Текст книги "Записки prostitutki Ket"

Автор книги: Екатерина Безымянная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Айболит

Люди бывают – феерически странные.

Я иногда думаю: вот видела все.

Потом кто-то приходит, что-то говорит, и я понимаю: нет, не все.

Вот, думаете – это зря про военных анекдоты сочиняют? Ну там, «копать от забора и до обеда» или «одна идет не в ногу»…

Не зря.

Я не знаю, как там остальные военные, но тот, кто недавно пришел ко мне, – так он из анекдота. Поверьте на слово. Вот анекдоты – про него.

Началось с того, что позвонил мне Саша – мой редкий, но давнишний клиент. Спросил, не поднялись ли цены, и сказал, что он даст мой телефончик старому приятелю. Но только чтобы я не удивлялась – приятель странноват. Ибо полжизни прослужил, а это отпечаток наложило.

Но так-то человек нормальный, только неулыбчив. Прими, мол, Катя, хорошо, я же тебя советую.

Через час этот Солдат мне позвонил.

Он поздоровался, сказал, что меня ему отрекомендовал Саша (да, так и сказал – «отрекомендовал»), и спросил, в котором часу я готова его принять.

Я была готова.

И он пришел.

Высокий, прямой (они там линейку глотают?), худющий, строгий. Лет так пятидесяти с лишком.

Я не смогла поймать его волну. Вот не смогла. И как-то сразу почему-то. Я не пробилась.

Он рассчитался суммой, отдельно заготовленной в кармане, и прошел в комнату.

Он увидел ноутбук и спросил:

– А это зачем?

– Сижу в Интернете, – сухо сказала я.

– Дурь это все. Тратишь время впустую, – резюмировал он.

Я не нашла, что ответить. Интересно, куда мне его тратить не впустую? Благо времени много.

Четко, все четко. Рубашку снял, сложил, уложил. Брюки снял, сложил, уложил. Трусы снял, сложил… ну понятно, да?

Клянусь, от ванной до постели он шел, почти чеканя шаг.

– Ложись, – скомандовал он мне.

Я даже слегка испугалась. Но строевую не сдавала, и то ладно.

Сантименты были ему явно ни к чему.

Люди как-то улыбаются. Хоть иногда.

Губы этого не сдвинулись ни на миллиметр. Ни разу за весь час. Вообще ни разу.

Он был строг, сух, тверд и собран. Во всем. Вообще во всем.

Все мои попытки хоть как-то пошутить натыкались на его упрямо сжатые губы и сухой недоуменный взгляд.

Очевидно, чувство юмора они сдают, когда приходят в армию.

Им его не возвращают до конца. А когда служба кончается, оно вроде как и ни к чему уже.

Но, честно говоря, он был довольно прост. Я отработала как надо.

Он встал и начал собираться.

И вот тут надобно сделать небольшое лирическое.

Дело в том, что четыре дня назад моя соседка Бабдаша, оседлав метлу, умотала осчастливливать своим отнюдь не тихим присутствием каких-то полузабытых родственников и, почти не спрашивая, подкинула мне своего кота.

Бабка называет его Мурчиком, а я, из уважения к мощи и желтым глазам, просто и уважительно – Котом.

Кот не доставляет мне особых проблем. Большую часть времени он где-то бродит, потом приходит, дрыхнет на подоконнике, свесив хвост над батареей, и изредка выходит пожрать.

Так вот, в тот самый момент, когда Солдат уже натягивал рубашку, в комнату вошел Кот – мохнатая худющая детина.

– Твой? – спросил меня Солдат и кивнул на Кота.

– Мой, – ответила я.

Мне не хотелось вдаваться в подробности.

– Сидеть! – скомандовал он коту.

«Обалдеть, чего это он?!» – явно ответил Кот и удивленно посмотрел на меня.

«Извини, он скоро уйдет», – пожав плечами, одними глазами ответила я коту.

Кот вздохнул.

Все только начиналось.

– Хороший зверь, – сказал Солдат. – А он что, он команд не понимает?

– Милый, это кот, а не собака, – тактично намекнула я.

– Все равно, – сухо отчеканил он. – Животное должно быть приручено.

