Текст книги "Лавры срезаны"

Автор книги: Эдуар Дюжарден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Поедем со стороны Триумфальной арки?

– Да.

– Кучер, по бульвару до Триумфальной арки.

Я сажусь ; экипаж двигается с места ; Лея принимает серьезный вид пансионерки “ Комеди Франсез ”.

VIII

Экипаж виляет по улицам…

…Один в бесчисленном множестве жизней, только так отныне я держу свой курс, окончательно один среди других ; такими во мне создаются сегодня, здесь, час, жизнь ; душа, летящая к мечтам об объятьях, вот что это такое ; это мечта о женщине, мое сегодня ; это прикосновение к женской плоти, мое здесь ; я приближаюсь к женщине, это мой час ; вот куда движется моя жизнь, эта девушка этим вечером… И гудят улицы, бульвар, сдавленный шум, экипаж виляет, тряска, колеса по мостовой, светлый вечер, мы сидим в экипаже, проносится шум и тряска, вещи пролетают мимо, чудесная ночь…

– Не правда ли, – говорит Лея, – эта ночь поистине поэтична и чудесна?

Выходя из дома, она сказала своей горничной, что вернется через час и хочет, чтобы был разожжен камин ; я покатаюсь с ней, и мы поднимемся вместе ; на бульваре все больше зелени ; я поднимусь с ней вместе, останусь на пятнадцать минут и уйду, потому что так надо ; как она хороша, когда сидит, чуть откинувшись на спинку сиденья! Ее лицо то освещается, то погружается в темноту, раз за разом в дрожащей тени и в свете огней, пока экипаж продолжает движение ; вокруг фонарей так много света, затем, чуть дальше, он пропадает ; и снова ; с правой стороны света больше ; о, ее милое белое лицо, матово-белое, цвета слоновой кости, белое как снег в тени, в темноте вокруг, и раз за разом белее, светлее на свету, и тускнеет в тени, и появляется снова ; экипаж тем временем мчит по деревянной мостовой ; в складках платья я нежно касаюсь ее пальцев ; она слегка их отдергивает ; я говорю :

– Ваше лицо так гармонично в этой игре тени и света…

– Неужели? Вам так кажется? – отвечает она насмешливым, грубым тоном, в котором сквозит усталость ; зачем она так?

– Да, Лея, – нежно отвечаю я. – Вам неприятно, когда я это говорю?

– Нет, почему же, я люблю комплименты.

Надо попрекнуть ее этим словом.

– Ах, Лея! Комплименты!

Мы замолкаем ; проходят люди ; кучер вяло машет кнутом, который зигзагом рассекает воздух ; я отпускаю пальцы Леи ; она любит вести себя некрасиво, когда мы выходим вместе ; очевидно, боится показаться вульгарной ; в такие моменты с ней невозможно разговаривать, кроме как посредством всяких учтивостей ; стена резервуара ; только что я проходил здесь один ; теперь я с Леей ; она становится угрюмой ; но что ей ни скажешь, она только сердится. Черной массой, пересеченной двумя огнями, приближается трамвай.

– Вы идете в субботу на праздник Прессы? – спрашивает Лея.

– Праздник в отеле Континенталь?

– Да.

– Не знаю ; может быть ; а вы?

– Меня туда пригласили быть продавщицей.

– Вот как!

– Люси Арель организует лавочку ; вроде магазина новинок ; будут продавать все подряд.

– Я слышал об этом ; было бы славно. И вы будете за прилавком?

– Да.

– Тогда я приду.

Меньше чем сотней франков тут не отделаешься. Надо найти предлог остаться дома. Лея мне этого не простит ; а что, если предлога все-таки будет достаточно? сказать, что болен, нельзя ; нужно сослаться на что-нибудь серьезное ; ужасная скука, эти вечера! разве что взять с собой Шавена.

– Вы будете в костюме?

– Да, в костюме субретки.

– Браво.

– Я отдам в переделку мой костюм из ревю ; заменю плиссе на корсаже, которое в любом случае никуда не годилось…

Да, ее костюм субретки, розовый сатин, кружевной фартук, короткая юбка…

– Я сделаю пояс из того же сатина и пришью ленты к рукавам ; будет совсем другой костюм ; еще попробую достать новый фартук, который очень подойдет, вот увидите.

– Другой фартук?

