Текст книги "Стихотворения. Проза"

Автор книги: Эдгар Аллан По

Астрономом Тихо-де-Браге была открыта новая звезда, Аль-Аарааф, которая неожиданно появилась на небе, – в несколько дней достигла яркости, превосходившей яркость Юпитера, – и почти вдруг исчезла и вновь не появлялась никогда.

 
Ничто земное, – разве луч
Прекрасных глаз, что, снова жгуч
В глазах цветов, где, нежно-нем,
День всходит из черкесских гемм;
Ничто земное, – разве пенье
Ручья в лесном уединеньи, —
Иль (музыка сердец влюбленных!)
Восторгов зов, столь напряженных,
Что, словно раковины шум,
Их это длится в тайнах дум; —
Не часть земных несовершенств, —
Вся Красота, весь мир Блаженств,
Что есть в Любви, что есть в Саду,
Сполна украсили Звезду,
Ах, – удаленную Звезду!
 
 
Для Несэси был год счастливым; мир
Ее тогда вплыл в золотой эфир
И временно близ четырех солнц, пленный,
Кружил, – оаз среди пустынь вселенной, —
В морях лучей, чей эмпирейский свет
Жег душу той, кому запретов нет,
Той, кто, всходя до грани совершенства,
Едва вмещала полноту блаженства.
К далеким сферам путь ведя порой,
Она плыла – туда, где шар земной.
Но ныне, найденной страны Царица,
Забыла скиптр, дала рулю кружиться,
Чтоб в аромате, в свете четверном,
Под гимн планет, спать серафимским сном.
 
 
И в дни блаженства, на Звезде Мечты,
(Где родилась «идея Красоты»,
Чтоб, вдаль упав, меж звезд, в лучах наитий,
Как женских локонов и перлов нити, —
С холмов Ахейских просиять), – она
Взглянула в небо, ниц преклонена.
Сонм облаков рдел вкруг, как балдахины,
В согласьи с дивной пышностью картины,
Являл свой блеск, но не мешал являть
Другим вещам их блеск, их благодать;
Гирляндами он ниспадал на скалы,
Влив радуги в воздушные опалы.
 
 
Итак, мечты Царицу ниц склонили
К цветам.
Вокруг – вздымались чаши лилий,
Тех, что белели у Левкадских скал, [2] 2
  Санта Маура – в древности Левкадия.


[Закрыть]
Чей длинный стебель дерзко оплетал
Шаги беглянки [3] 3
  Сапфо.


[Закрыть] (смертного любившей,
Любовью гордой жизнь свою сгубившей); —
Сефалики, под роем пчел клонясь,
Плели из стеблей пурпурную вязь; —
Цветы, что прежде, в виде гемм чудесных,
Цвели на высших из планет небесных,
Все затмевая прелестью своей,
Чей мед сладчайший, – нектар древних дней, —
Пьянил до бреда [4] 4
  Этот цветок привлек внимание Левенгека и Турнефора; пчела, питающаяся им, становится пьяной.


[Закрыть] (с высоты вселенной
За то их свергли в мир несовершенный,
Где мы зовем их «требизондский цвет»;
На них поныне блеск иных планет;
Они у нас, пчел муча неустанно
Своим безумием и негой странной,
О небе грезят; никнут от тоски
Меж сказочной листвы их лепестки;
В раскаяньи и в скорби безутешной
Они клянут безумства жизни грешной,
Бальзам вдыхая в белые уста;
Так падшей красоты – светла мечта!); —
Никанты, [5] 5
  Ночные красавицы.


[Закрыть] дня святей, что, не желая
Благоухать, жгут ночь благоухая; —
Те клитии, [6] 6
  В просторечии – подсолнечник, Chrysanthemum Peruvianum.


[Закрыть] что плачут, смущены,
Солнц четырех свет видя с вышины; —
Те, что родятся на Земле с невольной
Тоской о небе; сердцем богомольно
Льют аромат, чтоб, чуть открыв глаза,
Сад короля сменить на небеса [7] 7
  Цветок из рода алоэ, культивируемый в королевском саду, в Париже; он отцветает в июле, роняет лепестки, вянет и гибнет.


[Закрыть]
Те валиснерий лотосы, [8] 8
  Род водяной лилии, растущей в ложе Роны; его стебель очень длинен и тем предохраняет цветок во время разливов реки.


[Закрыть] высот
Жильцы по воле бурных Ронских вод; —
Твоих благоуханий пурпур, Занте, [9] 9
  Гиацинты.


[Закрыть]
Isola d'oro, fior di Levante; —
Цветок Нелумбо, [10] 10
  Намек на индусскую легенду, по которой Бог любви родился в водяном цветке и поныне любит этот цветок, как свою детскую колыбель.


