Текст книги "Головоломка"

Автор книги: Эд Макбейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Глава 11

Пришло время сесть, как следует подумать, и на основании имеющихся фактов сделать ряд выводов.

Ничто не может озадачить больше человека (в том числе и полицейского), чем наличие в деле множества имен, каких-то фрагментов и трупов. Остановите на улице любого добропорядочного и законопослушного гражданина и спросите, что он предпочтет, множество имен, фотофрагментов и трупов или простое убийство топориком? В пяти из шести случаев он предпочтет убийство топориком по голове в любой день недели, включая и четверг, если только это не будет День благодарения.[3]3
  День благодарения – религиозный и общественный общенациональный праздник, проводимый в США ежегодно в последний четверг ноября.


[Закрыть]

Вот как полиция представляла события.

Факт: Реннинджер убил Эрбаха и Эрбах убил Реннинджера – простое взаимоуничтожение.

Факт: Брэмли Кан нокаутировал Артура Брауна в первом же раунде с помощью “смит-и-вессона” 32-го калибра (который Браун позже обнаружил в нижнем ящике его стола) и собственные ноги – недаром Кан слыл одним из лучших танцоров в известных барах гомосексуалистов на Кабленц-сквер.

Факт: Кто-то убил Альберта Вейнберга.

ОСОБОГО ЗНАЧЕНИЯ НЕ ИМЕЕТ Факт: Кто-то убил Джеральдину Фергюсон. ОСОБОГО ЗНАЧЕНИЯ НЕ ИМЕЕТ

(Как это было решено после интенсивного допроса, этот “кто-то” не был Брэмли Каном, который, оставив Брауна в бессознательном состоянии, отправился домой прямо в объятия своего 44-летнего “близкого друга”.)

Факт(ы): В списке, написанным почерком Кармине Бонамико, было семь имен. Кармине разорвал список, вручив одну его половину своей жене Элис Бонамико, а вторую – своей любовнице – Джеральдине Фергюсон. Заботливый муж и любовник, он поделил между двумя “лучшими цветами своей жизни” не только постель и стол, но и предполагаемую добычу. Более чем обидно, что две его подруги не сумели договориться и сложить вместе свои половинки списка, поскольку с этого момента им пришлось пожинать плоды профессиональной хитрости Кармине. Да, преступление не окупается, если мужчина водит шашни с кем-то на стороне.

Факт(ы): Фотография, на которой было указано местонахождение денег из “Национальной ассоциации сбережений и кредитов”, состояла из восьми частей. Каждому своему сообщнику Кармине дал по два фрагмента, и, скорее всего, два оставил себе, будучи основателем и уважаемым лидером этой бандитской шайки.

Факт: Пит Райан, “артиллерист” со злополучного пиратского корабля, вручил один из фрагментов Доротее Макнелли – женщине, принадлежавшей всему городу, а второй – Роберту Кумбсу – этому весьма оригинальному ресторатору.

Факт: Лу Д'Амур, второй “артиллерист”, дал один из фрагментов Джеральдине Фергюсон, тонкой ценительнице искусства, а второй – своему бывшему сокамернику Дональду Реннинджеру.

Факт: Кармине Бонамико, главарь банды, вручил один из двух своих фрагментов Элис, своей жене.

Теория: Возможно ли было, что Джерри Стайн, водитель гангстерской машины, дал один фрагмент Альберту Вейнбергу, а другой – Юджину Эдварду Эрбаху?

ОСОБОГО ЗНАЧЕНИЯ НЕ ИМЕЕТ

Вопрос: Кому Кармине Бонамико отдал восьмой фрагмент фотографии – тот самый, имени владельца которого в списке не было?

Или: (если изложить все дело в форме списка, тщательно составленного Брауном и Кареллой):

ПИТ РАЙАН – Доротея Макнелли (1)

Роберт Кумбс (2)

ЛУ Д'АМУР – Джеральдина Фергюсон (3)

Дональд Реннинджер (4)

ДЖЕРРИ СТАЙН – Альберт Вейнберг – ? (5)

Юджин Э. Эрбах – ? (6)

КАРМИНЕ БОНАМИКО – Элис Бонамико (7)

В этом деле было гораздо больше вопросов, на которые полиция не могла ответить. Да, доля полицейского не самая счастливая. Например, разве не заваривший всю эту кашу Ирвинг Кратч сказал полиции, что Элис Бонамико завещала фрагмент фотографии и половину списка своей сестре Лючии Ферольо, у которой он их и выманил, нахально пообещав этой доверчивой леди тысячу долларов? И разве не он утверждал, что Лючия сообщила ему, что на целой фотографии должно быть показано место, где спрятано “il tesoro”, и разве Лючия не отрицала, что вообще говорила что-нибудь подобное? Ах, так? И если он получил эту информацию не от Лючии, то тогда от кого? От обладателя восьмого фрагмента, не внесенного Кармине Бонамико в список?

