёрнула её на себя. На Антона обернулась и сказала: – Я чувствую себя ледышкой!

Он головой покачал.

– Ты не ледышка. Но если тебе не нравится, я буду звать тебя Зефирчиком.

Пришлось постараться, чтобы не рассмеяться.

– Так я чувствую себя толстой, Антон.

Он руками развёл.

– На тебя не угодишь!

– Пока, – негромко проговорила я, улыбнулась ему на прощание и скрылась за дверью. И застыла в темноте, чувствуя, как сердце радостно подпрыгивает. Стас уехал, обиженный и оскорблённый, а я чему-то радуюсь.

Зато всю рабочую неделю я жила, окружённая обидой Станислава Витальевича. Признаться, я даже не ожидала, что он так умеет свои обиды и недовольства демонстрировать. Я стала понимать его бывшую жену, и раньше знала, что человек он непростой, но не думала, что он умеет столь демонстративно тебя игнорировать. Настолько демонстративно, что это стало заметно со стороны, и по нашу душу снова зашушукались. Стас, в своём праведном, как он считал, гневе, этого не замечал, а вот я нервно оглядывалась и вынуждено улыбалась. Чувствовала себя препаршиво. В один из дней всё-таки решилась зайти к нему в кабинет, выследила его секретаршу, которая отправилась в столовую, и к любимому начальнику зашла. Без стука и спроса. Попыталась ему объяснить… Хотя, что можно объяснить мужчине, который видел, как ты с удовольствием отвечаешь на поцелуи другого мужчины? А я это и делала, и Стас, осуждающим шёпотом, мне это и высказал, между прочим, в лицо. И мои оправдания на счёт того, что я была расстроена, его ничуть не впечатлили. Он смотрел на меня с презрительным прищуром и дышал, как бык, который рогом в стену упёрся. А потом ещё и заявил, что приехал меня поддержать в девятый день со смерти отца, а я расстроенной нисколько не выглядела, напротив, весьма в игривом настроении пребывала. В общем, мы поспорили, потом поругались, всё это зловещим шёпотом и сверкая друг на друга глазами, а закончилось всё тем, что я вылетела из его кабинета, раскрасневшаяся и злая. Пробежала мимо его секретарши, уже вернувшейся с обеда, та проводила меня любопытным взглядом, а я едва удержалась от того, чтобы шарахнуть дверью приёмной. Чувствовала себя оскорблённой, хотя, если разобраться, целующейся с другим, застукали меня. Но всё равно несправедливо!

– Ты какая-то злая, – сказал мне Антон в один из дней. Пригласил меня поужинать, и полвечера настороженно ко мне присматривался. – Что-то случилось?

– Нет.

– Правда?

– Нет. То есть, да, правда.

– Снежинка.

Я устремила на него предостерегающий взгляд, и Антон вздохнул, смиряясь. Принялся за еду, положил салфетку на колено, а я поневоле улыбнулась. Схватила бокал с вином, пытаясь улыбку скрыть, но Антон заметил и заинтересованно вздёрнул брови.

– Что?

– Этот ресторан не для тебя. Низкие столики, неудобные стулья. Ты не помещаешься.

– Не помещаюсь, но готовят вкусно.

Он пригладил галстук, было заметно, что тот ему мешает, а я окинула Антона быстрым взглядом. Сегодня он выглядел очень официально, сказал, что у него днём была пара встреч, и переодеться он не успел, а мне теперь предстояло весь вечер любоваться. Ему на самом деле шли костюмы и белоснежные рубашки, даже галстуки шли, но сам Антон этого, кажется, не замечал и не понимал. Пригласил меня в ресторан восточной кухни, но как-то наспех. Я даже пришла к выводу, что он просто поостерёгся оставлять меня одну надолго. Накануне мы встречались с адвокатом, потом с нотариусом, я не была настроена общаться после, и Антон отвёз меня домой. А вот сегодня настоял на ужине, позвонил за час и настаивал. А потом заявил, что скучает. Я не поверила, но на ужин согласилась.

– Когда у тебя каникулы начинаются? – спросил он.

– У меня?

– Ну, как это называется у учителей?

– Как и у всех остальных людей, Антон. Отпуск.

– Да? Тогда когда отпуск?

– В июле.

– Планы уже есть?

Я плечами пожала.

– Как всегда. Турция, Египет. Возможно, Таиланд.

Антон поморщился и отчаянно замотал головой.

