Текст книги "Тератолог (ЛП)"

Автор книги: Эдвард Ли

Соавторы: Рэт Джеймс Уайт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

3

Джеймс Брайант и Ричард Уэстмор сидели на кожаном диване, невероятно огромном и мягком, как крайняя плоть пениса. Они смотрели на мраморные полы, блестевшие, как стекло, на стены с искусственным покрытием, отделанные красным деревом. На огромную круглую крышу из витражного стекла. На твердый гранит, нержавеющую сталь, шероховатый мрамор. На мебель из дуба, из вишневого и розового дерева, которая больше походила на произведения искусства, чем на предметы интерьера. В помещении все было совершенно новым и дорогим. Брайант сразу же заметил, что в комнате нет ни одной фотографии или личной вещи. Он ожидал увидеть обязательный портрет над камином, но комната была полностью лишена индивидуальности. Здесь мог жить кто угодно. Кто угодно, обладающий девятизначным капиталом.

– Полагаю, это парень не очень любит антиквариат, хм? – сказал Уэстмор и принялся фотографировать комнату.

– В другой ситуации я решил бы, что он купил всю эту мебель перед нашим приездом. Она даже пахнет, как новая, – отозвался Брайант.

– И к тому же чертовски неудобная! – проворчал Уэстмор, едва не выпав из мраморного, с ручной резьбой кресла без подушки и со спинкой, которая была выше головы обычного человека.

Брайант собирался что-то ответить, когда его уши уловили какое-то движение в коридоре.

Уэстмор и Брайант повернулись и посмотрели в главный холл, где Майклз силой тащил вверх по лестнице какого-то высокого, хорошо сложенного и совершенно голого джентльмена. Мужчина был явно расстроен и продолжал что-то выкрикивать – что-то про ангелов. Что-то вроде «Почему ангелы меня не любят?» Наконец, голый безумец, обливаясь слезами, рухнул в объятья Майклза и позволил отвести себя вверх по лестнице в одну из многочисленных спален на втором этаже.

– Тебе не кажется, что… – начал Уэстмор.

– Надеюсь, что это не так, – предположил Брайант, в недоумении качая головой. – Если это Фэррингтон, то мы имеем дело с полным психом.

– Слава богу, писать об этом будешь ты.

Уэстмор окинул комнату хмурым взглядом и заметил на пристенном столе пепельницу.

– Думаю, это опять моя карма. Мы не пробыли здесь и двадцати минут, а дела уже хреновей некуда. И вот что я сейчас тебе скажу. Это займет больше времени, чем мы думали. И гребаную игру с «Янкиз» я пропущу.

– У нас же не почасовая оплата. Куда делась твоя трудовая этика?

Уэстмор стряхнул пепел.

– Какая еще трудовая этика? И где этот британец? Мы в доме миллиардера. Я думал, британец предложит нам хотя бы выпить.

Брайант ходил по просторной комнате, делая описательные заметки.

– Ты уже достаточно выпил. Так что остынь и сделай пару снимков. А то скулишь, как баба во время месячных.

– Перестань. Просто ощущения сегодня особенно хреновые, вот я и злюсь.

Однако Уэстмор понимал, что нужно сделать больше снимков интерьера. Он подошел к зеркальному окну с видом на тщательно ухоженный сад. Потрогал стекло.

– Это не стекло.

– Что? – раздраженно отозвался Брайант.

– Это лексан или что-то в этом роде. Что-то из поликарбоната. Его используют в банках, потому что не пробивается пулями. И не ломается.

– Напомню тебе, что владелец – миллиардер. Он может позволить себе подобные меры безопасности.

Уэстмор проверил ручки на застекленных дверях. Они были заперты на ключ. Он вернулся погасить сигарету и внезапно обнаружил, что руки у него дрожат.

– Черт!

Брайант не мог не заметить это.

– Ты же еще не старый, а у тебя уже такая трясучка. Может, пора завязывать с выпивкой?

У Уэстмора появилось странное ощущение, какое у него было в баре аэропорта. Он чувствовал, будто какая-то часть его души покинула его. Убежала. Но от чего?

