Текст книги "Техноангелы (СИ)"

Автор книги: Эфраим Тзимицу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Теперь все это в прошлом, Дарика. Дело не только в словах волхва, но и в том, что я это сердцем чувствую…

– И я тоже – ответила она.

Некоторое время они сидели, и никто не решался нарушить молчание. Каждый из них понимал, что вечером они расстанутся навсегда. И каждому из них хотелось сказать другому о том, что лежало у них на сердце. Но нужных слов не находилось, а потому, оставалось лишь молчать, слушая как бьется сердце сидящего рядом, самого дорого, самого близкого на свете человека. Потом она положила свою руку на его. Готара в порыве схватился за её ладонь обеими руками, сжав её, понимая, что он никогда не был так добр к Дарике, как она того заслуживала. Всегда ему казалось, что тайком она посмеивается над ним, что она с ним играет. Но теперь уже никакие сомнения не застилали его взор, и Готара понимал, что она для него прежнего – самый дорогой в мире человек. А теперь прежний старый Готара уходит, а вместо него явиться… кто? Никто не знал об этом, не знал и сам Готара, но он знал, что сейчас он должен быть с Дарикой, только так и не иначе. А потом, когда сумерки опустятся на землю и ночь закроет своими крыльями небо… Кто знает, что произойдет тогда?

А пока они сидели у мирно шумящей речки, разговаривали о чем–то, смеялись, шутили, и просто смотрели друг другу в глаза, не в силах оторваться друг от друга, от того, что они отбросив все сомнения и заботы, теперь рядом, вместе. Со временем небо стало темнеть, примеряя ночные одеяния, и уже ночные птицы запели под ветвями седого леса. Седолесье уже готовилось ко сну – ночные сторожа зажигали факелы, родители собирали по улицам расшалившихся детей, а Готара и Дарика все были вместе, на берегу речки, не в силах оторваться друг от друга. Наконец, они встали и пошли в кузницу Дарики. Войдя в кузницу, Дарика зажгла светец, а после стала что–то искать в большом дубовом ящике.

– Готара, возьми это, пожалуйста – протянула она ему украшенный гравировкой кинжал.

– Спасибо.

– Не за что, я сама это сделала, специально для тебя. Пусть мы и не увидимся больше, но я хочу, чтобы ты его взял.

Прикрыв глаза, сдерживая скупые слезы, Готара взял из её протянутой руки кинжал. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. И тут, словно бы обрушилась разделяющая их стена, они бросились друг к другу, и тогда и совершился их первый поцелуй. Никогда до этого ни Дарика не касалась уст мужчин, ни Готара уст женщины. А то, что произошло после поцелуя, скрыла тьма, окутавшая внутренность кузни после того, как порыв сквозняка погасил светец.

А после они вышли на улицу. Готара взглянул на Дарику, крепко сжав в руке её подарок, и увидел, что в глазах её стояли слезы. Потом она снова поцеловала его.

– Иди – тихо произнесла она – прощай, Готара…

И он пошел к дому вохва, а потом и побежал, потомучто, если бы он промедлил бы хоть мгновение, то уже не смог бы идти дальше. И уходя, он чувствовал, как по щекам Дарики текут слезы, и не в силах был осушить, ибо его влек зов на дорогу… куда?

Наконец, Готара подошел к дому волхва. Когда он вошел, то увидел, что волхв сидит за столом, а на столе горят свечи, освещая разложенные перед ним пергаменты.

– Рад тебя видеть, друг мой! – приветствовал он вошедшего.

– Я попрощался с Дарикой – медленно произнес Готара – что происходит, Даргус?

– Ты ступаешь на иной, особый путь, Готара. На этом пути ты не сможешь быть человеком, и, увы, ты будешь одинок.

– Но почему? И почему на этот путь ступаю именно я?

– Так заповедано, так должно, Готара. Это решать не мне.

– А кто? Кто решил это?

– Ты.

