Текст книги "Подросток Савенко"

Автор книги: Эдуард Лимонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

28

Эди-бэби входит в подъезд. Из дверей тетимарусиной квартиры доносятся смех и звуки музыки. Мать, очевидно, еще там. В квартире три комнаты, и в каждой – семья. Тетя Маруся Чепига, ее муж, все более и более пьющий дядя Саша-электрик, и их сын Витька живут в одной. Тетя Маруся Вулох, ее муж дядя Ваня, бабник и красавец, и их сын Валерка и дочь Рая, названная так в честь Эди-бэбиной матери, – обитают в другой комнате, побольше. В третьей, непосредственно под комнатой Эди и его семьи, живут Переворачаевы – сам Переворачаев, нелюдимый и неразговорчивый, дремучий даже для Салтовки человек, по профессии – печник, жена его – поломойка, по прозвищу Черная, имени ее Эди-бэби не знает, несмотря на то, что Переворачаевы живут в доме с самой его постройки, и их дети: взрослая Любка-блядь, горбатенький Толик и «ребенок-Надька». Надьке уже десять лет, и у нее есть вполне заметные груди, однако все до сих пор зовут ее, как звали лет пять тому назад, «ребенок-Надька». Несмышленая еще тогда ребенок-Надька в свое время послужила Эди-бэби моделью для изучения женской анатомии. Урок произошел в подвале под домом, куда Эди-бэби заманил ребенка-Надьку с помощью шоколадной конфеты.

Сегодня Переворачаевых нет дома, только одинокий горбатенький Толик остался дома и наверняка в этот момент лежит на солдатском одеяле и читает книгу, заткнув уши ватой. Остальные Переворачаевы уехали в деревню, часть салтовских жителей до сих пор еще связана с пригородными деревнями.

У тети Маруси Чепиги дед и бабка живут в деревне, называемой Старый Салтов. Туда путь неблизкий – несколько часов на грузовике. Салтовское шоссе ведет в Старый Салтов, раньше оно называлось Салтовский шлях.

Одно лето, то самое, после побега в Бразилию, Эди-бэби провел с дедом и бабкой тети Маруси. Там, в мелкой заболоченной речке с зеленой водой, он научился плавать и там же, лежа на берегу этой речки, вокруг бродили гуси, дядя Саша Чепига сделал комплимент носу Эди-бэби. Эди-бэби пожаловался дяде Саше на свой курносый нос. В ответ на это дядя Саша сказал, что он бы с удовольствием, «с величайшим удовольствием», повторил дядя Саша, поменялся бы с Эди-бэби носами. Эди-бэби внимательно посмотрел на нос дяди Саши, и ему немедленно сделалось стыдно. Нос дяди Саши, во-первых, был постоянно красноватого цвета, во-вторых, он напоминал формой своей некрасивую и непородистую картошку. Природа, очевидно, было замыслила произвести три картофельных клубня, да передумала и слепила из них один – такой был у дяди Саши нос. Эди-бэби сбежал и из Старого Салтова. В день, когда он, дед Чепига и находившийся в двухнедельном отпуске дядя Саша пасли коров в лесу, у них случилось несчастье – две коровы отбились от стада. Лес у Старого Салтова не какая-нибудь там искусственная лесополоса, а настоящий – старый, густой и большой лес. Конечно, какой дурак пасет коров в лесу, для этого есть луга. Но объяснение поведению странных пастухов, вдруг загнавших коров в лес, было простое: коровы были частные, луга же принадлежали колхозу. Государство разрешало колхозникам иметь коров, но пасти их они должны были где угодно. Вот колхозники и пасли свою скотину то в лесу, то на железнодорожной насыпи. Пасли коров по очереди, неделю один дом, неделю – другой. В ту неделю была очередь деда Чепиги.

Когда село солнце, Эди-бэби, слушая разговор дяди Саши и деда Чепиги о том, что теперь хоть не возвращайся в село – убьют за пропавших коров владельцы, решил, что он не хочет быть убитым. Однако Эди до сих пор считает, что нет, не трусость руководила его поведением, когда он под предлогом того, что хочет в туалет по-большому, отошел от костра, возле которого они сидели все трое, и исчез в зарослях.

