Текст книги "Эй становится взрослым"

Автор книги: Екатерина Боярских

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Екатерина Боярских
Эй становится взрослым

историческая сказка

Пролог

Жил на белом свете серенький Тимка. Впрочем, почему это на белом? Почему это серенький? Мы же знаем, что белый свет на самом деле разноцветный – как радуга. Пусть лучше будет так: жил на свете Тимка и был он разноцветный – шёрстка серая, глаза зелёные, лапки белые, уши розовые.

А ещё у Тимки была сестра Тинка. А у Тинки – брат Тимка. Они были совсем непохожи, хотя и двойняшки. Тим был худенький и длинноногий, Тина – светленькая и пухленькая. У Тимки всё время отрывались пуговицы, а Тинка из дому не выходила, пока не завяжет бантики. Причём бантики у неё всегда были разные. Если один – синий, то другой – жёлтый. Или один – белый, а другой – рыжий. Тинка любила играть в мячик, а Тимка – в шахматы. Он быстро бегал, она – медленно.

Но когда Тина плакала – Тим её утешал, когда он шутил – она смеялась, когда они чего-то не понимали – разбирались вместе, когда гуляли – играли вместе, шалили вместе, уроки учили вместе, вместе мыли посуду, вместе читали книжки…

– Просыпайся! Я кому говорю! Ну? Просыпайся! Тебе говорю, мышь беззубая!

– Сама ты…

Тим открыл глаз. Левый. Чуточку.

Солнце светило так ярко, что он увидел только тёмный силуэт сестры, – но узнал её сразу. По ушам. Уши были точно Тинкины – маленькие, аккуратные. Солнце было такое, что он даже не разобрал, каких цветов у неё сегодня банты.

– Сама ты… – Тим немного подумал, как бы так отомстить за «мышь беззубую». – Выхухоль лопоухая!

– Я же ещё и выхухоль? Ты что, забыл? Мы в экспедицию собирались. Ты же сам вчера говорил: «Подъём в шесть утра, а кто долго спит, тот не с нами». Я проснулась, оделась, заплела косички, а ты-ы…

Тимке чуть было не стало стыдно, но он не успел устыдиться – так быстро вскочил с постели.

– А умыться? – напомнила Тинка.

– Пусть лентяи умываются!

– А причесаться?

– Пусть трусы причёсываются! В дорогу, Тинка!

Бантики у Тинки, как всегда, были разные: один – в горошек, другой – в полоску. И рюкзак розовый она приготовила. На всякий пожарный случай. Тинка с братом уже ходила в экспедицию и по опыту знала, что без рюкзака пропадёшь.

В розовом рюкзаке было много полезных вещей, но самой полезной хозяйка рюкзака считала гигантскую записную книжку. Тинка всё записывала: она не могла поверить, что кому-то может прийти в голову отправиться в экспедицию без огромного блокнота, семи ручек – разноцветных, как радуга, и цветных карандашей.

На первой странице записной книжки (совсем новенькой) зелёным и оранжевым цветом вперемешку она записала: «1 октября штурмуем Сундук», – и восклицательный знак, громадный, на всю страницу.

Да-да, в этот день мыши решили взобраться на Сундук – никем не покорённую вершину в Долине Семи Коридоров. Сколько страшных историй о таинственном Сундуке слышали они в детстве! Чего стоит одна только Легенда о Синем Мышонке: упал, пропал и не вернулся, – только маленькое синее привидение до сих пор шмыгает носом в самом дальнем, самом жутком коридоре.

А все эти мамины прибаутки:

 
«Ходи крадучись, тайком,
не встречайся с cундуком»,
 

 
«Лесом-полем сделай крюк,
обойди большой сундук»
 

и даже «По тебе сундук плачет».

А бабушкина колыбельная:

 
«Придёт дедушка Углук
и запрёт тебя в сундук»?..
 

