Текст книги "Только моя (СИ)"
Автор книги: Екатерина Аверина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)
Мать опустилась на колени и тихо заплакала, а я… У меня шок. Этого просто не может быть. Отца больше нет!!!
– НЕТ! НЕТ! Этого не может быть! Я не верю!! – стучала в висках мысль. – НЕ ВЕРЮ!
На заднем фоне настойчиво звонил телефон. Обошел плачущую мать и поднял трубку. Узнал, что Алекс тоже потерял отца. Они были там вместе. Два друга, два Александра… Вместе там и остались… Боль была настолько сильной, что меня буквально выворачивало. Все тело ломало. Каждую кость, каждую мышцу. Душу выворачивало наизнанку. Я не выдержал плача убитых горем женщин и ушел…
Сначала долго бродил по району глотая слезы… Мужчины не плачут, учил отец… ты должен быть сильным! Ты обязан! Ты, после меня, единственный мужчина в семье! Кто позаботится о матери и сестре, если я не вернусь? Он часто задавал мне эти вопросы. В последний год особенно часто. Я всегда отвечал одно и тоже.
– Я!
– Молодец. Я горжусь тобой, сын! – тогда трепал он меня по волосам, как в детстве.
Моя жизнь превратилась в ад. Чтобы хоть как-то отпустило, я стал еще больше учиться. Теперь я просто обязан получить качественное образование. Я остался единственным, кто может помочь своей семье. Мать работает учителем в школе, ее зарплаты хватит только на самое необходимое, а у нас Дашка растет. Ей столько всего нужно! Я стал изучать различную литературу, которая поможет открыть свое дело. Я почти перестал спать. Все время учился и занимался Дашей. Мать угасала на глазах. Уходила в глубокую депрессию. Я пытался говорить с ней. Я просил и умолял, но она никого не слышала… Перестала выходить на работу, деньги стали стремительно заканчиваться. Я нашел вторую подработку, чтобы нам хватало средств для существования. Через месяц мать уволили. Какой смысл держать человека, который не появляется на работе? Ей дали время, чтобы прийти в себя, но дети не могут столько пропускать в школьной программе.
Максим мне тогда здорово помогал. Он устроился на подработку вместе со мной и всю зарплату отдавал мне. Я отказывался, а он распихивал деньги мне по карманам. В такие моменты и проявляется настоящая дружба. Когда хреново, когда у тебя ничего нет… Только тогда рядом остаются НАСТОЯЩИЕ друзья.
Время почти застыло. Обстановка дома такая, что хочется сдохнуть, а я пашу, вспоминая слова отца. Все, чему учил, что возложил на меня. За год я сильно повзрослел. Набрался знаний, опыта, но спорт пришлось бросить. Только иногда я сам занимался на площадке, чаще ночью, когда никого нет. Это помогало подумать и успокоиться.
Мать, наконец, вышла на работу и стало легче. Наше общение свелось к минимуму. Это было мое решение. Я приносил домой деньги, почти все отдавал ей. Только небольшую часть откладывал в надежде, что все-таки смогу открыть мастерскую. А она… Она перестала вмешиваться в мою жизнь. Я принял еще одно важное решение. Когда мне исполнится восемнадцать, я пойду в армию. У отца осталось много знакомств, полезных связей, которые могут помочь и учиться заочно, и отслужить так, чтобы попасть в контрактники. Когда-нибудь я смогу отблагодарить их за это. Я обязательно это сделаю, если они действительно смогут помочь.
– Папа… Ну паааап… – я очнулся от тяжелых воспоминаний. Сын трясет меня за ногу, чтобы я обратил на него внимание. В руке все тот же стакан с водой.
– Дмитрий Александрович. – обратилась ко мне няня. – Простите, не уследила. – хотела забрать его.
– Не надо. Идите. – поднял малыша, усадил на колено и прижал к себе. Вдохнул запах его волос и понял, что я даже не знаю, каким шампунем моют моего сына.
Определенно я делаю что-то неправильно!
6
Включил мультики. Мы сидели с малым так около часа. Он не торопится от меня уходить. Чуть позже прибежала Софи и устроилась на втором колене. В кабинет заглянула няня.
