Текст книги "Викинг"
Автор книги: Эдисон Маршалл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)
Глава девятая
ВЕЛИКИЙ ВИКИНГ
Как-то раз, когда я вместе с Морганой и Бертой изучал карту, Кулик подошел к нам и забрал ее.
Он указал на острова Танцующих Камней, где мы находились, затем сделал ямку в песке рукояткой своего ножа. Потом он ткнул пальцем в пролив, отделяющий Британию от материка, и сделал новую ямку в десяти футах к юго-западу от первой. Затем ножом нарисовал стрелки между ними, как на карте.
Я кивнул, и он показал мне пальцы обеих рук четыре раза. Примерно столько стрелок было нарисовано на карте, обозначая расстояние примерно в четыре сотни миль.
Затем Кулик сделал ямку примерно в футе к западу от той, которая обозначала пролив. Две стрелки показывали расстояние в двадцать миль. В том, что новая ямка изображала ближайшую точку на побережье Англии, я не сомневался.
– А как он узнал, что мы хотим плыть в Англию? – спросил я Китти.
– Иногда он наблюдает за нашими разговорами, и, прочитав по губам несколько слов, мог о многом догадаться.
Кулик поднял вверх палец, чтобы привлечь мое внимание и начертил извилистую линию, загибающуюся на север, примерно в пять футов длиной.
– Залив Хамбер, – раздельно сказала Берта.
Кулик кивнул, а мы с интересом смотрели на него. Однако он до сих пор не сообщил ничего нового. Вдоль побережья нам пришлось бы двигаться около шести сотен миль.
Он жестом попросил нас смотреть внимательно и одним движением ножа прочертил линию от нашего теперешнего места положения прямо на запад, к нашей цели.
– Он хочет, чтобы мы пересекли Северное море, – удивилась Берта.
Я начертил маленькую стрелку над этой линией, затем посмотрел на Кулика. Он трижды показал десять пальцев и один раз пять, указывая расстояние в триста пятьдесят миль. Затем повернулся к нам спиной и пошел к лодке.
– Такое путешествие было бы намного короче? – спросила Моргана.
– Естественно, при хорошем ветре мы можем проделать его за три дня.
– А долго мы будем плыть длинным путем?
– Вдоль побережья, прячась за мысами, двигаясь только при попутном ветре, мы доберемся дней за двадцать.
– Кто-нибудь когда-нибудь переплывал Северное море?
– Викинги говорят, что три корабля рискнули переплыть его, больше их не видели.
– Как ты думаешь, что с ними случилось?
– Они могли попасть в водоворот и провалиться прямо в Хель. Говорят, там бывают такие бури, что могут поднять корабль в воздух, а волны так высоки, что им ничего не стоит забросить его на вершину утеса. А еще там такой туман, что не видно солнца, и попавшие в него могут скитаться, пока не умрут от жажды и голода.
Никто не сказал ни слова, когда я смолк. Наконец, Моргана повернулась ко мне:
– Я не знаю, какие опасности нам встретятся там, но я знаю, что нам там не встретиться точно – флот Рагнара. Давай поплывем туда.
– Это игра со смертью, – ответил я.
– Мы уже играли с ней и вроде как выиграли. Если все получится, будем считать это знаком того, что доберемся до Авалона. Если же потонем, значит нам и не суждено попасть туда. Я буду молиться своим святым, а ты можешь воззвать к Одину.
– Кому будешь молиться ты, Китти? – спросил я желтокожую женщину на ее птичьем языке.
– Я буду молиться своим внутренностям, чтобы они держались покрепче. Мне будет страшно.
– Мы скоро сможем отплыть?
– Погляди на облака, понюхай ветер и решай.
– Поднимается восточный ветер. Наполняйте бурдюк водой и поищите в домах уголь и еду.
Китти позвала Куолу, и даже Кулик, видя суматоху, присоединился к ним. Крестики на шее не остановили Берту с Морганой. Они вошли в богатый дом и забрали богатую одежду для себя и меня. Моргана заявила, что это послужит интересам владельца – ведь мы враги викингов. Я проверял снаряжение.
– Куда теперь? – потягиваясь, спросил Рагнар. Он только что пробудился от долгого сна на солнышке.