Эди-бэби шел по уже темному лесу и спокойно пел выдуманную им самим мелодию. У него не было с собой никаких припасов, только палка пастуха и большой нож дяди Саши, но Эди-бэби был очень доволен тем, что у него нет даже куска хлеба с собой – вот прекрасный случай проверить его знание дикорастущих растений, тех из них, которые годятся в пищу.

Был уже август, и Эди-бэби не сомневался, что он спокойно проживет в полях и лесах, по крайней мере, до глубокой осени, все время перекочевывая дальше и дальше на юг. Захватывающая перспектива жизни в лесу рисовалась Эди-бэби… Он тут же придумал привязать свой нож к палке при помощи ботиночного шнурка и таким образом использовать его и как копье. Копье же он будет бросать в съедобных мелких животных.

Эди-бэби прожил в лесу недолго. Выгнал его из лесу не голод, но одиночество. Казалось бы, книжные знания Эди-бэби действительно ему пригодились, он спокойно питался ягодами и кореньями растений средней полосы, как они были обозначены в его книгах, и только время от времени обнаруживал для себя, что те или иные корни невозможно жевать из-за их едва ли не одеколоньего вкуса. Темноты Эди-бэби не боялся и в младенчестве. Но одиночества он не вынес. В то лето впервые в жизни Эди-бэби обнаружил, что он социальное животное.

Ему до сих пор стыдно перед дядей Сашей и тетей Марусей за тот переполох, который он устроил в Старом Салтове. Впрочем, благодаря ему, дед и бабка Чепиги даже стали в Старом Салтове своего рода знаменитостями. Показывая на них, деревенские жители говорили: «Из ихней хаты городской хлопчик утик».

Городской хлопчик, сойдя из лесу на шоссе, которое он открыл уже давно, проголосовал и через какие-нибудь полчаса был у деревенского магазина, через два дома от которого жили в хате под соломой дед и бабка Чепиги. Коровы нашлись, оказывается, в тот же вечер, сами спокойно вышли к стаду. Хлопчик вышел к людскому стаду через два дня.

29

Эди косится на двери тетей Марусь, кажется, они там пляшут, и, решительно поднявшись на второй (он же последний) этаж, открывает свои двери.

В квартире номер шесть тихо. Майор вытрезвителя Шепотько исчез из квартиры еще за неделю до праздников, другие их соседи – Лидка и дядя Коля – ушли со своим новорожденным ребенком к родственникам.

Эди-бэби проходит на кухню, находит накрытую чистым полотенцем оставленную ему матерью еду – его любимые макароны с котлетами, уже положенные в сковородку вместе с куском масла. «Ничего все-таки человек моя мать», – внезапно решает Эди, хотя еще утром между ним и матерью произошла страшная ссора, во время которой он обозвал мать дурой и проституткой!

Эди-бэби ставит сковородку на газовую плиту – недавнее новшество. На Салтовку провели газ два года назад. До этого часть кухни занимала печь, которую топили углем. Все тогда пекли в духовке печи пироги, с приходом же газа мать печет пироги все реже и реже.

Раньше он с матерью так не ругался, размышляет Эди-бэби, поедая свои макароны с котлетой, которые он может есть три раза в день, и они ему не надоедают. Во всяком случае, Эди никогда не обзывал мать так, как сегодня: «Дура! Проститутка!» Эди-бэби стыдно, что он не сдержался. И в то же время он прекрасно понимает, что мать виновата не меньше его в том, что у них такие собачьи отношения. После того как он перешел в восьмой класс, Эди-бэби считает себя взрослым и хочет, чтобы к нему относились как к взрослому, а мать все еще пытается его воспитывать.

Несправедливость заключается еще и в том, что мать, в сущности, не интересует, как Эди-бэби живет, весело ли ему жить, грустно ли, о чем он думает. Мать яростно воюет с ним за мелочи, за то, чтобы он носил брюки шириной 22 сантиметра, а не 18 сантиметров, мать злит пробор Эди-бэби и его желтая куртка. Раньше мать нервничала из-за его длинных волос. Новый классный руководитель Эди, Яков Львович, – Рахиля настолько одряхлела, что ей пришлось оставить преподавание, – усиленно внушает матери, что из Эди-бэби ничего хорошего не выйдет.

