Текст книги "Чёрно-белый человек (СИ)"

Автор книги: Ефим Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

ГЛАВА 15

Первое время после развода Наташа часто плакала. Она стала меньше общаться с родителями, которые видимо посчитали свою «миссию» исполненной и стали меньше донимать дочь. От этого пришло понимание, что её Витя на самом деле очень добрый и порядочный человек. А вся его забота о племяннице ничем другим не является и никогда не являлась. Теперь все претензии и с её стороны, и со стороны её родителей выглядели по меньшей мере…  слишком эмоционально.

«Да что нам, в самом деле, денег что ли не хватало?» – сокрушалась она теперь иногда по ночам, уткнувшись в мокрую от слёз подушку. – «Ну, не откладывали ничего, это да, но ведь хватало на всё! Мы ж не безрукие какие, заработали бы. И Манька в конце концов выздоровела. А я как последняя дура одна осталась!»

Несколько раз Наталья совсем уж было собиралась позвонить Виктору, договориться о встрече, попросить прощения, предложить начать всё сначала, но почему-то каждый раз откладывала. А потом появился первый ролик. И она снова отложила звонок, побоявшись, что Витя решит, будто бывшая супруга хочет примазаться к появившейся популярности.

Сам клип понравился ей настолько, что она пересматривала его раз двадцать. И каждый раз у неё прямо на глазах поднималось настроение, появлялась какая-то бодрость, лёгкость, хотелось немедленно заняться делами, до которых всё не доходили руки. Хотя, надо было честно признаться самой себе, она и чуть-чуть завидовала успеху бывшего мужа. Точнее даже не завидовала, а сожалела о том, что не принимала участие в создании такого замечательного фильма. Просто Наталья была неплохим архитектором и своим профессиональным взглядом отметила парочку малюсеньких огрехов, которые стоило бы исправить в нарисованном Машей замке. Она даже нарисовала парочку эскизов, надеясь при случае использовать их как повод для встречи и возможного примирения. Но потом появился второй ролик, где ничего поправлять было не нужно. Ну действительно, что можно поправить в Эйфелевой башне? Второй клип понравился её ничуть не меньше первого, но не приносил ни радости, ни лёгкости, потому что нарисованные эскизы теряли свою актуальность, новых поводов придумать не получалось, и Наташа грустила.

«Дождалась?» – накручивала она себя, разглядывая своё отражение в ростовом зеркале в прихожей, – «с такими результатами Витя с Машей заработали столько, что теперь около них, поди, не протолкнуться. Наверняка всякие супермодели косяками вокруг хороводы водят, с ложечки кормят и ноги омывают. Или что там им положено делать, куклам этим? И все ведь не намного старше Машки скорее всего!».

Со времени развода Наталья всего лишь чуть-чуть прибавила в весе, но парикмахерские и прочие салоны красоты посещала с прежней регулярностью, бережно сохраняя природную красоту и очарование, на которое в своё время и запал молодой талантливый видеооператор. Так что надежда на то, что полные обожания взгляды Виктора могут её снова порадовать, ещё теплилась у неё глубоко в душе. Следующие клипы вроде бы должны были и эту призрачную надежду окончательно развеять, поскольку в них снова не было ничего такого, что могло бы послужить поводом для попытки восстановить отношения. Но произошло ровно противоположное. Наталья каким-то непостижимым образом почувствовала, что её Витя тоже тоскует по ней и ему тоже не хватает спокойного и ровного семейного счастья. Если бы её кто-нибудь спросил, откуда взялось это чувство, эта уверенность, она не смогла бы ответить. Вот появилось, и всё тут! Перечитав и пересмотрев в который раз всё, что говорили Виктор с Машей в своих интервью, обращениях и комментариях, она только утвердилась в мысли о том, что за благородными порывами и высокими целями стоит не только, а, возможно, и не столько стремление помочь каким-то незнакомым людям, а простое и понятное желание вернуть то, что когда-то называлось счастьем.

* * *

Наташа узнала о том, что у племянницы есть молодой человек, с которым у неё ну прям как в кино – «большая и чистая любовь» и о его ранении из свежих комментариев к последнему клипу – «американскому». Откуда подписчики канала Magical Sand узнали, да ещё с подробностями, обстоятельства нападения, было непонятно, но страсти закипели нешуточные. Чего там только не было! От предложений адвокатов и частных детективных агентств «найти и покарать» обидчиков, до призывов организовать чуть ли не частную военную компанию для защиты любимых авторов. Все эти экстремальные предложения и призывы вызывали у неё только ироничную улыбку. До тех пор, пока она не прочитала, что при нападении Виктор Руденко не пострадал.

«Господи!! Значит он тоже там был! Не пострадал?! А если бы пострадал?!» – ужаснулась она. – «Боже мой! Надо срочно ехать к нему!»

Наталья быстро собралась, выскочила из квартиры, но у дверей подъезда резко остановилась.

«А куда бежать то? Вечер субботы на дворе как-никак. Где его искать? Дома ли он?» – спохватилась она и решительно набрала номер Виктора, нахваливая себя за то, что решилась наконец позвонить.

– Алло, – такой знакомый голос был немного удивленным.

– Здравствуй, Вить, – Наташа замялась. Вся решимость куда-то сразу улетучилась. – Э-э-э, у тебя всё в порядке?

– Спасибо! Более-менее…  А почему ты спрашиваешь? – поинтересовался Виктор и, вдруг испугался, что она сейчас обидится и бросит трубку. – Извини ради бога, – торопливо добавил он, – у тебя-то как дела?

– Ну-у, тоже более-менее…  я тут прочитала, что на вас с Машей…

– Приезжай, а?! – прервал он её, – или, если хочешь, давай в городе встретимся.

– Давай, – потихоньку выдохнула Наталья, стараясь не выдать радостного возбуждения, охватившего её от этих слов, – подожди, ты сказал «в городе»? А ты где сейчас?

– Мы с Машуней дом снимаем. Ирина Сергеевна и Андрей Кириллович тоже здесь.

… Они встретились в Сокольниках, долго гуляли по тенистым аллеям, иногда заходили в какое-нибудь кафе выпить по чашке кофе и говорили, говорили, говорили…

«Как там было у Булгакова?» – в какой-то момент подумал Виктор, – «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож…»

«Но нет, нет! Конечно же любовь не выскочила сейчас перед нами», – продолжал размышлять Руденко, – «Это произошло давно. А сейчас…  я очень надеюсь на это…  сейчас она просто вернулась. Как возвращаются блудные сыновья. Как возвращаются моряки, пережившие жестокие шторма и увидевшие, наконец, родную гавань. Тихую и спокойную. В которой есть удобный, широкий и глубокий фарватер, но и опасные рифы попадаются. И пройти по этому фарватеру, не наткнувшись на рифы – тоже дар, который нельзя растратить ни на что другое…»

Он смотрел на свою Натуську и больше всего на свете хотел, чтобы она почувствовала сейчас примерно то же самое, что и он. И в то же время очень боялся, что своим «желанием» подтолкнёт её к нужному ему состоянию возобновляющейся влюблённости. А никакой суррогат его уже ни в каком виде не устроил бы.

«Вот ведь как, оказывается, бывает! – удивлялся Руденко, – Можно хотеть и не хотеть чего-то одновременно! А вот чего я не хочу точно – так это того, чтобы в наши отношения кто-то или что-то вмешивалось. Ангелы, демоны, теория вероятности, сама Вселенная, да кто угодно! НЕ ХО-ЧУ! Я с удовольствием откажусь от этого сомнительного «дара», если он может помешать вернуть её…  «Сами всё дадут», – Виктор с горечью вспоминал свои сны и слова гениального создателя «Мастера и Маргариты». – «Не-е-е-т! Человек сам! Сам должен брать то, что принадлежит ему по праву – свободу! Свободу поступать по чести и совести. Свободу любить и защищать тех, кто ему дорог. Свободу презирать тех, кто от чести и совести отступился.»

Наталья видела, что Витя о чём-то напряжённо размышляет, но не решалась ничего спрашивать, боясь спугнуть, сломать это пока ещё очень осторожное и очень хрупкое чувство возвращающего счастья. Она даже боялась лишний раз посмотреть ему в глаза, опасаясь неосторожным взглядом выдать своё состояние. «Ну же, позови меня с собой!» – попросила она беззвучно. И тут же одёрнула себя: «Чтобы позвал, надо сделать то, что собиралась. Прямо сейчас!…»

– Вить! Ты…  прости меня, пожалуйста! Я…  – она смутилась и замолчала, не в силах подобрать слова.

– Нет, подожди! – прервал её Виктор, – я знаю, что ты хочешь сказать. Это ты прости меня! Наверное, я даже больше виноват в том, что произошло. Значил не сумел как следует объяснить…  Слов нужных тогда не нашёл ни для тебя, ни для родителей твоих. И сейчас…

– Нет-нет! Теперь ты подожди! – Наташа теперь уже решительно остановила его, – я тоже знаю, что ты хочешь дальше сказать. Я…  я теперь крепко-накрепко усвоила, что это очень опасно – хотеть всего и сразу: и обычного семейного счастья, и финансового благополучия, и любимой работы, и верных друзей, и мудрых родителей…

«О-хо-хо! Ты даже не представляешь – насколько!» – хмыкнул про себя Руденко.

А она тем временем продолжила:

– А ещё…  когда по сто раз пересмотрела ваши клипы, я поняла, что совсем по-другому стала относиться к Машке. Теперь…  теперь мне тоже хочется называть её Машуней. Как ты…

Они, казалось, целую вечность смотрели друг на друга, силясь понять, насколько каждый из них сейчас был искренен. И каждый из них видел, что да, – вполне. И каждый пытался найти какие-нибудь изъяны в интонациях, взглядах, вздохах. И одновременно боялся их найти, и радовался, что не находит…  Виктор не выдержал первым:

– Поехали к нам? – робко предложил он.

– Прямо сейчас? – растерялась Наталья, хотя несколько минут назад и хотела этого больше всего на свете, – но…  мне переодеться хотя бы…

– За…  – Виктор хотел спросить: «зачем?», но вовремя прикусил язык, сообразив, что Натуська в этом случае может решить, что это будет просто визит «в гости», а ему очень хотелось, чтобы она осталась совсем. – Заедем к тебе, делов то…

К Наталье на Преображенку доехали минут за десять. Она отправила Виктора на кухню, быстро переоделась в полуспортивный костюм, вытряхнула из своего почти клатча всё содержимое в сумочку побольше, заскочила в ванную, схватила зубную щётку, вернулась в комнату и достала из комодика свою любимую шёлковую ночную рубашку, которая, если её плотно свернуть, могла уместиться в большой спичечный коробок, закинула в сумку, но тут же выхватила обратно.

«Ну ты, мать, даёшь! Всё решила уже? И за него тоже?» – она на целую минуту замерла в нерешительности, потом вздохнула и сунула ночнушку обратно в комод. Потом достала и зубную щётку, повертела в руках и сунула обратно. «Ну, если что, скажу, что она у меня всегда в сумочке лежит» – успокоила она сама себя.

– Судя по навигатору, доедем меньше, чем за час, – сказал Виктор, когда они наконец сели в машину, – как раз к ужину успеем. Ирина Сергеевна грозилась свой фирменный рыбный пирог сделать.

– О, здорово! А то я его вкус уже забывать стала! – заулыбалась Наталья. – А…  Маша готовит что-нибудь уже? В смысле – не сегодня, а – вообще.

– Бывает, берет иногда уроки у бабули. Но до совершенства пока далековато. Хотя всё, что она делала, было вполне съедобно.

– А ты?

– Не-е, как за город переехали, я только кофе иногда на всех варю. Да и в Москве чаще что-то в кулинарии «Вкусвилла» брал. У них всяко лучше, чем если бы сам готовил. Ты же помнишь, повар из меня всегда был…  так себе.

Так, болтая ни о чём, быстро долетели до МКАДа и…  встали в мёртвую пробку. Впереди мигали проблесковые маячки полиции и скорой помощи, народ даже повылезал из машин, все куда-то звонили, что-то обсуждали…  Наталья было напряглась, не зная, как реагировать на непредвиденную задержку, но Виктор, повернувшись к ней спросил:

– Ты ведь останешься?

– А…  ты этого хочешь? – спросила она на всякий случай, хотя это было понятно и так. Ей почему-то захотелось услышать его ответ, постараться понять по интонации – желание это возникло только сейчас или вызревало долго и осознанно.

– Да. Очень. – просто ответил Виктор.

– И никто не будет против? – лукаво улыбнулась Наталья, с радостью осознав, что нет, ничего сиюминутного в его словах не было.

– Мне кажется, что – нет…

Когда они наконец добрались до дома, уже совсем стемнело. Встретили их только Ма́шины бабушка с дедом. Самой её не было ни видно, ни слышно. Секундное удивление сменилось радостными улыбками, Ирина Сергеевна протянула к гостье руки, подошла, обняла и расцеловала.

– Здравствуй, Наташенька!

– Ну наконец-то! – буркнул Андрей Кириллович вроде бы сварливо, но так, что всем стало ясно: не наконец-то добрались, а наконец-то приехали вместе.

– Маша спать пошла. Хотела тебе что-то показать, но не дождалась. Она завтра ни свет ни заря к Алексею собралась. Вроде договорилась до утреннего обхода с врачом поговорить, – пояснила бабушка отсутствие внучки. – А я вам сейчас пирог согрею. Он сегодня удался. Вы умывайтесь, и на кухню.

За столом Ирина Сергеевна с Андреем Кирилловичем Наталью ни о чём серьёзном не спрашивали, ничего не выясняли и планов не выпытывали. Так, мельком поинтересовались здоровьем родителей, задали пару вопросов о работе, поболтали о том, о сём и стали собираться на боковую. Через минуту после того, как они ушли, бабушка вернулась и позвала Виктора помочь с чем-то.

– Вы спать то в одной комнате будете? – спросила она шёпотом, когда они вышли из кухни. – А то я в гостевой спальне постелю.

– Да я сам сделаю, – смутился Виктор, – хотя очень надеюсь, что это не понадобится.

– Ну и хорошо, если не понадобится, – успокоила его Ирина Сергеевна…

Наташа проснулась посреди ночи и долго разглядывала лицо Виктора, иногда угадывающееся в проблесках лунного света, просачивающегося сквозь недостаточно плотно задернутые шторы. Во сне он то хмурился, то вдруг начинал улыбаться безмятежной улыбкой. И она, словно дразня его, тоже вместе с ним начинала улыбаться или хмуриться.

А ему снилось, что он стоит в Третьяковской галерее и удивлённо разглядывает «Чёрный квадрат» Малевича. Самый первый вариант, написанный художником в 1915-м. С характерными белёсыми кракелюрами – трещинами в красочном слое картины, сквозь которые проглядывают слои других картин, которые он записал во внезапном порыве своего вдохновения. В раме, которая была не совсем белой, скорее она была похожа по цвету на плохо отстиранную ткань, когда-то бывшую белой. Но при этом Виктор прекрасно знал, что именно этот, первый, вариант хранится в запасниках Третьяковки и доступен крайне редко. Только на специальных выставках искушённый зритель может увидеть этот памятник вдохновению – в изначальной фактуре, трещинах и пятнах растёкшегося лака. И совершенно отчётливо помнил, что ни на одной такой выставке он не бывал. Вдруг кракелюры блеснули серебром и начали расширяться. Руденко в ужасе оглянулся, думая, что сейчас набежит охрана и начнёт обвинять его в порче шедевра. Но никого не увидел. Ни других зрителей, ни смотрительниц, ни охраны. Повернувшись обратно к картине, с неописуемым изумлением увидел, что она превратилась в зеркало. Он судорожно прижал ладони к вискам, стараясь хоть так сдержать безумный круговорот мыслей, хлынувших в голову. Отражение, однако, его движение НЕ повторило, а, усмехнувшись, спросило:

– Выбрал уже?

– Что я должен выбрать? – через силу выдавил Виктор.

– Ну как же? Твоё личное желание исполнилось. Теперь надо выбрать: оставить исполнение других желаний, или отменить последнее.

– Но разве помощь Машуне…  да и всё остальное…

– Нет-нет! – мягко перебило его отражение. – Всё это ты делал НЕ для себя. А вот то, что твоя бывшая жена перестала быть «бывшей» – это и было твоё «очень личное» желание, разве нет? Теперь пришла пора выбора.

– Ну да, – Виктор насмешливо скривил губы, – осталось добавить «Он не заслужил света, он заслужил покой».

– А вот ирония сейчас совсем неуместна! – нахмурился зазеркальный «собеседник». – Так что ты выбираешь?

– Это НЕ выбор! – горячо возразил Руденко. – Да, я люблю мою Натуську. И счастлив, что она теперь снова со мной. Но я не понимаю, почему надо отказываться от того, что у меня хорошо получается? Даже не у меня. И не у меня с Машей! С нами работает уже много людей. И они работают с нами не только из-за денег!…  Да и то, что мы делали, реально помогало многим людям. Очень многим. Иначе не было бы таких результатов!

– О! Ты уже торгуешься? – отражение погрозило пальцем. – А разве не ты говорил, что за вашими успехами стоит огромный труд этих самых «многих» людей? Может твоей заслуги и нет вовсе? Вспомни-ка, ведь Наташа верно сказала, что нельзя хотеть всего и сразу. Нельзя в нищей стране быть богатым…  то есть можно, но впрок такое богатство не пойдёт. Кто-нибудь или постоянно в спину шипеть будет, или в суп плевать исподтишка, не говоря о чем-то более серьёзном. Или все неприятности забылись уже?

– Иди ты к чёрту! – разозлился Виктор, вспомнив, как мучился от безысходности после прочтения статей о разгроме наркодельцов, покрываясь липким противным потом от горечи за невинные жертвы. От осознания собственной беспомощности. От страха, что выплывут наружу истинные причины произошедшего. И от того, что в этом случае наверняка не получится больше ничего сделать.

– Куда-куда? – иронично уточнил «двойник».

– Не придирайся к словам, – окрысился Руденко.

– Я – это ты! Ты споришь сам с собой. И боишься себя. И злишься тоже на самого себя. Потому что знаешь, что нет никакой гарантии, что будет всё и сразу. А если и будет – придётся платить. Дорого. Ты готов к этому? – Виктору показалось, что отражение в этот момент немного потемнело.

– Если платить придётся лично мне, то да, готов! – он решительно кивнул. – Чем бы ни пришлось платить.

– Ты же знаешь, что это далеко не всегда зависит от тебя, – темнота стала ещё гуще, отражения почти не стало видно.

– Знаю. Но теперь я ещё знаю, что при необходимости за нас есть кому заступиться. И нам есть у кого попросить помощи, если она понадобится.

Откуда вдруг появилась такая уверенность, Виктор не хотел разбираться. Слишком сложный был разговор. Хотелось как можно быстрее его закончить, забыться и просто отдохнуть.

– Ты веришь, что вся эта «помощь» и «заступничество» может быть не только на словах? – теперь и голос стал гораздо тише.

– Да, верю! Иначе всё, что мы делали, не имело смысла! Те мимолётные секунды счастья, когда люди улыбались, просматривая наши клипы, не могли пройти бесследно. Не должны!

– Что ж, выбор сделан! – прошелестело на пределе слышимости и зеркало окончательно превратилось обратно в картину. Только теперь на ней не было никаких трещин, а рама стала ослепительно белой…

Он проснулся от лёгких прикосновений. Открыл глаза и совсем рядом увидел Наташино лицо. Её глаза подозрительно поблёскивали.

