Текст книги "Мозговой Студень (ЛП)"

Автор книги: Эдвард Ли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

* * *

– Вот, проклятие! – воскликнул старик в спецовке. Он замер на верхней ступеньке, как вкопанный. Его руки были тяжело нагружены…

Конечностями, – догадался Типпс. Он нес отчлененные конечности.

– Не двигаться! – Типпс с удивлением уставился на этого сморщенного человечка. Он продолжал держать его под прицелом своего «Глока 17», чья обойма была полна «ремингтоновскими» патронами 9-го калибра. В его голове, казалось, происходили какие-то скрытые расчеты. – Ну же, – сказал Типпс. – Бросай… конечности.

Нахмурившись, старик выпустил ношу из рук. Две руки и две ноги со стуком упали на деревянный пол.

– Садись в то кресло рядом с комодом. Руки держи на коленях. Будешь со мной, блядь, шутить, и, клянусь богом, я тебе башку отстрелю нахер!

Морщась, старик сел в древнее тростниковое кресло, тут же заскрипевшее под его весом.

– Не произноси бранных слов, и не поминай имя Господа всуе.

Типпс продолжал держать его на мушке.

– Так ты и есть тот парень… мистер Торс.

– Меня так называют? – пробормотал мистер Торс. – Глупее имени я не слышал.

Но мысли Типпса уже вращались в калейдоскопе удивления, триумфа и тщеславия. Я взял его, – думал он. – Взял мистера Торса.

– А ты, значит, легавый, да? – спросил Луд. – Как ты нашел меня, сынок? Расскажи.

– Я шел за тобой со стоянки для грузовиков.

Луд чуть не шлепнул себя по лбу. Вот я дурак! Сам привел легавого прямо к себе домой! Япона мать! Похоже, в последний раз на толчке я все мозги свои высрал!

Но, конечно же…

Луд верил в провидение. Он верил в то, что говорилось в книгах, верил, что пути Господни неисповедимы. И он принял за провидение то, что этот легавый заставил его сесть в кресло рядом с комодом его усопшей матушки. И Луд знал, что в верхнем ящике этого комода лежит большущий папашин револьвер «Уэбли»…

* * *

Типпс огляделся. Просто фантастика какая-то! Я в доме мистера Торса!

– Я хочу знать, чем ты тут занимаешься.

– Ты о чем, сынок?

– О чем я? – рассмеялся Типпс. – Я хочу знать, зачем ты расчленил шестнадцать женщин за последние три года. Вот, что я хочу знать. Ты держишь их живыми, так?

Седые волосы мистера Торса торчали в разные стороны, подбородок был усеян белыми волосами.

– Держу кого живыми?

– Девушек! Торсы! – закричал Типпс. – Судебный техник сказал мне, что торс, который ты выбросил прошлой ночью, умер в течение последниx сорока восьми часов, ты чокнутый старый засранец! Мы сличили ее тело с набором конечностей, которые ты выбросил четыре месяца назад. Она была на втором месяце беременности! Ты, что, оплодотворял их? Говори, зачем! Срань господня!

Мистер Торс закрыл глаза.

– Сынок, пожалуйста, мог бы ты не поминать имя Господа всуе?

– Говори же, ну!

Типпс сделал шаг вперед, направив «Глок» старику в лицо. Но тут скользящий взгляд Типпса зацепился за ряд стоящих на комоде книг. Какого… черта? Многие из названий он узнал, многие книги были у него самого. Основные работы самых знаменитых философов в истории мира. Сартр, Кант, Софокл, и Гегель. Платон, Хайдеггер, и Ясперс. Фома Аквинский, Кьеркегор…

- Ты… – Типпс замешкался, – читаешь… это?

– Конечно, – ответил мистер Торс. – Думаешь если я хожу в спецовке и живу в захолустье, то я тупой деревенщина, которому нет дела до смысла жизни? Позволь мне сказать тебе кое-что, сынок. Я не сексуальный извращенец, как ты, наверно, думаешь. И не психопат.

– А кто ты тогда? – голос Типпса проскрипел как гравий.

Мистер Торс спокойно продолжил:

– Я своего рода поставщик, понимаешь? Поставщик объективированной человеческой активности. Это называется волюнтаристский идеализм, сынок. Понимаешь, абсолютная воля является иррациональной силой, пока не применяешь ее к механизмам причинной положительности, как противодействующую силу к порочной конкретности нигилистичной докрины. То есть, сынок, как индивидуумы одной и той же вселенной, мы все зависим от стебля метафизического дуализма, и должны понимать, что являемся трансцендентными единицами бытия. И мы предпринимаем объективные действия, сынок, чтобы превратить такие штуковины, как наши единицы бытия в функциональное освобождение субъективной положительности в плане Всевышнего, понимаешь? Нет, я не психопат. Я – вассал, хранитель Кьеркегорианских основ человеческого предназначения.