– Скоро узнаешь.
Он внимательно всмотрелся вдаль, и на лице его появилось озадаченное выражение.
– Я надеялся, что мой флот уже подошел, но, вижу, ничего не изменилось, кроме ветра.
– Потерпи Рагнар, – ответил я, проверяя узлы, – и ты увидишь больше.
– Разве ты не понимаешь, глупец, что это прекрасное убежище? Их корабли обязательно войдут сюда.
– Так ты стал командовать флотом, потому что хорошо находил укрытия?
– Говорю тебе, если поплывешь между островов, то налетишь на мель, а если захочешь обогнуть их, то тебя унесет в море. Впрочем, меня устроит и то, и другое.
Я не ответил, а он притворился, будто не обращает внимания на солидный запас еды и питья. Мои спутники принесли какой-то ящик, в который у меня не было времени заглянуть. Мы вышли из бухты. Теперь ветер дул с такой силой, что нам пришлось приналечь на весла, чтобы не налететь на подветренный остров. Наконец перед нами оказалось открытое море.
– Втащите весла и ставьте парус, – закричал я.
И не смог удержаться – взглянул на Рагнара, чтобы увидеть выражение его лица. Недоуменный взгляд хёвдинга стал озабоченным.
– Ты новичок в хождении под парусом, но желтокожая ведьма не позволит тебе плыть вдоль побережья при таком ветре.
– Конечно нет, – ответил я, – мы плывем на север.
Он помолчал немного и зазвенел цепью, словно Локи, прикованный к скале.
– Клянусь Одином, мне не так стыдно, как было, – крикнул он.
– Я не слышу тебя, парус полощется слишком сильно.
– Такова моя судьба – быть свергнутым тобой. Моя душа знала это все время, и все это время я проклинал богов. Но ты вырастал на моих глазах. Сперва ты натравил сокола на Хастингса. Ты взывал к Одину из ямы с водой. Ты убил большого медведя и стал свободным. Я не обращал на все это внимания и дал тебе шанс сбежать с пленницей Хастингса, но я должен был разгадать твою хитрость у отмели, и мне стало стыдно, что меня так обманывает хитрый раб. – Он кричал во все горло, так что я хорошо его слышал.
– Если ты расскажешь, почему изменил свое мнение, я буду рад.
– Ты решился переплыть Северное море, где я, Рагнар Лодброк, ни разу не распускал свой парус.
– Это слушать приятнее, чем твой смех, когда ты всадил в меня гарпун.
– Ты был крепким парнем, и я не раз подумывал освободить тебя, но что-то в твоем лице отталкивало меня.
– Ты жалеешь, что не освободил меня?
– Жалеть, что я не спорил со своей судьбой? Так ты разговариваешь с могучим Рагнаром, скованным, словно собака?
– Я не это имел в виду. Мой язык подвел меня.
– Знаю. Ты викинг, Оге, и мы оба понимаем, что значит любить свои судьбы, какими бы они ни были, до последнего вздоха. А значит это, что мы до конца будем ненавидеть друг друга.
Когда берег превратился в узкую полоску, ни Рагнар, ни я больше не оглядывались назад.
Мне очень хотелось обернуться, думаю, что и Рагнару тоже. Но мы не показывали вида. Моргана и Берта не смотрели назад, потому что их родина была впереди, Кулик – потому что его домом была лодка, но Куола и Китти не отводили глаз от берега, пока он не исчез из виду.
Мне не было стыдно за них, я даже завидовал им.
Когда начало темнеть, я перенес постель Берты на новое место, чтобы мне можно было быть с Морганой. Берта плакала, твердя, что прыгнет в море и оборвет свою никому не нужную жизнь. На ее лице было такое горе, что я бы уступил ее мольбам, если бы Моргана не покачала головой.
Я пожалел, что у нее нет возлюбленного. Но потом подумал: а почему бы не Куола? Правда, от него сильно пахло тюленьим жиром, но к этому можно привыкнуть. Она не была обручена с ним, она даже не любила его, но если бы они оба были лапландцами, оказавшимися только вдвоем в зимней хижине, то одиночество, страх и холод перевесили бы все возражения. К тому же Куола был молод, здоров и крепок. Китти говорила, что он замечательный охотник. Берта была красивой саксонской девушкой в расцвете лет. Вся разница заключалась в том, что он был желтокожим и черноглазым, а она с белой кожей и голубыми глазами.