– Извини! – жарко прошептала она. – Я не смогла удержаться.

– От чего? – он улыбнулся и обнял её.

– От того, чтобы сказать тебе «Спасибо!» – Наталья легонько погладила Виктора по щеке и прижала палец к его губам, видя, что он собирается что-то сказать. – Мой победитель!

– Всё хорошо! – Виктор поцеловал её ладошку. – Теперь мы всех будем побеждать только вместе.

* * *

Окончательно они проснулись незадолго до возвращения Маши из госпиталя. Она влетела в дом, когда все как раз садились завтракать. Увидев Наталью, девушка резко затормозила и уставилась на гостью, недобро прищурившись.

– Доброе утро! – бабушка как ни в чём не бывало улыбнулась внучке, – ты как раз вовремя. Мы ещё не начинали. Как дела у Алексея?

Мужчины ограничились коротким: «Привет-привет!», Наташа вежливо поздоровалась и опустила голову, не зная как реагировать на холодный приём племянницы.

– Там! – с нажимом выделила Маша, продолжая сверлить взглядом бывшую тётушку, – там всё более-менее нормально. Через неделю выпишут скорее всего.

– Слава Богу! – Ирина Сергеевна перекрестилась. – А потом?

– Ну, отпуск по ранению в таких случаях положен, – вклинился Андрей Кириллович, пытаясь отвлечь внучку от немедленного выяснения отношений с Натальей. – По-хорошему в санаторий какой-нибудь стоит поехать. Наверняка у МВД сейчас с этим всё в порядке.

– Ой, и правда! – девушка действительно переключилась на более важный для неё сейчас вопрос, – пойду позвоню ему, выясню.

– Покушай хоть сначала! – заохала бабушка.

– Потом, – на ходу отозвалась Маша, скрываясь в своей комнате.

Она так весь день почти и не выходила, за обедом и ужином молча съедала свои порции и снова закрывалась у себя. Наталья из-за этого места себе не находила, несколько раз порывалась уехать, но Виктор всякий раз её останавливал, успокаивал, хотя и сам напрягся не на шутку.

– Не переживай! Машуня умненькая барышня. И уже совсем взрослая, несмотря на свой возраст. Она сильно изменилась за последнее время. А сейчас, я думаю, она просто перебирает варианты поведения и пытается просчитать последствия.

– Ты так говоришь, будто она шахматную партию разыгрывает, – фыркала Наташа.

– Да так и есть, скорее всего. Мне кажется, что Маня размышляет, чем пожертвовать, чтобы свести всё к ничьей. Потому что твой или её выигрыш приведет к тому, что отношения со мной могут сильно измениться. А ей это совсем не нужно. Ну а мне – тем более.

– Давай я пойду с ней поговорю!

– Не торопись. Вы обязательно поговорите. Не сегодня. То есть, может быть и сегодня, если она сама этого захочет.

Однако ни в этот день, ни в понедельник с утра Маша никаких попыток объясниться не предприняла. И только когда Наталья уехала на работу, она позвала дядюшку прогуляться.

– Правильно ли я поняла, что вы теперь хотите снова жить вместе? – спросила девушка, когда они пришли на берег небольшого озера примерно в километре от их дома и устроились в одной из небольших беседок, разбросанных вокруг.

– Угу, – кивнул Руденко. – А ты, как я(!) понял, – против.

– Пока – да. То есть мне, конечно же, всё равно с кем ты спишь, но…  – она на секунду задумалась, – но если ты мне внятно не объяснишь, почему вдруг ты так решил, я её терпеть рядом с собой не буду!

– А ты знаешь, что она мне сказала, когда мы встретились? Вот сейчас, после долгого перерыва? – Виктор, хитро прищурившись, посмотрел на племянницу, гадая, предложит та хоть какой-то вариант или нет.

– Небось соловьём разливалась, расхваливая наши работы? – фыркнула Маша.