– Со старого я сняла кружева ; они никуда не годились ; вам не кажется, что будет хорошо смотреться валансьенское кружево?

– Я в этом уверен.

Она улыбается своим мыслям ; не думает ли она, случаем, попросить у меня…

– И кроме того, – улыбается она, – это не будет дорого стоить ; валансьенское кружево можно купить по пятнадцать франков за метр, трех метров хватит с лихвой.

Понятно ; придется платить за кружева ; но на праздник не поеду.

– Хорошая идея, Лея ; если вам нужно только немного кружев и если я могу быть вам полезен, то прошу вас…

– Благодарю ; я была бы рада.

Еще четыре или пять луидоров ; эти пятнадцать франков за метр превратятся как минимум в двадцать или тридцать ; но черт меня возьми, если я приду туда в субботу ; надо поговорить о чем-нибудь другом ; и не показывать, что мне досадно.

– Ваш костюм из ревю был очень мил ; он обязательно произведет впечатление.

– Не правда ли?

– Кроме того, на этих праздниках всегда полно народу.

– Да.

– Вы уже знаете, что будет много народу?

– Нет, понятия не имею.

– А!

– Откуда мне знать?

– Вам могли бы сказать… Кроме лавочки Люси Арель, других не будет?

– Это будет очень большая лавка.

– Забавная идея, установить магазин новинок ; у вас точно будет успех…

Ничего не отвечает ; снова этот ее равнодушный вид ; что ей сказать?

– Такого, по-моему, еще не бывало.

Она молчит ; даже глаза прикрыла.

– Вы будете очаровательны в этом костюме ; только цены заламывать особенно не стоит. Что вы вообще там будете продавать? Слишком любезной быть тоже не стоит, вы же знаете, что я буду ревновать.

Она насмешливо улыбается, еле заметно. Как пошлы эти мои шутки. Может быть, вернуться?

– Становится холодно, – говорит Лея.

Делает вид, что не слышала то, что я сказал.

– Вам холодно, Лея! Не хотите ли вернуться?

– Нет, пока нет.

Черные деревья, решетки, синие отсветы ; парк Монсо ; за решеткой, под деревьями – аллеи ; хорошо бы прогуляться ; предложить ей?

– Лея, не хотите ли пройтись пешком? если вам холодно…

– Нет ; мне не холодно ; останемся здесь.

Ну и ладно ; она явно не хочет ни говорить ничего, ни делать ; вечер прохладный ; еще простудится.

– Лея, пожалуйста, накиньте ваше пальто.

Она приподнимается ; протягивает руку ; накидываю ей пальто ; у нее покорный вид, будто я ее заставляю. Ну разве так не лучше? и до чего красива в мехах! Ее шея укутана в мех ; из мехов выглядывают руки в черных перчатках ; если бы она хотела быть милой, как она могла быть мила! она очаровательна, неподвижна, будто затеряна в тканях, ее белое лицо будто возникает из бархата, шелков и меха ; если бы Дерье видели ее! забавно было бы, если бы какой-нибудь приятель прошел мимо ; лучше не придумаешь, как если бы Дерье увидели меня с ней ; они настоящие модники, но что за наваждение – эти туфли с квадратными носами? и де Ривар, если бы он меня встретил, вот бы удивился! Завтра утром, наливая себе хорошего вина, он бы подтрунивал надо мной ; он бы завидовал, а значит, уважал ; надо как-нибудь позвать его на ужин ; поедем в Цирк ; нет, повезу его в Нувоте ; будет возможность к слову упомянуть мою историю с Леей. Надо все-таки поговорить с Леей ; когда она так молчит, я не знаю, что ей сказать ; одна и та же тема сегодня ей интересна, а завтра скучна ; она капризней некуда ; о чем с ней говорить? о ее театре? скука немыслимая ; но хоть что-то.

– Скоро ли начнутся ваши репетиции?

– Не думаю.

– Почему же?

– Спектакль все еще собирает достаточно денег.

– Вы уже знаете что-нибудь о новой пьесе?

– Нет.

– Вы, кажется, появляетесь только в третьем акте?

– Мне намного больше нравится выходить только в одном акте.

– Неужели?

