Текст книги "СтремгLОVЕ"

Автор книги: Егор Кастинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

– А, это у них идет битва за заказы. Они просто враги теперь!

– А что там у них?

– Люди гибнут за металл.

– Типа, какой?

– Алюминий... Там заводы делят, и ребята на разных олигархов работают.

– Но ведь есть и хорошее в этом! Видишь, там где-то за металл люди стреляют друг в друга, а эти просто дуются, а до стрельбы дело не доходит.

– Да просто деньги не те. Помельче.

– Но мне нравится, что оба изображают целок...

– Да, и еще меряются – у кого дача больше и квартира подороже... Ладно-ладно, лишь бы на пользу делу! В результате оба олигарха обосраны, читатель примерно себе представляет, как и на сколько каждый из них своровал, – но и ребята заработали немного. А если б каждый писал свою правду бесплатно, результат бы тот же был, как это ни странно.

– Смешно.

– Ну.

– Ну ладно, вот ты, Леха, монархист и почвенник, – это Женя добродушно накинулся на Леху, который с похмельным, несвежим лицом как раз вошел. – Какого ты вообще хера работаешь тогда на евреев? Если ты такой умный?

– Дурак ты! Сам, что ли, не понимаешь? Что тут непонятного? Детей мне надо кормить? Надо. Вот я и работаю в коммерческой газете. А за идею, настоящие тексты, я пишу в патриотическую прессу... В «Намедни»... Очень, кстати, полезные тексты пишу и нужные...

– Да что ты детьми прикрываешься? Ты бы сам вместо «Парламента» курил бы «Приму», а вместо single malt своего каждодневного водку бы пил, причем по праздникам только – вот бы тебе и не надо было продаваться.

– Я виски не от жира пью, а просто так для печени лучше.

– Для печени вообще не жрать лучше. А не, блядь, виски... Он вот про печень все волновался, что ее евреи ебут, – а его самого печень заебала. Видишь, такая еврейская месть... Ха-ха.

– Вот, к примеру, я – профессиональный журналист, – сказал Леха, входя в комнаты фотослужбы.

– А моя профессия – получать хорошую зарплату, – незамедлительно ответил ему Женя. Леха звучно плюнул себе под ноги и таки вышел. Как ни хотелось ему стрельнуть на пиво и поговорить об умном. Хотя, надо сказать, через полчаса Леха таки вернулся. Причем с пивом – он показывал, что и сам может решать вопросы. Вслед за ним в комнату вошел старый журналист Джемс Кабанков. Леха только начал было развивать мысль:

– Страной должны управлять только русские, да и то не все – только не имеющие денег и не знающие иностранных языков. Поскольку им бечь некуда. И вот они будут обустраивать Россiю до последней капли крови. Понимая, что у них права нет на ошибку!

Леха начал было, но Женя его перебил:

– Православным хай Бог допоможе, а жидам добрый дэнь!

– Здорово, евреи! Привет, Джемс, – покосился на новенького Леха. – Вот не дай соврать – евреи, если им Россiю не удастся обустроить, сбегут. А русские останутся. При любом раскладе. Они же ответственность чувствуют. Вот потому только им и надо дать избирательное право!

– Что, и тебе дать?

– Ну, я и так не получу – в рамках своей концепции.

– Что так?

– А я же знаю иностранный. Так что мне не положено.

– Ну, Леха, как ты знаешь, так это простительно. Ты слов двадцать знаешь из английского! А то и все тридцать! Ты у нас, брат, просто большой образованец... А мне, как еврею, не давать, значит, голоса?

– Ну, Джемс, успокойся. Говорю тебе – мы вместе с тобой будем молчать. Ты и я. А русский народ пусть голосует.

– Да... А может, наоборот сделать? У кого есть миллион – вот тот пусть и голосует. В смысле, сумел свою жизнь наладить – пусть и за всю страну решает.

– Джемс, но тогда одни евреи и будут голосовать!

– Но я-то точно не буду! У меня же денег нету. Так что мы с тобой так и так будем молча пить пиво. Тонко, да?