Ну и что? На Тимку всё это нисколечко не действовало. Он засыпал под бабушкину песенку, слушал страшные рассказы, кутаясь в одеяло, пугал девчонок синими привидениями, а сам думал: «Вот подрасту ещё немножко – и погляжу, что там интересненького». Таким уж Тимка родился – свободным, бесстрашным, любопытным.

И вот, наконец, брат и сестра подросли и отправились в путь. Они шли пустыми чистыми коридорами, свет падал из высоких окон. Мышата пересекали огромные солнечные пятна и полосы тени, отдыхали и снова шли. К обеду они вошли в седьмой коридор.

– Последний… Тим, я уже проголодалась.

– Ого, как тут тихо.

– Тебе не страшно?

– Нет. Мне интересно. А тебе?

– И мне не страшно. Только я есть хочу.

Вот так, хрустя сухариками, прыгая по солнечным пятнам, шагали они по седьмому коридору и ничего не боялись.

В конце коридора была дверь.

Сундук с секретом

Дверь в конце коридора была заперта.

– Где-то должна быть дырка, – подумала вслух Тина.

Тим молчал: он думал изо всех сил, но не вслух, а про себя.

– О! Бомба! – наконец сказал он, сложив лапки на груди, как полководец, и поглядел на Тину так, будто именно она сейчас достанет из рюкзака эту самую бомбу и быстро подорвёт преграду.

– Ты извини, Тим, но где мы возьмём бомбу?

– Ну да, точно. Не запаслись.

И что нам теперь делать?

– Что-что – искать лазейку.

Но Тимка всё-таки сначала поднатужился и навалился на дверь изо всех сил.

– Тин! У меня получается!

– А ты хочешь выломать дверь плечом или плечо дверью? Если плечо – тогда точно сейчас получится.

Плеча было жалко, и двойняшки стали искать дырку. В одном месте деревянные доски от старости раскрошились.

– Подгрызём?

– Запросто!

– Знаешь, будь дырка чуть выше, мы бы уже не залезли, – сказал Тим, подсаживая сестру в получившуюся щель.

– Да ладно, мы – и не залезли бы? Придумали бы что-нибудь!

В кладовке было светло. Не так светло, как днём, а будто в маленькое окошко под потолком глядит солнце.

– Нет, Тим, ты только подумай… А говорят – «привидения воют», «синий мышонок», «не ходите – пропадёте». Ну и где они, эти привидения? – Тинка до того расхрабрилась, что начала подпрыгивать на месте. Косички прыгали вместе с ней.

– Где он, этот «синий мышонок»? Где этот страшный сундук?

– Про мышиное привидение не знаю, а вот сундук… – Тим почувствовал, что у него от волнения пропадает голос. – Сундук… – Он перешёл на шёпот: – Посмотри туда, в угол.

Сундук слегка светился – а может, это только так казалось. Его и сундуком-то называть не хотелось, такой он был маленький. Не железный, не кованый – из берёзовой коры. И крышка откинута.

Мышата постояли молча. Переглянулись. Ещё постояли.

– Бабушка говорила, лучше не надо…

– Ты же понимаешь, Тинка! Там же всё что угодно может быть!

– Сокровища?

– Сокровища! Карты! Старинные книги!

– Привидение?

– Сама только что спрашивала, где тут привидения, а теперь трясёшься.

– Сам трясёшься.

– Нет, ты. У тебя коленки дрожат.

– А у тебя зубы клацают!

Но ссоры не получилось, потому что сундук ведь был открыт, и там – правильно сказал Тим – могло быть всё что угодно, надо было только рискнуть и заглянуть внутрь. Или не рисковать, а повернуть назад, снова пролезть в дыру и шаг за шагом уйти по пустым и безопасным коридорам от настоящей тайны.

Первым не выдержал Тимка. По крышке он вскарабкался на край сундука и глянул вниз. Тинка последовала за ним. В сундуке ничего не было видно. Даже дна. Но пустым он явно не был.

– Тина… – Когда брат говорил таким голосом, он точно хотел что-то выпросить. – Ти-и-ин… давай спрыгнем? Там что-то есть, точно! Я чувствую!