В ту ночь, когда был убит Вейнберг, Браун разговаривал по телефону с тремя людьми: со своей женой Кэролайн (ее он мог спокойно исключить из списка подозреваемых), с Вейнбергом, которого самого вскоре отправили на тот свет, и с Ирвингом Кратчем, которому он рассказал о своих успешных контактах с Вейнбергом.

Похоже было на то, что пришло время снова потолковать с Ирвингом Кратчем.

Если Крат лгал, что он получил список от Лючии Ферольо, то точно так же он мог лгать и насчет того, что провел ночь убийства в своей квартире с Сюзанной Эндикотт. Попробовать стоило. Когда вам некого подозревать, то стоит допросить даже соседского терьера. Готовясь встретить ослепительную улыбку страхового инспектора, Браун надел темные очки.

Но Кратч и не думал улыбаться.

– Это старая задница врет! – сказал он. – Все очень просто.

– А может быть, вы врете.

– Мне-то зачем? Боже мой, да ведь это я пришел к вам со всеми этими делами. Я точно так же заинтересован найти эти деньги, как и вы. Ведь это моя карьера поставлена на карту. Вы что, не понимаете?

– О'кей, я еще раз спрашиваю, – терпеливо сказал Браун, – с чего бы это милой пожилой глуховатой леди, которая едва говорит по-английски, и которая до сих пор ждет, что вы ей заплатите тысячу долларов...

– Да заплачу я ей, не беспокойтесь! Кратч своих долгов не забывает.

– И почему эта милая старушка отрицает, что она говорила вам о каком-то сокровище? Или то, что она давала вам список?

– Откуда я знаю? Спросите ее. Говорю вам, это она дала мне список и фотографию и сказала, что они связаны между собой.

– А она утверждает, что дала вам только фотографию.

– Она лжет. Сицилийцы все лгуны.

– О'кей, Кратч, – кивнул Браун. – Я хочу знать еще кое-что.

– Что?

– Я хочу знать, где вы были в ночь с понедельника на вторник, когда была убита Джеральдина Фергюсон?

– Что? За каким чертом вам это понадобилось?

– Потому что к тому времени мы уже сказали вам, что в ее сейфе ничего не оказалось. И может быть, вам взбрело в голову немножко поискать в ее квартире, точно так же, как вы шарили по другим квартирам.

– Нет, – покачал головой Кратч. – Вы не там ищите.

– О'кей, тогда скажите, где вы были в то время?

– В постели с Сюзанной Эндикотт.

– Похоже, что вы не вылезаете из ее постели.

– А вы бы отказались? – ослепительно улыбнулся Кратч.

– И, конечно, она это подтвердит.

– Пойдите, спросите у нее. Мне скрывать нечего.

– Спасибо за сотрудничество, – с иронией сказал Браун.

Вернувшись в участок, он узнал от Кареллы, что звонил Брэмли Кан, который был выпущен под залог и в ожидании суда по-прежнему занимался торговлей произведениями искусства на старом месте. Браун сразу же набрал номер Кана.

– Я хочу обсудить одну сделку, – сказал Кан.

– Сейчас приеду, – ответил Браун.

Когда он приехал в галерею, Кан дожидался его в офисе, сидя за столом в своем старомодном вращающемся кресле и мрачно разглядывая картину с обнаженной женщиной на противоположной стене. Браун уселся на один из обитых кожей стульев и выжидающе посмотрел на Кана.

Тот долго собирался, прежде чем начать. Браун ждал. Наконец, Кан произнес:

– Предположим... – и снова замолчал.

– Да? Что предположим?

– Предположим, я знаю, где находится фрагмент фотографии, принадлежащей Джерри?

– А вы знаете?

