Текст книги "Проводник"

Сидящие за столом мужчины сдвинули наполовину наполненные граненые стаканы, которые гулко звякнули, медленно качнув содержимым. Выпили залпом и на секунду замолкли, задумавшись каждый о своем. Затем встрепенувшись, заговорили враз, один о том, как ждал, второй – как собирался, но жена не отпускала, так как сын разболелся... Посмотрели друг на друга и рассмеялись, столь нелепо выглядел этот диалог.

– Чего мы, ей-богу, как будто через пять минут разбегаться! Все, Славка, приехал я, как обещал. Погощу, пока не надоем, либо до двадцатого. Поэтому давай без спешки поговорим, чё да кого. Расскажешь, что у вас здесь на Камчатке посмотреть можно, чтобы, так сказать, не зря летел, да на перекладных ехал, – гость, крепкий парень с короткой стрижкой, уселся удобнее за столом. Обстоятельно придвинул к себе тарелку в мелкий цветочек, водрузив на нее соленый огурец, и расплывшись в обаятельной улыбке, которая никого не оставляла равнодушной, кивнул на бутылку: – Наливай по второй, за встречу. Шутка ли, сколько не виделись, почти три года прошло. Во, время летит!

– Это для тебя там летит, а здесь, сам удивишься, все по-другому, – передав стакан товарищу, хитро сощурившись ответил хозяин. – Давай, Бэл, за встречу!

Выпили, закусили, смачно хрустнув мелко нашинкованной квашеной капустой.

– Эх, хороша закуска! – весь вид Бэла выражал крайнюю степень удовольствия. – У хозяйки твоей, Слав, руки золотые!

Вячеслав, довольный оценкой, усмехнулся:

– Это что, сейчас я тебя пельмешами угощу. Варька так начинку замешивает – ум отъешь. Специально к твоему приезду лепили. Даже Маруська помогала, счастливые пельмени катала. А ты давай рассказывай, кого из пацанов видел, что слышал, дома как, на службе что нового?

– Да, Слав, нормально всё, по-старому. А пельмени-то, поди, из медвежатины? Сколько их здесь, коль меня начиная с аэропорта стращать начали?

– Около сорока тысяч – вот и посуди, много их на эту территорию, или мало. Но они на особом положении, отстрел запрещен, кроме крайних случаев. Правда, браконьеры шалят, без этого, сам понимаешь, никуда. А так – строго. Так что, медвежатина отменяется, – и хозяин, тяжеловато поднявшись из-за стола и слегка поморщившись, принялся наливать в кастрюлю воду, зажигать газ, и хлопая дверцами искать в банках нужную приправу.

Гость, наблюдая за его нехитрыми манипуляциями, вздохнув, спросил:

– Беспокоит?

– Бывает. Правда, сейчас это не важно, не так важно, но за это позже. Лучше расскажи, не тебя ли засветили по телеку в репортаже, когда убийц гаишников в частном секторе хлопнули?

– Это да, прославился! И как вы только меня в маске все узнаёте? Валерка да Димон аж позвонили, прослезились от подвига моего всенародного! Но скажи, красиво зашел, с понтом под зонтом. Наклепал упырям толеранток в спину.

– Что есть, инет вон до сих пор качает. Я только одно понять не могу: как такое "семейное" видео в сеть уходит, и почему ты впереди "забора" на штурме оказался?

– Так это не одно, а два! – Бэл усмехнулся. – Тебе с какого непонятнее? Про первое сразу скажу, вопрос риторический, ты же понимаешь, за подобной вкусняхой целая киностудия любителей и профессионалов охотится, это же материал – огонь! А потом занедорого в массы уходит. Ну а второе... – парень понурил голову, – понимаешь, высочайшее начальство медаль за подвиг только одну пообещало, ну меня жаба и толкнула в спину, а вернее – пнула чуть ниже, а дальше куда? – только вперед. Все-таки, есть такое ощущение, Сашка Матросов – дед мой, внебрачный, – и не удержавшись расплылся в улыбке.

Слава только хмыкнул, аккуратно опуская в воду пельмени, стараясь, чтобы брызги не летели во все стороны. Закончив и обернувшись, серьезно посмотрел на друга:

– Среди наших потери были? А то по ящику как-то непонятно выразились.

Улыбка Бэла вмиг потускнела.

– Серегу Свата, уже когда в дом зашли... Сразу. Не маялся.

