355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эдуардо Мендоса » Удивительное путешествие Помпония Флата » Текст книги (страница 10)
Удивительное путешествие Помпония Флата
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 23:02

Текст книги "Удивительное путешествие Помпония Флата"


Автор книги: Эдуардо Мендоса



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

Я отнял руки от глаз и увидел лицо, юное, улыбающееся, такое знакомое и теперь такое грозное.

– Филипп! – воскликнул я. – Неужто это ты предстал передо мной в божественном обличье?

– Я зовусь вовсе не Филиппом и не являюсь тем, кем ты думаешь, – ответил он. – На самом деле я бог Аполлон, далекоразящий, бог вечной молодости и вестник непререкаемых повелений Зевса. Взгляни на мой не знающий промаха лук и мои золотые волосы, на мои прекрасные кудри. Я принял человеческий облик, дабы наказать коварного Тео Баласа за его бесчисленные преступления, поскольку, как ты знаешь, или во всяком случае должен знать, я покровитель дорог и защитник странствующих. Мне было не слишком трудно жить в услужении у мнимого Эпулона, так как не в первый раз довелось подчиняться повелениям смертных – так меня наказывал Зевс-тучегонитель. Для царя Трои Лаомедонта, к примеру, я выстроил неприступные стены его знаменитого города.

– И тем не менее Троя была разрушена, а Тео Балас сбежал, так и не заплатив за свои бесчисленные злодеяния.

– Это правда, – признал лучезарный Феб. – Я явился с намерением поразить Эпулона меткими стрелами из моего серебряного лука, но сделать этого не сумел, поскольку он успел заключить договор о своей неуязвимости и безнаказанности с другими силами. Тогда я попросил помощи у Геи, владычицы ночных сновидений, и она послала ему нежданных гостей, которые смутили его душу и заставили вернуться на те пути, где я надеюсь в один прекрасный день сквитаться с ним. Да и тебя я тоже защищал в твоих трудах, потому что сам являюсь богом странствующим и сострадаю тем, кто рискует отправиться куда глаза глядят. Ведь это я поднял нищего Лазаря на крылья небесного ветра, чтобы он успел призвать помощь, когда Береника готова была принести тебя в жертву, и это благодаря моему вмешательству Ливиан Малий отклонился от назначенного пути и примчался как раз вовремя, чтобы помешать тем, кто уже штурмовал стены Храма. А еще я догнал убегающего из города Тео Баласа и заставил его написать письмо-исповедь о своих грехах, пригрозив, что иначе пущу за ним следом мрачных Эриний.

– Но скажи, неужели твоя божественная сила не могла спасти еще и Зару-самаритянку? Почему ты защищал меня, человека безбожного, но допустил смерть набожной и доброй женщины, доверчивой и услужливой, а также ее бедной невинной дочери?

– Признаюсь честно, Помпоний, не все получилось так, как я того желал. В Греции дело повернулось бы иначе, а вот Иудея не моя земля. Хотел бы я взглянуть на то, как Мессия станет совершать чудеса на Пелопоннесе. Что касается женщины, по которой ты сейчас льешь горькие слезы, тут я ничего не мог поделать, потому как даже мне не дано изменять судьбы смертных. Но, воздавая ей должное, я превратил ее в этот лавр, который теперь шелестит своей нежной листвой у самой двери. Не горюй. Всем вам суждено умереть, а для женщины подобного рода, если ей выпадает умереть молодой, это можно считать милосердием. Зато в твоей памяти, Помпоний, она такой и останется: вечно молодой, совсем как я. А теперь я отправлюсь туда, где обитают гипербореи, – это место расположено равно далеко от людей и богов, – поскольку даже нам, бессмертным, не позволяется тратить время попусту.