– Не может быть – выдохнул пораженный Готара. Но после шока от слов волхва к нему пришло понимание. Он вспомнил о том, как он бежал от людей, как лес принимал его как сына, и как звери и духи лесов становились его новой семьей. Люди оттолкнули, но и сам он отвернулся от них, а что произошло раньше – Готара не знал. Но то что и он сам сделал так, что стал «чертом лесным», как называли его в Седолесье – теперь он понимал это ясно и четко, будто бы это было начертано болью на его сердце. Так оно и было – и его сердце ныло от разлуки, и он сжал в руке кинжал, ощущая, как лезвие врезалось в его ладонь, и кровь заструилась по руке, капая на пол.

– Я умру? – зачем–то спросил Готара.

– Нет, друг мой, ты не умрешь. Но иногда ты будешь мечтать об этом, особенно в первое время.

– Да что такое. Даргус! Скажи мне, в чем дело?!

– Успокойся, Готара. Ты стал одним из тех, кто участвует в Великом Коловращении, на так, как это делают все.

– О чем ты?

– Скажем так, я знаю несколько больше о сути мироустроения, чем другие люди. И больше, чем большинство волхвов. Такой дар очень редко встречается, но и он не дает всей полноты знания Коловращения. И каждый из тех, у кого есть дар играет свою роль. А некоторые перестают быть людьми.

– И я?

– Да.

– Но почему?

– Такова твоя суть. Очень скоро ты соприкоснешься с этой стороной твоей сути, и ты обретешь себя в большей мере, чем ты есть сейчас.

– Но разве я – это не я?

– Ты не человек в своей сути. Да ты был собой, о чем тебе и говорил друг волк. Но сейчас ты станешь собой. И ты узнаешь, кто таков друг волк.

– Это дух? Или бог?

– То иное, Готара – проговорил голос, который Готара до этого слышал только во сне – я это ты.

И Готара увидел, что в доме находиться и друг волк. Но теперь он был огромным, много больше обычного волка – волчья морда смотрела прямо в его лицо. Но почему то в Готаре не было страха, лишь было ощущение того, что эта морда кажется странно ему знакомой, и глаза волка были его глазами.

– Я суть тебя, я тот ты, который ушел от людей в лес, тот, кто слушал голоса животных и шепот ветра. Я это ты, и настало время нам стать единым!

Потом друг волк подобрался для прыжка, и взглянул ему в лицо, словно бы искал что–то в его глазах. Потом кивнул, ощерил зубы в волчьей улыбке, и прыгнул на него.

И когда волчьи лапы коснулись его груди, Готара ощутил, как волк входит в него. И вот он ощутил, как волк вошел в него. Не было никакой борьбы, лишь горечь потери, потери себя, такого, каким он был, будучи человеком, коснулась его. И теперь он уже ощущал себя не человеком, но и не был он волком, кем же был он?

Волхв поднял руку, прощаясь с ним. А Готара ощутил, как его влечет прочь из дома волхва, и он выбежал наружу, вызвав оторопь у вышедших на улицы Седогорья ночных сторожей, и у редких селян, что еще не ушли спать.

А потом глотку Готары разорвал вопль, а после он взвыл, как воет волк, ощущая как тело его преображается. И пораженным селянам предстала косматая фигура, ростом выше самого высокого из людей, и ощеренная волчья морда венчала мощное тело.

– Бейте его, черта лесного! Он убьет сейчас всех! Прочь, зверюга! – послышались вокруг него крики селян, которые хватали топоры, факелы, дреколья, и все, что могло бы послужить оружием против оборотня. Тот же окинул их страшным взглядом звериных глаз и зарычал, заставив попяться прочь. Затем оборотень взвыл насмешливо, видя, что никто не дерзает выйти против него. Но тут глаза его подернулись болью, и он метнулся к людям, а прыгнул, легко перемахнув собравшуюся толпу, оказавшись у частокола, ограждавшего деревню. А после он перемахнул и через высокий забор, и слыша крики за своей спиной понесся прочь от объятой ужасом деревни. И так бежал он, продолжая бежать прочь, прочь от самого себя даже когда неожиданно лес сменился песками знойной пустыни, а потом выжженной землей. И вот он бежал по улицам города, дома в котором из стекла и металла возносились до небес, и который сиял яркими мертвящими огнями, а улицы были закованы в темный камень. А люди, что жили в этом городе, при виде его кричали в смертном ужасе и пускались наутек, увидев ужасного зверя, бегущего по ночным улицам. А потом город исчез, и он бежал по снегам, вдыхая дух зимней ночи. Выбившись из сил, он остановился у скал, покрытых снегом и льдом, и там улегся без сил, желая лишь перевести дыхание.