У Типпса было чувство, будто он одним глотком выпил бутылку «Джонни Блэка». Срань господня! – подумал он. Мистер Торс… это телеологический христианский феноменалист!

– Все в наших руках, понимаешь? Это относится и к девкам, живущим в нигилистичной пустоте духовного вакуума. Я делаю то, что делаю, чтобы дать им осознать их транзитивное предназначение. Сами они бы до этого не дошли. Я спасаю их из лап человеческого абсолютизма, понимаешь, сынок? Спасаю от растрачивания своего потенциала, при том, что они являются позитивными единицами бытия. Иначе, они только и делают, что заражаются СПИДом, делают аборты, курят дурь, и становятся жертвами насильников и убийц. Но все силы во вселенной цикличны – одна единица бытия кормит другу, и так до абсолютного целого. Да, я продаю спиногрызов, но только тем людям, которые сами не могут иметь детей. И деньги мне нужны не для заботы о девках, я отдаю их на благотворительность.

Типпс буквально остолбенел. Мушка его «Глока» сместилась.

– Это все предназначение, сынок. Абсолютное человеческое предназначение.

Предназначение, – Типпс на секунду задумался…

…И в тот же момент ботинок 11-го размера взмыл вверх, ударив стальным носком Типпса в пах. От невыносимой боли тот рухнул на пол. Сквозь туман он увидел, как мистер Торс встает и начинает рыться в ящиках комода.

– Мать-итить! Где же этот «Уэбли»?

Типпс вытянул руку с дрожащим пистолетом. Он сумел нажать на спусковой крючок дважды – бах! бах! Каким-то образом обе 9-ти миллиметровые пули вошли мистеру Торсу сзади промеж ног.

– Святые Иисус, Петр и Моисей! – завопил старик, падая и хватаясь за окровавленный пах. – Проклятый нигилистичный ублюдок! Ты мне мошну прострелил!

Типпс, все еще содрогаясь от боли, пополз вперед, чтобы закончить начатое. Он едва мог дышать. Но когда он поднял пистолет…

Что за…

… рука его неприятеля взметнулась, отпихнув его в сторону. В то же миг над головой что-то просвистело.

И раздался жуткий треск.

В глазах Типпса померк свет.

* * *

– Зуб даю, что у тебя сейчас башка болит, как со страшного бодуна, верно? – Смешок. Какое-то движение. – Это я приложил тебя рукояткой папашиного «Уэбли» 455-ого калибра. Вырубил подчистую.

Очнувшись, Типпс почувствовал, будто плывет по воздуху…

– Я был готов убить тебя, но потом передумал.

Справа и слева Типпс увидел длинные ряды металлических корыт, поставленных на стойки. Всего двенадцать, на каждом изолентой приклеена метка с названием месяца. У Типпса перехватило дыхание…

В каждом корыте лежало по торсу.

– Поздоровайся с моими девками, легавый.

Все они были голыми, тощими, бледными и потными от стоящей в подвале жары. Из каждого корыта свешивались зажившие культи ног. Глядя на ряд торсов, Типпс не мог не заметить, что многие из них беременны. Животы последних торсов были так раздуты, что казалось, вот-вот порвутся. Белая кожа была растянута под бременем растущего внутри плода. Мясистые пупки вывалились наружу. Груди налились от материнского молока.

Прямо перед Типпсом лежал бледный торс со спутанными рыжими волосами. Дряблое лицо с заклеенными глазами дернулось, голова накренилась.

– Гаааа! – вырвалось у нее. – Гаааааа!

– Это моя «августовская» девка, – представил мистер Торс. Он стоял рядом с Типпсом. – Накачиваю ее ежедневно с начала месяца, чтоб забрюхатить.

– Гааа! Гааааа! – повторила она.

– Вот балаболка, да? Она такая, потому что я «ботомировал» ее, понимаешь? Отрихтовал ей чуток мозги, чтобы она ни о чем не беспокоилась. Было б нечестно оставлять им органы чувств в таком состоянии. Поэтому я еще заклеил им глаза, и проткнул уши. Но не волнуйся, все детородные органы работают исправно.