Тем временем Моргана утешала свою загрустившую подругу:
– Мы, конечно, можем погибнуть, но, скорее всего, останемся жить. Будем ли мы с Оге вместе или расстанемся, ты все равно будешь со мной.
Море катило длинные валы, и они плавно поднимали и опускали лодку. Темнело очень быстро, и с каждой минутой сжималось обозримое пространство. Если ночь застигала меня в лесу, я мог найти убежище на огромных деревьях; мне была понятна жажда крови волков, жизнь звенела в крике ночной птицы и в беготне зверей. Здесь же нас было семеро людей, отрезанных от остального мира. Я не чувствовал родства с холодными рыбами, снующими под лодкой, с акулами, чьи плавники резали волны неподалеку, и с ужасными чудовищами морских глубин.
Не было слышно ни звука, кроме монотонного рокота волн. В бескрайнем море мы были всего лишь щепкой с крошечным парусом. Я подтянул его покрепче.
Рагнар следил за мной удивленными глазами. Наверное, он, как и я, понял, что залог нашей безопасности был в том, что «Игрушка Одина» подчинялась волнам, а не бросала им вызов, как драккары. Пока ветер дул в сторону Англии, надо было этим пользоваться. Если он прекратится, мы будем идти на веслах. Если ветер будет мешать нам, мы бросим морской якорь, и нас будет сносить не так быстро. Нас мог утопить шторм, мы могли разбиться о скалы. Нас могло отнести в Ледовое море или за край света. Но мы знали об этом, когда отправились. Не эти опасности пугали меня и заставляли сжиматься сердце, – это был ужас перед тьмой среди мертвых вод, вдали от людей, и полная неизвестность.
Кулик стоял у рулевого весла. Я подумал, что это правильно – ведь мы плыли в слепую ночь, а он был глух и нем. Потом его сменит Китти; когда она устанет, то разбудит Куолу, спавшего поблизости. Луна проглядывала сквозь рваные облака. Звезды то мерцали, то исчезали. Остальные будут спать и верить в то, что солнце взойдет, как всегда. Что еще оставалось делать?
У нас с Морганой было достаточно шкур, чтобы укрыться от резкого ветра, и мы были страстными любовниками. Лежа в объятиях друг друга, мы чувствовали незримое присутствие великих богов. Эти боги не прощали человеку гордо поднятой головы и бесстрашного сердца: он должен был трепетать перед ними, дрожать от страхов ночи, и никогда он не мог быть настолько счастлив, чтобы забыть об их существовании. Мурашки поползли у меня по спине, но радостное биение сердца быстро отвлекло от мрачных мыслей. Сердце Морганы часто и сильно билось рядом со мной.
Мы выбросили из головы непроницаемую ночь и безбрежный океан, и то, что даже слабейший из богов мог утопить нас одним мизинцем. Мы были просто любовниками, и никакая ведьма или вёльва не могли бы наложить на нас более сильных чар. Наши души и тела были полны волшебного пламени, словно зимнее северное небо.
Проходили часы, но ничего не менялось. Если ветер дул в том же направлении, то мы все еще плыли на запад. Если же он переменился, то только боги знали, куда нас могло отнести. Не могу сказать, что меня это заботило больше, чем безмятежный сон возлюбленной, лежавшей в моих объятиях. Я только хотел бы, чтобы облака не были столь густыми и не скрывали утреннее солнце.
За Лапландией, под Полярной звездой, среди зимних снегов, солнце иногда не всходит совсем. Китти своими глазами видела это, когда голод заставил ее племя преследовать стадо диких оленей, кочующих на север. Люди стали поговаривать о кровавом жертвоприношении, но никто не хотел предложить себя; и, в отличие от данов, они не могли решиться перерезать горло кому-нибудь из соплеменников против его воли. Их шаман заявил, что они все умрут. Они, конечно, поверили ему. Но однажды солнце показало золотистое плечо из-за пустыни снегов. С тех пор оно появлялось постоянно, оставаясь на небосклоне все дольше, и они решили, что оно отсутствовало по какому-то неотложному делу.
