Текст книги "Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов"

Автор книги: Эдуард Буйновский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Почти в центре парка Сокольники, в тиши, среди густой зелени стоит старинная, красивая, с остатками богатого внутреннего интерьера деревянная дача, где когда-то, до революции, в стороне от городской суеты любили повеселиться московские купцы. Вот эта дача и была по тем временам центральным зданием госпиталя, где проходили обязательное обследование молодые летчики и списывались увольняемые на пенсию старые авиационные асы.

Удивительное это было медицинское учреждение! Ну где еще за забором больницы можно услышать мощный рев десятка молодых, здоровых глоток, пугающий редких в этих местах прохожих. А это «больные» выясняли свои отношения в жарких баталиях на волейбольной площадке. Или стоят у забора два здоровых дяди и в расчете на мужскую солидарность передают через прутья проходящему парнишке трешку с просьбой купить бутылку. Я сам однажды наблюдал, как две унылые фигуры долго стояли у забора в безуспешном ожидании гонца, который почему-то так и не пришел.

Вот сюда и направляло командование ВВС будущих кандидатов в космонавты, в основном молодых летчиков со всех концов нашей необъятной страны. Я тоже оказался среди них где-то в середине сентября 1962 года.

Да! Врачи этого госпиталя были высокие профессионалы и хорошо знали свое дело! Тем более что перед ними была поставлена задача с множеством неизвестных: при отсутствии конкретных критериев и норм отобрать людей, способных работать в условиях космоса. А кратковременные полеты Гагарина, Титова и к этому времени Поповича и Николаева – слишком малый практический опыт, на основе которого можно было бы разработать объективную методику отбора будущих покорителей космоса. Я считаю, что нам еще повезло! Полеты, пусть и кратковременные, четырех землян дали врачам ответ на главный вопрос: может ли человек вообще находиться в космосе и живым вернуться на Землю. Оказалось, может! По воспоминаниям Германа Титова, в его односуточном полете он должен был попробовать поспать в условиях невесомости. Вот такими маленькими шагами врачи и отрабатывали методику отбора кандидатов для космических полетов. Первые обнадеживающие результаты дали возможность немножко ослабить требования к здоровью очередных абитуриентов. Помнится, в госпитале нас крутили на центрифуге два раза по 30 секунд и с не очень большими перегрузками («голова – таз» – трехкратные, «грудь – спина» – восьмикратные перегрузки). А вот что вспоминает представитель первого отряда Космонавт-14 Борис Волынов: «Проходить отборочную комиссию было непросто, врачи предлагали очень жесткие тесты, а мы должны были терпеть и выживать. Например, на центрифуге для начала предлагалась шестикратная перегрузка. Под рукой у меня была кнопка, я мог ее отпустить, и врачи останавливали вращение, но из кабины не выпускали, ждали, когда пульс и давление придут в норму, при этом шла запись, мы сидели, все облепленные датчиками. Где-то минут через пять давалась семикратная перегрузка, и опять – пока не отпущу кнопку – сколько выдержу. Передышка – и уже восьмикратная нагрузка и опять – пока держу кнопку. В общей сумме за три вращения надо было набрать две минуты. Какие же это были трудные и длинные минуты!» Космонавт-21 Виктор Горбатко тоже подтверждает, что режим в госпитале был жесткий. Многие кандидаты, когда увидели список предстоящих обследований, сразу отказывались, отмечали командировку и отправлялись обратно в свою часть. Как правило, только один из десяти обследуемых успешно проходил испытания. Да! Ребятам первого отряда здорово досталось.

