Текст книги "Закон подлости (СИ)"

Автор книги: Екатерина Риз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Дима машинально поправил галстук. За последние годы он настолько свыкся с этим официальным стилем, что перестал его замечать, и считал, что на фоне других совсем не выделяется. Но он выделялся, и ему не раз на это указывали.

– Где она? – выкриком поинтересовался он.

Наташа указала на толпу танцующих.

– Где-то там! – Протянула Диме женскую сумку и сунула в руку Машин телефон. – Мне нужно работать, а вы последите за ней. А лучше увезите домой! Она коктейли, как воду пьёт!

– У меня счастливый вечер, – проговорил Харламов ворчливо, пытаясь отыскать Машу взглядом.

– Что? – переспросила Наташа, но Дима лишь рукой махнул.

Он совершенно не собирался нырять в омут хаотичных плясок. С женской сумкой под мышкой разыскивать в толпе загулявшую и захмелевшую подругу. Это показалось ему чересчур. Поэтому Дима присел на высокий стул в баре и попросил коньяк. Бармен странно глянул на него, и не из-за коньяка, скорее, из-за костюма. Дима явно не вписывался в привычный контингент клуба.

И вот он сидит в «Клетке», пьёт дурной коньяк, вместо того, чтобы ужинать в «Шарль» и общаться если не с приятными, то с понятными для него людьми. И высматривает среди танцующих строптивую претендентку на должность младшего юриста в его фирме. Спрашивается: когда он начал бегать за младшими юристами? У него такая серьёзная проблема с кадрами? Нет. Но зачем-то он приехал.

– Ещё налить? – прокричал у него над ухом бармен.

Харламов голову повернул, вернул парню бокал.

– Как только прикупите что-то стоящее.

Бармен не смутился, только плечами пожал.

– У нас это не популярно.

– Тогда налей водки.

Машу он увидел неожиданно. Точнее, даже не увидел, а понял, что это именно она. Некоторое время отстранённо наблюдал за танцующей особой в чёрном, а затем вдруг осознал, что это та, кого он уже несколько минут сосредоточенно высматривает. Маша танцевала, ни на кого не обращая внимания, закрыв глаза и откинув голову. Волосы разлетелись по плечам, она откидывала их за спину, рука скользила по бедру, снова поднималась к волосам… В общем, было на что посмотреть. Харламов махнул рюмку водки, выдохнул, ослабил галстук. А взгляд сам собой следил за Машей. А когда она развернулась в танце, открыла глаза, чтобы осмотреться, он поманил её пальцем. Она могла и не заметить, в такой-то толчее, но её взгляд упёрся прямо в него, мгновенно, Маша остановилась, переводила дыхание и раздумывала одновременно, потом к нему направилась. Судя по её походке, была пьяна. Стараясь обратить ситуацию в свою пользу, Дима ей улыбнулся, очаровательно. Если для дела нужно, то он это умел.

– Радость моя, ты здорово танцуешь.

Маша приблизилась к нему, смотрела непонимающе.

– Что ты тут делаешь?

– Сумку твою сторожу. И телефон.

Сзади её слегка толкнули, и Маша невольно сделала ещё шаг к Харламову. Он сидел, и поэтому они были с ним наравне, нос к носу. Вот в его нос Маша едва и не ткнулась своим. Пришлось ухватиться за его плечо.

– Я тебе не звонила! Это телефон… сам!

– Ну, конечно, это телефон сам мне семь раз набирал и кричал в трубку, что я негодяй и последний мерзавец.

Маша руку от его плеча убрала, спрятала её за спину. Взглядом с Дмитрием старалась не встречаться. Он её весело разглядывал, а она головой крутила по сторонам.

– Где Наташка?

– Маша, что случилось?

– Ничего.

Он обнял её за талию и придвинул ещё ближе к себе.

– Маня.

Ей снова пришлось упереться руками в его плечи, на этот раз для того, чтобы попытаться отодвинуться. Но Харламов держал крепко, и она, в конце концов, бросила пытаться, посмотрела ему в лицо и сказала:

– Ты всё испортил!

Дима спокойно кивнул.

– Хорошо, я всё испортил. Что именно?

– Ты влез!.. Ты влез в мою жизнь, а права не имел!

– Я не влезал.