Я не поделился своими мыслями с Китти, потому что был скорее взволнован, чем встревожен. Держа весло, я внимательно всматривался в море, туда, где, как я думал, был восток. Время шло, но ничто не указывало на близкий рассвет. Я почти решился разбудить Китти, когда край неба посерел. Небо светлело все быстрее и быстрее, и я вздохнул с облегчением. Боги знали, что я не хотел потеряться в бесконечной ночи, и меня, как видно, рано было лишать жизни.
Я был даже несколько разочарован этим рассветом в открытом море – он ничем не отличался от любого другого. Тот же туманный свет, такое же медленное проявление очертаний восточных холмов, только теперь вместо холмов были облака. Я осмотрелся вокруг – ни признака земли. Только восходящее солнце, свистящий ветер, мчащиеся по небу облака да без устали катящиеся волны. И в этом разгуле стихий наш крошечный деревянный конь, разрезая пену, нес своих семерых всадников.
– В таком море мы бы нашли Авалон, – сказал я подошедшей Моргане.
– Думаю, что море будет побольше.
Вскоре небо расчистилось, и ветер сник еще до полудня. Мы взялись за весла. Солнце пыталось догнать нас, а мы – нашу тень, и к вечеру она уже тащилась позади нас.
Темнота наступила быстро. Никогда я не видел такой ясной ночи. Звезды сияли, словно алмазы, и их невозможно было сосчитать. Но затем облака закрыли и луну, и тысячи небесных огоньков. Поднялся ветер, и мы уже не могли понять, в каком направлении нас несет. Мы ничего не могли сделать, поэтому бросили якорь и заснули до утра.
Небо посветлело, и мы, словно совы, завертели головами, высматривая солнце. Пелена облаков была так густа, что лодка не отбрасывала даже слабой тени. Не помог и мой испытанный способ: лезвие ножа обычно всегда затеняло ноготь большого пальца, но не сегодня. Ветер мог быть попутным, а мог быть и встречным, так что мы не поднимали якорь.
Прошло много времени.
Наконец Кулик достал крошечную железную рыбку, с которой как-то забавлялся в тумане в день, когда мы перехитрили Хастингса. Он вновь держал ее на веревке, но я уже не был уверен, что это оберег, потому что Кулик не давал ей раскачиваться и следил за ней очень внимательно.
– Наверное, эта штука предсказывает добро или зло тому, на кого показывает, – предположила Берта.
Мне было очень любопытно. Указав на рыбку и вопросительно подняв брови, я дал ему понять, что озадачен. Кулик ножом отрезал кусок шкуры, надрезал себе палец и очень аккуратно нанес несколько капель крови на внутреннюю сторону. Я удивился еще больше. Одной рукой он делал вид, что правит, а другую приложил козырьком ко лбу, словно пытаясь рассмотреть что-то вдали. Затем, переведя взгляд на обрывок шкуры со сделанным кровью странным рисунком, он изобразил радость. Тут я понял, что он показывал заблудившегося кормщика, а картинка на шкуре изображала созвездие Большой Медведицы.
Я заинтересованно глядел на него. Тем временем он выдавил еще каплю крови, и бережно поместил ее на линии с двумя звездами, которые мы называем Стрелкой. И я догадался, что это – Полярная Звезда, путеводная для всех моряков.
Затем Кулик спрятал свой рисунок и принялся изображать отчаяние от безуспешных поисков. Потом он извлек свою рыбку и повернул головой туда, где был спрятан чертеж и торжествующе извлек его оттуда. Этим он хотел сказать, что рыбка указывает на Полярную Звезду.
После этого он грустно посмотрел на рыбку, сердито потряс ее и убрал, а затем вновь сел на свое место со своим обычным безразличным видом.
– Похоже, это волшебная вещь, только она сломана, – сказала Моргана.
Я повернулся к ней с изумленным видом. То, что казалось бессмысленным, вдруг стало ясным.
– Когда не видно Полярной Звезды, рыбка может указать на нее, – ответил я.
