Текст книги "Оборотень (СИ)"

Автор книги: Екатерина Нечаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

По мне, так стол даже новее выглядеть стал. Но что мне заместо благодарности? Пол-утра воплей, что де какой хороший столик был, за ним может какие-то знаменитые предки письма почитывали, а может и пылинки с него сдували, а ты, поганка, его испортила. Видя, что на меня орет хозяин, потом наорал кое-кто из слуг и пришедший брат Сева. А потом вообще запихнули под присмотр жены главного смотрителя. Тупые аристократы.

Но хоть часть заданий феи идиотской выполнила. По воде походила, черное белым сделала, в лунном свете еще давешней ночью кувыркнулась, нехило измяв ковер. Долги остались и цветок Шаанора, и чую с цветком будут самые большие проблемы, но я уж на все готова. Это гнилое светское общество не для честных оборотней.

Проводник появился утром, замер в широком проеме двери, обстоятельно отряхнул мелкий снежок с шапки и овечьего выделанного тулупа и прищурившись, спросил. – Ну значитца к колдуну кто пойдет?

Стоило видеть Андреаса, этого старикашку противного, он даже с лица спал. – Еще один?? – шипел он, брызгая слюной, – не дом сиятельных господ, а ночлежка! Уволюсь, как пить дать уволюсь! И ноги моей здесь не будет! – но потешив меня сей радостной вестью, исполнить обещание не поспешил. Только на кухню пошел запасенным домашним вином успокоить нервы, куда я уже кое-чего случайно из лечебных снадобий намешала. С другой стороны, я ему услугу оказала. Другие эти снадобья специально пьют, хозяйских харчей слишком укушавшись.

Сев все эти дни оказывается время зря не тратил, а среди городских разнорабочих откопал типа, который колдуну еду и нужные припасы из города доставляет. Раньше-то он только с ним переписывался, дорогу к башне мог найти только тот, кого колдун сам видеть захочет, а то бы отбою у него от всяких проходимцев не было. Так и не решив точно, что в обмен колдуну вместо племянника предложить, решил узреть его лично. Договориться может лицом к лицу проще, или придушить при встрече, коль выйдет. Лучше бы кого из наемников нанять, с вооруженными громилами оно поспокойнее будет, но к Веарану Джарриго идти дураков и самоубийц в городе не было испокон веков. А те, что и были, скорее бы в склеп с голодной нежитью сунулись. А вот я бы поехала. Не то чтоб мне шибко охота на колдуна поглядеть, страшновато, но всяко лучше неизвестности. Хоть сама увижу, кто кого грохнет.

Я за порог нос сунула и поежилась. Хлопья снега были похожи на мелкую белую труху, поднятую с земли порывом ветра. И она все не успокаивалась, не оседала, а летела прямо в лицо, налипала на ресницы. Я облизывала губы, чувствуя на них снег. Я люблю зиму. Но люблю ее трусливо и по-домашнему, откуда-нибудь издалека, находясь под прикрытием стен и горячего очага. На холоде любовь становится не такой острой. Холодина такая, от одного ветра околеешь. Отпустить кошака что ли одного? Ему хорошо, у него шерсть, он и без куртки бегать может. Главное мяукать погромче, чтоб за медведя не приняли. Я еще раз задумчиво поежилась, а потом стала свою старую куртку натягивать. Платье я в шкаф запихнула, а свистнула у какого-то слуги одежку ливрейную. Все удобнее, чем в сотне юбок и оборок путаться, прям как ходячий кочан.

– Йин, ты остаешься. – кошак куртку отобрал и обратно за порог дома меня сунул.

– А вот и еду! Ежели тебя колдун в домашние звери определит, то как я об этом узнаю? Ты там бродишь, а мне от неизвестности мучайся?! – но кошак тупорылый слушать не стал. Только гаркнул. – Диара, присмотрите за ней. – и уже тише мне прошипел. – Вот только второго проклятья мне и не хватало. Нахамишь колдуну, а потом я до конца жизни буду разбираться, в кого меня превратили.

– Зануда ты, Сев.