– Я не понимаю тех, кто хочет появляться в каждом акте, не имея главной роли. В прошлом году Мануэле очень удались куплеты в последнем акте ; а Дарвийи, например, намного талантливей и симпатичней Мануэлы ; поскольку, в конечном счете, в ней нет ничего выдающегося, в Мануэле ; доказательством тому ее игра весь этот год ; правда, пьеса такая глупая! Так вот, хоть Дарвийи на сцене чуть не полпьесы, все равно она совершенно незаметна.

– Она сама виновата ; не сказать, чтобы она особо блистала.

– Она очень хорошо играет, у нее очень красивый голос, и она намного лучше всех этих мелких фигуранток ; они просто смешны, в конце концов, эти девицы ; вы все говорите об артистах, о пении, об искусстве, а когда перед вами играет настоящий актер, вы того даже не замечаете.

Нужно остановить ее каким-нибудь комплиментом.

– Но, друг мой, мне кажется, что ежевечерние аплодисменты в ваш адрес говорят об обратном.

Она замолкает ; она не обижена ; такие комплименты трогают чувствительную струну и всегда достигают цели.

– Смотрите, – указывает Лея, – вон та женщина в светлом платье, на другой стороне улицы ; как можно выходить в этом в такую погоду!

С другой стороны бульвара – изящно одетая женщина в светлом платье.

– И правда, забавно ; хотя платье очень даже ничего.

– Но в такую погоду!

Она удивленно смотрит на меня с полуулыбкой.

– Да, это действительно не очень принято.

– Вот именно.

Она не понимает, моя бедная Лея, что я смеюсь над ней и что она смешна ; порой на нее находит это необоснованное удивление и негодование ; она все еще не опомнилась от этой истории с Жаком.

– Сегодня на улицах почти никого, – говорит она.

– Хотя такой прекрасный вечер!

– Да, но немного прохладный.

– Уверен, что вам холодно ; п

очему вы не хотите вернуться?

– Да нет же, мне не холодно.

Она упрямится ; ей холодно ; не хочет этого признать ; до чего непонятны женщины! становится все холоднее ; в деревьях гуляет сильный ветер ; а вот и площадь Терн ; мы в жизни не доедем до Елисейских Полей ; на бульваре никого ; улицы до ужаса грустны ; если мы поедем до Елисейских Полей, то не вернемся раньше полуночи или часа.

– Холодно, – говорит Лея. – Вернемся, если хотите.

Ну наконец!

– Кучер, назад ; улица Стивенс ; четырнадцать.

Кучер останавливается ; экипаж делает поворот ; лошадь напрягается под натянутыми вожжами ; едем ; снова рысью ; лошадиная рысь и тряска экипажа ; и монотонное движение ; звонкий щелчок хлыста ; с нами равняется другой экипаж ; обгоняет нас ; почему мы едем так медленно? два глубоких старика на тротуаре ; шум колес ; легкое покачивание ; снова парк Монсо, ротонда ; приедем через четверть часа ; что скажет Лея? я поднимусь с ней ; нужно подняться с ней ; мы войдем в комнату ; пустит ли она меня? в прошлый раз она хотела, чтобы я немедленно ушел ; да, но обычно я жду до тех пор, пока она не начнет переодеваться ; когда мы подъедем к двери, нужно будет из вежливости спросить, могу ли я ее проводить ; она выйдет первой ; она справа, значит, она будет со стороны тротуара ; по крайней мере, она должна разрешить мне проводить ее в комнату ; а что она скажет потом? позволит, наконец, остаться? нет, не может такого быть ; да я и не хочу ; четверть часа в комнате, пока она снимет пальто и шляпу ; так лучше всего ; но вдруг захочет, чтобы я остался! она думает, наверное, что рано или поздно ей придется это сделать, хоть раз ; сегодня она вроде бы освободила себе вечер ; если бы сегодня! если бы не сегодня! надо в конце концов, чтобы она приняла решение ; не воображает же она, что я собираюсь вечно довольствоваться платоническими шалостями ; я не заявлял о таком намерении ; пусть не думает, что может заставить меня терпеть все, не получая ничего ; ох, сколько проблем! приближается длинная цепь фонарей ; другие экипажи ; бульвар Малерб ; мы все ближе ; с чего бы ей согласиться сегодня, если не согласилась вчера? уже столько времени ей удается мило спроваживать меня ; но я ничего и не просил ; я не делал вид, что чего-то прошу ; так что же, ей надо было просить самой? вот было бы прекрасно, если бы она, она сама однажды захотела! Вот она, рядом со мной, неподвижная ; увы! как далека эта надежда! неподвижна, равнодушна и обычна, вот она ; вяло смотрит перед собой ; прячет руки в пальто : эти ее открытые глаза без всякого выражения ; мы без устали едем сквозь тихую ночь ; высокие и полусумрачные дома с яркими красными окнами ; слева деревья ; размеренная рысь по мостовой ; бело-серая лошадь мерно перебирает ногами ; здесь – она, молчаливая и неподвижная, явно грезит, она, безразличная, обычная, неподвижная, неподвижная и не любящая ; о, когда же наступит тот день, когда же она отдастся, если вот он, белый женский силуэт, совершенно лишенный любви! но разве не родится в глубине этой кроткой, неведомой души хотя бы простой дружбы? Моя неизменная преданность не могла же не тронуть ее совершенно ; любовь проникает в любимое сердце ; желание зовет и влечет ; это магнит, любовь ; почему не родиться чувству в глубине ее существа, почему не вырасти, не стать любовью? Сегодня, если ее губы так же молчаливы, как глаза, то это потому, что дружба прорастает вдали от губ и глаз, в глубине ее сердца ; убаюкаем же себя моим желанием, моей химерой ; однажды она меня полюбит, дитя, сидящее здесь телом к телу со мной ; такое хрупкое, беззаботное дитя возле меня, прохладной ночью, отдается своей грезе о безмыслии, под небом, усеянным звездами. По туманным дорогам, по дорогам без горизонта, в покачивании сонной езды и под низким и гармоничным стуком колес, все дальше по улицам едет счастливый экипаж, где мы вдвоем… я с любовью говорю Лее, только чтобы прервать вечернюю тишь, я говорю :