Теперь Типпс разгадал причину своего парящего состояния. Его зрение прояснилось, и он с содроганием обнаружил, что лишен всех своих конечностей. Его торс был подвешен за ремень, свисающий с крюка над корытом. Еще одиннадцать таких крюков своисали со стропил перед каждым торсом.

– О, я не собираюсь возиться с твоими глазами и ушами, – пообещал мистер Торс. – И «ботомировать» тебя тоже не буду. Понимаешь, все сексуальные реакции находятся у парней в мозгу, поэтому я не могу тебе его “отрихтовать”, как девкам. С” отрихтованным” мозгом у тебя просто не встанет, сечешь?

Из груди Типпса вырвался стон. Он слегка качнулся.

– Это провидение, сынок. Ты ж мне яйца прострелил. Хотя в моем возрасте мне уже все равно тяжело поднимать свой «кран». Иногда я даже кончить не могу.

– Что, – раздался отчаянный, глухой шепот Типпса, – ты там говорил о провидении?

– Вот, сынок. Я, ты, эти девки здесь – все это дело Божье, сечешь? И я понял, почему Он послал тебя мне – чтобы ты мог продолжить Его дело. Поддерживать человеческий телелогический цикл, предопределенный для нас провидением. Сечешь?

Голова у Типпса пошла кругом. Поддерживающий его ремень продолжал слегка покачиваться. Он увидел, что бедра его обезноженного тела выровнены точно с промежностью рыжей девки.

– Жизнь не имеет особого смысла, если мы не можем осознать наше вселенское предназначение…

Типпс снова застонал, раскачиваясь из стороны в сторону. Слово, когда-то являвшееся для него наиважнейшим, стало его наваждением, его проклятием. Невзирая на то, что с ним случилось и на то, как он проведет остаток жизни, он нашел силы сказать себе: Ты просил это, Типпс, и ты это получил. Предназначение.

– И не о чем не беспокойся. Я здесь, чтобы помочь тебе, сынок, – сказал мистер Торс, раскрывая свежий журнал и аккуратно кладя разворотом на живот рыжей девки.

перевод: Андрей Локтионов

" Мисс Торс "

У женщины не было рук. Ее звали Спуки¹, и это имя подходило ей как нельзя кстати. Угольно-черные волосы и темно-синие глаза. Из-за дефекта, называемого эмметропическим бинокулярным отклонением один зрачок был чуть больше другого. Голос спокойный и мелодичный, только рот грязнее, чем помойка на свиноферме. И тем не менее, она была интересным человеком – разносторонним и экстраординарным.

Ростом Спуки была почти шесть футов. Весом – сто двадцать фунтов. Плоская, как доска. Под пергаментно-белой кожей проглядывали тонкие синие вены. "Лед", он же кристаллизованный метамфетамин, постоянно поддерживал ее в полуголодном состоянии. Еще одиннадцать лет назад она работала моделью подиума в агентстве "Форд". Засветилась на обложках «Аллюр» и «Наинтиз Вумэн», участвовала в проекте Бетси Джонсон, снималась для рекламы косметики. Однако после всех этих многотысячных контрактов Спуки довольно быстро превратилась в конченную наркоманку.

Падение было стремительным. Когда ищейки Винчетти засекли ее за занятием проституцией в Утике, тут же схватили ее. Винчетти нравились высокие, стройные и острые на язычок. Однажды вечером она, обдолбанная в хлам, совершила очень серьезную ошибку, попытавшись соблазнить одну из наиболее преданных "шестерок" Винчетти, Паули, чьим заданием было отвезти ее домой после ночного визита на комплекс. Она призналась:

– Паули, меня блевать тянет с вашего гребаного Винча. Член маленький, а изо рта воняет так, что с ног сшибает нахер.

Свои слова она сопровождала ловким маневрированием рукой в промежности Паули. Но Паули лишь улыбнулся, покачал головой и вернулся в комплекс, чтобы сообщить об инциденте Винчетти, который кстати являлся, по данным Департамента юстиции США, главой преступной пирамиды Винчетти-Лонна-Стелло. Винчетти контролировал практически всю торговлю героином и подпольным порно на восточном побережье. Так или иначе, в качестве компенсации за эту глупую выходку, личный врач Винчетти, бывший пластический хирург с Беверли-Хиллз по имени Уинстон Ф. Праути, безболезненно ампутировал руки Спуки чуть выше локтей. Теперь Винчетти использовал ее для секса с извращенцами и снимал на видео. Он пожелал, чтобы врач ей оставил достаточно длинные культи, чтобы она могла вводить их в других женщин во время групповухи. Материал был, что надо!