– А вылезать как?

– Ты разве забыла, что у тебя верёвка в рюкзаке?

– Верёвка? Тим, ты гений.

Брат с сестрой привязали конец верёвки к крышке, чтобы потом взобраться по ней. Тимка взял сестру за лапку, и мышата прыгнули вниз.

Неизвестно где

– Ай! Ой! – вскрикивал Тимка, падая.

– И-и-и-и-и! – попискивала Тинка.

Они падали и падали, летели и летели, кувыркались и кувыркались, но лапок не разжимали – и, наконец, плюхнулись!

Удивительное дело, кто-то как будто знал, что они вот-вот упадут, и позаботился, чтобы не было больно. Мыши приземлились на охапку травы. «Апчхи! Ааааа-пчхя!» Ух… Кипрей, ромашка, клевер, мягкие ёлочки хвоща и что-то незнакомое, до того душистое, что Тинка зажмурилась от удовольствия и прошептала: «Как мёд… как мёд…». Под травой пружинил мох, и хотя Тим и Тина ничего пока не понимали, да и испуг ещё не прошёл, но они уже догадались: начались те самые приключения, от которых смелые не отказываются. А кто струсит, будет потом жалеть и мучиться – кто знает, какие чудеса могли бы с ним произойти?

Тут-то их и ухватили огромные тёплые руки.

– Наконец-то! Я ждал вас! Мыши – друзья нашего племени, – сказал кто-то большой, поднося их к самому рту.

«Съест, – разом подумали Тимка и Тинка. – Это же… ой-ой-ой… кажется, это человек! Ну всё. Мы попались». «С людьми одной дорожкой не ходи», – учила их бабушка. И сейчас они больше всего на свете хотели бы сидеть в своей норе и никогда, ни за что не отправляться на поиски каких-то дурацких сундуков. Только было уже поздно.

Но человек, похоже, не собирался их есть. Он смотрел на них. Тимка чувствовал его взгляд, хотя сам взглянуть в лицо огромному существу не решался. Он рассматривал руки, которые держали их будто в тёплой лодочке. Руки были короткопалые, не очень чистые. На запястье одной из них – костяной браслет. На другой – след от большой занозы, две царапины. Лапки у Тимки тоже были в царапинах и занозах, и он почему-то успокоился. Захотелось даже свернуться калачиком и полежать немного в тепле этих рук. И чтобы они его гладили.

– Тимка! Смотри, он плакал!

Мышонок взглянул на лицо поймавшего их человека. Оно было смешное. Смуглое, ушастое, пыльное. Так выглядел бы каждый, кто с утра не умывался, а потом целый день шёл по бездорожью. Сильней всего притягивали взгляд две чистые полоски, которые тянулись от глаз к подбородку.

– Он плакал!

– Я не плакал, мыши, – серьёзно сказал человек, и брат с сестрой вдруг увидели, что он ещё не очень взрослый. – Вы пришли. Хорошо. Я ждал.

Не очень взрослый человек держал их в тёплых ладошках и говорил по-мышиному. Это был человеческий мальчик! Тим собрал всю свою смелость, чтобы спросить его, как мужчина мужчину:

– А ты нас не съешь?

– Прабабушек не едят, – серьёзно ответил тот.

Тут Тина не выдержала и засмеялась, но не потому, что ей было смешно, а потому, что она устала ничего не понимать. Она так смеялась, что потом даже заплакала. И изо всех сил дёрнула Тимку за хвост:

– Куда мы попали? Что с нами будет? Как мы теперь отсюда выберемся?

– Тиночка, мышик! Не бойся! – Тим редко говорил ласковые слова, но сейчас он чувствовал, что сестра совсем растерялась, и не знал, чем ей помочь.

– И почему он говорит, что прабабушек не едят? Я совсем запуталась – это мы его прабабушки? Или он – наша прабабушка?

– Почему вы боитесь? – заговорил наконец мальчик. – Я не понимаю, чего вы боитесь.