– Я сказал – предположим.

– О'кей, предположим, что знаете.

– Предположим, что я не сказал вам всего, что я знаю об этой фотографии?

– О'кей, продолжайте, продолжайте, мы все еще только предполагаем.

– Хорошо, на что в этом случае я могу рассчитывать?

– Я не могу давать никаких обещаний, – сказал Браун.

– Понимаю. Но вы могли бы поговорить с прокурором?

– О, конечно. Он очень приятный малый, этот прокурор, всегда готов немного поболтать.

– Я слышал, что с прокурором можно обговорить все, что угодно, – сказал Кан. – Ну так вот, я хочу заключить сделку.

– Ваш адвокат утверждает, что вы невиновны, хотя вы совершили нападение с применением насилия, так?

– Да, так.

– О'кей, давайте предположим, что вы хотите нам помочь, и предположим, что я могу шепнуть пару словечек прокурору, а также предположим, что он согласится признать вас невиновным по другой, более мягкой статье. Как это для вас звучит?

– По другой статье? Например?

– Например, неумышленное применение насилия?

– Какое за это наказание?

– Самое большее пять лет тюрьмы или штраф в тысячу долларов. Или и то, и другое.

– Это слишком круто, – сказал Кан.

– Наказание по вашей статье еще круче.

– Сколько?

– Максимум десять лет.

– Да, но Анатоль говорит, что я могу выиграть это дело.

– Ваш Анатоль мечтает. Вы признали себя виновным в присутствии вашего собственного адвоката, четырех детективов и полицейского стенографиста. У вас нет ни малейшего шанса выкрутиться, Кан.

– Тем не менее, он говорит, что мы можем это сделать.

– В таком случае я бы посоветовал вам сменить адвоката.

– А как насчет чего-нибудь помягче? Есть такая статья?

– Да, есть, но только вы о ней забудьте. Прокурор и слушать не станет о таких предложениях.

– Почему?

– Потому что обвинительное заключение по вашему делу у него в кармане. Он может даже вообще отказаться снизить вам наказание. Все зависит от того, насколько ценна ваша информация. И от того, хорошо ли он позавтракает в то утро, когда я буду с ним разговаривать.

– Думаю, что моя информация очень ценная, – сказал Кан.

– Как только я ее услышу, я скажу, насколько она ценная.

– Сначала скажите, на каких условиях мы договорились.

– Говорят вам, я ничего не обещаю. Если я решу, что ваша информация того стоит, я поговорю с прокурором и послушаю, что он скажет. Он может согласиться снизить вам срок.

– Звучит очень расплывчато.

– Это все, что я могу предложить, – пожал плечами Браун. – Да или нет?

– Предположим, я скажу вам... – начал Кан и замолчал.

– Я слушаю.

– Давайте начнем с фотографии.

– О'кей, с фотографии, так с фотографии.

– В ней восемь частей, так?

– Так.

– Но в списке только семь имен?

– Так.

– Предположим, я знаю, к кому попал восьмой фрагмент?

– Давайте кончать с предположениями, – сказал Браун. – Вы знаете?

– Да.

– О'кей, к кому он попал?

– К Элис Бонамико.

– Это мы и без вас знаем, Кан. Ее муж оставил ей половину списка и фрагмент фотографии. Если это все, что вы собирались...

– Нет, он оставил ей два фрагмента.

– Два? – переспросил Браун.

– Два, – кивнул Кан.

– Откуда вы знаете?

– Джерри пыталась договориться с ней, помните? Но Элис задумала выступить с позиции силы. Ну как же, ее муж дал любовнице всего-навсего половину списка, а Элис, своей законной супруге, не только половину списка, но и два фрагмента этой фотографии. А это может заставить женщину почувствовать себя важной персоной.

– Да, это было весьма заботливо с его стороны, – сказал Браун. Он вспомнил, как Ирвинг Кратч клялся, что получил половину списка и всего один фрагмент от Лючии Ферольо. Если у Элис Бонамико и в самом деле было два фрагмента, то почему она завещала сестре только один? И где теперь этот недостающий фрагмент, восьмой по счету? Он решил спросить у Кана.

– Где сейчас находится этот восьмой фрагмент?

– Не знаю, – ответил Кан.