– Камера готова? – спросил Фрэнки.

Ник настроил штатив.

– Почти.

– Свет достаточно яркий, Ник? – жалобным, бархатным голосом спросила Спуки.

Она сидела, выпрямив спину, голая, на дешевом кофейном столике, дополнявшем "люксовые апартаменты", которые на самом деле были номером в отеле "Ховард Джонсонc" на окружной автомагистрали 233 близ Рима, штат Нью-Йорк. Они получили льготный тариф, десять долларов за два часа, потому что ванна была полностью выведена из строя, когда на прошлой неделе наркодилеры разнесли это место из-за сорвавшейся сделки. Ник и Фрэнки решили прикупить на сэкономленные деньги наркоты. Это же "говно-порно". Да и нахрен им ванна?

– Эти гребаные фонари жарят меня, будто я какой-то гребаный фазаний сатэй с кари и имбирем, – продолжала скулить Спуки, взяв сравнение, видимо, из воспоминаний о четырехзвездочном нью-йоркском ресторане во времена своей работы в "Форд".

– Смирись с этим, сучка, – сказал Фрэнки.

– Отсоси, импотент долбанный, – спокойно парировала Спуки.

– Подрочи мне, – огрызнулся Фрэнки. Потом он сделал паузу и расхохотался во все горло. – О, подожди-ка! Ты ж не можешь мне подрочить! Потому что у тебя нет рук!

– Да, будь у меня руки, я показал бы тебе "фак"! – oна посмотрела на Ника. – Как тебе нравится этот бесполезный кусок дерьма? У гребаного парня член в три раза больше, чем у других, и он ни хрена не может им сделать. Какой прок от члена, который не стоит? Как титька на гребаном коровьем вымени.

Фрэнки явно не понравилось это замечание. Бледное лицо нарколыги-морфиниста побагровело от ярости.

– Ты, гребаная безрукая банка со спермой, я целый год был порно-звездой номер один!

– Ага, педик, и кто ты сейчас? Долбанный импотент. Опять всю ночь будешь, блядь, пытаться приподнять свой хрен, как в прошлый раз?

Фрэнк стоял голый и дрожал, словно при болезни Паркинсона. Его некогда накачанные с помощью стероидов мышцы теперь обвисли от истощения.

– Почему я должен...

Ник явно потерял терпение.

– Фрэнки, ну что ты. У нас остался всего час, а нам нужно еще наснимать двадцать минут "говна".

Спуки хихикнула, немного ссутулившись. На ее талии не было видно ни одной жировой складки, как будто ее мускулатуру покрывал слой белой малярной краски.

– Фрэнки, мать его, нервничает, потому что знает, что у него не встанет. А раз у Фрэнки не стоит, у Винча больше не будет никакого резона держать его. Через неделю он будет уже в одной из опорных стоек того нового железнодорожного моста, который строят через реку Мохок. Все наркоманы – импотенты. – Спуки нежно улыбнулась, хлопая глазами. – Смирись с этим.

Фрэнки уже был близок к конвульсиям.

– Никакой я не наркоман! – взревел он.

На его обеих руках как швы выделялись следы от инъекций.

Тут даже Ник не удержался от смешка.

– Фрэнки, признайся. Ты наркоман, – сказал он, закуривая трубку и втягивая в себя пары кристаллизованного матамфетамина. – Так что, давай, не тяни. Если не сможешь кончить, я это сделаю. А ты потом посрешь ей на лицо.

– О, только не это, – воскликнула Спуки.

Фрэнки навел на нее указательный палец, будто это был ствол "Беретты 92".

– Нет, именно это, шлюха. К тому же, я съел на обед целую тарелку жареного чеснока и равиоли с кальмарами. Специально для тебя.

Спуки была явно не рада, но теперь это было вполне естественное для нее занятие. Она вскинула свои культи вверх в знак согласия.

– Давайте уже снимем эту хрень и закончим.

– Отличная мысль. – Ник, отложив трубку, вновь настраивал фокус на кофейный столик. Он был тоже голый, и почти такой же изможденный как Фрэнки, только "достоинством" не выделялся. Но у него оно, хотя бы работало, пусть и после пары "Виагр". Он передал бутылек Фрэнки. – Ты позволяешь этой телке себя нервировать. Вот, прими и поторопись. Сегодня "Янкиз" играют!

Фрэнки, все еще дуясь, проглотил полбутылька.