– Дмитрий Александрович, они точно не мешают?
– Конечно нет! – разозлился. Какого черта лезет? Мешали бы, сам давно позвал или отправил в комнату. Она выскользнула обратно за дверь.
Сын дернулся от моего рыка, погладил его по голове, поцеловал.
– Все хорошо, смотри дальше. Не бойся. – прошептал ему.
Софи старше, она уже знает, как я могу злиться, поэтому реагирует спокойно. А он… Он слишком мал еще. Дочь подняла на меня свои зеленые глазки и спросила.
– Папа, гулять пойдем?
– Нет, маленькая, не сейчас. – потрепал ее по волосам. – Мне нужно закончить дела. – она надула губки, прямо как ее мама. Это невинное действие вызвало внутри волну тепла и нежности. – Вечером поедем в гости к Максу. Марк по тебе соскучился. – эта маленькая засранка смущенно заулыбалась и слезла с моей ноги. – Софи, а ну стоять! – со смехом остановил непоседливого ребенка. – Что это сейчас было? – непонимающе смотрит на меня. Но в комнату вошла Кейти и все испортила.
– Что тут у вас происходит? Ты чего на ребенка кричишь? – подошла и положила руку мне на плечо.
– Я не кричу. Твоя дочь покраснела, когда я заговорил про Марка! Кейти, что за фигня? – жена рассмеялась.
– Если ты будешь столько работать, ты не заметишь, как она выйдет замуж. – напрягся. – Я не упрекаю, Дим. – прошептала она у самого уха моментально почувствовав мое настроение. – Просто дети растут. Им нужен отец. Ты и сам знаешь. – любимая женщина подарила мне быстрый поцелуй в небритую щеку и забрала сына.
В кабинете снова стало пусто, я занялся делами. Вечером мы поехали в гости к Максу и Ксюше. Марк весь вечер крутится возле Софи. А я пытаюсь понять, какого черта? Они же совсем маленькие!
После совместного ужина мы разделились. Девчонки болтали о своем, а мы с другом ушли на балкон курить.
– Ты чего такой мрачный последнее время? – спросил Макс. – Что-то случилось?
– Воспоминания… – выдохнул вместе с облачком дыма.
– Поделишься?
– А надо? – Макс только кивнул. Обозначая свою готовность меня выслушать.
Втянул горький дым, прикрыл глаза и вернулся назад, в свои восемнадцать…
– Не смей! – у матери истерика – Не смей, слышишь?! Я поговорю с Павлом, тебя не возьмут в армию. Не смей, Дима!
– Мам – тяжело вздохнул и опустился перед ней на корточки. – Мам, послушай меня. – сжал ее ладони в своих. – Так будет лучше! Я заработаю денег. Открою свое дело. Вы не будете ни в чем нуждаться. Ну, мам! Хватит плакать. Я все решил! Слышишь?! – но она все равно плачет. Обняла меня за шею, футболка тут же промокла от слез.
Такие порывы нежности бывали в наших с ней отношениях крайне редки, но именно сейчас я понимаю, что, скорее всего, она меня любит. Может не так сильно, но какие-то теплые чувства у нее, определенно, есть. Но я все решил и со всеми договорился. В полной мере оценил значение нужных связей для достижения своих целей. Я сделал невозможное. Я буду учиться и одновременно служить. Я справлюсь, я должен! Я давал обещание отцу, что позабочусь о них. О маленькой сестрёнке и матери. У них больше никого не осталось. Я должен справиться. Я обязан!