– М-да, это действительно ценная информация, – саркастически хмыкнул Браун. – Когда я буду говорить с прокурором, он может даже свести все обвинение к плевкам на тротуар, что является всего лишь мелким хулиганством.

– Но зато я знаю, где находится фрагмент Джерри, – невозмутимо произнес Кан. – И поверьте, это ключевой фрагмент. Не думаю, что Бонамико понимал, насколько это важный фрагмент, иначе он не доверил бы его такому болвану, как Д'Амур.

– О'кей, – сказал Браун. – И где он?

– Прямо за вашей спиной.

Браун обернулся и посмотрел на стену.

– Сейф мы уже обыскивали.

– Он не в сейфе.

– А где?

– Помогите мне, пожалуйста, – попросил Кан и подошел к картине. Вдвоем они сняли картину со стены и положили на ковер изображением вниз. Сзади она была обклеена коричневой бумагой, похожей на оберточную. Кан ногтем поддел один из углов и вытащил блестящий черно-белый фрагмент, зажатый между рамой и холстом.

– Voila, – сказал он, протягивая фрагмент Брауну.

– Ну, – сказал Кан, – что вы теперь скажете?

– Я думаю, вы правы, – кивнул Браун. – Это ключевой фрагмент.

Это действительно был ключевой фрагмент, поскольку он давал перспективу всей фотографии. Теперь они поняли, почему там не было неба – снимок был сделан сверху. Направив камеру вниз, фотограф заснял то, что теперь оказалось дорогой и частью тротуара. Установив перспективу, детективы увидели, что на фрагменте в форме головы Утенка Дональда были изображены: три скамейки (в районе затылка), провалившаяся цементная заплата на асфальте (образовывавшая глаз птицы) и ряд из пяти столбиков для ограды (проходивший вертикально через клюв). Клюв, выступающий в...

Не в грязь, не в асфальт, не в штукатурку, а в воду.

Холодную чистую воду.

Если учесть тот факт, что Кармине Бонамико и его бестолковая команда пыталась уйти от погони по Ривер-роуд, то, возможно, вода была не такой уж чистой, возможно, вода была слегка загрязнена, но то, что это была вода реки Дикс, омывающей южную конечность Айсолы, не вызывало сомнений. Быстро посовещавшись в участке, Карелла и Браун пришли к выводу, что фрагмент с Утенком Доналдом можно будет легко распознать с воздуха.

Но это оказалось не так-то просто.

Они вызвали полицейский вертолет и почти три часа летали взад-вперед над рекой, снижаясь в тех местах, где боковые улицы выходили на шоссе. Одна такая улица была изображена в верхнем левом углу фотографии, и они рассчитывали найти неуловимого утенка с его “глазом” чуть пониже пересечения улицы и шоссе. Тротуар со скамейками и оградой тянулся вдоль всей реки. Карелла и Браун насчитали тридцать четыре улицы, выходящие на шоссе и разделенные интервалами в десять кварталов. Единственная их надежда обнаружить нужный перекресток – найти цементную заплату на асфальте.

Но ограбление было совершено шесть лет назад.

И какими бы медлительными не были городские ремонтники, за это время они проделали чертовски хорошую работу над “глазом Утенка Дональда”.

Без восьмого фрагмента найти нужное место было просто невозможно.

Глава 12

Иногда можно раскрыть преступление, действуя простым методом исключения, который, как известно, является наименее захватывающим из всех возможных. Где это сказано, что полицейских можно бить по голове каждый день? Полицейские могут быть туповатыми, но не настолько же? Когда дело близится к завершению, когда почти все, бывшие на подозрении, либо мертвы, либо невиновны, появляется повод определить, кто лжет и почему. Есть много вещей, которые полицейские не понимают, но зато они очень хорошо понимают, когда человек лжет.

Например, им непонятно, зачем воры тратят столько времени и сил на подготовку и совершение преступления (что само по себе сопровождается немалым риском), когда то же количество времени и сил, потраченное на какое-нибудь легальное занятие, в конце концов, может принести куда большую прибыль. Детективы 87-го участка, все как один, были убеждены, что подлинным мотивом, по крайней мере, половины всех преступлений, совершенных в этом городе, было удовольствие – все очень просто – удовольствие от игры в Сыщиков и Воров. Забудьте о таких мотивах, как стремление к наживе, забудьте о страстях, о ненависти и о бунтарском духе – все сводится к игре в Сыщиков и Воров.

