Текст книги "Комната с видом на Арно"

Автор книги: Эдвард Морган Форстер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Глава 12. Двенадцатая глава

Был субботний день, ясный и радостный после обильных дождей, и жил в нем дух юности, хотя и стояла на дворе осень. Все нежное и доброе торжествовало. Проезжавшие через Саммер-стрит автомобили почти не поднимали пыли, а оставляемый ими запах выхлопных газов вскоре развеивался ветром и уступал аромату мокрых берез и сосен. Мистер Биб, наслаждаясь прелестью жизни, облокотился о калитку своего дома. Рядом, также облокотившись, стоял Фредди и покуривал трубочку.

– А что, если мы пойдем да и немного помешаем новым жильцам? – предложил мистер Биб.

– Мм…

– Они вас позабавят.

Фредди, которого никогда не забавляли его соплеменники, предположил, что новые жильцы могут быть немного заняты, так как они только что переехали.

– И все-таки неплохо бы им помешать с их делами, – не унимался мистер Биб. – Они того стоят.

Отворив калитку, мистер Биб направился через треугольный газон к вилле «Кисси».

– Эй! Здравствуйте! – крикнул он в открытую дверь виллы, через которую был виден изрядный беспорядок.

– Здравствуйте! – послышался низкий голос.

– Я кое-кого привел с вами познакомиться, – продолжал мистер Биб.

– Сейчас спущусь.

Проход был заблокирован гардеробом, который грузчики не смогли поднять по лестнице наверх. Не без труда мистер Биб обошел его. Холл был забит книгами.

– Эти люди любят читать? – прошептал Фредди.

– Я полагаю, они умеют это делать. Редкое умение в наши дни.

Священник стал рассматривать корешки.

– Что мы здесь имеем? Байрон. Именно так. «Шропширский парень». Никогда не слышал. «Путь всякой плоти». Тоже не слышал. Гиббон. Ничего себе! Джордж читает по-немецки. Так. Шопенгауэр. Ницше и так далее. Я полагаю, юное поколение занято весьма серьезными делами, Ханичёрч.

– Мистер Биб, взгляните на это, – прошептал Фредди, охваченный благоговением.

На карнизе гардероба рукой любителя была начертана инструкция: «Не доверяй новому делу, если оно требует новой одежды».

– Занятно, не правда ли? Мне нравится, – сказал мистер Биб. – Наверняка это дело рук отца.

– Как это странно!

– Ты не согласен с изречением?

Но Фредди был сыном своей матери и полагал, что мебель портить нельзя.

– Картины, – продолжил осмотр священник. – Джотто! Клянусь, они привезли это из Флоренции.

– У Люси есть такая же.

– Кстати, мисс Ханичёрч понравилось в Лондоне?

– Она приехала вчера.

– И хорошо провела время?

– Очень хорошо, – ответил Фредди, взяв в руки книгу. – Они с Сесилем близки как никогда.

– Приятно слышать.

– Жаль, что я такой глупый, мистер Биб.

Священник пропустил замечание Фредди мимо ушей.

– Люси была почти ничем не лучше меня, но все скоро изменится, как думает мама. Она будет читать самые разные книги.

– Вы тоже.

– Только медицинские книги, – уточнил Фредди. – Но не те книги, о которых можно поговорить. Сесиль обучает Люси итальянскому, и он говорит, что она отлично играет. В ее игре есть множество вещей, которые я раньше не замечал. Сесиль говорит…

– Что, в конце концов, эти люди делают там, наверху? Эмерсон, мы придем в другой раз.

Сверху сбежал Джордж и, ни слова не говоря, почти втолкнул их в комнату.

– Позвольте мне представить вашего и моего соседа, – произнес мистер Биб. – Мистер Ханичёрч.

И тогда Фредди ляпнул. Может быть, он был смущен, может, чувствовал к Джорджу дружеское расположение, а может быть, счел, что тому неплохо было бы умыться. Но, так или иначе, он встретил Джорджа приветствием:

– Здрассьте. Сходили бы вы искупались.

– О, конечно, – ответил Джордж совершенно спокойно.

Мистер Биб едва не рассмеялся.