Спорт я давно бросил, но не тренировки. Дядя Паша, боевой товарищ отца, свел меня с неким Полковником. Его все так называли. У него свой спортивный клуб. Закрытый. Я стал заниматься там. Он учил меня тому, чему не научат в обычной школе по боксу, да и в любой другой. Он учил меня убивать и выживать. Он учил меня не бояться ломать людям кости, сворачивать шеи. Там, куда я скоро отправлюсь для достижения своих целей, эти навыки мне жизненно необходимы. И я часами пропадал в этом клубе. А после, в другом. Чтобы сбросить напряжение после тяжелых лекций от тренера и изнурительных тренировок, мы с парнями ездили в клуб. Девочки, девушки, женщины. Море алкоголя, травка и снова женщины. Никаких обязательств. Только секс. Животный, ни к чему не обязывающий секс. И я стал получать от этого кайф. Когда берешь ее за волосы и всаживаешь в нее свой немаленький член, она стонет от удовольствия… а потом… потом ты швыряешь ей пару тысяч и просто уходишь, даже не запоминая лица. Я поймал себя на мысли, что такая любовь мне вполне подходит. Когда я хочу, я могу просто взять ее. Просто позвать любую в этом чертовом клубе, и она будет моей. Я знаю, что не смотря на свои восемнадцать, я привлекателен и сексуален. Я научился обращаться с женщинами и возраст уже не имел значения. Все можно купить. Даже любовь!
Через полтора месяца я ушел в армию. Сначала в учебку, как и все. Но я сильнее многих из своих сослуживцев. Пашу больше, бегаю дальше, стреляю лучше. И через полгода по договоренности с дядей Пашей я попадаю к контрактникам. А еще через полгода получаю в свое распоряжение целый отряд. Такого я не ожидал, но так вышло, что люди идут за мной. Я научился ими управлять и мне это нравится! Но с этим опытом пришло понимание ответственности за кого-то. За чьи-то жизни в прямом и переносном смысле. По ночам я зубрил конспекты и отправлял контрольные для зачетов из офицерского корпуса. Еще одна договоренность. Были и выходные. Мы проводили их по привычке с бухлом и бабами. Тем более, последнее в армии в дефиците. Я осознавал, что меняюсь. Меняюсь до неузнаваемости, но я знаю, что по-другому не выжить. Что я не смогу помочь своей семье, если буду слабым. Чтобы не сойти с ума от того, что мы творили, я нашел еще одну цель. Месть за отца. И каждая очередная вылазка стала чем-то вроде охоты. Охоты на тех, кто его убил. Их обоих – моего и отца Алекса. И когда-нибудь я обязательно найду эту суку, и собственными руками подвешу его за яйца, а потом буду мстить. Долго и с кайфом. Эти мысли придавали мне сил. Я упорно шел вперед.
Все деньги, а их оказалось немало, я складывал на счет. Оставляя себе минимум на развлечения, ну и немного отправлял домой. Им не нужно знать, чем я тут занимаюсь. Пусть думают, что просто служу, как все!
Когда вернулся домой, все никак не мог адаптироваться к обычной гражданской жизни. Много пил и гулял. Мать снова делала мне мозг, что я стал еще большей сволочью и эгоистом. Объяснять ей, что ради них я все это и делаю, бесполезно. В один из дней дядя Паша знатно дал мне по морде за то, что я в очередной раз нажрался и кого-то трахнул. Он помог мне найти квартиру и съехать от матери. Поставил условие, что поможет с открытием своего дела, если я перестану себя уничтожать. Пообещал. И все закрутилось. Оформление документов для открытия бизнеса, учеба, друзья, женщины, скандалы. Мать продолжала меня упрекать и рассказывать, что все бизнесмены воры. Что я стану для нее позором. Только вот меня это больше не трогает. Мне плевать. Главное, чтобы у них все было. Я обещал сестре, что у нее будет все самое лучшее. Что она будет учиться заграницей в любом ВУЗе, каком захочет. Что у них все будет хорошо. Я все для этого сделаю. Я обещал отцу. И не важно, какой для меня ценой! Меня уже не спасти.
У меня получилось. Я выполнил все обещания, которые давал ему. Наша семья больше никогда ни в чем не будет нуждаться. Я невероятными темпами достиг высот, о которых даже не мечтал. Мне пришлось много, очень много работать. Еще больше учиться. Но вот любить… Любить меня научила Кейт.
БОНУС «Кейтлин Стоун (Дрейк)»
Я плакала, пока никто не видит, хотела сдаться, но позволить себе этого просто не могла. Потом буду слабой. Вот выйду отсюда, устроюсь на работу и может тогда перестану спотыкаться по жизни, а пока сжать зубы и двигаться вперед, Кейтлин Стоун. Ради себя, ради бабушки, которая в тебя верила!