«Из вашего сына вырастет преступник и тунеядец», – объявил Яков Львович матери на первом же родительском собрании. И мать, вместо того чтобы быть на стороне Эди, заняла сторону Якова Львовича.

По мнению Эди-бэби, из самого Якова Львовича ничего хорошего не вышло. Вышла сволочь и сука. Пользуясь тем, что он необыкновенно здоровый, выше чем метр восемьдесят, классный руководитель бьет учеников. Бьет он их без свидетелей, зазывает в свой физический кабинет, фашист преподает физику, и ребята выходят оттуда с разбитыми носами и губами. Фашист думает, что он воспитывает шпану таким суровым способом, на самом же деле он бьет безответных. После седьмого класса большинство шпаны ушло на улицы или на заводы. В их классе уже нет настоящей шпаны. Ни Сашка Тищенко, ни Валька Ляшенко не могут считаться настоящей шпаной, хотя они и ведут себя порой как шпана и живут на Тюренке, но они смирные ребята. Бить их за то, что они ленивы или неспособны, – несправедливо, думает Эди-бэби.

Но Яков Львович ни разу не прикоснулся пальцем к Эди.

Он знает, кого можно бить. Сашку Ляховича он не бьет тоже. И Витьку Проуторова, потому что у него больное сердце.

Первая причина, почему Яков Львович не бьет Эди, – его отец. Смирный Вениамин Иванович все еще тянет лямку в МВД, и, хотя Эди-бэби уверен, что трудно найти более безобидного человека, магические буквы «МВД» действуют на учителя физики Якова Львовича Капрова.

Вторая причина, почему он не бьет Эди, – сам Эди. Когда новый классный руководитель в первый раз побил одного из ребят, Витьку Водолажского, безобидного полудеревенского парня, он и его сестра Валька – близнецы, досиживают восьмой класс с нетерпением, дальше они хотят идти в техникум, Эди-бэби сказал, стоя в группе ребят, окруживших Витьку в туалете, он смывал кровь с лица, что, если «Яша», сука, тронет его, он зарежет физика. Нельзя позволять другим обижать тебя, даже один раз, – так научил его Саня, и с этим неписаным законом живет вся салтовская шпана. И Эди-бэби старается так жить.

Ребята, может быть, и не поверили его клятве, но «Яша» поверил, предатели есть везде, кто-то ему донес. Он поверил, такие случаи бывали, особенно в прошлые годы, и в их школе, и в соседних школах. Учителю физкультуры лысому Леве в 1956 году пустили на школьном новогоднем вечере нож в бок.

Еще одна причина, почему Яша боится трогать Эди, – Саня Красный. Все знают на Салтовке, что за Эди-бэби стоит Саня, а с Саней штангисты и вся Тюренка, а в случае необходимости – и дикие черножопые с Конного рынка. Горе тому, кто тронет Эди-бэби. Потому кошмары, подобные драке Эди-бэби с Юркой Обеюком, больше не повторяются, они мучили Эди-бэби некоторое время только во сне, а теперь и из снов исчезли. Сам Юрка уехал со своей семьей обратно в Красноярск, и Эди-бэби, какое-то время мечтавший о мести, остался неотмщенным. Впрочем, подумывал Эди о мести не очень серьезно и только первые полгода. Виноват был сам Эди-бэби: корпя над книгами, он забыл, что он мужчина и что мужчина должен уметь за себя постоять. При чем тут Юрка Обеюк.

Эди доедает макароны и опять мысленно возвращается к ссоре с матерью. Почему она на стороне его врагов? – думает Эди. Всегда. Другие матери отстаивают своих детей. Но не Раиса Федоровна. Для нее всегда виноват Эди-бэби. «Яша» явно мстит Эди-бэби за обещание зарезать и всегда ставит ему «три» по физике, хотя, зная, что Яша к нему придирается, Эди-бэби учит нелюбимую им физику наизусть. Другой ученик за подобный ответ получил бы «пять», ну «четыре», но Яша ставит Эди «три». Мать этого не понимает, она считает, что Эди не учит физику должным образом.