…«и уметь ходить строевым…» – про себя закончила я.

– А чего он такой худой? – вдруг нахмурился он. – Не кормишь?

– Кормлю, – флегматично сказала я. – Гуляет. По окрестным девкам ходит.

– Он не кастрированный? – удивился Солдат.

– Да как-то руки не доходят, знаешь ли… Все работа, работа, – съязвила я.

Он начал мне надоедать, да и не буду ж я рассказывать, что обчекрыжить котика я предлагаю Бабдаше уже давно, а Бабдаша машет на меня руками и говорит, что не нужно лезть в природу.

Солдат на секунду задумался, завис и начал вдруг снимать рубашку.

– Мне нужна горячая вода, тряпка и нитки. Нож надо прокипятить. Кастрюльку дашь? – деловито спросил он.

– Не поняла, зачем?! – страшно затупила я.

А кто б не затупил?

– Кастрировать буду, – все так же деловито, как будто ничего такого, сказал он. – Ты подержишь, а я все сделаю.

Я не могу сказать, что у меня глаза на лоб полезли – нет, это будет совсем не то сравнение.

Скажем так: лба у меня не осталось вообще, одни глаза.

– То есть как кастрировать?! – сглотнула я. – Как это кастрировать?! Кота? Здесь? – я не верила ушам.

– Не бойся ты, это не сложно. Я видел, как это делается, – сказал он, как будто так и надо.

– Не надо никого кастрировать! – заверещала я. – Не трогай моего кота!

Меня порвало. Кот забился под кровать.

Да, у меня была истерика. Я почему-то испугалась.

Дальше был цирк. Он одевался на ходу, я, перепуганная, все же наступала…

Он ушел, а я достала виски.

Кот не выходил до вечера.

Лизун-изобретатель

Лизуны – народ особый и, к слову, очень многочисленный. У них у всех есть общая черта. Лизуны – мужчины вдохновленные. Ну как же тут не быть по жизни вдохновленным, если ты – гурман. Ну, то есть всегда перед глазами эклерчики и сахарные кольца. Мммм, нямка, да.

Они, любители десертов, частенько поначалу чуть смущены, но в глазах у них ясно читается, что им не терпится добраться…

Лизуны безобидны. Всего-то надо им, чтоб открывался перед глазами хороший вид, и тогда уж они забывают обо всем на свете.

Да им и женщину-то целиком не нужно, по большому счету.

Невысокий лысоватый мужичок, лет сорока пяти, улыбчивый, смущенный, рассчитался, осмотрелся и прошел. «Гурман», – почему-то вдруг интуитивно определила я.

– Кофе? – спросила приветливо.

– Ага, – отозвался он, неловко садясь в мое кресло, – неплохо у тебя.

Через пять минут мы мило болтали, и понемногу его скованность ушла.

– Ой, – как-то суетливо вдруг начал он спустя еще пять минут, – я сказать хочу… это… я люблю, когда, ну чтоб орально… вот. У тебя ж есть презервативы для этого дела? С женой-то я так мог, а тут… сама понимаешь…

– Милый, орально так орально, конечно же, – не поняла я сразу, – и презервативы какие хочешь. И даже фруктовые! Ну, это они больше для меня фруктовые, тебе-то неважно.

– Нет, ты не поняла… не для тебя, – жутко смутился он и вдруг решился, – ну, чтоб не ты мне, а я – тебе. Я хочу тебе доставить удовольствие. Презерватив нужен, ну такой, особый, для этого дела.

– В каком смысле? – вытаращилась я.

– Ну, я люблю языком, только… ну, ты ж сама понимаешь, я так просто не могу, я тебя не знаю, ну и… мне нужен этот, презик такой, специальный… для этого всего. Ну, чтоб я тебе мог удовольствие доставить, – он терялся и мямлил.

– Ах, специааальный! И на что ты его наденешь? – я решила зайти издалека.

– Ну как на что, на язык… – неуверенно заключил он.

– На эрегированный? – уточнила я с невинными глазами.