А чем еще занимался Кармине Бонамико, как не играл в эту игру? Этот умник взял фотоаппарат, сфотографировал Ривер-роуд с самолета или откуда-то еще, потом быстренько прочертил несколько линий на снимке, порезал его на кусочки, раздал их своим ребятишкам и все: полная тишина, никому ни слова, совершенно секретно – чистой воды игра в Сыщиков и Воров. Какого черта он просто не шепнул на ушко каждому из них, где находятся деньги, и не попросил их сделать то же самое со своими друзьями и любовницами? Э, нет. Тогда это лишило бы преступление Игрового Аспекта. Уберите элемент удовольствия из преступной деятельности, и все тюрьмы на свете опустеют. Кто может постичь психологию вора? Уж конечно не полицейские. Они даже не могли понять, откуда у Ирвинга Кратча взялось столько наглости, чтобы явиться к ним в участок и попросить помочь найти деньги. Разве только это не было связано с Игровым Аспектом, с острым удовольствием от игры в Сыщиков и Воров?

Однако они все же поняли, что Кратч не сказал им всей правды о том, где он находился во время убийства Альберта Вейнберга и Джеральдины Фергюсон; когда человек лжет, это становится ясно с такой же быстротой, с какой сверхзвуковая ракета проходит сквозь атмосферу, и не надо работать в НАСА, чтобы это понять. Ведь алиби Кратча подтверждалось лишь девушкой, с которой он спал с незапамятных времен – вряд ли это самый надежный свидетель защиты. И тем не менее показания Сюзанны Эндикотт, пока их никто не опроверг, имели юридическую силу и не позволяли посадить; Кратча на скамью подсудимых. В наше время становится все труднее арестовать человека, даже если вы застали его над окровавленным трупом с ножом в руке. А как вы арестуете усатого ловкача, у которого есть алиби размером с полуостров?

Действительно, как?

Карелле первому в голову пришла эта идея.

Он обсудил ее с Хейзом, и тот сказал, что это слишком рискованно. Но Карелла продолжал настаивать, что это отличная идея, особенно если учесть, что Сюзи Эндикотт родом из Джорджии[4]4
  Джорджия – один из бывших рабовладельческих штатов южной части США, где еще бытуют расистские предубеждения и предрассудки.


[Закрыть]. Хейз высказал мнение, что Браун может обидеться, даже если они просто намекнут на это, но Карелла был уверен, что Браун воспримет эту идею всем сердцем. Хейз возразил, что, мол, идейка-то не ахти какая – Сюзи живет на Севере уже, по крайней мере, четыре года и по ее же словам провела половину этого времени в постели с Кратчем. Карелла настаивал, что старые предрассудки и стереотипы умирают не так уж легко, о чем свидетельствует нежелание самого Хейза даже заикнуться Брауну насчет этой идеи.

Хейз обиделся и заявил, что он самый терпимый человек на свете, и что именно это его качество не позволяет ему обидеть Брауна, да еще предложив ему идею, которая, скорее всего, просто не сработает. Карелла раздраженным тоном поинтересовался, как в таком случае им расколоть Сюзи: и он, и Хейз, безуспешно пытались это сделать, так что единственно возможный способ заставить Сюзи заговорить – это напугать ее так, чтобы у нее поджилки затряслись. Хейз крикнул в ответ, что чувства Брауна и добрые отношения с коллегами для него куда важнее, чем какое-то там убийство, а Карелла заорал, что предрассудки – это, конечно, прекрасно, особенно если белый не может даже поделиться превосходной идеей с негром только потому, что боится ранить его чувства.

– О'кей, ты сам его об этом попросишь, – раздраженно сказал Хейз.

– И попрошу, – заверил Карелла.

Они вышли из комнаты для допросов и подошли к Брауну, который, сидя за столом, в тысячный раз изучал фотографию.

– Арти, у нас есть одна идея, – сказал Карелла.

– Это у него есть идея, – поправил Хейз. – Это его идея, Арти.

– Что за идея? – поинтересовался Браун.

– Ну, видишь ли, – сказал Карелла, – у нас у всех сложилось одинаковое мнение, насчет Кратча, верно?

– Верно.