В меня вцепились тонкие пальчики жены смотрителя, но фиг из ее хватки вырвешься. Я только вздохнула. Опять про этих тупых аристократов байки слушать.

– Сев, я молчать буду! Честно!

Он только недоверчиво по-кошачьи фыркнул и тут же замолк, боясь себя выдать.

– А я все равно сбегу, будешь прокля… – он вернулся и зажал мне рот.

– Я же просил не орать об этом на каждом перекрестке.

– А я тогда всем расскажу! – ну наконец я слабину нащупала, а то кошак думает, что он самый умный.

– Хорошо. Хочешь ехать в логово страшного колдуна, не буду мешать. – злобно процедил он. Выйдя на улицу и основательно промерзнув, я подумала о том, что упрямство, как и жадность меня погубят. Переупрямить кого-то приятно, а вот мерзнуть не очень. Но и разворачиваться обратно, тоже глупо.

В конюшне он две лошади заместо одной оседлать велел, а я с тоской на коняг посмотрела. Звучит забавно, но ездить я на лошадях совсем не умею. Мне и не зачем было. Я ведь быстрее любой даже самой лучшей коняги бегаю. Зато теперь даж и не знаю, как на них залезать. Над всадниками издеваться здорово было, но похоже сейчас все их страдания будут отомщены. Я вздохнула. Лошадь скосила на меня внимательный карий глаз. Хоть и не оборотень я больше, а все равно зверюги что-то чуят. Или это из-за кошака нервные.

– Йин, было бы неплохо выехать до вечера.

Я поставила руки на седло, засунула ногу в стремя и попыталась залезть, но чуть не грохнулась. Немудрено, что аристократы, вначале обожавшие милую лошадку, под конец так бесились. Эх, хорошо я их в грязь скидывала. Вот верну оборотничье обличье, может даже бесплатно кого скидывать буду, я раньше и не знала, что это так позорно. Вот уж повеселюсь.

– Йин, ты что не умеешь ездить? – с подозрением осведомился Сев.

Я клятвенно соврала, что умею. Он протянул мне руку и закинул в седло позади себя. Проводник, долговязый, насмешливый парень слегка пренебрежительно наблюдал за тем, как мы выезжаем. Потом качнул головой с неодобрением. Шапку заячью поправил и прищурился, глядя куда-то за городскую стену.

– Ну пошли, значитца.

Колдун жил далеко, за чертой города, с десяток миль по обледеневшей нехоженой тропке. Лошадка брела медленно, и езда была размеренная, убаюкивающая. Я, пригревшись у кошачьей спины, задремала и чуть с лошади не грохнулась. На что Сев мне еще часа два занудные упреки высказывал, что лучше бы я дома осталась и опять заснуть мешал, хотя я и пыталась. Проводник изредка насмешливо поддакивал. Тайрен был деревенским, из какого-то мелкого поселения, что с Хаанном граничит, а значитца, вот уж словечко прилипчивое, нежить у них там тоже вылезает. И не колдунов ему всяких бояться. А к Джарриго, кроме него, больше никто и не ходит, опасаются. Хотя чего опасаться, тот зазря никого не проклинает, бережливый очень, если и колдует, то уж наверняка.

Пока ехали, я опять о папане задумалась. История моей семьи вообще сложна и запутанна. Хоть по мне этого и не скажешь, но матушка моя была красива, статна и черноволоса. Ярко-алые губы, как спелые вишни, брови луком изогнутым, глаза темно-синие, как лепестки цветов, да и вообще в остальном природа матушку мою не обделила. Разве только родственниками. Какие-то в общем были, как же без родственников, но маманя о них говорить не любила. Всегда отмахивалась, что поссорились, и после этого всегда на меня хорошенько рявкала, чтоб не в свои дела лезу. А голосок у мамани на другом конце деревни слышно. Отец частенько говорил, что если б не голос, полюбил бы он ее гораздо раньше. А со стороны отца родственников тем более не было, да и про дар свой он не упоминал. Маманя об этом случайно узнала, когда я, едва ходить научившись, в жеребенка превратилась. Но это уже другая история, как она на всех вопила, правда потом замирились они с отцом как-то.