***
История о маленькой хрупкой девочке, которая смогла преодолеть массу трудностей и найти свое счастье.
1. Потеря
Как обычно, я возвращаюсь из школы во второй половине дня. Сначала основные занятия, потом два дополнительных, и мы с подругой немного посидели на спортивной площадке смеясь и обсуждая старшеклассников.
По дороге зашла в гипермаркет, купила продукты по списку, стиральный порошок и чупа – чупс на сдачу.
– Как же ты все это дотащишь? – спросила женщина на кассе. – Или ты с родителями?
– Нет, – ответила честно. – У меня только бабушка. Я справлюсь. Спасибо, – вежливо улыбнулась, взяла в каждую руку по пакету закрутив ручки на кулаки, чтобы не волочить покупки по полу, и побрела в сторону дома.
Самый бедный район Нью-Йорка встретил меня мрачными многоэтажками, больше похожими на улей, и сектором бараков, которые мы, местные жители, зовем своим домом.
Возле одного из таких домов, моего, стоит скорая. Позабыв про тяжелую ношу, изо всех сил я помчалась вперед. Бабушке снова плохо. Она в последнее время часто болеет. Медицинская страховка не покрывает всех расходов и это сильно сказывается на нашей жизни. Но я все равно не жалуюсь. Я готова голодать лишь бы она была здорова.
Бросив покупки на небольшую обувную полку у стены, я застыла глядя, как медик надевает на бабушку кислородную маску, как ее грузят на носилки.
– Ты кто? – на меня обратила внимание женщина в розовой медицинской форме.
– Кейт, – растерянно хлопаю ресницами. Она улыбнулась и поманила меня рукой к себе. – Отойди, малышка. Мы должны отвезти ее в больницу как можно скорее. Тебе есть с кем остаться?
– Я самостоятельная, – говорю с тревогой. – Можно поехать с вами?
– Сколько тебе лет? – продолжает задавать вопросы медик.
– Почти двенадцать! – она качает головой.
– Ладно, поехали. Разбираться будем на месте.
Я подхватила свой рюкзачок, заперла дом и села в машину рядом с бессознательной бабушкой. Ее кожа по цвету сравнима с простыней, на которой лежит эта маленькая, но сильная женщина.
– Где твои родители? – набивший оскомину вопрос. Каждый, кто узнает, что живу я с бабушкой, не забывает его задать.
– Не знаю, – пожала плечами.
– Как это? – на меня непонимающе уставились сразу несколько пар глаз.
– А вот так. Мама родила меня рано, отдала бабушке и уехала на заработки. Так больше и не вернулась. Отца мы не знаем.
– Ужасно. Искали маму? Может с ней что-то случилось?
– Искали, насколько нам позволяли возможности, но не смогли найти. Я надеюсь, что у нее жизнь сложилась нормально. Бабушка говорила, что мама просто была не готова ко мне, не нагулялась.
– Бедная девочка, – вздыхает все та же женщина.
– Мне нормально. В нашем квартале многие так живут. Кто-то вообще приемный и ничего! А у меня родная бабушка есть. Глупо жаловаться. Я закончу школу и буду работать, чтобы ей помогать и покупать хорошие лекарства, а там, – вздыхаю, глядя в окно. – Может получится даже в колледж поступить, – улыбаюсь своим мечтам.
– Такая сильная девочка. У тебя обязательно получится.
Мы подъехали к клинике. Я спрыгнула с высокого бортика машины и отошла в сторону, чтобы не мешать врачам делать свою работу.
Не люблю больницы. Здесь пахнет лекарствами и несмотря на светлые стены и живые растения в холле, все равно обстановка очень тяжелая. Все суетятся, вызывают то одного врача, то сразу другого по громкой связи. На носилках везут больного после операции, в кресле-каталке рожающую женщину, которая кривится от боли и громко стонет.
Вот и мою бабушку повезли в отделение интенсивной терапии. Мне туда нельзя. Я сижу здесь, в холле и жду информации. Но ее все нет и хочется плакать от переживаний.
Обняв обеими руками рюкзак вдруг вспомнила, что в школе не съела шоколадный батончик. И вообще я толком сегодня не ела. Желудок, жалобно заурчав, со мной согласился.