Каждому из обследуемых нашего потока был дан листок с перечнем процедур и испытаний, которые мы должны пройти за время пребывания в госпитале. При наличии, естественно, положительных результатов по каждой процедуре. У меня этот листок сохранился. В конце каждого дня я делал в нем пометки, разрабатывал стратегию прохождения процедур следующего дня. А в этом листке 25 пунктов! Если точнее, 25 врачей, или 25 кабинетов, или 25 испытаний или обследований. Вот, к примеру, один из пунктов этого листочка. Я должен сдать кровь на тромбоциты, ретикулоциты, эозинофилы, время кровотечения, время свертываемости, протромбин, сахар, холестерин, лецитин, билирубин, остаточный азот, общий белок и его фракции (электофорез), реакцию Вельтмана, реакцию Вассермана, «С» – активный белок! И что самое удивительное, что мы сдавали кровь вполне осознанно, представляя при этом, чем отличается реакция Вельтмана от реакции Вассермана, или что нужно сделать с вечера, чтобы на следующий день получить положительные результаты при сдаче анализов.

Разным испытаниям и обследованиям подвергали нас врачи. Одни понятные, типа хирург, окулист, невропатолог, другие интриговали своей таинственностью – барокамера на «пикирование» и барокамера на переносимость гипоксии, вибростенд, центрифуга на переносимость радиальных ускорений. Все эти виды испытаний знакомы летчикам, но не знакомы нам – представителям нелетных профессий, поэтому мы шли на них с опаской, не очень рассчитывая на положительный исход. Были и такие испытания, которые поначалу вызывали у нас усмешку и к которым мы относились с некоторым пренебрежением. Заходишь в кабинет – висят качели, симпатичная медсестра предлагает сесть и начинает тебя раскачивать. Тебе приятно, ты смеешься, шутишь, кокетничаешь с сестрой. Проходят 10, 15, 20 минут – тебе уже не до смеха, какие там комплименты! Начинаешь глазами искать то ведро, которое скромненько стоит в углу и ждет своего «звездного часа». И здесь помогла мне моя любимая гимнастика! Вестибуляр у меня был отменный! Ну и еще одно испытание, которое тоже начинается с ухмылочки, но завершается, как правило, уползанием на четвереньках в прямом и переносном смысле этого слова. Заходишь в кабинет, и симпатичная сестра нежно привязывает тебя к столу. Молча лежишь 20, 30, 40 минут, час, и потом вдруг стол опрокидывается на 45 градусов и ты оказываешься вниз головой и продолжаешь лежать еще долго-долго! Почему-то считалось: пройти эти испытания – значит побывать в «гестапо».

И тем не менее мы дружной стайкой бегали по кабинетам, заполняли свои листочки, обменивались впечатлениями и делились опытом прохождения процедур. А «мы» моего потока – это молодые лейтенанты Ракетных войск из Москвы и Подмосковья, испытатели из Капустина Яра, Тюра-Тама и Плесецка. Мы и старались держаться отдельной группкой и во всем поддерживать друг друга. Впервые вместе с нами проходили обследование и несколько гражданских специалистов. Находили время и силы еще и подшучивать друг над другом. Старая, как мир, шутка, когда с вечера тебе необходимо очистить желудок и все та же очаровательная сестричка делает тебе клизму, ты бегом в туалет, а там, конечно, все занято. И когда уж совсем плохо, кто-нибудь милостливо уступает крайне необходимое тебе рабочее место.

Отношение к нам – кандидатам в отряд космонавтов – было особое, внимание – повышенное. Иногда сидишь в очереди перед дверью очередного кабинета и какой-нибудь старый ас, кандидат на увольнение, спрашивает с недоверием: «Ты что, тоже списываешься?» Сидишь, молчишь, скромно потупив взор. «А, ты – спецконтингент!» – с уважением молвит он и иногда пропускает без очереди. Что ж, первые шаги будущей славы! Пустячок, а приятно. А вообще-то мы еще и не думали ни о какой славе (а если кто и думал, то тайком, после отбоя, в темноте палаты, когда все спят), да и какая там слава, когда каждый день врачи отчисляли по одному-два человека, и вечером с облегчение думаешь: ну, слава богу, пронесло! Что-то будет завтра?