Так он сказал, и воздух тотчас наполнился столь ярким светом, что я ослеп. Когда зрение вернулось ко мне, в доме уже никого не было. Я ощущал в душе своей великое смятение, но одновременно купался в блаженстве, поэтому не могу сказать твердо, случился ли мой разговор с Аполлоном на самом деле или только в моем удрученном воображении. Я вскочил на ноги и поспешно выбежал из дома, чтобы проверить, а вдруг остался какой-нибудь след, который подтвердил бы существование Феба Аполлона, далекоразящего лучника. А поскольку, едва я переступил порог, меня снова ослепил нестерпимый свет, то я решил, что все еще нахожусь пред ликом божества, однако то были всего лишь лучи солнца, которое поднимало над горизонтом свою золотистую голову. Но стоило пройти ослеплению, как меня посетило еще большее изумление – я увидел перед собой маленького Иисуса.

– Я пришел проститься с тобой, раббони, – сказал он, отвечая на мой вопрос, – и поблагодарить за то, что ты не взял вознаграждения. Я слишком юн и потому мало знаю о жизни, но от меня не укрылось, что здоровье, деньги и любовь – самое главное для взрослых людей. А коль скоро ты отказался от денег и потерял любовь, когда тебе поверилось, будто обрел ее, было бы только справедливо, если бы к тебе по крайней мере вернулось погубленное здоровье.

– Благие намерения не имеют лечебных свойств, – отмахнулся я. – Что касается остального, то я давно привык и к нужде и к одиночеству. Плотская любовь стала бы лишь препятствием на пути моих исканий. Я буду утешаться воспоминанием о мимолетном мгновении счастья. И нежный аромат лавра, как только долетит до меня, всякий раз станет оживлять мою память. А теперь пора возвращаться, поскольку Апий Пульхр должен вот-вот тронуться в путь, и вряд ли стоит пренебрегать охраной, зная, что по окрестным дорогам рыщет Тео Балас.

– Погоди немного, – сказал Иисус, – кое-кто еще хочет пожелать тебе счастливой дороги.

С этими словами он указал рукой в сторону луга, который тянулся от самого дома, я взглянул туда и увидел, что по лугу идет Лалита, дочка Зары, а за ней бежит ее барашек.

– О Юпитер! – вскричал я. – Кто объяснит мне, что здесь происходит?

Иисус простодушно посмотрел на меня и ответил:

– Она вернулась.

– Но я сам видел… Она лежала на полу рядом с матерью…

– Есть такие, кто своими глазами смотрят и не видят, а другие, наоборот, видят вещи, что существуют лишь в их воображении, – сказал Иисус. Затем потянул меня за рукав. Я нагнул к нему голову, и он зашептал, чтобы девочка его не услышала: – Ты ведь сам рассказывал мне историю человека, который спустился в ад, спасая ту, которую он любил. А раз такое случилось один раз, значит, может случиться и дважды.

– Не говори глупостей, – возразил я. – История Орфея – это не правда. Это только миф. Символ. Уж не знаю, символ чего, но символ.

– А какая разница между тем и другим, раббони? – спросил Иисус.

Я решил не отвечать, поскольку объяснять такие вещи ребенку его лет – дело долгое и бесполезное. Если я когда и сыграл при нем роль наставника, то теперь это время ушло в прошлое. Меня больше волновал вопрос, что же случилось в действительности, и я решил остановиться на следующем: в тот зловещий вечер, в слабом свете сумерек, когда рассудок мой к тому же был помрачен увиденной кровавой сценой, я поверил, будто вижу два тела там, где лежало только одно. Гераклит порицает стремление приспособить реальность к нашим ожиданиям. Я погладил кудрявую голову девочки и спросил, останется ли она в Назарете, а если да, то чем собирается жить, и она ответила бесхитростно:

– Ни за что на свете не останусь я в этом месте, о котором сохранится у меня самая горькая память. Вдобавок здесь у меня нет друзей, а так как я была дочерью блудницы, никто не возьмет меня к себе в дом даже служанкой. В Магдале, неподалеку отсюда, живет сестра моей матери. Мне хотелось бы перебраться туда и поселиться у нее, пока не придёт пора сменить имя и зарабатывать на хлеб тем же ремеслом, что и мать.