– Чего-чего… Не чего, а кого – тебя! – пробормотала Тинка сквозь зубы, совсем тихо, но он услышал и рассмеялся.

– Меня? Мыши, вы боитесь меня? Да вы, наверное, не мыши!

– Это мы не мыши?! Это мы тебе не мыши?! Сам ты мышь! – выпалил Тимка, не очень понимая, что говорит, потому что от негодования все слова у него перепутались.

– Я мышь, – спокойно согласился мальчик. – Я мышь и брат мышей. Мой род и ваш род никогда не были врагами. Мои отцы никогда не трогали ваших отцов, мои матери не проклинали ваших матерей. – Голос его стал торжественным. – Весёлые, острозубые, быстрые и отважные – такие вы, и мы учились этому у вас. Вы те, кто мал и довольствуется малым, но сила ваша велика. Хотел бы и я таким стать. Кстати, моё имя – Эй, – сказал мальчик.

Мышь-прабабушка

Мыши перевели дыхание.

– Привет, Эй! Я – Тинка, он – Тим, и ты нас не съешь.

– Хорошо, что вы поняли. Мы благодарны мышам. Если бы не вы, нас бы не было.

– Как это? И почему ты сказал, что прабабушек не едят?

– Разве вы не знаете легенду нашего рода? – Эй, кажется, снова хотел рассмеяться, но слово «легенда» звучало так серьёзно, что ему пришлось сдержаться. – Историю о том, как наши люди пришли на землю? Я знаю её со времён, когда пил молоко. Матери пели нам перед сном… зимой, в пещере.

Эй закрыл глаза и тихонько запел:

 
Белая-белая, больше медведя, больше оленя, больше горы,
Белая-белая, шла по небу, место искала для тёплой норы,
Белая-белая, с розовым ухом,
Мышь жила над облачным пухом…
 

Он замолчал.

– А дальше? – спросила Тинка. Страх совсем прошёл.

Если человеческий ребёнок так поёт про мышь… что ж, значит, он и вправду немного мышь.

– Дальше – самое важное. Эй уселся на травяную подстилку, скрестил ноги, боком прислонился к тёплому от солнца камню. Тимка с Тинкой выбрались из его ладоней, пробежали вверх по руке, перебрались на камень, как на большой солнечный остров, и смогли, наконец, немного оглядеться.

«Река и сосны», – подсказывало мышатам чутьё, и оно их не обмануло. Лес полукругом стоял у солнечной поляны, на краю которой они с Эем разговаривали. Реки было не видно, но она чувствовалась где-то ниже и, если хорошо-хорошо прислушаться, было слышно: она неглубокая и быстрая.

– Когда-то земля была пуста, – рассказывал Эй. – И людей не было. Только грязь была. Вся земля была грязью, потому что над ней не светило солнце. Толстые облака лежали почти на земле, так низко, что деревья даже не могли вырасти. Только из грязи выбьются – сразу макушкой упираются в облака. Бежала тогда по облакам огромная белая мышь. Облака у неё под ногами были как пушистый снег, над головой – синее-синее небо и яркое солнце. Мышь искала место в облаках, где бы ей вырыть норку, и нашла – как раз над нашими землями. Стала рыть. Прорыла облако насквозь и провалилась на землю.

– Ой! Разбилась?! – взвизгнула Тинка. Она слушала, прикрыв глаза, и как будто сон наяву видела. Цветной сон: белое, жёлтое, синее… словно это она ходит по белому полю, облака под лапами пушатся, подпрыгивают, подрагивают, а она роет норку в мягком свежем облаке – и вдруг падает…

– Невысоко было, не ушиблась, – рассказывал мальчик. Шлёпнулась в грязь, испачкалась с ног до головы и стала чёрная, только уши остались белыми. Посмотрела вокруг – земля. Хорошая земля, большая, но грязная. И темно кругом – облаками всё небо затянуто. Сорвала мышь сразу три низких, кривых дерева, сделала метёлку, подняла её над головой и разогнала облака. Солнце высушило землю. Выпрямились деревья, пробились из земли цветы – раньше грязь их не пускала. Зазеленела трава. Год всё вокруг цветёт, два – цветёт, три – но чует мышь, чего-то не хватает. Взяла она свою метёлку, разделила её снова на три дерева, каждое дерево посадила в землю и что-то ему тихонечко сказала. Укоренились деревья, покрылись листвой, зацвели, а потом созрели на них разноцветные яблоки.