Прохождение отборочной медкомиссии – та единственная стадия сложнейшего, длительного пути к космической славе, когда отношения между абитуриентами еще ровные, почти дружеские, без элементов зависти и соперничества. Во всяком случае, я не видел в своих коллегах по палате каких-то конкурентов, которые стоят на моем пути и которых правдами и неправдами надо отметать в сторону. Все мы радовались успехам каждого и искренне огорчались, когда кто-то покидал наши ряды. Хорошее было время! В кабинетах и лабораториях госпиталя я впервые встретился и познакомился с Виталием Жолобовым, Виталием Севастьяновым, Алексеем Елисеевым, Георгием Катысом, с которыми у меня на долгие годы сохранились хорошие, добрые отношения.

Где-то в конце ноября 1962 года я завершил с положительными результатами весь цикл стационарных испытаний в госпитале. Вроде бы должен был радоваться, но какое-то двойственное чувство меня не покидало. Все это навалилось на меня настолько неожиданно, а медицинский отбор прошел для меня слишком просто, с минимальной затратой физических и моральных сил, что я не очень-то осознавал, что для меня закончились все испытания и я вот-вот почти космонавт. Как-то не верилось, что происходящее со мной в последнее время – все это реально, серьезно и может изменить в корне всю мою дальнейшую жизнь. Мне все время казалось, что наступит такой момент, когда кто-нибудь скажет: ну, поиграл в космонавты и хватит, возвращайся к своей прежней жизни и своей работе. Как ни странно, но в дальнейшем это чувство не только не пропадало, а наоборот, крепло, хотя оснований для это особо и не было – все у меня проходило гладко и почти с первого захода. Но это все было потом.

Наступило время очередного ожидания, правда, не такого уж томительного и длительного. Были моменты, которые давали мне основание думать, что дело продвигается и про меня не забыли. Как-то соседка по нашему дому – старшая по подъезду – под большим секретом сказала моей маме, что товарищ из «органов» вел с ней длительную беседу: выяснял, что из себя представляет мое семейство, не нарушаем ли мы принципы коммунистической морали, не устраиваем ли пьяные дебоши и драки и не ведем ли аморальный образ жизни. На работе уточняющие звонки из кадров тоже давали уверенность, что дело движется.

И вот 8 января 1963 года! Мандатная комиссия под председательством генерала Каманина заседала более четырех часов и из 25 кандидатов отобрала для зачисления в отряд космонавтов только 15 летчиков и инженеров. Среди них был и я. Задав мне несколько общих вопросов, председатель объявил решение комиссии: «Старший лейтенант Буйновский, вы зачисляетесь в отряд слушателей-космонавтов ВВС!» Стоит ли говорить, что я пережил в эти минуты и какая у меня была буря в груди, когда я вышел из кабинета!

Это была моя первая встреча с легендарным летчиком генерал-лейтенантом Николаем Петровичем Каманиным. Помнится, еще в раннем детстве с большим интересом прочел красиво оформленную книгу «Как мы спасали челюскинцев», написанную гражданскими и военными летчиками, принимавшими участие в 1934 году в спасении команды и пассажиров парохода «Челюскин», который затонул в Чукотском море. Эти семь летчиков стали первыми Героями Советского Союза. Звездой Героя за № 2 награжден военный летчик Каманин. В годы Великой Отечественной войны генерал Каманин командовал штурмовым авиационным корпусом. Примечательно, что к концу войны 76 мастеров штурмовых ударов, как и их командир, стали Героями Советского Союза.