В общем-то, история моей семьи сложна и запутанна, только потому что я о ней почти ничего не знаю. Так, отрывки. Однажды мои родители просто приехали откуда-то и поселились в Селинках, той деревне, которая вроде бы считается моим домом. Они были чужаками поначалу, но говорят, у отца моего язык без костей, обаять умел любого и скоро их все за своих считали. Может именно так и маманю очаровал, сам-то он по виду ей совсем нечета был. Не очень рослый, совсем нестатный, белобрысый и скорее невзрачный. Я плохо его помню, осталось только ощущение света, от солнца, сверкающего на его белесой шевелюре, как он мне улыбался, держал на руках. Запах луга, на котором мы стояли, носящиеся вокруг лошади из табуна Грымнарга, и пятна света, тепло, разливающееся от отцовской улыбки. С самого детства я знала, что меня безгранично обожали.

Про прошлое моих родителей никому неведомо, что было подозрительно, но ничего необычного в этом для селянских не было. За деревней, на отшибе жила и семья троллей, которые занимались разведением породистых лошадей, и с этими недружелюбными троллями отец на удивление всем сумел найти общий язык. Ну это для тех, кто не знал, в кого он обращается. Грымнарг с женой его, Скитти, во мне вообще души не чаяли, называли маленьким Жеребенком, рассказывали про свои обычаи, сидели со мной частенько, когда родители куда-то на седьмицу или больше отлучались. Уж чего они там делали, мне неизвестно, маманя много чего не говорила. Сбережения у них откуда-то были, да и еще потом несколько лет, как отца не стало, мы без проблем на них жили. А как исчез отец, тролли продали табун, да подались в другое королевство. Уж не знаю, связано это или нет, помню только, как маманя досадовала, что они уезжают. И тяжелая шершавая рука Грымнарга, треплющая мои волосы. – Пусть бег твой будет ровен и быстр, Жеребенок. Теперь у тебя дорога своя.

Мать на это недовольно ответила, что да, своя, и ничего дурить мне голову ненужными наставлениями. Так и не договорил тролль. Не знаю уж чем зарабатывал мой папаня, может использовал свой оборотнический дар… Просто однажды он не вернулся. Знакомства у него были сомнительные, потом еще долго приходили всякие странные личности, по-разному рассказывали. А точно, так никто ничего и не сказал. А уж когда болезнь и маманю скосила, податься мне уж совсем было некуда. О родственниках ничего неведомо, чего с оборотничеством делать не знаю, а деревенские и так подозрительно в последнее время косились. Вот и оказалось, что я совсем без роду, без племени.

Вот избавлюсь от проклятия феи и попытаюсь найти других лошадиных оборотней. Должны же быть. Ведь даже змеиные оборотни не так уж редки. Когда-то я немало побегала по дорогам королевства, от весны до осени послонялась по городам от скуки, и разных встречала. Волкодлаки, медведи, барсуки. Только лошади ни одной.

* * *

– Не возражайте ему, не сомневайтесь в его словах, а главное не переспрашивайте его ни о чем. – голос нанятого парня был размеренный, поучающий. – Когда ему возражаешь, от этого он сильнее всего бесится. У старика дурной нрав, и хоть и выглядит он так, а все равно повадки, как у моего двоюродного деда.

– Как так? – уточнил Севэриан. О внешности колдуна ему было мало известно, только разнообразные невероятные слухи.

– Ну как… ну диковинно, лучше раз самому увидеть, чем пересказывать.

Проводник хотел сказать что-то еще, потом с досадой махнул рукой, видно устав предупреждать в третий раз, и, прищурившись, посмотрел на дом Веарана Джарриго.

– Ты поосторожней там, Сев. – Йин приплясывала вокруг, дуя на замерзающие руки и тоже нервно глядя на дом.

– И болтливых он не любит… – добавил парень.

– А может, мне с тобой пойти? – добавила Йин.