– Ну что устал? – поинтересовался кто–то рядом с ним.

Готара поднял морду, увидев, что рядом с ним на камень присел парень, одетый в длинное черное кожаное пальто, несмотря на то, что выглядел он молодо, может даже моложе Готары, в глазах его читались тысячелетия.

– Знаю, что устал, знаю, что боишься. А что делать? Таков уж ты.

– А кто я? – хрипло с трудом произнес Готара.

– Ты оборотень. Ты тот, кому открыто Извечное Коловращение, по крайней мере, какая–то его часть – спокойно проговорил сидящий рядом с ним.

– А ты кто?

– Я суть, или если хочешь аспект. У меня, как и у тебя, своя роль в Коловращении, не такая, как у простых людей. А сейчас, я пришел к тебе, чтобы помочь тебе…

… Вот так это и произошло – проговорил Готара, глядя на внимательно слушавших его Маледикта и Вику – Всех нас в свое время зовет долг и мы сами.

– И ты никогда больше не видел Дарику? – тихо спросила его Вика. Они с Маледиктом сидели, держа друг друга за руки, когда Вика спросила Готару, они крепко сжали руки, будто боясь, что какая–то сила сейчас разлучит их.

– После, я посещал Седолесье, но не смог вновь показаться ей. Узнал лишь, что она живет в моем старом доме в лесу. Там она и воспитывала нашу дочь. Я лишь мог смотреть на неё издали, но не в силах был показаться ей на глаза. Но это – Готара достал откуда–то украшенный гравировкой кинжал – я храню по сию пору.

– А кто был тот, кто нашел тебя? – спросил Маледикт.

– Он называл себя аспект, большего я не знаю. Знаю только то, что он был очень могущественным, много могущественнее остальных, кого я встречал. Потом я встречал немало таких как он. Встречал я и людей, которыми даровано видеть Коловращение, каким был и Даргус. Встречал я и других оборотней, и упырей. Но таких, как вы, вижу впервые.

– И кто же мы?

– Не знаю. Думаю, стоит нам пойти спать – завтра рано в дорогу, я провожу вас, сколько смогу, но избавить вас ото всех испытаний не смогу. А посему – набирайтесь сил.

После этого Вика и Маледикт ушли в комнату, где они пришли в себя гостевую, как пояснил Готара. Сам же оборотень тоже ушел в другую комнату, видимо, спать.

Лежа в постели, Маледикт и Вика не могли расстаться с тревожными мыслями, и то один, то другой тянулись к другому, касались руки лежащего рядом человека, самого дорого на свете, без которого и жизнь не жизнь, как бы не крутилось это Извечное Коловращение.

– Маледикт – проговорила Вика вдруг – а что если и нас так разлучит Коловращение, этот извечный порядок? Что станет тогда? Я боюсь… я никогда не боялась, ты помнишь. Я всегда была такой бесшабашной и боевой. А теперь, я не знаю, что мне дальше делать. Я не боюсь, пока ты рядом. Но…

– Не говори так, Вика! Помнишь, Готара сказал, что он расстался с Дарикой сразу, как только стал оборотнем. А мы уже через столькие передряги прошли вместе. Значит, мы будем всегда вместе, поверь.

– Он сказал, что таких, как мы он никогда не видел. Вдруг у нас все будет иначе?

– Он не видел, но может, есть другие подобные нам? Кто знает, Вик. Пока мы рядом, и я не расстанусь с тобой просто так!

Вместо ответа Вика просто поцеловала его в губы, долго не в силах оторваться от его губ. А потом они уснули, она положила свою голову ему на плечо, и оба они держались за руки, надеясь, что эта ночь никогда не кончиться, ведь все возможно в этом странном порядке Извечного Коловращения.

Утром они проснулись одновременно, увидев, как из окна в другой комнате струиться робкий свет зимнего утра. Проснувшись, они переоделись в одежду, которую приготовил для них Готара. Странно было то, что эта одежда походила на одежду, которую оба они носили в родном мире – джинсы, простые, без рисунков, черные футболки и черные кожаные куртки. Сам оборотень ждал их на кухне, стряпая что–то на завтрак.

– Доброе утро! – приветствовал он их.

– Привет, Готара! – ответили они ему.

– Я тут позавтракать приготовил – пробасил оборотень – сейчас вот поедим, а потом будем дальше двигаться. Я там проведу вас кое–куда. Не знаю, честно, куда вам в итоге надо, но уж докуда смогу, доведу.

– Спасибо, Готара – ответил Маледикт, присаживаясь за стол рядом с Викой.

– А куда пойдем–то? – спросила Вика.

– До узловой точки – ответил Готара – будете между мирами странствовать, узнаете. Есть такие места, где ткань мира немного по иному себя ведет. Не знаю, в чем уж тут дело, но это так. Там можно проще в разные места попасть, это вам на будущее – улыбнулся оборотень – Может там что и проясниться – кто знает.

Так за разговорами о странствиях между мирами и прошел завтрак. После завтрака оборотень переоделся в такую же одежду, какую предложил им, приобретя вид старого матерого байкера. После чего они вышли из дома оборотня, и некоторое время шли по каменной, чуть присыпанной снегом дорожке. Но вдруг местность вокруг них резко преобразилась, и вот они уже шагали по асфальтированной улице большого города, на рассвете, и видели, как над их головами гаснут фонари.

– Далеко еще, Готара? – спросил Маледикт.

– Да уже почти пришли.

Но тут неожиданно послышался гул, и рядом с ними возникла область клубящегося мрака – по другому это нельзя было назвать. Очевидно, что это была какая–то дверь, поскольку из неё, издавая звук, похожий на легкий перезвон колокольчиков шагнула коренастая фигура. Эта фигура явно не была человеком, он был выше ростом, и весь бугрился мышцами, а его морда с огромными оскаленными клыками сверкала ярким светом горящих глаз. В руке монстр держал что–то похожее на копье с широким металлическим наконечником.

– Привет, Готара! – весело произнес он – я как раз ищу этих ребят.

– Никогда мне не нравилось быть с тобою рядом, Ураш – нехорошо ухмыляясь, проговорил, Готара – а теперь тем более.

– Ты сделал, свое дело – ты спас их, а теперь мне нужно сделать мое.

– А если я против, Ураш? Что тогда? Сойдемся в доброй схватке, как в былые времена?

– Я бы не прочь, Готара, ты меня знаешь – трусом я никогда не был. Но, боюсь, теперь мне придется уйти от схватки.

– Готара, в чем дело? – спросил оборотня Маледикт.

В ответ оборотень повернул к нему свое лицо, на котором уже глаза полыхали ярким желтым светом.

– Бегите, а я попробую его задержать – ответил он.

После этих слов Готара застонал, и тело его подернулось маревом, словно в знойный день и очертания его стали меняться, и Вика и Маледикт снова увидели перед собой того монстра, который вызвал у них ужас явившись из тумана. Но теперь Готара выглядел еще более ужасающе – яркий свет солнца освещал оскаленную волчью морду и горящие желтые глаза, тело бугрилось мышцами и он ни в чем не уступал своему противнику. Завыв, Готара бросился на Ураша, резким взмахом когтей прочертив на его теле рану, из которой полилась густым потоком зеленая горящая жидкость – очевидно кровь Ураша. Тот громко застонал, не пытаясь, тем не менее, дать сдачи, а бросившись к ребятам, поднимая копье. Слишком поздно поняли они, что надо было бежать, как сказал им оборотень. А Ураш тем временем уже метнул свое копье, которое вонзилось в живот Маледикта. Тот застонал, схватившись за широкий наконечник копья, изранив пальцы и ладони о его острые грани, слыша, как в ужасе кричит Вика. А потом Ураш метнулся к нему, обернувшись облаком зеленоватой энергии, схватившись за копье, подняв Маледикта в воздух на его острии. Но оборотень не мешкал, и его когти вонзились в спину Ураша, заставив того захрипеть от боли и пошатнуться, но тем не менее, он не выронил копья. А Маледикт почувствовал, как мир меркнет перед его взором.

«Я умираю» – пронеслась в голове у Маледикта мысль…

… Вокруг него были пески. «Пустыня» – понял он. Неподалеку от него виднелось разрушенное, очевидно, очень древнее строение из желтоватого камня.

– Вика – сказал он вслух. Они не должны были расставаться, но неужели её нет рядом?

– Вика – позвал он, надеясь услышать её голос. Но лишь ветер кинул ему в лицо горсть песчинок. Вики нет рядом, но как почему?! Ведь они всегда были вместе?! А теперь

– Вика!!! – закричал Маледикт, пытаясь заглушить боль, которая вонзилась в него раскаленным ледяным клинком разрывая саму его душу – Вика!!!

Шаг шестой: Забытые песни

– Значит, ты говоришь, что ты явился из другого мира? Тебя закинуло сюда, когда какой–то монстр с горящими глазами вонзил тебе в живот копье, а между тем, на твоем теле нет ни одной раны. Неужели, чужак, ты думаешь, что я поверю в весь этот бред? – издевательски произнес сидящий напротив Маледикта субъект, облаченный в свободные белые одеяния, похожие на одеяния бедуинов. Он во всем походил на человек, этакого восточного типа, хотя кожа его была странного синеватого цвета, а глаза, похожие на фиолетовые кристаллы, сейчас светились явным недоверием.

– С другой стороны – продолжал он тем временем – выглядишь ты действительно странно, я никогда не встречал таких людей, как ты. Но это может означать, что ты просто шпион из дальних краев, или просто выродок, да что угодно. Чем же ты можешь подтвердить свои слова, чужеземец?

– Я рассказал вам, как я сюда попал – ответил Маледикт – вы и сами находите, что выгляжу я странно, не так, как выглядит большинство людей вашего мира. В конце концов, я прошу только, чтобы вы мне рассказали, что это за место, и я уйду, и не буду более вас обременять.

– Ха! Поведать тебе о наших землях! Ты явно шпион, чужак, как бы ты не старался затмить мой взор сказками об иных мирах! К тому же, как же я отпущу тебя, просто так, не извлекая из этого никакой выгоды? Разве просто так мои слуги подобрали тебя в пустыне, и привезли в оазис, чтобы ты вот так просто ушел? Тебе не выжить в пустыне чужак, так что, можешь считать, что ты уже погиб. А раз ты погиб, то думаю, ты не откажешься, чтобы я воспользовался предоставленным мне шансом получить прибыль, поскольку тебе на том свете уже все равно, чужак? Право это было бы благородно с твоей стороны, а ведь я чую, что это – чувство тебе далеко не чуждое.

– Твои слуги взяли меня в плен! Возможно, если бы я остался там, где они нашли меня…

– То твои кости замело бы песком пустыни, чужак! Так, и никак иначе. А теперь, прекрати спорить, сейчас тебя проведут в отведенное тебе помещение. Там ты будешь ждать моих распоряжений.

После чего он подозвал нескольких стражников, сжимавших в руках странные мечи, изогнутые и сделанные, будто из какого–то кристалла, но видно было, что они прочные и отточены остро, будто бритва. Пока они вели Маледикта, тот вспоминал, какое отчаяние овладело им, когда он только попал в это место. Вика, где она сейчас? Оставалось надеяться, что Готара все же смог помочь ей, и сейчас она в безопасности. А что теперь делать ему самому?

Он осматривал покрытые изображениями, похожими на древнеегипетские развалины, когда неожиданно из–за ближайшего бархана появился отряд всадников, одетых в свободные одеяния из ткани, вооруженные этими странным, но, несомненно, острыми саблями, и прочим оружием, выточенным из какого–то кристалла. Они ехали на животных, похожих на здоровых жуков или кузнечиков. После того, как они подъехали к нему поближе, они весьма недружелюбно предложили ему проехать с ними. Видя, что настроены эти ребята куда как серьезно, да и оружие они явно сжимали в руках не просто так, Маледикт согласился проехать с ними, после чего я усадили рядом с одним из всадников на спину «жука». Скакун оказался очень шустрым, и вскоре отряд всадников вместе с Маледиктом прибыли в лагерь, расположенный в оазисе, или правильнее было назвать его поселением, так как посреди оазиса были скалы, внутри которых было множество пещер, и теперь в одну из них, очевидно, предназначенную для пленников, стражи и привели его. После того как захлопнулась деревянная, окованная железом дверь, Маледикт молча сел на пол возле стены, и стал думать, как же поступить.

Ситуация была не простая, помощи ждать было неоткуда, что–то подсказывало Маледикту, что придется обойтись на этот раз своими силами, не рассчитывая на возникающие невесть откуда порталы в другие миры, оборотней или всяких доброхотов–философов, как это было в городе синего камня и зеленого света.

Что же собирался этот пустынный вождь, или как он там называется, делать с ним? В книгах, которые читал Маледикт, его бы продали в рабство или сделали бы рабом, или просто бы убили. Пока еще он был жив, а это значило, что убивать его не собираются, по крайней мере пока. В рабство продать могли, но оттуда можно было попробовать сбежать, вопрос только в том, куда ему пойти потом. Все–таки, он здесь никого не знал. Был еще вариант, что его пленители придерживаются какой–либо веры, которая предписывает им жертвоприношения. Но, будем надеться, что до этого не дойдет. Может быть, тут отыщется кто–то, кому открыта суть Коловращения, как рассказывал Готара. Правда, он говорил также, что таких немного. Возможно, оборотень с Викой смогут прийти на помощь. Но Маледикт решил, что на это рассчитывать не стоит. Надо было что–то сделать самому. Пока он думал, время тянулось. Помещение, где он находился, освещал лишь какой–то светящийся тусклым светом кристалл, так что понять день снаружи или ночь, не было никакой возможности. Неожиданно дверь открылась, и внутрь вошел мальчик, судя по тому, что он походил, на тех, кто пленил Маледикта, а они, вероятно, все были мужчинами, но в отличии от них, вошедший был небольшого роста, и был одет в потрепанные одеяния. В руках он держал небольшую корзинку, которую он молча поставил на пол, и быстро вышел. Маледикт изучил содержимое корзинки – внутри была глиняная баклага, наполненная прохладной водой, что было как нельзя кстати. Также там было что–то, похожее на орехи, что очевидно, можно было есть. Утолив голод и жажду, он некоторое время провел в одиночестве. Вскоре, дверь в камеру снова распахнулась, вошедший оказался девочкой, можно сказать подростком. Её одежда была не только потрепана, но будто бы и специально порвана во многих местах. Сквозь прорехи виднелось её тело, будто специально обнаженное. Войдя в камеру, она прикрыла дверь – у Маледикта не было сомнений, что просто распахнуть дверь и сбежать у него не получиться, наверняка, за дверью дежурят стражники, и, тем более, ему еще нужно было как то сбежать из оазиса, и найти потом дорогу, но вот только куда ему пойти. Его мысли прервал тихий голос девушки:

– Тебе нужно быть в форме.

– Что? – непонимающе спросил Маледикт.

– Ты утолил голод и жажду, теперь ты должен удовлетворить и другие потребности. Потом ты будешь отдыхать.

– Что ты имеешь в виду?

– Сделай все, что ты хочешь – проговорила она, и при этих словах её кожа лавандового цвета особенно сильно бросилась в глаза сквозь прорехи в её рванье.

– Знаешь что… Вали отсюда куда подальше! – раздраженно ответил ей Маледикт. Он вспомнил Вику – пусть он и разлучен с ней, но это не значит, что он будет заниматься этим, да еще и следуя прихоти каких–то там работорговцев, пустынных бандитов, кем бы они там не были!

– Мой господин будет расстроен.

– Мне плевать на мнение твоего господина, кем бы он там ни был! Вали отсюда, живо, я сказал!

– Хорошо – ничуть не расстроенная, девочка быстро схватила корзинку и выбежала из камеры.

И снова Маледикт сидел в одиночестве в своей камере. Но через некоторое время его уединение прервал новый визит. На этот раз к нему явился главный из его пленителей, который и заключил его в эту камеру.

– Ты отказался от моего дара тебе, чужак – проговорил он, присаживаясь на пол камеры – почему?

– Мне не нужны твои подачки, особенно такие.

– Какие? Ты съел еду и выпил воду, почему же ты не взял Нииию? – непонимающе проговорил главарь в ответ.

– Мне она не нужна.

– Хм, значит тебе не нужна Нииия. Хорошо, у меня есть еще кое–что, ты наверняка сможешь подобрать подходящих. Мне нужно, чтобы ты был в форме. Муж же должен делать то, что он хочет, пусть даже он и пленник. А ты муж, я вижу это.

– Но этого я не хочу.

– Странный ты чужак… Может ты и впрямь из другого мира? Ты вызываешь мой интерес, но я не могу понять все же, что ты и откуда ты. Уверен, жрецы разберутся с тобой. Пока спи. Скоро мы отправимся в путь. Ты станешь моим приношением Храму.

– Зачем? Ты не мог найти других приношений?

– Я нашел их, но и ты входишь в их число чужак. Мои решения – закон, привыкни к этому, и помни, ты умер теперь.

– Я бы сказал, что я жив.

– Не имеет значения твое мнение. Я решил и так будет.

Сказав так, главарь вышел из камеры, и дверь за ним закрылась. Маледикт вновь остался один. В главаре его больше всего поражало то, насколько он был спокоен. Голос его не отражал ни одной эмоции. Вероятно, он просто хорошо владеет собой, или же все эти синекожие такие холодные и бесстрастные, наверное, все же последнее – он помнил, что девчонка, как её, Нииия, тоже ничем не показала своих чувств. Вскоре Маледикта сморил сон.

Проснулся он от звука открывающейся двери. В камеру вошли стражники. Достав свои кристаллические ножи, они жестом велели ему подниматься и следовать за ними. Когда они вывели Маледикта из пещер, он обратил внимание на того, что ясное еще вчера небо заволокли тучи. В клубящихся облаках сверкали молнии. Но, видимо никого кроме него это не беспокоило – видимо, в этих местах так было принято.

– Иди – подтолкнул его в спину один из стражников. Тот счел за лучшее не спорить и направился вперед, к подножию горы, из пещер которой они вышли. Там Маледикт увидел большой караван, который состоял из повозок, запряженных уже знакомыми ему насекомовидными тварями и всадников, восседавших верхом на таких же «жуках», но несколько мельче. Маледикта затолкали в одну из повозок, после чего дверь закрылась, и он вновь оказался взаперти, но на этот раз местом его заточения была небольшое помещение внутри повозки, свет в которое поступал через небольшое зарешеченное окошко. Снаружи послышались голоса его пленителей, которые о чем то переговаривались, затем прозвучал резкий окрик, звучавший как приказ, после чего Маледикт ощутил, как повозка, где он находился, заскрипела и затряслась – караван двинулся в путь.

Сидя в повозке, Маледикт с любопытством смотрел в окошко. Открывавшийся ему пейзаж навевал на него тоску, и отнюдь не повышал настроение – небо хмурилось и сверкало потоками молний, будто предвещая непогоду, вкупе с серами просторами песка пустыни, изредка разрезаемых темными ножами скал, это создавало ощущение конца всему, крушения всех надежд. Маледикт вздохнул – вновь он вспомнил Вику. Он вспомнил и тот миг, когда впервые увидел её, и то, как они спасались от упыря, и как они бежали прочь из города синего камня и зеленого света, и то, как они прощались с жизнью, замерзая. И вспомнил он, как её лицо исказилось мукой, когда она увидела, как этот монстр с горящими зелеными глазами вонзил ему в живот копье. Маледикт пытался отогнать от себя эти воспоминания, которые резали его душу, будто острые лезвия, но воспоминания и мысли о Вике не хотели отступать прочь. Даже теперь, когда жизнь его висела на волоске, и Маледикт даже предположить не мог, что же ждет его дальше, когда, как сказал ему глава его пленителей, он был уже мертвым, даже сейчас Маледикт мог думать только о Вике.

– Эй, чужак! – позвал его девичий голос, и что–то слегка заслонило оконце – Чужак, я знаю, ты здесь, что с тобой?

– А ты… – Маледикт был озадачен – голос казался ему каким–то знакомым.

– Я Нииия – ответил голос, и в оконце показалось лицо девочки, или скорее девушки. Теперь Маледикт вспомнил её – это её присылал главный среди этих пустынных разбойников к нему, чтобы она… Эх, даже думать сейчас об этом не хочется!

– Что с тобой? Почему ты замолчал? – послышался поразительно спокойный голос Нииии.

– Чего ты от меня хочешь? – вздохнув, произнес Маледикт – больше всего ему сейчас хотелось вновь остаться одному, и не думать о том, что ему предстоит, и не думать о том… что он потерял.

– Шарак прислал меня, чтобы я заботилась о тебе в пути. Он верит в то, что ты муж, но не верит твоим словам. Он оказывает тебе честь.

– Какую еще честь?

– Он прислал меня, чтобы ты мог получить необходимое. Я принесу тебе еду и питье, и также все, что может тебе потребоваться.

– Хорошо, принеси мне ключ от моей камеры.

– О, чужак – произнесла Нииия – не стоит воспринимать мои слова буквально, или же мне стоит сказать, что я оценила твою шутку? Пусть, считай, что я её оценила.

– Ну, хоть посмейся – проворчал Маледикт – чтобы я понял, что ты оценила шутку.

– Я высказала свое одобрение – более ничего не нужно.

– Странно тут у вас все. А что твой хозяин считает, может мне понадобиться?

– Об этом вы с ним разговаривали. Мой отец сказал слово, и я подчиняюсь, как следует подчиниться и тебе.

– Погоди… Ты сказала отец?!

– Да. Шарак – мой отец и он оказал тебе честь, прислав меня к тебе.

– И как он мог так поступить?!!!

– Он сделал то, что счел возможным, допустимым и необходимым.

От удивления Маледикт потерял дар речи. Потом его охватило возмущение, но это чувство быстро утихло – ни к чему попусту растравлять себя, лучше сосредоточиться на том, как можно сбежать от этих любезных хозяев, пока они не прибыли в этот Храм, где его принесут в жертву, или сотворят что–то не менее неприятное, почему в этом Маледикт не сомневался.

– А почему – спросил он зачем–то – вы никогда не смеетесь и не улыбаетесь?

– В этом нет необходимости – ответила девушка – за нас говорят наши действия, наши поступки, и мы говорим, то, что хотим сказать. А значит, нам не нужно ничего из этого.

Выслушав ответ, Маледикт замолчал – ему нечего было сказать. Казалось бы, все было логично и… рационально. Но все это дышало бездушием, было каким–то… неживым. Когда все подчинено рациональности…. И нет места чувствам, пусть эти чувства иногда и вредят людям, мешают, но все же чувства, любые благие и не очень, какие испытывает человек – все они делают его человеком, одухотворенным и чувствующим. Взглянув на свою собеседницу, в её кристаллические глаза, на её лавандовую кожу, Маледикт спросил – Скажи, Нииия, а как вы себя называете?

– Мы люди пустынь – ответила она.

Люди… даже эти нечеловечные холодные и бесстрастные создания именуют себя людьми… А он… Готара сказал, что они с Вико й… Вика!

Подумав о ней вновь, Маледикт застонал, и с яростью саданул кулаком в стену, а потом стал колотить по ней, не переставая даже когда сбил костяшки обеих рук в кровь, пытаясь хотя как то заглушить боль, что пожирала его изнутри, как лесной пожар. Он услышал хруст одной из своих окровавленных рук, но не придал этому значения – какой смысл во всем? Какой смысл жить, если её рядом нет?!!!

Он услышал шум, распахнулась дверь, и в его клеть ворвались двое стражников, которые оттащили его от стены, по которой уже бежали веселые ручейки крови – его крови, что струилась из разбитых и сломанных рук.