– Как же так? – разочарованно спрашивал он пять минут спустя, когда я почти уже донесла до него всю абсурдность столь странного девайса. – Я слышал, что есть такие, я думал, у девочек такое точно должно быть. Я просто первый раз так иду, я ж не знал…

– Милый, – терпеливо уточнила я, – ты их сам-то видел, ну хоть когда-нибудь? В руках, может, держал?

– Ну нет, – неохотно согласился он и растерянно продолжил, – а как же я тогда буду? Я же так не могу, чтоб, ну… чтоб совсем без этого… я ж хочу…

– Ну извини, – прервала я его, – чего нет – того нет. Могу дать обычный, если хочешь. Только, боюсь, неудобно ж будет, зубами зажимать… А нет – так придется заняться чем-то другим.

И улыбнулась максимально обольстительно.

Он, видимо, представил себе этот процесс и сразу как-то сник.

Через десять минут, после душа, он сел на кровать. Я ждала его полулежа, облокотившись на руку, согнув одну ножку в колене и демонстрируя новое прозрачное белье за две пятьсот по скидке.

– Ну, дай я хотя бы посмотрю на тебя… – он аккуратно стянул мои трусики, подтянул подушку, запихнул ее мне под пятую точку, развел ноги, устроился и всмотрелся в глубины.

– Ммм… – протянул он с сильным сожалением, как на конфетку, которую нельзя, но ооочень хочется, – ммм…

– А ты здоровенькая? – вдруг почему-то спросил он. В нем явно боролись желания.

– Ничего не болит, – съязвила я.

– Я не об этом, – он посерьезнел, – ты там как? Все нормально?

– Нормально, – закивала я.

– А справка есть? – уточнил он.

– Милый, – я отбивалась с легким сарказмом, – извини, милый, я к врачу для себя хожу, справки как-то не беру…

– Ну как же так, – горестно протянул он, – о таких вещах надо думать. Вот я бы сейчас убедился, что все в порядке, и сделал бы тебе хорошо…

– Послушай, дорогой, – мне начало надоедать, – а давай лучше я тебе хорошо сделаю, ладно? И справок не нужно, и презики такие есть.

И начала я выползать из-под него.

– Подожди, – остановил он меня, хватаясь за мою ногу, как за последний шанс лизнуть, – а может, мы что-то придумаем? Ну, ты ж опытная, должна знать какие-то способы, чтоб безопасно…

Полизать ему хотелось, видимо, нечеловечески. Но осознание того, что я все же не только его, а кругом стреляют, из последних сил удерживало его от столь опрометчивого шага.

– Ну, раз надо безопасно, – как-то истерически вдруг выпалила я, ибо он меня достал, – может, пищевую пленку дать?

Я пошутила. Клянусь, я пошутила.

Оказалось, шутила в этом доме я одна.

– А есть? – вдруг загорелся он идеей.

– Есть, – серьезно подтвердила я, пытаясь сохранить лицо.

– Дашь? – он посмотрел с надеждой.

– Ща, – совершенно ровно ответила я, – пусти, а?

И, видя, что он не очень понимает, зачем, уточнила:

– На кухню схожу.

На кухне меня расплющило в хлам, и, в поисках пленки, гремя дверцами шкафов, я надеялась, что он не услышит мои тщательно сдерживаемые повизгивания.

Очевидно, меня не было чуть дольше, чем следовало, потому что он вдруг окликнул меня:

– Не нашла?

– Сейчас, милый! – я собрала волю в охапку. – Есть целлофановый пакетик, подойдет?

Фольгу я предлагать поопасалась.

И дело было вовсе не в нем. Просто мне вдруг стало понятно, что если я предложу это вслух, то истерику, которая со мной приключится, вряд ли можно будет заглушить звуком шкафчиковых дверок.

Но когда из комнаты долетел вопрос-сомнение:

– …пакетик толстый?

…у меня потекли слезы.

В комнату я вернулась спустя минуты две с сильно покрасневшим лицом.

В руках у меня был рулончик стрейч-пленки.

Его лицо почти что озарилось счастьем.

– Ну, ложись, как была, – он потянул рулончик у меня из рук и, пока я принимала позу, устроился где-то в ногах.

– Подушку под попу подложи, – деловито приказал он, пытаясь найти пальцем залипший край пленки.