– Друг мой, о чем вы задумались?

Она обращает ко мне блеклый взгляд, будто лишенный мысли ; она молчит ; экипаж подпрыгивает на мостовой ; Лея молча смотрит перед собой ; она не задумалась, она не думает ; о чем вы задумались? ни о чем ; о чем вы задумались? я не знаю ; о чем вы задумались? я не могу ; о чем вы задумались? ни о чем, я не могу, я не знаю, я не задумываюсь и не думаю ; увы! увы! я не стану предметом твоих дум, и вечно ты будешь без движения и без любви ; она вяло смотрит перед собой ; светлое небо, уже не такое светлое, все еще мерцает ; экипаж блуждает между рядами деревьев ; вздымается сутулый серый силуэт старого кучера ; раздается голос Леи :

– Лишь бы Мари не забыла про огонь!

– Вам холодно, Лея.

– Немножко.

– Прижмитесь ко мне.

Она легонько прижимается ко мне, улыбается, склонив голову.

– Ну вот, – говорю я, – так вы согреетесь.

– Да, с одного боку.

– Так прижмитесь сильнее.

– Да успокойтесь же вы!

Она слабо ворчит на меня ; мы на виду ; нужно держать себя ; да, на нас смотрят ; кто этот элегантный господин, который идет навстречу и разглядывает нас? что это он на нас уставился? прошел ; тоска какая ; проходит мимо экипажа ; посмотрим, не обернется ли ; нет, не обернулся ; чего он хотел? Лея его видела? вроде бы нет ; этот господин знает Лею ; наверняка ревнует ; этот малый завидует мне ; еще бы, не каждый ездит на полуночные прогулки с Леей д’Арсе ; далеко он отошел? нет, вон он ; а, оборачивается, оборачивается! еще чего, дружок, мечтать не вредно.

– Вот и площадь Бланш, Лея ; скоро будем у вас.

Щелчок хлыста ; экипаж едет по мостовой.

– Смотрите-ка, Лея ; этот дом, похоже, сносят.

– Что это за здание? Кафе?

Но мы все ближе… я сказал “ у вас ” ; у нее ; значит, решающий момент?.. глупо так волноваться, так внезапно и без причины ; со мной рядом самая красивая девушка ; я только что ездил с ней на прогулку ; я поднимусь к ней домой ; что мне еще надо? Этот господин, должно быть, рассердился до чертиков ; я самый везучий из мужчин… Ах, смертельная, смертельная тоска! я схожу с ума ; разве я не счастлив, не должен быть?.. Уже площадь Пигаль ; и этот кучер гонит во всю прыть ; пассаж Стивенс ; еще минута – и дверь ; Боже, Боже, что она скажет? что она сделает? что я сделаю! кучер тормозит, поворачивает ; она опять спровадит меня ; ах, ее дом, ее комната… экипаж останавливается ; Лея встает, выходит ; эта тревога невыносима ; мой бедный друг, захочет ли она наконец? Лея! Она спустилась… что?..