– Ха-ха-ха! Хитрый ты, Джемс! Морда жидовская...

– Ну, хитрый. Но до тебя мне далеко. Я так, как ты, не додумался б – одной рукой жидов бить, а другой бабки с них снимать, пока их не добили. Ха-ха.

– Да что вы меня этими деньгами попрекаете! Подумаешь, сколько я тут получаю! Копейки, в сущности...

– Да так, я просто к слову... Не обижайся, Леха.

– Да ну тебя, старого дурака.

– При чем тут, как говорится, возраст? Хотя на самом деле – при том. Старый журналист – это такое же жалкое зрелище, как старая проститутка... В молодости надо такими вещами заниматься... А, и еще, Леха: журналистика – это не ваша профессия, не русская. Вам надо про страдания писать, про белые ночи и бедных людей. А журналистика – это евреям.

– А чего вдруг?

– Был такой мудрый человек, Вайнингер его фамилия...

– А, мудрый? Как из ваших, из жидов – так сразу умный.

– Да не из жидов. Он немец, его звали Отто. Так вот он сказал... русские – многие – знают наизусть Онегина (Пушкина), а у нас, у евреев, вот Вайнингер... Значит, цитирую: «Большой талант евреев к журналистике, „подвижность“ еврейского духа, отсутствие природного, самобытного умственного склада, – разве все это не дает возможности высказать о евреях, как и о женщинах, следующее: они ничто и именно потому могут стать всем?» В отличие от вас...

А вообще смотри, Леха! Будешь евреев обижать – устроим тебе козу... Опять на высшую меру пойдешь!

– Какая ж ты тварь, Джемс! Тебя бы так! Гад ты, и все. – Леха ушел, хлопнув дверью.

Доктор непременно решил узнать, что это за такая высшая мера. Узнав, он не мог поверить, и не верил до того момента, как его провели в штрафную зону «Твердых знаков» под видом электрика, нарядив его в импортный богатый пролетарский халат. Зона, собственно говоря, была не чем иным, как сортиром. В кабинках на унитазах сидели наказанные, они были пристегнуты цепями к кольцам в стенах. Доктор заглянул в оконце – через такие несчастным подавали еду – и увидел, как заключенный стучит по клавишам компьютера. Время от времени писатель откидывался назад, на подушку, пристегнутую к сливному бачку, и смотрел в потолок, покуривая сигаретку.

– И что, долго они так сидят?

– Кто день, кто неделю, а бывает, и три недели так сидит человек.

– Да он просто людоед, ваш хозяин! А вы-то как терпите?

– Да какой людоед? Это ж добровольно все.

– Что значит добровольно?!

– Да то, что тут на выбор: хочешь – уходи без выходного пособия, хочешь – отбывай наказание и потом на свободу со спокойной совестью.

– И что, это из-за денег так люди мучаются?

– А то! Конечно, из-за денег! Деньги – они как хлеб: всему голова. Да, кстати, кормят там хорошо. Кондишн есть. И порнофильмы им по Сети крутят. Дрочи – не хочу! Так что не очень это страшно... Зато хозяин может быть после уверен: человек лояльный, надежный и место ценит.

Доктор ехал в редакцию на метро и читал газету «Лампа», в которой то и дело попадались забавные заметки. Он, зачитавшись, проехал свою остановку и даже плевался из-за этого. «В другой раз, – надумал он, – куплю чего поскучнее. На кой мне ляд вот так переживать? Из-за этих писак. Я ли их не знаю!» А заметка была такая:

Капитализм как высшая стадия светлого будущего всего человечества.

...Грех вам говорить, что я не люблю бизнесменов, тем более теперь, в рамках конъюнктуры. Я ли не был всегда за капитализм! (Ну, если не брать в расчет совсем уж юные годы, когда человеку позволительно быть левым.) Я ли не либерал! Я ли не горячий сторонник всевозможных демократических свобод!