– Боже, Фрэнки! Ты же помрешь! – заорал Ник.

– Хоть бы уже сдох, – сказала Спуки.

– Дайте мне минуту, – самоуверенно заявил Фрэнки.

Его член был вялым, как горсть переваренных макарон. Двадцать дюймов переваренных макарон, если быть более точным. Так или иначе, он был впечатляющих размеров. Как свиное филе между ног.

Спуки не пришлось уговаривать, когда Ник выставил перед ее неестественно привлекательным лицом свое хозяйство. Неадекватная наркоманка с жадностью набросилась на него и принялась отсасывать. Либидальная система Ника была не настолько истощена от применения наркотиков, как у Фрэнки. Ему потребовалось всего десять минут, чтобы поднять свой десятидюймовый "кран".

– Я готов, – сказал он. – А ты?

Надувшись, Фрэнки фыркнул и принялся отчаянно мастурбировать, словно работая велосипедным насосом. Вскоре его причиндалы стали набухать.

Спуки ухмыльнулась.

– Думай крепче о своем папаше, Фрэнки.

– ЧЕРТ! – взревел Фрэнки.

Он не мог представить себе ничего менее эротичного, чем образ его отца, который истязал и насиловал его с четырех– до четырнадцатилетнего возраста. Уже через секунду его гигантский пенис поник.

Из горла Спуки вырвался хохоток, нежный, как парение мотыльков.

– Хватит, Спуки, – умоляющим тоном сказал Ник. – Отстань от него. Ты его уже уделала.

– Да, я, блядь, ничего поделать с собой не могу. Ненавижу этого гребаного итальяшку. Какая, блядь, разница, что я говорю. У этого дубины даже до Пасхи не встанет. Он может резиновый шланг дрочить с тем же успехом!

Вялый член шлепнул Фрэнки по ноге, когда тот резко развернулся и свирепо уставился на Спуки.

– Я...

– Ты что? Хм? А я скажу. Лучше отрасти себе рабочий член. Гребаный макаронный зассанец! Жалкая мафиозная «шестерка»! Никчемный кусок дерьма!

Фрэнки быком бросился вперед, но Ник оттолкнул его назад.

– Я убью тебя, нахер! – заорал Фрэнки.

Спуки рассмеялась, вскинув вверх свои обрубки.

– Черт, да я уже десять гребаных лет молю, чтоб меня кто-нибудь убил. Пара миниатюрных татуировок на ее теле как бы подтверждали ее слова: перекрестие прицела в области сердца и шестидюймовая пунктирная линия, проходящая вдоль горла и подписанная "РЕЖЬ ЗДЕСЬ". – Да у тебя, блядь, духу не хватит убить меня, Фрэнки. Кишка тонка!

Ник тщетно пытался отпихнуть Фрэнки от Спуки.

– Фрэнки, Фрэнки, брось, не надо! – орал Ник. – Винчу она нужна живой. Убьешь ее, и из нас отбивную сделают.

– Да мне плевать! Я ее прикончу!

– Ты отсасывал у своего папашки, или он только драл тебя в задницу, а, Фрэнки? – продолжала дразнить его Спуки. – Бьюсь об заклад, тогда у тебя регулярно стоял.

– Я прикончу ее, Ник, я...

– Ты ничтожный импотент, Фрэнки, – не унималась она. – Сделай человечеству одолжение. Повесься.

– Тебе конец, сука! Конец!

– Остынь, Фрэнки, – взмолился Ник. – Остынь. Убьешь ее, и Винч отдаст нас своему чокнутому докторишке. Слышал, что он сделал с Тони и Дарси?

Фрэнки замер на мгновение. Нехорошая была история. Упоминание об этом случае его явно остудило.

Благодарный, что ему не дали зайти далеко, Фрэнки взял себя в руки.

– Ладно, ладно, – пошел он на попятную. Широко расставив ноги, он встал, закрыл глаза, и снова принялся мастурбировать. Спуки вздохнув, обратилась к Нику:

– Эй, ну, закури мне трубку для начала, что ли? А то уже мочи нет терпеть. – Это было единственное неудобство в ее положении. Спуки, клиническая наркоманка, не могла курить "дурь" без посторонней помощи. Ни подтереть себе задницу, ни как следует помыться, ни подстричь ногти на ногах, и т.д. – Мне нужно курнуть. А то у меня по всему телу будто жуки ползают. Что скажешь, Ник?

– Нет, – решительно ответил он. – Только когда закончим.