– Просто у меня снова те неприятные ощущения. Плохие предчувствия.

– Держи себя в руках. – Брайант закатил глаза, увидев дымящуюся в пепельнице сигарету. – Это же не пепельница, Уэстмор. Это китайский фарфор. Стоит, наверное, тысячу долларов.

– Черт, – ругнулся Уэстмор. В следующий момент какой-то необъяснимый импульс заставил его повернуться. Дальний угол комнаты оставался темным. Ему показалось, что там кто-то стоит, но, прищурившись, он не увидел ничего, кроме зернистой тьмы.

Брайант усмехнулся.

– У тебя реально крыша едет.

– Знаешь, что? – Уэстмор почесал себе бороду. – А тот британец, Майклз, вполне мог быть самим Фэррингтоном.

– Уверяю вас, мистер Уэстмор, я им не являюсь.

Высокий британец стоял прямо за спиной Уэстмора, когда тот повернулся к холлу лицом. Фотограф испуганно отпрянул.

– Господи, мужик!

Майклз вздохнул, заметив в фарфоровой чаше сигаретный бычок.

– Пожалуйста, джентльмены. Присядьте. Я попрошу, чтобы вам принесли чай, либо, если хотите…

Уэстмор оживился.

– В этом шкафу на самом деле бар.

Уэстмор тут же направился к высокому полированному шкафу рядом с арочным проходом.

– Мистер Фэррингтон будет здесь с минуты на минуту, – произнес Майклз, чеканя слова. Казалось, мыслями он был где-то далеко. – Я должен встретить еще одного только что прибывшего гостя.

– А это не мистер Фэррингтон только что плакался вам в плечо, будучи в костюме новорожденного? – спросил Уэстмор.

– Пожалуйста, присядьте. Я скоро вернусь. Майклз исчез в другой комнате.

– А у тебя язык подвешен, – сказал Брайант. – Правда, не так, как надо.

Уэстмор пожал плечами. Открыв шкаф, он обнаружил стойки с высококачественным спиртным. Впечатленный, он вытащил одну бутылку.

– К черту «Бад Лайт». У этого парня есть «Макаллен» и «Джонни Уолкер Блю».

– Думаю, тем голым парнем был Фэррингтон, – сказал Брайант. – Кажется, этот Майклз – не от мира сего. Какой-то озабоченный, или замороченный.

– Ага, а может, он просто ненормальный. Кому какое дело? По крайней мере, я пропущу «Янкиз» не зря.

Он налил себе выпить и указал на стойку со спиртным.

– Чего хочешь?

– Правильной работы печени.

Брайант заметил, что кофейный столик перед диваном сервирован закусками. Кто-то, должно быть, принес их, пока они наблюдали за нервным срывом человека на лестнице.

– Чего тут только нет, – подметил Уэстмор. Он сделал снимок, потом они оба сели за столик и принялись за еду. Треугольные тосты с копченым лососем и каперсами, белужья икра со сметаной, зеленым луком и вареным яйцом, шляпки грибов, фаршированные крабами, и улитки в чесночном масле. Они не знали названия и половины того, что ели, но вкус был изумительным. В процессе Уэстмор опрокинул в себя еще пару стаканчиков виски.

Они уже доедали остатки икры, когда напротив них, в огромное кресло из нержавеющей стали, которое они приняли за скульптуру из области современного искусства, сел красивый, ухоженный молодой человек в костюме от Армани.

– Добро пожаловать, джентльмены. – Надеюсь, вам понравилась закуска? Меня зовут Джон Фэррингтон.

Это был тот самый человек, который плакался в объятьях Майклза. Только сейчас, в деловом костюме за десять тысяч, он выглядел не таким уж и уязвимым. Точнее, абсолютно неуязвимым. Его глаза светились диким, хищным интеллектом, как будто он готовился к нападению и пытался определить, кто из них сильнейший, а без кого генофонд вполне может обойтись. Казалось, он пытался отыскать их слабые места.

Какое-то время и Брайант и Уэстмор, молча, смотрели на него снизу вверх. Затем оба поднялись на ноги.