Капитализм в те годы, когда я его в глаза не видел и когда моя нога не ступала на обустроенные им земли, представлялся мне царством свобод и здравого смысла, и, что страшно важно, также и справедливости. Странно, вот я сейчас подумал: может, приблизительно таким представлялся моему деду, красному пулеметчику, коммунизм и даже социализм... Когда-то я сильно переживал, что никогда не был в капиталистической стране. И вот наконец съездил в «мир бесправия», причем, что очень поучительно, при советской еще власти. Это была Япония. Она смотрелась особенно ярко на фоне тогдашнего советского дефицита, когда очереди за колбасой и телевизорами вовсе не казались нам странными. И вот там, в их чужом мире, я увидел это все своими глазами: небоскребы, дорожные развязки, с которых видны крыши городских высоких домов; набитые харчами, барахлом и электроникой магазины, где непринужденно делают покупки даже бабушки-пенсионерки... Я помню детский какой-то свой восторг: сверкание неоновых реклам с броскими картинками, свет уличных фонарей, толпы людей в центре Токио... Я смотрел, как человеческие потоки вливаются в магазины и кабаки и выливаются из них. И все вокруг чужое, странное, не наше – не столько от иероглифов и странной рваной речи, а потому, что атмосфера той жизни не такая, к какой мы привыкли. Она сытая, спокойная, беззаботная, безмятежная. Никто на тебя не обращает внимания, никому ты не нужен – в хорошем смысле этого слова. Делай что хочешь – ешь, пей, гуляй, сыт, пьян, нос в табаке, – работай, да хоть вообще читай антисоветские книжки... Что людям нужно – все есть, все найдено, все сработано заботливым капитализмом и предложено населению по реальным ценам. И все человеку разрешено, ну, почти все, в разумных пределах. А выборы, шмыборы, начальники – это все никого не волнует. Да пусть страной хоть сам император командует, людям-то что с этого? Что в их жизнях от этого изменится?

В общем, очень мне капитализм приглянулся. Я думал: никогда-никогда такого не будет у нас. На нашем веку... И ведь что самое смешное, такой картинки в Россiи сегодня не увидеть. Капитализм какой-никакой вроде есть, а красивой беспечной картинки – нету...

Странно, что русские бизнесмены, которые между собой не в самых лучших отношениях и немало уже друг друга в сердцах застрелили, видно, было за что, – не понимают, что и другие тоже могут иметь на них зуб и с удовольствием бы снизили поголовье самых резвых волков, акул капитализма, до какого-то разумного предела!

Я пытаюсь заглянуть в прошлое, разобрать сквозь туман тогдашний образ будущего русского капиталиста, каким я себе его рисовал. Не мог я не фантазировать про это. Так какой же был он, наш родной русский капиталист? Ну уж точно не был он толстяком в цилиндре и с сигарой, не был он и сидящим у самовара бородатым купцом первой гильдии... Он был... вот только сейчас выскочил образ: он был худой, высокий, бородатый, насмешливый. Это очень сдержанный человек. Он умен и много чего умеет делать руками. Но он не швыряется деньгами! Он не смотрит с презрением на тех, у кого бабла меньше, и с подобострастием на тех, у кого больше! Он совершенно не боится президента! Такого в голову мне не могло прийти, вот чтоб боялся... В сознании моем громоздятся демидовские заводы, юзовские шахты, паровозы, железные дороги, ого-го! Размах, мощь! Морозовские больницы... Абрикосовский какой-нибудь роддом, построенный на деньги купцов Абрикосовых же...

Мой любимый капиталист вообще – это Генри Форд. Который построил завод и ходил по нему в замасленной спецовке. На заводе этом не «БМВ» собирали для миллионеров, нет – но авто для рабочих. Представьте себе, что это за нищета такая – рабочий в 30-е годы! А вот ведь построили завод и делают для него предметы роскоши!