– Твое решение кажется мне очень разумным, – сказал я. – Но Иисус сильно огорчится, если после того, как он вновь, и так неожиданно, встретил тебя, ты опять исчезнешь.

– Это не так уж и важно, – отозвался Иисус. – Когда мы станем взрослыми, мы снова встретимся, я уверен. А пока я должен помогать отцу.

Я оставил их строить свои несбыточные детские планы, а сам направился в сторону Храма. Там я нашел Апия Пульхра, готового к отбытию и охваченного сильным негодованием. Дело в том, что рано утром, никого не поставив в известность, первосвященник Анан спешно покинул Назарет, поскольку другие священнослужители, да и весь синедрион, заявили, что ему не подобает впредь являться перед народом, который видел, как он болтался на стене, повиснув на собственной бороде. Как раз в эти же дни зять Анана Каиафа взошел на высшую должность в Великом синедрионе, и Анан решил отправиться в Иерусалим и заново начать службу под крылышком у Каиафы. С отбытием Анана менялась расстановка сил среди священнослужителей Назарета, и отныне бразды правления получали в свои руки саддукеи.

– Теперь все городские планы будут пересмотрены, – с горечью сказал трибун, – и скорее всего, учитывая мою дружбу с Ананом, местные власти ни за что не возьмут меня в долю.

В Храме я простился с благородным Ливианом Малием, который еще на несколько дней оставался в Назарете, чтобы удостовериться, что в городе воцарилось спокойствие, и попросил его присмотреть за семьей Иосифа, поскольку тот был втянут в историю с убийством, а такое обычно влечет за собой всякого рода последствия и обиды. Затем мы тронулись в путь.

Когда мы отъехали на приличное расстояние и город растаял за горизонтом у нас за спиной, в моем организме внезапно что-то стало происходить, меня начала бить сильная дрожь, и я в очередной раз едва не вылетел из седла. Но все как-то само собой обошлось, мало того, дрожь унялась так же внезапно, как и пришла, по всему телу разлилось ощущение блаженства, и я понял, что в этот самый миг ко мне вернулись потерянные когда-то здоровье и бодрость. Такой вот непредсказуемой бывает этиология самых обычных недугов, а также их симптомы и любые прогнозы.

Когда мы остановились на отдых, я сообщил о своем чудесном исцелении Апию Пульхру, и тот, выразив сперва искреннюю радость, сказал:

– Надеюсь, эта история тебя хоть чему-нибудь научит и в будущем ты не станешь опять глотать неведомую дрянную воду, гонясь за химерическими открытиями.

– Тут ты ошибаешься, – ответил я. – Именно теперь-то я и готов продолжить свои изыскания с новыми силами. Как только мы прибудем в Кесарию, я найду караван, отправляющийся в Киликию, где мне пришлось прервать свои опыты.

И тогда трибун со смехом воскликнул:

– О Юпитер! Неужели ты, Помпоний, в твои года все еще веришь, будто есть что-то новое под солнцем?

На что я ответил:

– Да, есть. Это я.

Со времени той беседы и до сегодняшнего дня протекло более трех лунных месяцев. В Кесарии не нашлось ни одного каравана, который собирался бы хоть куда-нибудь двинуться, поскольку слухи о пришествии Мессии разнеслись по всей стране и повсюду царили тревога и волнение – все боялись, что вот-вот вспыхнет великая смута. Однако вскоре мне стало известно, что некий корабль готовится к отплытию в Тергесту. И я подумал, что оттуда смогу продолжить свой путь, и попросил взять меня на борт пассажиром, и, хотя не имел ни одной драхмы, добился своего благодаря неожиданной склонности капитана к наукам, касающимся Природы. Во время плавания я поведал ему о своих странствиях, а он мне о своих, и однажды рассказал о маленьком притоке Вистулы в Германии, воды которого полгода текут к океану, а вторые полгода – к Адриатическому морю, хотя, как утверждают некоторые, в море они так никогда и не попадают – то ли мешают сильные приливы и отливы, то ли из-за повышения уровня моря в период таяния льдов. Но вполне может случиться и такое, добавил он, что речь идет о двух совсем разных реках, ведь когда течение направлено с севера на юг, вода в этой реке ледяная, а когда в обратную сторону, она такая горячая, что загорится тростинка, если ее туда опустить. Правда, удивительное это явление не единственное в своем роде, ведь еще Лукреций описывал нечто подобное, объясняя это плотностью земли и атомов огня, каковые земля выбрасывает в пору летней жары. Но самое интересное свойство этой воды заключается в следующем: кто выпьет ее, тот начинает изрекать неслыханные пророчества.

Пока я такого действия не ощутил, хотя уже проявились другие симптомы, надо сказать, куда более неприятные. Всего через несколько часов после того, как я выпил этой воды, из меня начала вытекать зеленая жидкость – то изо рта, то из ануса, тело мое сильно ослабло, слух частично утратился, а речь стала невнятной. К счастью, жители здешних мест оказались людьми гостеприимными – они ухаживают за мной с терпением и заботой, хотя и являются по природе своей дикарями. Это херуски из племени вандалов, и ведут они оседлый образ жизни. Живут охотой, а также за счет того, что постоянно воюют с другими народами, особенно с фризами, треверами и медиоматриками. Поклоняются Тору, богу сражений, а вождем у них всегда становится самый свирепый и самый храбрый мужчина, который ловчее прочих владеет топором. И пока он сохраняет свою силу, его почитают и слушаются, а также подставляют ему свой зад, не дожидаясь особой просьбы. Но как только силы его начинают убывать, его лишают всякой власти и впрягают работать на водокачке, где он и заканчивает свои дни, беспрерывно ходя по кругу.

Сам не знаю, сколько еще времени мне придется оставаться в этой неизведанной земле, где царит жуткий холод и ночь не знает конца, но порой я вспоминаю события, коим стал свидетелем в Галилее, и спрашиваю себя: неужто они случились на самом деле? Или были лишь плодом больного воображения, разбуженного тяжким недугом? Хотя это не так уж и важно, поскольку я совершенно уверен в одном: минует еще несколько лет, и все забудется, словно ничего и не было, и никто не вспомнит про Иосифа, Марию, а также Иисуса, как никто не вспомнит обо мне, да и о тебе тоже, о Фабий, ибо все приходит в упадок, исчезает и тает в забвении – все, кроме несокрушимого величия Рима.

От автора

Даже самый наивный читатель наверняка уже заметил, что все, изложенное выше, – чистый вымысел. Однако большая часть упомянутых фактов взята из античных текстов или преданий, и некоторые из источников я хотел бы указать, чтобы тот, кого интересуют и увлекают подобные темы, мог с ними познакомиться.

Плиний Старший в своей «Естественной истории» («Naturalis historia») говорит о неких водах, которые делают коров белыми, и о других, способных зажечь смоляные факелы, а также о таких, которые тому, кто их выпьет, дают дар пророка, укорачивая при этом его жизнь. Тот же Плиний упоминает о существовании крошечных людей и сонном растении под названием halicacabon.

Арабы не исповедовали единобожия, пока не услышали пророчества Магомета, который жил в VI–VII веках, и молились они, повернувшись лицом в сторону Иерусалима, а не Мекки.

Политическая ситуация в Израиле в ту эпоху – да и не только тогда – была весьма своеобразной. Это было наполовину независимое царство, наполовину римская колония, жители платили местные налоги и – очень неохотно – подати Риму (Кесарю – кесарево, а Богу – Богово), подчинялись законам своим и римским, а также имели судебную систему столь сложную, что, дабы вынести приговор Христу, понадобилось вмешательство Ирода, Анана и Каиафы, и, наконец, римского прокуратора Понтия Пилата, который приказал казнить Иисуса. Существовало два царя по имени Ирод: первому, прозванному Великим, приписывают избиение младенцев, хотя он умер за четыре года до рождения Иисуса; второму – обезглавливание Иоанна Крестителя. Благодаря автономии Израиля, более или менее номинальной, там не было римского правителя, а имелся прокуратор, который жил не в столице, Иерусалиме, а в Кесарии, приморском городке, развалины которого и сегодня можно посетить. Если того требовала обстановка, прокуратор мог обратиться за помощью к правителю Сирии, обитавшему в Антиохии и имевшему в своем распоряжении четыре легиона. Каждый легион насчитывал 6120 человек.