– Ну-у, – разочарованно протянул он, – зачем ты так упрощаешь? – Виктор даже отвернулся от огорчения.

С одной стороны, он прекрасно понимал, что тогда в Сокольниках Натуська имела ввиду, что поняла наконец: Маша – не капризная девчонка, требующая к себе повышенного внимания, а очень талантливая и добрая девушка, слишком рано ставшая взрослой. И которая очень дорога́ ему. А с другой – расстроился от того, что племянница всё-таки угадала, хотя и повернула всё таким образом, что получалось как-то не очень красиво.

– Ладно-ладно, давай, удиви меня, – девушка потеребила дядюшку за рукав, как бы прося прощения.

– Она сказала, что теперь ей хочется называть тебя так же, как я – Машуня.

– И ты ей сразу поверил? – после недолгого раздумья спросила Маша, недоверчиво покачивая головой. – Ведь она единственная, кто пытался тебе ставить палки в колёса, когда ты мне помогал.

– Ну ты же знаешь, – поморщился Виктор, – что там в основном её родители постарались.

– Да, но она даже не пыталась сопротивляться этим глупостям.

– Это не вина её. А беда. Это тебе повезло с бабушками-дедушками, а вот нашим детям, если бы они были, – не со всеми, – он грустно вздохнул и потупился.

Виктор понимал, что племянница со своей стороны права, но ему очень хотелось, чтобы эта страница их жизни была перевернута и забыта. Забыта как можно быстрее. Они долго молчали, размышляя каждый о своём. Наконец он решился сделать ещё одну попытку:

– Посмотри на себя. Какая ты сейчас, и какая была год-полтора назад. Очень ведь многое изменилось. Ты многое поняла, ко многому стала относится совсем по-другому. Почему ты думаешь, что с Наташей не могло произойти то же самое?

– Не знаю, Вик! – Маша поёжилась, – мне кажется, что я осталась точно такой же. То, что для меня было хорошо или плохо год или два назад, так же и осталось.

Снова повисла длинная пауза.

– Ты не боишься, что она вернулась за деньгами? Только уже за гораздо бо́льшими, – нарушила тягостную тишину девушка.

– Я даже думать об этом не хочу! – горячо возразил Виктор. – Потому что если вдруг ты окажешься права, я…  я не знаю, что я тогда сделаю!

– Ты прежде, чем решишься что-то делать, с Лёшей посоветуйся. Он подскажет, как с уликами поступать, – мрачно пошутила Маша.

– Да типун тебе на язык! – возмутился Руденко. – Неужели ты думаешь, что я могу кому-то из вас сделать что-то такое, о чем потом пожалею? Я имел ввиду: застрелюсь, утоплюсь, в монастырь уйду, в Антарктиду насовсем уеду…

– Извини. Слишком черный юмор получился, – повинилась племянница. – Но ты тоже пойми, мне ужасно не хочется, чтобы нашей совместной работе что-то помешало.

– А ты знаешь…  Если придётся выбирать, я…  я выберу нашу работу!

Маша видела, с каким огромным трудом её любимый дядюшка произносил эти слова, с какими мучениями он делал этот выбор. Выбор в её пользу. Она видела, что он как и раньше любит свою Наташку, прекрасно понимая при этом, что ей без него будет гораздо хуже, тяжелее, чем бывшей-будущей жене. И совершенно ясно осознала, что если сейчас не уступить, не пойти по пути примирения с Натальей, то не будет ни прежних тёплых отношений, ни нормальной работы. То, что они сделают, если вообще сделают, будет самыми обычными видеоклипами, не приносящими ничего ни зрителям, ни, тем более, авторам.

– Ладно, Вик! – она поднялась о скамейки и протянула ему руку с оттопыренным мизинцем, – помнишь, как бабуля учила – надо сцепиться мизинцами и сказать: «Мирись, мирись, мирись и больше не дерись». Насчёт мира пока не знаю, но перемирие я точно объявлю. Обещаю!