Я легла и раскинула ноги, пытаясь подсмотреть.

Пленка от рулончика отматываться категорически не хотела. Она прилипала и путалась. Лизун-изобретатель вспотел и сосредоточился.

– Давай помогу, – я напряглась и потянулась к нему. Если бы я полежала без действий еще полминуты, просто наблюдая за всем этим, подозреваю, меня можно было бы транспортировать в Кащенко прямо с постели.

Я забрала рулончик, старательно ногтем поддела край и аккуратно, на приколе, отмотала лоскут сантиметров тридцать.

Он наблюдал за целлофанкой, прямо скажем, с вожделением.

– Рррр, – он вдруг потянулся к рулончику в моих руках, выдернул его и с характерным звуком рванул пленку зубами, взглядом змия-обольстителя глядя на меня. Очевидно, это «рррр» должно было символизировать порывы охватившей его страсти.

– Оооо! – восхищенно выдохнула я, стараясь не смотреть на прозрачный лоскут, налипший на его зубах и свисающий с губы. – Ооооо!

Это было выше моих сил, и я откинулась назад, старательно маскируя истерику под стоны внезапно нахлынувшей страсти.

Я не буду рассказывать, как он мне ладил эту штучку дрожащими от нетерпения руками. Уверяю, мне было морально непросто. Никогда еще я не была такой актрисой.

Он залепил меня всю ею – от низа живота и почти что до копчика. Он старательно растягивал ее на внутренние части бедер и приглаживал руками ко всем тем выпуклостям, что находились между ними.

Я чувствовала себя бутербродом, собираемым заботливой рукой хозяюшки.

При мысли «зато не обветрюсь», невесть откуда проскочившей в моей голове, меня разбило на кусочки.

…И дальше мне было кино. Он, подрагивая от нетерпения, нежно облизал целлофанку, раз, два, еще, еще, как-то странно замычал и вошел в раж. О, как же он ее любил!

О, как же я старательно стонала!

Он придерживал пленку руками у бедер, он подтягивал сбившийся край мне снова к животу и лизал, лизал, лизал меня, как чупа-чупс в обертке.

Минут через семь меня попустило, и я на полном серьезе изобразила ему пик конвульсивной страсти. Он восхищенно осмотрел мое тело, и я поняла: он доволен собой.

Пора мне было приниматься за работу.

Я высвободилась из обхвата, сбросила подушку на пол, деловито сняла с себя налипший мокрый лоскуток, положила мужичка на спину и сделала то, что мне делать давно не впервой.

Он уходил спокойный и довольный. Смотрел на меня нежно, в коридоре гладил по груди, уже почти в дверях обернулся и гордо-снисходительно сказал:

– Вот видишь, если захотеть…

Через пять минут я набрала подружкин номер. По-моему, я сделала ей вечер.

Игорек и счастье

Игорек был существом на вид глуповатым, но каким-то по-детски безобидным.

Нет, строго говоря, он, наверное, совсем не глуп, иначе не имел бы к своим сорока квартиру в центре, отнюдь не дешевую машину и туфли, по цене сравнимые с бюджетом небольшой африканской страны.

Впрочем, для меня до сих пор остается загадкой то, чем он в жизни занимается. Немного отстраненный взгляд и блуждающая полуулыбка придавали этому слегка полноватому мужчине вид типичного ботана. А ботаны могут заниматься чем угодно.

Заявлялся он ко мне примерно раз в два месяца, всегда на ночь и всегда с пакетами, набитыми чем-то вкусненьким и жутко дорогим. И у него начинался праздник жизни.

Я, мурлыча, нарезала-расставляла закуски, разливала дорогое бухло, и мы садились легко болтать ни о чем.

К Игорьку, честно сказать, я относилась хорошо. Он меня не напрягал, и я почему-то всегда была рада его видеть.

И дело даже не в деньгах, которые он щедро оставлял вместе с не заслуженными мною чаевыми, и не в холодильнике, который еще три дня после его ухода был набит едой – просто с Игорьком было легко.