Молочный шоколад и мелкие орешки взорвались сладким вкусом во рту. Я прикрыла глаза медленно рассасывая каждый откушенный кусочек, чтобы чем-то себя занять и продлить удовольствие.
Дожевав сладость набрала в кулере воды в одноразовый стаканчик, но тут же уронила его себе под ноги увидев ту самую женщину в розовой форме и ее виноватые глаза.
Ноги перестали держать меня в тот же миг. Я поняла, что случилось страшное и стала медленно оседать по этому самому кулеру поцарапав спину краном.
– Нет, – произношу вслух, сидя в луже разлитой мною воды.
– Я сожалею, – женщина протянула ко мне руки. – Мы не успели ей помочь.
– Нет, – прижимаю к себе колени, не позволяя никому притронуться. – Я вам не верю, – слезы нескончаемым потоком льются по щекам.
– Прости, малышка, – она тяжело вздохнула. – Ее сердце стало совсем слабым.
– Не говорите ничего!!! – кричу во все горло сгибаясь пополам. – Нет!!! Не трогайте меня!!! – чьи-то руки подняли с пола и прижали к себе очень-очень крепко. – Я хочу к ней… Пустите меня к ней! – требую в своей истерике. – Пустите меня!!! – но чужие руки не отпускают.
Мужской голос над головой произносит слова, но я ничего не слышу и не понимаю. Мой мир только что рухнул. Он раскололся вдребезги в один миг оставив меня у груды осколков, которые невозможно собрать.
– Я вызвала службу опеки, – слышу тихое от той доброй женщины. – Тебе нужно будет поехать с ними.
Меня в буквальном смысле уносят из холла и уже в кабинете, где нет посторонних, этот странный мужчина продолжает со мной говорить вплоть до приезда ответственных органов.
2. Новый дом
– Здравствуй, малышка, – передо мной на корточки садится пожилая женщина в строгом сером костюме. – Как тебя зовут? – молчу, шмыгая носом и глядя в одну точку. – Меня Саманта Браун.
– Я не хочу с вами ехать, – еще сильнее вжимаюсь в диванчик, на котором сижу. – У меня есть свой дом. Я могу жить одна, – дрожу всем телом, зубы стучат, меня прошибает озноб.
– Правда? – она улыбается. – И работать сможешь?
– Да! Я газеты развожу и соседкам помогаю убираться или ходить в магазин. За это платят.
– Какая же ты умница, – хвалит меня эта неприятная особа. – Это очень хорошо, но есть закон, по которому ты не можешь жить одна.
– Я не хочу ехать, – упираюсь. – Я хочу к бабушке! Меня не пускают! Вдруг она жива! Вдруг вы ошиблись!!!
– Тише, котенок, – женщина гладит меня по рыжим волосам, давно растрепавшимся и торчащим во все стороны. – Если я отведу тебя к бабушке ты перестанешь сопротивляться? Мне очень не хочется нести тебя в машину насильно.
– Поеду, – сдаюсь, понимая, что у меня просто нет выбора.
И женщина в костюме сдержала слово. Через стекло мне показали бабушку. А внутрь не пустили. Я просила, умоляла, снова кричала, громко плакала, но все оказалось бесполезным. Не дали подержать ее за руку, обнять, сказать, что люблю.
– Ее похоронит государство, – говорит мне моя спутница. – Я отвезу тебя на похороны.
– Хорошо, – только и смогла выдавить из саднящего от истерики горла.
На заплетающихся ногах я дошла до машины. Послушно села на заднее сидение, уперлась лбом в прохладное стекло и замолчала на две недели.
Мне было все равно, куда меня привезли, во что одели, чем кормили. Ко мне задирались девчонки из общей комнаты, дразнили немой и глупой, но я лишь смотрела в окно и плакала. На похороны меня так никто и не отвез.
Через четырнадцать дней, в мой двенадцатый день рождения психолог интерната привела меня в свой кабинет, как делала это ежедневно. Женщина поставила передо мной тарелку с тремя именинными кексами, на которых были нарисованы смешные рожицы.
