Текст книги "Дети гламурного рая"

Автор книги: Эдуард Лимонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Право на устрицы

«Устрицы можно есть только в месяцы, во французских названиях которых есть буква R. Этому простому правилу начинающего гурмана меня научила первая же моя французская подружка. Кажется, это была контесса де Гито».

Прочитав написанное, я расхохотался. Между тем все написанное – и устрицы, и контесса – есть объективные маленькие правды моей пестрой жизни, которая бросала меня и в возвышенные, и в низменные места.

Так вот: устрицы. Я очень, очень люблю этих мокрых живых, приглушенных льдом моллюсков. О, о-о-о! При слове buitres у меня начинается обильное слюноотделение. Любовь к устрицам я подцепил во Франции, где прожил, напоминаю, свыше десятка лет, это вам не Прохоров проездами в Куршевеле, столько лет полноценной жизни и съеденных устриц гора. На самом деле buitres вовсе не пища олигархов, а может быть, завтрак моряка где-нибудь в Нормандии или Бретани в некурортный сезон. Устрицы, черный хлеб, лимон и литр простого белого Blanc du Blanc.

Помню, после выхода из тюрьмы, в один из месяцев с буквой R в конце 2003 года, журнал «ОМ» пригласил меня на некое празднество в китайском, кажется, ресторане на улице Тверской, вверх от Триумфальной. Всех поделили по столикам. Рядом со мной сел мой младший товарищ и по совместительству охранник – Миша, а напротив поместился мой издатель Илья Кормильцев с молодой, долговязой, очень искренней и смешной женой-певицей. С другой стороны от меня некоторое время сидела телеведущая Тутта Ларсен, потом она ушла, так как чувствовала себя, видимо, неуютно. Хотя я очень вежливый человек. Я разговаривал с Кормильцевым, одновременно вынужден был лицезреть за его плечом фотографии и видео моей покойной жены Наташи Медведевой. Дело в том, что они показывали диапозитивы и видео умерших в 2003 году звезд. Фотографии Наташи были чудесны. Мертвые всегда так ослепительно выглядят! Я выпил за Наташу. И Кормильцев выпил. Сегодня он уже не может выпить за нее, я могу.

Там на столы постоянно что-то ставили. Еду, новое вино. Это хорошая манера – так вот добавлять на стол. И вдруг принесли устрицы. Немного, но белые, плоские, B’lons называются, я знаю, но вот какой номер, я не ручаюсь какой. На каждый стол поставили, ну, по дюжине всего. Естественно, там за столом сидели личности, тоже понимающие, что устрицы – это хорошо. Но они не были быстры. Пока они сообразили, я уже доедал третью. Конечно, их не вынули из моря два часа назад, краешек мантии, ну самый краешек, едва миллиметр, чуть присох к раковине, но я получил удовольствие, прихлебывая живое склизкое существо, политое лимонным соком. С товарищем Мишей я поделился. Пришлось, конечно, и Кормильцеву с женой придвинуть. А уж кто не успел, тот, видимо, не очень хотел.

Тюремные годы сделали для меня жизнь милее. Я и до тюрьмы ценил вино и устрицы любил, но, выйдя, теперь помню тюрьму и лагерь всегда и спешу наглотаться приятных вещей. Вдруг опять посадят?

На всякие звездные мероприятия меня приглашают редко. А хожу я на них еще реже. Но, приходя, имею неизменно хорошее время. Люблю наблюдать красивых и неизвестных людей, что мужчин, что женщин, особенно юных женщин. Я давно понял, что удовольствие от жизни не приносит монотонная сытость и не столь же, понятно, монотонная убогость честного существования, но удовольствие возникает от резкого перехода из одного состояния в другое. Я открыл это для себя давно, когда, вернувшись из дымной войны в самопровозглашенной «Сербской Республики Славонии и Западного Шлема» в предновогодний Париж 1991 года, шел по улицам и презирал веселую толпу, шел сверхчеловеком. Ведь я только что побывал в аду войны и остался жив! Я шел и ликовал, как Бог, среди них, скучных. Через пару недель это чувство пропало, и я поехал, ради того чтобы опять ощутить его, на следующую войну и еще на следующую…

Какие-то чуть ли не домашние животные время от времени оспаривают меня в Интернете или в газетах. Оспаривать меня может разве что только тот, кто слушал, сидя в клетке, как я, свое обвинение, читаемое двумя государственными обвинителями. Статью за статьей. А я за ними в тетрадке аккуратно помечал. По 205-й статье приговорить к 10 годам, по 208-й – к 4 годам, по 222-й статье, часть 3-я, – к 8 годам и, чтоб жизнь медом не казалась, еще по 208-й – к 3 годам. Итого: 25 лет. Но, принимая во внимание наличие престарелых родителей и возраст подсудимого, прошу приговорить Савенко Эдуарда Вениаминовича… к 14 годам строгого режима. Два рабочих дня читали прокуроры Вербин и Бондарев. Кто такого в свой адрес не слышал – закрыть грязные рты! Два месяца после этой речи я сидел и ждал приговора. А в день приговора, наблюдательный, я видел, как вонзил свои ногти глубоко в мякоть другой руки адвокат Беляк, переживая. Он спиной к нашей клетке стоял. И как по мере чтения приговора он вынимал ногти из мякоти.