– Ты влез! – Маша стукнула его по плечу, и Харламов поморщился, но не отпустил её. Она выглядела расстроенной, раздосадованной, а на него смотрела обвиняюще. Взгляд не был трезвым, не был осмысленным, но то, что Маша озвучивала, что на самом деле думала, сомнения не вызывало.

– Ты его бросила? Скажи мне.

Она задыхалась от возмущения, но этот вопрос поставил её в тупик. Маша застыла, смотрела Дмитрию в лицо, и могла поклясться, что в его взгляде было довольство. В зале был полумрак, свет мерцал, играл, скользил по стенам и потолку, и точно сказать, что видела в глазах Харламова, Маша не могла. Но он смотрел на неё в упор, и ждал ответа.

– Нет… – проговорила она, но совсем тихо, он не мог услышать.

А Дима вдруг руку поднял и погладил её по волосам. Наклонился к ней и проговорил прямо на ухо:

– Всё будет хорошо, он тебе не нужен.

Получалось так, что он её обнимал. Держал рядом с собой, одна рука на её спине, другая легла на затылок, что-то говорил на ухо, а у Маши сильно билось сердце. Оно и до этого билось сильно и быстро, от алкоголя и танцев, но сейчас оно замедлило свой бег и билось сильно и прочувствованно. Чужие руки её держали, оберегали, ничего особого не требуя и не посягая на её достоинство, но личного пространства больше не осталось. С каждым вздохом оно вытеснялось чужой силой, настойчивостью, непонятным шёпотом, что волновал кровь. Он звучал вопреки оглушающей музыке, проникал в глубину сознания, успешно боролся с алкогольной дымкой, и Маша не хотела, но слышала:

– Он тебе не нужен. Всё правильно. Я всегда прав, ты это поймёшь.

Она закрыла глаза, кажется, покачнулась. Дима чуть отстранился, в лицо ей заглянул. Обвёл пальцем щёку и подбородок.

– Улыбнись мне.

– Не могу.

– Глупости. Всё ты можешь. Помнишь, как я учил? В любой ситуации…

Маша смотрела на него и понимала, что улыбнуться не может. Губы её не слушались. В голове бил набат в такт музыке, сердце подстраивалось под этот ритм, а у неё по телу дрожь. Руки Харламова скользили по её телу, ощупывали, а он сам вдруг нахмурился, словно принимал какое-то важное решение, потом коснулся большим пальцем её нижней губы, а следом поцеловал.

Её целовал Дмитрий Харламов!

И целовал не просто так, не с банальной похотью, Маша как-то сразу потерялась в этом поцелуе, у неё закружилась голова, она оглохла, даже громкая музыка показалась чем-то естественным, будто она жила с ощущением этого ритма, и он всегда гнал её вперёд. А поцелуй стал ступенькой, маленькой наградой за все сегодняшние переживания, и от него стало жарко, но в то же время спокойно. Вот, свершилось, и ей теперь есть, о чём подумать завтра утром, помимо того, что что-то в её жизни отныне не так, что-то сломалось.

Маша потянула за галстук, пальцы поднялись по нему выше, забрались за твёрдый воротничок белоснежной рубашки, кажется, пощекотали, потому что Дима в этот момент прервал поцелуй и сделал глубокий вдох. На Машу смотрел, а у неё кроме ощущения вакуума и чувства полёта в нём, переживания поцелуя, никаких эмоций.

– Пойдём отсюда. – Он взял её за руку и поднялся. – Иначе я оглохну.

Машину сумку сунул под мышку, её телефон в свой карман, за руку её взял и повёл к выходу. А Маша оглянулась на клетку в середине зала и прокричала:

– Я вернусь, и буду там танцевать!

– Надеюсь, я этого не увижу.

По сравнению с раскалённым, пахнущим концертным дымом, воздухом танцевального клуба, на улице было свежо. По крайней мере, Маше так показалось. Они из клуба вышли, прошли немного по улице, и она остановилась. Обхватила себя руками за плечи. Дима обернулся на неё, снял пиджак.

– Надень. Замёрзла?

Пиджак она приняла. Потом спросила:

– Куда мы идём?

– Сейчас такси поймаем. Я, знаешь ли, так к тебе торопился, что машину оставил на стоянке ресторана. Бегом прибежал.

– Никуда вы не бежали, Дмитрий Александрович, – не поверила Маша. Завернулась в его пиджак, и даже нос за воротник сунула. Пахло уже знакомым одеколоном. Она на Дмитрия посмотрела, вспоминая недавний поцелуй. Он её взгляд встретил и спросил:

– Так что случилось?