[Закрыть] чей лелеет сон
В святой реке Индусский Купидон;
Цветок волшебный, дымкой фимиама
Взносящий в небо гимны храма. [11] 11
  Золотые кадильницы, фимиам которых был молитвами святых (Апокалипсис, гл. VIII, ст. 3).


[Закрыть]
 
 
ГИМН НЕСЭСИ
 
 
«Дух! ты, кто в высоте,
Там, где в эфире ясном
Равно по красоте
Ужасное с прекрасным!
Где твердь завершена,
Где грань орбитам звездным,
Откуда плыть должна
Звезда назад по безднам!
Где твой предел святой,
Незримый лишь кометам,
Наказанным судьбой
За грех пред вечным светом,
Несущим пламя в даль,
Луч алый преступленья
И вечную печаль, —
Вовек без промедленья!
Мы знаем: ты – во всем!
Ты – в вечности: мы верим!
Но на челе твоем
И тень – мы чем измерим?
Друзья весны моей
Хранили убежденье,
Что вечности твоей
Мы, в малом, отраженье [12] 12
  Школа гуманитариев утверждала, что Бог имеет человеческий образ (см. «Проповеди» Клэрка).


[Закрыть]
Но, все, как ты решил;
Звезда моя далеко,
И путь ей меж светил
Твое казало око.
Здесь мне мечтой взнестись
К тебе, что – путь единый:
В твою святую высь
Или в твои глубины.
Твой рок мне возвещен
Фантазией священной, [13] 13
  Всегда животворную, – Любимицу Зевсову, – Богиню Фантазию (Гете).


[Закрыть]
Пока не станет он
Открыт для всей вселенной!»
 
 
Царица смолкла, скрыв лицо глубоко
Меж стеблей лилий, пламенного ока
Не в силах снесть (в эфире мировом
Звезда, дрожа, была пред божеством);
Не шевелилась, даже не дышала, —
И некий Голос, высший, слышно стало, —
Грохот молчанья, без границ, без мер,
Что мы признали б музыкою сфер.
Наш мир – мир слов, и мы зовем «молчаньем» —
Спокойствие, гордясь простым названьем.
Все звуки издает в краю людей
(Есть даже голос у земных идей).
Не то в иных возвышенных мирах,
Где голос рока повергает в прах,
Под алый ветер, бьющий в небесах.
 
 
ГОЛОС
 
 
«Пусть есть миры, орбиты чьи незримы [14] 14
  Слишком малы, чтобы быть видимы (Ледж).


[Закрыть]
Что лишь единым солнцем предводимы,
Те, где безумие – моя любовь,
Где гнев мой внятен только через кровь,
Чрез гром, землетрясенья, бури в море
(Путь гнева моего встречать им – горе);
Пусть есть миры, где солнце лишь одно,
Где время помрачать века должно! —
Но на тебе горят мои сиянья:
Неси мирам мои предначертанья;
Покинь покой кристального жилья!
Сквозь небо ты и вся твоя семья,
Как луциолы полночью в Мессине, [15] 15
  Я часто замечал странные движения луциол; – они собираются в группу и улетают, как бы из общего центра, по бесчисленным радиусам.


[Закрыть]
К далеким звездам путь вершите ныне!
Святые тайны разглашать в мирах,
Грядущих гордо! Стань и грань и страх
В сердцах, где преступленья, – чтоб созвездья
Не дрогнули в предчувствии возмездья!»
 
 
Царица встала. Небосвод ночной,
Шафранный, ярок был одной луной
(Как на Земле, где, в песнях паладина,
Единая любовь с луной единой).
И как луна встает из облаков,
Царица шла от алтаря цветов
К дворцу, на высь, где день мерцал, слабея, —
Еще не покидая Терасеи. [16] 16
  Терасея – остров, упоминаемый Сенекой; он в один миг поднялся из моря на глазах у изумленных моряков.


[Закрыть]
 

 
Была гора с вершиной из эмали
(Пастух такие в лиловатой дали,
Проснувшись ночью на ковре из трав,
Туманно видит, веки чуть разжав,
Когда он шепчет: «будь мне легок жребий!»
А белая луна – квадрантом в небе).
Была гора, чью розовую высь, —
Как стрелы башен, что в эфир взнеслись, —
Зашедших солнц еще слепили очи,
Тогда как в странном блеске, в полдень ночи,
Луна плясала; – а на выси там
Многоколонный возвышался храм,
Сверкая мрамором, чье повторенье
На зыби водной, в прихоти движенья,
Вторично жило жизнью отраженья.
Из звезд падучих [17] 17
  Одна звезда, из потрясенной кровли Олимпа падшего, упала вниз (Мильтон).