– Здрассьте? Здрассьте? Сходили бы искупались? – хмыкнул он. – Это лучший разговор при знакомстве из тех, что я слышал. Но я полагаю, это может работать только среди мужчин. Вы можете представить себе леди, которую другая леди представляет третьей, и та говорит: «Здравствуйте! Сходили бы вы искупались»? И тем не менее вы говорите о том, что существует равенство полов.

– Равенству полов только предстоит осуществиться, – проговорил, спускаясь по лестнице, старший Эмерсон. – Добрый день, мистер Биб. Я говорю вам: все мы станем настоящими товарищами; и Джордж того же мнения.

– Мы должны поднять дам до своего уровня? – спросил священник.

– Сад Эдема, – продолжал Эмерсон, все еще спускаясь, – который вы поместили в прошлом, еще только грядет. И мы войдем в него, когда перестанем презирать собственное тело.

Мистер Биб отказался размещать сад Эдема в каком-либо конкретном месте.

– В этом, – продолжал Эмерсон, – но не в прочих вещах, мужчины ушли вперед. Мы презираем наши тела в меньшей степени, чем это делают женщины. Но мы войдем в сад Эдема только тогда, когда станем товарищами.

– Эй, – пробормотал Фредди, напуганный обилием философских изречений. – А как же с купанием?

– Когда-то я верил в возможность возвращения к природе, – говорил Эмерсон. – Но как мы можем вернуться к природе, если мы никогда не жили как часть природы? Сегодня, я верю, мы должны открыть природу. Сделав множество завоеваний, мы обязаны теперь обрести простоту. Это наше главное наследство.

– Позвольте мне представить мистера Ханичёрча, чью сестру вы должны помнить по Флоренции, – вставил наконец слово мистер Биб.

– О, здравствуйте! Очень рад встрече с вами и тому, что вы предложили моему сыну искупаться. И очень рад, что ваша сестра выходит замуж. Брак – серьезная обязанность. Нет никаких сомнений, что она будет счастлива, так как мы знаем и мистера Виза. Он был в высшей степени добр к нам. Мы случайно встретились в Национальной галерее, и мистер Виз помог нам снять этот замечательный дом. Надеюсь, я не разочаровал и не расстроил сэра Гарри Отуэя. Я встречал так мало домовладельцев-либералов, и мне не терпится сравнить их отношение к законам об охоте с отношением консерваторов. О, какой ветер! Это хорошо, что вы пойдете купаться. Вы живете в благословенном месте, Ханичёрч!

– Да нет! – замямлил Фредди. – Я должен, то есть я обязан… я буду иметь удовольствие нанести вам визит позже, как говорит мама, я надеюсь.

– Посетить? Юноша, в каких гостиных вас научили этой пустой болтовне? Посещать надо бабушек. Слышите, как гуляет ветер в соснах? Благословенное место!

На помощь пришел мистер Биб.

– Мистер Эмерсон! Это делается так: он нанесет вам визит, я нанесу вам визит; потом вы или ваш сын нанесете нам визит до истечения десяти дней. Я надеюсь, вы все поняли про десятидневный интервал. А то, что я вам вчера помог с установкой карнизов, не считается. И то, что Джордж пойдет купаться с Фредди, тоже.

– Да, Джордж! Иди и купайся! Не трать время на пустые разговоры. И приведи их к чаю. Захвати молока, печенья, меду. Эта перемена будет тебе на пользу. Джордж очень много работал в своем офисе. Мне кажется, он не вполне здоров.

Джордж поклонился. Мрачный и весь покрытый пылью, потный, как и грузчики, которые только что таскали мебель.

– Вы действительно хотите искупаться? – спросил Фредди. – Это только небольшой пруд. Вы, наверное, привыкли к чему-нибудь и получше.

– Я уже сказал «да», – ответил Джордж.

Мистер Биб почувствовал, что обязан помочь своему молодому другу, и повел молодых людей в сосновую чащу. Как удивительно хорошо было здесь! Некоторое время их преследовал голос мистера Эмерсона, который посылал им вслед добрые пожелания вперемешку с порциями философских знаний. Вскоре он смолк, и только ветер шумел в зарослях папоротника и верхушках деревьев.