– Стас праздновал покупку здания на Спасской.

– Что, очень бурно праздновал?

Маша снова остановилась, на Харламова уставилась.

– Это ты всё устроил.

Он заинтересованно хмыкнул, волосы взъерошил.

– И что?

А, на самом деле, что?

Маша так и не смогла найти слов для полноценного, логичного обвинения. Разозлилась на себя, Дмитрия аккуратно обошла, зашагала по тротуару. Харламов догнал её в два шага. Догнал и обнял за плечи, притянул к себе, даже носом в её волосы зарыться сумел, хотя Маша пыталась сопротивляться.

– Мань, ты из-за чего злишься?

– Не называй меня так, мне не пять лет!

– Боже мой, совсем взрослая! Так из-за чего злишься?

– Ты не должен был!..

– Что? Помогать племяннику или делать то, что не доставило мне особых трудностей?

Маша снова остановилась, повернулась к нему, и они замерли, глядя друг на друга.

– Всё, что происходит со мной в последнюю неделю, связано с тобой, – призналась она.

Дима глубокомысленно хмыкнул. Его ладони прошлись по Машиным плечам, пальцы пробежали по воротнику его же пиджака, стянули полы у Маши под подбородком. Она напряглась, вытянулась в струнку, задрав нос к верху. Взгляда Дмитрия избегала. А он тихо спросил:

– Тебя это злит?

– Что ты лезешь…

– Что от меня больше толка, чем от твоего жениха?

– Как ты можешь так говорить? Он же твой племянник.

– И это единственная его черта, которая вызывает мой интерес.

– Ты циник, – обвинила она.

Харламов с готовностью кивнул.

– Отпусти меня, – потребовала она, потому что Дима продолжал держать её за лацканы пиджака, притягивая к себе.

– Ты мне нравишься пьяная. Ты такая… честная. Перестаёшь себя контролировать.

– Предлагаешь меня споить?

Он рассмеялся.

– Предлагаю пользоваться моментом. Скажи мне, я тебе нравлюсь?

Маша глаза на него вытаращила, но не от удивления, а от того, как просто прозвучал его вопрос. И этой простотой жутко её напугал.

– Совсем с ума сошёл?

– Почему? Очень простой вопрос.

Маша решила подловить его и задала тот же вопрос:

– А я тебе нравлюсь?

Дима ответил не сразу, разглядывал её, потом на щёку её подул, сдувая волосы.

– Странно, но да.

– Почему странно? Ах да, я недостойна…

Он наклонился к ней и проговорил на ухо:

– Не люблю женщин, которые страдают по кому-то другому.

Если бы Маша была абсолютно трезва, то не попалась бы в эту ловушку. Наверное. А сейчас, не успев обдумать свой ответ, выдохнула в лёгком возмущении:

– Я ни по кому не собираюсь страдать.

– Да? – весьма заинтересовался Дмитрий Александрович. И порадовался: – Это очень хорошо.

Его пальцы вцепились в пиджак, притянули Машу ближе, и Харламов снова её поцеловал. Не реагировать или не отвечать на его поцелуй было невозможно, и сымитировать растерянность и удивление не получилось бы при всём старании. Потому что она ждала его поцелуя. Они стояли посреди улицы, время приближалось к полуночи и прохожих было мало, а они стояли близко-близко, тихо переговаривались о своём, и Маша очень остро ощущала его близкое присутствие. Когда Харламов разглядывал её, смеющимися глазами, наклонялся к ней, что-то шептал, она чувствовала его, кажется, каждой клеточкой своего тела. Вот только разум боролся, отталкивал, пытался отрезвить, и говорил вполне трезвые и логичные вещи. Но волнение, не суматошное, а понятное, женское волнение, на уровне самого древнего природного инстинкта, к разуму прислушаться не давало. И когда Харламов целовал её, этот инстинкт затапливал и лишал воли. Вот только даже через волнение и лёгкий дурман, Маша понимала, что Дмитрий Александрович играет с ней. Просто пришло время другой игры, которая занимает его по-своему. А она не может ему отказать. Почему-то не может.

Всё-таки первой отстранилась, почувствовав, что задыхается. Глаза открыла и поняла, что Дима её разглядывает. Пришлось его толкнуть в бок. Попросила:

– Не смотри.