С I960 по 1971 год Николай Петрович, работая в штабе ВВС в должности помощника главнокомандующего ВВС по космосу, руководил подготовкой первых советских космонавтов. У меня о нем сложилось мнение как о человеке с сугубо военной жилкой, очень ответственном за порученное дело, человеке «сталинской» закалки. Всем нам он казался излишне строгим, суховатым, не склонным в общении с подчиненными к шуткам и традиционным авиационным байкам. Космонавтов, настоящих и будущих героев, держал в «ежовых» рукавицах. Мы все, и особенно вновь прибывшие, его немного побаивались, старались особо не попадаться на глаза, хотя он частенько навещал нас, решал на месте многочисленные штатные и организационные вопросы, следил за ходом подготовки групп космонавтов к очередным полетам, активно принимал участие в наших партсобраниях. Предмет его особых забот– «разборки» с героями, когда их действия выходили за рамки уставов, правил дорожного движения или не вписывались в Моральный кодекс строителей коммунизма (был когда-то такой обязательный документ, по которому мы все и особенно коммунисты должны были работать, учиться, отдыхать, дружить, любить, блюсти семью, делать детей и правильно их воспитывать). Здесь было о чем переживать! Например, в октябре 1962 года руководитель подготовки космонавтов должен был на Президиуме ЦК КПСС доложить о нескромном поведении космонавтов, кстати, не только героев, о плохой их учебе в академии, о «прилипании» кое-кого из журналистов к славе космонавтов и еще по ряду других житейских вопросов. Вот так! Не где-нибудь, а в высшем органе нашего государства должен был рассматриваться вопрос о несоблюдении рядности, пересечении сплошной линии разметки и не очень корректном разговоре Германа Титова с работником ГАИ. Кстати, поводом для такого заседания была докладная записка в ЦК работников КГБ. Мне думается, что житейские огрехи космонавтов все же не имели общегосударственного, общепартийного масштаба и не заслуживали такого внимания руководителей нашей партии. Просто ответственные работники ЦК тоже люди, и они не могли отказать себе в удовольствии покопаться в «грязном белье» космонавтов. Николай Петрович с горечью вспоминает: «ЦК не находит времени для рассмотрения больших, принципиальных вопросов развития космонавтики и считает уместным обсуждать сомнительные донесения о поведении космонавтов».

В 1995 году отдельной книгой были опубликованы дневники Каманина с очень символичным названием: «Скрытый космос». Достаточно интересная книга, особенно для тех, кто в те времена имел к этой проблематике прямое отношение. Много и пространно рассуждает Николай Петрович о месте космоса и особенно – военного космоса в структуре ВВС и Министерства обороны в целом. Здесь он – истинный патриот авиации («…за два года мы убедили народ и руководителей страны в том, что космические полеты – это естественное продолжение авиации…»). Наверное, это первое популярное издание, где космос показан не в «парадных» красках с его победами и триумфальными поездками героев-космонавтов по странам мира, а повествуется о повседневных буднях Звездного городка с его многочисленными проблемами, человеческими судьбами, несбывшимися планами и мечтами, успехами, поражениями и человеческими жертвами. Многим из наших двух отрядов досталось на страницах дневника Николая Петровича! Зачастую не миловал он и наших больших партийных и государственных руководителей. «…Мелкий, завистливый политикан, трусливый подхалим, себялюбец, мнящий себя великим поборником мира. Народ ропщет против «исторических» успехов проводимой им политики, а он своей рукой награждает себя звездами Героя…» – такую вот «убийственную» (и кстати, справедливую) характеристику дает автор дневника не кому-нибудь, а здравствующему и тогда еще действующему Первому секретарю ЦК КПСС Н. С. Хрущеву! Смело даже для периода хрущевской «оттепели». Вот таким бескомпромиссным был мой будущий начальник!

По тем временам попасть в отряд космонавтов с перспективой стать героем космоса – событие, значимое не только для счастливого абитуриента, но и для коллектива, его вырастившего и воспитавшего. Поэтому, провожая меня на общем собрании нашего представительства заказчика, где было сказано много хороших, теплых слов в мой адрес, сослуживцы просили не подкачать и быть достойным имени ракетчика. Я уж не помню, какие слова благодарности я говорил в ответ, но точно помню, что я просил меня не забывать и не исключать из списков коллектива. Видно, все-таки я предчувствовал, чем закончится мой путь в герои космоса.