– Вы что же, не собираетесь платить кучеру?

В самом деле, я не плачу кучеру ; извиняюсь ; два франка пятьдесят ; вот… Лея звонит в дверь… я пропал ; о, умоляю вас!..

– Вы разрешите мне вас проводить?

– Если хотите.

Черт подери! наконец-то… экипаж уезжает… черт возьми, вперед… сколько времени? еще нет полуночи ; у нас есть время ; когда я возвращаюсь поздно, консьерж заставляет меня по полчаса ждать у дверей ; невыносимо.

IX

Лея идет впереди ; мы поднимаемся ; наши тени вдоль бледных стен ; сколько при мне денег? В бумажнике было пятьдесят франков, в кошельке четыре луидора ; сколько будет пятьдесят плюс восемьдесят, сто тридцать франков ; дома есть еще ; в любом случае в конце месяца придется несладко ; Лее нужно умерить свой аппетит ; ладно, поднимаемся ; пришли ; дверь открыта ; Мари.

– Добрый вечер, Мари.

– Добрый вечер, месье.

Лея :

– Вы не забыли про огонь, Мари?

– Нет, мадемуазель ; если вы войдете в спальню…

В глубине коридора дверь в туалетную комнату ; за ней спальня ; Лея беспечно идет вперед, со своей милой беспечностью ; идти за ней? ждать, когда она скажет? она вроде как забыла ; но что, если она меня отвадит? тем хуже, в коридоре оставаться еще глупее ; я вхожу ; пусть ворчит на меня, если захочет ; я пересекаю туалетную комнату, дверь в спальню ; в спальне мерцает огонь ; с потолка светит ночник ; и две свечи на маленьком столике ; Лея садится к огню ; белый алебастровый свет ночника, ярко-красный огонь в камине непрерывно вздымается и дрожит ; в кресле, совсем рядом, молодая девушка ; она греется, все еще в шляпе и перчатках, неподвижна, в тени ; и мерцает, вздымаясь, огонь двух свечей ; золотые, темные отблески пламени падают на ее платье ; хорошее, мягкое тепло.

– Вам холодно, не так ли, Лея?

А еще не хотела возвращаться, упрямица.

– Лучше снимите пальто и шляпу.

Она остается у огня, в тени, освещенной огнем, в кресле ; теперь она будет упрямо жариться у камина? Но она встает, быстро, быстро встает ; и говорит резким голосом :

– Да, здесь слишком жарко.

Она снимает шляпу, бросает ее на кровать ; поправляет волосы ; снимает перчатки, кидает и их на кровать ; я опираюсь спиной о камин ; она расстегивает пальто ; я порываюсь помочь ей.

– Спасибо, Мари мне поможет.

Мари помогает ей ; я возвращаюсь к камину ; Мари уносит пальто ; огонь греет мои голени ; Лея поворачивается, улыбается.

– Ну а вы, так и останетесь в застегнутом пальто, в шляпе?

Чего она хочет? чтобы я снял пальто? зачем? остаться? неужели?.. я ответил что-то… все улыбается…

– Если вы позволите… – говорю я.

Медленно, покачивая бедрами, она медленно поворачивается к зеркальному шкафу напротив камина ; я кладу шляпу и пальто на стул возле окна ; шляпу на пальто ; Лея поправляет перед зеркалом оборки корсажа на талии и черную ленту на шее ; я стою, опершись о стену, о задернутую штору ; в зеркале я вижу ее хорошенькое личико и милые гримасы, ее тело, местами скрытое, местами подчеркнутое одеждой ; в этом прелесть моды наших дней, которая умеет и прятать, и выставлять напоказ женские формы ; она приближается ко мне чарующей кошачьей походкой, и волосы скользят по ее матовому лбу ; это то, о чем я думаю? это будет сегодня? она сказала снять пальто ; так что же? я делаю шаг ей навстречу ; мы замираем ; о, сколько нежности в ее взгляде! значит, победа! значит, все-таки сегодня? она ласково шепчет :

– Будьте так добры, подождите меня в гостиной, всего пять минут.