Он рассмеялся. Потом оглянулся через плечо, услышав на дороге цокот копыт. Загулявший извозчик на украшенной для настроения туристов повозке, подгонял каурую кобылу. Харламов негромко свистнул и махнул ему рукой.

– Отец, подбрось до центра.

Маша дёрнула его за руку.

– Ты что?..

А Харламов потянул её за собой, к остановившейся карете. По крайней мере, Маша решила для себя, что это карета, светлая, с лентами и бантами, похожая на свадебную. Извозчик проехал бы мимо, вряд ли в это время суток ему хотелось работать, но крупная денежная купюра, что Дмитрий продемонстрировал, подействовала, и карета остановилась прямо перед ними. Харламов Маше руку подал.

– Да вы романтик, Дмитрий Александрович, – попыталась поддеть его Маша.

Он сел рядом с ней, извозчик дёрнул поводья, и карета бодро поехала по дороге. Лошадь фыркала, пряла ушами и взмахивала пышным хвостом. А от звонкого стука копыт сердце захлёстывал детский восторг. И Маша поймала себя на том, что улыбается. Дима присматривался к ней, потом руку на спинке сидения вытянул, обнимая Машу. Пальцы забрались в её волосы, коснулись затылка, и он буквально заставил Машу повернуть голову. Встретил её взгляд, полный сомнений, но когда он наклонился к её губам, она не отодвинулась, даже попытки не сделала. Напротив, ответила на поцелуй и даже обняла. Потом, правда, головой качнула, зажмурилась.

– Что я делаю?

– Я бы сказал, как есть, но вряд ли тебя это обрадует.

– Дима…

Он довольно прищурился.

– Мне нравится, как ты произносишь моё имя. Без приставки “мерзавец”.

– Перестань.

Он обнял её, без лишней трогательности и нежности, подбородком упёрся в Машин затылок. А она первые несколько секунд ощущала скованность, но потом легкомысленно отмахнулась от сомнений, настороженности, чувства недоверия, и позволила себе расслабиться, даже глаза закрыла, прислушиваясь только к стуку копыт, биению сердца в груди Димы и собственному дыханию. Он больше не держал её, сидел, раскинув руки на спинке сидения, и смотрел в сторону. Только подбородком ещё раз потёрся о Машину макушку. Он о чём-то размышлял, а Маша вдруг задумалась, о чём именно он думает. Это вдруг показалось очень важным, но знала, что спросить не осмелится.

Их довезли до проспекта, извозчик натянул поводья, лошадь остановилась, махнула хвостом и фыркнула. Дима поднялся, руку Маше подал, а мужчине на козлах протянул обещанную купюру.

– Спасибо, отец. Девушке понравилось. Маня, тебе понравилось?

Маша не ответила, подошла к лошади, осторожно протянула руку, боясь погладить. Животное повернуло большую голову, с интересом на Машу взглянуло, ткнулось тёплым носом в её ладонь. Маша улыбнулась и уже смело погладила.

– Не хотите шампанского? – услышала она глухой голос извозчика. – От молодожён осталось.

– Закон нарушаешь, отец? Торгуешь в ночное время?

– Не хотите, как хотите, – обиделся мужчина. Но Харламов его успокоил:

– Мы хотим. А если надо и отмажем. Давай своё шампанское.

Дима отвёл Машу на тротуар, карета поехала дальше, стук копыт эхом отдавался на опустевшей ночной улице. А Дмитрий свою добычу продемонстрировал.

– Шампанское.

– Предлагаешь пить на улице из горла?

– А что, по-твоему, это уже не романтично?

Маша улыбнулась, а вместо ответа огляделась. Вокруг ни души. Правда, в конце улицы простор и свет, площадь Победы.

Раздался глухой хлопок, Харламов бутылку от себя подальше отодвинул, из горла пролилось немного пены и шампанского.

– Дамы вперёд, – сказал он, протягивая Маше бутылку.

Она её приняла, но на Диму взглянула в сомнении.

– Нам завтра в суд не надо?

– Не надо, – успокоил её Харламов. И поторопил: – Пей.

Маша головой качнула, смеясь над самой собой. Но шампанского всё-таки глотнула. В нос ударили пузырьки, Маша захлебнулась и тут же рассмеялась. Вернула Диме бутылку. Он наблюдал за ней с довольной улыбкой, тоже сделал пару глотков. Правда, тут уже поморщился.

– Дрянь. Не везёт мне сегодня с выпивкой.