Наверно, старик Форд спал спокойно. Тем рабочим не могло прийти в голову устраивать социальную революцию и заново делить собственность. Зачем? Собственность, она досталась лучшим людям – трудящимся, думающим, мудро прикрывающим свою задницу от лишних неприятностей, от житейских бурь... Мир, стало быть, устроен справедливо. Жаль только, что тот мир – страшно нерусский, не наш он.

Революция – это, типа, странствующие рыцари, романтика, справедливость... А капитализм – скука, над златом чахнуть, отравлять старого мужа, тоска, короче. Почему и происходят революции!

С капиталистами, чтоб они поняли, чтоб до них дошло, надо с фактами в руках разговаривать. Причем с позиции силы. Иначе, увы, никак. Если беседа идет с каких-то иных позиций, не силы, а каких-то там абстракций, то деловые люди просто не слушают. Только сила! В денежном ли выражении, в административном ли ресурсе, в силовом ли наезде. «А давайте жить дружно!» Не смешите народ... А приехали за таким вот уверенным в себе парнем на «воронке», привезли его на кичу, и вот, лежа на нарах, он понимает: о, пошел серьезный разговор. «Все куплю», – сказало злато. «Все возьму», – сказал булат... Булат – тут и силовые ведомства в том числе. Да, такова специфика профессии бизнесмена: на слово не верить, принимать в расчет только железные аргументы. Вот в Россiи устроили буржуям резню в 1917-м – сразу в других странах озаботились правами рабочих, профсоюзами, пенсиями и т.д. Только после этого! Но никак не раньше. Это та же самая система сдержек и противовесов, как при разделении властей. Когда давят пролетариев, унижают учителей – маятник уходит в одну сторону. После вешают буржуев на фонарях, – маятник пошел обратно. Так в обществе в итоге устанавливается некое равновесие. После таких колебаний и разброса мнений уцелевшие и новые предприниматели пролоббируют соответствующий закон и начнут платить учителям в месяц, к примеру, один новый МРОТ, то есть оплату проститутки за сеанс – ну, долларов 500 хотя бы.

Я уже утомил читателя бесконечными ссылками на Генри Форда с его промасленной спецовкой. А собственно, почему я так за это цепляюсь? Мне самому стало интересно, и я принялся вытаскивать обоснования из темных глубин своего подсознания. Что тут? Мой прошлый пролетарский expirience? Память о ношении спецовки? Которая действительно промасливается до несмываемой скользкой черноты? Когда весь этот мазут и пыль забиваются в карманы, и под ногтями и от этого тоже черно, и в трещины на коже пальцев тоже забивается что-то грязное, которое отходит только через недели после того, как ты начинаешь ходить «в чистом», – это термин такой... При всей полезности такого опыта – хоть для расширения кругозора – я понимаю, что – нет, спецовка тут ни при чем. Если б Форд паял микросхемы, к примеру, то легко бы обходился без спецовки. Это не принципиально. Кажется, иное меня так завело. И вот что: страшное глубокое противоречие. Русские капиталисты как бы исповедуют либерализм, а на практике они – ну это грубо, типа, собирательный образ – совершили акт овладения чужой собственностью на уровне совершенно феодальном, а то и вовсе первобытном. Вот было что-то общее, то есть чужое, не свое, не собственное, и вдруг группа энергичных людей пришла и забрала это себе. Типа – а все равно пропадет. Так лучше заберем мы. Без нас было б хуже. Еще хуже. И после люди еще говорят: «Да вы на нас не обращайте внимания. Делайте вид, что нас нет! Сначала курим твое, а потом что у кого осталось. Мы ваше скурили, и теперь давайте пусть каждый курит свое и не обращает внимания на тех, кто приватизировал избыточное курево». Вот тут нет либерализма и демократических прав и свобод – как их, не будучи специалистом в политологии и экономике, понимаю я. Публика не голосовала за то, чтоб отдать нефть олигархам. И общественного договора такого я что-то не помню. Равно как и референдума. И расплаты за это не было. Ну не налог же копеечный считать таковой! Копеечный – поскольку главная сумма досталась даром, как ни крути. И вот, кажется, чем мне угодил старик Форд: он не готовое забрал у общества – он на пустом месте стал делать свои машины. Из ничьей пустоты, из бесхозного небытия возник его завод! И люди бежали наперегонки, чтоб отдать Форду свои кровные деньги, чтоб сделать его олигархом. И все всегда понимали, что сделал Форд и в чем его заслуги.