Парадоксальная складывается картинка! Сотни, тысячи наших парней мечтали о космосе, стремились попасть в Звездный городок, приобщиться к великим свершениям. Причем, как зачастую подчеркивали журналисты, многие из них чуть ли не со школьной скамьи думали о космических полетах. А тут нашелся один, который и не очень-то рвался в космос и не очень-то ему это надо. Смешно и неправдоподобно! Хотя я был искренен в тогдашних своих переживаниях и сомнениях. И как оказалось, здесь я был не одинок. Со временем у меня появились «последователи». Много лет спустя после моих душевных терзаний такого же 26-летнего лейтенанта Евгения Салея – военного летчика 1-го класса, мечтавшего о росте профессионального мастерства и учебе в воздушной академии, чуть ли не в приказном порядке направляют на медицинскую комиссию для зачисления в отряд космонавтов. Приказ есть приказ. Евгений отправляется на комиссию, в надежде, что он ее не пройдет. Прошел. И с 1976 года Евгений С алей в отряде космонавтов. Дальнейшая судьба Евгения типична для многих неслетавших космонавтов. Тренировки и подготовка к полету по программе «Буран», член дублирующего экипажа по программе «Салют-7», дублер космонавта-исследователя космического корабля «Союз Т-14». Это 11 лет упорного труда, нервных стрессов и несбывшихся мечтаний. В ноябре 1987 года Евгения списывают из отряда космонавтов «по состоянию здоровья». Обидно, что только через 10 лет врачи «заметили», что у парня одна почка находится чуть ниже другой. Десять лет этот в общем незначительный дефект не мешал Евгению готовиться к полетам в космос, но так складывались обстоятельства, что эта особенность его организма в одночасье стала причиной его незамедлительного отчисления из отрада. Результат – и в космос не слетал, и академию не закончил, и навыки классного летчика растерял. В 1996 году 46-летний подполковник Салей уволен в запас.

Богатое у нас государство! Ну ладно, меня два года держали на полном государственном обеспечении, мной занимались врачи, технические специалисты, меня учили летать на различных типах самолетов, прыгать с парашютом. Все это деньги. И немалые даже по тем временам. А сколько же стоило государству 11 лет общей и специальной подготовки Евгения Салея к его так и не состоявшимся космическим полетам. Почему-то ни в мои времена, ни в последующем никто не счел нужным подсчитать, что экономически выгоднее – подлечить парня и продолжить его специальную подготовку или сразу его отчислить (на его место тысячи других найдутся – безотбойный довод). К сожалению, стандартной фразой «Списан по состоянию здоровья» зачеркивалась судьба многих наших кандидатов на космические полеты. Где-то, конечно, и обоснованно, а где-то так, для перестраховки. На начало 1990 года из 172 астронавтов США, отобранных для космических полетов, только один (!) был отчислен по состоянию здоровья. Сравнение явно не в нашу пользу.

И вот утром 25 января 1963 года мы с Виталием Жолобовым прибыли, как было указано в предписании, в войсковую часть 26266 для прохождения дальнейшей службы.

Конечно, все мы, прибывшие к новому месту службы, находились еще в эйфории, продолжали радоваться своим победам на медицинском поприще, а прибывшие с периферии – появившейся возможности дальнейшей службы в окрестностях Москвы. Мы смутно представляли, куда мы попали, каковы наши перспективы. Уверен, что большинство из нас думало, что завтра же начнется подготовка к пуску, а в самое ближайшее время один из нас станет пятым после Гагарина, Титова, Николаева и Поповича героем-космонавтом. Откуда нам было знать о той кропотливой титанической работе, предшествовавшей нашему появлению в районе станции Чкаловская. А жаль. Много интересного было в те времена скрыто за семью печатями!

Исторической и юридической основой для организации и проведения в нашей стране работ по подготовке будущих космонавтов явилось вышедшее в мае 1959 года Постановление правительства «О подготовке человека к космическим полетам». Было решено набирать первых кандидатов из числа летчиков-истребителей реактивной авиации ВВС. По рекомендации С. П. Королева отбор кандидатов производился силами врачей и врачебно-летных комиссий ВВС. Уже летом 1959 года из более чем 3500 кандидатов к медицинской проверке в Центральном военном научно-исследовательском авиационном госпитале, что в Сокольниках, были допущены 206 человек. Благополучно прошли испытания лишь 29 кандидатов. Это и была основа будущего первого отряда космонавтов. Параллельно интенсивно велась работа по созданию самого Центра подготовки космонавтов (ЦПК). Директивой главкома ВВС в марте I960 года такой Центр был сформирован. По штату Центр был небольшой, около двухсот человек. И уже летом I960 года ЦПК разместился в районе станции Чкаловская в Звездном (тогда Зеленом) городке. Начальником Центра подготовки космонавтов был назначен полковник медицинской службы Е. А. Карпов.

Евгений Анатольевич Карпов многое сделал при закладке фундамента отечественной космонавтики. Первая Программа подготовки космонавтов разработана под его руководством. В апреле 1961 года Евгений Анатольевич был среди врачей, сопровождающих космонавтов на Байконур. В ночь с 11 на 12 апреля он и врач Никитин охраняли сон Гагарина и Титова. И в дальнейшем подготовка последующих трех полетов проходила при активном и непосредственном участии начальника ЦПК Нам немного пришлось прослужить под началом Евгения Анатольевича. Уже в марте 1963 года начальником ЦПК был назначен генерал-лейтенант Одинцов, а Карпов стал его заместителем по медико-биологической работе. Мне он запомнился как серьезный, интеллигентный человек. Мы все к нему относились уважительно. С почтением относились к нему и наши герои, что немаловажно. Но, видно, не хотелось Евгению Анатольевичу быть на вторых ролях. В декабре 1963 года он вернулся в авиационную медицину. Одна маленькая, но печальная деталь. На похоронах генерал-майора Карпова в мае 1990 года не было ни одного космонавта.

Естественно, что основу вновь созданного Центра подготовки космонавтов составлял отряд из 20 слушателей – космонавтов ВВС. Их объединяло то, что все они, в основном молодые старшие лейтенанты – выпускники различных летных училищ, пришли из истребительной авиации, прошли жесточайший медицинский отбор, были энергичны, целеустремленны, уже знали, что может ждать впереди, и шли на это сознательно. Но к моменту появления в ЦПК второго отряда в среде наших старших товарищей была незримая, но очень глубокая грань, которая делила ранее монолитный отряд на две неравные половины: четыре уже слетавших Героя и пятнадцать (16-й – Валентин Бондаренко трагически погиб в марте 1961 года при прохождении испытаний в сурдокамере) оставшихся кандидатов, каждый из которых с нетерпением и тайной надеждой на благополучный для себя исход задавал себе вопрос: кто же следующий? Вот уж действительно где этот самый человеческий фактор представлял собой сгусток колоссальных внутренних переживаний, эмоций, которые нужно было держать в себе и не проявлять на людях, постоянное сжигание моральных и физических сил, умение оставаться порядочным по отношению к своим товарищам и не стремиться на плечах других прорваться в первые ряды кандидатов. Все это с лихвой испытали на себе наши первооткрыватели космоса. Первым всегда трудно! Конечно же каждый из двадцати хотел стать первым. Это вполне естественно. Очевидно, так же думал и каждый из шестерки лучших, которых отобрали для подготовки к первому полету. И когда уже за несколько дней до 12 апреля 1961 года остались три кандидата на звание Колумба Вселенной – Юрий Гагарин, Герман Титов и Григорий Нелюбов – каждый из них также не терял еще надежды, что именно он будет первым. И это тоже по-человечески вполне объяснимо! Много раз журналисты и просто любопытствующие задавали Герману Титову вопросы типа: не жалеете, что не вы первый, не завидуете ли вы Гагарину? На что Герман со свойственной ему прямотой отвечал: да, чисто по-человечески завидую, да, тоже хотел быть первым и не вижу в этом ничего плохого и противоестественного; очевидно, были такие факторы и обстоятельства, которые поставили Гагарина первым в нашей шеренге. И надо отдать должное Герману Титову: за все последующие годы он нигде и ни при каких обстоятельствах не выступал с речами и не высказывал мыслей, порочащих имя своего старшего товарища, ставшего Космонавтом № 1. А вот третий из числа самых-самых, Григорий Нелюбов, не сумел справиться с колоссальными психологической и нервной нагрузками, не выдержал и «сошел с дистанции». Не став первым, потеряв надежду стать вторым и третьим, он дал волю своим эмоциям, расслабился, был отчислен из отряда космонавтов, направлен для дальнейшего прохождения службы на Дальний Восток, где и трагически погиб, попав под поезд. Вместе с Нелюбовым по тем же причинам из отряда были отчислены еще два слушателя – Иван Аникеев и Валентин Филатьев. А повод быстро нашелся. Все трое как-то вечерком потягивали пивцо в буфете на платформе Чкаловская. Как это в таких случаях и водится, здесь же оказался патруль. А дальше по известному сценарию: «Ваши документы… Пройдемте…» – «А мы что, вечером пива не имеем права попить!» Оказалось, что имеют, но только уже за пределами Звездного городка.