– Я – Джеймс Брайант, а это – Ричард Уэстмор. Мы приехали брать интервью для журнала «Блю Чип». Вы не будете возражать, если мой коллега сделать пару ваших фото для обложки?

Пожав руки, они вновь устроились на плюшевом диване. Уэстмор остался стоять и принялся загружать пленку в свой 35-мм «Никон».

– Очень приятно с вами познакомиться, джентльмены. И мне очень жаль, но придется настоятельно попросить вас не фотографировать меня.

Оба журналиста были в шоке.

– Что? Никаких фото?

– Вы можете фотографировать мой дом и мою собственность, но только не меня.

– Но почему? Я думал, что все улажено! – едва не закричал Уэстмор, понимая, что работа ускользает у него из рук.

– Я очень закрытый человек. Не хочу, чтобы меня повсюду сопровождал батальон телохранителей для защиты от уличных попрошаек, похитителей и папарацци. Уверен, вы меня понимаете.

– Нет, я ни хрена не понимаю! – в Уэстморе бурлила смесь раздражения и виски. И это была нехорошая комбинация. Брайант сжал запястье коллеги и заставил его сесть на диван.

– Простите моего друга. Боюсь, он немного перебрал вашего гостеприимства. Алкоголь негативно влияет на его манеры. Конечно, мы учтем ваши пожелания, мистер Фэррингтон.

Миллиардер улыбнулся, явно пораженный реакцией, которую вызвал у своих гостей.

– Извиняться необязательно. Я понимаю, что это в высшей степени необычно не иметь возможности фотографировать главного героя своего рассказа.

– Да, черт возьми, это в высшей степени необычно, – пробормотал Уэстмор. – Что вы хотите видеть на первой странице? Фотографию бассейна или холла?

Брайан еще раз положил руку коллеге на плечо в попытке успокоить, но Уэстмор стряхнул ее. Фэррингтон подался вперед, его лицо кинозвезды, словно шрам, пересекла плотоядная ухмылка. Он сверлил взглядом Уэстмора, словно пытался заглянуть ему в душу.

– Могу я задать вам вопрос?

– Что ж, полагаю, это будет справедливо, – ответил Брайант. Все что угодно, лишь бы сменить тему.

– Вы верите в Бога?

Вопрос сильно удивил обоих журналистов. Они сразу же вспомнили странные слова, которые выкрикивал миллиардер, когда Майклз тащил его по лестнице в спальню. Что-то вроде: «Почему ангелы не любят меня?» Брайант начал задумываться, не является ли миллиардер религиозным фанатиком.

– Как, черт возьми, это связано с тем, что мы будем фотографировать или с тем, как вам удалось самостоятельно стать самым молодым в мире миллиардером? Это наша работа, вы же знаете. Финансовые стратегии, бизнес-планы, немного справочной информации в качестве наполнителя.

– На самом деле, связь есть, мистер Уэстмор. Теперь, пожалуйста, ответьте на мой вопрос.

– Ну… ладно… Нет. Я не верю в Бога, – сказал Брайант. – Я не верю ни во что. Я либо знаю, либо не знаю.

– Весьма достойная, хотя и непростая точка зрения. Интересно, как она вам помогает?

– Ну, на самом деле я просто…

Фэррингтон прервал его на полуслове.

– А как насчет вас, мистер Уэстмор? Вы верите?

Уэстмор нервно взмахнул незажженной сигаретой.

– Я – христианин, если вы это имеете в виду. Хотя, не самый хороший.

Он сделал паузу.

– Поправлюсь. Я – экзистенциальный христианин, кьеркегорианец.

– Хорошо, но вы верите во всемогущественного, всесовершенного, всезнающего, и всемилосердного?

– Конечно.

Фэррингтон усмехнулся себе под нос и закатил глаза к потолку.

– Вы хоть знаете, что это значит? Хотя бы отдаленно представляете, что такое совершенство?

– Извините, но я не понимаю, к чему именно вы клоните, – парировал Брайант.

– Я тоже верю в Бога, мистер Брайант. Верю, что он реален, и что человек создан по его образу и подобию. Дела, которые творю Я, и ты сотворишь; и больше сих сотворишь. Иисус говорил эти слова, и я считаю их пророческими. Полагаю, он хотел сказать, что в каждом из нас есть сила Бога. И я намерен заявить права на эту силу.

– И как, черт возьми, вы намерены сделать это? – Уэстмор стал стремительно трезветь, когда начал понимать, что человек, с которым их послали делать интервью, человек, который менее чем за пять лет заработал сотни миллионов, может быть просто сумасшедшим.

– Я думал, это вы журналист, мистер Брайант. А все вопросы задает ваш фотограф.

– Как я уже сказал, он немного нетрезв.

– Это неважно. Вы задали очень хороший вопрос, мистер Уэстмор. И он заслуживает очень хорошего ответа. Я намерен поймать Бога.

Это заявление протрезвило Уэстмора еще сильнее. Они с Брайантом уставились на миллиардера, раскрыв рты.

– Очень интригующе. – Ответил Брайант.

– Интригующе? Это просто смешно! Как, черт возьми, вы собираетесь поймать Бога?

Миллиардер встал с кресла и повернулся в журналистам спиной.

– Понимаете, джентльмены, любое дело, за которое я брался в своей жизни, я сумел довести до конца. И в целом, с относительной легкостью. Я бегал ультра-марафоны, выигрывал велосипедные гонки на сто миль и триатлоны, взбирался на горы, пересекал пустыни, и заработал миллиарды долларов. Я – перфекционист высшей степени, но если Бог действительно существует, он был бы главным архетипом совершенства. Единственный способ достичь истинного совершенства это самому стать Богом. Но настолько абсолютное совершенство просто невозможно себе представить. Понимаете, человек не может по-настоящему постичь совершенство. У нас нет базовой точки, чтобы понять даже основные принципы.

Он взял библию со столика, стоявшего у противоположной стороны дивана, и бросил ее в камин, где ее тут же поглотил огонь.

– Его здесь нет, – пояснил он.

Он схватил томик Торы и тоже швырнул в камин. Затем Бхагават-Гиту, Коран, Книгу Мормона, «И цзин» и «Дао дэ цзин». Все эти книги он бросил в огонь.

– Его здесь нет. Нет ни здесь, и ни здесь. Все в жизни несовершенно и испорчено, и поэтому Бог остается вечной загадкой. Все наши попытки уловить его суть в литературе, философии и религии редко выходили за рамки детских фантазий и суеверий, основанных на наших страхах и желаниях. Мусор все это.

Журналисты, не отрываясь, смотрели на молодого миллиардера, расхаживавшего по полированному мраморному полу, бешено жестикулируя.

– Это похоже на попытку представить форму или цвет, которые вы никогда раньше не видели, а затем воссоздать их на холсте. Такое просто невозможно.

Брайант внезапно понял, к чему клонит этот человек.

– Но если вы уже видели тот цвет. То есть, если вы уже видели Бога…

– Что ж, если у меня есть истинная и точная картина совершенства, либо чего-то совершенно лишенного изъянов, то будет так, как и со всем остальным в моей жизни. Все, что я могу понять, я могу достичь.

– Ладно, тогда как вы планируете заставить Бога показаться вам?

– Это я объясню потом, но сейчас уже поздно. Майклз покажет вам ваши комнаты. Мы можем продолжить обсуждение за ужином.

– Но у нас самолет сегодня вечером, – вмешался Уэстмор. – А завтра – срок сдачи материала.

– Ваш срок сдачи уже перенесен, – сообщил Фэррингтон, – и ваши планы слегка изменились. Вы останетесь у меня дома на несколько дней. Согласие редактора уже получено.

Фэррингтон удалялся, щелкая каблуками по плиточному полу.

– Можете позвонить ему и удостовериться.

С этими словами он исчез.

– Полный звиздец, – едва не закричал Уэстмор. – Позвони в офис со своего сотового.

– Уже звоню. – Брайант набрал номер и стал ждать. – Согласен, все довольно странно.

– Странно? Да это полный дурдом. Точнее ПОЛНЫЙ ЗВИЗДЕЦ!

Брайант что-то говорил, кивая. Бровь у него поползла вверх, потом он выключил телефон.

– Фэррингтон не шутил. Тэйт только что сказал мне, что все улажено. Хочет, чтобы мы остались на неделю и как следует подготовили статью.

– Удачи. – Уэстмор налил себе еще виски. – И как я уже говорил, чертовски здорово, что писать обо всем будешь ты. Лучше ты, чем я. Успехов в интервью с человеком, который считает, что может поймать Бога.

Уэстмор не смог сдержать смех. Он снова подошел к окну и начал уже, было, успокаиваться, как сердце у него екнуло. Прямо рядом с ним стоял Майклз. Руки сцеплены за спиной, на лице застыла еле заметная улыбка. Он словно материализовался из воздуха.

– Думаю, вы нашли самую интересную тему для интервью с мистером Фэррингтоном.

– Вы шутите?

– Допивайте напитки, а потом я отведу вас в ваши комнаты. Думаю, вы будете удовлетворены.

– Конечно, будем, – сказал Брайант. – И соглашусь с вами, мистер Фэррингтон – очень интересный человек.

Уэстмор выглядел еще более отрешенным. Неосознанно он взялся за ручку застекленных дверей и попытался открыть их, но потом вспомнил, что они заперты.

– Ваш участок, должно быть, нашпигован системами безопасности и датчиками сигнализации. Почему двери заперты?

Майклз продолжал еле заметно улыбаться.

– Разумные меры предосторожности. В этом доме много ценностей, мистер Уэстмор.

Конечно, но… Уэстмор не закончил мысль. Его опять мучили дурные предчувствия. Снаружи, за обширным садом, перед следующим крылом особняка он увидел подъездную дорожку, заканчивающуюся тупиком. Мимо проехал цельнометаллический фургон с надписью «ДАЙЕ ФАРМАСЬЮТИКАЛС, ЛТД» на борту.

Брайант тоже увидел его.

– Не помню, чтобы в профайле мистера Фэррингтона упоминалось, что он владеет фармацевтической компанией.

– Он не владеет ею. Он имеет к ней всего лишь эзотерический интерес.

– Эзотерический? – Брайант бросил на него озадаченный взгляд. – Вы имеете в виду, финансовый.

– Я имею в виду эзотерический.

Но Уэстмор его не слушал. Вместо этого он трогал пальцами окно. Это было не стекло, а что-то сложное по составу.

– Эти окна из лексана, верно?

– Да, именно так, мистер Уэстмор. Внешний вид имеет важное значение, особенно для такого человека, как мистер Фэррингтон, но меры безопасности – не менее важное. Каждое окно в особняке сделано из лексана. Очень дорогой материал. И вы правы, особняк, как и прилегающая территория, оборудованы системой сигнализации. Все двери оснащены электронными замками. Мы не хотим, чтобы кто-то забрался внутрь.

Или выбрался наружу, – подумал Уэстмор.

4

Фадден не был знаком с такими аномалиями, но даже если бы и был?

Генетические нарушения отличались многообразием. Энтропия пальцев, лишний большой, и кроме всего, односторонняя гемигипертрофия с врожденной асимметрией, не говоря уже об остром гипопитуитаризме. Лежащую на кровати женщину звали Кэрол, хотя ее имя было так же бесполезно, как и ее жизнь. В двадцатилетнем возрасте лицо у нее было десятилетней девочки. И такое же базовое развитие организма. Базовое развитие организма. Вот именно. Из-за гемигипертрофии одна половина ее полутораметрового тела росла быстрее, чем другая. Правая рука и нога были толще левых в два раза, и на несколько сантиметров длиннее. Большие пальцы рук были размером как сардельки, в то время как остальные пальцы перестали расти еще в пятилетнем возрасте. Хотя ей было почти уже тридцать, она больше напоминала маленького уродливого ребенка.

Фадден проклинал себя, трахая эту женщину-ребенка с такой силой, что почти согнул пополам ее изувеченное тело. Ему не хотелось этого.

Но он ничего не мог с собой поделать.

Кусочки рассудка изредка пробивались сквозь бездумную похоть. Фадден был священником, а также духовным советником при Белом доме. В некотором смысле – епархиальном – он являлся довольно известной личностью. Оказывал психологические консультации и духовное наставничество трем президентам и бесчисленным чиновникам высшего звена. Как верный слуга господень, всю свою жизнь он хранил обет безбрачия.

И теперь этот самый раб Божий исступленно совокуплялся с дефективным инвалидом. И никак не мог насытиться. Он кончил уже три раза, и собирался еще. Его тело содрогалось от удовольствия, когда большой палец Кэрол блуждал в его прямой кишке. Фадден не помнил, как попал сюда. А после того, как его заставили проглотить розовую таблетку, его это уже не интересовало. Похоть бушевала в нем и не собиралась утихать. Каждая сознательная минута – или секунда – напоминала о самом ужасном его грехе. Но он не мог остановиться. Если он не сбавит темп, его хватит удар. На самом деле, какая-то его часть хотела, чтобы это случилось. Казалось, что лишь смерть сможет положить конец его вожделению и возбуждению.

Еще одна аномалия Кэрол называлась «поперечная вагинальная перегородка». Фактически, у нее было два вагинальных канала, умещавшихся в пределах одного. Член Фаддена проникал то в один канал, то в другой. Очевидно, женщине дали такую же таблетку, потому что, несмотря на творящееся в отношении ее гнусное насилие, ей явно было мало. Умей она говорить, то обязательно попросила бы еще.

И Фадден давал ей это.

И уже довольно долго.

За мгновение до критического момента он сумел отстраниться, затем подскочил, сунул пенис ей в рот и кончил. От переутомления сердце у него неистово колотилось. Сперма выскользнула из его члена словно теплый червь. Кэрол жадно проглотила червя, остервенело мастурбируя вымазанным в дерьме большим пальцем.

Боже всемогущий, да что со мной такое? Он едва мог шевелиться, поэтому, тяжело дыша, лег промежностью девушке на лицо. Дай мне силу. Если Бог не может дать ему ее, то кто тогда? Он знал, что силу нужно где-то найти. Фадден был вымотан, истощен, обессилен… и все же по-прежнему был возбужден, обуреваемый похотью. Он кончил всего минуту назад и уже был готов продолжить. Он испытывал неутолимую потребность в этом.

Прости меня, боже. Но я ничего не могу с этим поделать. Прости меня…

Гигантский большой палец обхватил ему член, в то время как крошечные пальчики щекотали ему яички. Вскоре они оказались у нее во рту, и она принялась их посасывать.

Фадден чувствовал себя утратившим разум, тонущим во зле и грехе. Именно это творилось здесь. Почему они так поступают с ним? Какое еще объяснение может быть этому?

Он позволил этой убогой девчонке подержать во рту его яйца еще какое-то время, пока отрешенно смотрел перед собой. В другом конце комнаты стояла еще одна кровать, на которой хасидский раввин, постанывая, трахал сзади уродливое существо, оказавшееся женщиной. Ее конечности выглядели какими-то… изогнутыми. И она дышала словно собака, когда раввин долбил ее в прямую кишку…

Боже милостивый…

Он увидел закрепленные на потолке и направленные вниз камеры, фиксирующее со всех углов безумные разгульства, имевшие место на кроватях. Что эти люди делают здесь?

И кто они?

Разум Фаддена не мог больше размышлять над этими вопросами. Похоть снова испепеляла рассудок. Он вогнал свой некогда целомудренный член девушке в горло до самых миндалин. Затем сполз вниз, и оказался в ее вагине – точнее в одной из двух.

Он будет трахать Кэрол еще четыре раза за этот вечер, а потом умрет от обширного инфаркта. Видео с его сексуальными подвигами попадет в интернет и выпуски новостей национальных телеканалов в течение двадцати четырех часов.

Ее тело никогда не будет найдено.