– Греция, малыш. У меня там дом.

Я жевать перестала, уставилась на него. Затем сказала:

– Когда ты так говоришь, я начинаю пугаться. У меня чёткое ощущение, что у меня амнезия, и я забыла про штамп в паспорте.

Он широко ухмыльнулся.

– Это ты про свой паспорт?

– Да, да.

Он снова усмехнулся, но промолчал. Я подозрительно прищурилась и весь оставшийся вечер старательно напоминала себе, что с этим субъектом нужно держать ухо востро, уж больно он прыток. Но эти мысли вылетели из моей головы в тот самый момент, как он меня поцеловал. Как там у Блока? Ночь. Улица. Фонарь… И мы опять целуемся, и у меня холодок, пробегающий по позвоночнику, и подгибающиеся колени. Я думать забываю о том, что он первый хитрец, забываю о Стасе, который не на шутку обиделся, а у меня вроде бы на него планы и он подходящая партия. А я целуюсь с мужчиной, которого знаю две недели, и лишь из природного упрямства, даже не от избытка воспитания, продолжаю отклонять его приглашения в его милый коттедж на берегу Волги, и к себе не приглашаю, даже на кофе. Хотя, Антон каждый вечер напрашивался, и даже не скрывал, что кофе – это последнее, о чём он в эти моменты думает.

Вот и сейчас меня к себе прижал, и я почувствовала всё, что должна была почувствовать. И мне стало почти стыдно, что я так его мучаю. А Антон от губ моих оторвался, голову к моему плечу склонил и жарко задышал мне в шею. Но дышал он только первые секунд десять, после чего застонал.

– Что я тебе такого сделал, а?

Я улыбнулась, зная, что он видеть не может, потом по волосам его погладила. Если честно, мне просто нравилось к ним прикасаться. Затем мягко проговорила:

– Я не уверена, Антон.

Он немного отодвинулся, не убирая рук с моей талии, в глаза мне заглянул.

– В чём?

– В тебе, – не стала я скрывать. – Я не уверена, что ты… – Я сощурилась, подбирая слова. – Что тебе можно доверять. В этом смысле.

– Не понял.

Я вздохнула.

– Я уже говорила тебе, что я не похожа на девушек, к которым ты привык.

– Лера, ты не знаешь, к каким девушкам я привык.

Я погладила его по плечу.

– Не будь таким наивным. – Он рассмеялся, а я с сожалением кивнула. – Да, Антош, у тебя всё на лице написано, Серафима права. А я девушка серьёзная.

– Ты только замуж? – скоренько среагировал он.

Я же головой покачала.

– Нет, почему? Но мне нужно понимать, что ко мне относятся со всей серьёзностью, и отношения как-то развиваются. А то, что предлагаешь ты…

– А что я предлагаю?

Он вынуждал меня это сказать, ему доставляло удовольствие моё смущение, и я его за это ненавидела в этот момент. Но Антон смилостивился, и отвечать мне не пришлось.

– Ты понятия не имеешь, что я тебе предлагаю, Снежинка. Потому что мы целуемся у твоего подъезда, как пионеры, а в другой обстановке, так сказать, более интимной, я мог бы и пооткровенничать, рассказать тебе о своих чувствах.

Он меня обнимал, я его слушала, и когда он увлёкся рассуждениями о высоком, я пристроила локоть на его плече, с интересом ожидая, к чему, в итоге, он придёт. Антон оценил степень скептицизма в моём взгляде, замолчал и шлёпнул меня по заду.

– Кто над кем издевается?

– Ты надо мной, – без тени сомнения сказала я. – Так что, предлагаю сегодня расстаться, и подумать… о своих чувствах. А завтра поделимся друг с другом, сокровенным.

Он снова меня поцеловал, я замолчала и обняла его за шею. Минута слабости, когда я приподнялась на цыпочках и повисла на нём, затем отступила. Себя одёрнула, и его заодно.

– До завтра, – проговорила я негромко, пытаясь справиться с дыханием. А ещё очень хотелось губы облизать. Но если я это сделаю, Антон несомненно притянет меня обратно к себе для ещё одного поцелуя, и тогда я точно не уйду. Точнее, его не отпущу.

– Завтра «Колесо»? Я хочу, чтобы ты танцевала. Девять дней позади.

– Позвони, – не стала я спорить, но и соглашаться не спеша.