– С днем рождения, Кейти, – от ее улыбки стало немного светлее. – Сегодня не будет занятия, хорошо? – киваю. – Мы просто попьем чай. У тебя ведь праздник.
– Спасибо, – слово далось с огромным трудом, но детское сердце не выдержало, и я с огромным удовольствием поглотила сладкий подарок. – Я таких никогда не ела, – признаюсь ей слизывая крем с перепачканных пальцев.
– Салфетки, – она поставила передо мной пачку, но я только отрицательно качнула головой наслаждаясь последними капельками сладкой радости.
– А что ты еще любишь? Кроме сладкого? – я задумалась.
– Фрукты. На праздники бабушка покупала много фруктов, – сердце тут же вновь сжалось, и я опустила голову вниз, чтобы спрятать слезы.
– Кейтлин, – психолог поставила передо мной стул и присела на его край. Она взяла мои маленькие ладошки в свои и заговорила. – То, что ты тоскуешь, вполне нормально. Ты ведь не робот. И бабушка, она всегда будет рядом. Она будет у тебя вот здесь, – добрая женщина осторожно коснулась моей груди. – И она была бы очень расстроена, увидев тебя в таком состоянии. Тебе нужно вернуться к учебе, попробовать найти здесь друзей. Не для себя, девочка. Ради бабушки.
– Я хочу увидеть, где ее похоронили. Мне обещали, – поднимаю на нее взгляд. – Обманули. Я хочу попрощаться.
– Поехали, – от удивления у меня распахнулись глаза. – Ну же? Или передумала? – она взяла меня за руку и увела из своего кабинета. Под насмешки и обзывательства моих новых соседей вывела на улицу и там сказала, чтобы никто не услышал. – Докажи им всем, что они ошибаются, – я кивнула и выше подняла подбородок. Эти слова стали девизом, который я зафиксировала в своей голове.
Психолог дала мне возможность нормально проститься с единственным близким человеком. Она даже поплакала рядом со мной, а потом повезла меня в Баскин Робинс. Мы съели по огромной порции мороженного, посыпанного разноцветной сладкой стружкой. Потом гуляли в парке, по городу и разговаривали о всякой ерунде.
Я, захлебываясь от восторга, рассказывала, как бабушка обо мне заботилась, как я любила учиться, о своих несбывшихся мечтах. Она слушала, поддерживала и обещала, что у меня все обязательно получится, если я не буду опускать руки.
Это был самый лучший сеанс психотерапии за все время моего прибывания в интернате. Я вернулась в свой новый дом готовая идти к своей мечте, чтобы доказать бабушке, что я смогла, что я ее не разочарую.
3. Родственники
За полгода я так и не нашла друзей ни в интернате, ни в новой школе. Из «глупой» я превратилась в «выскочку», «зазнайку», «зануду». Ребята поспокойнее относились лояльно за то, что я давала списывать. А мне не жалко, кому они делают хуже? Знания ведь у меня из головы не крадут, переписывая из тетрадей буквы и цифры.
Сейчас я все так же скучаю по нашему маленькому убитому дому, по бабушке и ее еде, по тому запаху, что впитался в родные стены. Но кое-что все же изменилось внутри меня. Я вновь начала мечтать.
За хорошую учебу и поведение воспитатель разрешала мне не ложиться спать вместе со всеми и тогда я тихо сидела на крыльце, рассматривая небо над городом и представляя, что пойду в старшую школу, а потом обязательно поступлю в колледж и моя жизнь изменится.
Она изменилась… И вновь не так, как я думала.
Сразу после завтрака меня вызвала к себе директор нашего интерната. Я непонимающе уставилась на воспитательницу, а та лишь довольно улыбаясь поправила на мне одежду и подтолкнула в кабинет.
Здесь кроме знакомых мне лиц сидит женщина, от которой я машинально сделала пару шагов назад уперевшись спиной в дверь.
– Привет, – она протянула ко мне руки.
Я лишь по этому жесту поняла, что со мной скорее всего поздоровались. Этот язык мне не знаком, но еще один гость оказался переводчиком. Молодой мужчина подтвердил мою догадку и жест был понят правильно.