Мистер Биб, который умел молчать, но не мог выносить молчания, вынужден был сам вести разговор, так как ни один из молодых людей во время всей экспедиции не проронил ни слова. Священник говорил о Флоренции. Джордж слушал внимательно, выражая свое согласие или, напротив, несогласие неброской, но выразительной жестикуляцией, смысл которой постичь было столь же сложно, как и смысл движения раскачивающихся макушек над их головами.

– И какое же это удивительное совпадение, то, что вы встретились с мистером Визом! – воскликнул мистер Биб. – И разве вы думали, что встретите здесь весь пансион Бертолини?

– Я – нет. Но мисс Лэвиш мне сказала.

– Когда я был помоложе, то очень хотел написать «Историю совпадений».

Со стороны Джорджа – никакой реакции.

– Хотя, – продолжал мистер Биб, – совпадения случаются гораздо реже, чем мы предполагаем. Например, если подумать, не является ли чистым совпадением то обстоятельство, что вы оказались здесь?

К его облегчению, Джордж начал говорить:

– Именно так. Я обдумывал это. Это – Судьба. Все есть Судьба. Судьба сводит нас и разлучает, сводит и разлучает. А мы – просто прах, который носит ветер Судьбы.

– Ничего вы толком не обдумали, – отозвался мистер Биб. – Позвольте дать вам полезный совет, Эмерсон: ничего не приписывайте судьбе. Никогда не говорите «Я этого не делал», потому что, десять к одному, вы это делали. Сейчас я допрошу вас. Скажите, где вы впервые встретились со мной и мисс Ханичёрч?

– В Италии, – ответил Джордж.

– А где вы встретили мистера Виза, который собирается жениться на мисс Ханичёрч?

– В Национальной галерее.

– Он любовался итальянской живописью. Вот вам и объяснение, а вы говорите о совпадениях и судьбе. Вы совершенно естественным образом стремитесь ко всему итальянскому, и то же самое делаем мы и наши друзья. Все это значительно сужает поле встреч, и мы неизбежно находим друг друга.

– Я здесь благодаря Судьбе, – настаивал Джордж. – Но вы можете назвать Судьбу Италией, если вам это больше нравится.

Мистер Биб мягко ушел от столь тяжеловесной интерпретации предмета разговора. Но он был бесконечно терпим по отношению к молодости и совсем не хотел обижать Джорджа.

– Именно ради таких случаев я все-таки и собираюсь написать «Историю совпадений».

Молчание.

Чтобы закруглить эпизод, священник произнес:

– Мы так рады, что вы приехали.

Молчание.

– Пришли! – воскликнул Фредди.

– Отлично! – отозвался мистер Биб, вытирая лоб, и добавил, как бы извиняясь: – Вот и пруд. Жаль, что он небольшой.

Они спустились по скользкому от сосновых иголок берегу. Пруд лежал, обрамленный зеленью, – скорее прудик, способный вместить человеческое тело и достаточно чистый, чтобы в нем отразилось небо. Благодаря прошедшим дождям вода затопила прибрежную траву, и она изумрудным кольцом окаймляла водоем, так и соблазняя окунуться в его влажную прохладу.

– Замечательный пруд, – сказал мистер Биб. – Такой пруд не стоит и расхваливать, он хорош сам по себе.

Джордж сел там, где земля была сухая, и принялся расшнуровывать ботинки.

– Как чудесен здесь кипрей! – продолжал священник. – Я особенно люблю кипрей, когда он дает семена. А как называется это ароматическое растение?

Никто не знал и, собственно, не хотел знать.

– Эта резкая смена растительного покрова! Небольшой участок водяных губок, а по обеим сторонам – заросли вереска, папоротник, боярышник, сосны.

– Мистер Биб! Вы купаетесь? – спросил Фредди, сбрасывая с себя одежду.

Священник отрицательно покачал головой.

– Вода отличная! – крикнул юноша, бросаясь в пруд.

– Вода как вода, – пробормотал Джордж. Намочив сначала волосы – верный признак безразличия к удовольствиям купания, – он вслед за Фредди двинулся к источнику божественной прохлады, но вид у него был такой индифферентный, словно сам был холодной статуей, а пруд – корытом с мыльной пеной. Потренировать мышцы, смыть пыль с кожи – это он понимает. Что до остального… Мистер Биб наблюдал за молодыми людьми, за тем, как семена кипрея танцуют хаотично на поверхности воды.