Сложнейшая эта грань между двумя понятиями – «летавший космонавт» и «не летавший космонавт», «Герой» и «не Герой»! За время моего пребывания в отряде космонавтов я не раз наблюдал картину, когда на Байконур для участия в очередном полете отбывал один человек – общительный, веселый, доступный для всех, а возвращается через неделю совсем другой. В эйфории своей славы, со Звездой Героя на груди, с совершенно новым, незнакомым нам кругом общения, значительная часть которого – любители погреться в лучах чужой славы. За каждым шагом его следит вся страна, да что там страна, весь мир! Его, как «свадебного генерала», водят по различным приемам, съездам и международным симпозиумам и совещаниям. Ну как тут устоять обычному летчику, которого вчера еще никто не знал, кроме коллег по Звездному да семьи, а сегодня он – всемирно известная личность! Да и времена были такие. С одной стороны, чуть ли не каждый день новая победа советской космонавтики, а с другой – русский народ всегда умел и любил возносить до небес своих героев, но не всегда помогал им удержаться на этих высотах. Ну а уж если народные любимцы по каким-либо причинам падали с этих высот и сильно бились о землю, то мы мгновенно их забывали и искали себе новых кумиров. Что там греха таить! Конечно, каждый из нас завидовал новому Герою, но в то же время мы и сочувствовали им, и жалели их, особенно тех, кто явно не справлялся с этими «земными» перегрузками. Такие тоже были. Им остается только посочувствовать. Тогда ведь не было шикарных «глянцевых» журналов, где сегодня подробно, с мельчайшими деталями расписывается личная жизнь известного артиста, певца, космонавта, общественного или политического деятеля. В те далекие времена общественное мнение или, точнее, народная молва об известной личности, а космонавты – в их первых рядах, формировались по пересказам, кто-то, где-то, что-то слышал или видел, сосед рассказывал или знакомый был участником какой-то встречи, где был, например, космонавт № («Как мы с ним набрались!»). А дальше из уст в уста передается и растет, как снежный ком, молва о том, что № – пьяница и дебошир, а жена у него сварливая женщина, а машину он разбил, а видели его с актрисой X, а дети у него… И пошло-поехало! И что ведь самое обидное. Если этот самый № откажется выпить в компании очередных таких «закадычных» друзей, то он сразу станет еще и зазнайкой, гордецом, чванливой, высокомерной личностью. Это тоже национальная особенность русского характера: если ты со мной не отказываешься выпить – ты мой верный друг и товарищ, я за тебя в огонь и в воду, я буду прославлять тебя на всех углах и перекрестках, ну а если отказался, то уж не обессудь…