– Что ты ожидал получить от паркового каталы?

– Ты права.

Он обнял её за плечи, и они пошли в противоположную от площади сторону. Улица была хорошо освещёна, под ногами плитка, похожая на старинную брусчатку, над головой чугунные фонари, а впереди, в сквере, шумели липы. И идти было хорошо и приятно, дышалось легко, настроение непонятное, не радостное и расслабленное, скорее, какое-то бездумное. А под тяжёлой мужской рукой приходило спокойствие. Возможно, это было ошибкой, Маша даже говорила себе, что совершает ошибку, каждый шаг ведёт её не в ту сторону, всё дальше от Стаса, но она шла и дышала, дышала полной грудью. И пьянела от этого воздуха, а не от шампанского, которое пила маленькими глотками.

– Куда мы идём?

– Гуляем, – ответил Харламов. На Машу посмотрел. – Ты устала?

– Нет. Просто интересно, куда нас эта дорога заведёт.

– Куда-нибудь да заведёт. По-другому не бывает. Знаешь, я недавно поймал себя на мысли, что редко бываю на улице. Если только хожу от машины и к машине.

– А как же особняк твоей сестры? – не удержалась Маша от иронии.

Дима хмыкнул.

– Я же там на садовой скамейке вечера не провожу. А тебе нравится?

– Что? – не поняла она и даже насторожилась.

– Дом. Дом понравился?

Наверное, в этом вопросе был особый умысел, и его тень Маша даже сумела уловить. И поэтому сказала:

– У меня такого никогда не будет.

Дима, не скрываясь, рассмеялся.

– Не факт.

– Ты специально?

– Я не про Стаса. Но у тебя тоже может быть такой дом.

Маша решительно качнула головой.

– Нет, не хочу. Что мне в нём делать? С тоски умереть можно.

Его рука прошлась по её плечу.

– В этом ты права.

– К тому же, – Маша взяла Харламова под руку, – мы, в смысле, я, люди, простором не избалованные.

Дима рассмеялся, но тихо, будто пытался скрыть от Маши это. Голову закинул, даже зажмурился. Но она всё равно продолжила, с ноткой язвительности:

– В провинции, Дмитрий Александрович, знаете ли, подобное редко встретишь. А уж куда нам, с нашими рабочими зарплатами. Одно слово: электорат. Вы так нас называете?

– Ну что ты так злишься? – Харламов глянул на неё заискивающе. То есть, он пытался быть добрым и даже виноватым прикинулся, но хитрая усмешка сделать этого не давала, адвокатская натура пересиливала.

– Я не злюсь. Просто удивительно, как всё меняет одна мелочь.

– Не такая это и мелочь.

– Ты так считаешь?

– Это не я так считаю, Мань. Это испокон веков так повелось.

– Не женятся принцы на простушках, да?

Дима вздохнул, плечами пожал.

– Я бы не назвал Стаса принцем, и не счёл бы тебя простушкой. Тут масса нюансов.

Маша опередила его на пару шагов, развернулась к Харламову лицом.

– Ты гениальный адвокат, ты искренне так считаешь…

– Осторожнее, я слышу намёк на недоверие к моим способностям.

Она руками развела.

– Без всяких намёков. Ты гениальный адвокат! По крайней мере, лучший из тех, кого я знаю. Честно.

– Спасибо, дорогая.

– Но тогда защити меня.

– В каком смысле?

– В человеческом. Защити меня перед своей сестрой, докажи ей… мою невиновность!

– Фу, Маня, это скучно.

– А рассказывать ей о том, что я лгунья и аферистка было не скучно?

Он широко улыбнулся.

– Но ты лгунья. Правда, не аферистка, ты юрист. Это несколько разные вещи. И это совсем не скучно.

– Дима!

Харламов потянулся к ней, схватил за руку и притянул к себе.

– Развернись и иди нормально. Не хватало, чтобы ты себе шею сломала.

– Сколько ты стоишь?

Дима откровенно хохотнул.

– А ты с каким намерением интересуешься?

Маша за руку его дёрнула.

– Я серьёзно. Сколько стоят твои услуги? – Она голову повернула, встретила взгляд Харламова, откровенно насмешливый, и пришлось добавить: – Услуги адвоката.

– Ах, это. Работа. Я уже успел понадеяться, что ты имеешь в виду что-то другое. А зачем интересуешься? Хочешь меня нанять?