[Закрыть] сделан был помост, —
Тех сквозь ночной эбен летящих звезд,
Чья серебром рассыпанная стая
Жильям небес поет хвалу, блистая.
На световых цепях был утвержден
Храм: диадема над кольцом колонн.
Окно, – алмаз огромный, – было вскрыто
На куполе, пред пурпуром зенита.
Лет метеоров, режа высоту,
Благословлял всю эту красоту,
Когда не застил блесков Эмпирея
Тревожный дух, на скорбных крыльях рея.
 
 
Взор серафический в алмаз окна
Мог различать, как сны морского дна,
Наш мир, одетый в плащ серо-зеленый;
Над гробом мертвой красоты – колонны; —
И ангелов изваянных, что взгляд
Из мраморных гробов в эфир стремят; —
И в темных нишах строй ахейских статуй,
Детей мечты, когда-то столь богатой; —
Тадмора фриз; – в Персеполе [18] 18
  Вольтер говорит о Персеполе: «Мне известно, как многие восхищаются этими развалинами, – но может ли дворец, воздвигнутый у цепи бесплодных скал, быть высоким созданием искусства?»


[Закрыть] ряды
Дворцов и башен; – Бальбека сады; —
Гоморры [19] 19
  По-турецки – Ула Дегиви; но окрестные жители зовут Мертвое море – Бахар-Лот или Аль-Мотанах. В море исчезло, несомненно, более двух городов. В долине Сиддима их было пять: Адрах, Зебоим, Зоар, Содом, Гоморра. Стефан Византийский называет восемь, Страбон – тринадцать. Тацит, Страбон, Иосиф Флавий, Даниил де Сен-Саба, Но, Мондрель, Троило, д'Арвие говорят, что после сильных засух над водой видны остатки стен и колонн; но эти остатки видны и сквозь прозрачную воду озера, притом на таком расстоянии одни от других, что надо допустить существование нескольких городов на пространстве, которое ныне занято Мертвым морем.


[Закрыть] пышный блеск (о! волны грозно
Идут на вас, но вам спасаться поздно!).
 
 
Звук веселиться любит ночью летней:
Так в Эйрако, [20] 20
  Эйрако – Халдея.


[Закрыть] – в час сумерек приметней, —
Священный ропот волнами входил
В слух мудрецов, следивших бег светил,
И так же входит в слух того, кто ныне,
Задумчив, смотрит в дальний мрак пустыни,
И звуки тьмы, сходящей с вышины,
Так осязательны и так плотны! [21] 21
  Мне часто казалось, что я слышу гул ночи, поднимающийся с горизонта.


[Закрыть]
Но что это? – вот близится, – и это —
Мелодия, – вот крыльев трепет где-то, —
Вот пауза, – звук вновь, – аккорд в конце.
И Несэси опять в своем дворце.
От быстрого полета, нежно-алой
Покрылись краской щеки, грудь вздыхала
Прерывисто, и лента, что вилась
Вкруг стана нежного, – оборвалась.
Она ждала, переводя дыханье,
Окликнув: Занте! – Дивное мерцанье,
Ей золото волос поцеловав,
Уснуть не в силах, искрилось, как сплав.
 
 
Шептались гармонически растенья,
Цветок с цветком и с веткой ветка, пенье
Ручьев пленяло музыкой ночной,
При звездах – в рощах, в долах – под луной.
Все ж от вещей молчанье шло незримо, —
От волн, и трав, и крыльев серафима;
Лишь музыка, что мыслью создана,
В лад нежных слов звучала, как струна.
 
 
ПЕСНЯ НЕСЭСИ
 
 
Под жасмином, под маком,
Под ветвями, что сны
Охраняющим мраком
Берегут от луны, —
 
 
Лучезарные сестры!
Вы, кто взоры смежив,
Чарой пламенно-острой,
Звездам шлете призыв, —
 
 
Чтобы им опуститься
К вашим ликам на час,
Словно взором Царицы,
Призывающей вас, —
 
 
Пробуждайтесь, хранимы
Ароматом цветов:
Некий подвиг должны мы
Совершить в царстве снов!
 
 
Отряхните, ликуя,
С черноты ваших кос
Каждый след поцелуя
В каплях утренних рос!
 
 
(Ибо ангел не в силах
Без любви жить и час,
И заря усыпила
Поцелуями вас!)
 
 
Встаньте! С крыльев стряхните
Рос чуть видимый гнет:
Их прозрачные нити
Ваш замедлят полет.
 