А Тинка всё дремала на солнышке и снова видела яркие картинки. Три дерева с неё ростом – это деревья такие маленькие или она такая большая? И все они в яблоках, а яблоки… каких только нет! Одни побольше, другие поменьше, жёлтые, красные, фиолетовые, синие, зелёные и белые, чёрные и оранжевые… Вот трёхцветное яблоко, вот яблоко с иголками, яблоко с плавниками – разве так бывает? Яблоко с длинными ушами, яблоко с крепким клювом, яблоко с пышным полосатым хвостом… Яблоко с рогами, яблоко с пятачком. А это яблоко как будто разворачивает бабочкины крылья…

– Очень странные яблоки, – сонным голосом сказала Тина. – Очень-очень странные. Особенно с рогами.

– Созрели яблоки на первом дереве – оно на берегу росло, начали падать, – рассказывал Эй. Одни яблоки упали в воду, стали рыбами и уплыли. Другие попали на берег – превратились в птиц и разлетелись. Яблоки со второго дерева упали, превратились в зверей и разбежались в разные стороны.

– А третье? – подал голос Тим. – На нём яблоки тоже созрели?

– В том-то и дело, – радостно сказал Эй, – что не созрели! Висят-висят, а всё никак не зреют, не падают, не ударяются, ни в кого не превращаются.

– Может, они боятся упасть? – вслух подумала Тина.

– Вот и Первая Мышь так же подумала. Подошла она к дереву, которое не хотело отдать земле свои плоды, поговорила с ним и стала срывать яблоки одно за другим. Каждое яблоко она трогала носом, и оно превращалось в человека. Каждому человеку давала имя и осторожно опускала на землю. Так на земле появился наш народ.

Мышь – наша прабабушка. Пока Матери поют Мышиную Песню, мы этого не забудем.

– Ого! – не удержался Тимка. – Когда ты так говоришь, ты совсем взрослый.

– Я не взрослый, – невесело усмехнулся Эй, – и не ребёнок. Потому и сижу неизвестно где.

– Это мы неизвестно где! Это мы не знаем, что делать! – хотя Тина вроде бы успокоилась, голос у неё снова был со слезинкой.

– А ты у себя дома!

– Дома… знать бы ещё, где он, этот дом…

Тётушка Зю, Тётушка Мзю

– Знать бы, где мой дом… – вздохнул Эй. – Но ведь вы пришли, мыши, я так вас ждал! Прошло утро, прошла половина дня, а я всё не начинал свой путь – сидел и ждал. И вы всё-таки пришли мне на помощь.

– Мы не на помощь, мы просто упали в сундук, – хотел сказать Тим, но удержался.

– Какие же мы помощники? Ты большой, мы маленькие, – хотела сказать Тина, но тоже промолчала.

И правильно. Ведь иногда лучше молчать и думать. А то, бывает, откроешь рот, а слова выходят совсем не те… Тимка и Тинка посмотрели на мальчика, и он стал рассказывать им свою историю.

Эй был ребёнком Серого племени. Его род состоял из Старших, Матерей, Отцов и Младших. Отцы охотились, следуя советам стариков, женщины собирали корни и плоды в лесу, шили одежду. Небольшое племя сильно было своими мастерами и хранителями: самые лучшие, самые острые каменные ножи делал Дедушка Ай, самую тёплую одежду шила Мама Джа. Крючки, приносящие рыбакам удачу, вытачивал Да, который недавно ещё ходил в Младших, а теперь все знают, что он – Мастер. Мо и Ми вырезали рисунки на кости. Матери хранили огонь и пищу огня, Старшие хранили песни, истории, память о предках. А кое-кто хранил детей. «Кое-кто лохматый! Кое-кто вредный!» – неожиданно свирепо добавил Эй.