– Свата... Чёрт! Как?

– Да там, Слав, что расскажешь? Когда раздолбили всё, пошли зачищать. Бандюки уже остывать начали, поэтому в последнюю комнату заходили с ним без паранойи. Ну нет, всё как положено, "крючком": я налево, Сват направо, и он четко на свою пулю налетел. Баба там оказалась. Под кроватью пряталась, оттуда и шмалять начала. Две маслины в броню попали, а следующая в шею. В общем, там без вариантов получилось.

Слава подошел к столу, налил, поднял свой стакан, заглянул в него, и вздохнув произнёс:

– Давай, Бэл, за Свата, за Петьку пулеметчика, за Коляна, за Маринку... за парней.

Бэл поднялся следом, взял стакан, и молча чуть сплеснув на пол залпом выпил. Потом посмотрел на товарища и кивнул в сторону дверей, приглашая выйти подышать свежим воздухом. Слава прихрамывая, не зажигая свет, пошел через коридор к выходу. А во дворе небольшого дома навалилась на них черным низким звездным небом летняя ночь.

Сели на скамейку, тут же из темноты бесшумно вышла большая дворняга и помахивая хвостом ткнулась мордой в руки хозяину. Тот потрепал её, и она довольная улеглась рядом, мгновенно задремав.

– Я смотрю, у тебя с фантазией все хорошо – барбоса Печенегом назвать, – с умилением глядя на собаку произнёс Бэл.

– Ностальгия – страшная штука.

– Эт нормально. А хорошо у тебя здесь. Надо же, никогда бы не подумал, что ты на метеостанцию работать уедешь.

– Сам бы не придумал, но Варвара уговорила. Ей с работы позвонили, сообщили, что есть вакансия на Камчатке. Хоть и вахтовый метод, но замены особо ждать не приходится – зарплаты-то копеечные, поэтому желающих на такую глушь не нашлось. Я ей вначале про то, что сдохнем здесь, одичаем, а она смеялась только – тебе, мол, не привыкать без цивилизации жить, попытка не пытка, да и Маруська пока маленькая, без садика легко обойдется. В общем, поехали и как-то приросли, уже два года разменяли. А места здесь – закачаешься, это ты по сумеркам доехал, а завтра рассветет, и вот тогда держись, маму не потеряй.

– Ага, и маму, и папу потеряю, если завтра в окно мне медведь лапой постучит!

– Ну, за это ты не переживай, медведи здесь культурные, они в двери стучат. А ты ему скажи: "Уходи, Мишутка, не до тебя сейчас, с похмелья болею" – и он уйдет. Что он, не человек, что ли?

– Видел я этих "человеков", когда на вахтовке ехали. Они же как собаки у нас дома дорогу переходят. Я сначала подумал, что показалось с недосыпа, на водилу глянул, а тот рулит, лыбится на мою вытянувшуюся физиономию и спрашивает: "Ты их видел? Это матка с малышами". В общем, Слава, фигею я за вашу дачу!

– Фигей не фигей, а вот представляешь, вон там, в темноте, может, сидит бурый и смотрит на тебя с грустинкой, да лапой слюни утирает...

– Э-э-э, стоп разгону, с какой грустинкой? Ты еще скажи, с вожделением зыркает маслянистыми глазками! – запротестовал гость. – Не, точно, стоп! Что-то я походу надышался, пойдем уже умопомрачительные пельмени есть, – и первым зашел в дом. Вячеслав, чуть помедлив, посмотрел в по-ночному глубокую темноту, улыбнулся и зашел следом.

***

Утром Бэл проснулся от того, что стало жарко и душно в небольшой гостевой комнатке. Посмотрел на тусклый свет, пробивающийся через занавески, затем на часы. Стрелки показывали без десяти шесть, но сон уже улетучился. Встал, оделся, сладко, до хруста потянулся, и стараясь не шуметь пошел на кухню. Там умылся, заварил кофе и, накинув на плечи полевку, вышел во двор. Дверь, чтобы не хлопнула, придержал, и после того, как она плотно легла на место, обернулся, да так и замер с поднесенной ко рту дымящейся кружкой:

– Ох ты ж корзинка с апельсинкой! Это разве так бывает?!

Двор, который вчера тонул в темноте, на самом деле был небольшой и находился на склоне горы, которая дальше довольно круто уходила вниз. А прямо напротив, белея снежными краями в предрассветных сумерках, четко вычерчивалась громадина скалистого хребта. Бэл не мог точно определить, что его так впечатлило – величие гор, снежный покров в такой близи, и это в июле, или суровая красота открывшегося пейзажа, когда один склон ломаной волной переходил в другой, занавешенные низкими медленными пушистыми облаками. Свинцовый свет восходящего солнца, пробивающийся сквозь тяжелые облака, на удивление не делал это место унылым, он лишь подчеркивал всю четкость граней необыкновенного края.

Дверь хлопнула, и на крыльцо вышел Слава, сонный, но довольный видом обескураженного Бэла.

– Ну как? А ты все твердил, что красивее Кавказа мест нет. Интересно, что ты скажешь, когда живые вулканы увидишь, фумаролы, кратеры, вскрывшиеся реки, водопады... Про океан вообще молчу. После этого, я думаю, жизнь твоя изменится безповоротно.

– Судя по тенденции, видимо, просто с ума сойду, – уже мало-мальски придя в себя и отхлебнув из кружки горячий кофе, улыбнулся Бэл.

– Вон, посмотри вправо, видишь небольшое плато? Там не облако застряло, это малая долина гейзеров парит. Прогуляемся позднее, посмотришь, как это вживую выглядит, когда скала кипятком плюется. А у меня для тебя еще один сюрприз имеется.

– Как, всего один? Тогда всё, я домой поехал!

Вячеслав указал вниз двора, где тоже подымался пар.

– Это наш личный горячий источник – бассейн, конечно, не уплаваться, но посидеть погреться хватит. Кстати, ты сегодня не запекся в комнате?

– Было чутка. Чего это у вас централизованное отопление летом не отключают?

– Бери выше, – вытянув вперед крепкие руки, поиграв мышцами, произнёс хозяин торжественным голосом, – вот они, руки, лежащие на вентиле обогрева метеорологического царства!

И уже без шутовства добавил, объясняя:

– Здесь все просто: горячий источник выше по склону бьет, часть потока мы на себя завернули, поэтому, когда прохладно становится, горячая вода через дом, по трубам идет, а если чересчур жарко накочегарим, то вентиль закручиваем, и вода сначала в тот уличный резервуар попадает, а с него самотеком вниз с обрыва падает. Температура как раз кости прогревать, круче чем в бане. Если что, там ниже, в скальнике, тоже целая дикая ванна имеется, только тропа скользковата. Так что, в какой хочешь, в той и балдей. Давно, наверное, водные процедуры с видом на горы принимал?

– Да как тебе сказать... Вот так, да еще и не опасаясь прицельной стрельбы, наверное, впервые. Эх, не зря, не зря я до тебя собрался! Думал, меня реально мало что может удивить...

– Лиха беда начало. Иди, купайся, да завтракать пойдем. А я пока данные с приборов сниму. Работа, как-никак.

***

– Ну что, пошли, прогуляемся? Здесь столько мест удивительных, что жизни может быть мало всё посмотреть, а ты всего несколько недель заложил.

Бэл посмотрел на дикий нехоженый простор, затем на друга.

– Слав, ты как с ногой своей по этим козьим тропам? Не крутовато будет?

– Нормально. Я здесь свой маршрут проложил. Ты, главное, сам не навернись, за мной шагай, чтобы не пришлось мне Варьке с Марусей во всех красках рассказывать, как дядя Бэл неожиданно уехал.

– Ты лучше расскажи, куда своих девчонок дел?

– А чего я, они у меня большие, сами решили прогуляться по случаю, и до Петропавловска уехали с вахтовиками с ТЭЦ, к Варькиной подруге. У той тоже дочка, Марусина ровня, пусть моя с живыми детьми пообщается, чтоб не забыла, как они выглядят. Да и нам дали время всё переговорить, обсудить, водки попить, и план твоего маршрута разработать. Здесь, знаешь, не Кавказ, здесь без плана никак нельзя.

– Так эта махина с трубами в горах, которую мы проехали – это ТЭЦ?

– Ха! Не просто ТЭЦ, а ТЭЦ! Стоит на горячем вулкане, речка с гор затекает, снизу кипятится, и вниз, в город, тепло и электричество подается. Каково придумано, а?!

– Впечатляет. Умеют же наши заморочиться!

– Умеют. А ты чего Ульянку с Венькой с собой не взял? Он у тебя парень большой, с тобой бы по горам полазил.