– Он так хочет зацапать эти 750 тысяч, что у него аж руки позеленели. И никто меня не убедит, что его карьера имеет к этому какое-то отношение.

– Меня тоже, – согласился Браун.

– Он хочет эти деньги, и все тут. В ту самую минуту, как он их получит, он, скорее всего, рванет куда-нибудь в Бразилию вместе со своей Сюзи.

– О'кей, и как нам до него добраться? – спросил Браун.

– Мы должны пойти к Сюзи.

– Но ведь мы уже были у Сюзи! – удивился Браун. – Ты говорил с ней, Мейер говорил, Коттон говорил... Она четко покрывает Кратча.

– Еще бы, она спит с этим парнем целых четыре года, – проворчал Хейз, которого до сих пор раздражала эта мысль.

– Еще три года, и они будут мужем и женой в глазах закона, – сказал Карелла. – Что же по-твоему, она не будет его выгораживать?

– О'кей, допустим, она врет, – сказал Браун.

– Да, давай допустим, что она врет. И допустим, что Кратч все же выходил из квартиры – первый раз, чтобы убить Вейнберга, и еще раз – чтобы убить Джеральдину Фергюсон.

– О'кей, предположим, так оно и было. Как мы это докажем?

– Ну, скажем сегодня ночью мы заявимся к Кратчу и начнем задавать ему кучу вопросов. Просто для того, чтобы отвлечь его, понимаешь? Чтобы точно знать, что он не залег в постель с крошкой Сюзи.

– Да?

– И, скажем, часа в два ночи кто-то начнет ломиться в дверь к крошке Сюзи и возьмет ее в оборот.

– Брось, Стив, мы не можем это сделать, – неуверенно произнес Браун.

– Я же не говорю, что мы и в самом деле грубо с ней обойдемся, – успокоил его Карелла.

– Говорил я тебе, он на это не пойдет, – сказал Хейз.

– Я имею в виду, мы только заставим ее так подумать. Ну, что мы круто с ней обойдемся.

– Ас чего ты взял, что она так подумает? – недоумевающе спросил Браун. – Если мы не собираемся грубо с ней обходиться...

– Она из Джорджии, – сказал Карелла.

В комнате стало тихо. Хейз уставился на свои ботинки.

– Кто пойдет к Кратчу? – спросил Браун.

– Мне кажется, что Коттон и я вполне могли бы это сделать.

– А кто пойдет пугать Сюзи?

В комнате снова наступила тишина. Стало отчетливо слышно, как тикают часы на стене.

– Понял! – Браун широко улыбнулся. – Слушай, мне это нравится!

Хейз неуверенно покосился на Кареллу.

– Ты это сделаешь? – спросил тот.

– Говорю тебе, мне это нравится, – засмеялся Браун, и тут же перешел на грубый южный диалект. – Мы пошлем большого черного Ниггера напугать до смерти нашего персика из Джорджии, да, сэр... Ребята, мне это по вкусу!

Предрассудки – это замечательно, стереотипы – просто великолепно...

В два часа ночи Сюзи Эндикотт открыла дверь и остолбенела от ужаса – перед ней материализовался самый жуткий кошмар, который только способен прийти в голову девушке из южного штата – огромный Ниггер явился посреди ночи, чтобы изнасиловать – об этом не раз предупреждала Сюзи ее мать. Она попробовала закрыть дверь, но насильник неожиданно закричал:

– Вы попридержите дверь-то, мисси. Тут закон! Детектив Артур Браун из 87-го участка. У меня есть кой-какие вопросики!

– Но... почему ночью? – пролепетала Сюзи.

Браун ухмыльнулся и взмахнул своим значком.

– Эту жестянку здесь положено уважать в любое время дня и ночи! Вы меня впустите или мне тут устроить небольшой тарарам?

Сюзи заколебалась. Браун подумал, не слишком ли он переигрывает, но решил, что пока все идет как надо. Не дожидаясь ответа, он прошел мимо нее в квартиру, швырнул шляпу на столик в прихожей, огляделся и одобрительно присвистнул. – Ого, да у тебя здесь шикарное гнездышко. Никогда не бывал в таких.

– Что... что вы хотели спросить? – испуганно произнесла Сюзи. Поверх ночной рубашки на ней был халат, и теперь ее правая рука была крепко сжата на воротнике халата.

– Ну-ну, куда это мы так торопимся, а? – игриво хохотнул Браун.