Детство Эй провёл в общей пещере. Пока он был совсем крохой, мама всюду носила его с собой. То время в памяти почти не осталось – он запомнил только тепло: тёплые руки, поднимающие его со шкуры возле огня. Когда он немного подрос, то стал оставаться днём в пещере. Ведь у мамы, как и у других Матерей племени, было много дел, и они возвращались домой лишь к вечеру. Эй начинал ждать маму заранее, а потом бежал к ней, подпрыгивал и обнимал за шею. Днём за детьми племени следила Тётушка Зю.

– Тётушка Бзю! Тётушка Гзю! Мзю! Лзю! – в ярости кричал очередной мальчишка, когда детохранительница волокла его в пещеру со словами: «Ты заболеешь», «Там звери» или «Выпал снег». А девочки шёпотом спорили, что больше – сама Тётушка или её причёска. Такую причёску и вправду не забудешь. И чем только ни украшала она свою шевелюру – бусами, цветами, перьями, ракушками и даже костями…

Тётушку Зю приходилось называть Хранительницей. Она хранила Младших, хотя сами Младшие были бы только рады, если б она ненадолго перестала их хранить. Вздремнула бы хоть раз, что ли. Или на речку сходила. Но не такова была тётушка Зю: какой сон, какая речка, когда вокруг такой беспорядок! Детохранительница снилась в страшных снах всем детям Серого племени, а быть может, и Отцам с Матерями – тем, кто помоложе – их ведь тоже когда-то хранила Тётушка. Эй слышал однажды, будто Тётушка отшлёпала молодого охотника, услышав, как он загадывает девушкам загадку: «Мамонт шёл на задних лапах, в волосах гнездо воронье…» Девушки ещё даже не начали отгадывать, зато Тётушка сразу сообразила, о ком речь.

Налетела, схватила и отшлёпала. Охотник потом ещё долго сторонился тех девушек – боялся, что засмеют.

Тётушка Зю для каждого находила «доброе» слово и постоянно всех одергивала: «У тебя кривые руки», «Всё лицо в земле и саже», «И куда это ты собрался?», «Вы только взгляните – задом наперёд оделся!», «А ты почему не ешь, негодник?», «Ест один как трое взрослых», «Ты ребёнок или заяц?», «Будешь бегать как угорелый – ноги оторву!». Летом бывало легче, а зимой и осенью Тётушка просто покою не давала. Жужжала над ухом, как огромный комар размером с того самого мамонта на задних лапах, про которого до сих пор шутили в племени. Шутили, да оглядывались – вдруг опять услышит и отшлёпает.

Чаще всего Тётушка говорила: «Опять без дела сидишь?!» и «Вернись сейчас же!» Сидеть без дела было нельзя. Все, кто уже умел ходить, собирали грибы и ягоды недалеко от дома, приносили дрова или помогали Тётушке дубить шкуры. Для этого их надо было выскоблить, вымочить, отбить и помять колотилками, а затем растянуть и высушить. Девочки не справлялись, колотилки были тяжёлые, а голос Тётушки разносился по всей пещере, заглушая и стук, и тихий смех, и разговоры. «Не выйдет мастеров из неумех!», «Прямей!», «Ровней!», «Старательней!», «Не спи!» – гремела она.

Эй помогал девчонкам, хотя он-то мог бы отказаться: он ведь мужчина, да к тому же ещё и самый старший среди Младших племени – малышни, ползающей под ногами, как муравьи в муравейнике, но какой от них толк? Даже не поговоришь. Вокруг только маленькие. Смешные, тёплые, лезут на руки, как мыши из сказки, но такие глупые ещё… Эй как-то взял с собой одного на Каменный остров. На самом деле это был не остров, а три огромных камня, почти перегораживающие узкую речушку.

На Каменный остров можно просто прыгнуть с берега – не плыть, не строить переправу, а просто перескочить. Остров – детское место, взрослые туда не ходили. Кроме, конечно, Тётушки Зю. Правда, в лесу наблюдать за ней – просто умора. Про таких говорят: «деревьев вокруг пещеры не вспомнит» и «вокруг холма не обойдёт». Поэтому она обычно сидела в пещере, а в лес носа не совала. Но если кто-то всё же убегал на Каменный остров, то кое-кто обязательно должен был этого кого-то оттуда вытащить. «Кое-кто зверский! Кое-кто жуткий!» – опять, не сдержавшись, выкрикнул мальчик, и мыши его отлично поняли.

– В общем, – вспоминал Эй, – она нагрянула. Стала кричать с берега: «Ну-ка, быстро оба сюда!» Мальчишка захныкал, повис на Эе, Эй стал его осторожно перетаскивать с камня на камень под истошные вопли Тётушки: «Уронишь! Ой-ой-ой, сейчас уронишь! Обязательно уронишь!» Конечно же, малыш испугался. Как не испугаться – мелкий такой, в прошлом году по пещере на четвереньках ползал. «Уро-о-о-о-нишь!» – не унималась Тётушка. Эй ни за что не уронил бы ребёнка, если б она так не орала. А тут… то ли руки разжались, то ли мальчик стал выворачиваться… Короче говоря, он упал между камнями, ободрал руку, обе коленки, заплакал. «Нет уж, с малышами ходить – хуже некуда. Особенно когда кое-кто идёт по следу», – решил Эй. Ссадины и царапины на малыше зажили очень быстро, и через неделю он уже рассказывал одногодкам: «Я рыба-лосось, я нырял в водопад!» Хотя какой там водопад – вода быстрая, правда, а глубина – по колено.

С тех пор Эй ходил гулять один. Как-то вечером, когда Детохранительница сидела у огня и казалась спокойнее обычного, Эй спросил:

– Тётушка, почему у нас так много малышей, а я такой один? Разве не было других детей, которых матери родили в то же время, когда мама родила меня?

– Были, – ответила она. – Но мы их потеряли.

Тут она задумалась, глядя в огонь, и больше ничего не сказала.

Эй и раньше слышал: матери вспоминали о Великом холоде и Голодной зиме, но они не любили говорить об этом и при детях сразу замолкали.

Тётушка не отводила глаз от пламени. Она думала о чём-то очень печальном, и Эй не знал, что сказать. А потом Тётушка наконец посмотрела на него.

– Мы их потеряли, – повторила она. – Выжил ты один.

В этом году Эй уже не чувствовал себя ребёнком: умел поддерживать огонь, сам смастерил себе заплечный мешок, чтобы носить с собой важные вещи. Он уже не должен был спрашивать разрешения, чтобы уйти из пещеры, и завёл в окрестностях тайник. Там хранились рыболовные крючки и красивые камни. Камни Эй собирал с самого раннего детства. Если бы кто-то спросил: «Зачем они тебе?» – он бы, пожалуй, и сам не смог ответить. Но как же хорошо сидеть одному в заветном месте и, раскладывая перед собой камешки, изучать узоры, прожилки, пятна и сколы на каждом… Это завораживало мальчика не меньше, чем пляшущий огонь и сказки.

Эй любил камни, их у него становилось всё больше, и все ему были дороги, каждому он давал имя. Были у него Камень луны, Камень грозы и Камень воды – этот белел словно пена на реке. Когда Эй смотрел на него, он вспоминал время Большой воды и то, как она после долгих дождей мчится над берегами, захлёстывая камни.

Один камень назывался просто Весна. Другой – Белое дерево. Когда-то Эй поднял его с земли, просто так – чтобы вспугнуть птиц. Перевернул шершавый, плоский сероватый камешек – и сам чуть не окаменел от удивления, увидев на обороте красивейший узор – словно гнулось от ветра тонкое белое деревце.

Из этого камня он сделал украшение. Долго ходил вокруг мастера, одного из Старших, наблюдал, как тот работает, а потом сам пробил в камне дырочку и вдел в неё тонкую полоску кожи. Надевать Белое дерево не решался – боялся потерять. Он точно знал: пока этот камень хранится в тайнике, всё будет хорошо.

Всё и было хорошо. Тётушке он уже доставал до плеча и часто мечтал, каким высоким и сильным вырастет. Она уже не выскакивала за ним из пещеры с криком «Замёрзнешь, заболеешь!», хотя иногда Эй ещё бегал от неё – но теперь не потому, что она его не отпускала. Он дразнил Тётушку ради Ю: пока Детохранительница гонялась за ним, Ю удавалось ускользнуть.

Ю была девочкой. Вообще-то с девочками Эй никогда особо не дружил, но мальчишек-ровесников не было. Так что пока он не подружился с Ю, Эю бывало одиноко. Собственно, он и не подружился, а так… Бегали просто наперегонки, сидели вместе на берегу, бросали в реку камни. Ю совсем не нравилось искать сухие ветки для огня, вымачивать шкуры отварами Тётушки Зю и учиться шить. Её тянуло только в лес. Матери каждый раз звали её с собой: «Мы научим тебя искать вкусные корни, покажем орешник, будем вместе собирать ягоды…» Но Ю всегда отвечала: «Нет». Она вообще любила говорить «нет». А Детохранительница, напротив, очень сильно не любила, когда ей кто-то перечил. Так что если она несла кого-то под мышкой, а кто-то вертелся, кусался и кричал: «Тётушка Гзю! Тётушка Бзю!», то это, скорее всего, была Ю. Она обожала уходить одна и терпеть не могла, когда кое-кто хватал её поперёк туловища.

Зубы у Ю были острые. Однажды Тётушка Зю испытала это на себе. Она хотела шлёпнуть непослушную девчонку, а девчонка стала кусаться. С тех пор Тётушка всё чаще стала говорить Эю: «Младший, сходи поищи нашу крыску. С утра её не видно». И Эй шёл. В один из таких дней, когда Ю была ещё маленькой, он нашёл её на каменной осыпи. Пошёл дождь, камни стали скользкими, и Ю не могла спуститься. Она сидела под большим камнем, нахохлившись, как птенец.

Год спустя, уже следующей весной, Ю и Эй придумали, как убегать от Тётушки, когда она собирает детей скоблить шкуры или ещё что похуже. Надо просто сговориться и бежать одновременно в противоположные стороны. Сразу двух ей точно не догнать, да обычно, пока Тётушка решала, за кем гнаться, оба были уже далеко…

– Какая она, твоя Ю? – спросила вдруг Тинка. Ей стало интересно, какие у людей бывают девочки.

– У Ю светлые волосы, маленькие сильные руки, маленькие быстрые ноги. Когда Ю вырастет, она будет лучшим рыболовом племени.

– Девочка? Рыболовом?

– Да. Она рыболов. У Ю зелёные глаза и она очень прыгучая. Если обидят – царапается, кусается. Она похожа на кота!

Мыши беспокойно прижались друг к другу.

– К-к-какого-так-к-кого к-к-кота?

– Тим, Тина, вы что – опять боитесь? Ю такая же, как я. Никто из нас никогда не обижал мышей. Просто она дикая, как кот-рыболов.

– Кот? Дикий? – мыши прислушались. Им сразу захотелось узнать, далеко ли до реки и нельзя ли отойти от неё чуть подальше – хотя бы на шаг, а лучше – на десять. А ещё лучше – на сто, и побыстрее.

– Тут такие не водятся – успокоил их Эй, догадавшись, почему мыши притихли. – А Ю плавает и ныряет, и везде ходит одна, и лучше всех ловит рыбу… – Эй немножко помедлил и решил всё-таки честно признаться: – И даже бегает лучше меня…

– Ничего, – Тимке захотелось ободрить Эя. – Ничего, Эй. Зато ты подрастёшь и станешь охотником, да?

– Нет, Тим, – грустно, но спокойно ответил мальчик. – Охотником мне не быть.