– Хотел бы я иметь такую, – заметил Рагнар по-датски, – я мог бы напасть на Англию коротким путем. Если бы вёльва продала мне попутный ветер, я бы добрался до залива Хамбер за пару недель. Тогда я мог бы взять больше воинов и меньше припасов. Я успел бы выгрести богатства из всей страны до осенних штормов. Я мог бы преследовать англичан, а не позволял бы им убегать. Как думаешь, Оге, хорошая колдунья смогла бы его починить?
– Это христианская вещь, и нужны христианские чары.
– Среди нас есть христиане, только сомневаюсь, что калека отдаст рыбку добровольно. Но я могу размозжить ему голову цепью.
– Вряд ли стоит так начинать дело.
– А ты скажешь христианам, что это случайность. И не говори, что собираешься привести викингов к христианским берегам. Может, пара их молитв на латыни сделают свое дело. Если Моргана станет что-то подозревать, подожди, пока она не ослабеет в твоих объятиях, и тогда возьми с нее обещание помочь. Если она похожа на других христианок, то пообещает все золото на земле.
– Ты сравниваешь ее с Энит?
– С Энит все было не так. Я имел в виду Мееру и сокровища иудейского принца.
– Насколько мне известно, такие молитвы восходят к христианскому Богу, а он разгадает нашу хитрость и отвергнет просьбу.
– Об этом я не подумал, – загрустил Рагнар.
– Я уговорю ее, хоть это будет непросто. Но получится ли что-нибудь здесь, в этом пустынном море?
Рагнар не хотел, чтобы я видел пот, выступивший у него на лбу.
– А ты как думаешь, Оге?
– Если я взову к Одину, вдалеке от его Священной Рощи, я буду чувствовать себя дураком. Может, он и услышит меня со своего трона в Асгарде, но вряд ли он станет тратить время на нас, а находиться в двух местах одновременно он не может. Я слыхал, твои ярлы рассказывали, что он никогда не посещает христианские берега. Но Моргана говорит, что ее Бог всегда рядом с ней, где бы она ни находилась.
Рагнар задумчиво кивнул.
– Она говорит, что если бы они с Бертой находились в разных странах, их Бог был бы с каждой из них. Они говорили также, что он с каждым христианином все время.
– Не знаю, верить этому или нет. Мне известно лишь, что он не спасает христиан от моего меча, а их золото от моих сундуков. Ставь-ка парус, Оге, и помчимся вперед. Я лучше угожу в водоворот, чем буду лежать здесь, словно больная акула.
На этот раз лезвие ножа уронило тень на ноготь моего пальца. Если солнце, как и мы, не заблудилось в этой серой пустыне, то ветер дул с северо-востока и был почти попутным. Мы вновь позволили веслам отдохнуть, и наш пузатый скакун помчался вперед. Когда в конце дня сквозь просвет в облаках выглянул светлый диск, мы были рады ему, и я осмелился продолжать путь до тех пор, пока черная ночь не поглотила остатки света.
Наше путешествие то ускорялось, то замедлялось. Иногда мы даже теряли пройденные мили.
Так продолжалось семь дней. На восьмой у нас кончилась вода, и мы вскоре бы погибли от жажды, если бы не сильный ливень, обрушившийся с небес. Я рассчитывал, что на девятый день мы увидим берег, ведь и путешествие в Хель занимает девять дней, и каждый девятый год – это год жертвоприношений, когда великие Ярлы жертвует по девять птиц и животных и девять рабов, – вместо этого мы попали в штиль.
На десятый день, когда мы сожгли весь уголь, а из еды остался только кусок вяленой оленины, мы увидели стаю плывущих тюленей, а затем полоску берега незнакомого острова. Кулик издал дикий крик, и, уступив его безумной жестикуляции, я позволил ему встать у руля. Мы повернули южнее. Подплыв к берегу поближе, мы заметили какие-то постройки из красного камня.
– Ты знаешь, что это? – спросил я глядящую во все глаза Моргану.
– Похоже, это Линдисфарне. Здесь покоится прах святого Кутберта.
– Линдисфарне? – оживился Рагнар. – Это мне знакомо. Мой дедушка лично сжег здешнее аббатство и перерезал священников лет этак шестьдесят назад. Но, видать, они вновь отстроились. Теперь это наверняка святое место, которое для христианского Бога – что перстень на пальце. Эх, чего бы я не дал за свой драккар и хотя бы денек свободы!