– Да, конечно, как пожелаете.

Она берет подсвечник с камина, зажигает свечи. Значит, она согласилась ; она хочет, чтобы я ее подождал.

– Подождите здесь ; пять минут ; и не вздумайте играть на пианино.

И закрывает дверь :

– Я сейчас.

И вот я снова в гостиной ; как она изменилась за час! очевидно, Лея хочет, чтобы я остался ; иначе она бы не просила меня подождать, пока она закончит свой туалет ; она так мила сегодня! и думать нечего, она хочет, чтобы я остался ; но почему именно сегодня? а почему бы не сегодня? нечего сомневаться, она не прогонит меня ; как упоительна эта мысль! думать, что вот-вот она позовет меня, что я войду в ее комнату, обниму ее, сниму с нее шелковистые, длинные, надушенные ткани и окажусь в ее постели!.. Только не стоит сходить с ума ; поглядим ; нужно подумать, что я буду делать ; для начала нужно принять все предосторожности, пока я один ; от писсуара на бульваре Севастополя прошло уже шесть часов… туалет слева, в прихожей ; в ласковом разговоре нужно спокойствие ; но как выйти отсюда, не наделав шуму и чтоб никто не услышал ; прихожая, конечно, освещена ; впрочем у меня есть спички ; открою дверь ; осторожно! без шума ; на цыпочках… повезло! свет ; дверь приотворена ; так… как бы не запачкаться… уф! хорошо, что я подумал об этом ; оставляю дверь приотворенной, как и было ; дверь в гостиную ; тихонько ; так ; браво! никто меня не слышал ; теперь нужно сесть в кресло, так удобней. Лея раздевается ; она наденет домашний халат ; подумать только, раньше она и туфельки при мне не желала снять ; который час?.. без четверти полночь ; обычно Лея одевается недолго ; значит, скоро позовет. Я просто-напросто смешон ; два часа назад я решил, как поступлю, все, что я обдумывал целый месяц, а теперь начисто забыл ; хотя это так просто ; Лея хочет, чтобы этой ночью я остался с ней ; что поделаешь, я должен отказать и тем самым предоставить ей наилучшее доказательство моей любви, в уважении к моей любви ; в отказе принять ее тело как дар, в отношении которого она чувствует себя обязанной, в нежелании имитировать прочих, поглощенных только тщетной страстью, в глубокой любви к ней и в желании быть любимым ; вот так ; вместо того чтобы принять ее жертву, я принесу ей жертву сам ; а если она оскорбится? нет ; я все ей объясню, и она будет тронута. Какой же я все-таки трус и болван! и еще сомневаюсь ; так долго я ждал этого шанса, и опять сомневаюсь. Все, хватит сомнений ; не так уж это сложно, черт возьми ; нужно выбрать, банально заполучить эту девчонку на одну ночь или любить и, может быть, сделать своим другом ; ни громких слов не нужно, ни дьявольских усилий ; сейчас же возьму и попрощаюсь с ней… и она подумает, что я застенчивый идиот или, того хуже, решит, что у меня сифилис, подцепленный в платонической лихорадке. Господи, сколько можно прихорашиваться! время?.. без десяти ; это никогда не закончится ; сколько раз уже она удерживала меня, только чтобы спровадить, наигравшись в кошки-мышки ; ужасно так ждать и не знать, на каком ты свете ; в конце концов, Лея просто посмеется надо мной ; она что, думает, мне в радость дожидаться в этой гостиной в надежде, что она соизволит отворить дверь? и я еще буду играть в великодушие, благородство, сражаться за чистую любовь, вместо того чтобы просто воспользоваться выгодой одной дивной ночи ; кривляние и бредни ; Лея выпроводит меня, потому что я не умею настоять на своем ; я позволяю ей играть со мной и изобретаю священные предлоги, надеясь покорить ее уважением ; я слабее и нелепей последнего мальчишки ; этому нужно положить конец ; короче, решено, сегодня я сплю с ней ; это было бы ужасно глупо ; сколько усилий потрачено, чтобы начать и поддерживать эту аферу, и все впустую? столько денег и хлопот, чтобы созерцать дивные очи этой девицы ; девицы, которая играет травести в Нувоте ; ну и чепуха! Это стоит не больше двухсот франков ; разыгрывать сантименты в этом мире! Девчонка, которая каждый вечер изощряется на подмостках, а в безденежье посещает дом свиданий ; да-да, очень может быть, меня бы это нисколько не удивило ; и горничная, которая нужна, только чтобы утешать невезучих мужчин ; черт подери, я мог бы и получше распорядиться своими деньгами, чем платить за кружева для ее костюмов ; в субботу в “ Континентале ” будет прелестно ; хорош я буду среди этих господ, которым она станет строить глазки и которые на следующий день наотправляют ей своих визиток ; и будет душно, шумно, как на Балу Артистов, где мне продавили шляпу ; и эти лавки, из которых выходишь, не имея денег на дорогу домой… Господи, сколько можно сидеть в этой комнате! Прямо неприлично. Постучу в дверь. Нет, не могу. Ох, сколько тут нужно терпения! Кажется, я ее слышу. Ничего отсюда нельзя услышать. А нет ; она открывает дверь ; наконец-то!..

– Ну, друг мой, что поделываете? Не скучали?

В белом, воздушном пеньюаре кремово-белого цвета, чуть суженном в талии, такая белая в кремовой белизне воздушных складок.

– Можно войти?

– Входите.

Она располагается в низком кресле у камина ; на стуле лежат ее белые юбки ; рядом висит черное платье ; камин еле тлеет ; мерное, мягкое тепло ; у окна – мои шляпа и пальто ; беру низкий стул и сажусь рядом с Леей ; она расслабилась в кресле, вытянув руки ; в синем кресле, украшенном широкой расшитой лентой, она, белая, с розоватыми щечками. К зеркальному шкафу прислонен маленький столик, обитый плюшем, а на нем дюжина крохотных вещиц, шкатулок, безделушек из слоновой кости, ножниц, всякой дребедени, в белом-белом комнатном свете. Мы сидим в теплом спокойствии и тишине комнаты…

– Вы так и не рассказали мне, чем вы занимались после того, как ушли от меня.

Это она говорит ; я отвечаю :

– Совершенно ничем особенным.

Как она красива сегодня!

– Ну вы ужинали, по крайней мере, и, наверное, съездили к себе?

– Вы хотите в точности знать, чем я занимался?

– Да, расскажите мне.

– Ну хорошо. Покинув вас, я встретился с молодым джентльменом, моим другом, с которым мы гуляли с четверть часа.

Она улыбается.

– И с этим другом вы говорили обо мне.

– Конечно.

– И ваш друг вам сильно завидовал. Рассказывайте дальше.

Дальше?

– Дальше…

…Этим вечером… суетливая, шумная толпа, Париж, шесть часов вечера ; улицы кишат народом ; экипажи спешат и медлят ; Пале-Руаяль…

– Я был возле Пале-Руаяль.

Блондинка, встреченная у Лувра, такая соблазнительная и тонкая, высокая, гордая, увы! упущена в толпе.

– Мой друг собирался пойти сегодня на “ Рюи Блаза ” в “ Комедии Франсэз ”, я отказался.

– Ради меня ; настоящее геройство.

Было бы здорово еще раз посмотреть “ Рюи Блаза ” ; но я отказался ; потом я ужинал.

– Потом я ужинал ; где? в кафе на авеню Оперы ; вам эти скромные места неизвестны. Хотите знать мое меню?

– Расскажете мне в следующий раз, когда мы будем ужинать вместе. Там вы тоже встретили друзей?

– Ни одного.

Но эта красивая женщина, которая сидела напротив меня с лысым господином, стряпчим или судьей ; красивая женщина, которую я хотел бы увидеть еще раз и которая смеялась.

– За соседним столиком, правда, одна красивая женщина  сопровождала старого господина, то ли судью, то ли адвоката.

– Мои поздравления.

В оживленном кафе, ослепительно красочном и светлом, медленно, с удобством ужинать и наблюдать за незнакомцами… вино, игра, красотки… И внезапно, сверкающая ночная улица, и в тени – фасад театра “ Эдем ”, виденный когда-то “ Эксельсиор ”, шествие танцовщиц ; и мой друг, который женится, безумно счастливый, любимый тою, которую любит.

– Я вернулся домой без приключений, повстречав только одного мужчину, влюбленного в ту, которая его любит ; позвольте отметить.

– Это бывает не часто, мужчина, который любит.

– Вы так считаете?

– Так мало женщин, которых можно любить ; женщина, которой многие признаются в любви, не любима никем.

Это скверно, то, что она говорит ; что бы такого ответить, чтобы не задеть ее? почему это они не любимы, все эти женщины ; должно быть, они сами не хотят быть любимы.

– Если женщина, – говорю я, – нелюбима, то это часто потому, что она не хочет быть любима.

…Поскольку, виновна или достойна, всякая женщина – сообщница того, кто ее не любит. Лея улыбается, чуть насмешливо ; она следит за огнем, который гаснет ; она почти что такая, как на фотографии.

– Вам доставили мою записку? – спрашивает она.

– Да ; но что, если бы я не вернулся домой?..

– Вы должны были вернуться.

– У меня был лишний час ; я остался дома.

– Что вы делали?

– Ничего особенного ; писал.

А затем – дивная ночь в оконной раме, в саду, в деревьях, в высоких деревьях перед моим окном, пустующий и вымерший сад, грандиозный, и этот ночной аромат, которым веет из открытых окон ; а затем – ночь, гуляющая по пустым улицам и шумным бульварам, эта самая ночь, с шарманкой и с популярными куплетами, такими нежными в тени… рассказать об этом Лее?

– Когда я шел к вам сегодня, меня преследовали звуки шарманки, они наполняли мой путь своими стонами.

– Вы же любите музыку.

– Больше, чем когда-либо, но меньше вас.

И ее письма… “ Лея д’Арсе просит месье Даниэля Принса… ” Зачем ей знать, что я перечитывал ее письма? она наверняка посмеется надо мной ; и что ей сказать об этих грустных письмах? и эти планы, сто раз обдуманные, пожертвовать ради нее моим желанием! может, она и права, может, и правда не часто встретишь мужчину, который любит, и что никогда она не была любима ; значит, и мне ее не полюбить? увы! как мало я ее люблю, как мало, как сильно стараюсь полюбить!

– Вы прекрасно провели день, – говорит она.

– И еще прекрасней был вечер, несмотря на то что я заснул некстати…

Она смеется.

– И в довершение всего – замечательная прогулка в экипаже с девушкой, очаровательной, но такой злой.

Ну разве не была она злой! и этот господин, который преследовал нас на бульваре ; холм Монмартра, различимый в тумане ; ряд освещенных домов и темные ночные деревья ; да, но как она очаровательна в своей поддельной гордости, важная и смешная! а теперь очаровательная и без подделок ; она подняла голову, белую и светлую в светлой белизне воздушных тканей ; и тонкое детское, женское тело, стройное, хрупкое и пухлое ; завлекающая улыбка, обещание ласк, томность, готовая отдаться в чужие руки ; поскольку в этот час, когда день ускользает и исчезает, как только он гаснет, начинается ночь, время любви.

– …О, мой друг… ваши легко

мысленные губы уносятся ветром…

И ее ладони ; и с ее ладоней через мои ладони и руки, и мое сердце, дымка, дрожь, жар, мука поднимаются до самых глаз ; колебания? к черту все это вечное уважение, и эту смиренную любовь, и прекраснодушные проекты, и запоздалую любовь, после долгих приготовлений, к черту уходы, отказы, к черту отказы, я хочу ее! и я смотрю на нее, на бледность ее тела, предвещающего радость, от которой я не откажусь ради какой-то мечты. Но она высвобождает свои руки из моих ; я отхожу на два шага ; она приближается ; кладет руки мне на плечи ; и, поскольку я опьянен и одурманен ею, она говорит…

– Приходите в субботу на праздник в “ Континенталь ” ; увидите, как я буду красива…

Да, еще бы…

– …Мне будет так грустно, если вы не придете ; и к тому же я окажу вам честь…

В самом деле…

– …Вы же принесете мне этот передник для костюма, не так ли?..

Для ее костюма?.. ах да, этот передник, эти деньги, которые я наобещал… совсем забыл… они нужны ей тотчас ; я обещал ; впрочем, и то хорошо ; ладно! Разделаемся с этим сейчас же…

– Если вы скажете мне, во сколько примерно это вам обойдется, Лея, и позволите мне переложить на вас заботу о…