 
След любовной истомы
Свейте, свейте в конец!
В косах – блеск невесомый,
Он для сердца – свинец!
 
 
* * *
 
 
Где Лигейя? – Далеко ль,
Кто прекрасней всех дев,
Чей и помысл жестокий
Переходит в напев?
 
 
Или ты пожелала
Задремать в куще роз?
Или грезишь устало,
Как морской альбатрос, [22] 22
  Говорят, что альбатрос спит, паря в воздухе.


[Закрыть]
 
 
На полночном молчаньи,
Как на воздухе он,
Внемля в страстном мечтаньи
Мелопее времен?
 
 
* * *
 
 
Знаю! где бы Лигейю
Ни сковала мечта,
Та же музыка с нею
Неразрывно слита.
 
 
Ты, Лигейя, смежаешь
Много взоров мечтой,
Но, уснув, ты внимаешь
Песням, сродным с тобой, —
 
 
Что цветам, беспрерывней,
Дождь лепечет в саду,
Чтоб затем, в ритме ливней,
Поплясать их в бреду, —
 
 
Тем, что ропщут [23] 23
  Я нашел эту мысль в старой английской сказке, которую цитирую на память: «Самая сущность, первичный источник, происхождение всякой музыки – в пленительном шуме, который издают прорастающие растения».


[Закрыть] при всходе
Чуть прозябшей травы, —
Звукам, вечным в природе,
Повторенным, увы!
 
 
О, далеко, далеко
Унеси свои сны,
Где источник глубокий
Спит под лаской луны, —
 
 
Где над озером сонным
В звездах вся синева,
И посевом зеленым
К ним глядят острова, —
 
 
Где, в извилинах лилий,
Дикий берег не смят,
И где в неге бессилий
Девы юные спят, —
 
 
Те, что пчел разумея,
Вместе с ними – во сне, [24] 24
  Дикие пчелы не спят в темноте, если светит луна.


[Закрыть] —
Пробудись, о Лигейя,
Там, в блаженной стране!
 
 
Девам спящим – в виденьи
Музыкально шепни!
(Чтоб услышать то пенье,
И уснули они).
 
 
Ибо ангелов что же
Пробуждает от сна,
В час, когда так похожа
На виденье луна,
 
 
Как не чара, чудесней
Чар, сводящих луну:
Ритм пленительной песни,
Низводящей ко сну!
 
 
Взлетели ангелы с цветов полей,
Сонм серафимов взнесся в эмпирей,
И сны, на крыльях тяжких, бились где-то
(Всем – серафимы, кроме Знанья, света
Могучего, взрезающего твердь,
Твоей преломленного гранью, Смерть!)
Всем заблужденье было сладко, слаще —
Смерть. – На земле познаний вихрь свистящий
Мрачит нам зеркала счастливых дум:
Им этот вихрь был смертным, как самум.
Зачем им знать, что свет померк во взоре.
Что Истина есть Ложь, а Счастье – Горе?
Была сладка их смерть, – последний час
Был жизни завершительный экстаз,
За коим нет бессмертия, нет жизни,
Но – сон сознательный, сон в той отчизне
Грез, что – вне рая (– вещая страна! – ),
Но и от ада как удалена! [25] 25
  По верованию арабов есть среднее состояние между адом и раем, пребывающие в котором не несут наказаний, но и не испытывают спокойного счастия, составляющего эдемское блаженство.


[Закрыть]
 

 
Но кто, преступный дух, во мгле какой,
Гимну не вняв, презрел призыв святой?
 
 
Их было двое, – (в небе нет прощенья
Тем, кто не понял тайного влеченья!) —
Дух-дева, с ней – влюбленный серафим.
Где ж ты была (путь помыслов незрим),
Любовь ослепшая? ты, долг священный? [26] 26
  Меж слез печали совершенной – выражение Мильтона.


[Закрыть]
Им – пасть, меж слез печали совершенной.
 
 
То был могучий дух, который пал,
Блуждатель вдоль ручьев у мшистых скал,
Огней, горящих с выси, созерцатель,
При свете лунном, близ любви, мечтатель.
(Там каждая звезда – взор с высоты,
И кротко нежит кудри красоты;
 
 
Там все ручьи у мшистых скал – священны
Для памяти, в любви и в грусти пленной.)
Ночь обрела, – ночь горя для него! —
Над пропастью утеса – Энджело;
Он, озирая глубь небесной шири,
Глядел с презреньем на миры в эфире.
 
 
С возлюбленной вот сел он на скале;
Орлиным взором стал искать во мгле,
Нашел, – и, снова обратясь к любимой,
Ей указал на блеск земли чуть зримой.
 