– Да на хрен пошло это гребаное дерьмо, мужик! Мне нужен "лед"! И немедленно!

– Только когда закончим, – повторил Ник, уже заплетающимся языком.

– Ну же, Ник. Я тебе язычок в задницу засуну.

Ник нахмурился. Звучало привлекательно. Все, что он хотел, это поймать кайф, кончить, и успеть на "Янкиз". Слава богу, что подающим сегодня будет Клеменс.

– Мне нужен "лед", мужик! Нужны "кристаллики"! Я не шучу.

– Придется подождать. Может, если б подождала, ты бы больше не трахала Фрэнки мозг.

– Ага, – проревел Фрэнки. Его лицо растянулось в горделивой улыбке. Он повернулся, демонстрируя достижение – двенадцатидюймовый эрегированный причиндал. Его глаза с сочувствием смотрели на Спуки. – Ну как тебе мой "вялый" член, старая кошелка?

Спуки повела плечом.

– Эй, Фрэнки, когда твой папаша кончал тебе в рот, ты сглатывал или сплевывал?

Двенадцатидюймовая ялда Фрэнки тут же обмякла.

– Я ее грохну! – вновь взорвался он.

На этот раз Ник, пытаясь отпихнуть Фрэнки, не удержал равновесие.

– Думаю, что сглатывал, – даже не дрогнув, предположила Спуки, пока ее противник-великан пытался до нее дотянуться. – Ты похож на "глоталу". Бьюсь об заклад, твои предки даже не покупали тебе детское питание, потому что питался ты одной спермой.

– Фрэнки, нет! – закричал Ник, но...

ШЛЕП!

Было уже поздно.

Движимый первобытной яростью кулак Фрэнки пролетел над плечом Ника и соприкоснулся с челюстью Спуки. Так же эффектно, как тайсоновский кросс справа. Голова Спуки дернулась назад, а вслед за ней и верхняя часть тела. Все произошло так быстро, что Ник лишь заметил, как мелькнуло какое-то белое размазанное пятно.

Она лежала, не шелохнувшись, на дешевом кофейном столике.

Ник и Фрэнки уставились на нее выпученными глазами. Они все поняли с первого же взгляда. Голова Спуки перевесилась через край. Глаза в кучу, язык вывалился. Тишина была абсолютной.

– Мужик. Ой, мужик, – прошептал Ник. Его лицо покрылось бусинками пота. – Фрэнки, лучше молись, чтобы она... Он даже не смог договорить.

Опустившись на колени, поднес ухо к ее груди.

Судорожно сглотнул.

Пощупал на шее пульс.

Снова сглотнул.

Потом накинулся на Фрэнки:

– Безмозглый кретин! Ты убил ее!

– Я-я-я, – изумленно раскрыл рот Фрэнки. – Нет, она...

– Дебил! Ты сломал ей шею об край стола!

– Нет, я-я-я...– Фрэнки никак не мог подобрать нужные слова. – Нет. Она сама упала, и... сломала себе шею.

– Это ты УБИЛ ЭТУ СУКУ! И теперь люди Винчетти УБЬЮТ НАС! Они подвесят нас мясными крюками за задницы и будут жечь паяльной лампой. А тот чокнутый докторишко срежет с нас кожу.

Фрэнки начал, было, скулить, что ему страшно до усрачки. Ник сидел на полу, удрученно склонив голову.

– Давай-давай-давай просто... свалим из города, – предложил Фрэнки. – Уедем куда-нибудь. Ляжем на дно.

– Винчетти нас даже на Марсе найдет. Даже если мы свалим в гребаный Египет и зароемся на тысячу футов под пирамиду, он все равно нас найдет. Мы убили его лучшую говно-порно-актрису. A Винчетти любит говно-порно. Его это больше разозлит, чем полный пройгрыш «Янкиз» «Аризоне».

– Мы – трупы, – всхлипнул Фрэнки.

Ник молча кивнул.

– Давай-давай-давай просто оставим ее здесь, – поделился Фрэнки очередной блестящей идеей. – Скажем, что она сдохла от передоза, или типа того. Да. Оставим ее здесь.

– Это же гребаный "Ховард Джонсонс"! Мы не можем оставить мертвую обдолбанную шлюху без рук в «Ховард Джонсонс»! Ты убил ее! Весь номер в наших отпечатках! Клерк видел, как мы заселялись. Это – место преступления, Эйнштейн.

Фрэнки продолжал всхлипывать, как ненормальный.