Этот Форд в последнее время то и дело приходит мне на ум. Так что был повод залезть в книгу, которую он сам про себя написал. Вот из нее цитаты.

«Если бы я преследовал только своекорыстные цели, мне не было бы нужды стремиться к изменению установившихся методов. Если бы я думал только о стяжании, нынешняя система оказалась бы для меня превосходной; она в преизбытке снабжает меня деньгами. Но я помню о долге служения. Нынешняя система не дает высшей меры производительности, ибо способствует расточению во всех его видах; у множества людей она отнимает продукт их труда. Она лишена плана. Все зависит от степени планомерности и целесообразности.

Вполне естественно работать в сознании, что счастье и благосостояние добываются только честной работой. Человеческие несчастья являются в значительной мере следствием попытки свернуть с этого естественного пути.

...Земледелие, промышленность и транспорт. Без них невозможна общественная жизнь. Они скрепляют мир. Обработка земли, изготовление и распределение предметов потребления столь же примитивны, как и человеческие потребности, и все же более животрепещущи, чем что-либо. В них квинтэссенция физической жизни. Если погибнут они, то прекратится и общественная жизнь.

Работы сколько угодно. Дела – это не что иное, как работа. Наоборот, спекуляция с готовыми продуктами не имеет ничего общего с делами – она означает не больше и не меньше, как более пристойный вид воровства, не поддающийся искоренению путем законодательства.

Если мы не в состоянии производить, мы не в состоянии и обладать. Капиталисты, ставшие таковыми благодаря торговле деньгами, являются временным, неизбежным злом.

Если он (человек) ничего не дал обществу, то и ему требовать от общества нечего.

Если не иметь постоянно перед глазами цели, очень легко перегрузить себя деньгами и потом, в непрестанных усилиях заработать еще больше денег, совершенно забыть о необходимости снабжать публику тем, чего она на самом деле хочет. Делать дела на основе чистой наживы – предприятие в высшей степени рискованное. Это род азартной игры, протекающей неравномерно и редко выдерживаемой дольше, чем несколько лет. Задача предприятия – производить для потребления, а не для наживы или спекуляции.

Благополучие производителя зависит в конечном счете также и от пользы, которую он приносит народу. Правда, некоторое время он может вести свои дела недурно, обслуживая исключительно себя. Но это ненадолго. Стоит народу сообразить, что производитель ему не служит, и конец его недалек. Во время военного подъема производители заботились главным образом о том, чтобы обслуживать себя. Но как только народ увидел это, многим из них пришел конец. Эти люди утверждали, что они попали в полосу «депрессии». Но дело было не так. Они попросту пытались, вооружившись невежеством, вступить в борьбу со здравым смыслом, а такая политика никогда не удается. Алчность к деньгам – вернейшее средство не добиться денег. Но если служишь ради самого служения, ради удовлетворения, которое дается сознанием правоты дела, то деньги сами собой появляются в избытке.

Иметь деньги абсолютно необходимо. Но нельзя забывать при этом, что цель денег – не праздность, а умножение средств для полезного служения.

Не обращай внимания на конкуренцию. Пусть работает тот, кто лучше справляется с делом. Попытка расстроить чьи-либо дела – преступление, ибо она означает попытку расстроить в погоне за наживой жизнь другого человека и установить взамен здравого разума господство силы.

Работу на общую пользу ставь выше выгоды. Без прибыли не может держаться ни одно дело. По существу, в прибыли нет ничего дурного. Хорошо поставленное предприятие, принося большую пользу, должно приносить большой доход и будет приносить таковой. Но доходность должна получиться в итоге полезной работы, а не лежать в ее основании».

Конец цитат. Трудно поверить, что это все сочинил капиталист, причем страшно богатый. Такого даже банкир-литератор Авен не писал в своих заметках.

Я как-то сказал, что капиталисты никак не могут считаться солью земли, потому что и без них люди жили тыщи лет и не перемерли. И что если б все люди были капиталистами, то они бы как раз вымерли: каждый бы придерживал зерно, ожидая роста цен, и сам бы подох с голоду при полном амбаре. Возможно, они вымерли бы иначе – потому что тогда вообще б зерну было неоткуда взяться. Но все-таки смешнее первая версия: вымерли б не от отсутствия еды, а потому что жалко ее продавать по дешевке, без сверхприбылей.

Странный парень – этот Форд! Вот интересно – это он откровенно? Или врет? Может, он на самом деле только и думал, как бы бабла срубить и свалить в Лондон? Или в Берлин: он же от фюрера получил орден. То ли за антисемитизм, то ли за то, что автозавод построил в Германии – до сих пор бывают немецкие «Форды»... Ну хрен с ним, с Гитлером и с теоретическим антисемитизмом, – главного у Форда не отнимешь. Он сумел стать олигархом так, что пролетариат был им доволен!

Возможно, советская казенная пропаганда сыграла с нами злую шутку. Мы – ну, может, не все – поверили, что капиталисты – это акулы, алчные твари, у которых ничего святого. И далее наши бизнесмены стали подлаживаться под этот образ: ну а что, так надо, иначе не станешь успешным... И получилось смешно. Ха-ха. К тому же все мы изучали из-под палки «Капитал», где нас учили, что за сколько-то процентов прибыли капиталист легко применит динамит. А что, мало было у нас взрывов при коммерческих разборках? Как бы мы ни делали вид, что живем чисто своим умом, а информация из внешнего мира таки не может на людей не действовать.

Русский аналог Форда для меня – это, как ни странно, Олег Газманов. Когда я нечаянно натыкаюсь в эфире на песню в его исполнении, то торопливо ухожу с волны: по мне так слушать это невозможно. Но! Но. Встретив этого Газманова на какой-то тусовке, я ему сказал, что страшно его уважаю. И что дачей в Серебряном Бору он владеет, к моему удовольствию. Поскольку богатство его добыто прекрасным путем: миллионы людей пусть даже и с плохим вкусом платят ему за его бедные песни. Им нравится! Они получают то, чего хотят! Они, напившись и расчувствовавшись, когда сердце у них поет, когда они кажутся себе сильными и красивыми, начинают орать: «А я девушек люблю, всех их в кучу соберу... ты морячка, я моряк» и т.д. Вот! Красота капитализма в этом!

Однажды я провел мысленный эксперимент. Сперва я окинул мысленным взором страну и стал искать в ней следы, оставленные отмененным в 1917 году капитализмом. Я увидел города, заводы, порты, корабли, железные дороги и много чего в таком духе. А дальше я представил себе, что вот вдруг, не к ночи будь сказано, снова отменят капитализм. И что же он оставит после себя? Какие материальные следы? Да никаких. Так, кучу богатых магазинов, – ну так, когда в них кончится товар, это будут просто сараи. Ну, дачи какие-то, ну, кабаки. Офисы с пластиковыми креслами на колесиках... Ничего. Ни-че-го! Пустота! Мне и самому показалось, что я погорячился. И я стал при случае спрашивать самых разных капиталистов – а что ж сделано в стране, в которой они победили? Так люди, не зная моего убийственного вывода, с воодушевлением (откуда такое словечко вылезло? Старым повеяло?) перечисляли мне сделанное, рапортовали о достигнутом. Нефтедобыча. Нефтепроводы, трубы, нефтяные порты. Один так и вовсе допустил прекрасную оговорку: «производство нефти». То есть в глубине души людям все-таки хочется что-то производить, а не только выкачивать нефть, которую не они в недра закачивали! И которую они даже не купили! Что там еще перечислялось в радостных тонах? Супермаркеты, услуги, банковская система. Развитие сотовой связи. С особой интонацией говорили о серьезной прибыли от торговли отечественным оружием, турбинами для электростанций и самыми большими в мире грузовыми самолетами АН какой-то. Кажется, все. Я это все выслушивал – и мне даже не было смешно. На что хватило размаха? Выкачивать нефть и ее продавать – много ума не надо... А далее еще и по мелочи кэш тянуть: это банки с американскими деньгами и супермаркеты с французским вином и испанским хамоном. Особо меня восхищает такая заслуга перед отечеством, как торговля радиоволнами по 25 центов за минуту, – это я про сотовую связь. Что же касается турбин, танков и самолетов, которые имеют сейчас успех на рынке, так к этому наши доблестные русские капиталисты вообще никакого отношения не имеют: ВПК был построен при коммунистах. Именно при них были основаны институты, в которых выучили изобретателей и конструкторов, именно при них были проплачены все богатые НИОКР, разведаны разные месторождения и построены заводы. А сейчас просто извлекается польза из готового. Нефтяная направленность русской экономики напомнила мне о первобытных временах собирательства, когда питекантропы ходили по лесу и выкапывали сладкие корешки. Которые не они сажали. Сами-то они ничего полезного произвести не умели. И даже не хотели. Все, как сейчас.