Шли годы. Менялась наша жизнь. Что-то в лучшую сторону, а что-то и наоборот. Многое изменилось и в подборе кандидатов на очередные космические полеты. В космосе требовались уже не только летчики, но и инженеры, конструкторы, ученые, врачи. Кандидат на очередной полет мог прийти совершенно со стороны и занять место очередника первого отряда, который ждал своего «звездного часа» долгие годы. Своих космонавтов стали готовить организации промышленности, научные и медицинские учреждения. Существенно усложнилась космическая техника, полеты стали длительными, как правило, групповыми, а со временем и международными. Космические полеты становятся почти обыденным делом. Не такие уже помпезные и многолюдные встречи прилетевших космонавтов, не все получают Звезду Героя, да и материальные блага существенно отличаются от тех, что имели первые герои. Бесплатные черные «Волги» (лучшие по тем временам отечественные автомобили), квартира с современным гарнитуром, денежная премия – это то, что наши первые герои получали от правительства в обязательном порядке. На заре отечественной пилотируемой космонавтики все эти блага распределялись и раздавались в зоне видимости жителей Звездного городка и среди членов одного небольшого коллектива первого отряда. Трудно оставаться равнодушным, если твоему товарищу, сегодняшнему соседу по «хрущевской» пятиэтажке, дают шикарную квартиру в «генеральском» доме да обставляют еще дефицитной импортной мебелью. Надо отдать должное ребятам. Они с честью выдержали и это «морально-материальное» испытание! Кстати, мудрое командование ВВС в свое время поступило правильно, построив в Звездном городке дом с улучшенной планировкой и с трех– и четырехкомнатными квартирами, куда въехали космонавты первых двух отрядов, как летавшие, так и нелетавшие.

В марте 2000 года Звездный городок отмечал 40-летие своего первого отряда космонавтов. Отряд был в полном составе – 12 оставшихся в живых космонавтов, летавших и нелетавших. Встречи, объятия, воспоминания, подведение итогов сорока лет. Из 20 слушателей-космонавтов первого отряда в космосе побывали, а некоторые и не по разу, 12 человек: Юрий Гагарин, Герман Титов, Андриян Николаев, Павел Попович, Валерий Быковский, Владимир Комаров, Павел Беляев, Алексей Леонов, Борис Волынов, Евгений Хрунов, Георгий Шонин, Виктор Горбатко. Но на юбилейных торжествах их, к сожалению, было только восемь. В апреле 1967 года при посадке космического корабля «Союз-1» отказала парашютная система и корабль разбился. Погиб чудеснейший человек, наш общий любимец и уважаемый всеми друг и товарищ Владимир Михайлович Комаров. За пару дней до его гибели мы с ним встретились в монтажно-испытательном корпусе на Байконуре, где я уже в те времена опять пускал свои ракеты. Разговор был коротким, но каким-то трогательно-душевным. Искренне пожелал ему успешного полета и благополучного возвращения на Землю. Не случилось. В марте 1968 года новая трагедия. При выполнении обычного тренировочного полета на самолете УГИ Миг-15 вместе с летчиком-испытателем Серегиным погибает Юрий Алексеевич Гагарин. Первый космонавт планеты. В январе 1970 года от тяжелой болезни умирает Павел Иванович Беляев. А в апреле 1997 года от острой сердечной недостаточности скончался Георгий Степанович Шонин (в отряде были два друга, два «Степаныча» – Титов и Шонин). И уж совсем печально – практически сразу же после юбилейных торжеств уходят от нас Евгений Васильевич Хрунов и совершенно неожиданно, через неделю после празднования своего 65-летия – Герман Степанович Титов.