Текст книги "Долина привидений. Руки вверх!"

Автор книги: Эдгар Ричард Горацио Уоллес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц)

14

Не будет преувеличением сказать, что со времени смерти дяди Артур Уильмот жил в страшном напряжении и часто думал, что лишится рассудка. Характер и воспитание не способствовали ему храбро перенести удар судьбы. Он унаследовал от своей матери, высокообразованной, но нервной женщины, слабость и неумение противостоять моментальным настроениям и прихотям.

Он не умел владеть своими чувствами, и его мог обуздать только страх. Стэлла не знала его истинного характера. Он был скрытен и в глубине души убежден, что ее дружба и симпатия к нему разовьются тогда, когда он этого пожелает. Он незаметно добивался ее близости. Вначале он не давал ни малейшего намека на свою влюбленность в нее, потому что не хотел пожертвовать своей жизненной, компрометирующей его, тайной. Он был убежден, что, со временем, она найдет удобный момент оформить их дружеские отношения.

Когда он, наконец, решился ей сказать о своем намерении жениться на ней, ее сопротивление было как удар грома при ясном небе. Его тщеславие не давало ему признать ответ Стэллы окончательным. Он легкомысленно отнесся к ее словам, потому что считал, что женщины в подобных обстоятельствах всегда немного странны и нелогичны. Но, получив вторичный отказ, он почувствовал себя отверженным. Хотя все еще не думал, что разрыв окончательный.

Наконец, после долгих размышлений, он решил хорошо подготовленным наступлением завоевать то, что не далось ему терпением и лаской. Ее насмешка, презрение и равнодушие к его чувствам повлияли так, как высокие горы вершины на альпиниста.

Нельзя сказать, что он сильно любил ее. Он больше всего любил себя. Но, так как предмет его вожделений был для него недоступен, он стал дороже всего на свете, и жизнь казалась ему ничтожной.

Прибытие Маклэда в Беверли-Грин, частые визиты к Нельсонам, сплетни прислуги доводили его до бешенства и отчаяния. К тому еще добавилась смерть дяди и тень подозрения на него. Кроме того, его сильно заботила неопределенность будущего. Дядя дал ему средства для открытия в городе предприятия. Но что же в завещании? И есть ли вообще оно? Никто не мог найти документа. Они спрашивали его. Но он отвечал отрицательно, хотя однажды, под влиянием родственных чувств, дядя показал ему тайник в спальне. Полиция догадывалась, что он скрывает правду.

Когда он спрашивал Энди и инспектора, не нашли ли чего-нибудь, он имел в виду тайник.

Было странно, что Мэрривен вообще показал ему тайник, ибо жили они между собой не совсем дружно. Артур часто удивлялся, почему дядя так великодушно дал ему деньги для открытия дела, но нисколько не интересовался характером этого дела. Ни о чем не спрашивал, а когда Артур попытался сообщить ему, ничего не хотел слушать.

Дядя никогда не требовал с него процентов или возвращения денег. Поэтому Артур и думал, что дядя хочет сделать его наследником своего колоссального состояния. Лишь один раз просил никому не болтать, что он, Мэрривен, женат. Но ради этого он не давал бы столько денег. Ведь уже как близкий родственник Уильмот должен был молчать, особенно если брак окружен скандальной тайной.

Уильмот, подождав, пока Энди пошел к дому Нельсона, и отправился к дому дяди.

– Мистер Маклэд сказал мне, что вы придете, – сказал сержант. – Он, наверное, говорил вам, что нельзя входить в кабинет покойного.

Уильмот вынужден был согласиться.

Трое из слуг были уволены. Они были из Беверли и могли стать свидетелями при осмотре трупа. Две служанки поступили к Уильмоту. Они не хотели ночевать в доме, где произошло убийство.