Только этого и не хватало, подумал Севэриан. Он не был до конца уверен, что сумеет выйти обратно и рисковать чужой жизнью не собирался. С проводником он уже особо договорился, что тот, если что, доставит девчонку обратно в целости и сохранности. Впрочем, брат с ней церемонится не будет, сразу выгонит, и как ни посмотришь, Йин девать совсем было некуда. И какое бы на ней ни было проклятье, тогда ей в одиночку его не снять. Севэриан поморщился. Стоило заранее обдумать и это, прежде чем идти сюда, с семейными делами разобрался, стоило и на счет нее распорядиться, да только Дагмир вряд ли исполнит. Йин ему не нравилась настолько, что его кривило в ее присутствии, как от чего-то кислого. Нет, лучше о плохом не думать. Он сумеет договориться. Он предложит ему то, чего у колдуна, затянутого в иллюзорный плен собственного магического таланта, опьяненного вечной жаждой нового и необычного, точно нет. Ребенок не виноват. Ребенку всего лишь нужно, чтобы его любили, а не быть послушной марионеткой в руках старого колдуна.

– …и когда без важной причины к нему приходят. – продолжал тем временем проводник, хотя его никто не слушал. – Когда старик в плохом настроении был, один господин значитца после этого еще три дня вокруг его башни кружил, вспомнить дорогу обратно не мог. Но это ему еще повезло, старик мог его и в жабу превратить, с него станется. Вот помню как-то он…

– Хватит. – не выдержал Севэриан, размышляя о том, откуда у некоторых берется эта редкая способность подбирать ненужные слова в нужное время и что это, дар или просто врожденная вредность. Потом искоса посмотрел на задумчиво глазеющую на дом колдуна Йин. Насчет нее у него сомнений никогда не возникало.

Севэриан проверил, хорошо ли выходят из ножен кинжалы. Жилище колдуна не выглядело неприступной крепостью и смотрелось бы довольно обычно для улиц Хаанна. В таких двух, трехэтажных особняках с покатой черепичной крышей, изукрашенными изразцами стенами и добротно сложенной печной трубой проживала половина города. Но среди безлюдной лесной чащобы дом в любом случае привлекал к себе пристальное внимание. К особняку вела аккуратная каменная дорожка, над трубой поднимался легкий дымок. Кто знает, Изгнанник вполне возможно готовил себе обед, не отличаясь в этом от всех обычных людей.

Дверь была не заперта, колдун вряд ли боялся незваных гостей, и он спокойно прошел внутрь. Внутреннее убранство комнат резко отличалось от того безмятежного миролюбивого вида, который внушал фасад дома. Даже Риан, иногда рассеянный и забывчивый, особенно во время проведения своих экспериментов на соискание более высокой ступени, не позволял своей лавке превратиться в подобное.

Повсюду валялись реторты и пробирки, вырезки из книг, измятые листы бумаги с корявыми записями иногда вдоль и поперек, какие-то сушеные корешки, неаппетитное месиво в банках, стоящих прямо на обеденном столе вперемешку с отгоревшими лучинами, внутренними высушенными органами непонятных существ и скрученными снопами трав. Под потолком висел изрядно пощипанный дракск, лишившийся половины чешуи. Вдоль стен было множество книжных шкафов, но книг в них не наблюдалось, все они были в беспорядке разбросаны по полу, стульям и диванам. В самих шкафах валялись самые различные предметы от тарелки, возможно, со старым заплесневелым ужином до одинокого носка. По углам комнаты висела паутина. Хозяин дома уже несколько лет явно не находил времени ее убрать. За мебелью и за шкафами виднелся годами сметаемый туда мусор, чтоб не мешал ходить. Севэриан подумал о том, что договориться будет еще труднее, чем он решил вначале. Помощник колдуну был жизненно необходим.

По слухам, колдун даже первое время брал себе учеников, но это было задолго до того, как его изгнали. Перебить его вполне понятное желание иметь чистый дом и ингредиенты для зелий на тех местах, где им и следует быть, сможет только что-то невероятное, что заинтересует этого фанатика. Он никогда не видел Джарриго и даже не представлял, как он может выглядеть. Визиты к нему это была не та тема, которую можно было обсудить в обществе, но Севэриан был уверен, что кто-то из хорошо знакомых ему господ наверняка наведывался в этот неприглядный дом. Причины у всех были разные. Но колдун был одним из лучших. И если бы не последнее отчаянное нарушение всех правил, ему бы прощали все безумства, как и раньше, только ради того что он мог им всем дать. Молодость. Везение. Любовь. Да и все то, что способно удовлетворить не особо приглядные человеческие страсти. Впрочем, к нему иногда заглядывали даже представители других рас.