Ну и закрывая тему, напомню про китайских коллег русских олигархов, которые в отличие от наших построили реальную экономику. Они покрыли свою страну новыми современными заводами и городами – а весь мир, включая США, завалили своим товаром до телевизоров и компьютеров включительно.

В общем, русские капиталисты принесли огромную пользу. Себе. И дальше несут ее все туда же.

Добывать полезные ископаемые и делить прибыль от их перепродажи – легко. Пусти в Россiю хоть китайцев, хоть американцев – они прекрасно с этим справятся. А вот поднять страну, ну для начала хоть построить в ней что-то – это надо стараться. Упираться. Жертвовать или рисковать частью сверхприбылей. Вот интересно: китайские коллеги кажутся нашим бизнесменам лохами или кем?

Далее такое соображение, может, слишком пафосное. Смысл вот той пусть игры, в которую играет американское общество, – типа что все зарабатывается и делится честно, чуть ли не поровну, – в том, что неокрепшие молодые американские умы в это верят. До поры до времени, пока у них складываются взгляды на жизнь. А как вырастают, так уже поздно, горькая правда их не сильно ошарашивает – люди привыкли трудиться, и все кругом, в общем, тоже. Ну и живет человек потихоньку, ходя на работу и изредка в церковь. Так заведено. А у нас? Представьте себе охламона-тинейджера, который растет сам по себе, никто его особо не воспитывает, некому с ним вести умные беседы. Он смотрит по сторонам – и какой же вид ему открывается? Парковка «мерсов» у казино, реклама, которая в Россiи отрабатывает образы дорогих проституток (у нас детскую конфетку не могут отрекламировать без того, чтоб телка жопой не повиляла и не глянула на тебя бесстыжими глазами), пентхаусы на продажу, те же самолеты с блядями отыгрываются и тот же самый Куршевель... И мальчик думает: ну какой мудак будет при такой постановке вопроса учиться и после еще работать? Это ж целый год надо мантулить на заводе, чтоб один раз хорошо поужинать, проехаться на «мерсе» и снять пару моделей! То есть в фундамент общества вот такая конструкция закладывается. Можно ли ее перебить благотворительностью, тем более анонимной? На спасение души она еще может повлиять, а на социальную безопасность – едва ли. И вот мальчик конспектов не строчит, спецовку не примеряет. Равно как и девочка, про которую мы тут лучше вообще помолчим. Какой смысл готовиться к трудовой жизни? Глупо действительно. А вот большевики, которых мы за придурков держим, сколько вкладывали в будущее! Я тут не про материальные затраты, а про ту же самую якобы неэффективную пропаганду. «Может в будущем главным конструктором стать современный рабочий» и прочее в том же духе. И что? Ломился народ в ПТУ. И на заводах как-никак работал. Стабильность в обществе худо-бедно обеспечивалась.