– Тогда-тогда-тогда давай выбросим ее тело. Выбросим в канал. И скажем, что это люди Перони похитили ее у нас. Перони давно пытается влезть в порно-бизнес Винча, и скинул в канал уже целую кучу трупов. Копы подумают на Перони.

Ник открыл рот, чтобы высказать очередное возражение, но...

– Хммм, – произнес он.

– Винч может поверить в это, Ник.

– Может. Просто может…– Ник оглянулся вокруг, лихорадочно соображая. План был скверный, но другого не было. – Фрэнки, одевайся. Потом отнеси камеру, свет и штативы к нашему "Кадиллаку" и загружай все в багажник. – Теперь он смотрел на длинный чемодан, в котором они носили оборудование. – Мы вынесем Спуки в нем.

– В чем? – спросил Фрэнки, влезая в свои брюки. – Имеешь в виду чемодан?

– Да. Чемодан.

Фрэнки почесал подбородок.

– Ох, Ник, не знаю. Не думаю, что поместится.

Ник встал и взял с буфета восьмидюймовый охотничий нож марки "Гербер Марк IV"

– Еще как поместится, Фрэнки. Когда я отрежу ей ноги.

* * *

Время им сэкономила защитная полиэтиленовая пленка, которую они заранее расстелили под кофейным столиком. В конце концов, они снимали говно-порно. А главным правилом здесь было, не оставлять после себя бардак. Вот только разгромленная ванна представляла небольшую проблему. Пока Ник не "включил голову". Ванная была заперта на висячий замок – следовательно, ноги отрезать было негде, и кровь сливать было некуда. Ник ловко отрезал от удлинительного шнура четыре трехфутовых куска и сделал из них жгуты, как его учили в армии. Первые два он обернул вокруг каждой ноги у самого тазобедренного сустава, вторые – на полдюйма ниже. Крепко затянул их и завязал. Потом взялся за охотничий нож. Сделал вокруг каждого бедра глубокий надрез, до самой кости. Несмотря на то, что нож был очень острым, задача оказалась гораздо, гораздо сложнее, чем можно было предположить. Однако, благодаря двойной перевязке, крови просочилось совсем немного. Молоток и долото из ящика с инструментами, хранящегося в "Кадиллаке", помоги аккуратно расколоть обе бедренные кости...

И ноги отвалились.

– Хорошая работа, Ник, – похвалил Фрэнки.

– Спасибо.

Торс Спуки идеально поместился в чемодан, ноги легли сверху. Застегнув чемодан на молнию, они сунули его на заднее сидение "Кадиллака", защитную пленку выбросили в ближайший мусорный контейнер, и покатили прочь.

Ник включил радио и улыбнулся. Лучшего вестника он и представить себе не мог. "Янкиз" уделали "Балтимор" со счетом 11-1.

И это только на пятом "иннинге".

* * *

– Не знаю насчет канала, Фрэнки. – Ник оценивающе разглядывал с дороги длинную полоску черной воды, стараясь ехать нормально. – Я видел двух копов на другой стороне.

– Да они просто заехали туда перекусить, – уверенно заявил Фрэнки. – Жуют пончики и разглядывают комиксы. Скоро снова уедут на патрулирование. Давай, пока суть да дело, покатаемся немного вокруг.

– Фрэнки, у нас на заднем сидении чемодан с гребаным торсом. И я вроде как хочу побыстрее избавиться от него, понимаешь, о чем я?

Фрэнки кивнул, уловив в словах Ника логику.

– Черт, у тебя есть демерол, Ник? А то я вообще без сил, мне нужно чего-нибудь принять.

– Потерпи, пока не вернемся на базу. И лучше молись, чтобы Винч поверил в нашу историю. Потому что в противном случае, тебе потребуется туева хуча демерола, после того как с тобой поработает его чокнутый докторишко.

– Черт. Мне определенно нужно «вмазаться».

Вдруг Ник резко развернулся.

– Мы куда это? Копы еще не свалили с канала.

– В "Квик-март" ответил Ник. – За влажными салфетками.

– За салфетками? Мы, что, едем есть ребрышки?

Ник нахмурился.

– Нет, мы не едем есть ребрышки. Нам – точнее, тебе – нужно вытереть все, к чему мы прикасались. – Ник указал себе на голову. – Подумай, Фрэнки. Чемодан весь в наших отпечатках, Спуки тоже.

– Черт. – Фрэнки был явно недоволен. – Я не хочу вытирать отпечатки с гребаного трупа влажными салфетками.