Много споров велось по поводу того, что Иосиф отправился в Вифлеем из-за переписи. Точно известно, что Квириний, тогдашний правитель Сирии, устроил перепись в 6 году до Рождества Христова, сведения о ней до нас дошли благодаря последствиям, которые она имела. По религиозным мотивам иудеи противились подобным переписям, поскольку признать их значило признать и светскую форму государства. Вот почему перепись, устроенная Квиринием, вызвала мятеж, который возглавил один из многих, кто появлялся в подобных ситуациях и называл себя Мессией. Как бы то ни было, трудно признать логичным то, что Иосиф, проживавший в Назарете, отправился для участия в переписи в Вифлеем, даже если он и был уроженцем этого города; ведь в те времена, как и сейчас, люди записывались там, где они живут, работают и платят налоги. Еще менее логичным было бы, если бы он, чтобы еще больше усложнить дело, взял с собой жену, которой вот-вот предстояло родить. На самом деле, с точки зрения евангелистов, важен был тот факт, что Иисус родился в Вифлееме, как гласили пророчества, и что он происходил из дома Давидова, к которому принадлежал Иосиф, хотя это в свою очередь является бессмыслицей, поскольку между Иосифом и Иисусом не существовало никакого кровного родства.

Имя Тео Балас принадлежало подлинному историческому персонажу, но отнюдь не разбойнику. Хотя и в таком контексте оно упоминается в одном из апокрифических евангелий, где так зовут ужасного разбойника, за которым числились грабежи, убийства, пытки и прочие жестокости. В другом тексте рассказывается, как во время бегства в Египет Святое семейство подверглось нападению, но не одного, а двух разбойников – доброго и злого. Заступничество доброго разбойника помогло им целыми и невредимыми выйти из этой переделки. Много лет спустя и добрый и злой разбойники умрут на крестах на Голгофе – вместе с Иисусом.

Распятие было видом казни, распространенным преимущественно у римлян, и применялось в исключительных случаях. Кресты бывали трех типов: первый получался через наложение горизонтальной линии на вертикальную в виде буквы Т; второй был известен у римлян под названием crux immissa – крест вбитый, он составлялся из двух брусьев неравной длины; третий, так называемый crux decussata – крест сбитый, или крест Святого Андрея, образовался из двух брусьев одинаковой длины, соединявшихся посредине под прямым углом. Такая казнь применялась к предателям, а также рабам – так, например, был казнен Спартак – и к некоторым особо отличившимся преступникам. В ряде апокрифов утверждается, что крест, на котором умер Христос, был изготовлен в мастерской Иосифа.

Помпоний Флат совершил промашку, не распознав тип траура, который носила Береника, поскольку белый цвет соответствует римским обычаям, а вот иудеи, по всей видимости, носили в таких случаях одежду темных тонов. По этой и некоторым другим деталям можно судить, что семья Эпулона, как и большинство богатых семей той поры, переняла римские обычаи.

Операции с недвижимостью, вроде описанной в этой книге, были нередки в ту эпоху. Как, впрочем, в любые эпохи и в любых местах. Римские историки не раз упоминают о них, поскольку в результате образовывались большие состояния, а также разгорались большие скандалы, в которые бывали замешаны и весьма известные люди.

Желая снабдить Квадрата военной биографией, я сделал его участником сражения при Фарсале, которое имело место в 48 году до Рождества Христова, поэтому он должен был быть очень старым. Я пошел на такую вольность. В любом случае профессиональные солдаты уходили на покой в весьма преклонном возрасте.

Почти все высказывания и размышления Захарии взяты из Священного писания, но это не относится к истории Амрама, я прибавил ее от себя.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю