355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эдуард Лухт » Год на острове Врангеля. Северная воздушная экспедиция » Текст книги (страница 4)
Год на острове Врангеля. Северная воздушная экспедиция
  • Текст добавлен: 6 октября 2016, 22:09

Текст книги "Год на острове Врангеля. Северная воздушная экспедиция"


Автор книги: Эдуард Лухт


Соавторы: Николай Бобров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Охота на зверя

Дальнейшие сведения о том, как прошел первый год жизни колонистов и как шла охота, я узнал от тов. Ушакова и учителя, но урывками, и, конечно, далеко не полно.

Первый год существования полярной колонии оказался нелегким. Охота была вначале плоха. Бухта Роджерса, где было сосредоточено основное ядро охотников, оказалась наиболее бедным зверем районом. А охота на зверя – это главное занятие колонистов!

Это и есть цель колонизации далекого острова. Шкуры и бивни моржа, шкуры тюленей, лахтака и нерпы, шкуры белого медведя и песца – вот что необходимо вывозить с острова.

Несомненно, что охота на моржей и тюленей, мясо и жир которых дают основное питание чукчам и эскимосам, является по условиям жизни колонии самой главной частью охоты.

Если охота на моржей и тюленей плоха, – чукчи и эскимосы будут голодать – их необходимо будет подкармливать из запасов фактории, – а это значительно удорожит и сделает невыгодным вывоз с острова продуктов охоты.

Задачи колонии заключались в том, чтобы в первом же году наладить достаточную для питания чукчей и эскимосов добычу моржей и тюленей. Для этого тов. Ушаков в половине сентября перебросил в бухту «Сомнительную» (юго-восточная часть острова) две эскимосских яранги. На берег бухты вышло стадо моржей, из которых тридцать были убиты на месте тремя охотниками.

Все же такого количества мяса для колонии оказалось мало. Для достаточного питания колонистов и кормежки собак требовалось не менее 70 моржей в год. Суровые условия севера не прощают урезки питания.

Следовательно, моржи являются главным средством питания колонии. Моржи здесь очень крупны и достигают иногда до 100 пудов веса.

Плавают они обычно группами и держатся в чистой воде около льда или в полыньях между льдинами. Охота на них очень трудна: убивать их можно только тогда, когда они находятся на льду; убитые в воде они тотчас же тонут.

Охота на тюленя тоже немногим легче. Тюлени живут в воде, питаясь преимущественно рыбой. Часто, однако, выбираются на лед погреться на солнце. Самки рожают детей и кормят их только на льду, после чего приучают новорожденных щенков к плаванию.

Самка сажает детеныша к себе на спину и учит его плавать, то и дело ныряя и потом снова ловя молодого пловца.

Эскимосы у туши убитого лахтака

Самая крупная порода тюленей называется лахтаком, более мелкая – нерпой. Когда море покрывается льдом, нерпа своим дыханием выгревает во льду отверстие и иногда вылезает из воды через эту отдушину. Этим моментом и пользуются охотники, терпеливо ждущие нерпу у проруби[14]14
  Такая охота хорошо показана в американской кино-картине «Нанук».


[Закрыть]
.

В охоте на нерп удачно конкурирует с чукчами и эскимосами белый медведь, как известно, отличающийся от обыкновенного медведя белой шерстью, удлиненной головой и тем, что он не впадает в зимнюю спячку.

Белый медведь устраивает у прорубей отдушины, где скрываются нерпы, ледяной вал и, терпеливо выжидая, убивает лапой нерпу и даже лахтака. Белый медведь боится человека и убегает от него; но если медведь ранен, он страшен в гневе и опасен для самого ловкого охотника.

Когда охота на нерп удачна, белый медведь роскошествует, он «задирает» то здесь, то там тюленей и остатки его пиров привлекают внимание маленького полярного зверька – песца.

Песец (полярная лисица) представляет собою род полусобаки, полулисицы, с тонкими ногами и пушистым хвостом. Кормится он полярной мышью – пеструшкой и обладает очень мягким, теплым и ценным мехом. Иногда встречаются песцы с голубоватым оттенком меха, – так называемые голубые песцы, – но очень редко. Ловят песца капканами на приманку из мяса или жира.

Характер и время охоты на песца всецело зависит от его образа жизни. В середине декабря, когда остров начинает обмерзать льдом, в поисках пищи песец уходит к воде на кромку льда. Ледяной покров растет, и песец все дальше и дальше уходит от острова. Снова на остров он возвращается только в половине марта.

Чукча-охотник, убивший за зиму 65 песцов. Снят, увешанный трофеями – песцовыми шкурками

Главное время охоты на песца на острове – ноябрь и декабрь. Условия жизни песцов, жестокие вьюги и морозы, доходящие до 60° по Цельсию, и длинная полярная ночь сокращают и этот период охоты.

В марте, когда песец возвращается к земле для пложения, охота на острове запрещена.

Охота на медведя идет круглый год и особенно удачна в начале весны и конце осени. Живет медведь преимущественно в северной части острова.

Вскоре же после приезда колонистов в бухту Роджерса, выяснилось, что наибольшее скопление зверя наблюдается в северной части острова Врангеля, представляющей собой огромную тундру, шириною в 20 километров, тянущуюся во всю длину острова. (Длина острова с запада на восток – 130 км и ширина – 65 км.)

В целях увеличения добычи зверя было необходимо произвести переселение охотников из бухты Роджерса в эти богатые зверем области острова.

При заселении этой наиболее богатой зверем части острова, тов. Ушаков столкнулся с неожиданным препятствием: эскимосы заявили, что на северной стороне живет «злой бог», и они боятся туда ехать. Присутствие там злого бога объясняли просто: «Иерок поехал на север и умер; Павлов поехал – заболел; сам Ушаков поехал – заболел, Старцев и Тачью тоже съездили и заболели»; значит, там обитает злой бог, который не хочет, чтобы ездили в его землю.

Тов. Ушаков пустился на хитрость. Он уговорил одного старика – «немного шамана» – поехать на север. «Немного шаман» уговорил сородичей в необходимости умилостивить бога, и они, обычно не употребляющие в пищу сосисок, стали в большом количестве раскупать их запасы в фактории, так как сосиски очень похожи по виду на какую-то внутренность оленя, которую очень любит злой бог.

Они разбрасывали сосиски по берегу, и после этого переселение пошло без осложнений, причем туземцы – эскимосы и чукчи – радовались как дети тому, что бог не заметил их проделки и что они так ловко его надули.

Первая поездка туда охотников, обилие свежих следов медведей и песцов и первый трофей – медведица с двумя медвежатами – сильно поколебали веру в негостеприимного бога, и на северную сторону удалось переселить пять яранг с семью охотниками.

Первый год охоты дал возможность составить план на следующий промысловый год: из расчета средней продуктивности одного охотника в 35 песцовых шкурок следует ожидать до 450 шкурок песцов и 100 медвежьих шкур в год, а это уже говорит о том, что колонизация стоит произведенных на нее затрат.

Тем более, что план этот более чем скромен, и многие из охотников добыли в первом году по 50, 60 и даже по 70 песцовых шкурок.

В заключение тов. Ушаков сообщил о самом главном (что так волновало недавно страницы наших газет) – о запасах продовольствия на острове.

Запаса большинства продуктов на острове полностью хватит на две зимовки. Исключение составляют овощи, запас которых на острове уже кончается; к середине 1928 года будет ощущаться также недостаток в молоке, растительных жирах, сахаре и соли…

Как живут чукчи и эскимосы

Во время маленького путешествия по нескольким ярангам я знакомлюсь с жизнью и типами переселенцев.

Жилище чукчей и эскимосов – яранга представляет собой круглый, суживающийся кверху, с отверстием для выхода дыма, шалаш.

Остов яранги строится из плавника (деревья, приносимые к берегу течениями) и обтягивается оленьим или нерпичьим мехом.

Каждая яранга делится на две части – в передней хранятся припасы, шкуры, промысловая и хозяйственная утварь. В ней разводится огонь для варки пищи и круглые сутки кипит чайник, так как все чукчи и эскимосы – большие любители чая.

Это внешняя яранга. Во внутренней яранге находится жилье, затянутое наглухо двойными оленьими шкурами.

Нечего и говорить, что воздух во внутренней яранге такой, что «хоть топор вешай».

Отапливаются и освещаются яранги жиром, находящимся в особой посудине – «жировике», в середину которой вставляется жгут из моха – фитиль. Этот мох собирается обычно летом и сушится на солнце.

И если доктор жаловался, что, несмотря на усиленную топку, температура в его квартире (доходящая к вечеру до + 30°), падает к утру до—6°, то в ярангах туземцев она равняется ночью—20–30°.

Занимаются чукчи и эскимосы исключительно охотой, при чем главной приманкой для них в убое морских зверей является жир – основной продукт их питания. Мясо зверя отдается собакам, шкуры идут на одежду, а пузыри животных – на пошивку особой летней непромокаемой обуви – «торбаза»; зимняя обувь шьется из шкур нерп, при чем вместо ниток употребляются жилы животных. Нерпичий жир считается у них изысканным лакомством и хранится в пузырях животных. Эти пузыри с жиром разрезаются на ломти, и гостеприимный хозяин, угощая гостя, обязательно сначала оближет ломоть жира и с ласковой улыбкой передает его гостю.

Отказаться от такого «облизанного» угощения никак нельзя – этим обидишь хозяина.

В одной из яранг я стал жертвой такого угощения!

После продолжительной голодовки на Чукотском острове, вряд ли чукчи и эскимосы недовольны своим переселением. Им, привыкшим к лютым зимам, не страшны были пурга и льды и голые камни, – все это не пугало их, сроднившихся с суровым севером, тем более, что по климатическим условиям остров Врангеля мало чем отличается от Чукотского полуострова. На южном берегу, защищенном от севера горной цепью, климат мягче даже, чем на Чукотке, где возможности охоты значительно хуже.

Семья чукчей, переселенцев с Чукотки…Им, привыкшим к лютым зимам, не страшны были пурга и льды и голые камни острова Врангеля…

Даже первый год опыта, сравнительно неудачный, дал приличные результаты, и чукчи и эскимосы уверены, что в следующие годы охота пойдет лучше.

На острове охота планомерно еще не велась, зверь не напуган; даже способы охоты американцев не истощили запасов зверя[15]15
  Когда в 1924 году «Красный Октябрь» прибыл на остров, моряки увидели валявшиеся всюду туши моржей с вырезанными клыками (мясо и жир совершенно не использовались), сопревшие шкуры медведей, в общем, полную картину хищнического отношения к богатствам острова.


[Закрыть]
.

В ближайшие годы чукчи и эскимосы хотят развести оленей, так как подножного корма здесь будет вполне достаточно. В бухте Сомнительной, где находится могила Найта, умершего в 1923 году, были обнаружены рога диких оленей, что говорит о том, что когда-то здесь олени жили.

Чукчи и эскимосы – женщины – все с иссиня-черными волосами и раскосыми глазами, украшаются так же, как и любые модницы запада, только оригинальнее: они татуируют себе нос, губы и подбородок; мужчины выстригают волосы на голове, оставляя челки на темени или вокруг головы.

Меня поразили имена (фамилии) туземцев, с которыми я разговаривал: Линевич, Стессель, Куропаткин… Я задумался над этим явлением, но понял его, когда узнал о том, что все они были когда-то крещены «добрыми дядями» – миссионерами, давшими им такие красивые прозвища в честь «героев» русско-японской войны.

Особый «духовный» вид патриотизма.

Помимо этих духовных забот, выразившихся в массовом крещении ничего не понимающих туземцев, в их воспитании участвовали «просвещенные коммерсанты», внедрявшие среди туземцев водку и венерические болезни.

С крестом и спиртом и болезнями шествовала «культура» на далекой Чукотке.

В настоящее время когда-то крещеные туземцы забыли об этих именах и попрежнему называют себя и своих детей именами, свойственными им: Амринзант, Кабада, Каюр, Кай, Наукан, Инчаун и т. п.

В раздумьи я продолжаю свое знакомство с обитателями [в исходнике здесь опечатка, – прим. сканировщика].

И постепенно я убеждаюсь в присутствии чего-то огромного и нового, обвеявшего забытых когда-то всеми полудикарей. Я убеждаюсь в этом, познакомившись с рядом отдельных обитателей острова.

Из них я запомнил комсомолку «Сасыньку», как она отрекомендовалась мне, и ее друга, юного охотника Этильнута.

Это – представители новых грамотных чукчей, освобожденных от старых предрассудков, векового рабства и забитости их отцов.

Сасыньке восемнадцать лет, но она еще не замужем. Это необычайно здесь, но вышло случайно. В шестнадцать лет, когда она еще жила на Чукотке, ее хотели продать старику, но приехавший для обследования туземной молодежи комсомолец взял да и запретил выдавать замуж Сасыньку, пока ей не исполнится двадцать лет.

На оленях по Аляске. В ближайшие годы чукчи и эскимосы хотят развести оленей, так как подножного корма здесь будет вполне достаточно

Отец не посмел ослушаться «приказа», не смеют свататься и сейчас за Сасыньку женихи, очевидно неправильно поняв этот «приказ».

Вскоре после запрещения, комсомольцы устроили Сасыньку в школу, и она сейчас грамотна, умеет читать и писать. Она даже пишет рассказы из жизни туземцев. Ее рассказы по форме представляют собой нечто вроде дневника, в котором она помимо действительности описывает и воображаемое, например, как, по ее мнению, живут в Америке, в Москве.

Разбитый лед

Сасынька умеет вырезать из кости различные фигуры. Она показала мне свою странную фантазию – резьбу – необычайно тонко исполненную «девушку с ведрами, похищенную луной»[16]16
  В этой главе использованы, помимо дневника т. Лухта, очерки в морском журнале „На вахте" участников экспедиции „Колымы" тт. Калениченко и Попова.


[Закрыть]
.

Но Сасынька и смелая охотница. Она одна выходит в утлой лодке в море на моржей.

Это интереснейшая девушка в мире!

А вот и ее друг с раскосыми веселыми глазами – Этильнут.

– Ой, как было хорошо! – говорит он, закатывая свои глазки, рассказывая мне о первой ночевке в общежитии учеников той школы, куда он попал при неизвестных для него обстоятельствах. Он просто не помнит этого.

– Ой, как хорошо было учиться! – рассказывает он и с гордостью показывает мне свой комсомольский билет.

Это, очевидно, самый дорогой подарок, – его гордость, счастье, необычайная радость. Он рассказывает, что теперь почти по всей Чукотке организованы кочевые родовые советы, и никто теперь не может обманывать его народ.

– Ленин сказал, – а Ленин герой, – что теперь пусть бедные спокойно живут, чтобы больше не смел приезжать белый начальник, что берет пушнину и ничего не дает за нее…

И это я увидел и услышал на далеком острове за Полярным кругом, а низко над головами неслись тучи и (в июле!) изредка падали белые, холодные крупинки снега…

И я видел новое, что проникает на далекие окраины Союза. Так пробиваются летом в далекой тундре из полуоттаявшей земли первые голубовато-зеленые поросли мха – ростки новой жизни…

Возвращение на «Колыму»

Перед отлетом тов. Красинский заверил жителей острова в том, что в 1928 году им непременно будут доставлены новые запасы медикаментов, противоцынготные средства и продовольствие…

В день отлета северный ветер нагнал в бухту Роджерса много льда. Мы вышли на байдарах в залив и занялись расчисткой небольшого фарватера, достаточного для взлета самолетов, нагруженных шкурами песцов. Однако пока мы запускали моторы, лед снова затянул пространство чистой воды. Тогда, следуя по заливу на самолетах «на малом газу», т.-е. идя медленным ходом, мы стали расталкивать льдины самолетами и выбираться на чистую воду.

Позади мы слышали слабо доносившиеся до нас прощальные приветствия оставшихся на острове людей. Перед ними долгая и безрадостная зимовка, и одна ли?.. Увидят ли они самолет еще раз?..

Перед самым отлетом Арктика подарила нас новой неожиданностью.

Внезапно надвинулась стена тумана.

Тем не менее, некоторые обстоятельства требовали нашего немедленного возвращения на «Колыму», и мы начали взлет.

Первым взлетел «Юнкерс», а затем и я. На высоте 100 м мы были уже над туманом, застилавшим все море под нами белесоватой пухло-ватной пеленой.

В глазах все еще стояла картина прощания с жителями острова, которые лишь через год, может быть, увидят новых людей, увидят самолет, увидят морское судно…

Прощаясь с нами, они вероятно мысленно посылали на крыльях наших птиц горячие приветы близким, родным, милым, от которых они оторваны…

Скорость моего самолета значительно превышала скорость «Юнкерса», а поэтому, чтобы итти вместе, я вел «Савойю» легкомысленными галсами, то подходя к «Юнкерсу», идущему по прямой, то удаляясь от него.

– «…13 лет назад, думал я, – зимой 1914 года, от мыса Гаваи, что расположен на юго-восточной оконечности острова Врангеля, вышел во льды капитан погибшего «Карлука» – Бартлет. Он удачно пробрался сквозь льды, первым в мире пересек пролив Лонга и прибыл на Чукотский полуостров.

А на острове остались люди, ожидающие помощи. Шли дни за днями, приблизилась весна, прошло лето, продукты кончились, а помощи все не было.

Один из оставшихся сошел с ума: ему чудилось, что в заливе Роджерса стоит шхуна. Он бросался в воду, желая добраться вплавь на судно, его силой вытаскивали из воды. Он кричал и сопротивлялся, хватался за оружие, несколько раз стрелял в своих товарищей, а потом застрелился сам»…

Пока я раздумывал так, моя «Савойя» быстро уходила все дальше и дальше от печального острова погибнувших кораблей, разбившихся надежд и тяжелых драм смелых полярных людей…

Мой мотор работает четко и сильно. Скорость полета опьяняет, и если бы не серые, черные и белые тона Арктики, видимые мною, то было бы легко представить себе обычный, рядовой полет на Черном море.

Через полтора часа мы увидели Мыс Северный и вскоре заметили маленькую серую точку на черной воде – «родимую Колыму».

«Юнкерс» ушел к ней – вниз на посадку, а я, держа курс на 30°' западнее, пошел на разведку льдов, пройдя еще около 60 миль.

Всюду была чистая вода.

Итак, сейчас «Колыма» отправляется в небывалый в истории мореплавания практический грузовой рейс – к устью реки Лены.

Я возвращаюсь к пароходу и «плюхаюсь» около его бортов. В голове шум и рев мотора. Тяжелый летный день, как уханьем молотов, убил слух…

Самая трудная часть нашего путешествия – полет на остров Врангеля закончен, но впереди… еще более 6.000 км воздушного пути.

Великий северный путь

Северный морской путь

В этот же день – 17 июля – самолеты были погружены на борт «Колымы», и пароход отправился в плавание к устью реки Лены.

Эта часть пути «Колымы» проходила в более трудных условиях, чем первая, до мыса Северного. Объясняется это следующими условиями.

Западная часть побережья Сибири (от Мыса Северного до устья р. Лены) резко отличается от береговой полосы ее восточной части (мыс Дежнева – устье реки Колымы).

В то время как восточная носит гористый характер, со многими выдающимися мысами, с большими глубинами у берегов (благодаря чему можно итти близко от побережья), в западной части берега низменны, а мелкие глубины не позволяют пароходу приближаться к берегу ближе, чем на 25–30 миль.

При таких условиях определение места судна по берегу невозможно, так как берега не видно, а астрономический способ определения местонахождения судна в этих «высоких» широтах вообще маловероятен из-за почти постоянных пасмурных и туманных погод.

Американская парусно-моторная шхуна Свенсона – «Нанук». На таких шхунах обычно совершается грузовое плавание в Северо-Полярном море

Знание же точного местоположения в этом районе, особенно в восточном подходе к проливу Дмитрия Лаптева, весьма важно, вследствие сложности его узкого фарватера.

Северный морской путь – путь вдоль северных берегов Азии как непрерывная дорога из Атлантического океана в Тихий или обратно в настоящее время уже не рассматривается. Район этот уже достаточно изучен, чтобы можно было говорить лишь о морском пути из Архангельска в западно-сибирские реки Обь и Енисей и о пути из Тихого Океана в восточно-сибирские реки: Колыму и Лену. Западная часть этого пути уже много лет используется, и в настоящее время в устья Оби и Енисея регулярно ежегодно направляется из западно-европейских портов карская экспедиция в составе нескольких пароходов. Что же касается восточной части Северного морского пути, то впервые он начал использоваться в 1911 году, когда из Владивостока был послан в реку Колыму пароход «Колыма» под командой капитана Трояна.

Следовательно, особые трудности рейса «Колымы» заключались в том, что она первой проходит этот неизвестный практически участок северного морского пути от устья реки Колымы до реки Лены.

Вопрос о пароходных рейсах в Лену встал, главным образом, в связи с доставкой на Ленские золотые прииски громоздких и тяжелых драг[17]17
  Драги – машины для добычи золота


[Закрыть]
, которые крайне трудно доставлять туда из-за отсутствия соответствующих средств транспорта по сухопутью. При таких обстоятельствах, естественно, привлек к себе внимание водный путь, но льды этого пути расхолаживали желание воспользоваться им.

Тем не менее, возрождающаяся жизнь молодой Якутской республики и развитие хозяйства этой отрезанной от удобных путей сообщения страны, выдвинули вопрос об использовании морского пути.

И, следуя мощной экономической потребности Якутии, наша «Колыма» идет на запад к устью реки Лены, откуда грузы, привезенные на ней для Якутска, поплывут вверх по Лене на других пароходах.

Переход от Мыса Северного до острова Айона продолжался несколько суток. Лед был редким, но все же из-за туманов приходилось часто останавливаться.

За мысом Биллингса лед стал еще реже, но у острова Айона «Колыма» встретила такой частый лед, что это принудило капитана вернуться на целых 20 миль назад.

Он, однако, не сдался и попробовал пойти южнее, почти вдоль самых берегов, но и там стояли, еще не оторвавшись от берега, льды.

Пришлось ошвартоваться около большой ледяной горы и ждать…

…Шли дни за днями. Нам опять встретился сплоченный, тяжелый лед. Вынужденную остановку использовали для пополнения запасов пресной воды…

Пользуясь стоянкой, человек пятнадцать из экипажа «Колымы», я и Егер поехали на шлюпке на остров Айона. Там мы нашли много оленьих рогов и полуразрушенный клык мамонта длиною в 1 м. По мелко распиленным кускам мамонтовых костей мы обнаружили недавнее пребывание на острове каких-то промышленников. Заметны были и свежие следы оленей. Пугливые животные, почуяв нас, ушли далеко вглубь острова. Видели мы и греющихся на солнце нерп, но ни одной не могли убить.

После трехдневной стоянки проход, очевидно, под влиянием южного ветра, расчистился, и скоро мы дошли до устья реки Колымы и стали на якорь.

Дали ряд гудков… Никто не отзывался: фактория была пуста. Лишь видны были на берегу амбары и створные знаки.

Тогда снялись с якоря и пошли к Медвежьим островам, почти не встречая льдов, растопленных теплыми водами реки Колымы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю