Текст книги "Викинг"
Автор книги: Эдисон Маршалл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)
Проснувшись около полуночи, я еще мог отличить яростное шипение ветра от стона волн. Но спустя немного времени все смешалось в одном чудовищном реве. Хоть нас с трех сторон защищали ряды дюн, ветер вовсю хлестал лодку, и она дергалась и трепетала на натянутых веревках. Если бы шторм повернул к югу, нас бы точно сорвало и вынесло в открытое море.
И все же ярость стихий не так сильно пугала меня, как мысль о том, что веревки, державшие лодку, слишком короткие. Через три дня должна была родиться новая луна, и приливы были очень высоки. Если приливу будет помогать ветер, гоня воду в устье ручья, мы лишимся своего убежища.
Когда наступило утро – я понял это по слабым полоскам света, пробивавшимся под края паруса, – наша лодка дергалась, словно уж, пойманный за хвост. Прилив продолжался. Я подполз к Моргане и прошептал:
– Это твой Бог послал такой шторм?
– С какой стати? Наверное, это твой Один.
– Я думал, это он рассердился – ведь ты целовала язычника.
– Если он злится за это, то я скорее отправлюсь в твой Хель, чем помолюсь ему еще раз.
– А может, он наслал шторм из-за любви к тебе, чтобы потопить корабли Хастингса. Хоть среди них есть мои товарищи, я желаю им всем разбиться о скалы – ведь они охотились за тобой.
– Это чересчур жестоко, мог бы придумать что-нибудь получше.
– Жестоко или нет, но твой Бог не обидится.
– Почему?
– Ведь я желаю им смерти за то, что они плохо обошлись с христианской принцессой.
– Оге, не хитри. Ты хочешь отомстить не потому, что я христианка, а потому, что любишь меня. Ты пытаешься единым разом добыть двух зайцев…
– Положим, не зайцев, – уточнил я, обнимая ее.
– Погоди, Оге, – прошептала она. – Ты думаешь, шторм оставит нас в живых?
– Может да, а может и нет.
– И ты так спокойно говоришь об этом?
– Сделать-то ничего нельзя.
– Что будет, если лодка разобьется?
– Я возьму тебя на руки и вынесу на берег, если удастся. В крайнем случае мы утонем вместе.
– Ты не бросишь меня?
Я был рад темноте, так как мои глаза наполнились слезами.
– Нет, – отрывисто сказал я.
– Интересно, о чем я подумаю в последнее мгновение?
– Наверное, ты будешь радоваться тому, что попадешь на Небеса.
– Нет, я не стану туда спешить. Я молилась, чтобы как можно позже попасть туда. Наверное, это грех.
– Куда же ты денешься? Я не возьму тебя с собой, чтобы ты стала пищей чудовища, – сказал я, теряя спокойствие.
– Ты когда-нибудь слышал об Авалоне?
– Нет.
– Старики говорят, что это остров далеко на западе. До того, как кельты стали христианами, многие их герои уплывали туда и становились бессмертными. Там не столь замечательно, как на Небесах – нет улиц, мощеных золотом, и ангельского пения, – но там вечное лето, без бурь и снегопадов. Я подумала, что нас могло бы вынести на его берег. Я просила Бога отпустить меня туда, если он пустит тебя со мной.
– Какое дело твоему Богу до воина…
– Тише, не произноси это ужасное имя. Я вот что имела в виду. Твой бог и Князь демонов – одно и то же. Мы знаем, что Сатана всякий раз скрипит зубами от злости, когда христианин отправляется в Рай – на Небеса. Я уверена, Один был бы так рад, предпочти я Авалон Раю, что отпустил бы тебя туда со мной, не раздумывая.
– Похоже на правду.
– Вот и я так думаю. Но я совершила еще один грех. Когда взошло солнце, я стала молиться ей…
– Ты хотела сказать, ему.
– Нет, ей. Ее зовут Сул, и она была раньше богиней кельтов. Я просила ее поселить нас на Авалоне навеки. Теперь, если хочешь, можешь кричать своему богу.
– Пожалуй, не буду.
– А может, мой Бог хочет покарать меня штормом и все равно утопит. И последняя моя мысль будет о том, что очень жаль… кое-что.
– Расскажи, что, Моргана. Я люблю тебя сильнее, чем твои святые. А с ними ты ведь делишься своими секретами.
– Я буду жалеть, что мы не очень часто целовались.
– Ты любишь меня, Моргана?
– Раньше мне казалось, что я люблю Аэлу – мне рассказывали, что он хороший повелитель и очень смелый. И все равно, раз я отдана ему, я должна буду его любить, когда стану его женой. Ты же язычник и, наверное, сын раба. Как я могу полюбить тебя?
– Ты можешь прямо сказать: да или нет?
– Не могу. Лучше будем целоваться.
Так Моргана разговаривала со мной, безвестным воином, много лет бывшим рабом.
Если бы не ревущий шторм и трепещущий парус, я бы решил, что сплю. Я не мог видеть ее лица, но угадывал движение губ и чувствовал теплое дыхание. Слова ее звучали странно, околдовывая сильнее заклинания вёльвы.
Таинственная мгла окутывала нас, словно затерянный островок в Северном море. Наши спутники, хотя и находились рядом, не могли ни видеть, ни слышать нас.
Она лежала у меня на коленях, не двигаясь и еле дыша. Я осторожно расстегнул пряжку на ее одежде. Мои пальцы прикоснулись к коже, всю нежность которой невозможно было представить. Я все время боялся, что она остановит меня. Все же я осмелился стянуть с нее рубашку, и ее маленькие упругие груди укрылись под моими ладонями. Словно удачливый грабитель, я не остановился на достигнутом.
– Наверное, в этих розах нектар, – попытался я скрыть смущение за шуткой.
– Как бы это проверить? – спросила оно еле слышно.
– Похоже, это первый весенний мед, – ответил я через большой промежуток времени.
– Вряд ли. Что-то ты слишком быстро определил.
Мы продолжали играть в эту игру, я чувствовал ее ответные поцелуи на своей шее.
От этого я осмелел, и вскоре моя рука отправилась в путешествие дальше вниз. Но тут ее скромность взяла верх над чувственностью, и она попыталась остановить меня. Будь я опытным любовником, я бы вернулся обратно. Но я был грубым викингом, любившим ее со всей страстью своей дикой северной натуры. Меня оттолкнули – и мое блаженство сменилось болью обиды.
При всей своей силе – а она никогда не была такой, как сейчас, – я бы ни за что не стал отодвигать ее руку.
– Погоди, Оге. Слышишь, как ревет буря? Я успел забыть о ней.
– Мы можем погибнуть в любое мгновение. Почему же я не молюсь Богу на коленях? Почему ты не серьезен перед ликом смерти? Почему мы лежим в объятиях друг друга, повинуясь греховной страсти?
– Почему это греховной?
– Если честно, то сама не знаю, почему.
– Тогда убери руку.
– Ну, если бы я точно знала, что мы умрем… Тогда, пожалуй, я бы даже согласилась стать твоей женой. Однако грех венчаться без священника, а ни один священник не обвенчает меня с язычником. И все же я верю, что мы вместе отправимся на Авалон.
– Ветер с запада, – возразил я. Хотя, впрочем, для могучего христианского Бога это наверняка было безразлично.
– А вдруг мы останемся живы и доберемся до Англии? Нет, я не должна нарушать договор с Аэлой. Я поклялась в этом отцу. И все равно ты любишь меня и жертвуешь своей жизнью. Я восхищаюсь твоей любовью. Аэла получит то, что ему обещано, но все остальное в твоем распоряжении.
Она обняла меня и поцеловала.
– Если я выйду за Аэлу замуж, он ничего не узнает об этом, – прошептала она, когда вновь обрела возможность дышать. Мне казалось, я вижу ее глаза. Она вдруг предложила:
– Давай притворимся, что твои грубые пальцы викинга – это пять белых оленей, бродящие по заколдованному саду.
– Зачем эта игра?
– Затем, что если мне захочется попасти их здесь или там, или прогнать, или заманить куда-нибудь, я не буду стесняться.
– Любопытная игра.
– Ну, Оге, теперь пять моих нежных ланей покажут дорогу твоим оленям.
Глава седьмая
БОЛЬШАЯ РЫБАЛКА
Шторм прекратился – ведь он не мог злиться вечно. Луна выросла и успела состариться, а лето продемонстрировало весь запас своей разнообразной погоды. Наши припасы были невелики, но благодаря охоте и рыбалке, мы не голодали. Однажды нам даже повезло выменять хлеб у встречного фризского корабля.
Как-то раз мы врезались в устричную отмель и чуть не разодрали дно лодки об их раковины. В другой раз нас вынесло в открытое море, и мы чуть не умерли от жажды. За нами плыли акулы, и мы подружились со звездами.
В первую неделю после шторма я часто пугал Моргану якобы надвигающейся непогодой, чтобы устроиться на ночлег пораньше. Ни луна, ни облака, ни звезды не мешали нашим поцелуям. Мы оба считали, что целая кладовая воспоминаний не стоит одного единственного поцелуя. Поэтому мы не задумывались о туманном будущем и жили лишь настоящим.
Когда дневные заботы разлучали нас, Моргану мучила совесть. Я греб или управлял парусом, погруженный в задумчивость, а она сидела с отсутствующим видом.
Как-то раз мы решили днем высадиться на берег, чтобы как следует отдохнуть. Моргана рассказала мне о первом мужчине и женщине, которые жили в саду, полном чудесных фруктов, и им было дозволено есть все, кроме яблок. Что-то похожее было с нами.
– И они ни разу не попробовали запретный плод?
– Еву искушал змей, а она искушала Адама совершить этот грех, – ответила Моргана, краснея, – за это их выгнали из сада, и им пришлось в поте лица зарабатывать свой хлеб.
– Они были молоды и любили друг друга, как мы?
– Не сомневаюсь.
– Что ж, это глупый запрет, и они правильно сделали, что нарушили его.
– Священники говорят, что с тех пор в каждом из них живет зло.
– Это хорошо.
– По правде говоря, я ни о чем не жалею, и повторю это своему исповеднику в смертный час.
– Как же могут священники упрекать их, раз они сами потомки тех молодых любовников?
– Наверное, они придумали, что возразить тебе, но это не моего ума дело. Было бы очень обидно, если бы ни ты, ни я, да и другие люди не родились. Хотя тогда мы оставались бы в Раю.
– А мы, язычники?
– Этого я не знаю.
– А ангелы занимаются любовью?
– Сказано, что они не женятся и не выходят замуж. Так что, наверное, нет. Но они осенены благодатью.
– Что-то не могу себе представить. Как это?
– Твоему языческому уму не понять. И довольно говорить на эту тему. Грех это.
– На Авалоне разрешено заниматься любовью?
– О, да. Каждый храбрый воин, попадающий туда, получает прекрасную королеву.
– На Авалоне-то, видать веселее, чем в вашем Раю! Я согласен туда отправиться, а ты будешь моей королевой.
– Я действительно хочу туда с тобой, но я христианская принцесса, помолвленная с христианским принцем. Я не жалею, что согрешила. Бог, думаю, простит меня. Но он никогда не простит, если я нарушу клятву принадлежать Аэле, произнесенную в присутствии епископа в зале моего отца.
– А если Аэла освободит тебя от нее?
– Ты думаешь, он не захочет меня? Тогда я буду обесчещена, и неважно, что произойдет потом.
– Даже если придется стать женой викинга, отправиться в дальние страны и жить охотой и рыбалкой?
– Да. До тех пор, пока мы не найдем Авалон.
– А если ты потеряешь девственность во время путешествия, Аэла отвергнет тебя?
– Наверное, нет, если это произойдет без моего согласия. Он справедливый принц.
Ее лицо залилось краской, и она в слезах убежала.
Ни Моргана, ни я не могли кривить душой. И не могли дать разгореться свету нашей любви. То, что мы дарили друг другу, шло от чистого сердца. Я не пытался заставить ее нарушить клятву, которую она считала священной, хоть и казалась мне глупой. Поэтому, несмотря на наши наслаждения, мы испытывали мучительную боль.
Мы не повстречали ни одного корабля-дракона с тех пор, как миновали Ско, и несли вахту все менее прилежно.
Но моя душа помнила улыбку Хастингса, и однажды ночью мне приснился сон. Хотя в нем чаще мелькала Меера, и это был только сон, я проснулся в страхе.
Лежа с открытыми глазами и припоминая все, что я знал о ней, я обнаружил, что мои обрывочные сведения похожи на обломки выброшенного на берег корабля. Их невозможно собрать вместе, но когда-то они составляли единое целое. Все были как-то связаны – Рагнар, Эгберт, его враг Аэла, который был сыном Энит, пленницы Рагнара, невеста Аэлы – Моргана, ее похититель Хастингс и я, бывший раб Рагнара. Хоть мы и ускользнули от Хастингса, я решил не считать, что погоня завершена.
И мы вновь вспомнили об осторожности. Мы внимательно прислушивались и вглядывались вдаль. Мы прятались даже от фризских кораблей, чтобы они не выдали нас.
Подойдя к устью Эльбы, мы сделали остановку у мыса, чтобы не наткнуться на корабли Рагнара. Гамбург, цель его похода, был в сотне миль выше по широкой реке. И, само собой разумеется, все купцы в округе и священники в каждом монастыре прятали ценности.
Я не очень опасался викингов, главное – не подходить к ним вплотную. Какое искателям сокровищ дело до маленькой лодки? Вряд ли кому из них покажется подозрительным, что она похожа на одну из лодок, стоящую у их родной далекой пристани. И все же, когда нашему взору открылось устье, свободное от кораблей, я вздохнул с облегчением. И мы рискнули сразу пересечь его. Мы были уже на полпути, когда из-за противоположного мыса выскользнула тень. Я несколько мгновений разглядывал ее в надежде, что это фризский корабль. Но тут он слегка изменил курс, и стали видны гордо поднятая голова и хвост дракона.
Я растерянно посмотрел на Китти, а она на меня.
– Наверное, у корабля поломка, и его оставили здесь, – предположил я.
– Нет, это корабль самого Рагнара, «Большой Змей», – ответила она.
– Не может быть.
– Разве твое зрение острее?
– Нет. Но что тогда Рагнар делает здесь один, без флота? – спросил я, разворачиваясь по ветру.
– Ждет тебя.
– Но как он узнал… – начал было я и осекся.
У Мееры были способы отправить ему сообщение. И вот теперь из-за моей глупости придется вновь устраивать гонку.
Рагнар, очевидно, считал, что его терпение пора вознаградить, и, похоже, был прав. Если бы мы двигались дальше в том же направлении, у нас бы не было шансов – о состязании на веслах нечего было и думать. Приходилось довериться ветру, который понес нас в открытое море.
Еще несколько секунд назад я надеялся, что Рагнара на эту стоянку занесло какое-то дело, а не желание поймать беглецов, о которых он узнал от фризов, доставлявших ему продовольствие. Но теперь вода тускло засветилась красным, как будто в ней отразилось яркое пламя костра: развернутое крыло дракона было устрашающе красивым, и оно гудело, натянутое ветром, словно пламя. Корабль тоже шел под ветром.
Теперь нам предстояла гонка – огромная крылатая змея и маленький белый ястреб. Я выкинул из головы все посторонние мысли и включился в игру. Кто думает о награде или наказании, когда игра идет ни на жизнь, а на смерть, а вокруг синеет небо, и играет море, и послушная лодка разрезает эту красоту?! Прекрасное море неслось, и мы бежали вместе с ним. Мы были легче, чем наши противники, а море кидало нас с волны на волну.
Змея не могла вытащить свое брюхо из воды, когда мы резали пену.
Я прикоснулся к канатам, держащим парус, – они гудели и подрагивали от напряжения. Мы притянули ридерсы ниже, так, чтобы парус ловил ветер всей своей шириной, а мачта согнулась, будто сосна под ураганом.
Я думал о других славных гонках, что мне доводилось видеть, и ни одна из них не могла сравниться с той, когда Стрела Одина подбила озерного нырка, еще в бытность мою рабом. Теперь душа Стрелы Одина присоединилась к моей – я вдохнул ее в тот миг, когда соколица испустила дух, – и теперь две души указывали мне путь. И Рагнару никогда не поймать их, неважно, потопит он «Игрушку Одина» или нет. Они улетят от него, смеясь. Они всегда сумеют обвести его вокруг пальца, и он тщетно будет ловить их.
В это время девушка прижалась ко мне, и ее глаза глядели на меня, а не нашего преследователя. Это была не забава, а война.
– Прилив спадает, – сказал я Китти, стараясь перекричать плеск волн и гул натянутого паруса. – Лодкой становится трудно управлять. Как думаешь, ветер ослабеет?
– Нет, он усилится, – ответила она, вглядевшись в небо, – смотри, он уже крепчает.
– Он может слишком усилится, – сказал я, с тревогой глядя на мачту.
– Тогда придется укоротить парус или облегчить лодку. Китти и я часто думали об этом, но обсуждали только раз.
– Трудный выбор, – сказал я.
– Наоборот. Если мы опережали Рагнара на две мили, то теперь – на две с половиной. Когда лапландская девушка убегает от своего жениха на весеннем празднике, она не должна дать догнать себя, если хочет посмеяться над ним. Но ведь может быть и наоборот, если она случайно упадет.
– Лучше бы нам не падать, – ответил я. – Незавидный жених этот Рагнар.
– Надо бы сбросить десяток стоунов, чтобы дела пошли веселее. Я вешу семь, а Куола – девять, так что все не так плохо.
– Сомневаюсь, что этого будет достаточно. Сам я вешу двенадцать, а ты сможешь довести лодку до Хамбера.
– Куола не прыгнет за борт без меня. Он слишком молод и испугается. Тебе придется убить его, прежде чем выбросить за борт, и ты будешь плыть вместе с трупом. Это был бы большой позор.
– Ладно, давай подождем. Все-таки разрыв увеличивается. Когда мы впервые увидели «Большого Змея», щиты воинов был спрятаны внутрь. Теперь же они висели на бортах, сияя своей раскраской на солнце.
Наверняка у дракона, убитого Сигурдом, была не такая блестящая чешуя. Корабль и впрямь был похож на дракона из легенд. Мы были с подветренной стороны от преследователей, и крик сотни глоток накрыл нас, как лавина: «Один! Один»!
– Один! Один! – крикнул я в ответ, желая, чтобы огромный лебедь подхватил мой вопль своим клювом и обрушил с высоты на голову Рагнара.
– Святой Давид! Святой Давид! – надрывалась Моргана с растрепанными волосами и сверкающими глазами.
С ореолом золотистого пламени вокруг головы вскочила Берта, присоединив к нашему хору свой визг:
– Святой Георгий! Святой Георгий!
Китти и Куола сидели совсем неподвижно, словно желая, чтобы о них забыли. Кулик ничего не слышал и не мог ничего кричать.
По непонятной причине, если не считать сильного ветра, нас сносило к низкому круглому островку. Насколько я помнил карту, нам следовало плыть вдоль его берега. Но теперь приходилось оставить его в стороне, иначе мы бы просто налетели на него. Если мы доживем до вечера, то сможем найти местечко среди Танцующих Камней в десяти милях к западу.
– Не желаешь взглянуть на карту? – спросила Моргана, когда я рассказал ей и Берте о своем плане.
– Я изучил ее вчера днем, когда вы все спали. Но можете проверить, не пропустил ли я чего-нибудь.
Я был уверен, что понял все, кроме нескольких латинских букв, но, видя, что Моргана стремится помочь мне, я с гордостью наблюдал, как они с Бертой, усевшись на дне лодки, осторожно разворачивали свитки.
– Если мы обогнем остров с запада, то спасемся, – сказала Моргана.
– Я так и хотел сделать. А что с восточной стороны?
– Нарисована какая-то черточка и написано «Sabulones Periculosi ». Наверное, это означает «опасные пески».
– Хорошо, что ты заметила, – вымолвил я, охваченный внезапной догадкой. Наверное, у меня было странное выражение лица, так как обе девушки вздрогнули.
– Что случилось? – спросила Берта.
– Я думаю, стоит рискнуть свернуть туда. Мы, может, и не застрянем на отмели. А вот у «Большого Змея» посадка гораздо глубже. Моргана, у римлян были большие корабли?
– Отец говорит, побольше, чем драккары.
– Давайте рискнем. Мы можем погибнуть на отмели, но можем и спастись. А вот Рагнар точно застрянет. Корабль развалится, и они утонут.
– Хорошо бы. Рагнар – бич христианства.
– А я не из-за этого желаю ему смерти. Если мне повезет, то в один прекрасный день я сам стану бичом христианства. Я хочу, чтобы он захлебнулся, потому что он преследует тебя. А еще из-за канавы с тухлой водой, и доски с зазубренным шипом. Итак, плывем с восточной стороны. Нам с Китти не жаль расстаться с жизнью, если это цена за жизнь Рагнара. Куолу мы взяли с собой, и он разделит нашу участь – это лапландский обычай. Кулику хуже не будет, что бы с ним ни случилось. Вы с Бертой попадете в Рай. Я не настаиваю, чтобы ты отправлялась со мной.
– Так куда ты уйдешь? – спросила она после того, как мои слова сорвались, словно раскаленная лава с ледяной горы.
– Не в Вальгаллу. Валькирия не спустится за мной, но целая армия придет за Рагнаром и его викингами. Они будут петь, увозя мертвые тела на своих белых конях, и их лица будут светлее клинков, блестящих на солнце.
– И все же, ты отправишься на Авалон? – спросила Моргана. Ее глаза сияли.
– Скорее всего. Ведь никому из норманнов не выпадала такая странная судьба, – мне показалось, что за меня эти слова произнес кто-то другой.
– Я уйду с тобой.
– Не знаю, как это может получиться. Даже если ты отвергнешь Небеса ради меня, то не сможешь бросить Берту.
– Берта ничего не имеет против Авалона. Ее народ только недавно принял христианство. И еще мы возьмем с собой желтокожих людей.
– Нет, их души вселятся в птиц, и они улетят обратно в Лапландию.
– Тогда все в порядке. А если с нами отправится Кулик, то там его раны исцелят, и он вновь обретет речь и слух.
– И все же меня отправят в Хель. Я ведь был так счастлив…
– Я тоже была счастлива, – Моргана поцеловала меня в губы.
– И что?
– Если тебя отправят в Хель, я пойду с тобой.
Я ослабил веревку, привязанную к борту, и парус заполоскался на ветру. Я хотел, чтобы викинги догоняли нас и радовались, что у нас неприятности. Тогда их бы точно удалось заманить на отмель. Мы нарочно долго ловили конец веревки, а потом вновь закрепляли его. За это время преследователи выиграли целую милю.
Между тем меня удивляла пустынность моря. Не было видно ни торговых кораблей, ни даже лодок, снующих вдоль берега. Деревня на острове казалась вымершей, и ни одного дымка не поднималось над хижинами.
Скорей всего, флот Рагнара лишь недавно уплыл отсюда, и не скоро еще оживет опустошенное побережье. Если мы оставим хёвдинга на отмели, никто не поможет ему.
Викинги были могучими воинами, а Рагнар превосходил их всех. Разве можно было представить, что бывший раб Оге, не испытанный в битвах, везущий трех женщин, лапландского охотника и глухонемого калеку, осмелится бросить им вызов? Неужели удастся заманить в ловушку смерти великого Рагнара, настоящего героя?
Я протер глаза. Рядом, с развевающимися волосами стояла Моргана. И то, о чем я раньше лишь смутно догадывался, стало ясным. Несмотря на свое теплое, нежное, смертное тело, она была феей. Ее имя, как она говорила, означало «Дочь Моря».
Я вновь отпустил веревку. Ветер доносил довольные крики викингов, когда, я делал вид, что не могу поймать ее. Они были уверены, что бывший раб вскоре попадет к ним в руки. Теперь морские псы находились всего в восьми сотнях ярдов от добычи. Я уже мог различить могучую фигуру Рагнара. Впереди на серой воде кипела белая пена. Китти измерила глубину. От нашего киля до дна было всего три фута.
– Берегитесь «Великого Змея», – кричали охотники.
– Позор улитке, которой не догнать «Игрушку Одина», – завопил я в ответ.
Мне почудилось, что вернулись древние времена песен скальдов, когда великаны сражались с богами, а Локи еще не был прикован цепью.
Море было пустынно – только Рагнар со своими людьми, преследующими нас у Отмели Смерти. Белые чайки плясали в воздухе, но они не ныряли за рыбой, а, казалось, с любопытством следили за нашей гонкой. Они носились над нами в непривычном молчании. Все затихло в ожидании, и черные плавники акул тихо резали белую пену.
Я взглянул на Кулика. Очевидно, он догадался о нашем намерении, так как лицо его разрумянилось от радости. Я видел блестящие глаза Китти, напряженную улыбку Куолы и Берту, чье золото волос блестело ярче Северного Сияния и которая могла бы стать достойной возлюбленной самого великого героя. Но я едва мог смотреть на Моргану, потому что сердце мое начинало биться слишком сильно. Жгучим черным пламенем сияли ее волосы, а в синих глазах плясали молнии. Когда она впервые поцеловала меня, я понял, что моя судьба отмечена богами, какой бы короткой она ни была. Мои губы горели, не в силах забыть ее поцелуев. Мои руки, ласкавшие ее, стали сильнее рук великана. Они могли бы поднять меч богов и поразить им Рагнара.
Я нарочно пару раз неправильно ударил кормовым веслом, из-за чего мы слегка изменили курс и потеряли еще несколько ярдов. Викинги Рагнара завывали, словно волки.
Мы не осмеливались измерять глубину – Рагнар мог почуять неладное.
– Мы уже над рифом. Сейчас решится все, – сказал я Моргане. Она молча кивнула.
– Обнажи грудь, Моргана. Пусть викинги полюбуются ей.
Она заглянула в мои глаза, затем резким движением разорвала воротник рубашки.
Викинги испустили дружный вопль. Теперь, даже если бы они и заподозрили отмель, они все равно пошли бы навстречу своей судьбе.
Наш киль заскрипел по песку. По лодке прошла дрожь, но мы все же скользнули в зеленые волны глубокой воды. Высокий вал подхватил нас, живых и ликующих, словно валькирий, мчащихся в облаках. Все, кроме Морганы, посмотрели назад.
«Большой Змей» изготовился к броску. Но как будто великан схватил его за хвост – он остановился, дернулся, получив смертельную рану, и испустил дух.
Викингов, находившихся на корме, швырнуло на нос. Стоявшие на носу, сорвались в море. Корабль, получив пробоину, осел и не мог сдвинуться с места. Высокие волны перекатывались через него, пытаясь разорвать на куски.
Можно было представить ярость викингов, пытающихся удержаться за мокрые борта.
Когда «Большой Змей» налетел на мель, я сразу спустил парус. Мы бросили якорь и с расстояния едва ли в триста ярдов наблюдали за гибелью корабля. Море терзало драккар яростнее, чем челюсти акулы человека, разрывая обшивку и оставляя только остов.
Лишь несколько человек продолжали цепляться за останки корабля, и волны отдирали их одного за другим. Некоторые держались на воде на сорванных досках. Но часть, собравшись в группу, поплыла в нашу сторону. Их было немного, но плыли они дружно, словно стайка уток.
Некоторые гребли очень быстро, особенно могучий человек, уже обогнавший своих товарищей. Когда расстояние между нами сократилось наполовину, мы снялись с якоря. Я посадил Берту с Куолой за весла, Китти встала у рулевого весла.
Я не хотел вновь наткнуться на мель, поэтому встал на носу, чтобы измерять глубину. Но затем я решил, что это лишнее. Гораздо важнее убедиться в том, что никто из преследователей не останется в живых и не доберется до берега. Я попросил грести потише, перебрался на корму и вытащил своего Тисового Сокола. Расстояние было все же довольно велико, и я не мог как следует прицелиться в качающиеся на воде головы. Однако я наложил на тетиву стрелу и отправил ее в полет. Она пролетела по длинной дуге и упала среди пловцов. Было видно, как чье-то бледное лицо залила алая кровь. Человек забил рукам по воде в агонии, а затем скрылся под волной.
Я решил подождать, пока они не подплывут ближе – зачем зря тратить стрелы? Я мог подпустить их хоть на десять ярдов, и все равно каждый из них пошел бы на дно с острой стрелой в груди. Тут другая мысль поразила меня, словно удар молнии. Странно, что она не приходила ко мне раньше: теперь все, кого пощадило море, находились в моей власти.
Мои мысли пошли еще дальше. Если любого из этих крепких воинов, которых я раньше опасался, я мог поразить стрелой, оглушить веслом или убить другим способом, то почему бы не захватить одного в плен?
Эта идея позабавила меня, но я не решался принять ее всерьез. Тем временем Рагнар, чью голову нельзя было спутать ни с какой другой, успел намного опередить своих товарищей. Мне было жаль, что такой герой умрет бесславно, слишком усталый, чтобы воззвать к Одину, слишком измученный, чтобы в полной мере осознать, кто был виновником его поражения. И кстати, я не забыл, как он грозил мне смертью от Красного Орла.
– Пожалуй, я возьму Рагнара в плен, – коротко сообщил я Китти.
– Я не сомневалась в этом.
– Как ты могла знать, если я только что это решил?
– Моя душа чувствовала это давно.
– Он приказал Красному Орлу лететь ко мне, но тот потерпел неудачу и теперь возвращается обратно.
– Он сам отозвал Красного Орла и бросил тебя крабам.
– Я решу его судьбу без помощи желтокожей женщины.
– Его судьбу решили боги, когда он купил тебя по просьбе Мееры.
– И что это за судьба?
– Он купил тебя, чтобы сделать рабом. Так что тебе тоже следует продать его в рабство.
Я был слишком занят, чтобы осознать ее слова. Мы подпустили Рагнара на двадцать ярдов и какое-то время сохраняли это расстояние, чтобы он окончательно выбился из сил. Мы словно играли с пойманной акулой, которую не рискуют поднять на борт, если она еще в состоянии кусаться. Когда в ярости Рагнар напрягался, делая броски к лодке, Куола и Берта одним ударом весла увеличивали расстояние.
Он был так близко, что я видел блеск его голубых глаз. Рагнар Лодброк был славнейшим из викингов, но я, Оге, держал его жизнь в своей руке. Я убегал от него, как когда-то от его Брата, еще более могучего, косматого, но в несколько раз менее грозного.
Вода поменяла цвет на сапфировый, волны стали реже, но выше. Глаза Берты, ярко-зеленые, лихорадочно блестели от азарта, Моргана не смотрела на меня. Куола жестко улыбался. Лицо Китти посерело, как у ведьмы.
Рагнар плыл за нами в открытое море. Все его воины остались далеко позади. Теперь он уже не пытался догнать нас. Его сил не хватало даже на то, чтобы поддерживать расстояние. Я велел гребцам сбавить скорость. Если бы мы не вмешались, он бы вскоре утонул от изнеможения. Мы подпустили его совсем близко, и Китти удалось накинуть петлю на ноги хёвдинга, который уже не имел сил сопротивляться. Резкий удар весел – и рывок лодки развернул викинга ногами вперед. Веревка натянулась, и Рагнар ушел под воду. Затем мы втащили его в лодку.
– Может, и вправду продать его в рабство? – задумчиво сказал я.
– Тебе решать, – ответила Китти.
Когда Рагнар изверг из себя с полведра морской воды, кровь ожила в его жилах, тело начало согреваться, и лицо стало менее бледным. Он потерял сознание, очнулся и провалился в сон. Проснувшись, он равнодушно посмотрел на свои стянутые веревками руки и ноги.
– Вообще-то, Оге, не следовало позволять тебе брать меня в плен, – сказал он, – я знал, что ты всегда мечтал об этом, но не мог же я нырнуть под лодку и прокусить дно.
– Ты будешь спорить со своей судьбой? – спросил я.
– В такой ситуации это будет нелегко. Но я встречу Судьбу как воин, лицом к лицу. Вчера был веселый денек, но мне казалось, что всех нас заколдовали. Небо никогда не было таким голубым, а море таким красивым. Недавно пришло послание от Хастингса о твоем похищении дочери Родри. За возвращение ее в целости и сохранности он готов отдать драгоценное ожерелье, доставшееся ему от матери. Оно стоит не меньше десяти фунтов золота, уж я-то знаю. А за мертвую он заплатит пять.
– Зачем ему труп?
– Чтобы лишить тебя твоей возлюбленной. Мой сын Хастингс почтил тебя своей ненавистью, над которой я когда-то смеялся. Больше не смеюсь. Но продолжим. Разумеется, я ждал тебя здесь не ради золота. Мне нужно было выдернуть больной зуб, или, по крайней мере, утихомирить его.