Он повидал многое за свою жизнь, но поднявшись по лестнице, толкнув дверь в ту комнату, откуда доносились звуки, был поражен.

* * *

В башню колдовскую меня тоже не пустили, хотя какая это к лешему башня. Так навроде самого обычного двухэтажного дома с чердаком, разве только шпиль там какой-то странный, да балкончик для наблюдения за звездами. Проводник сказал, что колдуны тоже все с причудами, башней и сарай обзовут, лишь бы название их логова покрасивей звучало. Сев в нее вошел один, даже Тайрен внизу остался, чтоб старика лишний раз не злить. Норов у колдуна был бешеный, и от гнева отходил тот долго. И хоть его из города изгнали, насовсем переезжать колдун не хотел. Хаанн – терпеливый город, крови многих рас здесь понамешаны, и пусть он не может зайти внутрь, но те, кому надо, и так придут к нему. Приходили уже множество раз.

Было тихо. Вокруг угрюмо чернел лес, кое-где еще сохранились сухие листья, не до конца облетевшие осенью. Я утаптывала сырой сероватый снежок новенькими сапогами, которые раньше принадлежали подружке ельфа, прислушивалась не раздастся ли где предсмертный вопль и думала о том, как же далеко до весны. Что Талс наверное уже мою долю потратил и даже и не надеется, что я вернусь. Что хорошо бы кошака не прикончили, и зря он меня с собой не взял.

Сев вернулся довольно скоро, с откинутым капюшоном плаща, без маски и долго тер морду слежавшимся полурастаявшим снегом, словно пытаясь стереть невидимое прикосновение чужих пальцев. Маску далеко от себя откинул, и я, подобрав ее, молча стояла рядом, наготове держа, а он все тер и тер, пока шерсть не стала совсем ледяной и мокрой. Тайрен сочувственно похлопал его по плечу, а как его морду получше разглядел, так всего пару раз лишь и выругался. И то сдержанно. Ну и выдержка у этого типа, вот уж точно, ни кошаков ни колдунов не боится. Видывал наверное и не такое в этих проклятых чернокнижниками местах.

– Это у вас уже было, господин? Ну это… – опасливо спросил он, косясь на дом, на башню то бишь. – Или колдун это вас так?

Я запрокинула голову и на дом уставилась, кажется, за нами оттуда кто-то наблюдал, по крайне мере не отпускало ощущение чьего-то пристального взгляда. Даже не злобного. Но пугающего, именно потому что я кожей чуяла чей-то беспощадный расчетливый интерес. Я впервые подумала, что хорошо, что я не оборотень. Оборотня проклятый колдун мог сразу захотеть препа… пере… чучело из него сделать и поизучать, в общем. А с меня, какой спрос? Сиротинушка я. Но ощущение взгляда все равно не отпускало, я даже шапку на глаза надвинула, уж больно казалось, что пялятся только на меня.

– Какая разница? – прошипел Сев, забирая у меня маску.

– Стой, Сев. – я шарф распутала и стала его шерсть сухим концом от снега оттирать, а то совсем простынет бедолага. Лапы откинет, а с кем тогда мне от проклятия избавляться. Кошак устало терпел.

– Ну вам то может и никакой, а мне любопытно.

– Сев, что он сказал тебе?

– Не сейчас. Приедем домой. – отстранил мою руку, напялил маску. Я поморщилась.

– По мне, так без нее лучше. Вот когда я маленькая была, к нам в деревню ярмарка приезжала, и там у одного лицедея такая же маска была…

– Спасибо, Йин, ты умеешь польсти…

– Да не, я про то, что тот искусник всех злодеев вечно играл, и мне потом кошмары частенько снились. Ну с этим типом, который в маске. Ну вот Сев, это я про то, сними маску, достал уже.