Бэл слегка приотстал на крутом спуске, наблюдая как ловко, почти не хромая, передвигается по этой круче Слава, и скорее всего вопрос не услышал, по крайне мере, ничего не ответил. Но оказавшись на живой, дышащей земле, быстро догнал друга.

– Вот это да! – в удивлении разводя руками выпалил он. – Славка, это же... ну, я даже слов не найду! Как так может быть, чтобы все рядом и все вместе? Вот он, снег, летом лежит – не тает, вот кипяток в небо взлетает, сера, пар, грязь булькает, и тут же зелень, река горная... Мне все это снится, что ли?

– Ну, если только сон наяву. А вот здесь осторожнее! – Вячеслав отдернул друга от ледяного козырька, под которым с ревом проносилась горная река, через несколько метров вновь заныривая в снежный тоннель, чтобы уже где-то ниже, освободившись от стеснения, пройдя свой километраж, влиться в Тихий океан.

– Здесь, Бэл, иногда промоины образуются под снежником, можно легко провалиться. И пожалуй, это будет самый быстрый спуск, хотя не совсем удобный.

– Принято.

Получив подтверждение приёма, Вячеслав повёл глазами:

– Посмотри, Бэл, какие удивительные растения стелятся по камням.

– Слава, ты меня все больше и больше удивляешь. Вот уж не думал, что на лютики-шмутики внимание будешь обращать. Стареешь, что ли?

– Не в возрасте дело. Остановись, присмотрись! Здесь же макромир с микромиром переплетается, вечное с мимолётным, и в этом суть данных мест. Оглянись, Бэл, этим вулканам миллионы лет, а вот цветок со спичечную головку через день исчезнет. Попробуй на вкус воду, которая бежит с высоты нескольких тысяч, с ледника, как знать, может ровесника нашего седого мира, и скажи, есть здесь место для суеты, проблем Большой земли? Что они на фоне величия, сплетения изменчивости и незыблемости?

Бэл действительно остановился, огляделся, затем внимательно посмотрел на Вячеслава:

– Мой друг, да ты становишься поэтом! – и осторожно, стараясь не соскользнуть по размякшей местами грязи, стал подниматься обратно к метеостанции.

***

– И что, Слав? Типа приехал сюда, и сразу отлегло? Вот прям, посмотрел на горы, на реки, на кисельные берега, и как бабка отшептала?

– Не бабка, и не сразу, – хозяин сидел на скамье, на которой они сидели ночью, и всматривался вдаль. Распогодилось, и скалистая гряда была видна во всей красе. – Садись, Бэл, история длинная.

Дождавшись, когда друг устроится рядом, Вячеслав продолжил:

– Многое ты и так знаешь. Да только это как обертка, а суть всегда внутри прячется. В общем, случилось со мной что-то еще до ранения.

Начал по ночам соскакивать. И не во снах дело, их как раз особо и не было, либо не помню... А суть такая, что посреди ночи глаза резко открываю и ощущение, что у кровати силуэт черный стоит, на меня смотрит... Как у классика: "Черный человек на кровать ко мне садится, Черный человек спать не дает мне всю ночь..." Как бешеный вскакивал, свет врубал, сердце от жути аж в горле билось, а нет никого. Сяду на край кровати, голову руками обхвачу и качаюсь, пока адреналин не откатит и в сон не начнет морить. Утром разбитый, раздерганный, от теней шарахаюсь. Что тут скажешь... Начал подумывать, что может вот так с ума и сходят.

С Варей уже встречались тогда долго, она от меня вроде как серьезного предложения ждет, а я отмалчиваюсь – что могу ей предложить, психику свою расшатанную? Да и начни вместе жить, напугал бы её до жути, а как объяснить, что со мной, если сам ничего не понимал? И потерять её боялся. Влюбился. Что делать? Особо даже не расскажешь никому, стрёмно как-то. Сплетни, сам знаешь, быстро разносятся. Боялся, наверное, для друзей, знакомых, психом стать. Думал, отвернетесь... дурак. Не хотел, чтобы за спиной шушукались. К нашим врачам не пойдешь, больше этих ночных побудок боялся быть списанным, выпасть из обоймы. Сунулся к психиатру за деньги, тот меня успокоил, мол, вы не наш пациент, по крайне мере, пока, но успокоительное выписал, сильное, сказал, что скорее всего это от перегрузок и недосыпа. Посоветовал к психологу походить. На это, сам понимаешь, забил, но таблетки пить начал.

Сначала, как доктор назначил, по половинке, а потом как-то сам на целую таблетку перешел, и вроде лучше стало, по ночам спал как убитый, без подрывов, но тут другая побочка накапливаться стала. Состояние вроде легкого неадеквата, как под шафе, когда по фиг все. Вот в этом состоянии я тогда в командировку и уехал, а там...

В аккурат под Новый год, позвонили, попросили на дорогу у блокпоста выйти, машину с посылками встретить, забрать, что нам передали. Пошли с Коляном. Стояли на обочине, молчали, каждый о чем-то своем думал. Он курил. Даже сейчас вижу, длинно так затягивался, как будто накуриться хотел...

Машины туда-сюда шныряли. Помнишь, там дорога с горки шла? Тут я вижу, фура с неё в нашу сторону несется. Колька к ней спиной стоял. А я тогда вроде как даже глаза водилы увидел, и как будто вдруг понял, что он задумал. Тот газу добавил. Слова у меня в горле застряли, хотел Коляна отдернуть в сторону, да реакция под этими дурацкими таблетками, сам понимаешь, никакая. В общем, так нас и замотало. Кольку сразу под колеса затянуло, меня краем, ногу только перемолотило.

Парни с блока очередь дали, фура, протащив меня за собой, на пробитых колесах осела. Водилу вытянули, а он давай орать, что мы сами на дорогу выскочили, а он груженый, не успел отвернуть. Понаехало народу, комендатура, ВАИ, ГАИ. Чечена этого увезли разбираться. Фуру затем тоже перегнали. Даже не знаю, чем дело кончилось. Хотя, не удивлюсь, если отпустили. Времена-то вроде как мирные наступили, все счета списали. Так командиру и объяснили – незачем ему было идти на злой умысел, несчастный случай.

Но это уже позже. А там, помню, лежал я у обочины и от кровавой мешанины под машиной лицо отвернуть не мог. Смотрел на куски разодранной формы. Автомат под вал замотанный, а он ведь у него через спину был заброшен... Кости белеющие... И тут понимание догнало. Орать начал во все горло. Парни подлетели, обезболивающее колоть стали, жгут затягивать. А я ору, и не от боли даже, хотя и от неё тоже, но больше от того, что шею заклинило, и глаза, вне моей воли, и как будто даже вопреки, остатки от лица Коляна в этом месиве нашли. Да какое там лицо... фрагменты. Повезло, что командир тогда руками голову мою силой развернул и что-то успокаивающее говорить начал. Слов не помню, помню только глаза его, и как с неба начал снег валить нереально большими хлопьями. Потом погрузили меня в машину и в Ханкалу, там врач только глянул на ногу, даже ткань резать не стал, только жгут перетянул. Не собрать мне здесь, говорит, могу только отрезать. Давайте на борт. Довезут – может, повезет.

Повезло, в общем, собрали. Год нога в "елизарове", а перед глазами, как слайд, Колян – вот он стоит курит, а вот уже... Автомат еще этот искореженный все время снился. По выписке – какой я боец на костылях? – попросили на пенсию. Да я и сам понимал, что всё, отвоевался. Правда, Варя не отступилась, не ушла. Гнал её не раз, еще в госпитале, а она молчала, но один раз не выдержала и как залепит мне оплеуху, да так, что в ушах зазвенело. Глазищами своими серыми на меня в упор смотрит и говорит, а у самой голос от слез дрожит: "Замолчи! Слышишь! Никуда не уйду. Обещал жениться, держи слово, офицер. И чтоб на свадьбе был в форме".

Слава помолчал, по-прежнему вглядываясь в снежник хребта, как будто именно ему рассказывал свою историю. Затем улыбнулся и продолжил:

– Что тут скажешь? Прижал к себе: "Выйдешь за меня, Варвара-краса?" Она лишь кивнула и разревелась. Вот такой оборот. А дальше по– разному было. Сложнее всего было пытаться найти себя, привыкнуть к тому, что вот она, гражданка. Когда по телевизору что-то нас касающееся показывали, переключал – сил не было смотреть. Все встречи к минимуму свел – видеть никого не мог. Душу как будто на болевой излом выкручивали. Четкое ощущение себя как неудачника. Понял тогда людей, которые из запоев не выходят. Нет, не оправдал, а просто впервые подумал о том, что под пьяной анестезией действительно легче. Да и тут не повезло – организм на второй день водку просто не принимал. Вот ведь шутка – хотел бы спиться, да не получилось.

Потом Маруся родилась. Отвлекся. Но все равно накрывало иногда. Затем вот сюда приехали, и здесь все не просто оказалось. Я же эту красоту тоже не сразу разглядел. Не сразу и жизнь переоценил. Ну да это всё присказка, сказка будет впереди, – и впервые за весь рассказ взглянул в глаза друга, увидел, видимо, то, что было нужно, хлопнул себя по коленям и поднялся: – А сейчас пошли-ка в дом, чаю тебе на травах налью!

***

В доме было тепло, но Бэла била непонятная дрожь. Он сидел на деревянной скамье у стола, обхватив горячую кружку двумя руками, наблюдал за другом и молчал. Не знал, что сказать. Было понятно, что друг не ждал ни оправдания, ни утешения. Он крутил в руках зажигалку, которой зажег газовую горелку под чайником, и о чем-то размышлял.

– Слав, ну ты чего маешься? – нарушил молчание Бэл.

– Не знаю, как тебе дальше рассказывать, чтобы ты у виска не покрутил, – отозвался тот.

– Когда-то ты уже боялся, что тебя сочтут дураком. Начни, а дальше война план покажет. Я понятливый.

– А, была не была. Где наша не пропадала! Значит, слушай дальше.

Приехали мы сюда. Обживаться стали. Для меня этот пейзаж за окном – как испытание на прочность. Помнишь, как в песне: "горы афганские, горы чеченские...", а здесь горы камчатские. Смотрел на них, и вечный флеш-бэк: то первую командировку вспомню, то последнюю, то одно, то другое... Сначала все ждал, что намозолит глаза картинка, надоест и отпустит. А оно вроде как наоборот, еще сильнее накатывать стало. Тогда подумывать начал, что не вывезу я это великолепие. Но не сорвешься, не уедешь враз. Во-первых, не один ведь – с двумя хвостами. Во-вторых, оборудование, приборы не оставишь. В-третьих, понимал, что и дома не лучше будет. Запутался. Безнадега чернее запоя. Ненависть ко всей этой красоте накрыла.

Варька тормошит, а у меня только раздражение поднимается. Знаю, что не причём она, а знаешь, как легко на другого всю вину переложить? Один раз даже не удержался, наговорил обидного. А она ничего не ответила, развернулась и ушла в детскую. Походил, помаялся, дверь тихонько приоткрыл, заглянул, а они спят в обнимку, девчушки мои золотые. Ох, и стыдно мне тогда стало, таким чмом себя почувствовал! Край!

Оделся и похромал в долину гейзеров. Приметил, что медведь там территорию свою метит, значит, обход держит. Иду, а в голове пустота, вроде как решился на что-то. Не смотри на меня так, Бэл! Думаешь, я кончать с собой пошел? Нет... не знаю. Пошел, потому что одно понял – нельзя так жить дальше! Ведь еще совсем чуть-чуть, и они бы устали от меня, и в этом нет их вины. Варя старалась, от души, честно, с любовью ко мне вчерашнему, стараясь не разлюбить меня сегодняшнего, но это тяжело, когда ты своими делами, словами, поведением убиваешь любую надежду. Понимание пришло, но сил что-то изменить в себе, найти не мог. Поэтому пошел в смутной надежде... на встречу с косолапым.

И что ты думаешь? Встретил! Вышел он ко мне из-за валунов. По-весеннему худой, шерсть свалявшаяся с боков висит, но здоровый, лапы длинные, башка крутолобая, глаза оценивающие, вроде как с прищуром. Встал, на меня смотрит, мордой водит, воздух шумно втягивает, фыркает, лапой снег скребет. Я замер. Желал ведь вроде этой встречи, а все равно неожиданно. Стою, его разглядываю, а что делать – не знаю. Бежать глупо, нападать бесполезно, а главное – вроде как с уверенностью смерть искал, да вдруг её, уверенности, в момент не стало. И ты знаешь, стал вдруг я ему рассказывать, распаляясь и горячась, кто я, как оказался здесь, что Варьку обидел, а она не виновата, что я себя здесь найти не могу, что я себя вообще нигде найти не могу... Вот такой крутой спец, вернее, был крутой, да спекся. Не могу здесь прижиться, не получается калеке. Да лучше бы меня тогда КАМАЗом в фарш перемололо. А Колька... у него вот три пацана остались, жена, мать, отец после этого с инфарктом в больницу уехал...

Медведь постоял, послушал, да вдруг развернулся и не торопясь пошел вверх по склону. Территорию свою пометил, еще раз на меня посмотрел, рыкнул, вроде как презрительно, что его это земля, и он будет решать, кто здесь приживется, а кто нет, и за валунами скрылся. Я замолчал на полуслове, постоял, и обратно, домой поплелся.

Иду, а на душе смятение. Повезло, не повезло? Навстречу Варя бежит, куртка наспех на плечи накинута, в глазах тревога, вроде как поняла, зачем я вечером по туману в горах брожу. Но сказала только: "Пошли, Слава, гость у нас". Удивился, но ничего не спросил.

У забора джип прокачанный, задранный стоит. В дом захожу, а у "буржуйки", в аккурат, где ты сейчас, паренек в "горке" сидит, руки у огня греет. На коленях карабин, а в ногах черная овчарка лежит, тоже на огонь смотрит. У меня в голове мысли вскачь пошли. И про то, что это кто-то со службы приехал – но тут же отсек, никто не знал, где мы. И про то, как это наш Печенег собаку в дом запустил – он по поводу чужих собак лютует. Озадаченно поздоровался.

Паренёк голову на меня повернул, весело так глянул, и зубами в улыбке блеснул: "Здравствуй, хозяин!" Встал, придержав карабин, распрямился, и тут я понял, что это – девчонка! Молодая симпатичная женщина с короткой стрижкой. Я дар речи потерял, а она стоит себе, улыбается: "Или сейчас здесь медведь хозяин?" Я ей: "Не понял?" – "Да вот, сообщение пришло, что здесь медведь шалит. А раз такое дело, то на косолапого разнарядку выписали. Если вы подтверждаете информацию, то завтра ликвидируем злодея. Так да или нет?" – "Не понял, какое сообщение, от кого? А если не подтвердим, тогда что?" – "Ничего, напишите объяснительную на имя старшего егеря, что всё хорошо да покойно, и мы с Пулей уедем". Я на собаку тогда глянул, а она с девчонки глаз не сводит, словно по губам читает. "Пуля... интересно... А вас, простите, как зовут?" – "Меня зовите Ветла". – "Ветла?" – "Это мой позывной". – "Красиво, конечно, а имя?" – "Имя вам не пригодится. Позывной завсегда надежнее".

Тут в наш странный диалог вмешалась Варвара, позвав всех ужинать. Прибежала растрепанная Маруська и представляешь, ничуть не испугалась чужака. Разулыбалась тёте, что-то сразу стала ей рассказывать своим детским языком, и мы глазом моргнуть не успели, как она уже к ней на колени залезла, на ухо что-то шепнула, сползла и убежала с Пулей обниматься. Я вроде как дернулся, но Ветла успокоила – ребенка не тронет. И в самом деле, собака хвостом виляла и мордой аккуратно дочку подталкивала. Маруська хохотом заливалась. В общем, возились на половиках, как будто давно знакомы, ну и мы успокоились.

Пока ужинали, разговоры нейтральные вели: про метеослужбу, про погоду, природу. Варька удивлялась всё, как Ветла не боится практически по бездорожью ездить, да как же это на медведя, да в одиночку, а та лишь беззаботно рукой махнула – не одна, мол, Пуля за двух товарищей сойдет. Когда дело до чая дошло, Варя охнула – Маруська прямо рядом с Пулей уснула. Осторожно, чтобы не разбудить, подняла её и понесла в детскую. Доча спросонья захныкала, и Варя с ней осталась, напевая колыбельную. Я дверь прикрыл, обернулся, и тут Ветла меня спрашивает: "Как дальше жить собираешься, Валдай?"

Сказать, что я удивился – ничего не сказать. Сам почувствовал, как побледнел. С момента ухода со службы не слышал я своего позывного. "Какого... Откуда?" А она сидит, смотрит на меня в упор, но уже без улыбки. У меня, прикинь, мороз по коже. Понимаю вдруг, что не такая уж она и молодая, как вначале показалось, и опыта у нее столько, что реально может в одиночку не только на Камчатке выживать. Да и не простой она егерь. Вернее, такой же она егерь, как я метеоролог. "Кто ты?" – только и смог я из себя выдавить. "Проводник, – и на стул мне кивнула: – Садись, разговор есть".

Тут Слава замолчал и посмотрел на Бэла. Никогда не видел он у друга такого внимательного, заинтересованного лица. Тот в нетерпении заерзал:

– Не томи, что дальше-то?

– Дальше, Бэл, совсем интересно пошло. Я тебе всё расскажу, только уговор – не перебивай. После выскажешься.

– Чеспионерскоечтобмнепустобыло! – скороговоркой проговорил Бэл, но было видно, что пошутил по привычке.

Вячеслав кивнул и продолжил:

– Ну, значит, так... Говорит она мне: "Хватит, Валдай, терзаться, случилось то, что должно было случиться. Колян с тобой поговорить хочет".

– Что?! – вскинулся Бэл.

– Обещал ведь! – укорил друг.

– Молчу, молчу! – Бэл скользнул пальцем по губам.

– Вот и я ей – что? И знаешь, она мне как-то очень кратко, но доходчиво объяснила. Я в свою очередь попробую тебе передать, но боюсь, что у меня немного мутновато получится. Ну да извини за косность языка. В общем, получается, что она может проводить людей в различные "Зоны". В том числе в "Зону", где можно встретиться с мертвыми. Прикинь! И что обычно она только с этой стороны людей заводила и встречу организовывала, но в последние разы в этой "Зоне" стал к ней боец "оттуда" подходить и просить за встречу со мной. И она готова меня на эту встречу сводить, но при условии, что я полностью доверюсь ей и скептицизм на потом оставлю. А мне тогда не до критики было. На душе воронка, больше терять нечего. Валяй, говорю, врубай пятую передачу, и погнали в гости на тот свет. У меня сегодня в плане стояло его посещение. В голове, конечно, винегрет из сказок, что вот она сейчас раз, палочкой волшебной махнет, и Колька пред нами предстанет, или двери распахнутся, метла влетит, мы на нее, и в загробный мир мимо Харона рванем. Полный отвал башки.

Но нет. Она говорит, садись удобнее в кресло, я буду давать указания, а ты исполняй. И что бы ни происходило, ничего не бойся. Помни, я буду рядом и в любой момент смогу тебя оттуда вывести. И еще, чтобы я с ней разговаривал – так сказать, контакт не терял. Понял? Я кивнул, а сам вообще ничего не понимаю. К робкому десятку никогда не относился, но внутри аж мандраж пошел. В общем, никой волшебной палочкой махать она не стала, а сказала глаза закрыть и дышать так, как она будет велеть. Минуту дышу, две, слушаю, что она мне говорит, ничего вроде как не меняется, только голос глуше стал и дальше, и вдруг ощущение появилось, будто падаю я куда-то, но не страшно, а как в сон проваливаюсь. Приятно. Расслабленное парение.

Вдруг голос ее прямо в ухо спрашивает: "Где ты? Опиши, что видишь".

И тут же, вот в это самое мгновение, вижу, что стою я на дороге, у нашего блокпоста, рядом с КАМАЗом тем проклятым, а из-под него кровь растекается. От лужи этой отшагнул, взял себя в руки и начинаю описывать, значит, что вижу. А она мне дальше указывает – посмотри, что под машиной, откуда кровь бежит. А я не хочу! Не могу смотреть, так как точно знаю, что там увижу. Но она настаивает – верь и делай, раз обещал. Через силу наклоняюсь, заглядываю, а там нет ничего страшного. Обычное днище грузовика. Озадаченно поднимаюсь, оборачиваюсь, и прямо перед собой вижу Коляна! Он стоит, курит как тогда, в длинный затяг, щурясь от дыма. Я аж отшатнулся. Головой замотал. Накрыло меня от такой встречи, нехорошо стало, воздух глотаю, а вздохнуть не могу. Ветла за руку меня взяла и говорит – глаза открой. А как открыть, если они у меня от всего этого и так нараспашку? Но она пальцы с силой сжала и повторяет: глубокий вдох, выдох, открывай глаза! И ты знаешь, как переключатель щелкнул – открыл глаза, оказался здесь, сижу в кресле, весь в испарине, и дрожь как щенка бьет. Соскочил с кресла, из угла в угол ходить начал, башкой из стороны в сторону мотаю, а сам все шепчу – не может этого быть! Это просто гипноз! Наваждение!