Артур направился прямо в спальню. Энди мог узнать, что он пошел в дом, и наблюдать за ним. Артур прислушался. Потом быстро прошел в комнату, наклонился к ножке кровати и повернул геральдическую розу. Что-то треснуло. Артур потянул гербы к себе, и они оказались ручками выдвижных ящиков, в которых лежали бумаги и пачки банкнотов. Еще находился портфель с документами. Артур быстро сунул все в карман, закрыл ящик и повернул розу в противоположном направлении. «Возможно, за правым гербом находится еще один потайной ящик», – подумал Артур. Он подошел к двери и прислушался. Внизу был один сержант. Успокоившись, он опять направился к кровати. Однако на этой стороне герб оказался неподвижным и составлял часть массивной резьбы. Артур страшно волновался и хотел поскорее добраться до дома. Он боялся, что его волнение бросится в глаза сержанту. Увидев в зеркале свое бледное лицо, он стал его массировать. У него подгибались колени, когда он спускался с лестницы.

– Ну, что нашли что-нибудь? – спросил сержант.

– Ничего особенного. На меня все это скверно повлияло…

– Это понятно, – сказал сочувственно сержант, – для меня это первое убийство в течение всей моей двадцатилетней службы. Мистер Маклэд уже привык к подобным историям. К тому же, он врач. Боже мой, как хладнокровно он говорит о подобных делах!

Придя домой, Артур закрыл дверь, спустил шторы и включил свет… Вынул содержимое кармана на стол. На первый взгляд, завещания не было. Он дрожащими руками вынул сложенную бумагу из портфеля. Это было брачное свидетельство. Он думал, что это принадлежит дяде, при детальном осмотре увидел, что это был брачный документ некой Гильды Мэстэр, по профессии служанки, с Джоном Сэвэрном. Брак был заключен 10 лет тому назад. Артур был поражен. Что за смысл сохранять брачный документ какой-то служанки? Брак был заключен в церкви Сент-Пауль, Мэрлэбон в Лондоне. Имя дяди не было даже среди свидетелей. И все же документ имел для дяди колоссальное значение.

Когда Артур стал осматривать остальные документы, он был поражен. Он увидел два векселя: один на семьсот, другой на триста фунтов. Они были подписаны Кэннэтом Нельсоном и выставлены на имя Эбрэгема Селима. Желая узнать, кто был акцептантом, Артур посмотрел на обратную сторону и увидел имя своего дяди. Оба векселя были скреплены булавкой. На прикрепленной бумажке была подпись: «Фальшивые векселя. Срок платежа 24 июня».

Фальсификация! Уильмот прищурил глаза. Знала ли Стэлла об этом? Конечно, она знала. Недаром же пошла 23-го вечером к Мэрривену. Этим он держал ее в руках и был уверен, что она выйдет за него замуж. Во время запоя Нельсон снабдил эти векселя фальшивой подписью Мэрривена.

Артур тихо свистнул. Он не сразу оценил значительности этого факта. Дрожащими от радости руками он пересчитывал банкноты. Настоящее состояние! Остальные документы оказались долгосрочными облигациями. Их реализация не особенно спешна. Он спрятал документы в маленький денежный шкаф, замурованный в стене, и глубоко задумался.

В половине одиннадцатого он вышел из дома. Ночь была ясна и хороша. Из сада в конце улицы доносились голоса. Он пошел к дому Нельсона… В комнате Стэллы горел свет. Он опасался увидеть Маклэда, но, к счастью, Стэлла была одна. Он столкнулся с ней у двери.

– Не могу ли я поговорить с тобой, Стэлла? Я не задержу тебя надолго.

– Да… вы можете поговорить со мной у двери. Надеюсь, вы коротко изложите мне, что хотите сказать.

– Я не могу говорить с вами здесь, – ответил он, подавляя накипавшую злобу. – Но… если вам безразлично то, что я вам скажу, я могу сказать так, чтобы все слышали.

– К сожалению, я не могу пригласить вас к себе в дом. С моей стороны слишком любезно, что я вообще разговариваю с вами.

– Вот как! – бешено закричал он. – Не угодно ли вам будет знать, что это с моей стороны весьма любезно, что я хочу с вами говорить? Если бы знали, какие новости у меня имеются для вас!

Стэлла хотела закрыть дверь перед самым его носом, но он быстро просунул ногу, и она не могла ее закрыть.

Стэлла рассердилась и закричала:

– Я позову отца!

– Пожалуйста, я ничего не имею против! Я с удовольствием получу от него объяснение, каким путем подпись моего дяди оказалась на двух векселях, выставленных на имя Эбрэгема Селима.

Он был слишком возбужден, чтобы заметить ее замешательство, но дверь поддалась и ударилась о стену. Стэлла едва не упала в обморок.

– Войдите, – сказала она подавленным голосом.

Артур с торжествующей улыбкой вошел в комнату и положил шляпу. Они уселись за стол. Настольная лампа с абажуром бросала тень на лицо Стэллы, и Артур не видел ее глаз. Но вид дрожащих губ вызвал в нем злорадство.

– Ваш отец подделал векселя, – начал он без предисловия, хотя раньше рисовал себе совершенно другой пролог.

– Не могу ли я… век… векселя… увидеть?

Он положил их на стол.

– Да, они так выглядели, – сказала она тихо, – я мало понимаю в этих делах. Но они очень похожи. По всей вероятности, те векселя, которые я взяла, были подделками. Он хотел получить меня обманным путем, а я думала, они настоящие.

– Ах, значит вы были в воскресенье утром в его квартире? – спросил он сурово. – Я видел, как вы вошли, а затем поспешно бежали из дома. Вы хотели получить от него векселя, а он подсунул вам имитацию.

Его слова причинили ей душевную боль. Как ужасно испорчен и зол этот Артур!

– Вы украли эти векселя, но старик вас надул. Он не из тех, кто дал бы себя победить. Его нелегко было обмануть. Что вы рассчитываете делать теперь?

Стэлла не ответила.

– Я даю вам единственный выход. Будьте благоразумны и станьте моей женой. Этот проклятый детектив не имеет для вас никакого значения. Кто он? Он только хороший полицейский. Вы должны считаться со своим положением. Вести знакомство с этим человеком – ниже вашего достоинства. А я преподнесу вам в качестве свадебного подарка два векселя. Но если вы не согласитесь, вам будет плохо! По закону, эти векселя – моя собственность. Я наследник моего дяди, и все суммы будут мною взысканы. Я посажу мистера Кэннэта Нельсона туда, где ему надлежит быть. Он всецело в моей власти. Видите, мой дядя собственноручно написал: «Фальшивые векселя». Это достаточное удостоверение, Стэлла!

Он встал, подошел к ней и протянул ей руки. Но она поднялась и повернулась к нему спиной.

– Ну, ладно, поспи и еще раз хорошенько обдумай мое предложение. Завтра я опять приду. Ты же не расскажешь эту историю Маклэду. Не признаешься ему, что твой отец мошенник. Это будет уж чересчур. Он, конечно, сделает все, чтобы оградить тебя от неприятностей. Но даже против своего желания вынужден будет посадить твоего отца в тюрьму. Так вот, Стэлла, будь благоразумной!

У двери он обернулся, и, посмотрев на Стэллу, улыбнулся. Закрыв за собою дверь, он направился к садовым воротам. Но в этот момент кто-то зажал ему рот и стиснул его. Прежде, чем он успел осознать что-либо, кто-то схватил его одной рукой за горло, а другой вытащил из кармана бумаги. Придя в себя, он увидел злобное лицо в очках.

– Как вы смеете угрожать? Ну вот и попались. А теперь рассказывайте Маклэду. Он еще сегодня обыщет ваш дом. Откуда у вас эти векселя и бумаги и что вы еще стащили оттуда?

– Отдайте мне… бумаги… – пролепетал Уильмот дрожащим голосом.

– Пойдите и расскажите об этом в полицию. Быть может, они вернут вам бумаги.

Еле держась на ногах, Уильмот потащился домой. Он действительно оказался трусом.

15

– Хороший поступок в самом себе заключает вознаграждение, – поучительно сказал Скотти, – и я чувствую, что поступаю так, как исправившиеся преступники в романах. Когда я последний раз сидел в тюрьме, я прочел там массу книг о добрых деяниях преступников, отбывших наказание. Часто смех ребенка спасал их от позорной и несчастной жизни. Иногда это была дочь начальника тюрьмы, иногда – сестра духовника. Возраст их от девяти до девятнадцати лет. Чаще всего они были спасены преступниками, когда тонули, и именно тогда, когда те замышляли новое преступление. Воспоминание о синих глазах заставляло преступника начать новую жизнь. Конец романов всегда был таков.

– Вы потому так много говорите, чтобы я не плакала, – тихо сказала Стэлла.

В камине дымилась куча обгоревших бумаг.

– Булавочку не надо бросать вместе с бумагами в камин, – сказал Скотти, вынув ее из пепла и воткнув в свой пиджак. – Сожженная бумага не более, чем пепел. Но представьте, Артур и в самом деле побежит в полицию и расскажет историю о векселях, скрепленных булавкой. Полиция придет и найдет пепел с булавкой. Что тогда? Это подтвердило бы его слова, и вышла бы неприятная история.

– Вы все слышали? – спросила Стэлла.

– Почти все, – ответил Скотти. – Я как раз был в саду. Дверь была не закрыта, и я все слыхал. Этот Артур с профессиональной точки зрения еще слабый вымогатель. Ему надо еще лет пять – шесть поучиться. Он слишком нервный и слишком много болтает. Но эта слабость свойственна всем жителям Беверли-Грин. Вы очень странно смотрите на меня, мисс Нельсон. Может быть, вы думаете, что я тоже много болтаю. Может, и так. Я объехал весь мир. Был в Канаде, Соединенных Штатах и многому научился. А случайное пребывание в тюрьме углубляет познания.

– Я пойду в свою комнату. Я не нахожу слов, чтобы вас поблагодарить, мистер Скотти. Я хочу это рассказать Маклэду.

Скотти энергично покачал головой.

– Ни в коем случае не делайте этого. Это повлечет большие неприятности. Из своего долгого опыта общения с полицейскими я знаю, что они хотят знать и чего не желают знать.

Стэлла вполне положилась на его слова. Она не думала спорить с ним. Последние события так расстроили ее, что она захотела отдохнуть.

– Спокойной ночи… и сердечное спасибо.

– Приятных снов, мисс Нельсон, – сказал Скотти и углубился в чтение.

Когда Стэлла вышла, Скотти осторожно вынул пепел из камина, смешал его с водой и вылил.

– Если бы так легко было смыть свое прошлое, – тихо сказал Скотти.

На следующее утро в Беверли-Грин прибыл знаменитый журналист. След репортеров уже давно простыл. Хотя этот журналист и не принадлежал к определенной газете, все охотно брали его статьи. Он добивался успеха там, где другие ничего не могли сделать. Часто его труды не увенчивались успехом, но иногда он пожинал такую жатву, что его конкуренты задыхались от зависти. Он был очень добросовестен. Ставил правду выше всего. Ему было безразлично, что люди считали себя оскорбленными или страдали их интересы. Его методы были беспощадны. Чтобы дознаться правды, он не считал грехом ругать, обманывать и даже воровать. Он с легкостью нарушал обещания. Торжественные заверения сохранять молчание были для него пустым звуком. Большинство его коллег, более честных и сердобольных, презирали его. Но признавали первоклассным репортером и втайне не раз хотели быть такими же черствыми и жестокими, как он.

Коренастый, с грубыми чертами лица, он носил монокль и не выпускал сигары изо рта. Он имел недовольный и угрюмый вид, поэтому говорили, что он отталкивающий тип. Однако он мог с собеседником быть любезным. В этом заключалась его сила и опасность для его жертв.

Энди был первым, который узнал о его прибытии. Он готовился к его приезду с первого дня убийства. Журналист обратился прямо к нему.

– С добрым утром, мистер Маклэд. Я счел нужным, прежде чем приступить к независимому расследованию, поговорить с вами. Я всегда считал, что репортер должен известить надлежащего чиновника о своем намерении приступить к расследованию. Иначе газетные сотрудники могут причинить большой вред следствию. Важнейшие факты мне известны. Не всплыли ли за последнее время новые?

Энди предложил ему хорошую сигару.

– Я очень рад вашему приходу, мистер Доунер, но вы немного опоздали. Ничего нового не могу вам сообщить.

– Неужели нет никаких новых данных? Кто, собственно говоря, этот таинственный Эбрэгем Селим, которого вы желаете найти? Мне это имя немного знакомо.

– Да, это как раз подходящая для вас история, мистер Доунер.

Энди выпускал большие кольца дыма и исподлобья наблюдал за Доунером.

– Никто из репортеров не осознал важности этой персоны. Пока еще не удалось напасть на след Селима.

– Ну, ладно. Его еще не нашли, тем лучше для раскрытия его тайны. Маклэд, вы можете быть уверены, что я не затрону ваших прав.

Трудно было предположить, что Доунер боялся Энди. Доунер не боялся ни огня, ни пороха. Однако он был слишком умен, чтобы восстановить против себя противника. Он уважал Энди и, по-возможности, уступал ему. Энди был единственным детективом, способным отомстить ему, поэтому Доунер относился к нему с уважением.

– Вы держите у себя «Скотти с четырьмя глазами». Он недавно доказал свое алиби и был оправдан.

– Да, он здесь. Мои друзья взяли его к себе в дом.

– Не думаете ли вы, что он что-то знает в этой истории? – спросил Доунер. – Кажется это так. Он отчаянно умный, каналья. Я не хочу упоминать о нем в своих статьях. Я не люблю выступать против результатов розыска регулярной полиции. Ну, всего хорошего.

Энди видел, как он медленно, с мнимой бесцельностью направился к дому Мэрривена. Энди рассказал ему все о Скотти, так как знал, что тот все равно разузнает. В этом проявилась осторожность Энди. Доунер появился в Беверли-Грин еще днем раньше и проследил Скотти вплоть до дома Нельсона. После того, как он решил не делать из Скотти сенсацию, он отправился к дому Мэрривена и беседовал с сержантом о медленной работе провинциальной полиции.

В полдень состоялся осмотр трупа. Маленький зал был забит до отказа. Мистер Бойд Салтэр, сидевший на видном месте около судьи, подозвал к себе Энди.

– Я привез сюда сторожа Мэддинга. Может быть, его показания будут важными для установления времени убийства Я также пытался узнать для вас кое-что из жизни Эбрэгема Селима. Он начал свою деятельность тридцать пять лет тому назад. Мой старый друг, он не хочет, чтобы было упомянуто его имя, имел с ним дела еще когда был студентом. Но и он никогда не видел Селима и не встретил никого, кто видел бы его. Двадцать лет тому назад Селим обосновался в Лондоне и завязал блестящие сношения с пароходными агентствами, экспортерами и прочими людьми. Он был хорошо информирован об их финансовом положении. Мне очень жаль, но больше ничего не могу вам об этом сообщить.

Энди поблагодарил его и пошел к своему месту.

Пароходные агенты. Кажется, он был в одном из таких бюро… Фирма Уэнтворт, дела которой захирели. Ее помещение находилось рядом с Селимом. Возможно, это простая случайность, но следует все же выяснить.

После допроса Уильмота Энди был вызван для дачи показаний. Уильмот показал, что мистер Мэрривен был его дядей и что он видел его в день убийства. Энди напряженно ждал вопроса о даме, с которой говорил Мэрривен. Но его об этом не спрашивали Следователь больше интересовался угрожающим письмом, найденным при обыске. Дворник рассказал, как он нашел письмо, как положил его на стол.

– Было ли письмо сложено или лежало открытым?

Дворник не помнил, но допускал, что письмо было полуоткрытым.

Энди опять был вызван для дачи показаний. Он сказал, что после тщательного осмотра конверт не был найден. Ему уже тогда это показалось странным. Оно не было отмечено числом и могло быть днем раньше.

– Нет ли у вас данных, что Мэрривен мог бояться за свою жизнь?

– Я нашел заряженный револьвер, – ответил Энди. – Он лежал в шкафу за письменным столом, и Мэрривен легко мог воспользоваться им. Однако револьвер не был в употреблении.