Он только покрепче завязки на затылке закрепил. Мне в седло залезть помог, а сам рядом пошел, под уздцы лошадь ведя. Когда мне Сев забираться помогал, я отлично почувствовала, как у него слегка дрожат руки.

Обратная дорога, что странно, показалась короче. То ли потому что ветер теперь дул в спину и подгонял, то ли потому что лошадь лишилась одного всадника и теперь шла быстрее, а с нею и проводник, и Сев поторапливались. До ворот Хаанна мы добрались быстро, уже вечерело, но до настоящих сумерек было далеко. У дома я знакомых лошадей увидала. Значит, герцогиня Лилиан опять в гости заявилась. Они даже в дом еще зайти не успели, только спешивались. Она как Сева издали увидела, аж затряслась. Что-то своим телохранителям приказала и те быстро ушли, не оглядываясь, даже лошадей побросали, видать, очень уж она хотела с Севом один на один встретиться.

Поганое у меня было какое-то предчувствие, прям как перед той поездочкой в мертвячий лес. Или перед тем, как Талс, полудурок, меня одному аристократу продал, который сразу меня в своей конюшне запер, а уж когда я выбралась, так потом еще три лунных месяца по всем городам и деревням воров разыскивал. Злопамятный уж шибко оказался. Мы тогда с Талсом одни сухари грызли, потому как ни лешего на мне не заработаешь, пока все такую приметную лошадку ищут. По спине холодок побежал. Уж точно щас чего-то нехорошее будет.

– Приветствую, Лилиан. Может, лучше зайдешь в дом? Здесь довольно холодно.

Она подошла к нам ближе, с каким-то странным, напряженным выражением лица. Глаза у нее лихорадочно блестели. А потом резко подалась вперед, срывая маску. Тайрен присвистнул, я двинула его локтем в бок, чтоб заткнулся. Лица Сева я не видела, он спиной стоял, зато отлично видела, как герцогиню, полную терпимости, безнадежного обожания и готовности вытерпеть любые шрамы и уродства, теперь медленно, но отчетливо перекашивает от кучи непередаваемых чувств.

* * *

– Мне все равно! Слышишь? Мне все равно, как ты выглядишь!!

Лилиан вдруг резко рванулась вперед и содрала с него маску. Вырвала завязки с корнем. И замерла со сжатым в тонких пальцах фарфором, не отрывая от него взгляда. Ему хотелось закрыть глаза, закрыть лицо, притвориться, что всего этого не было. Но он позволил ей смотреть. Лилиан хотела видеть. Уже ничего не исправить и некуда бежать, сколько ни бей зеркала, ему не изменить свое отражение. Пусть видит, устало подумал он. Все. Закончено.

Он никогда бы не хотел встретить у кого-то еще такой взгляд. И такое выражение лица. Через пару мучительно долгих мгновений она закатила глаза и упала.

Йин медленно подошла ближе, попинывая носками сапог снег. Он обречено и зло посмотрел на ее склоненную белобрысую макушку, но вместо насмешки она сочувственно, сожалеюще пробормотала. – Я молчу, Сев. Я молчу.

Ей явно хотелось сказать хоть что-то, но в кои-то веки она никак не могла подобрать слов.

Он поднял герцогиню Эверскую на руки, собираясь занести в дом, но она неожиданно открыла глаза, посмотрела на него и дико, непередаваемо заорала. Вырвалась, царапая его одежду и с визгом кинулась к лошади. Поймать напуганную зверюгу сразу не удалось, и некоторое время дрожа от ужаса, она пыталась забраться в седло.

– Я молчу, Сев, я молчу. – явно желая утешить, бормотала рядом Йин, тоже наблюдая за тем, как затравленно мечется между лошадьми герцогиня Эверская, пытаясь хоть кого-то оседлать.

Лилиан снова посмотрела в его сторону, словно пытаясь понять, не обманывают ли ее глаза, и завизжала еще громче.

– Я молчу, Сев. Ты не волнуйся.