Это я к тому, что я имею право на устрицы. И на белое вино. И на бессмертие, приличествующее человеку моего калибра. В моей жизни присутствовал и присутствует подлинный трагизм, поэтому я, по сути дела, имею право на все. Я знал людей, ушедших затем в ночь пожизненного заключения. На моих руках до сих пор теплая беззащитность их рук. Командир, убеждавший меня под Сараево надеть военное пальто «от снайпера», упал от пули этого снайпера и не встал. Я помню его. Мы несли его потом, пригибаясь, на военном пальто, которое я так и не надел. Округ «Вотоща» наградил меня именным пистолетом в 1992 году. Вручали торжественно все офицеры. Наградной лист храню до сих пор. С печатью, с номером пистолета, все как полагается. Пистолет этот я имел при себе и в свою третью сербскую войну в Книнской Крайне в 1993 году. Возвращаясь через все Балканы по землям Герцеговины, занятой враждебными войсками (КПП и проверки документов у каждого населенного пункта), в автомобиле японского журналиста, я упрямо вез в глубине сумки этот дарственный пистолет. Несмотря на то, что на каждом КПП первым вопросом был: «Имеете оружие?» – я невинно отвечал, что не имею. Меня спокойно могли расстрелять, отведя к куче камней (там везде горы). Но я всегда был безрассуден. И я довез мой пистолет до Белграда. Чтобы оспаривать меня, нужно как минимум быть столь же безрассудным.

Закончу на несколько грустной, но величественной ноте. Я теперь часто повторяю следующие строки Лермонтова:

 
С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.
 
 
Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья…
 

По этим строкам можно прийти к выводу, что и я не жаловал моих современников. Так оно и есть. Начал за здравие, а кончил за упокой.

Вещи

Точнее определить их как «предметы». Те предметы, которые у меня были до тюрьмы, в большинстве своем пропали. Иногда я их ищу, забыв, что они пропали. Однако кое-какие остались. Оглядываюсь в своем кабинете. Вот на черном офисном кресле (куплено в «Икее» в 2003 году) лежит черная рубашка. С этикеткой Giorgio Fellini Collection. Две пуговицы у нее раскололись, так как она почтенного возраста, ей лет двадцать. Купила мне эту рубашку в конце восьмидесятых в Париже моя подруга и жена Наташа Медведева. Наташи уже нет, а рубашка жива, и я ее время от времени надеваю. Вещи сплошь и рядом переживают людей, к нашему отчаянию.

А вот на книжной полке (поворот головы от стола влево) последняя моя фотография с девушкой Настей. Я сижу на табурете, а она стоит, малютка, за моим плечом. «23 октября 2003 года» – обозначено на обороте, стояла первая моя осень вне тюрьмы на свободе. Мы не могли знать, что фотография последняя, других вместе не будет.

Под фотографией – срез скелета (позвоночник и три отходящие плоскости – кости) какой-то огромной рыбы. Подарен мне Еленой Боровской, она сейчас сидит в Московской женской тюрьме по лживому обвинению в избиении 13 апреля 2006 года у Таганского суда напавших на меня мерзавцев, сидит, так же как и шесть других товарищей. Этот срез кости Елена привезла из Абхазии. Она очень красивая девушка, она девушка-герой.

Рядом с костью – кремневый серповидный нож. Материал – кремень дымчатый, просвечивающий по краям. Возраст – пять тысяч лет. Найден на северо-западе Тверской области, на границе с Псковской. Длина – 13,6 сантиметра. С обеих сторон – характерный зеркальный блеск, значит, что нож использовался как серп. В коллекции губернатора Калифорнии Арнольда Шварценеггера два подобных ножа. Они – редкость, это изделия позднего неолита.

Далее – статуэтка Будды. Позолоченная бронза. Внутри закрытые медной пластиной с медными гвоздиками буддийские мантры. Статуэтка подарена мне Кирсаном Илюмжиновым, вождем калмыцкого народа, а он, в свою очередь, получил статуэтку от его святейшества Далай-ламы. Статуэтка великолепной работы, и Будда – очень красивый, сидит в позе лотоса.