– Хочу узнать, хватит ли мне денег.

– Не хватит, – успокоил он её. – Ты на работу на трамвае ездишь.

– Дмитрий Александрович, это дискредитация.

– Скажи ещё по половому признаку. Но у тебя на самом деле не хватит денег.

Маша примолкла, шла, держась за его локоть, а Дима голову повернул и с интересом к ней приглядывался. И сам до конца не понимал, что в ней видит или что пытается увидеть, но смотреть на неё было приятно. Без адвокатской формальности, без налёта чуждой ему влюблённости, без лишней мечтательности во взгляде, которую он видел при их первой встрече. Маша выглядела расслабленной, чуточку взбалмошной, волосы слегка растрепались и отдельные пряди падали ей на плечи. А ещё она совсем не выглядела грустной или расстроенной. И Харламов, если честно, мучился догадками: его это заслуга, или всё не так страшно, как Маша сама себе успела напридумывать. И не будет никаких истерик по поводу расставания с его племянником. Хотя, истерик, скорее всего, не будет точно, девочка не из того теста слеплена, но что за камень может за пазухой затаить и какого он будет размера, пока вопрос.

Они уже некоторое время прогуливались по скверу, прошли по одной аллее, потом свернули на другую, и пошли в обратном направлении. Посреди сквера была небольшая площадь, а на ней фонтан. Вода негромко шумела, подсветку в это время суток отключали, и фонтан выглядел загадочным и заснувшим. А Маша вдруг поёжилась. Остановилась, посмотрела по сторонам.

– Мы ходим кругами или мне кажется?

Дима тоже огляделся. Пояснил:

– Мы гуляем.

– А почему мы гуляем только здесь?

– Потому что напротив мой дом.

Он кивнул на величественную сталинскую пятиэтажку через дорогу. Маша на дом уставилась, потом указала на него рукой.

– Ты здесь живёшь?

Харламов кивнул, а Маша возмутилась.

– Тогда почему мы здесь мёрзнем? Дима, у меня каблуки десять сантиметров, у меня ноги отваливаются, а мы ходим кругами у твоего дома.

– Дорогая, ты отчаянная женщина. Если бы я сразу позвал тебя к себе домой, ты могла бы разозлиться.

– Глупости. Я хочу снять эти туфли.

– Как джентльмен, я должен предложить донести тебя до квартиры на руках, но я хочу, чтобы ты знала, Маня, я не джентльмен.

– Я знаю. Удивил.

Он засмеялся.

Уже у подъезда Маша попробовала себя образумить, даже задала вполне осмысленный вопрос: что она делает? Получается так, что она буквально напросилась к Харламову в гости. Хотя, зачем-то ведь он привёз её «гулять» к своему дому, правда? Но это совсем не значит, что она должна игнорировать голос разума и переступать порог его квартиры. Весьма опасное мероприятие. Но это было настолько любопытно: личная территория Дмитрия Харламова, что отказаться и образумиться было невозможно. Хотелось заглянуть, что-то понять о нём и о его жизни. И Маша даже оправдание себе нашла, хлипкое, но для себя привлекательное. Побольше узнать о Дмитрии Александровиче, а затем, когда-нибудь, при возможности использовать это против него. Так что, приглашение ни в коем случае нельзя было отклонить.

Они поднялись по широкой лестнице на третий этаж, проигнорировав лифт. Маша, если честно, впервые видела лифт в пятиэтажном доме, но здесь он был. А ещё этот подъезд мог похвалиться настоящей парадной, высоченными потолками и отполированными дубовыми перилами на лестнице. На стенах причудливые бра, на лестничных площадках кадки с цветами, а вот квартир на этаже всего по две, и это явно не было задумано изначально. С некоторых пор в домах вокруг жили люди обеспеченные, не лишённые славы и жажды комфорта. Дмитрий Харламов был одним из таких, и не скрывал этого факта ни от кого.

– Ты один живёшь? – отчего-то шёпотом спросила Маша, когда Дима распахнул перед ней дверь своей квартиры.

– Странный вопрос, – удивился он.

Маша вошла, остановилась в темноте прихожей. Харламов был прямо за её спиной, Маша чувствовала его тело, его дыхание, казалось, что даже сердцебиение чувствует. Он руку над её плечом протянул, включил свет.

– Проходи, не бойся. Жены дома нет.

– Смешно, – проговорила Маша и, наконец, скинула с ног туфли. От облегчения захотелось застонать, но она сдержалась, только позволила себе зажмуриться на секунду. А Харламов взял и шлёпнул её по попе.

– Проходи, я тебя приглашаю в святая святых.

Маша оглянулась на него в сомнении.

– Всё-таки нужно быть немного скромнее, Дмитрий Александрович.

– Да ладно, ты привыкнешь.

Маша сняла с плеч его пиджак, Дмитрию вернула и прошла в гостиную. Там свет зажёгся, а Харламов привалился плечом к стене и за ней наблюдал, очень внимательно. Маша осматривалась, осторожно ступала по ковру перед диваном, потом руки в бока упёрла, обратив внимание на картины. Картины были выдумкой дизайнера, не Диминым выбором, оттого всегда было интересно наблюдать за реакцией гостей на них. Ведь по этим картинам, странному набору хаотично выполненной абстракции, некоторые умники старались сделать выводы о нём самом. Выводы всегда были ошибочные, приводившие к досадным ошибкам в его отношении, и Харламова это устраивало. Раскрывать всем душу, даже приятелям, он нужным не считал.

В кармане пиджака беззвучно завибрировал телефон, Дима автоматически залез рукой в карман, уверенный, что телефон его, но, как оказалось, Машин. Уже и забыл, как сунул его себе в карман в клубе. А теперь он звонил, а на экране высвечивалась фотография племянника. Умильная улыбка на симпатичной физиономии, и глядя на неё, Дима примерно представлял, что Маша услышит от Стаса, если он сейчас передаст ей телефон. Дима продолжал держать его в руке, ладонью чувствовал вибрацию, а сам в задумчивости наблюдал за Машей. А та вдруг проказливо улыбнулась, у неё явно появилось что-то на уме. Куда более интересное, чем разборки с женихом.

– Хочешь выпить? – громко спросил Дима, звонок отклонил, телефон выключил и незаметно опустил его обратно в свой карман.

– Ты знаешь, зачем я пришла к тебе?

– Очень интересно узнать. – Харламов прошёл к бару, достал бутылку вина и бокал.

– Я пришла за твоими секретами.

– Не скажу, что ты оригинальна. И до тебя бывали любопытствующие.

– И что? Ты их любопытство удовлетворял?

– Какое хорошее слово. – Он протянул Маше бокал вина, улыбнулся и попросил: – Выпей.

– Я сегодня слишком много пью.

– Это без сомнения. Но я тебе уже говорил, что ты нравишься мне пьяная.

Она замерла, едва заметно нахмурилась.

– У меня макияж размазался?

– Ты чудо, – заверил он, но не выдержал и рассмеялся.

– У тебя есть детские фотографии? Я бы хотела взглянуть.

Харламов глотнул коньяка из пузатой рюмки.

– Есть, но они все на хранении у Ани.

Маша расстроено вздохнула.

– Ясно, я их никогда не увижу.

– Зачем тебе мои детские фотографии?

– Интересно, был ли ты вообще маленьким. Или родился таким.

– В костюме и с портфелем? Вряд ли. По крайней мере, я себя маленьким помню. А ты какой была?

– Я была очень красивой, – тут же сориентировалась Маша. – У меня были банты, хорошие оценки в дневнике, а ещё я была послушной.

Дима наклонился вперёд, облокотился на барную стойку. Машу слушал с улыбкой.

– Не верю.

– Почему?

– Разве ты можешь быть послушной? Ты же спорить любишь больше всего на свете.

– Вот уж глупости! Я очень послушная и примерная. И не скандальная. И не истеричка.

– Да?

– Могу доказать.

– Валяй.

– Я не дала твоему племяннику по морде сегодня, когда он назвал меня дурой. И тебе тоже не дала, кстати.

– Может, ты просто драться не умеешь?

Маша сунула ему прямо под нос кулак. Правда, на большее её воинственности не хватило, из груди вырвался странный вздох, она убрала с шеи растрепавшиеся волосы и тихо пожаловалась:

– Жарко. Кажется, я снова опьянела.

– Это замечательно.

Дима улыбался ей, проникновенно, а Маша нахмурилась, приглядываясь к нему. А потом спросила:

– Дима, что мне делать дальше?

Он руку протянул, погладил её по щеке.

– Мань, ты отлично всё знаешь. Ты же умная девочка. А умные девочки не бредят несбыточными мечтами, они берут от жизни то, что она им предлагает. И используют это в свою пользу.

– И что она мне предлагает?

Харламов сделал удивлённые глаза.

– Меня. Дорогая, за последние два дня я сделал тебе столько предложений, что у самого голова кругом. А ты всё спрашиваешь меня, что делать. Бери и пользуйся.

Она разглядывала его, очень внимательно и неожиданно трезво.

– Я тебе не нужна, Дима.

После этого как-то расхотелось шутить. Дмитрий пустую рюмку поставил, от Маши глаза отвёл, необходимо было собраться с мыслями, потом к Маше подошёл. Она смотрела на него в растерянности и раздумьях. Пришлось и у неё бокал забрать, потом попросил:

– Дай мне время в этом разобраться.

Даже сознанием, затуманенным алкоголем, Маша не поверила его словам. Разобраться? В чём он собрался разбираться? Непонятно почему, но это обещание, или просьба, показались обидными, что-то задели в её душе, и горло перехватило, сбивая дыхание, но Харламов уже целовал её, целовал её шею, заставив Машу закинуть голову назад. И его губы были тёплыми, мягкими, нежными, и тогда Маша сдалась и просто закрыла глаза. Клялась себе, что на минуту, она просто позволит даже не ему, а себе немного расслабиться, даст себе ощутить чужое прикосновение и желание сделать ей приятно, а потом всё закончится, она простится с Дмитрием Александровичем и уйдет из его квартиры. От него.

Нежные поцелуи довольно скоро сменились настойчивыми и жаркими. Кровь, словно вино, забурлила в венах, разгоняя огонь по телу, и окончательно затуманивая рассудок. Харламов целовал её со страстью, настойчивостью, незнакомым Маше огнём, а она как девчонка лишь хваталась за него, понимая, что ей его не остановить. От неё уже ничего не зависело. Словно весь их вечер, прогулка, болтовня ни о чём, уловки, которыми они изучали друг друга, и были прелюдией. Долгой, неспешной, порой смешной, они подбирались друг к другу, вот к этому моменту, а сейчас терпению и сдержанности места уже не было. Маша даже не сразу осознала, что полураздета. Димка дёрнул молнию платья на её спине, стянул его с плеч и целовал её грудь, а Маша лишь задыхалась, боролась с головокружением и жаром, который становился нестерпимым. Конечно, она давно взрослая и прекрасно знала, что подобное тоже случается. И именно это называется страстью. Когда неважно где, неважно как, лишь бы добраться до тела желанного человека, коснуться, поцеловать, ничего не анализируя и не планируя, а главное, не сомневаясь в том, что делаешь. Потому что на сомнения не остаётся никаких внутренних сил. Но раньше с ней подобного не случалось. Даже со Стасом. Со Стасом всё было обдумано, взвешенно… и здорово, с той самой страстью, как ей всегда казалось. Но никогда так, чтобы она бездумно отдалась ему на кухне или на ковре в гостиной. Со Стасом всегда было красиво и вкусно, как в кино. А Харламов…

От его поцелуев она теряла голову, она себя рядом с ним потеряла. Он словно менял её под себя каждым прикосновением, ни о чём не спрашивал, не улыбался, глядя ей в глаза, как любил делать Стас. Маша просто-напросто боялась открыть глаза, боялась, что встретит Димкин взгляд, и небо в тот же миг рухнет на землю. Потому что ей станет стыдно за себя, за то, что он просто захотел и взял её, прямо у барной стойки в своей квартире, и она не вынесет его понимающего, насмешливого, самодовольного взгляда. Но всё остальное она ему позволяла, не в силах была остановить своё буквально грехопадение. Чёрт возьми, это же Харламов! И ещё пару часов назад она кричала ему в трубку, что он сломал ей жизнь. И ведь была в этом права. А сейчас она стонет в его объятиях, она отвечает на жадные, не сдержанные поцелуи, позволяет ему касаться её, и опять же стонет, на этот раз откровенно, прижимаясь лбом к его лбу и глядя ему прямо в глаза. И в его взгляде нет и тени насмешки, в них жидкий лёд, Дима словно испытывает её, ловит её дыхание и стоны, а планку поднимает всё выше. И минуты бесконечные, тягучие, приносящие только удовольствие и путающие сознание. Ещё поцелуй, горячая ладонь на её груди, снова стон и удовольствие. Острое, бесстыдное, короткими вспышками врывающееся в мозг. И желание удержать его…