«Несправедливость!» – однажды написал Эди-бэби на классной доске. Это исчерпывающее объяснение того, как мир устроен. Раисе Федоровне хочется воспитать сына, как она говорит, «хорошим человеком», и потому она, не жадный вовсе человек, считает, что вредно давать ребенку пятнадцати лет деньги на карманные расходы. В результате ребенок пятнадцати лет все время рыщет в поисках денег по поселку и вынужден воровать. «Дура»! – думает Эди-бэби зло. Мать верит, что, если она не даст ему денег на то, чтобы выпить бутылку биомицина с друзьями, он успокоится и послушно обойдется без биомицина и друзей. Она не знает своего сына и того, что у него слишком сильный характер. Она понятия не имеет, что Эди ворует уже давным-давно, а теперь стал взламывать вместе с Костей магазины и даже частные квартиры.

И стихи его мать высмеивает. Ася не высмеивает, Кадик не высмеивает, даже капитан Зильберман не высмеивает! Зильберман говорит, что Эди талантлив и что, если бы он был умным парнем, он бросил бы общаться со шпаной, окончил школу с отличием и поступил бы в Литературный институт имени Горького, такой институт есть в Москве. А Раиса Федоровна утверждает, что стихи Эди-бэби – бред и похожи на тех поэтов, которых он только что прочел. Прочел Блока – похожи на Блока, прочел Брюсова – Эди-бэби немедленно пишет стихи, похожие на стихи Брюсова, прочел Есенина – пишет под Есенина…

Если бы мать и отец давали ему хоть немного денег, думает Эди, он не начал бы воровать. Или все равно стал бы воровать? – сомневается он. Честно говоря, он не знает. Наверное, все-таки стал бы воровать, потому что, как и Костя, он ворует не столько для денег, сколько ему хочется стать настоящим преступником. Хотя деньги тоже нужны.

Костя утверждает, что только карманники сохранились в СССР как более или менее организованная сила. Несколько раз он показывал Эди главарей карманников на Плехановской и на Конном рынке. «Паханов». «Настоящая же организованная преступность полностью разгромлена», – сказал Костя. Костя мечтает возродить организованную преступность. Их банда – только первый маленький шаг на пути к той сети вооруженных банд, которые создаст Костя, а с ним и Эди-бэби, в будущем.

Эди-бэби надоели его родители, надоела квартира номер шесть, вечно воняющий своими скверными папиросами и сидящий в туалете по часу толстожопый и толстобрюхий майор Шепотько. Эди хочет уйти от родителей как можно скорее. Не так, как он убегал, а спокойно. Ему осталось четыре месяца до шестнадцати лет и получения паспорта. Тогда-то он и скажет «до свиданья!» квартире номер шесть. «Взрослые дети должны жить отдельно от родителей», – сказала как-то Ася. И она совершенно права. Даже она мечтает жить отдельно от родителей, хотя у нее своя комната и совсем другие родители. Эди-бэби поменялся бы с Асей родителями.

30

Опустошив сковородку, Эди-бэби идет в комнату и, не раздеваясь, ложится на свой диван. Одной стороной диван упирается в большую железную кровать родителей. Спинки кровати никелированные, высокие и состоят из целого набора шаров и столбиков. Когда Эди-бэби был маленьким, ему было все равно, где спать. Теперь его раздражает близость их постели. Его приятели со смехом рассказывали ему, что заставали своих родителей «ебущимися», как они говорили, но Эди-бэби своих не заставал. Иногда ночью, еще в детстве, он слышал какие-то вздохи и стоны с кровати, но относил их к приснившимся родителям плохим снам.

Эди-бэби не представляет, когда же его родители ебутся. Если отец не ездит в свои длинные командировки, он обычно уходит на работу засветло, его военная часть находится очень далеко, в другом конце города, и потому он добирается туда на двух трамваях. Возвращается отец поздно, иногда и в девять часов вечера, ест и ложится спать, или смотрит некоторое время телевизор и потом ложится спать. Непонятно, когда они ебутся, думает Эди-бэби равнодушно. Сексуальная жизнь его родителей не очень его интересует. Однако все же когда?.. – думает Эди.

Снизу, из квартиры тетей Марусь, доносится взрыв музыки и опять смех, они там все не успокоятся. Отец, думает Эди-бэби, встречает 41-ю годовщину Великой Октябрьской революции хуй знает где, в поезде, идущем через, наверное, уже заснеженную сибирскую тайгу. Командировки отца длятся по месяцу, он работает теперь начальником конвоя. Эди-бэби долго не представлял себе, что это такое, пока не увидел отца при исполнении служебных обязанностей. Случилось это года два назад, весной.

Тогда ему не терпелось увидеть отца, сейчас Эди-бэби все равно и даже свободнее, если отца нет дома, а тогда почему-то он еще скучал об отце и каждый день ожидал его обратно из Сибири.

Эди-бэби знал время прибытия поезда и потому решил сделать отцу сюрприз – встретить измученного сибирского путешественника на вокзале. Потому, протрясшись на двух трамваях, Эди явился на харьковский вокзал и стал искать подходящий поезд.

Подходящий поезд из Сибири «Киев – Советская Гавань» – время прибытия его соответствовало времени прибытия отцовского поезда – явился на два часа позже, но терпеливый Эди терпеливо прождал все два часа на перроне, стараясь, на случай, если поезд придет раньше, не упустить отца.

Овеянный ледяным дыханием сибирских просторов, с сибирской пылью на крышах и ступеньках, поезд подкатил к перрону, и очень скоро с него стали спускаться харьковские пассажиры. Харьковских пассажиров было много, были среди них и военные, но отца в их числе Эди-бэби не увидел.

Дождавшись, пока исчезнет последний пассажир, Эди-бэби опять посетил справочные бюро вокзала и спросил, не будет ли сегодня другого сибирского поезда, но ему сказали, что нет, не будет, сибирский поезд сегодня один.

Эди-бэби был уверен, что он не пропустил своего отца, неужели же мать дала ему неточное время прибытия поезда? Но Раиса Федоровна была такой невероятно аккуратной женщиной, что Эди-бэби просто не верил в возможность того, что она могла ошибиться в дате прибытия любимого мужа из командировки…

Харьковский вокзал огромный. Один из самых больших в СССР, ибо Харьков – важный миллионный промышленный город, открывающий путь на юг, на всю Украину. За Харьковом именно начинается по-настоящему теплая плодородная земля Украины, а за нею Крым, а дальше жаркий экзотический Кавказ, и основные железнодорожные пути ведут туда через Харьков. Потому в последней войне немцы и «наши» забирали Харьков друг у друга несколько раз.

Сипели поезда, спуская ненужный лишний пар. Воняло углем, топкой, хлоркой, весной и клозетом. Сновали целые составы багажных телег, нагруженные чемоданами и мешками, принадлежащими жителям различных стран, составляющих Союз Советских Социалистических Республик. Между толпами, садящимися в поезда, высаживающимися из поездов и высыпавшими на все перроны транзитными пассажирами, спешащими набить свой желудок в столовых и ресторанах в часовой, а то и двухчасовой промежуток времени, пока поезд стоит на одном из крупнейших вокзалов страны, шел Эди-бэби, разыскивая своего отца. Между узбеками в халатах и тюбетейках, чистенькими грузинами в больших кепках, бабками без национальности и возраста, несмотря на апрель месяц, закутанными в несколько платков и обутыми в валенки с калошами, шел он. Бабки вынесли продавать на перроны соленые огурцы, и помидоры в кадках, и горячую вареную картошку, посыпанную укропом, и другую традиционную вокзальную пищу. Прямо из окон вагонов к ним тянулись руки с рублями. Все бабки, без исключения, визгливо орали, рекламируя свой товар.

– Вот огурчики солененькие! – сипела одна.

– Картошечки! Кому картошечки! – вопила другая.

– Пирожки! Кому пирожочки, с пылу с жару! – перекрикивала их третья.

Рекламные крики их были стандартны и стары, как русский мир, отработаны до единого звука. Со времен Батыя из незапамятных глубин русского языка пришли все эти «огурчики солененькие».

Эди-бэби не знал, зачем он глупо ввергся в эти толпы, найти в них человека было так же трудно, как обнаружить иголку в стоге сена, но разумные доводы часто оставляли Эди-бэби в его жизни и оставляют до сих пор, и тогда берет верх могущественная интуиция. Эди-бэби странным образом рассчитывал все же отыскать в толпах своего отца и потому продолжал бродить, переходя с перрона на перрон.