Она наконец влезла на лошадь и с ходу пустила ее в галоп. Он смотрел ей вслед долго и, пожалуй, с сожалением, с сожалением не о ней, а о себе. Перед его глазами стояло его одиночество, то, которое ему предстоит, одиночество пустых комнат, одиночество, не заполненных ничем вечеров у камина. Его одиночество, отделенное от остальных людей гладкой поверхностью фарфоровой маски. Люди не любят чудовищ, самое большее, что можно от них добиться, жалость. Если он не снимет проклятье, то что его ожидает? Одиночество, пустота и режущее, острее ножа, сострадание.

– Сев…

Он не пошевелился. Всадница почти скрылась из виду, но ее вопли и жалобное бормотание, скорее даже поскуливание под нос, не затихали. С его слухом он отлично их различал.

– Я молчу, Сев, я молчу. Я молчу, Сев. Ты правда не волнуйся.

– Да, умеешь ты впечатлять женщин, приятель. – сказал подошедший проводник.

Он почувствовал, как каменеет от ярости его морда и удлиняются клыки. Медленно повернулся к нему и долговязый парень едва увернулся от когтистой пятерни. Скорее чудом, чем благодаря реакции. Кто-то сзади обхватил его за пояс, уперся ногами, не давая качнуться вперед и завершить новый удар. Противник был совсем слабым, но он на мгновение отвлекся, и это помогло придти в себя. Пелена бешенства медленно спадала

– Да, не зря я молчала. – задумчиво пробормотала Йин, поднимаясь с мерзлой, покрытой снежком земли, посмотрела на Тайрена. – Эй, ты мой должник.

Севэриан хмуро оглядел ее, ища повреждения, которые мог в запале бешенства нанести. Нет, вроде все в порядке, бледная только немного. Йин внезапно зашевелила губами, беззвучно проговаривая прошлую фразу и просветлела лицом. – Ты мой должник! То есть ты мне жизнь должен… то есть теперь уже не должен. Я отдаю тебе этот долг и ты не будешь должен спасать меня, если что-то случится… – она взъерошила волосы и с надеждой прибавила. – Думаешь, фея на это купится?

– Увидим. – ответил он и задумчиво посмотрел в ту сторону, куда ускакала герцогиня. Закатное солнце щедро расплескивало последние лучи по городу, и первый снег казался красноватым, будто покрытым ржавчиной. – Увидим.

***

У него оказались глаза насекомого. Фасеточные глаза насекомого и жвала, выступающие в уголках губ, покрытые слоем хитиновой чешуи, они слегка шевелились, когда колдун говорил. Глаза Джарриго напоминали мертвые зеркала, которые сеть трещин разбила на десяток равных пятиугольных осколков. И в них Севэриан видел себя. Себя, оскалившегося, устрашенного, полного отвращения. Рот у колдуна был узким, почти безгубым, щеки впавшими и землисто бледными, подбородка тоже почти не было. На спине был горб, скрытый мантией, и при каждом движении слышался звук, словно костяные чешуйки терлись друг о друга под тканью. – Все сюда приходят что-то просить. Ты тоже пришел просить? – сказал он и улыбнулся. По крайне мере сделал нелепую и пугающую попытку. Жвала делали его рот почти неподвижным.

"Никто не понимает нас, верно? Совсем не понимает. – найдя такого же измененного Изгнанник развеселился и даже стал не прочь поболтать. – Человеческая ветвь устарела и зашла в тупик. – тонкими когтистыми пальцами он провел по его лицу. Прикосновение было мягким и безжизненным, словно его трогали ветви дерева, но Севэриан не смог сдержать оскала. По спине бежала крупная дрожь, холодная дрожь, хотелось отступить, и шерсть поднималась на всем его теле дыбом. Но он остался. – Альвы слишком неизменчивы, тролли грубы и аляповаты. Дармы закопались под землю в своей исконной боязни неба. Но ты, ты прав, дитя, что изменился. Как интересссно… Боги велели нам меняться, лишь так можно добиться совершенства. Я вижу такие краски мира, какие никто и не представлял себе. Я слышу то, чего никто не слышал. Но до совершенства еще далеко… я покажу тебе. Я покажу. Ты хочешь стать еще совершеннее?"