– Сильна твоя ненависть, Рагнар!
Он посмотрел на меня, во взгляде его сквозило удивление:
– Где-то я слышал эти слова.
– От Эгберта, когда ты грозил мне смертью от Красного Орла.
– Да, и я ответил, что твой вид выводит меня из себя, а мысли путаются в узел, словно змеи в клубок. И так же я не выношу Бога христиан. Беда в том, что вы вдвоем одолели меня.
– А ну, полегче, Рагнар, а то я вырву твои глаза. Я не имею ничего общего с христианским богом.
– Я не боюсь, и не откажусь от своих слов. Он тебя использует, как слепое орудие против меня. Если бы все происходящее было записано рунами в моей судьбе, а не его прихотью!
В пути на юг, к заливу Хамбер, нас радовала малочисленность кораблей: за все время мы повстречались лишь с парой крутобоких фризских купеческих кораблей. Они были скорее волами, а не скакунами морских пастбищ. Остальные встреченные нами лодки вообще нельзя было назвать морскими судами. Мы могли бы описывать круги вокруг самой быстрой из них. Приятно было сознавать, что никто не сможет ни догнать нас, ни подстеречь неожиданно. Хоть дома и многие другие вещи христиан были лучше наших, по части лодок они не могли с нами спорить, и я гордился этим.
В ящике, который девушки притащили из богатого дома, оказалась не только роскошная одежда, но и сорок серебряных монет, незамеченных викингами. Здесь на такую монету, конечно, не купить овцу, как у нас на севере, но можно было приобрести пару кур или корзину рыбы. Хоть мы и обрядились в английскую одежду, местные жители смотрели на нас с недоверием. Их рыбацкие лодки старались скрыться от нас, и их так удивляло, что мы предлагаем им серебро, а не пытаемся убить, что порой они давали нам еще в придачу хлеб и овощи. Однажды нам вручили даже флягу пива. На всех было слишком мало, и я отдал ее Рагнару за то, что он не отнял у меня Стрелу Одина.
Наконец мы вошли в реку Уз. Мы не стали плыть до самого Йорка, а остановились у Селби, чтобы обезопасить себя в случае чего. Берта собралась отправиться к королю, и я договорился с двумя рыбаками, чтобы ее отвезли.
Я пообещал, что если они вздумают обмануть меня, то я поджарю их родителей над костром. Тем не менее, я все равно опасался за честь Берты.
Они отплыли с началом прилива, и к концу отлива вернулись. Рядом с Бертой сидел красивый человек в белой сутане, с позолоченным крестом на серебряной цепочке. Он представился как Годвин из братства святого Бенедикта и советник короля Аэлы.
– Ты читаешь по-латыни? – спросил он, протягивая мне свиток.
– Пусть этим занимаются монахи, – ответил я.
– Что ж, тогда я прочту его тебе.
– Откуда мне знать, что ты не обманешь?
– Он священник, и не станет лгать, Оге, – сказала Моргана мягко, и я не смог удержать выступивший румянец.
– Письмо для Оге Дана, ярла Хорика, конунга данов, – начал Годвин. – Ты можешь бывать или жить в любом месте моих владений, не подвергаясь опасностям, со своим пленником Рагнаром Лодброком, спасенной тобой Морганой Уэльской и другими спутниками. Ты можешь мирно уехать с ними, или обменять их на что-либо по твоему выбору. Тебе не будут чиниться никакие препятствия и притеснения, в чем я приношу клятву. Король Аэла.
Итак, мы отправились вверх по реке, и брат Годвин указывал путь. Он с обеими девушками чинно сидел на носу, Рагнар растянулся на дне лодки, а мы с лапландцами и Куликом управлялись со снастью и веслами. Я почти не смотрел на незнакомую страну, чтобы не показать себя невежественным пахарем в глазах Годвина, а когда мы добрались до Йорка, по моему равнодушному виду он вполне мог заключить, что я бывал и в больших городах.
Брат Годвин привез нас на королевский причал, отделенный стенами от остального города. Он уверил, что «Игрушка Одина» будет здесь в безопасности. Все же Куола вызвался остаться на всякий случай. Кроме двух королевских слуг лишь два воина сопровождали нас ко дворцу.
Китти жалась ко мне, Берта шагала с гордо поднятой головой, а Кулик – со своим обычным задумчивым видом.
Мы прошли по многочисленным сумрачным залам в палату с высоким потолком, украшенную гобеленами, и с возвышением у одной из стен. В креслах с высокими спинками сидели молодой человек и женщина средних лет, возле них на мраморном полу стояли роскошно одетые мужчины и женщины – человек шесть. Подальше от возвышения находилось еще несколько человек, но в целом огромный зал выглядел пустым и холодным.
Кресло молодого человека было украшено золотом и драгоценными камнями, а кресло женщины – серебром. На голове у нее был серебряный обруч с разноцветными камнями, а у молодого человека – золотая корона. И все же это были люди, а не боги. Когда-то женщина, верно, была красива и похожа на Берту. Теперь же она сильно располнела и выглядела старше, чем наши женщины в ее возрасте.
Мы, викинги, считали себя самыми высокими людьми на свете. Рагнар и его ярлы рассказывали, что франки, юты и саксы на голову ниже их. Я почитался высоким даже среди норманнов, но Аэла был выше меня на целых три пальца. Из него получился бы отличный боец на топорах. Правда, его борода была расчесана слишком тщательно, а одежда слишком чиста и красива, но ведь он был королем. Взгляд темно-серых глаз выдавал большую нетерпеливость, и, хотя я знал, что ему около двадцати пяти лет, выглядел он несколько старше. Если женщина рядом с ним была Энит, в чем я не сомневался, то она родила его в молодом возрасте.
– Я Аэла, король Нортумбрии, – объявил он надменным тоном. – Кто ты и зачем предстал перед нами?
Он, конечно, знал, зачем я здесь, но не мог поверить в это. И вдруг я понял, что в это и впрямь невозможно поверить: украденную невесту и осквернителя его матери привез никому не известный молодой дан, двое лапландцев и калека. В зале воцарилась тишина. Я смотрел на человека, про которого мне рассказывал Эгберт, и на его мать Энит, которая когда-то была так красива, что привлекла внимание самого Рагнара, смотрел и с трудом верил собственным глазам. Рядом с платформой стоял пожилой мужчина с арфой и еще один, помоложе, смешно одетый, в шапке, похожей на петушиный гребень. Я подумал, что он останется сегодня без работы, а певец будет петь об этом вечере еще много лет.
– Я Оге Дан, – сказал я, впервые назвав так себя. – Я пришел, так как ты обещал мне безопасность. Я хочу отдать тебе одного из своих пленников в обмен на право на второго.
Без запинки выговорив все это, я поглядел на своих спутников. Рагнар с гордостью смотрел на меня. В улыбке Морганы было больше сочувствия, чем восхищения. Берта стояла, прикрывая свою госпожу. Китти уже оправилась от замешательства, и сейчас ее лицо ничего не выражало.
– Саксонка Берта сообщила, что ты держишь пленницей Моргану, дочь Родри, короля Уэльса, мою невесту, – сказал король, любезно улыбаясь моей возлюбленной. Его улыбка показалась мне слишком голодной.
Я думал, что Моргана сама ответит за себя, но она молчала. Вряд ли это обнадежило Аэлу.
– Вот она, – ответил я наконец.
– Добро пожаловать, Моргана. Почему бы тебе не занять место рядом с нами, что соответствует твоему сану?
– Я пленница Оге и прибыла с ним, – ответила она.
– Оге, Берта рассказала нам такое, чему ни я, ни мой двор не можем поверить, – продолжал Аэла менее спокойным тоном, – будто бы твой второй пленник – Рагнар Лодброк, бич христиан, вождь викингов, мой ненавистный враг.
– Вот он, – ответил я.
Среди людей раздались проклятия, а лорды схватились за мечи.
– Оге, я не сомневаюсь, что ты уверен, что это Рагнар. Но часто пленник присваивает себе известное имя, надеясь протянуть время, если ему грозит немедленная казнь.
Он повернулся к полной женщине.