– Пуфф, пуфф! – пыхтел Фредди, в два взмаха переплыв прудик и уткнувшись в заросли прибрежного тростника.

– И что, это стоит труда? – стоя на залитом водой краю пруда, спросил Джордж, в облике которого было что-то от моделей Микеланджело.

Но не успел он задать второй вопрос, как кромка берега под его весом обрушилась и он упал в пруд.

– Пуфф, пуфф! – жизнерадостно пыхтел Фредди. – Я, похоже, проглотил головастика. Мистер Биб! Вода чудесная, просто класс!

– Да, вода неплохая! – проговорил Джордж, появившийся на поверхности после своего падения в воду, и чихнул на солнце.

– Вода класс! – не унимался Фредди. – Давайте, мистер Биб. Пуфф! Пуфф!

Священник, которому было жарко и который, как правило, предпочитал уступать уговорам, когда это было возможно, огляделся. Вокруг – никаких прихожан, за исключением сосен; поднимаясь вверх по склонам, они приветливо машут своими вершинами на фоне голубого неба. Как это все восхитительно! Мир автомобилей и церковного начальства перестал существовать. Вода, небо, вечнозеленые деревья, свежий ветер – вещи, которые не способна уничтожить даже зима и которые лежат за пределами человеческой воли.

– Ну что ж, я, пожалуй, тоже окунусь, – пробормотал мистер Биб, и вскоре его одежда, связанная узелком, лежала на берегу рядом с узелками Фредди и Джорджа, а сам он приобщился к прелестям купания.

Вода была самой обычной, и было ее немного. К тому же, как заметил Фредди, плавание в заросшем пруду напоминало плавание в салате. Три джентльмена плескались, стоя в воде по грудь, и напоминали собой трех нимф Рейна из вагнеровского «Кольца нибелунгов». Но то ли потому, что прошедшие дожди придали воде особую свежесть, то ли из-за солнца, изливавшего на землю волшебный жар, то ли потому, что двое из джентльменов были молоды телом, а третий – душой, но с ними вдруг произошла резкая перемена: они забыли и Италию, и ботанику, и Судьбу, и принялись играть. Мистер Биб и Фредди заливали друг друга снопами брызг. Несколько настороженно они принялись брызгать водой и в Джорджа. Сперва он был спокоен, и они заволновались – не обидели ли они гостя. Но потом силы юности вырвались наружу – он засмеялся, бросился на них, стал брызгать на них водой, толкать их под воду, шлепать по мокрым плечам и спинам, вытаскивать из воды и вновь бросать в пруд. Захлебываясь от смеха, они наконец выбрались на берег.

– Бежим вокруг пруда! – предложил Фредди, и они рванули под мягкими лучами солнца; и Джордж споткнулся, упал, и должен был снова лезть в воду. Потом рискнул побежать и мистер Биб – в высшей степени памятное зрелище!

Они бегали, чтобы высохнуть, потом купались, чтобы освежиться, потом играли в индейцев в зарослях кипрея и папоротника и снова купались, чтобы смыть с себя пыльцу и семена растений. И все это время три узелка одежды тактично лежали друг подле друга на берегу и провозглашали:

– Мы! Мы тут самые главные! Без нас не начнется никакое дело! Любая плоть в конце концов обращается к нам.

– Удар! – закричал Фредди, схватив узелок одежды Джорджа и установив его возле воображаемой стойки ворот.

– Футбол! – в ответ закричал Джордж, нанося удар ногой по узелку Фредди.

– Гол!

– Гол!

– Пас!

– Осторожно, мои часы! – крикнул, смеясь, мистер Биб.

Одежда летала во всех направлениях.

– Осторожно, моя шляпа! Нет, Фредди, довольно. Одевайтесь! Довольно, я сказал!

Но молодежь продолжала неистовствовать. Сверкая нагими телами, юноши носились среди деревьев – Фредди с принадлежащим священнику жилетом под мышкой, а Джордж – в шляпе мистера Биба на мокрой голове.

– Довольно! – еще раз крикнул мистер Биб, вспомнив, что он, в конце концов, находится на территории собственного прихода. Затем его голос изменился, словно за каждой сосной появилось по представителю церковного начальства:

– Эй! Успокоиться! Люди идут! Молодежь!

Но крики не прекращались, расходясь все более широкими кругами над пестро-цветущей землей.

– Эй! Здесь дамы!

Ни Фредди, ни Джордж не обладали достаточно изысканными манерами. К тому же они не слышали криков мистера Биба. В противном случае они избежали бы столкновения с миссис Ханичёрч, Сесилем и Люси, которые направлялись с визитом к миссис Баттеруорт. Фредди уронил жилет священника у их ног, а сам юркнул в папоротники. Джордж, улюлюкая, повернулся и понесся по направлению к пруду, по-прежнему в шляпе мистера Биба.

– О господи боже мой! – воскликнула миссис Ханичёрч. – Кто эти несчастные люди? О, дорогие мои, не смотрите туда. И бедный мистер Биб, он тоже здесь! Что же случилось?

– Немедленно идемте этой дорогой, – произнес Сесиль, который всегда чувствовал, что должен вести женщин, хотя и не знал куда, а также защищать их, хотя и не знал от кого. Он и повел их в направлении папоротников, где прятался Фредди.

– О, бедный мистер Биб! Это его жилет мы оставили на тропинке? Сесиль, жилет мистера Биба!

– Это не наше дело, – сказал Сесиль, посмотрев на Люси, которая прикрывалась зонтиком и, очевидно, имела что-то против.

– Мне кажется, мистер Биб опять прыгнул в пруд.

– Сюда, миссис Ханичёрч, прошу вас.

Они проследовали за Сесилем вдоль берега, изображая на лицах напряженное безразличие, которое дамам прилично изображать в такие моменты. И вдруг прямо впереди них раздался голос:

– Берегитесь! У меня выхода нет!

Из зарослей папоротника выглянуло веснушчатое лицо Фредди и показались его белокожие плечи.

– Вы сейчас на меня наступите.

– О боже мой! – воскликнула миссис Ханичёрч. – Это ты! Что за убожество! Неужели нельзя принять настоящую ванну дома, с горячей и холодной водой?

– Слушай, мама! Парень должен помыться, парень должен обсохнуть, а если другой парень…

– Дорогой! Вне всякого сомнения, ты прав, как обычно. Но ты не в таком положении, чтобы спорить. Идем, Люси!

Они повернулись.

– Смотри… нет, не смотри. О, бедный мистер Биб! Опять ему не повезло…

Мистер Биб карабкался из пруда, по чьей поверхности плыли те части его одежды, что относились к интимной сфере. Джордж же, этот Джордж, который совсем недавно был переполнен мировой скорбью, орал Фредди, что поймал рыбу, и кивал на священника.

– А я! – орал в ответ юный мистер Ханичёрч. – А я проглотил головастика. Теперь он щекочет мне пузо изнутри. О, я сейчас помру… Эмерсон, зверюга! Зачем ты натянул мои штаны?

– Тише, дорогой! – сказала миссис Ханичёрч, которая уже не способна была оставаться серьезной. – Поскорее вытрись. Люди простужаются оттого, что плохо вытираются.

– Мама, пойдем! – проговорила Люси. – Пойдем, прошу тебя.

– Здравствуйте! – вдруг прокричал Джордж, и леди остановились.

Джордж, очевидно, счел, что он достаточно одет. Босой, с обнаженной грудью, отлично сложенный и сияющий молодостью на фоне тенистого леса, он вновь прокричал:

– Здравствуйте, мисс Ханичёрч!

– Кивни ему, Люси. Кто бы это мог быть? Я кивну, на всякий случай.

И мисс Ханичёрч слегка поклонилась, приветствуя Джорджа Эмерсона.

За вечер и ночь лишняя вода из пруда ушла. Утром пруд вернулся в обычные берега и потерял все свое великолепие. Но он успел воззвать к крови и освобожденной воле – мимолетное благословение, чье воздействие оказалось непреходящим; святость, очарование, чаша причастия, явившаяся на миг пред юными очами.