– Да мне насрать, что ты не хочешь. Ты нас впутал в эту хрень, так что будешь вытирать. Я не собираюсь проводить остаток жизни на “Рикерсе”², чтоб какой-нибудь чувак по имени Лютер развлекался с моей задницей. Поверить не могу, как крепко ты облажался.

– Я не виноват, Ник, – надулся Фрэнки. – Она сама напросилась. Она не должна была говорить мне такое.

Ник вытащил из кармана таблетку демерола и продемонстрировал ее своему подручному:

– Вытрешь тело сучки, тогда получишь.

– Вот, спасибо!

Фасад "Квик-марта" светился неоном. На парковке было всего несколько автомобилей. Почти как новенький "Камаро" 68-го года, с двигателем 350 лошадиных сил, зачем-то выкрашенный пульверизатором в черный цвет. Старый красный пикап. И золоченый "Додж Кольт" с наклейкой "ПИЛ" на заднем окне. Ник и Фрэнки заскочили внутрь. Фрэнки сильно потел – началась ранняя стадия "ломки".

– Зашибись! – проревел на весь магазин Ник.

Продавец в тюрбане, подозрительно напоминавший покойного Аятоллу Хомейни, даже подпрыгнул от его радостного вопля. Чему так обрадовался Ник? За прилавком стоял маленький телевизор, по которому шел бейсбол. И кто-то по имени Гьямби только что выбил "грэнд слэм". Теперь счет был 15-1.

И это только на шестом "иннинге".

– Я знал, что этот балласт на что-то сгодится! – весело зубоскалил Ник.

Фрэнки пожал плечами. Он мечтал "уколоться". Они купили влажные салфетки и по большому стаканчику кофе. Пока шли к "Кадиллаку", Ник сказал:

– Знаешь, Фрэнки, несмотря на все то дерьмо, которое случилось со Спуки, у меня очень хорошее предчувствие насчет сегодняшнего вечера, – oн оптимистично закивал головой. – Когда "Янкиз" выбивают дерьмо из "Балтимора", случаются замечательные вещи.

– О, да, – ответил Фрэнки, почесываясь. – Мне нужно "вмазаться".

Открывая дверь машины, Ник выронил стаканчик с кофе и забрызгал себе штаны.

– Ник, – спросил Фрэнки. – Ты на хрена кофе уронил?

Ник не ответил. Вместо этого он закатил глаза и без чувств свалился на тротуар.

Фрэнки посмотрел на заднее сидение и тут же заметил, что чемодан исчез.

* * *

... два "грэнд слэма" в самом конце девятого "иннинга" против работающего, как обычно, на автомате Мариано Ривера, – объявил жестяной голос. – Да, ребята, это рекордная победа: "Балтимор Ориолс" обошли "Нью-Йорк Янкиз" со счетом 16-15!

Заскорузлые, освещенные зеленым светом пальцы выключили старый радиоприемник "Филко". А между тем, Спуки не умерла. Это может показаться невероятным, но она не сломала шею об край кофейного столика. У нее не было ни перелома позвоночника, ни травмы спинного мозга. Просто при ударе произошло защемление седьмого и восьмого шейных нервов, что понизило частоту пульса и дыхания и вызвало временный нервно-мышечный паралич. Жгуты предотвратили смерть от кровопотери. Таким образом, Спуки была жива.

И, придя в себя, пребывала не в очень хорошем настроении.

Вот же, долбоёбы, – подумала она. – Итальяшки тупые, ничего как следует сделать не могут.

Она лежала перед передним сидением автомобиля, подвесные пружины которого безжалостно скрипели на рытвинах и ухабах проселочной дороги. Сперва Спуки ничего не видела. Э-э, ну, конечно она сумела разглядеть, что у нее бесцеремонно отчикали ноги, но не более того. Потом она заметила над собой слабое зеленоватое свечение, исходившее, как она догадалась, от приборной панели. Перед глазами у нее по-прежнему все плыло, поэтому водителя она не видела.

Водитель, кстати, обладал крайне непростой верой в провидение. Дважды в год он бесцельно мотался до самого восточного побережья и обратно. Вовсе не для того, чтобы навестить родню или осмотреть достопримечательности, а просто так. Ради самосозерцания. Оказалось, что это очень важный в плане самоутверждения опыт. Стоило ему остановиться у "Квик-марта", купить упаковку жевательного табака "Бичнат", и выйти из лавки, как – "Бац!" – что-то заставило его заглянуть в заднюю часть салона большого "Кадиллака". Он увидел там чемодан и просто забрал его. Это было провидение, понимаете?