– Мне... мне утром на ра... работу. Я... я должна немного поспать, – сказала Сюзи и вдруг поняла, что допустила ужасную ошибку, упомянув что-либо, что могло даже отдаленно навести на мысль о постели. – То есть, я хотела сказать...

– О, я знаю, что ты хотела сказать, – мерзко ухмыльнулся Браун. – Присядем.

– О... о чем вы хотели спросить?

– Я сказал – присядем! Ты будешь делать то, что я говорю, и все будет отлично, о'кей? Если нет, то...

Сюзи тут же села, поспешно подобрав полы халата.

– Какие клевые ножки, – заметил Браун, откровенно ее разглядывая. – У тебя отличные стройные белые ножки, доложу тебе, крошка.

Сюзи облизнула губы и нервно сглотнула. Браун неожиданно испугался, что она сумеет преодолеть страх, прежде чем он подойдет к финалу своего спектакля. Он решил нажать на нее покрепче.

– Полчаса назад мы взяли твоего дружка, – сказал он. – Так что если ты думаешь, что он тебе поможет, забудь об этом!

– Что? Кого? О ком вы говорите?

– Об Ирвинге Кратче, твоем любовничке. Вам не стоит заливать нам, мисси. Прокурору это не понравится.

– Я никому... никогда не лгала, – прошептала Сюзи.

– Это про то, что ты с ним в койке все время валялась? Про то, как вы с ним любились, когда пришили этих двоих? – Браун прищелкнул языком. – Будет врать-то. Ты меня оч-чень удивляешь.

– Да, мы занимались этим, честное слово... мы, – начала Сюзи и, внезапно осознав, что они говорят о сексе, посмотрела Брауну в глаза, натолкнулась на застывший похотливый взгляд сексуального маньяка и подумала, удастся ли ей выбраться живой из этой переделки? Она вспомнила, как мать предупреждала ее никогда не одевать узкую юбку в присутствии чернокожих, потому что в этих людях легко пробуждается животное начало.

– Ты в серьезной беде, – сказал Браун.

– Я не...

– В очень серьезной беде.

– ...лгала никому, клянусь.

– Есть только один способ выпутаться из этого.

– Но я не...

– Только один способ, мисси.

– ...лгала, правда. Честное слово. Честно, офицер, – она услышала в своем голосе заискивающие нотки. – Офицер, это правда, клянусь вам. Я не знаю, что вам сказал Ирвинг, но поверьте, я не лгу. Честное слово, офицер, если хотите, можете проверить. Разумеется, я не стала бы лгать ни полиции, ни тем симпатичным детективам, которые...

– У тебя есть только один способ спасти свою маленькую задницу, – повторил Браун и заметил, как побледнело ее лицо.

– Что... что такое? – пискнула Сюзи. – Какой способ?

– Ты должна выложить все начистоту! – рявкнул Браун и встал во весь свой огромный рост – мышцы перекатываются, глаза злобно горят, голова опущена, руки свисают по бокам, как у огромной черной гориллы и шагнув к ней, скорчившейся от страха на краешке стула, он проревел свирепым голосом Ниггера из Темного Переулка:

– Ты выложишь все сейчас же, или я поговорю с тобой по-другому!

– О, боженька милый! – ломая руки, воскликнула Сюзи, – да, да, он выходил из квартиры, оба раза выходил, я не знаю, где он был, я больше ничего не знаю! Если он убил этих людей, то я здесь ни при чем!

– Благодарю вас, мисс Эндикотт, – сказал Браун своим обычным голосом. – А теперь будьте любезны одеться и проследовать со мной в участок.

Сюзи уставилась на него, не веря своим глазам. Куда подевался жуткий насильник? И кто такой этот вежливый джентльмен, неизвестно как оказавшийся на его месте? Когда же до нее наконец дошло, как просто ее провели, она опустила глаза, закусила губу и произнесла:

– Слушай, говори мне “пожалуйста”, когда просишь меня куда-нибудь пойти.

– Идите к черту! – сказал Браун. – Пожалуйста.

– Проклятая тварь! – злобно выдохнул Кратч.

Он мог говорить о Сюзи Эндикотт, но нет, это относилось к покойной Элис Бонамико, жене покойного гангстера, как оказалось, сумевшей перехитрить самого Кратча. Расследуя ограбление банка, он узнал от вдовы Кармине, что у нее имеются “различные документы и фрагменты фотографий”, указывающие место, где спрятаны деньги “Национальной ассоциации сбережений и кредитов”. Он торговался с ней несколько месяцев, пока они не сошлись на подходящей цене. Она отдала ему половину списка и фрагмент фотографии, которые он и показал полиции.

– Но я не знал, что у нее есть еще один фрагмент, – сказал Кратч. – Я не знал об этом до тех пор, пока не прочитал завещание и не поговорил с ее сестрой. Тогда-то я и получил этот фрагмент. Восьмую часть головоломки. Самую важную. Которую эта сука скрыла от меня.

– И которую вы, естественно, нам не дали, – добавил Браун.

– Естественно. На ней показано точное местонахождение этих денег. Вы что думаете, я полный идиот?

– Почему вы пришли к нам?

– Я ведь уже сказал, почему. Кратчу была нужна помощь. Кратч больше не мог справиться с этим делом в одиночку. Кратч прикинул, что может быть лучше расследования, чем обратиться в полицию.

– Да, внакладе вы не остались.

– Зато меня надула эта сука, Элис Бонамико. Я заплатил ей десять тысяч долларов за половину списка и ничего не значащий клочок фотографии. Десять тысяч долларов! Все, что у меня было, до последнего цента!

– Но вы, конечно, нацелились на еще большие деньги?

– Это была инвестиция, – пояснил он. – Кратч рассматривал свою сделку с Элис Бонамико как вложение капитала под будущий дивиденд.

– Ну, хорошо, – сказал Браун, – теперь Кратч может рассматривать это как потерю капитала. Зачем вы убили Вейнберга?

– Потому что вы сказали мне, что у него есть другой фрагмент, и он мне был нужен. Послушайте, ребята, мы бежали с вами наперегонки. Я знал, что опережаю вас, потому что у меня уже был фрагмент с крестом, но, предположим, вы бы вдруг заартачились и отказались показать мне все остальное? Вы же знаете, я занимаюсь страховым бизнесом. Фрагмент Вейнберга мне был нужен для страховки, вот и все.

– А Джерри Фергюсон?

– То же самое. Страховка. Я пришел к ней искать этот фрагмент, потому что узнал от вас, что в сейфе его нет. Где еще он мог быть? Только у нее дома, верно? Я не собирался убивать ее, но она начала кричать сразу же, как только я вошел. Я был слишком близко к цели, чтобы позволить кому-то остановить меня. Вы не представляете, как близко я был к тому, чтобы сложить полную картину. Вы, ребята, помогли мне даже больше, чем думаете. Я почти завершил ее.

– Да, что ни говори, а котелок у вас варит, – покачал головой Браун. – Вы обратились за помощью к полиции, чтобы с ее помощью обнаружить, где спрятано награбленное. Для этого нужна голова на плечах.

– Хорошая голова, – поправил Кратч.

– О, да, – согласился Браун.

– Было нелегко придумать все это.

– Теперь у вас будет много времени, чтобы подумать еще больше.

– В тюрьме, вы хотите сказать? – спросил Кратч.

– Вот теперь у вас сложилась полная картина, – кивнул Браун.

На этот раз полет на вертолете завершился успешно. Хотя на Ривер-роуд выходило тридцать четыре улицы, только одна из них была расположена напротив двух групп торчащих из воды камней. По совпадению эти валуны находились чуть западнее моста, ведущего в Калмз-Пойнт, с которого, по-видимому, Бонамико и сделал этот снимок, стоя на мосту в пятидесяти футах над поверхностью воды. Они посадили вертолет примерно там, где должен был находиться “глаз Утенка Дональда” до того, как его зацементировали городские ремонтники, потом подошли к берегу, глянули на мутные воды реки Дикс и ничего не увидели. Крест Кармине Бонамико несомненно отмечал нужное место, но грязная вода не позволяла разглядеть желанного сокровища. Они не обнаружили денег, пока с помощью драги не вычерпали грунт в прибрежной полосе в районе отметки. Только тогда они нашли старый кожаный саквояж, набухший от воды и позеленевший от плесени, в котором было 750 тысяч долларов в твердой американской валюте, слегка отсыревших, но вполне пригодных к обращению.