 
РАССКАЗ ЭНДЖЕЛО
 
 
«Ианте! милая! следи тот луч!
(Как сладостно, что взор наш так могуч!)
Он был не тот, когда я в день осенний
Покинул Землю, – ах! без сожалений!
Тот день, – тот день, – припомнить должен я,
Закат над Лемном [27] 27
  Лемн (Лемнос) – остров в Греции.


[Закрыть] час, лучи струя —
На арабески залы золотой,
Где я стоял, на ткани с их игрой
И на мои ресницы. – (Свет заката!
Как веки им пред ночью сладко сжаты!)
Цветы, туман, любовь, – мне мир был дан,
И твой, персидский Сади, Гюлистан!
Но этот свет! – Я задремал. – И телом
На дивном острове смерть овладела
Так нежно, что не дрогнул шелк волос,
Не изменилось тени в зыби грез.
 
 
Последней точкой на земле зеленой
Был для меня храм гордый Парфенона, [28] 28
  Еще в 1687 г. он был цел и являлся высшей точкой Афин.


[Закрыть] —
Тот, в чьих колоннах больше красоты,
Чем жгучей грудью выдаешь и ты.
Лишь время мне полет освободило,
Я ринулся, – орел ширококрылый, —
В единый миг сливая все, что было.
Меня опоры воздуха несли;
Внизу ж открылся уголок Земли:
Я различал, как в движимой картине,
Ряд городов разрушенных, в пустыне…
Все было так прекрасно, что желать
Почти я мог – вновь человеком стать!»
 
 
ИАНТЕ
 
 
«Мой Энджело! Тебе ль – удел земного!
Ты здесь обрел цель счастья мирового:
Даль зеленей, чем на земле туманной,
И чару женщины в любви безгранной!»
 
 
ЭНДЖЕЛО
 
 
«Но слушай, Ианте: я чуть мог вздохнуть,
А дух мой в небе продолжал свой путь.
Казалось мне: тот мир, что мной покинут,
(То был ли бред!) – в кипящий хаос ринут,
Сорвался с места, вихрями влеком,
Огнем понесся в небе огневом.
Казалось мне: мой лёт остановился;
Я падал – медленней, чем я взносился;
И в трепетном паденьи, сквозь ряды
Лучей горящих, к золоту звезды
Мой путь был краток: ближе всех светила
Твоя звезда. – Но, – страшное светило! —
В ночь радостей, зачем, угроз полно,
Дэдалий алый, поднялось оно?»
 
 
ИАНТЕ
 
 
«Так! то – Земля! – Противиться царице
Не смели мы. Нам, Энджело, – смириться!
Как луциолы, там и здесь, везде,
Мы реяли по золотой звезде,
Одним блаженны, что царица нас
Благословит одним сияньем глаз.
Но Время, сказкой крыльев шевеля,
Не крыло сказки дивней, чем Земля!
Все поняла я. Диск Земли был мал;
Его лишь ангел в небе различал,
Когда впервые убедились мы,
Что нам к нему – путь в океане тьмы;
Но вот Земля блистает с высоты
Пророчеством грядущей Красоты!
А мы с тобой от тайны отреклись…
Скала дрожит. Час близится. Склонись!»
 
 
Ианте смолкла. Становилась тень
Бледней, бледней, – но не рождался день.
И двое пали. – В небе нет прощенья
Тем, кто не понял тайного влеченья.
 

Перевод сделан по тексту так наз. «Нового Тамерлановского издания»:

The Tales and Poems of Edgar AllanРое. In ten volumes. New York. The Brampton Society publishers. New Tamerlan Edition.

Помимо того, переводчик пользовался еще следующими изданиями:

Poems and Essays by Edgar AllanРое. Edited by John H. Ingram. Leipzig, 1884. Tauchnitz edition.

The Poems of Edgar AllanРое. With an essay by Andrew Lang. Portland. Maine. 1906. Thomas B. Mosher.

The Poetical Works of Edgar AllanРоеof America. With a notice by James Hannay esq. London, 1856. Addey and Co.

В указанных четырех изданиях встречаются разногласия в тексте. В основу переводчик клал текст Нового Тамерлановского изд., которое к тому же значительно полнее трех других, но в некоторых случаях принимал чтения, предложенные таким знатоком Эдгара По, как Ингрэм, а в одном случае остановился на поправке А. Ланга. Изд. 1856 года служило образцом, так сказать, традиционного текста и традиционного понимания стихов Эдг. По.

Из переводов широко пользовался переводчик французскими, особенно следующими:

EdgarРое. Poesies completes, traduites par Gabriel Mourey. Paris, 1909. Mercure de France.

Les Poemes d'Edgar Рое. Traduction en prose de Stephane Mallarme. Paris, 1889. Leon Vanier ed.

Edgar Рое. Sa vie et son oeuvre par Emile Lauvriere. Paris, 1904, Felix Alcan ed.

Перевод Г. Мурея – очень близок к подлинному, передает текст слово за словом, подстрочно, но помогая нередко разобраться в запутанных конструкциях оригинала. Перевод Ст. Маллармэ, напротив, – довольно свободен, но удачно воссоздает художественность оригинала, почему способствовал иногда найти соответственные выражения по-русски. Переводы, включенные в критическую биографию, написанную Э. Ловриером, занимают среднее положение: не столь художественные, как у Маллармэ, они свободны от буквальности Мурея. Кроме того, книга Ловриера вообще дала очень много для понимания текста Эдгара По, так как в ней собран огромный фактический материал. Переводчик пользовался еще переводами двух стихотворений («Ворон» и «К моей матери»), сделанными Ш. Бодлэром.

Другими французскими переводами (которых довольно много) переводчик не пользовался. Из немецких переводов имел в своем распоряжении только перевод Гедвиги Лахман (Берлин, 1891); из итальянских – А. Ортенси (Ланчиано, 1892).

Русские переводы стихов Э. По довольно многочисленны, но, к сожалению, большинство настолько неудачно, что они не могли принести никакой пользы переводчику.

Наибольшей известностью пользуются переводы К. Бальмонта (наиболее полное их собрание в I томе «Собраний сочинений Э. По в переводе К. Д. Бальмонта», изд. 3-е, М., 1911, где дан перевод 28 стихотворений). Наиболее удовлетворительны из них те, где перевод сделан белыми стихами (без рифм). В переводах с рифмами К. Бальмонт лишь очень приблизительно передает смысл английских стихов, пропуская огромное количество отдельных мыслей, образов, тем более нюансов подлинника. Форма передана не менее неудовлетворительно: утрачена вся звуковая игра стиха, особенности стихосложения, характерный поэтический синтаксис Э. По и т. под.; местами не сохранен даже размер. Достаточно привести два-три примера. К. Бальмонт пишет:

 
И дни мои – томленье,
И ночью все мечты
Из тьмы уединенья
Спешат туда, – где ты,
Воздушное виденье
Нездешней красоты!
 

Это передача следующих английских стихов:

 
And all my days are trances,
And all my nightly dreams
Are where thy dark eye glances,
And where thy footstep gleams —
In what ethereal dances,
By what eternal streams!
 

К. Бальмонт начинает одну поэму:

 
Во тьме безутешной – блистающий праздник,
Огнями волшебный театр озарен.
Сидят серафимы в покровах и плачут,
И каждый печалью глубокой смущен.
 

Эдгар По начинает ту же поэму;

 
Lo! 'tis a gala night
Within the lonesome latter years!
An angel throng, bewinged, bedight
In veils, and drowned in tears.
Sit in a theatre, to see… etc.
 

К. Бальмонт пишет:

 
Ты в (?) мыслях, и, млея (?),
Рождается звон (?).
 

Это значит:

 
Whose harshest idea
Will to melody run.
 

Или у К. Бальмонта:

 
И, лепет рождая (?),
Взрастает трава,
И музыка, тая (?),—
Жизнь мира жива.
 

Это:

 
The murmur that springs
From the growing of grass
Are the music of things —
But are modell'd, alas!
 

К. Бальмонт переводит отдельные слова, а смысл, к которому относятся эти отдельные слова, часто становится понятен только по справке с подлинником.

Весьма неудовлетворительны также переводы Вас. Федорова («Эдгар По. Поэмы и стихотворения», М., 1923, где дан перевод 12 стихотворений). Не говоря о том, что многое передано прямо неверно, в этих переводах безнадежно искажен самый тон поэзии Э. По: пропали все оттенки мыслей, изящно изысканный стих заменен тяжелым и порой трудно произносимым, вместо оригинальных рифм даны самые шаблонные и т. п. Для желающих предлагается сравнить с подлинником центральные создания Э. По «Ворон» и «Юлалюм» или его изящную шутку «Энигма», которая в передаче Вас. Федорова обратилась в малопонятный набор слов.

Наибольшее число русских переводов стихов Э. По падает на поэму «Ворон»: С. Андреевского, Д. Мережковского, К. Бальмонта, Altalena (В. Жаботинского), Вас. Федорова, не считая трех (напечатанных) редакций моего. Очень слабы переводы С. Андреевского и Вас. Федорова, лучший, кажется, Altalena. В моем переводе (последняя редакция) сделана попытка точно передать выражения «nothing more» и «nevermore», но, конечно, вряд ли ворон может выкрикивать слоги: «Больше никогда».

Очень большое число стихотворений Эдгара По впервые появляется в русском переводе в данном издании. Особенно относится это к так наз. «первоначальным редакциям» поэм, которые у Эдгара По часто являются совершенно самостоятельными произведениями. Впервые в данном издании стихи Эдгара По расположены в хронологическом порядке, чего не делают даже английские издания. Это расположение потребовало отдельного расследования, так же как библиографические данные, собранные в примечаниях.

Из критических работ об Эдгаре По я пользовался: – авторитетнейшим Дж. Ингрэма (Е. А. Рое, his life and opinions, London, 1891), упомянутой выше книгой Э. Ловриера (Е. А. Рое, sa vie et son oeuvre, Paris, 1904), очерком жизни Э. По, составленным К. Бальмонтом (Соч., т. VI), где использована, непосредственно оставшаяся мне неизвестной, книга А. Гаррисона (Life and letters of E. A. Рое, New-York, 1902–1903, 2 vol.), известными статьями Ш. Бодлэра, а в отделе библиографии также книжкой: Karl Hans Strobl, Worte Poes, mit einer Bibliographie von Moritz Grolig. Minden i. Westf. (1907).

При жизни Эдгара По было издано четыре сборника стихов, которые далее означаются как изд. 1827 года, изд. 1829 года, изд. 1831 года и изд. 1845 года:

1. Tamerlane and other poems. By a Bostonian. Boston, 1827. Calvin F. S. Thomas. 12°. 40 стр. (Изд. 1827 года).

2. Al Aaraaf, Tamerlan and minor poems. Baltimore, 1829. Hatch and Dunning. 8°. 72 стр. (Изд. 1829 года).

3. Poems. Second edition. New-York, 1831. Elam Bliss. 12°. 124 стр. (Изд. 1831 года).

4. The Raven and other Poems. New-York, 1845. Wiley and Putnam. 12°. 92 стр. (Изд. 1845 г. Этот последний сборник, при жизни Эдг. По, был переиздан еще три раза: в том же издательстве в том же, 1845, году и в следующем, 1846, году, в Лондоне – в 1846 году).

В промежутках между выходом названных изданий стихи Эдг. По печатались в разных американских журналах, так же, как после 1845 года, вплоть до смерти автора. Некоторые впервые были напечатаны после его смерти.

I. СБОРНИК 1827 г.

Первый сборник (изд. 1827), вышедший анонимно («Тамерлан и другие поэмы одного Бостонца»), всего в 40 страниц разгонистой печати, содержит юношеские произведения Эдг. По. В предисловии автор заявляет, что многие из них написаны в 1822 и даже 1821 году, когда автор был 12—13-летним мальчиком. При склонности Эдг. По к мистификациям можно не придавать полной веры этому показанию; к тому же Эдг. По постоянно, год за годом, переделывал и исправлял свои стихи. Все же, и в год выхода сборника, автору было едва 18 лет. Книжка была напечатана за счет самого Эдг. По, но в обращение не поступила. Позднее Эдг. По объяснял это «семейными обстоятельствами», – насколько верно, неизвестно.

Центральное место в сборнике 1827 года занимает поэма «Тамерлан», написанная под сильнейшим влиянием Байрона. Героем избран восточный завоеватель, тип человека с титаническими страстями и разочарованного. Тамерлан рассказывает некоему монаху свою жизнь, свою сверхчеловеческую любовь, свои подвиги, свое разочарование в жизни. Форма (4-стопный ямб) – та же, что в поэмах Байрона. В поэме много технических недостатков; стиль очень неровен. Позже Эдг. По дважды переделывал поэму, многое из нее выкинул, вставлял в нее части из других своих стихотворений, исправил наиболее бросающиеся в глаза недостатки. В последней редакции «Тамерлана» гораздо больше мастерства, нежели в ранней, но зато, в силу огромных сокращений, сюжет стал почти непонятен. – «Тамерлан» представляет интерес только для изучения эволюции Эдг. По, как поэта: сходных байронических поэм писалось в 20-х годах XIX века очень много.

Из других, очень немногих, стихотворений, входивших в сборник 1827 года, мы взяли для перевода те, в которых сказывается раннее мастерство стихотворца («Озеро», «Вечерняя Звезда»), те, которые любопытны в биографическом отношении («Сон», «Гимн Гармодию и Аристогетону»), и, наконец, те, где уже проступает будущее своеобразие Эдгара По («Имитация», «Духи смерти»). Два стихотворения («Счастливейший день» и «Песня»), – несомненно, слабые и юношески-несовершенные, но также интересны с биографической точки зрения. Надо заметить, что этим почти исчерпывается все содержание сборника 1827 года.