И то им это не помогло. Даже несмотря на их старание. Чего стоят одни только партийные выговоры за второй этаж на даче! Отец моего друга собственноручно демонтировал так второй этаж на даче. Заставили. Он не стал кидаться партбилетом. Причем был ныне покойный Евгений Васильевич никак не завмагом, но шахтером – он 20 с лишним лет под землей проработал. А видели б вы ту дачу: коробка из шлакоблоков, пять на пять. Сарайчик, в сущности, для хранения инвентаря... Нет – снесли второй этаж. Только при Горбачеве обратно поставили. Шесть человек было в семье, им все же было тесно в 25 метрах. Ну так вот. Обычно на этом обсуждение темы заканчивается. Нам же тут интересно другое. И потому мы, обозначив яркий идиотизм ситуации, пойдем дальше и попытаемся найти в ней здравое зерно. Оно, на мой взгляд, таково. Зависть – это лишь один из мотивов, которые толкают на бунт. А есть еще и тема солидарности, совести, самоконтроля, самоограничения. Сидит, к примеру, пролетарий, который отказывает себе во многом. А ведь мог бы сходить на баррикады и чего-то с этого поиметь. «Я что, – думает он, – один такой мудак?» Он оглядывается по сторонам. И тут очень важна картинка, которую он видит. Что на ней? Владелец дворцов с золотыми унитазами и подвалами с «Шато Марго» 1946 года? Миллионер в драных джинсах, который пьет кислое пиво? Партаппаратчик, сносящий второй этаж дешевой дачки? Или завсегдатай ночного клуба в центре города, где приватный пятиминутный невинный танец стоит 200 долларов? От того, что человек увидит, может зависеть его выбор. Хорошо, если он увидит – все себя в чем-то ограничивают, хотя иные могли б без оглядки предаваться радостям жизни. Миллионер, который в шесть утра едет на работу, – такое леденящее кровь зрелище многих способно отрезвить. Грубо, но зримо и эффектно – и эффективно. Посмотрит человек на это – и засобирается бежать через заводскую проходную, чтоб она в люди вывела его. Игра в справедливость – вещь пострашнее атомной бомбы. Могучий Советский Союз был сокрушен Борис Николаичем – тем, который ездил по Москве на троллейбусе. Это так, для справки... Еще по справедливости, по игре в нее и по страшной силе этой игры – или о непоправимых последствиях, когда такой игрой пренебрегают. Я занимался немного тюрьмой, так там серьезные исследователи вот каким вопросом озабочены. В чем же смысл тюрьмы? В наказании, изоляции, мести, исправлении? Если копать глубоко и совсем уж всерьез, так выясняется, что смысл другой: контролировать людей, у которые денег нет, а жить они хотят хорошо. Как мы видим, тюрьма в одиночку с этой задачей не справляется. Куда ей. Надо еще какие-то личные усилия приложить. В смысле положительного примера. Тем более что личная нескромность – это не по понятиям. А понятия, они ж не случайные. Вот что старый зек Валерий Абрамкин мне объяснял по поводу, к примеру, Сталина, при котором была социальная стабильность хуже некуда. Так тот «вел себя культурно, в смысле в рамках культуры, работал „под царя“. Очень важен с этой точки зрения его внешний аскетизм. Так вор в законе берет себе самую меньшую пайку. Из уважения ему первому дают выбирать, и он как самый сильный может взять себе лучший кусок! Но, имея огромную, фактически неограниченную власть, он берет самый маленький кусочек хлеба. Это часть правильного, культурного образа власти (и, я бы шире взял, элиты). Борис Николаич в какой-то период культурно работал. С привилегиями боролся, в троллейбусе ездил... Это было очень грамотно. А теперь там, наверху, меняют правила игры, как хотят. Идет беспринципная борьба за власть. Получается – беспредел...» Конец цитаты. Уточню, что сказано это было не сегодня, а в далеком 1998 году.