Впрочем, справедливости ради, у меня всегда почему-то было ощущение, что он ко мне относится скорее не как к женщине, а как к бесполому существу или подружке. Прелести мои, выставляемые напоказ, похоже, не сильно его завлекали, и секс всегда был быстрым и настолько скучным, что и рассказать-то нечего. Всегда один раз, со слегка даже скучающим видом исполнив свой оплаченный долг, Игорек расслаблялся и дальше просто мило пил в моей уютной компании. И так было постоянно.

Он всегда напивался до состояния абсолютной прострации, а потом, вставая утром, хватался за голову, просил воды, кофе, лимона и вызвать такси. Его машина стояла под моими окнами до вечера.

Помню, когда он уходил от меня утром после третьей нашей встречи, я осталась в сильнейшем недоумении: зачем он ко мне ходит, если я явно его не очень-то и возбуждаю?

Потом я к этому привыкла. Мало ли у кого какие странности?

И даже не удивилась почему-то, когда он, придя в очередной раз с пакетами еды и бухла, умудрился нажраться столь быстро, что я и понять не успела, и, буквально упав на мою кровать, выдал: «Ты меня только не трогай, ладно?», а утром ушел, оставив «на чай», но не попросив даже минета.

Одно я знаю точно: у Игорька были сильные нелады с женой. Как-то, по совершенно пьяной лавочке, он признался мне, что она его не возбуждает, впрочем, как не возбуждала особо никогда. И женился-то он на ней лишь потому, что она вдруг, после второй встречи, залетела, а он, как честный человек… Да и пора было жениться. Родители давно хотели внуков.

Единственным человеком, которого Игорек, похоже, искренне любил, была его десятилетняя дочь от этого брака. О ней он говорил часами.

Однажды, когда мы совсем уж сильно нажрались, я расхрабрилась и спросила, зачем он ко мне ходит всегда на ночь, если ему так немного надо. Так я узнала, что Игорька никогда особо секс и не интересовал, а со мной ему просто приятно пить и говорить.

«Ну и ладно», – решила я и закрыла эту тему.

Последний раз он был у меня чуть больше года назад. Жаловался, что жизнь стала совсем невыносимой, что жена третирует его до полусмерти своим постоянным желанием секса, и он уж совсем готов развестись, но дочь…

А потом как-то пропал.

И появился совсем недавно.

– Замуж не вышла? – весело спросил знакомый голос в трубке, и я обрадовалась:

– Игорь, ты, что ли? Сто лет тебя не видела!

– Ну вот и увидишь, – бодро сказал он, – ты ж найдешь для меня сегодня вечерок? Ну, как всегда…

– О чем речь, – смеялась я, – всю толпу разгоню, а тебя приму!

– Вот и отлично, – голос вдруг посерьезнел, – только, Кать, я не один буду, ладно? Я, в общем, ну, с другом буду. Короче, я тебе потом на месте все объясню. Ты только не пугайся, все нормально будет…

Мне ли бояться двоих?

И вечером они пришли.

– А ты все такая же прекрасная! – изящно ввернул Игорек комплимент, едва я закрыла дверь.

И смущенно уже добавил:

– Знакомься, Катя, это Коля. Коля, будь как дома, нам тут всегда рады…

Коля – невысокий, в модной футболке и стильных джинсах, крепенький мужчина средних лет с легкой сединкой и залысинками – совсем слегка смущаясь, улыбнулся мне и как-то странно, я бы даже сказала – влюбленно, посмотрел на Игорька.

Я внутренне хмыкнула от неожиданности, решила, что мне показалось, и провела их в комнату.

А потом нарезала закуски, доставала бокалы, щебетала и излучала саму гостеприимность.

И удивлялась метаморфозе, которая произошла за этот год с Игорьком.

Он как-то совершенно изменился.

Исчезли странноватый взгляд и блуждающая улыбка, он похудел, был явно уверен в себе, по-другому подстрижен, даже одет как-то по-другому, все так же дорого, но теперь уже стильно, и, если можно это слово применить к мужчине, то Игорек – расцвел.