II. СБОРНИК 1829 г.

Второй сборник (изд. 1829), изданный в Балтиморе, лишь немногим превышающий размеры первого, так как состоит из 72 страниц, появился в свет после тех двух лет, которые Эдг. По провел частью на военной службе, частью в самых тяжелых условиях жизни. У автора было мало досуга, чтобы серьезно переработать свои юношеские создания. Тем не менее «Тамерлан», в изд. 1829 года, появился совершенно в новом виде, сильно сокращенный, почти уже приняв форму окончательной своей редакции. Рядом поставлена другая поэма, перевод которой дан в нашем изд., «Аль-Аарааф», имеющая все недостатки «неопытной руки, еще не знающей края» (выражение А. А. Фета), но по многим частностям весьма замечательная, а главное – проявляющая исключительную силу фантазии в авторе, который делает – для этой эпохи крайне оригинальную – попытку: слить искусство с наукой, основать поэтические создания на данных точного знания (в частности – астрономии, всю жизнь особенно увлекавшей Эдгара По).

Из стихотворений, входивших в изд. 1827 года, в сборнике 1829 года совершенно исключено пять. Новых стихотворений прибавлено девять. Из этих последних одно, в изд. 1829 года озаглавленное «Введение», было потом переработано для изд. 1831 г. (преимущественно – сокращено), где помещено под заглавием «Романс», другое, в изд. 1829 года, озаглавленное «Имитация» (в нашем изд. – «Прежняя жизнь предо мной»), было позднее частично использовано для других поэм; из семи остающихся тут – малозначительные «альбомные» стихотворения (какие Эдг. По продолжал писать всю свою жизнь, достигнув потом большого изящества в этом жанре), а четыре, в разных отношениях, – заслуживают большего внимания. Для эволюции идей Эдг. По очень важны «Мечты» и «Мне в юности…»; прекрасно сделан умный «Сонет к науке», который часто перепечатывался в разных антологиях; уже совершенно своеобразна поэма «Страна фей», которую можно предпочесть позднейшим обработкам той же темы. Добавим, что то же должно сказать о стихотворении «Прежняя жизнь…», которое прямо испорчено во второй редакции, и о «Введении», которое потеряло всю трагическую завлекательность своей интимной искренности в позднейшем, объективно-сдержанном, «Романсе».

III. СБОРНИК 1831 г.

Летом 1830 года Эдг. По поступил в военное училище, но в марте 1831 года уже покинул его. Тотчас после того был издан сборник стихов юного поэта, помеченный как «второе издание» (под первым разумелся сборник 1829 года, как бы только повторявший изд. 1827 года). Эпиграфом к книге выбраны слова Рошфуко: «Все в мире – правы». Книга посвящена «Кадетскому Корпусу С. Ш.». Длинное предисловие, в форме письма к мистеру Б***, излагает взгляды автора на поэзию и на современных поэтов.

Как «второе издание», книга заключает мало нового: в общей сложности, на 124 стр. только 11 произведений. В том числе две крупные поэмы: «Тамерлан», в своей третьей, окончательной редакции, причем в поэму включены стихи из некоторых ранних стихотворений, например, «Озеро», и «Аль-Аарааф», во 2-й редакции, не очень значительно отличающейся от 1-й. Из прежних стихотворений повторено только «Введение» из изд. 1829 года, сильно сокращенное и озаглавленное «Романс». Остальные семь стихотворений, напечатанные впервые, это: «К Елене», «Израфели», «Осужденный город», «Страна фей», «Айрина», «Пэан», «Долина Ниса». Большинство из них было позднее вновь переработано и напечатано вновь под новыми заглавиями.

IV. СБОРНИК 1845 г.

Большой успех «Ворона» в начале 1845 года дал возможность Эдгару По собрать свои новые поэмы в отдельном издании. То был томик, тоже небольшой, в 92 страницы, куда вошли далеко не все поэмы, написанные Эдгаром По даже в позднейшие годы. Сборник посвящен: «Благороднейшей представительнице своего пола, автору Драмы Изгнания, мисс Элисабет Баррет Баррет из Англии, с восторженным поклонением и самым искренним уважением». Далее следует небольшое предисловие, где Эдгар По, между прочим, говорит: «В силу обстоятельств, не зависевших от моей воли, я, ни в один из периодов моей жизни, не имел возможности вполне серьезно заняться тем, что в более благоприятных условиях стало бы избранным полем моей деятельности» (т. е. областью поэзии, стихов).