Далее по полке – довольно крупный кусок железо-никелевого метеорита. Упал на планету Земля 12 февраля 1947 года в районе Сихотэ-Алиня, в Приморском крае, на Дальнем Востоке. Один чудесный человек, художник и геолог, подарил мне его и еще несколько осколков помельче. Фамилия его Филлиповский.

Самый старый экспонат на полке: два здоровенных аммонита, вмерзшие в какую-то железистую породу. Найдены они в Ярославской области. Их систематическая принадлежность, о, приведу эту чудесную латынь с удовольствием, поскольку эти первые существа из такой седой древности, что называть их не на латыни – значит обидеть их, отряд: Ammonitida, семейство: Craspeditidae. Они разных видов. Больший – вид Kachpururites fulgens, меньший – вид Craspedites subditus. Так вот, я приберег их возраст под конец повествования о них. Надеюсь, вы вздрогнете. Они из позднего юрского периода, обозначаемого в науке Y3, они жили на Земле около 150 миллионов лет назад. Тогда на Земле процветали динозавры. Время от времени я кладу аммониты под подушку и вижу ужасные сны. Правда! Аммониты мне подарил ученый нацбол «Палеонтолог».

А вот метеорит я однажды решил поносить на груди. И повесил на шею. Ночью я увидел некую бездонную пещеру (я сидел где-то, видимо, у потолка) – вид сверху каких-то ужасных порубленных существ. Я встал и трясущимися руками снял метеорит. Видимо, он позволил мне заглянуть в бездну Космоса, в один из его уголков. А Космос страшен, я уверен. И где-то там прячутся наши создатели, то есть создатели вида человеческого. В последние годы я пришел к выводу, что цель вида человеческого – найти во Вселенной своих создателей и выведать у них тайну своего создания. Победить их. И, вероятнее всего, съесть. Я не шучу. Нас не создал мирный человекообразный Бог, нас создали для своих целей некие рациональные сверхсущества, блеклые, невидимые нам головастики. Потом они забыли о нас, и мы отбились от рук на планете Земля. Кое-что нам удалось, мы развились сверх меры, опасно для наших создателей. Я никогда не сомневался, что мы биороботы.

На той же полке фотография: я голый до пояса, в военных штанах и выцветшей кепке жму руку туркмену на фоне гранатовой рощи. Место действия: Таджикистан, Тигровая Балка, 1997 год. В Тигровой Балке отдыхали исламские боевики, появился и я там, грешный. По этому поводу я написал стихотворение: «Стоит туркмен и жмет мне руку / Я радуюсь тебе, туркмен…» и так далее. Туркмен этот натерпелся немало. Во время гражданской войны в Таджикистане ему пришлось работать патологоанатомом.

На этой же полке находится скульптура: лимон с детонатором – творение рук одного из первых нацболов Жени Яковлева. Странный человек, скульптор, говорящий по-французски, он работал охранником, пробыл с нами много лет, позднее отошел; лимон с детонатором остались, не расколоты даже.

Рядом с творением Яковлева я поставил было желтый череп, подаренный мне недавно. Но после первой же ночи в кабинете (я иногда сплю у себя в кабинете) пришлось его убрать. Точнее, я встал среди ночи, положил череп в пластиковый пакет и вынес его в соседнюю комнату. Дело в том, что во сне череп стал молодой девкой, навалился на меня и начал меня душить. Я победил ее, череп откатился от нее, расхохотался и сказал, что «ты оказался сильным парнем», что я ей по нраву. Я узнал, что ее зовут Майя. Теперь Майя живет у меня в соседней комнате.

Пластиковый пакет я с нее снял. Я бы перевел ее в кабинет, но я не люблю, когда меня душат. Вдруг задушит из чувства приязни? От любви.

Кирпичи для Вавилонской башни

Книга – одна из крупнейших побед человечества. Но перед книгой было сделано более важное изобретение – письменности. Человек изобрел письменность как средство передачи опыта во времени. В конце концов записанный опыт стали оформлять в виде брикета бумажных листов, на чьих поверхностях и был запечатлен опыт. Книга – это брикет концентрированного опыта.

Самые влиятельные книги человечества – это, безусловно, Пятикнижие (Тора евреев и Ветхий Завет христиан), священный Коран мусульман и Евангелия. Более приближенные к нам во времени «Капитал» Карла Маркса и «Происхождение видов» Чарлза Дарвина оказали на современный мир огромное влияние. «Капитал» сподвигнул наследников Маркса на многие революции – он еще недавно насильственно перекрашивал карту мира в красный цвет, а Дарвин лишил христианство миллионов приверженцев. Его теория эволюции до сих пор продолжает влиять на много умов в мире. Книга, брикет концентрированного опыта, лучшее устройство для передачи мысли, может нести самую разнообразную начинку. «Моя борьба» Гитлера и «Введение в психоанализ» Фрейда – примеры взрывных, опасных книг XX века.

Книги можно сравнить с кирпичами, из которых человечество взялось строить Вавилонскую башню. Опыт выдающихся, великих людей громоздится кирпич на кирпич, и общая контрибуция великих людей человечества вздымает все выше нашу Вавилонскую башню опыта и знаний. Во времена, близкие к дням творения, мы уже строили башню с целью достичь небес, где укрывается Создатель. Тогда Создателю удалось опрокинуть башню, которую строило юное человечество, чтобы достичь небес. Теперь мы много сильнее и много опаснее для того, кто создал нас.

Ультимативная цель человечества – это разгадка нашей тайны, тайны человеческого вида. Нам следует, мы обречены узнать, кто и зачем нас создал. Ведь мы не знаем нашего начала, оно намеренно отрезано от нас, выведено за пределы нашего сознания. Нам известен конец каждого из нас, да. Но нам также непонятно, почему нам, каждому из нас уготован такой конец – смерть. Эта тотальная тайна, покрывающая наше начало и конец, скрывает самое важное. Мы вряд ли родственники животных, поскольку единственные на планете обладаем разумом. Мы не наделены индивидуальным бессмертием, но как вид человечество не иссякает. У нас нет видовых врагов на планете Земля. Тем более непонятно, кто мы такие, еще и потому, что у человека – у единственного из живых существ планеты – не существует табу на внутривидовое убийство.

«Кто мы? Кто и зачем нас создал?» – взываем мы и громоздим книги на книги.

В причудливой антиутопии-сатире японского гениального писателя Акутагавы Рюноскэ «В стране водяных» популярные книги для народа «капп» (лягушкообразное существо, придуманное писателем) изготавливаются из порошка, где одним из элементов присутствуют сушеные ослиные мозги. Мрачный писатель Акутагава в конце концов покончил с собой, будучи еще вполне молодым человеком. Не мешает, однако, понять его презрительный взгляд на зарождавшуюся еще в двадцатых годах XX века (когда и была написана антиутопия «В стране водяных») так называемую популярную литературу. Полная противоположность великим книгам – брикетам опыта и знаний, популярная литература, особенно написанная в жанре «романа», конечно, не может быть положена в тело Вавилонской башни, стремящейся к небесам. Такая литература преследует цели крошечные, как насекомые. Столь же бесполезная, как чуингам, столь же никому не нужная, когда изжеванная, то выплевывается; популярная литература предохраняет болвана в его глупости. Предупреждать кого-либо против популярной литературы бессмысленно. Я человек, верящий в то, что от рождения младенцы человечества уже распределены по духовным категориям-кастам, в то, что основная масса человечества – «бесхвостые злые обезьяны», но верящий, что встречаются среди нас и титаны; я лишь даю вам мой взгляд на книги.

Если высшие книги служат кирпичами Вавилонской башни человечества, громоздящейся на небеса, чтобы найти и победить Создателей, низшие книги купаются в низших подземных водах. Далеко внизу – там, где классические, из учебников, греки помещали реку забвения, а у нас находятся сточные воды канализации.

Размышления о визуальном

Реклама меня очаровывает. Зачаровывает. Я как-то поймал себя на том, что могу часами листать глянцевый журнал, не прочитав ни строчки. Я питаюсь в это время не словами, но образами. Причем со мной трюк рекламодателей не проходит, я не то что не бегу покупать товар, но я даже не запоминаю, что именно мне предлагали. Мне важен разрез глаз, поза, таинственная темнота от тени ресниц, плечо, стать, общий силуэт. Я гляжу на моделей, как на икону: романтические, воинственные или философские лица героев нашего времени.

Божественное искусство фотографии (божественное потому, что останавливает время) неустанно и ежедневно мифологизирует мечты современного человека о себе. В процессе вульгарной по сути своей попытки рекламодателя втюрить, впарить и навязать платье, галстук или костюм как побочный продукт создаются иконы. Недоступный миф, она же идеальный сексуальный партнер, объект желания, таинственная, без изъянов женщина. Недоступный миф, он же идеальный сексуальный партнер, объект желания, таинственный, без изъянов мужчина. В каждом номере глянцевого журнала сквозь сезоны года мы видим наших идолов, но мы от них не устаем.