– Как же ты выросла, – странная гостья старается приветливо улыбаться, но это больше похоже на оскал. – Я твоя тетя, – мои глаза приобретают размер средней планеты нашей Солнечной системы.
– Кейтлин, присядь, детка, – заговорила со мной директор интерната. – Ты говорила, что у тебя никого нет, но мы выяснили, что это не так. Твоя родная тетя, старшая сестра твоей мамы, разыскала тебя здесь. Она приехала, чтобы забрать тебя в семью, – в моих ушах словно напихано два рулона ваты. Я вроде все слышу, но совершенно не понимаю, что несут люди в этой комнате.
– У меня никого нет, – наконец могу сказать хотя бы пару слов. – Бабушка не говорила, что у нее две дочери, – эта самая дочь хлопает ресницами слушая переводчика.
– Мы с твоей бабушкой, – начала она объяснять. – Поссорились, когда я решила уехать обратно в Россию. Она второй раз вышла замуж и потащила нас с маленькой сестрой за собой в эти бараки. Я честно пыталась приспособиться, выучить язык, но так и не смогла. В итоге уехала, как только появилась такая возможность. У меня там жизнь, семья, дочка – твоя ровесница. Вы подружитесь, – отрицательно мотаю головой, не глядя на нее. – Кейти, я к вам приезжала, когда ты маленькая была. Вспомни. Я куклу тебе привозила в таком красивом вязаном платье, – и я помню эту игрушку. Она до сих пор у меня в комнате сидит в голубых вязаных тапочках и платье с капюшоном. – Мне сообщила знакомая, что мамы не стало. Увы, слишком поздно. Но я здесь и могу забрать тебя уже через пару недель, когда подготовят все документы и мы продадим бабушкин барак.
– Нет! – я подскочила со своего места услышав ужасные слова. – Это мой дом. Мой!
– Конечно твой. Но там ведь невозможно жить. Деньги будут лежать на специальном счету до твоего совершеннолетия, – а я чувствую своей пятой точкой, что эта новая родственница мне лжет. – Я заплатила денег агенту и адвокату. Все сделают быстро, и мы полетим на твою настоящую родину, как говорится, к корням, к истокам, – она противно смеется, а во мне растет ком паники, готовый вот-вот вырваться наружу. И чтобы этого не случилось, я, подскочив со своего места, трусливо убегаю из кабинета.
В туалете для девочек меня нашла психолог. Она прижала мою голову к своему животу, стала гладить по ней и вновь успокаивать.
– Ну чего ты ревешь? Многие дети мечтают о таком шансе, а ты льешь слезы.
– Она мне не нравится, – признаюсь женщине.
– А ты смотри на это иначе. Как на новую ступеньку, которую нужно преодолеть на пути к своей мечте. Ты ведь все еще хочешь поступить в колледж? В России отличное образование, Кейти. И совсем другая система для вступления в ряды студентов. Это отличный шанс.
– Я не знаю язык.
– Это аргумент, – она задумалась. – Давай-ка я попробую тебе немного с этим помочь, пока есть время. Договорились?
– Спасибо, – киваю ей не представляя, как выживу без советов этого потрясающего человека.
4. Полет в новую жизнь
– Дорогая, я выбила для тебя репетитора, – с восторгом сообщил мой ангел – хранитель, когда я вернулась с занятий. – Ты не представляешь, как это было сложно, но я доказала, что ребенок не сможет нормально адаптироваться без знания государственного языка, на котором говорят все вокруг. Так что можешь смело настраиваться. Завтра первое занятие.
– Спасибо, – обняла добрую женщину.
На следующий день явилась на урок без опоздания, а через полтора часа вышла из кабинета с опухшим языком и головой в форме учебников. Но хорошо усвоенное слово «Надо» и надежда, что все же я смогу, дают хорошего такого пинка.
Оформление документов по опеке и продажа дома сильно затянулись. Вместо двух недель, про которые они говорили, прошло уже полтора месяца, что для меня лишь плюс, так как занятия с репетитором дают свои плоды. Этого недостаточно, чтобы беспрепятственно влиться в новую школу в чужой стране, но сильно поможет продолжить учить язык самостоятельно и просто понимать, что мне говорят.
– Ну что? – новая родственница вошла в нашу общую спальню. – Готова ехать?
– Да, – беру рюкзак со скромным набором личных вещей. Знаю, что в машине лежит большая сумка, собранная теткой в проданном доме.
– Ну вот и славно. Тебе там понравится, – она потрепала меня по волосам и подтолкнула к выходу.
В холле я попрощалась с директором, воспитателем, крепко обняла психолога.
– Ты со всем справишься, – прошептала она мне в ухо. – Не забывай мечтать.
Я вышла из интерната с улыбкой. На улице светит яркое солнце. Оно тоже провожает меня в новую жизнь. Из окно торчат завистливые лица остальных воспитанников этого места. Большинство этих детей мечтает обрести настоящий дом. Кто-то остался без родных в младенчестве, а кто-то, как я, попал сюда уже в школьном возрасте. Нам адаптироваться сложнее, но со временем у большинства получается. Приходит понимание, что у тебя просто нет выбора и необходимо смириться. Дальше ты ищешь плюсы в мелочах, которые тебя окружают, цепляешься за них и начинаешь придумывать себе сказку о том, что все изменится.
Мы сели в самолет, и новая родственница перестала обращать на меня внимание. Пока была возможность, она с кем-то долго разговаривала по телефону, а я пыталась разобраться в каждом слове, уловить смысл фраз.
Меня посадили к окну и на долгие часы небо стало моим спутником.
В аэропорту в ноздри ворвался запах чужого мира. Теплый, сладковатый, смешанный с зернами кофе и чужими лицами чужих людей.
Ольга отдала чемоданы таксисту, взяла меня за руку и потащила за собой на выход. Рассматривая улицы моего нового города, хотелось задать сотню вопросов, но она снова стала звонить кому-то и мне осталось лишь попробовать прочитать надписи над магазинами и кафе. Получалось плохо, машина двигалась слишком быстро и пока я складывала слоги, мы проскакивали вперед.
Непривычный для меня, но чистый, ухоженный двор между жилыми домами вновь вызвал детское любопытство. На скамейке у одного из подъездов сидят три бабушки тихо перешептываясь и косясь в нашу сторону. Ольга поздоровалась с ними кивком головы и подтолкнула меня вперед, в сторону двери.
Очень странный лифт с неприятным запахом и мы добрались до нужной квартиры.
– Мы дома, – крикнула ее хозяйка. – Ира, встречай сестру.
Из комнаты вышла девочка на которой даже домашняя одежда стоит дороже моей уличной. Она осмотрела меня с ног до головы и пренебрежительно скривилась.
– Привет, – поздоровалась без особого желания.
– Привет, – я смогла ответить на ее языке.
– Дочь, покажи Кейт вашу комнату, выдели полки в шкафу. В общем, будь приветливой хозяйкой, а я в душ и спать. Перелет был ужасным.
– Ну идем… Кейт. Тебя бы тоже отмыть. Вы там в интернате все такие? – прикрыв глаза прокручиваю в голове ее слова, чтобы правильно понять смысл. Обычная грубость. С этим я сталкивалась на протяжение последних нескольких месяцев и реагировать не стала. – Как ты учиться будешь? – спросила сестра.
– Буду стараться, – ответила, рассматривая свою кровать, письменный стол белого цвета и небольшую тумбочку для личных вещей. Все, как и интернате, почему-то пришло в голову.
– Ну старайся-старайся. Вещи мои не трогать. Поняла? – киваю. – Дома убираешься теперь ты. Готовишь тоже, – открываю рот в недоумении. – А ты как хотела? – видит мое возмущение. – Просто так жить за чужой счет? Не выйдет! Придётся отрабатывать. Особенно, если хочешь, чтобы я тебе еще и на занятиях помогала.
– Как вы тут? – в спальню вошла Ольга с тюрбаном из полотенца на голове. – Кейт, ты тоже можешь принять ванную. Ира даст тебе полотенце. И да, – смотрит на дочь. – Отдай Кейти что-то из своих вещей. Которые ты не носишь. Не хочу, чтобы завтра в школе мне пришлось краснеть за ее внешний вид.