И он нашел Вениамина Ивановича. Уже совсем было отчаявшись, Эди-бэби решил выбраться из вокзальной сутолоки, чтобы отправиться домой, но, желая сократить путь до видимого ему отлично пешеходного моста, вознесшегося над вокзалом, – мост тотчас бы вынес его к трамваю, – Эди махнул было, спрыгнув с перрона, через железнодорожные пути, но ошибся в направлении и тотчас же затерялся в лабиринтах товарных вагонов и запасных путей. Вынырнув из-за одного товарного состава и подлезая под вагон, Эди-бэби и увидел неожиданно своего отца.

Представшая перед ним сцена была предельно лаконична и строга. Из-под своего вагона Эди-бэби увидел кольцо солдат с винтовками и примкнутыми к винтовкам штыками. Солдаты держали винтовки штыками вперед и чуть к земле. По сброшенным из товарного вагона с решетками доскам спускались осторожной цепочкой какие-то люди. Цепочка вливалась в «воронок» – черный закрытый грузовой автомобиль. Кольцо солдат, еще в шинелях, ведь был всего лишь апрель, разрывалось только в одном месте – там стоял офицер. В одной руке офицер держал бумаги, а другая лежала на расстегнутой настежь кобуре. Это и был Вениамин Иванович.

Эди-бэби не знал, что отец его возит заключенных, хотя он и знал теоретически, что МВД, к которому относятся войска отца, включает в себя и мусоров, и конвойные войска, но это обстоятельство как-то не связывалось у него с отцом. Отец ездит в командировки в Сибирь – да, но как и кем он не знал. Теперь он увидел, что отец его настоящий мусор, хотя он и носит другую форму. И даже хуже мусора, потому что это он развозит шпану в лагеря и тюрьмы. Может быть, он возил и Горкуна на Колыму, думает Эди-бэби. Себя Эди-бэби тогда еще не отождествлял со шпаной, но уже чувствовал что-то вроде солидарности с ними, ибо мир Салтовского поселка состоит из шпаны и противостоящих им мусоров. Огромное же море рабочих и служащих между ними Эди-бэби не принимает во внимание, ибо они неактивны.

Эди-бэби не подошел к Вениамину Ивановичу, который проверял и считал заключенных, не стал отрывать его от работы. Он незамеченным вышел из вагона, выбрался из отдаленного тупика и вернулся трамвайным путем домой. Никому он об этом случае не сказал – ни Раисе Федоровне, ни вернувшемуся через несколько часов домой отцу. То, что его отец – мусор, стало его личной тайной, он таскает свою тайну в себе, ибо положение Эди-бэби в мире Салтовского поселка и в космосе тотчас бы изменилось, узнай его друзья, что он сын мусора.

Странным образом Эди-бэби не винит своего отца в том, что тот мусор. Это его – Вениамина Ивановича – дело, быть ему или не быть мусором, хотя «военный» звучит куда благороднее, и тем более быть военным в только что победившей стране, тотчас после огромной войны очень почетно. Эди-бэби просто считает, что ему, Эди, очень не повезло с отцом – он мог родиться в семье известного исследователя и путешественника, или даже в семье генерала родиться было бы вовсе не плохо – генерала, украшенного орденами, но в семье мусора! Эди-бэби страдает молча.

Второе обстоятельство в биографии Вениамина Ивановича также угнетает Эди-бэби, а именно то, что его отец никогда не был на фронте. Эту деталь биографии своего отца Эди-бэби тоже тщательно скрывает. Все мужские родственники Эди-бэби погибли в последней войне, включая и брата отца – дядю Юру, которому было девятнадцать лет и на которого, как говорит отец, Эди-бэби очень похож по характеру и фигуре. Эди-бэби понимает, что, будь отец на фронте, он бы так же, наверное, погиб, как дядя Юра и дедушка Федор Никитович, бравый капитан штрафного батальона, и ему, Эди-бэби, возможно, никогда бы не пришлось появиться на свет, но иной раз Эди-бэби стыдно перед ребятами, у которых нет отцов. Эди-бэби знает, что его отец не увиливал от фронта, так получилось помимо его воли, он был послан еще в самом начале войны в военное училище, а потом со специальным мандатом, подписанным Лаврентием Берией, лейтенант Савенко ловил дезертиров в Марийской тайге. Мандат, подписанный расстрелянным после смерти Сталина Лаврентием Павловичем, также исчез из официальных устных биографий Вениамина Ивановича, поверяемых друзьям и знакомым. Но Эди-бэби знает, что он был. Марийская часть биографии отца не раздражает его так, как мусорская, но интригует его и волнует. Мать иногда, помимо своей воли, роняет кое-какие детали отцовской жизни, но все равно они не укладываются в стройные строчки канонической биографии. Иногда раздраженная мать упоминает какую-то девушку из города Глазова, Марийской АССР, с которой, очевидно, отец жил вместе, когда служил в Марийской тайге с грозным мандатом. Иногда мать роняет тонкие намеки на то, что, возможно, Эди-бэби имеет там, в Марийской тайге, брата или сестру. Брат или сестра оставляют Эди-бэби равнодушным, но мандат до сих пор волнует его воображение. Почему бы отцу не иметь такой мандат сейчас, думает Эди. Он, Эди, жил бы совсем иначе.

Эди-бэби отцовским жестом кладет себе на голову одну из диванных подушек, ловя себя на «отцовском жесте». От красивого отца ему в основном достались жесты и переваливающаяся походка, смуглое же тело и скуластая курносая физиономия – от полутатарки матери. Эди-бэби думает, что мать захватила его отца. В первые годы их женитьбы Вениамин Иванович еще вертелся и пытался выскользнуть из-под упрямой власти жены, Эди-бэби слышал от матери, что тогда у него даже были любовницы, но постепенно он привык к ярму семейной жизни и несет его терпеливо. Несение ярма облегчается еще и тем, что, исчезая с рассветом, Вениамин Иванович появляется в комнате на Салтовском поселке поздним вечером. Жизнь его главным образом протекает в его воинской части и в командировках. Что он там делает, Эди-бэби не знает. Работает.

После увиденной им сцены на вокзале Эди-бэби стал прислушиваться к ночным разговорам отца и матери, стараясь не спать. Оказалось, что они имеют обыкновение, лежа в постели в двух шагах от его дивана, переговариваться шепотом о том, что произошло за день. Однажды, отец только что вернулся из очередной командировки, Эди, лежа на своем диване, делая вид, что спит, услышал следующий разговор:

– Удивительно сильный человек, – сказал отец. – Ты знаешь, Рая, я навидался их немало. Одни плачут, как малые дети, другие забьются в угол вагона и блестят оттуда глазами, как волки, а этот – спокойно разговаривает, вежливо, встает рано, делает гимнастику, читает. С большим достоинством человек.

– А за что его приговорили, Веня? – шепчет мать.

– На него нет дела. Это означает, Что даже мы не имеем права знать, кто он такой. «00» – особо опасный. Так и ехал весь путь – читал, и все время гимнастика. Читать ему тоже не полагается, но я разрешил.

– Зачем его, бедного, притащили из Сибири сюда расстреливать? – шепчет мать.

– Потому что весь этот год приговоренных к смерти расстреливают в Кривом Роге. Пару лет назад расстреливали в нашей Холодногорской тюрьме. Ввели эту годичную систему только в целях поддержания морали среди охранников тюрем. Один год расстреливают всех приговоренных на территории СССР в одной тюрьме, другой год в другой… – Отец замолчал, потом продолжил: – Мужественный человек… Молодой еще, лет тридцать пять всего. Рыжий. Высокий. Офицер, который сдавал его мне, намекнул, что вроде как покушение было на самого Никитку…

Отец опять замолчал. Слово же «Никитку» он произнес с видимым презрением. Как и многие военные, отец не любит Хрущева. Хрущев урезал военным пенсии и всячески старается «разоружить армию», как говорит отец.

– Ты думаешь, Вениамин, что он?.. – прошептала мать и, испуганная самой мыслью, не договорила.

– Чего тут думать. Конечно! – подтвердил отец и закончил за мать: – Пытался его убить. Это уже, говорят, не в первый раз…

Потом родители затихли, очевидно, уснули. Заснул и Эди-бэби.

Сегодняшний, 1958 года, Эди-бэби тоже засыпает на своем диване, даже не сняв куртки.