– Не сомневайся, позвоню. – Он так улыбался, что я зажмурилась, ослеплённая. А затем ещё и руки раскинул, но уже переигрывал. – Хочешь, на колени встану?

– С ума сошёл, брюки испортишь. – И с нажимом повторила: – До завтра. – Он всё улыбался, и тогда я взмолилась: – Антон, у меня завтра шесть уроков!

– Боже, ладно! Одна радость, что завтра пятница. У меня большие планы! – предупредил он.

Я поспешила зайти в подъезд. Но надо признать, что следующего вечера ждала с нетерпением. И всё думала о «больших планах» Антона. В том, что он имел в виду, сомневаться не приходилось. Сомневалась я в себе, потому что, как говорит моя бабушка, а она женщина мудрая, в этом я никогда не сомневалась, в конце концов, одна троих детей вырастила: и хочется, и колется, и мамка не велит. Мама бы точно запретила, если бы узнала, но в моей душе в последние дни наметилось томление, и это было некстати. Точнее, совершенно неуместно по отношению к такому типу, как Антон. Потому что всё, что я ему сказала сегодня вечером – правдиво и я в своих подозрениях вряд ли преувеличиваю. Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять – женщин у него было, есть и, конечно, будет в будущем, великое множество. Затеряться в этом множестве как-то не хотелось. Но Антон меня откровенно соблазнял, очень старался, и выдержать этот натиск было очень трудно. Особенно, когда самой, как я уже сказала ранее, хочется. Я себя одёргивала, можно сказать, что уговаривала выкинуть из головы всякие мысли об откровенном соблазне. И чтобы как-то себе помочь, весь следующий день старалась думать о Станиславе Витальевиче, раздумья и мечты о котором совсем недавно мою жизнь украшали. Как мне казалось. А вот сегодня как я к нему не присматривалась, отрезвлению не помогали.

Но, наверное, наблюдала я за Стасом очень пристально, потому что это стало заметно окружающим. И ему в том числе. Он несколько раз перехватывал мой взгляд, начал хмуриться и странно озираться, а Лена меня в какой-то момент локтем толкнула. Мы сидели в столовой за учительским столом, Станислав Витальевич зашёл проинспектировать, и я тут же на него уставилась.

– Ты ведь не собираешься спустить ему всё с рук? – спросила меня Лена несколько злорадно. Тоже на Стаса глазами стрельнула, прищурилась перед этим, будто выстрелить готовилась, и Станислав Витальевич на самом деле нервно дёрнул шеей, я заметила.

От её вопроса я немного растерялась.

– Что «всё»?

– Всё, – веско повторила она. – Всё, что он тебе сделал.

– Знаешь, по-моему, больше сделала я, – не стала я притворяться.

– Да? – Лена не на шутку заинтересовалась, даже развернулась ко мне. И совсем другим, заинтересованным тоном спросила: – И что ты сделала?

Я заглянула в свою чашку с растворимым кофе, помешала его ложечкой, хотя кофе уже остывал и этого не требовалось.

– Он видел, как я с Антоном целовалась. – Сказала это и тут же решительно качнула головой. – То есть, это Антон меня целовал, не я его.

– Ах, Антон тебя целовал, – насмешливо протянула Лена, и так при этом усмехнулась, что это даже неприлично было. Я глянула на неё с укоризной, но она лишь рассмеялась. – Ну, ты молодец, Валерия Борисовна. А я думаю, что она такая занятая в последнее время, а она с Антоном целуется.

Я вздохнула и предупредила её:

– Я уже жалею, что тебе сказала

– Не сомневаюсь. И как он целуется?

– Хорошо целуется.

– А Станислав Витальевич как целуется?

Я посмотрела на неё, притворившись удивлённой и возмущённой.

– Ты, правда, думаешь, что я сравнивала?

– Конечно. Все сравнивают.

– Какая гадость. – Я едва сдерживала смех, и оттого с излишним пафосом проговорила: – Я – никогда.

Мы вместе рассмеялись, а затем Лена махнула в сторону проходящего мимо директора нашей любимой школы рукой. Негромко проговорила ему вслед:

– От него слишком много проблем, не жалей.

Я же хмыкнула едва слышно, призадумавшись над её словами.

– Если ты думаешь, что от Стаса много проблем, то ты просто незнакома с Антоном.

Но даже предчувствие проблем и ошибок не могут остановить женщину, у которой перехватывает дыхание рядом с определённым мужчиной. К тому же, наша пара без сомнения привлекала внимание. Стоило нам с Антоном появиться вместе, к нам обращались многие взгляды, мы с ним были, как шоколад и зефир – разные, но вместе ещё вкуснее. И меня это волновало. И его волновало, я это очень остро ощущала. Когда он брал меня за руку на людях, у него на мгновение такое выражение на лице появлялось, удовлетворения и превосходства. Глупо, конечно, но ему это определённо удовольствие доставляло. А мой взгляд порой останавливался на наших сомкнутых руках, резко контрастирующих друг с другом по цвету, но при этом Антон крепко сжимал мои пальцы, и это давало мне чувство покоя и уверенности. Всё-таки удивительная штука жизнь. В детстве меня дразнили Мальвиной, и я всегда ждала, что в моей жизни появится Пьеро. Антон на Пьеро не был похож ничем.

Зато в школе я за последние пару недель стала у детей героиней. Хотя, это я говорю «героиня», но что-то мне подсказывало, что их истории обо мне куда более неприличны и захватывающи, чем я вообще могу предположить. Антон не каждый день, но пару раз в неделю обязательно заезжал за мной после уроков, порой и в школу заходил, распахивал двери учительской и моего кабинета с таким видом, будто имел на это право. Его провожали любопытными взглядами, а во дворе школы, где он оставлял свою машину (правильнее сказать машины, менял их, как я перчатки зимой), неизменно собиралась толпа мальчишек, разглядывая его автомобили и его самого горящими глазами. Девчонки не отставали, шептались, правда, преимущественно за моей спиной, а вслед Антону больше вздыхали и хихикали. Он внимания не обращал, но их пыл это нисколько не остужало. Я его ругала, просила в школу не заходить, намекала на пересуды за моей спиной, но доказать ему, что дети могут формировать общественное мнение, даже среди собственных педагогов, было невозможно. Антон лишь отмахивался и повторял своё коронное:

– Дети. Не обращай внимания.

Он мне, учителю, это говорил. Оставалось лишь последовать его совету и внимания не обращать, но уже на него самого. И приходилось только удивиться тому, что за прошедшие недели я как-то незаметно для самой себя обзавелась, по выражению моих же учеников, официальным бойфрендом. Причём Антон на звание бойфренда внешне очень подходил, а вот я на роль его подружки… особенно, когда появлялась из школы в строгом костюме и с тяжёлой сумкой, забитой школьными тетрадями, не слишком. А он меня встречал улыбкой, поднимал на лоб тёмные фирменные очки, и спешил мне навстречу, забрать у меня сумку. Если бы попробовал на крыльце школы лезть целоваться, я бы его этой сумкой и огрела, об этом обстоятельстве я его честно предупредила ещё тогда, когда на поцелуи он прав не имел, но всё равно лез. Что никого не удивляет, правда?

Этим вечером Антон познакомил меня со своими друзьями, по крайней мере, так мне их представил. Я подобного не ожидала, он меня не предупреждал, и про себя порадовалась, что на мне новое платье, вполне подходящее для вечера в ночном клубе, а не джинсы, как в прошлый раз. Я ещё опомниться не успела после того, как снова оказалась в «Колесе», снова оглядывалась, слушая Антона, который, как только мы вышли из автомобиля, принялся мне рассказывать всё новые подробности строительства и появления у него самой идеи подобного места отдыха, а он вдруг рассказ свой закончил, развернул меня лицом к отдыхающей компании, и как ни в чём не бывало, принялся меня им представлять.

– Лера, это мои друзья.

Я, признаться, немного опешила, но улыбнулась и руку протянула молодому мужчине, который первым поднялся нам навстречу, заинтересовавшись. Позже я поняла, что «мои друзья» в основном относилось к нему, остальные больше приятели и их девушки, а вот Виктор Соловьёв на самом деле являлся близким другом Антона. Я с первой минуты знакомства с ним поняла, что они с Антоном обмениваются взглядами, которые обоим о многом говорят. Виктор был молодым мужчиной выдающейся комплекции, уступал Антону в росте, зато не в ширине плеч и крепости рук. На его руки я в первый момент и обратила внимание, таких мышц я ни у кого прежде не видела, они бугрились под рукавами футболки, выступали на груди, и, по всей видимости, сам Виктор своими достижениями в сфере бодибилдинга весьма гордился. Улыбался открыто и с явным превосходством, а меня разглядывал с любопытством, после чего и бросил на Антона первый многозначительный взгляд.

– Очень приятно, Лера. Антон столько о вас рассказывал.

– Правда? – Я сочла нужным выказать своё удивление этим фактом и даже чуть нахмурилась, демонстрируя обеспокоенность.

Антон же глаза закатил, видимо, предвидя мою дальнейшую реакцию.

– Не говори ей такого, – попросил он Соловьёва. – Она ведь потом допрос мне устроит. Что именно я говорил и когда.

Виктор с готовностью выдвинул мне стул.

– А я сам расскажу, всё в деталях. Чтоб кислород ему перекрыть.

Я понимала, что он смеётся, но улыбаться не спешила. За стол села, и краем глаза заметила, что Антон пихнул товарища в бок.

– Ты дочка Бори? – спросил меня другой мужчина за столом, после довольно формальной процедуры знакомства. Вообще, за столом было три пары, мы стали четвёртой. Девушки лишь кивнули мне, а вот мужчины присматривались с интересом.

После этого вопроса пришлось кивнуть. Кто-то хмыкнул с намёком на удивление.

– Надо же, совсем не похожа.

– Что хорошо, я тебе скажу, – влез Антон, придвигаясь ко мне и пристраивая руку на спинке моего стула. Уставился мне в лицо с явным удовольствием. – Мне нравится, как есть. Очень.

– Ещё бы, – фыркнул Соловьёв. Окинул меня ещё одним взглядом, а я поклялась, что вытерплю. Всего-то и нужно каких-то пятнадцать минут, чтобы удовлетворить всеобщее любопытство. Несколько вопросов про отца, про похороны, пара воспоминаний о прежних временах и Бориных похождениях и умных мыслях, тост в молчании, и меня оставили в покое, правда, прежде заверив Антона, что ему повезло. Тот тут же кивнул, подтверждая, а встретив мой пристальный взгляд, покаянно опустил голову.

– Что ты делаешь? – шепнула я ему.

Он плечами пожал, после чего улыбнулся.

– Каюсь, захотелось похвастаться.

– Мной?

– Да. – Он провёл пальцем по моей щеке, после чего заправил мне за ухо волосы. – Лера, ты красивая.

Я тут же отвела глаза, поднесла бокал с коктейлем к губам. Услышала, как Антон негромко хмыкнул, хотя, наверное, не так уж негромко, раз я за раскатами музыки расслышала. А он хмыкнул, голову опустил и на мгновение прижался губами к моему голому плечу.

Любой скажет, что громкая музыка и огни на танцполе, поддерживающие ритм, заставляют потерять чувство реальности. Проходит немного времени, ты адаптируешься к новой атмосфере, твоё сердце начинает стучать в такт музыки, кровь по венам бежать быстрее, в груди будто эхо отзывается, и ты забываешь о том, что за стенами другой мир, и ты живёшь в том, другом, спокойном мире, а не здесь, где только танцуешь, закрыв глаза, а от оглушающей музыки, даже думать не можешь. Вот и я в какой-то момент расслабилась, чему, чего уж тут скрывать, очень поспособствовали выпитые коктейли и нашёптывания Антона о том, что я красивая и смелая, и с удовольствием танцевала. Сначала с ним, потом одна, когда он отошёл по делам. Выглядел недовольным тем, что его отрывают этим вечером от отдыха, притянул меня к себе, губами к моим губам прижался и пообещал:

– Скоро вернусь. – И добавил: – Я на тебя смотрю.

Я поклялась, что буду умницей, осталась на танцполе, но взглядом невольно за ним следила. Видела, как он подошёл к бару, говорил с барменом, что-то тому показывал на пальцах, потом поднялся по винтовой лестнице и обошёл танцпол сверху, куда обычным посетителям подниматься было запрещено, там девочки танцевали, и Антон им улыбнулся, даже что-то сказал, а я лишь головой качнула, говоря себе, что мне всё равно. Но всё равно мне не было. Он улыбался молоденьким танцовщицам, а у меня в душе каждая его улыбка отзывалась, словно наждачной бумагой проводили по нервным окончаниям. А вот куда Антон делся потом, я не знаю. Когда снова глаза подняла, его уже не было. Я невольно принялась оглядываться, его высматривать, но он исчез. И я разозлилась. На себя, не на него. Зачем мне постоянно его видеть? Танцуй себе и танцуй.