В тюремной камере, если удается туда заполучить журнал, глянцевые идолы имеют мощнейший психологический эффект, пробуждают энергию, заставляют надеяться и бороться. В тюрьме глянцевые идолы – революционны. Когда глянец подхватил портрет Че Гевары, реклама сделала его культовым революционером всех времен и народов. Был создан неотразимый миф; в то время как десятки латиноамериканских революционеров 60-х годов были куда более удачливы в их борьбе, Че Гевара стал революционером par excellence, больше Ленина. Миф создан всего лишь несколькими фотографиями Че, умело превращенными в иконы.

Мы нуждаемся в визуальных образах не меньше, чем в смыслах, выраженных словами. Помню, неизвестная мне девушка из Англии прислала мне в тюрьму «Лефортово» альбомного формата книгу «Лондон 60-х глазами фотографов». Я разглядывал книгу несколько месяцев. Потому что получил с ее страниц то, чего была лишена тюрьма: перспективу. Тюрьма ведь загоняет человека в жесткий формат только ближнего плана. Оказывается, человек страдает от отсутствия дальнего плана: перспективы, горизонта, взгляда в небо. В книге «Лондон 60-х» были представлены и портреты поднимавшихся тогда звезд: «Роллинг Стоунз», Твигги, актеров и актрис. Но я физически пил перспективу и горизонт, всасывал их глазами со страниц, в медицинских целях.

И мировое сообщество, и общество каждой страны зависит от рекламы и живет ею. Портреты вождей и лидеров государств, по сути дела, та же реклама. Портреты Сталина в руках ожесточившихся пенсионеров – суть протест против сегодняшнего мира, в котором они угнетены и забыты. Портрет Путина на стенах чиновничьих кабинетов, а тем паче кабинетов бизнесменов, – суть знак покорности и лояльности системе. Когда подросток выводит углем свастику на заборе, он выражает свой протест против родителей, школы или милиции, а вовсе не потому, что он вступил в фашистскую партию. Визуальное куда более могущественно, чем смысл. Государственные символы и флаги должны создаваться гениальными художниками, правда, будет еще проблема, а примет ли их общество и история. Российский триколор из синего, белого и красного лоскутов банален, напоминает одновременно флаги Сербии и Франции. Он какой-то пустой, принят как государственный в девяностые годы, лишен торжественности, символика его цветов недоступна гражданину. Лучшим государственным флагом России мог бы быть «монархический» триколор – горизонтальные полосы: черная, золотая и белая. Он может быть лучшей рекламой нашей стране.

Успехи «Кока-колы» и «Макдоналдса» в значительной степени зависят от блистательно выбранных символов этих интернациональных корпораций. Интересно, что эстетика этих символов напрямую заимствована из революционной эстетики и большевизма, и национал-социализма. Активно использован раздражающий красный цвет – цвет крови, энтузиазма и энергии. Скромно замечу здесь, что и популярность запрещенной ныне НБП в значительной степени объясняется удачно выбранным провокационным и агрессивным флагом.

Таинственные и идеальные – так можно охарактеризовать лучшие рекламные иконы наших дней. От лицезрения их трепещешь. Они населяют новую реальность и создают молчаливое и эффектное будущее. Задуманные как безобидные, они вовсе не безобидны. Реклама всегда тоталитарна и угрожает, даже если навязывает образы ангелочков, призванных продать вам сны.

Вот группа стройных спокойных молодых людей. Среди них одна надменная и холодная полуобнаженная женщина. Они не сулят вам ничего хорошего, эти лица. Представьте себе, что эти люди – ваши противники и вы попадаете к ним в руки. О, лучше уж попасть в руки расхлябанных ментов и мясистых омоновцев – простых ребят из деревни. Фантазия ментов ограниченна, фантазия спокойных молодых людей безгранична. Будущее может выглядеть классицизмом, но будет чревато садизмом.

В России покойные Сергей Курехин и особенно Тимур Новиков были первыми молчаливыми идолами, одновременно иконами и творцами современных икон. Они сделали общий чертеж будущего, обозначили его стиль. Будущее, видимо, будет молчаливым. Тайна, молчание, несколько лапидарных фраз. Оно, по-видимому, будет неумолимым. Оно будет академичным – классический экономный стиль: экономность движений и поз. Всего несколько фраз. Представляете, какой будет оказывать эффект на население молчаливый и строгий кабинет министров: «Да», «Нет», «Нет», «Да», «Нет»! Или молчаливый строгий президент, раз в год произносящий на публике несколько фраз: «Да», «Нет», «Нет», «Не одобряю»!