– Не похож ли этот человек на похитившего вас двадцать три года назад?
– Вообще-то, слезы ослепляли меня в ту ужасную ночь, – ответила Энит, – но он и вправду похож на моего похитителя, и его лицо пугает меня. Но я не уверена, что это то самое исчадие ада.
Я повернулся к Рагнару:
– Леди Энит сомневается в тебе, – сказал я на языке данов.
– Тогда напомни ей о шраме от ударов мечом на моем левом бедре.
Когда я перевел, женщина вскрикнула.
– Я же говорил, – сказал Годвин.
– Это Рагнар, – подтвердил я Аэле, – я знаю его с тех пор, как себя помню. Он мой пленник, но я отдам его тебе ради твоей мести, если ты освободишь принцессу Моргану от ее клятвы.
– Клянусь Небесами, Моргана, – воскликнул он, – я должен поговорить с тобой наедине!
– Клянусь Одином, Аэла, – ответил я, – это невозможно. Лицо Аэлы побагровело от гнева, и он поднял руку. Годвин в одно мгновение оказался перед ним.
– Остановись, иначе покроешь позором свое имя! – быстро сказал он.
Аэла глубоко вздохнул и откинулся на спинку кресла.
– Ты прав, брат Годвин. Ты знаешь мой вспыльчивый характер, и я благодарен тебе за помощь. Моргана, ты пленница Оге, и я ничего не могу сделать для тебя без его согласия, так как я обещал ему безопасность. Оге, ответь мне на один маленький вопрос, пожалуйста.
– Попробую.
– Принцесса ведь и так была в твоих руках, и вызволить ее было бы трудной задачей для любого короля. Зачем же ты явился покупать то, что и так твое? Не из страха ли перед моей местью, чтобы чувствовать себя в безопасности?
– Я же говорил, что не поэтому, – заметил Годвин, – теперь готовься к достойному ответу.
– За него отвечу я, Аэла, – быстро начала Моргана. – Оге делает это ради меня. Прежде чем навсегда стать его женой, я хочу снять грех со своей души, освободившись от клятвы.
– А если я не позволю?
– Он все равно заберет меня, и я добровольно уйду с ним, но с тяжестью в душе. Ты можешь избавить меня одним словом.
– Ты говоришь добровольно? – проскрипел Аэла, когда дар речи вернулся к нему.
– Да.
– Я полагал, что он овладел тобой насильно, но я все равно был готов принять тебя, как это сделал мой отец, вернув обесчещенную Рагнаром мать. И я не могу поверить, чтобы христианская девушка…
– Можете поверить, – перебила его Моргана. – Он не насильно овладел мной. Я отдалась ему по собственному желанию и с большим удовольствием.
– Фу! Фу! – закричала толстая Энит, и я бы рассмеялся, если бы мой взгляд не был прикован к раскрасневшемуся лицу Морганы.
– Какое приданое посылал Родри? – поинтересовался Аэла. – Хотя чего теперь спрашивать?
– Мой отец отправил то, что было обещано. Все захватил мой похититель Хастингс, сын Рагнара. Оге помог мне бежать.
– Из огня да в полымя.
– Берегись огня своего гнева, Аэла. Это адский огонь! – громко сказал Годвин. – Теперь ты знаешь свои потери, пора подумать о прибыли. Забудь оскорбленное самолюбие ради выгоды, которую получит твое королевство и весь христианский мир. Месть Рагнару была целью твоей жизни. Именно твоя ненависть к нему привлекла на твою сторону лордов, которые могли бы поддержать Осберта. Если ты прославишься, как убийца Рагнара, о тебе будут слагать песни во всех христианских странах. Какая невеста с приданым стоит этого?
Аэла огладил бороду. По его глазам невозможно было определить, прислушается он к совету или нет.
Я подумал, что не так уж плохо иметь королю вспыльчивый характер, если он умеет его обуздывать. Я поглядел на его корону, которую когда-то обещал Эгберту. Было ясно, что выполнение обещания может сильно укоротить мою жизнь. Яростному Аэле был нужен мудрый и осторожный советник у трона. Хитрому Эгберту потребовался бы помощник решительный и энергичный. Обе партии стоили бы друг друга.