Был выслушан еще целый ряд свидетелей. Полицейский, первый увидевший убитого, потом мистер Уэч – адвокат покойного, сторож Мэддинг, кухарка покойного и истеричная прислуга, которая начала кричать, и ее вывели из зала. Последним был выслушан инспектор Дэн. Следствие приближалось к концу, как вдруг председатель, старый нервный человек, интересовавшийся каждой мелочью, вызвал опять Энди.

– Я еще хочу выяснить вопрос о женщине, голос которой слышал дворник, – заметил председатель. – У меня имеется газетная заметка, которая гласит, что какая-то женщина в одиннадцать часов вечера вышла из дома покойного. Она прошла мимо вашего окна по направлению к Беверли. Я мало интересуюсь газетными заметками, но вы дали интервью. Я что-то не помню, чтобы этот пункт был затронут во время следствия.

16

Стоять перед судом и осознавать, что даешь ложную присягу, было для доктора Андрю Маклэда полной неожиданностью. Он сам не верил своим ушам, когда спокойно говорил.

– Да, правильно. Я видел, как женщина оставила дом Мэрривена и прошла мимо дерна.

– Когда это случилось?

– В одиннадцать часов. Башенные часы как раз тогда пробили.

– Вы не видели ее лица?

– Нет, луна скрылась за тучами.

На этом заседание было закончено, и присяжные оставили зал. Спустя полчаса было объявлено решение об обвинении Эбрэгема Селима в преднамеренном убийстве.

Энди тщетно искал глазами Доунера. Его не было видно. Энди поговорил еще с мистером Салтэром и с представителями власти. Потом вышел на улицу. Его мысли были заняты Доунером. Мистер Уэч догнал его.

– Предположение, что мистер Мэрривен находился в лапах ростовщика, является полнейшим абсурдом, – сказал он. – Я отлично знаю, что он был богатым человеком, очень богатым.

– А он оставил завещание? Вы об этом, к сожалению, не упомянули в вашем показании, – возразил Энди.

– До сих пор ничего не нашли, поэтому все его состояние унаследует мистер Уильмот. Конечно, если не появится другой наследник.

Энди интересовался, был ли женат мистер Мэрривен. Но никаких записей о его браке обнаружено не было.

– Вы сказали, что Мэрривен был коммерсантом. Какого рода были его операции?

– Абсолютно ничего не знаю. Он не любил говорить о своих торговых операциях. Я стал его доверенным, когда он уже прекратил свою торговлю. Кажется, раньше он торговал чаем.

– Откуда вы знаете? – быстро спросил Энди.

– Он хорошо разбирался в чае. Когда я посещал его, и он угощал меня чаем, он часто интересовался, нравится или не нравится мне тот или другой сорт чая. При этом говорил, как хороший знаток вина, желающий узнать ваше мнение о старом портвейне.

Они повернули на улицу Беверли-Грин, как вдруг увидели шедшего к ним человека.

– Не будет ли он неким Доунером – газетным репортером? Я видел его сегодня утром. Выдающийся ум, – заметил Уэч. – Я говорил с ним о новом приговоре суда в деле об ответственности агентов. Очевидно, он хорошо знает правовые уложения.

– Он хорошо знаком с такими делами, – зло заметил Энди. – Не расспрашивал ли он вас о частной жизни Мэрривена?

– Он все равно не получил бы ответа. Не забудьте, что я старый испытанный адвокат и не стану говорить с подобными субъектами о делах моих клиентов. У нас был невинный разговор о том, во сколько должно обойтись ведение хозяйства в нынешнее время.

– А как вы вдруг перешли на такой разговор? – любознательно спросил Энди.

– Он сказал мне, что Мэрривен должен был тратить большие суммы для содержания такого большого дома. До сих пор я не составил отчета о его расходах, но для себя сделал маленький набросок. Конечно, я не показывал ему счета.

– Достаточно, что они лежали у вас на столе. Он великолепно читает мысли. Не было ли среди счетов одного особенного, на крупную сумму?

– Да, на 130 фунтов. Счета не было, но была собственноручная заметка Мэрривена «Стэллинг Броз. 130 фунтов». Я сам не знаю, для чего назначен этот расход. Вы знаете фирму Стэллинг?

Энди не стал давать объяснения по этому поводу. Фирма Стэллинг была крупнейшей ювелирной фирмой в городе. Эта запись означала расход на покупку большого бриллиантового кольца. Мэрривен купил его, так как был уверен, что Стэлла уже в его руках.

Доунер подошел совсем близко, и Энди переменил тему.

– Я не был при осмотре трупа, – объяснил Доунер. – Такие заседания наводят на меня скуку. Ведь там не всплыло ничего нового?

– Ничего нового. Все уже известно и сообщалось в газетах, – ответил Энди.

Адвокат быстро попрощался и ушел. Мистер Доунер, казалось, был заинтересован тем, чтобы сбить палкой побольше маргариток, но вдруг спросил:

– Не говорили ли на заседании об одном бриллиантовом кольце, купленном Мэрривеном за пять дней до смерти? Это, наверное, то кольцо, которое было найдено в траве. Ведь это замечательный факт, что Мэрривен покупает кольца, чтобы потом выбрасывать их. Можно допустить, что он подарил его женщине, которая настолько его ненавидела, что моментально выбросила, когда шла из дома покойного… ну, скажем, в одиннадцать часов вечера…

– Эта мысль мне тоже пришла в голову, – ответил Энди. – Женщина, которая прошла мимо моего окна, конечно, могла это сделать.

Наступило молчание.

– Но у конца Беверли-Хэй-Стрит стоял постовой полицейский, – сказал спустя минуту Доунер. – Он стоял у одного дома, и служанка угостила его чашкой кофе, когда он болтал с ней между одиннадцатью и половиной двенадцатого. За это время никто не прошел мимо него.

Доунер все еще бил своей палкой по цветам, стараясь не смотреть на Энди.

– Возможно, что она пошла по другой дороге… от улицы идет ответвление.

Опять наступила пауза.

– Полицейский патруль на велосипедах проехал без десяти минут одиннадцать мимо Хильтон-Гресс-Ройт, – продолжал Доунер своим обычным монотонным голосом. – Это другой конец дороги. Патруль поехал по Беверли и он никого не заметил, кроме полицейского, беседовавшего со служанкой. На велосипедах имелись лампочки, и улица там довольно узка. Женщина не могла спрятаться в тени кустарника.

– Да, странная история, – добавил Энди. – Возможно, что она вернулась потом опять, после того, как я отошел от окна и улегся спать.

– Вы думаете, она опять вернулась к дому Мэрривена? – Доунер вдруг посмотрел Энди прямо в лицо. – И после того, как она бросила кольцо?

– Она могла его также утерять и, вероятно, вернулась, чтобы искать.

– Но кольцо было найдено возле улицы, – упорно настаивал Доунер. – Одно из двух: или она нарочно бросила его, или не шла вдоль дерна, как вы утверждаете. Центр дерновых насаждений лежит приблизительно в восьмидесяти метрах от места, где было найдено кольцо.

– Нет, восемьдесят один метр, – серьезно сказал Энди. Доунер рассмеялся.

– Я готов согласиться, что всей истории с женщиной не следует придавать особенного значения. Эти пожилые господа всегда имеют знакомства. Возможно, это была одна из жительниц Беверли.

Он вонзил свой взгляд в Энди, но тот не моргнул даже глазом. Энди понял, что Доунер знает все. Его мало интересовало, получил ли репортер эти сведения путем информации или дедукции.

– Не верю, чтобы мистер Мэрривен плохо себя вел. Он жил довольно солидно и был благоразумен.

– Женщина, во всяком случае, не совершила этого убийства, – убежденно сказал Доунер, – но нужно выяснить одно обстоятельство. Скотти опять работает? – вдруг непринужденно спросил он. Энди рассмеялся.

– Да, он работает. Он совершенно исправился и помогает мистеру Нельсону, знаменитому художнику, в его работе. Но… я не должен вам этого говорить… такая ищейка, как вы, знает даже его биографию.

– Я тоже слыхал, что Скотти исправился. Я, между прочим, узнал об этом… Мисс Нельсон прелестная девушка!

– Да, она восхитительна!

– Убийство сильно затронуло ее. Она была знакомой мистера Мэрривена, и он одолжил ей девять месяцев тому назад триста фунтов, но это нас не касается. Ведь ничего плохого нет в том, что молодая дама берет ссуду от пожилого господина, который ей в отцы годится.

Это было новостью для Маклэда, и он понял, что Доунер не говорит этого на авось.

– Как вы узнали?

– Я позабыл, кто мне сказал, – ответил Доунер, зевая. – Итак, до свиданья, я еще зайду к вам.

Спустя час приехал из Лондона специальный человек, чтобы помочь Маклэду составить доклад об убийстве, Энди дал ему срочное поручение.

– Пойдите в Беверли и попытайтесь узнать, был ли вчера здесь Доунер и с кем он говорил. Наверное, он поселился в отеле Беверли.

Предположение Маклэда подтвердилось. Мистер Доунер приехал с вечерним поездом и пригласил к ужину служащего Мишен Фэрмэр банка.

– Он дальний родственник Доунера, – сообщил ему чиновник по телефону. – Молодой человек живет недолго в Беверли.

– И он недолго останется там, – злобно сказал Энди.

По всей вероятности этот клерк был главным информатором Доунера. То, что его родственник потеряет должность за разглашение банковской тайны, мало беспокоило Доунера. Он не различал между родственниками и врагами.

После полудня в доме Нельсона шла беседа о денежных делах. Художник вышел из ателье в своем длинном халате. Он был спокойным и молчаливым. Стэлла тревожно смотрела на него. Это предвещало нехорошее.

Художник закрыл дверь и, убедившись, что никого нет около дома, сказал:

– Стэлла, я сегодня думал об одном деле. Помнишь о тех деньгах, которые мы одолжили у бедного Мэрривена? То есть ты одолжила.

Стэлла утвердительно кивнула головой.

– Мы вернули эти деньги!

– Откуда ты взяла деньги для возвращения долга? Я помню, что тогда был крайне подавлен, когда послал тебя достать их.

Стэлла ничего не ответила.

– Триста фунтов, не правда ли?

– Правильно, – спокойно ответила Стэлла.

– Откуда же мы взяли триста фунтов? Ты уверена, что мы уплатили?

– Да, папа, у меня есть квитанция.

Он сел за стол и задумался.

– У меня очень смутное представление об этом деле, оно мне кажется кошмарным сном. Но… у тебя были деньги тогда, в эту ужасную неделю?

Тогда он бывал сильно пьян и всегда приходил домой поздно.

– У меня ведь тогда была крупная сумма. Откуда она у меня?

– Не знаю.

Он нервно барабанил пальцами по столу.

– Это ужасно! В течение этой недели случилось что-то ужасное, что-то страшно неприятное. Я дрожу от страха, но не могу сказать, что случилось. Возможно, это воспоминание о моем скверном поведении. Не сделал ли я чего-нибудь ужасного?

– Нет, папа!

Его необдуманный поступок не будет иметь последствий, так как вещественные доказательства его вины уже уничтожены.

– Ты действительно ничего не можешь вспомнить? – Он резко посмотрел на нее. – Даже тогда у меня бывали моменты просветления и сожаления. Если бы я сделал что-нибудь скверное, то сам признался бы в этом. Откуда же, черт возьми, я достал эти деньги?

Она не помогала ему совершать подлог, но вся ответственность за его поступок легла на ее плечи, она чуть не погибла. И она не хотела взваливать на него бремя угрызений совести.

Под вечер Стэлла пошла поливать цветы, что росли у изгороди, отделявшей сад от улицы. Два господина прошли мимо сада, и она услышала часть разговора. Причем говорил, большей частью, один, а другой изредка отвечал:

– Когда я вас впервые увидел, мистер Уильмот, я подумал, что трудно будет изучить ваш характер. Спокойный, глубокомыслящий человек, как вы, всегда является загадкой для газетного репортера.

Мистер Доунер говорил с Уильмотом об одной теме, интересовавшей последнего. А именно, о мистере Уильмоте.