Глава 13. Беда с бойлером мисс Бартлетт

Как часто Люси репетировала этот поклон, саму эту встречу! Но она всегда представляла, что их встреча произойдет где-нибудь в соответствующем столь значительному событию помещении, в обстановке, которую мы имеем полное право домыслить. Но кто мог предположить, что она встретит Джорджа в месте, где потерпела поражение сама цивилизация, среди разбросанных по залитой солнцем земле жилетов, воротничков, башмаков и подтяжек? Она представляла молодого мистера Эмерсона застенчивым, мрачным, безразличным, наконец – дерзким. Она была готова к любому из этих вариантов. Но она и представить себе не могла, что Джордж, абсолютно счастливый, встретит ее восторженным криком.

Уже попав в дом и распивая чаи с миссис Баттеруорт, Люси размышляла о том, какое же это бессмысленное занятие – предсказывать будущее с той или иной степенью вероятности, а также репетировать заранее саму жизнь. Огрех в декорациях, кашель в зале, вторжение зрителей на сцену – и все наши заранее отрепетированные жесты теряют смысл.

Мысли ее текли в этом русле, в то же время она была озабочена тем, что происходит с Сесилем. К миссис Баттеруорт их привела необходимость сделать еще один из этих ужасных предсвадебных визитов. Хозяйка хотела видеть Сесиля, Сесиль же не хотел, чтобы его видели. Он ничего не желал знать о гортензиях и, в частности, о том, почему они меняют свой цвет на морском побережье. Он не хотел вступать в местную благотворительную организацию. Когда он злился, его ответы были исключительно обстоятельны и развернуты, и он плел длинные пассажи там, где было достаточно сказать «да» или «нет». Люси старалась смягчить скрытую агрессивность своего жениха и всячески создавала впечатление, что способна поддерживать мир в семье. Никто из нас не совершенен, а потому мудр тот, кто открывает несовершенства в будущем супруге еще до свадьбы. Мисс Бартлетт на деле показала Люси, что в нашей жизни совершенство отсутствует начисто. Люси, хотя ей и не нравился учитель, оценила процесс обучения как успешный, а потому применила его и к своему возлюбленному.

– Люси! – спросила миссис Ханичёрч, когда они вернулись домой. – Что не так с Сесилем?

Вопрос не предвещал ничего хорошего – до этого момента мать вела себя по отношению к молодым с милостивой сдержанностью.

– Ничего, мама. С ним все в порядке.

– Может быть, он устал?

Люси пошла на компромиссный вариант: он устал, но немного.

– Потому что в противном случае, – миссис Ханичёрч вытаскивала булавки из шляпы с растущим неудовольствием, – в противном случае я не знаю, как объяснить его поведение.

– Я думаю, мы все несколько устали от миссис Баттеруорт, если ты имеешь в виду именно это.

– Это Сесиль тебя настроил против нее? Когда ты была маленькой девочкой, ты была к ней очень привязана, а когда у тебя была скарлатина, она была так к тебе добра – нет слов! И так во всем.

– Позволь мне убрать твою шляпу, мама.

– Он что, не мог побыть с ней вежливым хотя бы полчаса?

– В отношении людей, – с запинкой начала Люси, подозревая грядущие проблемы, – у Сесиля очень высокие стандарты. Это часть системы его идеалов, и именно поэтому он иногда кажется…

– Чепуха это все. Если высокие идеалы заставляют человека быть грубияном, то лучше избавиться от них как можно быстрее, – проговорила миссис Ханичёрч, передавая шляпу дочери.

– Но мама! Ты же временами тоже сердишься на миссис Баттеруорт.

– Не так, как Сесиль. Иногда я готова шею ей свернуть. Но у Сесиля все по-другому.

– Кстати, мама, я тебе не говорила: когда я была в Лондоне, Шарлотта мне письмо прислала.

Попытка Люси перевести разговор в другое русло была слишком очевидной, и миссис Ханичёрч отвергла ее.

– С тех пор, как Сесиль вернулся из Лондона, – продолжила она, – ему невозможно угодить. Что бы я ни сказала – он морщится. Не спорь, Люси, я все прекрасно вижу. Конечно, я далека от ваших искусств, от литературы, музыки, от умных разговоров, но мебель в нашу гостиную купил твой отец, и мы должны с этим считаться. Пусть Сесиль это запомнит.

– Я понимаю тебя, мама, и, конечно, Сесилю не следует так себя вести. Но если он не всегда вежлив, то это не нарочно. Он мне как-то объяснил, что его раздражают не люди, а вещи, которые они делают. А он не выносит ничего уродливого и убогого.

– А вот когда Фредди поет – это вещь или человек?

– По-настоящему музыкальный человек не может наслаждаться комическими куплетами так, как это делаем мы.

– Так почему бы ему не выйти из комнаты? Он сидит, его корчит, он ухмыляется и портит всем удовольствие.

– Мы не должны быть несправедливы к людям, – неуверенно проговорила Люси.

Что-то подорвало ее решительность и силы, а влюбленность в Сесиля, которую она столь умело поддерживала в себе в Лондоне, здесь вдруг начала ослабевать. Две цивилизации пришли в столкновение – Сесиль намекал, что это произойдет, – и Люси была ослеплена и ошеломлена, словно мощное излучение, которое может быть порождено любой войной цивилизаций, затмило ей взор. Хороший вкус, плохой вкус – это только слова, скроенные по разным выкройкам – как музыка, которая, заблудившись в вершинах сосен, превращается просто в шепот, где соната и комические куплеты уже неразличимы.

Люси все еще находилась в замешательстве, когда миссис Ханичёрч уже переоделась к обеду. Делая это, она бросала вскользь слово за словом, и Люси от этого не становилось лучше. Было очевидно: Сесиль всем решил продемонстрировать свое высокомерие, и он в этом преуспел. Люси же, не зная почему, хотела, чтобы беда пришла не сейчас, а в какое-нибудь другое время.

– Иди переоденься, дорогая; ты опоздаешь.

– Хорошо, мама.

– Ну, и что же ты остановилась? Иди!

Люси подчинилась, но на лестничной площадке остановилась и печальным взором окинула вид за окном. Окно выходило на север, и из него не было видно неба – только сосны, которые спускались в низину. Никакой достаточно определенной угрозы Люси не ощущала, но нечто непонятное заставляло ее вздыхать вновь и вновь:

– О господи, что же мне делать? Что делать?

Ей казалось, что все вокруг вели себя ужасно. А ей не стоило упоминать письмо мисс Бартлетт. Нужно было вести себя осторожнее – ее мать любит задавать неожиданные вопросы. Могла запросто спросить про содержание письма. Господи, что же ей делать? И здесь прыжками сбежавший с верхнего этажа Фредди пополнил ряды тех, кто плохо себя ведет.

– Отличная компания – эти мистер Биб и мистер Эмерсон.

– Мой милый братец! Какой же ты глупый! Ты не должен был вести их купаться на Святое озеро – там слишком много людей. Тебе это нипочем, но другие попали в затруднительное положение. Будь осторожнее, прошу тебя. Не забывай, что это место совсем скоро станет частью города.

– Слушай, а у нас есть какие-то планы на следующее воскресенье?

– Пока нет.

– Я хочу в воскресенье пригласить Эмерсонов поиграть в теннис.

– О Фредди! Я бы этого не стала делать. Особенно после вашего глупого купания.

– А что плохого в том, что мы побегаем по корту? От пары партий они ведь не откажутся! А я заказал новые мячи.

– Я серьезно говорю, что этого не нужно делать. Не нужно, понимаешь?

Фредди со смехом подхватил Люси за плечи и принялся кружить ее в танце. Она сделала вид, что не против порезвиться, хотя с трудом сдерживала гнев. Сесиль, проходя в свою комнату, мельком глянул на них. Возле них топталась Мэри с кувшином горячей воды – разыгравшись, они не давали ей пройти. Наконец дверь отворилась, и миссис Ханичёрч воскликнула:

– Люси! Ну и шум от тебя! Я хотела тебя кое о чем спросить. Ты сказала, что получила письмо от Шарлотты. Это так?

Фредди исчез.

– Да! Но я пойду, я еще не переоделась.

– Как там Шарлотта?

– Отлично!

– Люси!

Бедная девушка вынуждена была вернуться.

– Что за странная привычка убегать, когда я еще не закончила. Шарлотта писала про свой бойлер?

– Свой что?

– Разве ты не помнишь, что в октябре ей должны были снять бойлер, прочистить бак для ванной и сделать еще массу всяческих ужасных вещей?

– Мама! Я не могу запомнить все беды Шарлотты, – с горечью в голосе ответила Люси. – Мне хватает и своих, особенно теперь, когда ты сердишься на Сесиля.

Миссис Ханичёрч могла бы взорваться. Но не взорвалась. Она сказала:

– Подойди ко мне, моя старушка! Спасибо за то, что отнесла мою шляпу, и поцелуй меня.

И хотя ничто в мире не может быть совершенным, на мгновение Люси осознала все совершенство своей жизни, где первые роли играли ее мать, Уинди-Корнер и простиравшаяся вокруг пустошь.

И сразу исчезли все шероховатости. Так обычно и бывало в Уинди-Корнер. В самый последний момент, когда уже начинала скрежетать машина отношений, кто-нибудь из членов семейства подливал на трущиеся части маслица, и все налаживалось. Сесиль презирал подобного рода меры, и, возможно, был прав. Во всяком случае это были не его методы.

Обед начинался в половине восьмого. Фредди пробормотал молитву, все придвинули свои тяжелые стулья к столу и приступили к еде. К счастью, мужчины были голодны. Все складывалось удачно – до пудинга. И тогда Фредди спросил:

– Люси, а что за человек Эмерсон?

– Я видела его во Флоренции, – ответила Люси, надеясь, что этим кратким ответом все и закончится.

– Он из умных или из приличных?

– Спроси Сесиля. Это Сесиль его сюда привез.

– Он умный, как и я, – сказал Сесиль.

Фредди посмотрел на него с сомнением.

– Вы близко общались с Эмерсонами у Бертолини? – спросила миссис Ханичёрч.

– Да нет. Я имею в виду, что Шарлотта общалась еще меньше, чем я.

– О, хорошо, что напомнила. Ты так и не сказала, что пишет Шарлотта.

– Да так, по мелочам, – ответила Люси, спрашивая себя, удастся ли ей просидеть за столом весь обед и не солгать. – Среди прочего она рассказала, что одна ее совершенно ужасная подружка проезжала через Саммер-стрит на велосипеде и думала, не заехать ли к нам. Слава богу, у нее хватило ума этого не делать.

– Люси! Так говорить о людях неприлично!

– Она пишет романы.

Как умно это было сказано! Ничто не возбуждало миссис Ханичёрч сильнее, чем простое упоминание того, что кто-то из дам занимается литературой. Она готова была бросить любую тему и немедленно обрушить свой гнев и презрение на тех женщин, кто, вместо того чтобы заниматься домом и детьми, ищет сомнительной славы у печатного станка. Ее отношение к литературе сводилось к лозунгу: «Если кто-то должен писать книги, пусть это делают мужчины», и она принялась развивать эту тему столь пространно, что Сесиль уже начал зевать, а Фредди играть на столе сливовыми косточками, в то время как Люси все подливала и подливала масла в огонь материнского гнева. Но вскоре пожар начал затухать, и призраки вновь стали толпиться в темноте. А их было слишком много. Самый первый призрак, призрак запечатленного на ее щеке поцелуя, относился к столь давнему времени, что уже ничего для нее не значил. Но он породил целое семейство призраков: мистер Харрис, письмо миссис Бартлетт, воспоминания о фиалках, которыми поделился со всеми мистер Биб – все эти призраки роились над головой Люси и прямо на глазах у Сесиля. Первым, и с ужасающей ясностью, явился призрак мисс Бартлетт.

– Я все думаю, Люси, о письме Шарлотты. Как она?

– Я порвала письмо.

– А она не пишет о своих делах? Как у нее настроение? Радостное?

– О да, я думаю… хотя нет, не очень.

– Тогда, вне всякого сомнения, это из-за бойлера. Я по собственному опыту знаю, как может вывести из себя проблема с водой. С чем-нибудь другим я бы уж смирилась, допустим, с плохой едой. Но вода!

Сесиль прикрыл глаза ладонью.

– А я – тоже! – поддержал мать Фредди; поддержал скорее дух ее замечания, но не суть.

– И я подумала, – продолжала миссис Ханичёрч нервно, – что мы могли бы на следующей неделе вытащить Шарлотту сюда; пусть хорошенько отдохнет, пока слесари в Танбридж-Уэллз не закончат. Я так давно не видела бедную Шарлотту.

Этого нервы Люси вынести уже не могли, хотя протестовать слишком рьяно она остерегалась, помня, как по-доброму обошлась с ней мать перед обедом.