Он знал, что никому не расскажет о том, что видел и услышал. О том, что испытал, смотря на чудовищные рубцы на теле колдуна, из которых росли перистые, удлиненные стрекозиные крылья, и черную чешую, как у огромного насекомого. Просто, чтобы не вытаскивать собственные кошмары на поверхность. Просто чтобы забыть. На время. Хотя бы до того, как придется отдавать долги.

С проклятием феи ему повезло, он даже и не подозревал, как. Будь по-другому, колдун даже не выслушал бы его просьбу. Но такому же… чудовищу, почему бы и не сделать дружеское одолжение? Он идет на риск. Но что поделаешь, риск того стоит.

Севэриан смертельно устал, он вымотался, как никогда не выматывался на наемнических заказах, какими бы сложными они ни были. Кажется, прошедший день выпил его до конца, до самой последней капли и осталось только неловко отмахнуться от вопросов брата и провалиться в мертвый сон до наступления рассвета. Все начнется завтра. Сегодня у него не осталось сил ни на что. Но заснуть он так и не смог. Потому что проклятая девчонка Йин то смеялась, то что-то роняла, то доламывала оставшуюся мебель в доме уже полночи. Его личная трагедия и вопли его первой и единственной безответной любви вообще вызывали у нее нездоровое веселье. С ним она была сама предусмотрительность и даже неведомый до этого такт и сочувствие у нее проявились, но то выражение, с которым она смотрела Лилиан вслед, не оставляло сомнений, что всю эту ситуацию она находит забавной. Севэриану хотелось ее придушить.

Она то затихала, то снова заходилась тихим хихиканьем, очевидно найдя очередной предмет для издевательства, гремела чем-то, копошилась, как маленький беспокойный зверек. Йин, даже не нарочно, не задумываясь об этом, всегда нестерпимо ясно умела напомнить о своем присутствии в доме и о том, что с ее появлением нарушен устоявшийся уклад. Он пытался зажимать уши, но слух оборотня, этот проклятый доставшийся ему дар не давал уснуть. Пару раз она даже бормотала что-то, вроде любовь зла, и стучала кулаком по покрывалу, сдерживая усмешку.

История, о которой он предпочел бы забыть. История, из-за которой он будет до конца жизни испытывать мучительный стыд. Не стоит вымещать на ближайшем клокочущий внутри гнев из-за собственных ошибок.

Нет, она сейчас успокоится. Сейчас. Она тоже устала. Сейчас она заснет. Севэриан перевернулся на спину и уставился в потолок. Он вспомнил о том, как первое время то же самое думал о ребенке брата, как этот младенец орал днями и ночами, когда он гостил в этом доме. И то странное ощущение почти невесомого тельца в ладонях, когда измученный Дагмир, его сонная жена и не менее измученная нянька передали ему на пару часов ребенка. Дни, когда он видел своего племянника можно было пересчитать по пальцам. Севэриан редко задерживался подолгу на одном месте. Они не были с племянником ни друзьями, ни даже любящими родственниками, хотя мальчишка и носил такое же имя, как и у него. Как и все старшие наследники семьи. Но ему было два года. О каких дружеских отношениях может идти речь. Севэриан младший еще даже говорит с трудом. И все же, он помнил, как укачивал его в ту ночь. Было холодно, за окном ныла метель, и он думал о том, что пожалуй любит своего племянника. Как любил бы своего сына, которому вряд ли теперь суждено родиться.

Наконец, действительно стало тихо. Он слышал, как вдали скрипит снег под чьими-то сапогами. Тихо ржали в конюшне лошади. Его веки медленно закрывались и уже неудержимо влекло в сон. Завтра. Все завтра. Завтра он соберет вещи, и они отправятся в Верхест, а дальше купят билеты на паром, который следует до столицы. И остается лишь надеяться, что Риан убедит герцога вер Наррана помочь им. В крайнем случае действительно придется воровать. Но это уже потом. Все потом.

Севэриан почти спал и думал только о том, почему все эти маги задают такие непреодолимые задания. Маги… старые, безжизненные, выжженные дотла собственной силой. Неужели мощь, которой они обладают, так сильно сказывается на их рассудке.