– Катя, – сказал Игорек, когда мы выпили по первому, и от меня не ускользнуло легкое движение Колиной ладони, которая легла ему на колено, – мы не просто так пришли. Ну, тебе, наверное, странно, но… вот…

Он снова налил нам всем, мы чокнулись, он залпом осушил, явно для храбрости:

– В общем, я тебе сейчас расскажу, а ты… А, наверное, ты и не такое видела… Я не стал сразу по телефону предупреждать, не телефонный, знаешь ли…

…А дальше мне оставалось только глупо улыбаться, удивляться и снова улыбаться.

Игорек был откровенно несчастен все одиннадцать лет супружеской жизни. То, что они не сошлись характерами, стало ясно еще в первые месяцы. Жена, домашний мини-тайфун, быстро установила в доме свои порядки, Игорек тихо зарабатывал деньги в семью и твердо знал, что в жизни счастья нет.

Он мог бы, конечно, завести спокойную и покладистую любовницу и с ней удовлетворять если не тело, то хотя бы душу, но… он давно заметил: женщины ему почему-то не сильно нравятся. Не то чтобы он их не любил совсем – просто они были ему как-то безразличны. Даже сексуально. Он знал, что как мужчина – должен, но делал это без души, скорее для галочки перед самим собой.

Впрочем, одна постоянная любовница у него все-таки случилась. Устав от буйного характера жены, он как-то, лет через пять совместной жизни, ушел к тихой разведенке, но быстро понял, что это – не его, и уж лучше жить с темпераментной женой, но со своим ребенком, чем воспитывать чужого вместе с такой же чужой ему женщиной.

Остались редкие проститутки – вот будто не хватало ему чего-то, а чего – он и сам понять не мог. Впрочем, и они ему особого счастья не принесли. А потом он прикипел ко мне, потому что (о боже!) почувствовал родственную душу.

Когда он был у меня последний раз, ситуация в его личной жизни сложилась – хуже некуда. С женой они уже даже ругаться устали, но Игорьку для того, чтоб развестись, все не хватало какого-то толчка. Сложно вот так менять жизнь. Да и что дальше? Один-один-одинешенек.

И в один действительно прекрасный вечер, недели через две после последнего посещения меня, он, буквально с горя, отправился в ночной клуб – то ли снять кого-то от отчаянья, а то ли просто развеяться.

И именно там, в клубе, он познакомился с одиноко скучающим у стойки Колей. Ну, там уж слово за слово, рюмка за рюмкой, такси, следующее заведение, потом еще, еще, и, даже непонятно для самого Игорька – как, но они, напившиеся вусмерть, оказались у Коли дома.

Алкоголь снимает тормоза, да и звезды встали так странно, что утром они проснулись вместе.

На следующий день Игорек переехал к Коле.

Причем настолько резко слетел с этих самых тормозов, что даже не стал скрывать от жены, к кому он уходит. Конечно же, был дикий скандал, а потом и быстрый развод с откупными.

Коля был в этом деле совсем не новичок, но тоже, похоже, нашел с Игорьком свое счастье.

Они живут вместе.

И Игорек признался мне, что дико счастлив и не потратил бы впустую столько лет на унылую жизнь, если б раньше понял, что именно ему надо. Нет, он, конечно, и раньше задумывался, но всякий раз испуганно гнал эти мысли, и если б не клуб, алкоголь и нежно-настойчивый Коля…

А ко мне зачем пришли? Ну, так все просто. Разнообразить, так сказать. Очень хочется, чтоб кто-то посмотрел, да и Коле иногда, редко-редко, но хочется женщину…

Ну, а потом мы пили, говорили, и парни мои смотрели друг на друга совершенно влюбленные.

А еще через полчаса я, развалившись с бокалом в кресле, смотрела, как они это делают.

И, надо сказать, в Игорьке было абсолютно не узнать того вялого, одноразового и тюфякообразного любовника, который приходил ко мне год назад, – ибо он жарил Колю с таким отменным стояком и страстью в глазах, что я, ей-богу, даже удивилась.

Ну, а дальше был легкий совсем бутербродик, с начинкой в виде совершенно счастливого Коли; и к утру я подумала, что никогда не видела в Игорьке столько силы и темперамента.

Утром мы, смеясь и подкалывая друг друга скабрезными шуточками, попрощались. Коля поцеловал мне руку, и они, довольные, ушли.

…А у меня остался полный холодильник. Как всегда.